- Где вы, чёрт побери?

- И вам тоже здравствуйте, - максимально дружелюбно, уважительно и вежливо отвечаю я на фактически рычание, которое получила вместо приветствия.

Подозревала ли я, что он будет неимоверно зол, при пробуждении не обнаружив ни единого следа моего пребывания в собственной же квартире? Конечно же, да, и наравне с этим я также предполагала и то, что это чувство вполне может возрасти до истинной ярости и желания всё ломать и крушить на своём пути к тому моменту, когда я всё-таки найду в себе смелость и отвечу на далеко не первый телефонный звонок. Но я и не думала, что, помимо всего этого, услышу ещё и самый настоящий праведный гнев, смешанный с чем-то, смутно напоминающим панику.

- Я могу повторить свой вопрос ещё раз и ещё, и так до тех пор, пока не получу чёткий и однозначный ответ, - будто став глухим, Эдвард продолжает гнуть свою линию, но он не на ту напал.

Да, я признаю, что, быть может, мне и не стоило использовать его особенно крепкий в предрассветные часы сон, чтобы тихо собраться и уехать на работу, но в противном случае из-за неуверенности в моей безопасности он бы наверняка не отпустил меня даже в офис. Не говоря уже о конференции в столице, предполагающей уже завершившийся полуторачасовой ранний перелёт и отсутствие в зоне досягаемости в течение целого дня с возвращением обратно лишь поздним вечером. Нянька же на работе совершенно не поспособствует улучшению моего имиджа в глазах босса, и хотя я не горжусь своим бегством и знаю, что разборок мне не избежать, я взрослый, зрелый и самодостаточный человек, вполне способный нести ответственность за свои решения и принимать их без оглядки на чьё-либо мнение. Прошло вот уже трое суток, как Эдвард ночует у меня с тех самых пор, как сказал, что мне более ничто не угрожает, и за эти дни на вторжение в мой дом, и правда, не было ни единого намёка. Но я сама себе хозяйка и не собираюсь забывать об этом без действительно веских на то оснований. Не буду скрывать, в глубине души я ещё даже близко не отпустила воспоминания о недавнем прошлом и сегодня утром потратила немало времени, чтобы спрятать не до конца сошедшие синяки под внушительным слоем тональных средств, но, поразмыслив, я не нашла ни одного внушительного довода, способного остановить меня от осуществления задуманного. Мало того, что моё сердце поверило словам Эдварда, так ещё и разум посчитал нерациональным отказываться от потенциально дающей толчок карьере возможности из-за пессимистичных размышлений, что из соображений безопасности мне теперь никак нельзя выходить на улицу одной. Так и до затворничества в собственной квартире недалеко, не говоря уже об отказе от каких бы то ни было кардинальных поездок в целом. Но, несмотря на несколько сохраняющиеся страхи, я не готова ставить свою жизнь на откровенную паузу.

- Во-первых, вам никто не давал права так со мной обращаться, а я в свою очередь устала терпеть то, какую линию поведения вы изначально избрали в отношении меня. Во-вторых, если вы не заметили, я с вами поздоровалась, и по принятым в обществе правилам вам следует сделать то же самое в ответ. И, наконец, в-третьих, я на работе, и, опережая ваши наверняка неминуемые расспросы, нет, я не глухая, я отлично услышала ваш запрет на выход из квартиры без вашего сопровождения, но считайте, что я выразила протест всему, что вы говорили.

- Адрес?

- Что, простите?

- Мне нужен адрес вашего места работы.

- Я, конечно, могла бы его назвать, но он вам вряд ли поможет.

- Это ещё почему?

- Потому что я уехала по делам в Вашингтон.

- Что вы сделали?

- Уехала по делам в Вашингтон, - как умственно отсталому, повторяю ему я, но, если честно, в глубине души мне совсем не до смеха, и этот непонятный трепет не самого приятного свойства, вызывающий мурашки и дрожь, лишь усиливается, когда, повышаясь, голос по ту сторону трубки явно начинает говорить что-то не слишком хорошее:

- Да вы... - и хотя я нажимаю на кнопку отбоя, не желая знать, какие именно термины собирались употребить в мой адрес на этот раз, и ощущая наворачивающиеся слёзы, что в моём возрасте само по себе глупо и нелепо, Эдвард показывает себя, как упорного и терпеливого человека, заставляющего вибрировать мой сотовый снова и снова.

Размещаясь в своём гостиничном номере, я знаю, что вполне могу понадобиться боссу раньше, чем мы договорились встретиться в вестибюле, для окончательного согласования графика и планов. Но, совершенно не имея сил продолжать полемику, которая всё равно ничего не изменит и ни к чему хорошему не приведёт, я просто беру и вырубаю телефон. Мне нужно сосредоточиться на работе и делах, а кое-кому в это же самое время выдохнуть и остыть, ну, а всё остальное вполне подождёт до вечера и до дома. И только эта мысль приходит ко мне в голову, как я тут же оказываюсь захлёстнутой желанием себя ударить или как минимум ущипнуть, ведь... ведь я, о, Боже, только что рассуждала о нас, как о паре. Как о паре, состоящей в браке и впервые столкнувшейся с проблемами в межличностных отношениях. Как о беспокоящемся мужчине и его, как ему кажется, попавшей в беду женщине, за которую он готов и жизнь отдать. И это... и это не есть хорошо. Ведь какая, ради Бога, из нас пара? Мы, едва знакомые люди, объединённые лишь, кажется, совместными испытаниями, точно ею не являемся, и как только трудности разрешатся, скорее всего, всё тут же вернётся на круги своя, а иллюзии, будучи сами по себе опасной вещью, обладают исключительно разрушительной, а совсем не созидательной силой. Таким образом, подводя итог, чем раньше я избавлюсь от них, тем для всех будет лучше.



- Всё в порядке, Изабелла?

- Да, и спасибо, что подвезли.

- Не за что. В конце концов, мы прилетели одним рейсом. Не мог же я оставить вас в аэропорту.

- Но всё равно спасибо.

- Вы точно в порядке? Сегодня вы были несколько потерянной и отстраненной.

- Я сделала что-то неправильно?

- Вовсе нет. Вы, как и всегда, проявили себя, как дисциплинированный и ответственный сотрудник, но, учитывая, сколько мы уже с вами работаем бок о бок, я не мог не заметить, что порой вы были погружены исключительно в свои мысли.

- У меня сейчас, и правда, непростой период в жизни, но я обещаю, что на моей работе это никак не отразится.

- Не переживайте ни о чём, Изабелла. И вот вам мой совет. Постарайтесь просто отпустить ситуацию, и если чему-то или кому-то суждено остаться в вашей жизни, они в ней останутся, ну, а если нет, значит, всё сложится ещё лучше, чем вы вообще можете себе представить, даже если прямо сейчас в это и трудно поверить. А теперь идите и отдыхайте.

Я киваю и после обмена пожеланиями спокойной ночи со своим боссом, который и проявил любезность, направив своего водителя сначала по моему адресу, всё-таки выхожу из машины, а через считанное количество минут, поднявшись на скоростном лифте на свой этаж, неотвратимо оказываюсь в принадлежащей мне квартире. Эдвард тут как тут, уже в прихожей, и всё это, едва я, заперев дверь, поворачиваюсь кругом, но я слишком вымотанная и уставшая, чтобы продолжать начатый ранее спор, а ещё у меня, как бы парадоксально это ни звучало, учитывая оставшийся позади невероятно загруженный день, было время о многом подумать. И я осознала то, на что особенно в последние три дня, не считая сегодняшнего, как могла, закрывала глаза и старалась игнорировать. Мистер Каллен... Эдвард... Он не преступник, нет, хотя и уходит каждый день в неизвестном направлении, чтобы участвовать в чём-то явно незаконном, и я никогда не буду относиться к нему именно так, но...

Но его прошлое, да и настоящее тоже, ведь подробности его нынешней деятельности мне совершенно неведомы, пожалуй, навсегда останутся запретной темой, на которую наложено вечное вето и табу. А он сам это закрытая книга, которая никогда не откроется, и неважно, как сильно я буду пытаться подобрать ключ или разлепить склеившиеся страницы, что вообще-то и делала всё последнее время, но в ответ получала лишь односложные предложения и минимум существенной информации. Мой отец сказал бы мне смириться и отступить, ведь не каждого человека можно спасти, особенно если он сам этого не хочет и опускает руки, и фактически тот же самый совет дал мне и мой босс. И, испытывая боль при одной лишь мысли о том, чтобы сдаться, одновременно с этим я осознаю две одинаково пугающие меня вещи. Я не просто возжелала красивое тело, что ощущалось бы даже вполовину не так болезненно по сравнению с имеющей место реальностью, а влюбилась в Эдварда Каллена. Но он блуждает во тьме, а его душа для меня потёмки, и, обобщая всё это и желая ему исключительно счастья, в чём бы оно ни заключалось, я, и правда, должна позволить ему уйти. Он мне даже не принадлежит, но иррациональное чувство потери уже разрывает сердце, и я догадываюсь, что совсем не хочу выяснять, как бы это ощущалось, если бы между нами возникло хоть что-то, а потом так же быстро и резко закончилось. Лучше уж так, как сейчас. Одним словом, это конец, но это и начало. Начало новой жизни. Не знаю точно, чьей, его или моей, но если я стану думать иначе, то просто сойду с ума ещё до того, как он выйдет за дверь, от неспособности дышать без него.

- Ну, вот, наконец, и вы, и в первую очередь я хочу знать, значение какого именно слова вы не так поняли, когда накануне вечером я говорил о том, что без меня из этого дома ни шагу? Что мне искать в толковом словаре?

Меня тянет ответить в том же духе, сказать что-нибудь колкое и обидное, но я не способна причинить ему боль только на основании того, что он не стесняется в выражениях и говорит ровно то, о чём и думает. Всё заканчивается тем, что впервые за всю жизнь я прохожу в жилое помещение прямо в обуви, не разуваясь. Я так никогда не делала, но сейчас мне хочется как можно скорее уйти и скрыться из глаз, чтобы преждевременно не разреветься в самый унизительный момент, но, когда я прохожу мимо Эдварда, его правая рука хватает меня за аналогичный локоть, и, трепыхаясь, я, конечно, пытаюсь вырваться, но всё тщетно. Признаться, я даже не подумала, что всё может так обернуться, но, невольно взглянув в недовольные глаза, нахожу в себе силы хоть как-то отреагировать:

- Не трогайте меня. Уберите руку.

- Ни за что, пока мы не поговорим.

- О, так теперь вы захотели поговорить? Какого чёрта вы вообще всё ещё здесь?

- В каком смысле?

- В том смысле, что в вашем присутствии вот уже несколько дней как нет необходимости. Вы сами ясно дали мне понять, что отныне со мной точно ничего не случится, а если бы ваш брат или ещё кто-нибудь, не знаю, кто, и собирался нарушить данное слово, то это бы уже произошло. К чему ждать? Из всего этого я делаю вывод, что охранять меня больше ни к чему, - почувствовав, что он ослабил хватку, я тут же использую полученное преимущество в своих целях и, наконец, благополучно освободившись, направляюсь в сторону своей комнаты. В некоторой степени она была даже нашей, ведь в ней появились и его вещи, а также предметы первой необходимости вроде зубной щётки и расчёски, принесённые им из дома, но, прекрасно слыша, как он следует за мной по пятам, я начинаю сгребать всё его имущество в подвернувшийся под руки мешок. И чувствую странное удовлетворение, разливающееся по венам, как алкоголь, когда краем глаза замечаю его, вошедшего в спальню и мгновенно приунывшего.

- Но вы же сами попросили меня всё равно остаться с вами. Так что изменилось? - уже значительно тише и гораздо не увереннее прежнего обращается ко мне он, и, вздохнув, я временно прекращаю начатое, ведь, что бы ни было, любой человек заслуживает большего, чем разговора со спиной своего собеседника, и поворачиваюсь к Эдварду лицом.

- Хотите правду?

- Да, желательно.

- Ну, тогда слушайте. Всё это время, начиняя ещё с того дня в подворотне, я волновалась не только о себе. Я переживала и о вас, пожалуй, даже больше, чем о ком-либо ещё за всю свою жизнь, и думала, что мы станем как минимум хорошими друзьями. Видя, как вы одиноки, мне хотелось стать вам близким человеком что ли. Но сегодня, втайне от вас уехав на эту дурацкую конференцию, и после того, как вы начали обрывать мне телефон своими звонками и не остановились даже тогда, когда я всё-таки ответила и объяснила главное, а именно то, что со мной всё в порядке, я поняла одну простую вещь. Вы лишь командуете и приказываете, ожидая, что вам немедленно и в ту же секунду подчинятся, но, поверьте, мне хватает этого и на работе, которую я, тем не менее, всей душой люблю, а вы в это же самое время совсем не мой начальник. Возможно, для вас это и в порядке вещей, и является ничем иным, как нормой, и в силу каких-то причин вы привыкли повелевать, но для меня это ненормально, неприемлемо и дико. Я изначально знала, что всё равно буду на этой конференции, даже если придётся, простите, надеть паранджу в случае наличия незаживших царапин. Но, звоня снова и снова, даже видя, что я не отвечаю, и тем самым в конечном итоге заставив меня выключить телефон, вы вели себя так, будто у вас есть какие-то особенные права и причины так поступать, но их нет. Ни единой. Ведь, чтобы таковые иметь, нужно действительно болеть за человека, а не делать что-то исключительно из пресловутого чувства долга, но вы никого к себе не подпускаете и не допускаете даже мысли о том, чтобы это сделать. В общем, я освобождаю вас от обязанности быть со мной или где-то рядом двадцать четыре часа сутки и семь дней в неделю, которую вы сами себе и придумали. Я ценю, поверьте, очень ценю ту жертву, на которую вы пошли ради меня, незнакомого человека, даже если и не знаю, в чём конкретно она состоит, и что вы делаете каждый день. Мне никогда не ответить вам тем же, но поищите себе другой объект для проявления благородных порывов и наилучших побуждений.

- Но я не хочу другой! Я хочу вас! - сразу же после окончания моей пламенной речи не менее эмоционально и чувственно вдруг громко заявляет он, но в дальнейшем так же внезапно воцарившуюся тишину нарушают лишь звуки наших дыханий, настолько учащённых, как будто мы оба пробежали марафон и никак не можем отдышаться.

Я в шоке и не знаю ни что думать, ни как оценивать сказанное, в буквальном или переносном смысле, ни что он подразумевал, и, как следствие, ни что отвечать. Доподлинно мне известно лишь то, что я не могу взять и вернуться к сбору его вещей, как будто ничего не произошло, но в остальном в голове полнейшая пустота и вакуум. На фоне всего этого потрясения почувствовав ещё большую слабость в ногах, моё тело прислоняется к оказавшемуся позади комоду, пока я сама думаю лишь о короткой, но поразившей меня в самое сердце фразе. Что же конкретно скрывается за красивыми словами и их сочетаниями, пробирающими до самых глубин души и достойными быть использованными в какой-нибудь мелодраме? Желание исключительно защищать и опекать или желание совершенно другого свойства, которое подчас на этой неделе, откровенно говоря, испытывала и я? Но если не спросишь, то ничего не узнаешь и так и останешься с кучей вопросов в голове, а я так точно не хочу.

- И что вы имели в виду? - я жду, когда он произнесёт хотя бы слово, что-то такое, что всё для меня упростит и вмиг сделает ситуацию кристально чистой и прозрачной, словно стёклышко, но через разделяющее нас расстояние вижу лишь неопределённость, муки принятия решения и процесс взвешивания каждого последующего шага.

И так до тех пор, пока существующая дистанция внезапно не сокращается до самого минимума всего за одно мое моргание, а Эдвард не оказывается всего в паре сантиметров от меня. Его губы по-мужски уверенно отнимают моё дыхание в жестоко-грубом, но всё равно ощущающемся нежным поцелуе, и, сражённая этим резким, но убедительным и ласковым напором, я обнимаю его за шею и прижимаю к себе так тесно, что мы, кажется, сливаемся воедино, а потом, прежде, чем я успеваю всё обдумать и проанализировать происходящее, как будто у меня вообще оставались соответствующие возможности, и мысли ещё не разбежались в тысяче противоположных направлений, это происходит на самом деле, хоть и временно, но неотвратимо и бесспорно превращая нас в единый организм и одно целое. Наши руки и ноги переплетаются между собой среди одеяла и подушек, и мне бы хотелось сказать, что, частично будучи всё ещё злой, я дала Эдварду пощёчину, чтобы он не посчитал меня такой уж лёгкой добычей и вообще женщиной не самых высоких моральных принципов, или какой-то иной отпор прежде, чем всё же позволила ситуации зайти так далеко, но кого я, ради Бога, обманываю? Никакого противодействия и противостояния не было и в помине, а я снимала мужскую одежду едва ли не быстрее, чем моё тело покидала моя собственная. Как последнее средство, что могло всё прекратить, меня не отрезвил даже случайно расслышанный вопрос, а предохраняюсь ли я.

Но, смотря в потолок, пока в груди бешено колотится сердце, а другой аналогичный орган вторит ему в том же ритме, ведь Эдвард по-прежнему остаётся во мне, и мы продолжаем ощущать друг друга всем телом, я точно ни о чём не жалею. И... и хочу ещё? Да, определённо хочу, и это никак не связано с тем, что я была настолько поглощена учёбой в университете, а сейчас всецело сосредоточена и на продвижении по карьерной лестнице, что мне было и остаётся не до романов, а случайные связи так и вовсе не для меня. Я просто... Просто я, кажется, глубоко, надолго и всерьёз влюблена, но, внезапно вспомнив, что ему этого просто неоткуда знать, как и то, что соответствующие откровения пока в мои планы не входят, понимаю, каким отношением в мой адрес это чревато. Как результат, я импульсивно принимаюсь объединять буквы в нужные слова, пока ещё не стало слишком поздно:

- Вообще-то я совсем не такая... Мне это совершенно не свойственно, - мои фразы привлекают внимание, как я и хотела, и, отстранившись, но не отодвинувшись слишком далеко и уж тем более не покинув кровать, в положении на боку Эдвард приподнимается на локте слева от меня и только тогда задаётся вопросом:

- Какая не такая? И что не свойственно? - спрашивает он, и я чувствую его взгляд на своей обнажённой груди, которую уже нет смысла прятать и скрывать, но меня это смущает гораздо меньше ожидаемого, и я просто поворачиваю голову, чтобы видеть его глаза, к этому моменту также находящие мои.

- Не такая, какой, возможно, показалась. Я не легкомысленная и не сплю, с кем попало, и не прыгаю в койку к малознакомым мужчинам. Беспорядочные и одноразовые связи это точно не моё. То, что сейчас произошло, для меня определенно в новинку. Не надо думать обо мне, как... как о...

- Успокойся. Я так и не думаю, - понимая с полуслова, перебивает меня он, и его пальцы погружаются в мои волосы, притягивая моё тело обратно в сильные, но тёплые и нежные объятия. Смотря сверху вниз на волевое и мужественное лицо, я жду нового урагана эмоций и молниеносно захлёстывающего потока чувств, а ещё дрожу не столько из-за остаточного удовольствия, сколько от того, как Эдвард впервые обратился ко мне без единой нотки формальности, но моих губ касается лишь берущий за живое и заботливый шёпот: - Но есть одна вещь, которую я хотел бы попросить тебя больше никогда не делать.

- Ладно.

- Впредь, пожалуйста, не игнорируй мои звонки. Какие только мысли не лезли в мою голову, но, поверь, ни одна из них не заключалась в том, что ты просто на работе, даже если это просто заставило тебя полететь в другой город.

- Ты волновался?

- Я думал, что умру или, как минимум, лишусь рассудка, Изабелла. Вот как это ощущалось. А ещё мне хотелось убить Эммета, ведь я был уверен, что без него тут не обошлось, и уже почти собирался поехать к нему. Но тут ты ответила, и от сердца немного, но отлегло. Что ты на меня так смотришь?

- Просто это самый откровенный наш разговор за всё время, и ты впервые сказал мне так много слов единовременно, а я и не представляла, что ты можешь изъясняться настолько развёрнуто.

- Хочешь меня понять? Узнать, почему я такой? Докопаться до моей сути?

- Более чем хочу, - честно и правдиво отвечаю я, ведь в этом и состоит моё самое заветное желание не только на данный момент, но и вообще, и увиливать здесь совсем ни к чему. Быть может, только так, видя, что мною руководит отнюдь не праздный интерес и не банальное любопытство, а исключительно потребность быть с ним, и никак иначе он и откроется мне со всех существующих сторон, и между нами не останется никаких пробелов, которые нуждаются в заполнении.

- Все, кого я любил или, по крайней мере, искренне полагал, что люблю, уже давно мертвы, Изабелла.

- Есть и ещё кто-то? Не только твой отец? - сглотнув, с очевидной тяжестью на сердце спрашиваю я, ведь, хотя мне и хочется знать всё его прошлое, даже если в нём гораздо больше печали, боли, смертей и крови, чем я предположила на основании однократного упоминания лишь об одном родителе, причинять новые страдания я совсем не желаю. Даже если забыть, что в действительности они всегда рядом с нами, воспоминания о перенесённых утратах и испытываемых тогда чувствах, и только и делают, что периодически напоминают о себе, глубоко затаиваясь в остальное время и устраивая некоторую передышку, мои вопросы неизбежно ударят по самому больному. Его очевидное несчастье отражается и на мне, напоминая о человеческой уязвимости перед лицом сильных и неподдельных эмоций, но ведь это будет стоить того, если в результате постепенно и неторопливо, но с высокой долей вероятности мы узнаем друг о друге всё, что сокрыто, и, возможно, обретём совместное счастье?

- Вместе с ним была и моя мать. В некоторой степени это даже трогательно. Оба сдержали данные друг другу обещания. Ну, знаешь, те, где говорится про «пока смерть не разлучит нас».

- Что случилось?

- Ничего такого. Просто одно из дорожно-транспортных происшествий, тысячи которых происходят каждый день по всему миру. Машину занесло на ледяной дороге, и в конечном итоге автомобиль врезался в разделительный отбойник. Насколько я знаю, их смерть была мгновенной, и, умирая, они совсем не мучились. Но их не стало, и это сказалось на мне так, как я меньше всего ожидал.

- И в чём конкретно это выражается?

- Я не привязываюсь к людям. Просто не позволяю себе. Рано или поздно все перестают существовать или банально бросают тебя, а с меня уже хватит потерь. Если и с тобой что-то случится, я вряд ли справлюсь и переживу. Да и вообще себя в таком случае никогда не прощу.

- Так я другое дело?

- Абсолютно.

- Выходит, ты... Ты привязался?

- Не знаю, как и когда это случилось, но да. Определённо да.

- А я и не заметила.

- Я, как мог, в себе это подавлял. Прости, что был отвратителен.

- Я подумаю над этим.

- А как... как быть с остальным? Ты, и правда, имела в виду то, что говорила, одновременно начиная собирать мои вещи? Тебе действительно хочется, чтобы я исчез из твоей квартиры и жизни и убрался куда подальше? - отчего-то слегка дрожащим голосом, в котором будто даже слышны слёзы, спрашивает меня он, и я начинаю, только ещё начинаю подозревать, что он боится. Боится снова остаться один? Или, что, впрочем, наверняка слишком далеко от истины, боится остаться без меня? Это звучит слишком хорошо, чтобы быть и его реальностью, той, где ему так же страшно расстаться со мной, как и мне с ним, хотя формально мы и не встречаемся. Но я в любом случае не хотела его прогонять и даже не заикнулась бы об этом, будь он всегда немного более сговорчивым и, одним словом, таким, как сейчас.

- Мне казалось, что это будет самым правильным решением, но в действительности я совсем не хотела и не хочу, чтобы ты уходил.

- А чего ты хочешь?

- Чтобы ты остался. Но только если это и твоё желание. Я не стану тебя заставлять.

- Ты меня и не заставляешь, ведь я тоже не хочу уходить.

- Это… Это хорошо, - отвечаю я, на самом деле испытывая потребность сказать нечто большее и весомое, пусть и не зная, что именно, но боясь преждевременно его спугнуть и лишь по этой причине и ограничиваясь нейтральными словами. Но, быть может, в этом и состоит ключ к успеху, ведь следующее, что делает Эдвард, это делится информацией о своём прошлом, которое для меня не менее важно, чем настоящее:

- Я собирался стать инженером по сейфам и замкам и работать на полицию. Но гибель родителей всё изменила.

- Я всегда знала, что преимущественно ты всё равно законопослушный гражданин.

- Откуда?

- Это даже скорее не знание, а чувство, понимаешь?

- Думаю, да.

- А твой феникс как-то с этим связан? - заметив искусно выполненный чёрный рисунок на левой руке ещё тогда, когда рубашка Эдварда только-только покинула его туловище нашими совместными условиями, решаюсь спросить о нём я только сейчас и лишь убеждаюсь в том, о чём и так по поводу Эдварда уже догадалась. Уклончивый ответ с обещанием большего и полной откровенности, способной распахнуть все тайные завесы, лучше, чем громкое молчание, которому не видно ни конца, ни края. Пусть не всё сразу, но медленное продвижение это то, что нужно.

- Однажды ты всё обязательно узнаешь. Только не торопи меня. Просто дай мне время, хорошо?

- Оно уже у тебя есть. Столько, сколько пожелаешь.

Предыдущая глава || Следующая глава