Глава 22

Они сидели так, не шевелясь, минут десять, в течение которых Белла прислушивалась к ровному сердцебиению Эдварда, стараясь заставить свое сердце биться так же спокойно. Но оно изо всех сил колотилось, выдавая ее всепоглощающий страх перед неизвестностью, а низ живота тяжело тянуло вниз, будто его заполнили неровные, острые кубики льда.

Ей нужно было что-то сказать, начать как-то этот неизбежный разговор, но она все не решалась. Ей было так страшно, так тяжело что-либо говорить…

- Зачем он приходил? – наконец спросил Эдвард равнодушным голосом, от которого Беллу передернуло.

«Я должна, я должна, я должна ему все рассказать»

Она прерывисто вздохнула.

- Он пришел сделать мне предложение.

- Предложение? – удивленно спросил молодой человек. – После всего, что он сделал?

- Да. Он надеялся на… - она сглотнула и сказала не то что хотела, что должна была сказать, - что-то.

Но Эдвард уловил это. Он аккуратно высвободил свою руку, которую обвивала Белла, и нервно взъерошил волосы, после чего взглянул на девушку. Она беспомощно смотрела на него в ответ, ее бледные руки подрагивали.

- Что происходит, Белла? Что здесь произошло? Почему он шантажировал тебя Калленом? Какое ты имеешь к нему отношение?

Она схватила себя за локти и изо всех сил прижала руки к груди, надеясь таким образом разжать, облегчить тугой узел в животе, который, казалось, скручивал желудок. Но потом, в один момент, все вдруг прекратилось. Мышцы расслабились, и девушка почувствовала себя мягким, чуть подрагивающим желе.

Белла быстрым, отрывистым движением заключила неожиданно холодную руку Эдварда в свои теплые ладони.

- Эдвард. Я прошу тебя, я умоляю. Выслушай меня до конца. Просто слушай и не перебивай…, пожалуйста.

Он коротко кивнул, и она, выпустив его руку, сцепила свои ладони в замок и уперлась взглядом в пол, выстланный приятным бежевым ковром. Девушка зажмурилась на мгновение, после чего негромко вздохнула.

- Ты помнишь, тот вечер, когда мы шли после концерта Эммета на пляж? Это был наш первый вечер, и я рассказывала тебе о себе и об Элис, - она сделала короткую паузу, пытаясь в который раз собраться с силами, чтобы рассказать всю правду. Впервые за три года говорить, ничего не скрывая. – Все что я говорила о нашей жизни после того, как мы переехали в Нью-Йорк, было ложью. Почти все.

- Когда мы переехали…у нас не было ничего. Мы очень долго не могли найти работу, у нас совсем не было денег. Я устроилась в библиотеку на выдачу книг, а Элис действительно работала в редакции…девочкой на побегушках. Денег все равно было ужасно мало; весь год мы еле-еле сводили концы с концами. Часто мы не могли собрать нужную сумму, чтобы заплатить за аренду нашей малюсенькой квартирки в Бронксе, - девушка на мгновение подняла глаза на Эдварда, который не отрываясь смотрел на нее. В его взгляде читался только интерес, и Белла снова отвернулась, понимая, что эти прекрасные, пронизывающие глаза спустя всего несколько минут могут загореться ненавистью. Не было пути назад. И она пошла вперед.

- Еще в университете я писала небольшие рассказы и истории. Иногда составляла статьи для местных газет. А на последнем курсе я написала роман, который был сразу же убран в стол – я писала для себя и не хотела даже пробовать его напечатать. Когда мы с Элис, после года невыносимо тяжелой жизнь в Нью-Йорке, уже совсем отчаялись, Эл вспомнила о моем романе. Она уговаривала меня попытаться издать его, потому что даже скромный тираж мог принести хоть какие-нибудь деньги… И я пошла. От полнейшей безысходности. Семнадцать издательств мне отказали. И только в последнем, восемнадцатом, были согласны принять мою рукопись, - Белла перевела дыхание и на одну томительную секунду закусила нижнюю губу, после чего тихо продолжила. – Но у них было условие – книга должна быть издана под мужским псевдонимом.

- Мне было все равно, - быстрой скороговоркой заговорила Белла, когда услышала короткий отрывистый вздох понимания, который сорвался с губ Эдварда. – Нам настолько отчаянно были нужны эти деньги, что я была согласна почти на любые условия, лишь бы книга вышла и мне выплатили гонорар. И…и я не думала, что буду писать еще! Когда первая книга стала известной и популярной, мои издатели быстро заключили со мной контракт, и так я стала писателем… - ее голос в отчаянии сорвался, а глаза почему-то начало предательски щипать, но она нашла в себе силы тихо, почти шепотом закончить, - писателем с чужим именем.

В воздухе повисла тишина. Тяжелая, густая и давящая. Она была такой плотной, что казалось ее можно потрогать, можно ощутить на своих пальцах. Можно было почувствовать ее мучительную атмосферу, напряжение, которым было пропитано все вокруг.

Белла, с бледным, осунувшимся лицом, оглянулась на Эдварда. Он безмолвно сидел на диване, и его взгляд был направлен прямо перед собой, а в глазах…в глазах удивительным, ужасающим образом были смешаны опустошенность и невыносимая боль. Его руки были сжаты так плотно, что побелели костяшки длинных, музыкальных пальцев. Он был похож на восковую фигуру: прекрасную, но безмолвную и скованную оцепенением. Только глаза были живыми на этом будто внезапно замороженном потрясением лице, только они передавали ту муку, которая сейчас царила в душе молодого человека.

- Эдвард, - негромко, почти беспомощно позвала его Белла.

Он медленно повернул голову, чтобы видеть девушку, и внутри что-то оборвалось, когда она увидела его лицо, его родное, любимое лицо, перекошенное болью.

- Почему? Почему, Белла? Почему ты мне ничего не сказала? – спросил Эдвард, и его голос звучал удивительно спокойно и ровно. Только его английский акцент, который обычно не был заметен, вдруг усилился в десятки раз.

- Я была связана контрактом. Правду могли знать только члены моей семьи и Элис. Я не могла, я не могла… - сбивчиво повторяла она, а потом что-то сломалось, плотина, не выдержав, рухнула, и мощные, сносящие все на своем пути потоки воды вырвались наружу, обнажая чувства девушки. – Я хотела. Я так хотела рассказать тебе все, когда узнала о твоей жизни, которая была загублена мной. Господи, как хотела все тебе рассказать!

- И почему ты тогда этого не сделала? – хрипло спросил Эдвард, и огромные шоколадные глаза Беллы наполнились слезами.

- Я боялась тебя потерять, - просто сказала она, и две слезинки быстро сбежали по щеке.

Молодой человек шумно вздохнул и закрыл лицо ладонями.

- Я не могу так, - сжимая пальцами виски, сипло пробормотал он после тяжелой паузы. – Я не хочу сейчас что-либо говорить. Просто…

- Эдвард, пожалуйста… - прошептала Белла пересохшими губами, но молодой человек не дал ей закончить.

Он резко поднялся с дивана, в нерешительности нахмурил брови и прикрыл глаза.

- Я думаю, мне нужно уйти, - быстро пробормотал Эдвард. – Прости.

И он ушел.

А слезы скатывались вниз, оставляя на щеках едва различимые влажные соленые дорожки. Как свидетельство той безысходности, что царила в ее душе, раздираемой на части болью, ужасом, потерей и всепоглощающей ненавистью. Ненавистью к самой себе.

…

Он быстро спустился по маленькой лесенке порога и почти бегом пересек двор, остановившись только рядом с темным соседним домом. Сжав голову руками, Эдвард медленно сполз вниз по высокому угловому столбику забора и сел на асфальт, прижав ноги к груди и уткнувшись носом в колени. Спустя несколько мгновений его поза расслабилась, и Эдвард, закинув голову назад, аккуратно прислонил ее к холодным кованым прутьям, его глаза увидели темнеющее небо, странно контрастирующее с причудливыми красными, розоватыми бликами уходящего закатного солнца. И тогда взгляд его прояснился.

Молодой человек достал из кармана пиджака сотовый телефон и по памяти набрал номер. Долго и тягуче неслись длинные отрывистые гудки, после которых раздался знакомый Эдварду голос.

- Да? – на заднем фоне были слышны приглушенные звуки мелодичной музыки, негромкое позвякивание бокалов и нестройный шум голосов.

- Ты знал? – просто спросил Эдвард и, прижимая трубку к уху, завороженным взглядом рассматривал удивительное по своей красоте небо.

- Знал что? – непонимающе переспросил Джаспер.

- О писателе.

- Что? О писателе? Откуда я могу знать? И вообще что я должен знать? Эдвард, с тобой все в порядке?

- Дай, пожалуйста, Элис.

- Эмм…ладно, хорошо, - хмуро согласился Джас и через несколько секунд в трубке раздался звонкий голосок.

- Эдвард?

- Почему она мне ничего не сказала? – бесцветным голосом пробормотал молодой человек, сидя на ледяном асфальте.

- Не сказала что? – дотошно попыталась уточнить Элис.

- Почему она мне ничего раньше не рассказала об Эдварде Каллене …О писателе?

Недолгое молчание, тугое, как натянутый трос, повисло между девушкой и молодым человеком.

- Где она? – спокойным, но слегка взволнованным голосом спросила Элис.

- Дома.

У нее невольно вырвался короткий вздох облегчения.

- Как ты узнал? – спросила Элис, теребя в левой руке матерчатую салфетку с эмблемой дорогого ресторана, и посмотрела прямо перед собой на встревоженного Джаспера.

- Она сама мне сказала. Она рассказала мне все.

- Нет, нет! – Элис отрицающее замотала головой. – Белла не могла, она бы не стала…

- К ней пришел ее бывший. Я услышал, как он шантажировал ее тем, что выдаст газетам кто такой Каллен. После того как я послал его ко всем чертям… - он вздохнул и нервно запустил левую руку в спутанные бронзовые волосы, - я просил ее объяснить всю эту ситуацию.

- Почему, Элис? Почему она не рассказала мне все раньше? – спустя короткую паузу спросил он, и в его голосе была слышна непередаваемая боль.

- Она любила тебя. И любит. Поэтому и не смогла, - мягко заговорила Элис, попытавшись отодвинуть на задний план собственные чувства, которые захлестнули ее после краткого рассказа Эдварда. – Она полюбила тебя еще в ваш первый вечер, в вашу первую ночь. Да черт, она влюбилась в тебя, когда ты наступил ей на ногу на концерте! Она не хотела ничего начинать. Она не хотела сближаться с тобой, потому что понимала, что тебе лгать будет в десятки, в тысячи, в миллионы раз сложнее, чем целому миру вокруг! И не потому что она фиговая вруша, хотя она действительно такая. А потому что она была связана контрактом, раз, и потому что слишком сильно любила и боялась ранить тебя, это два.

Элис резко закончила свой пламенный монолог, чтобы перевести дыхание, и Эдвард воспользовался этой короткой передышкой.

- Она никогда не говорила что любит, - пробормотал он, вытягивая затекшие ноги.

С той стороны раздалось упрямое фырканье и глухой звук отодвигающихся стульев.

- Нет, ну а ты думал, что она будет кидаться тебе на шею и говорить, как она тебя обожает? Прибавь ко всем душевным тревогам и переживаниям, какие у нее вызвали твоё имя и твоя история, в печальном исходе которой она, с упорством самурая, делающего харакири, винила себя, - слова вылетали, как из пулемета, и Эдварду с трудом удавалось следовать за направлением мысли маленькой подруги Беллы. - Так вот прибавь к ним еще и ублюдочного козла, который бросил ее после двух с половиной лет отношений ради денег. Причем бросил самым отвратительным образом на ее дне Рождения, который она, наверное, возненавидит до конца своих дней! Она, черт бы побрал этого выродка, любила его! И боялась нового чувства как огня. И вообще, - вдруг раздраженно бросила она, - с какого перепоя я тебе все объясняю?! Ты же у нас психолог, ты должен в триста раз лучше меня понимать Беллу!

- Элис, я пытаюсь, я пытаюсь понять ее, и…

- Знаешь что? – полным издевки и сарказма голосом задалась насмешливым вопросом девушка. – За последние минуты три я открыла для себя кое-что удивительное и одновременно странное. Не хочешь знать что это?

Ответом ей было молчание и тяжелое дыхание Эдварда.

И тогда Элис сорвалась, а яркий звон колокольчиков в ее голосе превратился в полное упреков шипение.

- Я поняла, что во всех своих бедах, в которых обвинял писателя, ты виноват сам. А знаешь почему? Потому что ты хреновый психолог, если не можешь прямо сейчас понять мою лучшую подругу! Да она за эти три года столько натерпелась, что твои собственные проблемы покажутся мелкими неудобствами! Белла еле-еле, с огромным трудом, вышла из тяжелейшей депрессии, когда она только начала печататься! Она ненавидела всей душой этого проклятого писателя, потому что…потому что она ненавидела всю эту ложь! А ты знаешь, каково ей было начинать отношения с тобой? Как она боялась? Как она сомневалась и срывалась обратно в Нью-Йорк, в свою ракушку под названием пентхаус на Манхэттене? А сейчас она, абсолютно одна, рыдает в приступе истерики и, наверное, бьется головой об стену, потому что винит во всем себя и потому что любит тебя! Она льет слезы из-за тебя! Потому что ты не можешь ее понять, дурак ты чертов! – ее высокий голос захлебнулся, и Эдвард услышал шорох с той стороны.

- Нет уж, Джас, я ему все скажу! - визгливо закричала она. Раздался отрывистый звук цоканья каблуков по асфальту.

- Ты слышишь меня, Эдвард Каллен? Моей лучшей, любимой, единственной, маленькой, несчастной, - напряжение и высота с каждым новым эпитетом исчезали из голоса, теперь в нем стояли слезы, - натерпевшейся в этой жизни, страдающей, чуткой Белле сейчас очень, очень плохо. Плохо потому что она влюбилась в тебя, а ее воздушный замок рушится в одночасье, по ее собственной вине. Она не заслуживает этого, Эдвард. Она достойна лучшего. Она перенесла столько всего. Столько боли, столько ненависти к самой себе, столько слез и депрессий…Она заслуживает любви. А еще больше чем любви она заслуживает понимания. Ей нужно, чтобы ее кто-нибудь обнял за плечи и тихо прошептал на ухо: «Все ничего, все будет хорошо. Я знаю, каково тебе и понимаю…». Она сильная, она очень сильная. Но даже сильнейшие из нас нуждаются в поддержке. А Беллу нуждается в твоей поддержке, потому что она любит тебя, - совсем шепотом закончила Элис, сидя на уличной скамейке у входа в дорогой ресторан. Джаспер безмолвно держал ее за руку, а по ее щекам скатывались слезы. Сестринские слезы обиды за Беллу.

Эдвард снова поднял голову и посмотрел на причудливое небо. Граница между сегодня и завтра – место, где темнота вытесняет красное солнце заката… Граница между закатом и рассветом. За закатом следует ночь, а за звездной ночью следует яркий, молодой рассвет и солнечный погожий денек с прохладным ветром. Это повторяется десятилетиями, веками, тысячелетиями, миллионами лет, все время по кругу. Так заведено природой, заведено высшим порядком, который не нарушится никогда. Ничто не в силах изменить его, остановить его или поменять части местами. Эдвард не знал, когда наступит закат его жизни, да и не мог знать. Но он точно знал, где будет закат старого этапа, полного разочарований и пустых надежд. Он сам определил свой рассвет, рассвет своей новой жизни. Солнце робко выглянуло и рассеяло все иссиня-черные тучи, а потом засияло так ярко и тепло, что Эдвард не мог больше представить своей жизни без Солнца. И пусть на нем были пятна, маленькие темные пятнышки, как легкие изъяны. Без них Солнце не было бы Солнцем, таким, каким Эдвард его знал, таким, каким Эдвард его полюбил.

Белла стала его новым Солнцем. И он не позволит тучам снова спрятать его, украсть у него. Это было в его власти. Наконец-то, это было в его власти.

- И значит, не будет сюрприза, - севшим от слёз голосом выдавила Элис, после продолжительного молчания. Телефон странно дрожал в ее руках, когда она говорила это. – Так…так жаль. Он бы ей понравился...но не сейчас. Мне нужно, наверное, поехать домой, п..п..помочь ей собрать чемоданы, - заикаясь, просипела девушка.

- Сюрприз в силе, Элис.

- Что, прости?

- Сюрприз в силе. Все в силе, - кривоватая улыбка появилась на лице Эдварда, когда он поднялся на ноги, все еще придерживая трубку телефона у уха.

Он все решил. Это было просто. Он любил и его любили. И наплевать на все. Да будет так. Нет страхов, нет тайн, есть просто Белла. Ее каштановые локоны и огромные шоколадные глаза. Ее улыбка и тихий смех. Есть она. И неважно, что она пишет детективы под «его именем». Да пусть хоть под псевдонимом Барак Обама, это будет абсолютно все равно. Потому что он любил. Любил ее такой, какая она есть на самом деле, без оговорок, без условностей.

- Ты..ты.., что ты хочешь сказать?

- Я хочу сказать, что возвращаюсь к Белле. Я собираюсь валяться у нее в ногах, - полушутливо-полусерьезно говорил он, пока отряхивал джинсы, - просить прощения и терпеливо сносить все ее обвинения, потому что они справедливы. Они справедливы, а я – нет. А потом я буду долго и упорно говорить ей, что я люблю ее, пока ее сердце не растает, и она примет меня в комплекте со всеми моими извинениями.

- Все-таки ты ничего не понял, - размазывая внезапно высохшие слезы по щекам салфеткой, которую подал заботливый Джаспер, усмехнулась Элис, - она никогда не будет тебя обвинять.

- Ты уверена? – ухмыльнулся Эдвард.

- На все сто, - Элис помолчала секунду, а потом полным раскаяния голосом пробормотала. - Прости, Эдвард. Я не считаю, что ты плохой психолог. Ты очень хороший. Правда. Я рада, что ты есть у Беллы. Наверное, если бы на твоем месте был кто-нибудь другой, он бы ее не понял. А ты смог. Спасибо тебе.

- Ровно три минуты назад ты так не считала, - со смехом произнес Эдвард.

- Три минуты назад я была уверена, что ты полная задница, а теперь моё мнение кардинально изменилось, - искренне рассмеялась своим звонким смехом Элис и крепко сжала руку Джаспера.

- Знаешь, здорово, что у Беллы такая подруга как ты. Если бы ты на меня не наехала, я бы еще долго сидел в растерянности и не мог соображать, - Эдвард улыбался. Его лицо обдувал ветер с океана, шевеля растрепанные волосы, которые отливали бронзой в свете закатного солнца.

Он шел к дому Беллы, подгоняемый странным, необъяснимым желанием увидеть ее и безрассудной надеждой, что эта девушка окажется столь великодушна, что примет его сумбурные извинения и простит…

Связь с маленькой Элис все еще была включена, и Эдвард, поглощенный разговором и обдумыванием своих слов Белле, не услышал отрывистого стука и негромкого лязганья чего-то тяжелого буквально в сотне метров от него.

- Подожди, подожди. Ты хочешь сказать, что если бы не я, то ты бы решил бросить ее? – голосом, далеким от шутливости, спросила Элис.

- Я бы никогда так не решил. Просто мне потребовалось бы больше времени на раздумья.

Эдвард сворачивал во двор дома Свонов, когда хлопок мотора привлек его внимание к гаражной двери, которую до этого он просто не замечал из-за зеленых насаждений вокруг.

Новый хлопок, и из открытых ворот донесся гулкий звук загудевшего мотора. Кто-то резко надавил на газ и темно-бордовый Линкольн с ревом выехал из гаража. Круто развернувшись на подъездной дорожке, автомобиль взвизгнул покрышками и унесся прочь мимо Эдварда.

Он мог поклясться, что в свете фар увидел вцепившиеся в крупный руль тонкие пальчики, и красные шоколадные глаза на опухшем от слёз любимом лице.

- Эдвард? Эдвард, ты тут? – взволнованно кричала телефонная трубка, которую крепко держала безвольно повисшая правая рука молодого человека. – Тебя сбила машина? Эдвард???

Он с трудом снова поднес телефон к уху.

- Элис?

- Тьфу ты Господи, Эдвард! Что там произошло? Тебя чуть не переехали?

- У Беллы есть бордовый Линкольн? – обессилено пробормотал Эдвард.

- Да, она подарила его отцу. А почему ты…

- Она только что уехала на нем. И я не знаю куда, - резко охрипшим от потрясения голосом произнес Эдвард, и на мгновение на той стороне воцарилось молчание.

- Мы скоро будем, - тихо, даже успокаивающе отозвалась Элис и ее голос обрел странную деловитость. – Будь на линии. Я передаю трубку Джасперу – мне нужно позвонить в аэропорт.

- Ты думаешь, она хочет улететь? – надтреснуто спросил Эдвард, вцепившись рукой в волосы.

- Нет, я так не думаю. Но проверить стоит.

Он томился в неизвестности. Он мерил длинными шагами гостиную дома, или сидел на диване, нервно сцепив руки в замок. Телефон на громкой связи лежал рядом, и Джаспер умиротворяющим голосом пытался успокоить друга, который начал почти сходить с ума. Но рассудительность и холодная логика Джаса мало помогали.

Волнение и беспокойство за любимую брали верх, и Эдвард был как на иголках, подскакивая о любого шороха и прислушиваясь к любому звуку с улицы.

Но вместе с тем в его душу стал прокрадываться холод, цепко сжимающий сердце.

А что если Белла решила покончить с жизнью…

Нет. Нельзя допустить этой мысли. Она не может. Он верил в нее. Верил, что его Белла никогда этого не сделает. Но подсознательный страх все равно сковывал молодого человека изнутри.

Элис и Джаспер вошли в дом через сорок долгих, мучительных минут, и Эдвард, с побледневшим осунувшимся лицом, встретил их, вскочив с дивана.

- Я не знаю где она, - предупредила его вопрос Элис. Молодой человек со стоном снова опустился на диван.

- Я не знаю где она, но с ней точно все в порядке, - быстро закончила свою фразу Элис, скидывая элегантные туфли на шпильке и закидывая сумочку в кресло.

Джаспер быстро прошел на кухню и, вернувшись с бутылкой коньяка и тремя стаканами, застал в гостиной своего друга в изнеможении закрывшего лицо руками и Элис, которая сидела напротив него в кресле.

- С ней все хорошо, Эдвард. Слышишь? Она вернется домой рано утром, часов в девять или в десять.

- Как, как ты можешь такое говорить, если мы даже не знаем где она? – зеленые, потерянные глаза Эдварда наткнулись на полный рот Элис, который скривился в легкой усмешке

- Я знаю Беллу, - просто сказала она.

- Поверь ей, Эдвард, - откликнулся Джаспер, подходя к другу и кладя руку на его плечо. – Она вернется, и все будет хорошо.

Молодой человек без слов забрал у Джаса стакан с янтарной жидкостью и махом опрокинул его.

- Это первый и последний, - быстренько осадила Эдварда Элис, и он поднял на нее непонимающие глаза.

- Почему это вдруг?

- Ты забыл? Тебе еще по поводу сюрприза звонить и договариваться надо, а я не думаю, что людям будет приятно общаться с полупьяным парнем в неадеквате! Да и вообще, мне кажется, Белла, когда вернется, не оценит по достоинству твоих успехов в распитии коньяка!

Глаза Эдварда расширились от удивления и непонимания, которые не имели ни малейшего отношения к выпитому коньяку.

«Белла… Вернись, прошу тебя» - мысленно взывал Эдвард несколько минут спустя, когда оптимистичная Элис передала ему телефонную трубку.

Он так надеялся, что маленькая, шебутная подруга Беллы окажется права.