Машина Эдварда несла нас на предельно допустимой скорости по ночным улицам Лос-Анджелеса. Поворот за поворотом мы приближались к госпиталю, в который, по словам Марты, неотложка увезла моего отца.
- Быстрее, быстрее, - бормотала я себе под нос, нервно постукивая кулаком по ноге, пока мы пролетали мимо ярких неоновых вывесок и бурлящей городской жизни.
- Твою мать! – громко выругался Эдвард одновременно с пронзительным визгом тормозов. Меня по инерции толкнуло вперёд, но ремень безопасности удержал тело на месте. Светофор вопил на нас красным.
- Прости, ты не ушиблась? – ворвался в мои мысли Каллен. Его холодная рука обожгла плечо прикосновением, от которого я отпрянула. – Белла, прости… Ну, прости, чёрт возьми, за то, что не сказал!
- Не сейчас, - оборвала я тираду и кивком указала на зажёгшийся зелёный свет.
Эдвард выдохнул. Как-то отчаянно выдохнул, мне даже стало не по себе. После чего взялся за руль и, нажав педаль газа, спокойно продолжил путь.
Я откинулась на спинку кожаного сидения и прикрыла глаза, чтобы сдержать подступающие слёзы.

***
- Чарли Свон! Мне нужен Чарли Свон! – без остановки кричала я, поддавшись эмоциям. Девушка за информационной стойкой испуганно хлопала светлыми ресницами. Придушила бы.
- Белла, дорогая моя, - (хвала небесам!) услышала я знакомый голос, который спас работников этого чёртова госпиталя от печальной участи.
- Марта… - бросилась я к самому близкому после отца человеку и упала в объятия. – Что… Что случилось?
- Чарли… Он жаловался на боль… То в руке, то между лопаток… Я не поняла. Я ничего не поняла! – Она перешла на плач. – А потом… Он стал задыхаться, побледнел и… Они сказали, у него инфаркт. Чарли в операционной, деточка. - Марта крепче обняла меня и стала гладить по спине, утешая. Но, кажется, она нуждалась в утешении не меньше меня.
- Эй, - вмешался в наш тесный мир голос Эдварда, который, по моему мнению, должен был давно убраться восвояси. – Белла, я думаю…
- Пошел вон отсюда! – вскрикнула я, обернувшись на сто восемьдесят градусов.
Я была вне себя. Почти кипела от злости. И именно он, Эдвард, в этот момент стал в моём воспалённом мозге виновником всех произошедших событий. И именно его сейчас я меньше всех хотела видеть. Никогда бы не поверила, что скажу это.
Парень опешил от подобной реакции. Рука, тянувшаяся ко мне, застыла на полпути. Затем медленно сжалась в кулак. Наконец, быстрым движением он одёрнул кисть и вскоре скрылся из вида за поворотом, ведущим к выходу.
От всепоглощающей боли, разом обрушившейся на меня, я крепко стиснула зубы. После чего, усадив Марту в кресло, сама забралась на скамью и, прижав коленки к груди, обхватила их руками. Чтобы не рассыпаться на миллион осколков.

***
Ненавижу больницы. Всегда ненавидела. Они напоминали о маме. Одинаковые, ослепляющие белизной стен, которые высасывают из тебя всю радость и жизненную силу. Минуты, превращающиеся в часы. Непреодолимое чувство страха. Ненавижу. Но по воле судьбы я снова оказалась здесь.
Я долгое время сидела без движения. Даже не знаю, сколько. Стало клонить в сон, и я решила немного расшевелить себя. Встала и лениво побрела к автомату, чтобы выпить слегка бодрящий, но совсем невкусный растворимый кофе.
Как раз в этот момент из операционной вышел молодой чернокожий хирург и направился прямиком к спящей Марте. Я без раздумий бросилась ему вдогонку.
- Чарли Свон, как он? – из-за спины атаковала я мужчину. И, завидев немой вопрос в его глазах, тут же добавила. – Я его дочь, Белла Свон.
Внезапно бесстрастное выражение лица доктора смягчилось. Уголки губ изогнулись в лёгкой улыбке.
- Ваш отец жив, - произнёс он заветные слова. И я не сдержала слёз радости, которые тотчас затопили щёки. – К сожалению, мы не смогли провести катетеризацию, так как она была затруднена, поэтому единственным способом спасения сердечной мышцы пациента стало немедленное аортокоронарное шунтирование…
Губы врача продолжали двигаться, разъясняя ход проведения операции, но я могла думать только об одном – Чарли жив. С остальным мы разберёмся позднее.
- Он жив, Марта, он жив, - заверещала я, тряся женщину за плечо. Марта в миг проснулась и потёрла сонные глаза. Радости стало в два раза больше.
- Когда я смогу увидеть его? – сорвавшимся на шёпот голосом спросила я брюнета в хирургическом костюме.
- Сейчас его переведут из операционной в отделение реанимации, где он будет находиться на искусственной вентиляции лёгких не менее шестнадцати часов…
- Когда? – настойчивее повторила я.
- Не раньше, чем через сутки, - наконец ответил врач. Доктор Хэллвей, как гласила его именная табличка. – Когда вашего отца переведут в палату интенсивной терапии. А пока советую вам поехать домой и отдохнуть.
- Но… - попыталась возразить Марта.
- Самое опасное позади. Отдохните. Обещаю, мы сделаем всё, что от нас зависит, - произнес доктор и погладил меня по плечу. Я покорно кивнула.
А слёзы всё капали и капали. Слёзы, которые я сдерживала, в ожидании худшего.

***
Где-то около получаса мы с Мартой приходили в себя. Затем я посадила её в такси и помахала вслед.
«Самое опасное позади», - повторяла я себе слова хирурга. Голова нещадно болела, в мыслях – полный сумбур. Но, покидая здание госпиталя через центральную аллею, я всё же заметила толпу папарацци, поджидающих свою жертву. То есть меня.
Я в мгновение ока нырнула обратно. Поймала в коридоре бегающего мелкого сорванца и обменяла у него кепку на двадцатку. Сверху натянула толстовку, так кстати оставленную Калленом, капюшон и вперёд – через служебный выход неотложки.
Кто-то недовольно прокричал мне вслед, но я лишь ускорила шаг. Лихо обогнув надвигающуюся каталку с окровавленным телом, я выбежала на свежий воздух, ещё раз мысленно поблагодарив бога за то, что с Чарли всё в порядке.
Издалека взглянув на толпящихся у входа фотографов, я заметила машину Эдварда. Он заснул за рулём в самой неестественной из всех возможных поз. Я невольно улыбнулась. Как раз в этот момент Каллен случайным образом нажал лбом на автомобильный гудок. Громкий звук заставил его резко проснуться и даже подпрыгнуть от неожиданности. Перепуганный Каллен стал непонимающе озираться по сторонам. Я пустилась в бегство.

Пройдя чуть больше квартала, я вдруг захотела курить. Неистовое желание накрыло меня с головой. Нет, не бросить режим. Выкурить только одну сигарету.
Я подошла к небольшому магазинчику и устроилась в очереди за мужчиной. Тот долго искал в карманах не хватающие двадцать центов. И, видимо, отчаявшись, обернулся ко мне за помощью.
- Да-да, конечно, - произнесла я и почти сразу достала необходимые монеты. Он кивнул в знак благодарности и протянул их продавцу.
Но через мгновение мужчина обернулся ко мне вновь.
- Постой-ка, - пробормотал он.
По телевизору, подвешенному к потолку скромного магазинчика, как раз во весь экран демонстрировали моё лицо. А я так некстати заметила у соседа по очереди в руках фотокамеру.
Больше мне ничего не оставалось. Я медленно начала пятиться назад. А потом сорвалась на бег в надежде затеряться в толпе оживлённого перекрестка.
Но я успела преодолеть только часть дороги: зажёгся красный свет, и поток машин ворвался между мной и преследующими меня папарацци. А также между мной и таким далёким тротуаром.
Я долго переминалась с ноги на ногу. Но при первой возможности перебежала оставшуюся полосу. Фотовспышки нагоняли меня сзади.
В этот момент на пешеходном переходе затормозил знакомый автомобиль.
- Залезай! – крикнул Каллен.
На обиды и раздумья времени не было. Я быстро забралась внутрь.

***
По дороге домой Эдвард нарушил тишину только один раз. Чтобы спросить, как Чарли. Я буркнула, что папа жив, и демонстративно сделала музыку громче, ясно давая понять, что не желаю разговаривать. Я злилась на Каллена и не хотела портить себе настроение.
Прибыв на место, я поспешила стянуть с себя толстовку Эдварда и, не смотря на его бесконечные возражения, вернуть её. После чего наклонилась, чтобы оставить вещь на заднем сидении. И оказалась в опасной близости губ Эдварда. Господи, каким же магнетическим образом они на меня воздействовали. С ума сойти.
Пауза затянулась. Но я смогла совладать с собой. Просто опустила глаза, бросила сухое «пока» и удалилась.

***
Я проспала до вечера. И, наверное, спала бы дольше, не приснись мне этот жуткий сон. Будто Чарли улетает, его похищает злостный вихрь. А я держу его руку из последних сил, не отпускаю. Кричу, но не отпускаю. Тем не менее, рука соскальзывает и… Я просыпаюсь в холодном поту.
Как только дыхание восстановилось, я схватила телефон и набрала номер госпиталя, в котором лежал Чарли. И не успокоилась, пока не услышала, что он стабилен, и навестить его я смогу уже завтра. Только после этих слов я смогла спокойно выдохнуть.
Но я рано радовалась. Ни завтра, ни даже послезавтра отца мне увидеть не удалось. Осложнения после операции, как объяснили мне в госпитале, когда не пустили к нему. А потом еще то же самое твердили десяток раз по телефону, отчего я не могла найти себе места.
К концу второго дня ожидания я окончательно съехала с катушек. Я нагрубила звонившей Марте, заявив, что не нужно опекать меня и тем более приезжать. Я твердила, что сама в состоянии решать домашние проблемы. После чего закуталась в плед перед камином и безостановочно смотрела старые французские фильмы, вроде «Бума» с Софи Марсо и «Золушки ‘80».
Эдвард больше не звонил. Он пытался со мной связаться, но я игнорировала вибрирующий мобильный. И после сорок третьей попытки Каллен, кажется, понял, что я не хочу его слышать. Я с облегчением выдохнула.

Когда на утро третьего дня мне сказали, что Чарли пришёл в себя, и я могу его навестить, не поверила своим ушам. Я, словно буря, пронеслась по дому, собирая повсюду шмотки, а через час уже обивала порог палаты Свона-старшего. И как только получила разрешение от доктора, ворвалась внутрь и плюхнулась на кровать любимого старика.

Я не отпускала руку отца почти сутки. Медсестрам приходилось силой выгонять меня из палаты для проведения процедур. Я была слишком счастлива, чтобы позволить хоть кому-нибудь отнять хотя бы мгновение личной радости. Я не могла потерять его вновь.
Позднее Чарли рассказал мне, что уже довольно давно страдает ишемической болезнью сердца. И случившийся приступ не стал для него сюрпризом. Я, наконец, сложила два плюс два: странное поведение папы, подозрительные пузырьки из-под таблеток, которые я время от времени замечала в мусорном ведре и списывала на Марту, его нездоровое состояние и многие другие мелочи. Я пыталась отругать Чарли за такое беспощадное отношение к себе и изнуряющий рабочий график, но он удачно воспользовался положением больного и отправил меня домой, списав все на усталость и желание отдохнуть.

На протяжении следующей недели мы занимались всей возможной ерундой, которой только можно было. Я притащила в больницу стопку настольных игр и подключила к турнирам более-менее свободных медбратьев и сестер. А охранник, застукав нас за игрой в монополию, предложил партию в блэк-джек. Которая завершилась только к утреннему обходу, кстати.
В общем, Чарли шел на поправку, чему я несказанно радовалась. Но с каждым днем с ростом сил и здоровья он становился все подозрительнее. И чаще задавал вопросы об Эдварде и тренировках (на которых я, кстати сказать, не появлялась). Папа даже устроил тайный допрос Марте. И если бы я не застала их, точно расколол бы ее.
Мне удавалось врать и увиливать от ответов ровно до тех пор, пока в госпитале не объявились Анна с малышом Себастьяном. Миссис Грин меня не выдавала, тараторя только о целебных свойствах трав, которые она принесла с собой. А вот маленькому красавцу рот было не закрыть. И, в конце концов, он сдал меня с потрохами, заявив, что его папа целыми днями сидит в своей комнате или играет во дворе в баскетбол и не перестает хмуриться. И виновата в этом «тётя Белла».
Я попыталась отвлечь внимание Чарли, демонстрируя ему на планшете двухминутное интервью, которое я всё-таки дала назойливым папарацци, с моментами моего фееричного выступления на показательных. Я даже подсунула ему хвалебную статью журналистки Миранды Коннор, где меня называли серьёзной конкуренткой для участников «Кубка Америки». Всё насмарку. Чарли догадался.
Это был долгий и тяжелый разговор двух упрямцев. Каждый гнул свою линию: я давила на то, что могла его потерять; отец же не переставал твердить, что жив, и я обязана Эдварду огромным успехом.
- Если бы на то была воля Божья, ты бы ничего не изменила, бросив выступление и помчавшись вслед за мной, - с умным видом изрек Чарли.
- Может, и не изменила бы, - согласилась я, но не бросила доказывать свою правоту. – Но была бы с тобой. Если… - стала заикаться я. – Если бы ты… Паа-ап, я бы никогда не простила себя, если бы меня не было с тобой…
- Но сейчас мы вместе, - произнес Чарли, прижимая меня к себе. – Это самое главное. И я знаю, как сильно ты меня любишь, как бы ты не противилась это признавать, - засмеялся Чарли, а я повторила вслед за ним. – Не вини Эдварда, - вновь став серьезным, сказал отец.
Я не знала, что ответить. Я не знала, была ли готова видеть Эдварда, спокойно с ним говорить и признать, что он не виновен. Что это только мой страх. И я бы на его месте поступила бы также. Я не знала, что ответить отцу. Но мне и не пришлось. Нас прервал доктор Хэллвей со своим планом-графиком дальнейшего лечения Чарли.
- … Продолжим медикаментозную терапию с постоянным контролем результатов ЭКГ, снимем швы и, если выздоровление продолжится в том же темпе, через три-четыре дня сможем выписать вас домой…
- Постойте! Что? – вскрикнула я от радости.
- Но вы должны быть готовы к долгому периоду реабилитации… - обращаясь ко мне, продолжал врач.
Но его уже никто не слышал. Я прыгала от счастья по палате, то и дело подлетая к папе, чтобы его расцеловать.

***
Тем вечером всё складывалось, как никогда лучше. Меня радовали даже самые мелкие детали: вроде прыгающего на нашей лужайке соседского пса и сгоревшего во фритюрнице картофеля фри. Да-да, я сама пыталась приготовить еду. Ибо отправила Марту в так называемый вынужденный отпуск. Но после неудачной попытки кулинарных экспериментов просто заказала пиццу с курицей и грибами.
Когда я уселась в зале, чтобы пощелкать каналы на телевизоре, раздался звонок в дверь. Я удивилась такому быстрому сервису, но захватила кошелёк с наличкой и, не глядя, отворила дверь.
- Можно без сдачи, - протянула я доллары, как полагала, курьеру, но тут же осеклась.
В приглушенном свете фонарей я увидела мужской силуэт. Затем прорисовалась соблазнительная улыбка. Эдвард. Мое тело предательски радостно отреагировало на его присутствие.
- Если не хочешь пропустить последний в истории концерт своей любимой группы, тебе нужно собраться за десять минут, - расплываясь в улыбке, произнес он, стерев всю обиду и злость. А затем достал два билета на финальное шоу Powderfinger.
Я забыла, как дышать. И увидела отражение собственной улыбки в его глазах.

---

[ссылка на форум]

---

ПРИМЕЧАНИЯ
1) Отрывок из песни “Don’t die in me” группы Mirah. Перевод:
«И миллионы ошибок,
И все эти удары в лицо,
Но я не хочу, чтобы ты умирал во мне»