Отец Джейкоб подскочил на постели с отдышкой и быстро осмотрел комнату, чтобы убедиться, что он один. Сон. Всего лишь сон.
Выпутавшись из липких простыней, священник со стоном упал обратно. Проклятая ведьма! Заклятие, что она наложила на него, оказалось мощным. Со времен юности мужчина не был столь обеспокоен плотскими мечтами, как сейчас.

Он молился, постился, носил власяницу, под которой скрывались раны, которые он нанес, бичуя себя. Но по какой-то причине Бог позволил ведьминому проклятью остаться с ним. Теперь же его задачей было понять: почему, какой урок решил преподать ему Господь, или что он должен сделать по его желанию.

По иронии судьбы отец начал с молитвы. Джейк находился в комнате северной башни, выходящей к морю. Пожалуй, он был единственной личностью, побывавшей в ней за последние десятилетия, что делало место идеальным для личных молитв. Большую часть ночей священник проводил, лежа на холодном камне и протягивая руки, словно молящийся. Однажды Бог послал ему видение, и теперь он просил о еще одном. Бессмертная душа герцога была поставлена на кон, и Джейкоб не знал, как до него добраться.

Он наблюдал, как Эдвард все глубже и глубже грязнет в протестантской ереси, поэтому скоро может стать слишком поздно. Герцог окажется потерян. Он даже больше не посещал эти омерзительные протестантские службы, и чем больше Отец Джейкоб пытался его вразумить, тем больше отдалялся мужчина.

Джейкоб знал, что за свою должность он в долгу перед своей кузиной Мэри. Она настояла, чтобы Эдвард назначил его священником, но даже тогда он знал, что Эдвард станет проблемой, так как проявил слабый интерес к духовности. И каков результат его теплой веры? Мэри призналась в мерзких грехах на смертном одре, а Эдвард теперь женат на языческой ведьме. И вместо того, чтобы назначить кого-то вроде него, кто мог бы сделать из нее богобоязненную христианку, Эдвард назначил этого болвана, Отца Джаспера, ее духовником.

Когда Отец Джейкоб поднялся с каменного пола, то увидел сквозь открытое окно видение Евы, но не непорочной девушки из сада, а Евы после грехопадения, вульгарная нагота которой разжигала похоть во всех, кто видел ее. Новая герцогиня бегала обнаженной по пляжу, выглядя дерзкой и бесстыдной. Сначала Отец Джейкоб подумал, что зрение подвело его, но это оказалось правдой. Он получил лучший обзор, когда грешники возвращались в дом, однако с такого расстояния не мог рассмотреть всех деталей фигуры девушки, но этого хватило, чтобы сделать его сны до боли реалистичными. И к его изумлению, герцог встретился с ней в воде, соединяя их тела в чувственном танце, древнем, как сам человеческий род.

Было что-то неестественное в женщине, но Отец Джейкоб не мог понять что. У него было мало возможностей контактировать с ней и изучать грешницу. Казалось, что это создание боится его, как боятся одержимые демонами человека с такой чистой верой. Как она убедила Эдварда принимать участие в каком-то языческом обряде, свидетелем которого он стал? Пусть герцог и сбился с пути истинного, но должен был распознать колдовство, увидев его. К тому же, Эдвард обязан был знать, что придаваться плотским отношениям под открытым небом при луне недостойно христианина. (Прим. беты: Не хрена подглядывать!)

Но в этом и была проблема. Если он обвинит ее в ереси, герцог тоже будет обвинен. А, несмотря на то, что Эдвард оступился, Отец Джейкоб верил, что он не безнадежен, если только сможет заставить увидеть его печальные ошибки. Но не женщина. Чем дольше длилось заклятье, тем больше Джейкоб убеждался, что она не просто язычница и еретик. Она само зло.

Прежде чем он сможет уничтожить это зло, он будет бороться с ним по-своему. Джейкоб должен оставаться в чистоте и святости, укрепляя свой дух, постясь и умерщвляя непокорную плоть. Возможно, ему стоит совершить паломничество (п.п.: и куда подальше), ведь от этой идеи даже на сердце полегчало. Он вернется достаточно сильным, готовый к битве за души всех живущих в этом месте.

Бог сохранил его от гонений во времена правления молодого короля, хотя он смело выступал против его реформ. (Отец Джейкоб не осуждал бедного молодого короля за постановления, которые через него делали его злые советники, ведь дитя было слишком молодо, чтобы понимать, что они никогда не были верующими). В прошлом году нечестивый Архиепископ Крамнер издал Книгу Общественного Богослужения, которая извратила Мессу в нечто неузнаваемое, отрицая буквальное присутствие крови и тела Христа в вероисповедании. Джейкоб был уверен, что королева Мэри хорошая и святая женщина, поэтому рано или поздно накажет Крамнера за его дьявольские деяния, и Истинная Вера будет восстановлена в Англии.
Крамнер лишь ожидает своего часа. Рука Божья будет действовать, и скоро его стезя станет чистой.
________________________________________
Эдвард уставился на письмо в руке, ибо перечитывал его уже в третий раз, пока пальцы не затряслись так, что слова стали расплываться на листе.

«Кузен, я весьма поражена достигшими меня новостями о вашей женитьбе, потому как не думала, что ваш темперамент может стать причиной столь самоуверенного и стремительного действия».

Письмо не содержало ничего хорошего, поскольку королева Мэри упрекнула герцога в использовании преимуществ смуты, которые дала ему смерть молодого короля и недолгое правление Джейн Грей. Еще она напомнила о том, что близость к трону делает его брак делом государственной важности, поэтому потребовала, чтобы он явился со своей новой супругой в Вестминстерский дворец, где они могли бы рассмотреть эту ситуацию тщательней. Эдвард откинул письмо, и оно почти до конца приняло форму скрученной трубочки, оставив видимой только подпись «Королева Мэри». Мужчина тяжело опустился в кресло, закрывая лицо ладонями. И что ему теперь делать?

Королевский посланец снаружи ожидал ответа, и Эдвард был вынужден дать единственно возможный отклик на «приглашение» королевы. Он должен представить Беллу ко двору. Герцог мог немного оттянуть время, неделю или около того, но потом они обязаны были прибыть в Лондон на королевскую коронацию. Мэри хотела встретиться с Беллой, предполагаемой принцессой из Нового Света, однако, как с этим быть, ведь шелки могла иссохнуть при дворе. Она не была рождена для этой жизни, как Эдвард, и теперь это душило герцога.
Постучав, Белла вошла в его кабинет.
- Муж мой, вы хотели видеть меня?

- Закрой дверь, Белла, - мягко попросил он, и она подчинилась, выглядя смущенной.
Эдвард поднялся с кресла и пересек комнату, чтобы обнять свою жену. Из-за одежды она не была мягкой и податливой, как обычно, а чепец мешал зарыться лицом в ее волосы, как он бы того желал, но, даже не смотря на это, мужчина крепко и с трепетом держал шелки в своих объятьях.
- Эдвард, что такое? Что случилось?
Герцог взглянул на Беллу и потерялся в этих огромных бездонных глазах. Шелки была так хороша. Когда он пленил ее, она излучала энергию и здоровье, а теперь и беременность украшала любимую женщину; что Эдварду, безусловно, нравилось. Он отогнал мысли о выкидышах и болезнях, коим была подвержена Мэри, поэтому отныне отказывался думать о своей первой жене.
Герцог оплакивал свой предыдущий брак, прогуливаясь с Беллой после конфронтации с Эмметом. Оплакивал смерть иллюзий, то счастливое супружество, с которым ему, как он думал, повезло, ведь оно оказалось сплошной ложью. И, сидя на поваленном бревне в объятьях Беллы, он оплакивал свой конец горькими слезами.

Снова раздался стук в дверь, и в комнату вошел Эммет. Эдвард тут же напрягся. На протяжении последних недель Эммет выступал невидимкой в доме, избегая брата, как тот и просил. Герцог с ужасом взглянул на вошедшего, заметив в его руке письмо с тем же почерком, что получил недавно сам.
- Она обратилась ко мне как к виконту Лайлскому и требует объяснений, почему я не сообщил о твоей женитьбе, - произнес Эммет. – Думаю, на меня она злится даже больше, чем на тебя.
- Кто? - спросила Белла, пока ее взгляд метался между мужчинами в попытке понять, что не так.
- Королева требует, чтобы мы явились ко двору, Белла. Все мы.
- Ох… - девушка опустилась в кресло, широко открыв глаза.
Эммет со вздохом опустился в другое кресло.
- Она хочет знать, почему я не упомянул о твоем браке в письме, которое писал, прося позволения на брак с леди Кэтрин, дочерью графа Хейла. Хотя я даже не помню того, что писал ей.

- Возможно, помнил бы, если бы не напивался в стельку каждый день, - отрезал Эдвард, проводя руками по волосам и заставляя их выглядеть еще более дико, чем обычно. - Рано или поздно, но она узнала бы. У нее, конечно, нет такой шпионской сети как у принцессы Элизабет, но такого рода новости распространяются быстро. Боже милостивый, как я боюсь явиться во дворец и встретиться с ней лицом к лицу.
- Напиши королеве, что твоя жена ждет ребенка и не может путешествовать, - посоветовал Эммет.
- Ее мать вела войну против Шотландии, будучи беременной, - ответил Эдвард. – Сомневаюсь, что она примет такой ответ. Наверняка, разозлится еще больше, если решит, что мы избегаем ее приглашения.

- Тогда мы должны поехать, - заявила Белла.
- Белла, ты никогда не была при дворе, поэтому не понимаешь, на что соглашаешься. Там всегда людно, грязно, шумно и это очень далеко от моря. Я не хочу, чтобы ты зачахла снова.
- Не переживай. - Она взглядом указала на Эммета. - Мы обсудим это позже, муж мой, но заверяю тебя, я буду в порядке.
- Я не знаю, как надолго она нас задержит, - предупредил Эдвард, не повествуя о том, что их могут бросить в тюрьму как предателей.
Он, конечно, не думал, что королева Мэри может приказать подобное, поскольку ее мягкая и сентиментальная сторона как раз касалась семьи, но и это не могло давать гарантий. Ее законы еще не вступили в силу до конца.
Белла кивнула.
- Я понимаю.

В ответ герцог вздохнул.
- Боюсь, что нет, но ты поймешь.
В доме все перевернулось с ног на голову из-за подготовки к путешествию. Все нарядные платья, принадлежащие первой жене Эдварда, ушивались под Беллу и в соответствии с текущей модой. Была задействована целая армия портных, и шелки часами примеряла переделанные наработки.
Однако больше всего Беллу беспокоили не платья, а то, что они не могли взять Элизабет с собой на прием к королеве. Эдвард пытался объяснить, что дворец был опасен для детей из-за нездоровой атмосферы и микробного воздуха, но безрезультатно. Белла плакала, бушевала и снова плакала, но Эдвард стоял на своем. Двор не место для детей, и в любом случае Белла не смогла бы проводить с дочерью много времени.
Касательно брака Эммета все еще велись переговоры, но младшая кузина его нареченной уже прибыла, чтобы стать камеристкой Беллы, как раз вовремя для путешествия ко двору. Леди Мэри Элис Брендон была дальней кузиной Эдварда (почти все дворяне в Англии были связаны тем или иным образом) и служила фрейлиной при французской королеве Екатерине Медичи. У девушки также была мать и еще одна сестра по имени Мэри, потому она использовала свое второе имя.

Элис выглядела не так, как ее кузен, Джаспер, насколько это, конечно, возможно. Тогда как он был невозмутимым и высоким блондином, Элис была крошечной темноволосой эльфоподобной девушкой, волосы которой были коротко подстрижены из-за заболевания, что она перенесла, находясь во Франции. (Именно из-за него отец быстро вернул ее домой). Служба при французской королеве придала Элис европейского блеска. Она выглядела элегантной и стильной, как француженка, могла научить Беллу новомодным танцам и дать ей советы касательно одежды и причесок. Дальняя кузина Эдварда была милой, полной энтузиазма девушкой, и Белла моментально полюбила ее.
Апартаменты при дворе не являлись меблированными, поэтому хозяйство герцога упаковывалось, начиная от ковров до столового серебра. Большая герцогская кровать была разобрана и уложена в один из многочисленных фургонов, необходимых для перевозки всевозможных атрибутов, что могли понадобиться в обиходе.

Как и в его доме, в апартаментах все должно было демонстрировать богатство и роскошь обитателей, а также стать достойным человека королевской крови. Груженые повозки оказались слишком тяжелы для лошадей, поэтому было приготовлено несколько пар волов, вытаскивающих часто вязнущие в грязи вагоны.
Плохие дороги Англии печально известны, ведь по идее за их благосостоянием должны были следить те, по чьей земле они проходили, но мало кто в действительности делал это. Как правило, дороги приводили в порядок, только если было объявлено, что королевский кортеж проследует по этому пути. Каждый путешествущий мог ожидать задержки из-за вагонов, увязших в грязи, или поломавшихся из-за ям осей колес.

Эдвард и Белла ехали на паланкине, что был богато украшен коробчатой переноской с шестами внизу, поддерживаемой лошадьми спереди и сзади. Сбоку от них шел слуга, удерживающий поводья каждой лошади. Внутри короб был покрыт вельветовыми подушками и шторами по бокам, которые можно было поднять, если сидящие внутри хотели взглянуть наружу или показать себя крестьянам, что бросали работу и мчались к дороге в желании увидеть, как проходит процессия. Эммет ехал рядом с братом и его женой на одной из его любимых лошадей, слегка покачиваясь в седле, так как периодически прикладывался к фляжке с бренди.

Элис следовала в повозке с высокопоставленной прислугой. Белла переживала за нее, потому что слуги были весьма ревнивы в отношении положения или проявления фаворитизма, и если кто-то из них считал, что заслуживал положения камеристки, Элис могла стать объектом враждебности или откровенной злобы. Но если у девушки и возникали какие-то проблемы, она ничего не говорила об этом Белле, когда они останавливались на ночлег.
Армия вооруженной охраны тянулась вдоль всей свиты. Разбойники с большой дороги всегда были угрозой, а герцогские повозки содержали достаточно богатств, чтобы содержать маленькую страну. На данный момент Эдвард был не бедным, и опасался по этому поводу.
Генри VIII взошел на трон, как один из самых богатых монархов в Европе, благодаря осторожной финансовой политике его отца, но растратил свое состояние на строительство дворца, разорительные бесполезные войны и процветающий двор. К тому времени, как он распустил монастыри, захватил их состояние и десятину, Генри отчаянно нуждался в деньгах, но даже ошеломляющий приток денег не смог бы стать достаточным. Когда он умер, Англия осталась без гроша, и теперь у королевы Мэри образовались серьезные денежные проблемы. Это была еще одна причина, по которой Эдвард боялся ее гнева, помимо сокрытого брака. Вся эта катавасия с богатством могла оказаться слишком заманчивой для нее, ибо королева имела власть объявить Эдварда предателем и захватить его поместья, чтобы разрешить свои финансовые проблемы державы хотя бы на некоторое время.

По пути кортеж герцога останавливался в постоялых дворах. Каждую ночь часть имущества Эдварда разбиралась и использовалась, чтобы сделать его комнаты приемлемыми для пребывания. Кто бы ни снимал комнаты ранее, немедленно выселялся, когда приезжал герцог. Свиньи и крупный рогатый скот, откормленные на зиму, забивались, чтобы прокормить огромную свиту. Курицы и гуси были взяты у соседей, оплаченные управляющим Эдварда по самой низкой цене, заставляя жильцов тихо ворчать за закрытой дверью. Когда караван двигался дальше, местность оставалась без еды, хоть людям и давали немного денег, чтобы возместить убытки. (Эдвард, конечно, не знал, сколько платил управляющий.)

Путешествие оказалось долгим и медленным, и ко времени, когда свита, достигла Лондона, Белла действительно подверглась старой болезни, как и боялся Эдвард. Он с беспокойством смотрел на нее, но девушка заверила мужа, что не зачахнет снова. Она объяснила это тем, что мощная магия защищает шелки во время беременности и эффект может продлиться еще год, пока она будет вскармливать ребенка. Однако в этом было небольшое несогласие между супругами. Леди положения Беллы не кормили ребенка сами, но жена герцога отказывалась даже обсуждать кормилицу, поэтому Эдвард пока оставил этот вопрос, надеясь, что после рождения ребенка его любимая станет более сговорчивой.

Они прибыли во владения королевы Мэри в обеденное время. Прислуга начала разгружать герцогские повозки и меблировать комнаты, а те, кто путешествовал с ним, разошлись, чтобы найти себе еду. Управляющий королевы встретил гостей, заявляя, что Ее Величество хочет видеть их немедленно. Эдвард пытался спокойно объяснить, что он и его жена не успели еще привести себя в порядок после долгой дороги и не были одеты должным образом, чтобы встретиться с королевой, но управляющий оказался настойчив. Эммет спешился, но посланец остановил его.
- С вами она поговорит позже.

Эммет сглотнул.
Эдварда и Беллу провели в покои, которые королева использовала, как личные комнаты для бесед. Замок (Тауэр) служил одновременно и тюрьмой, и дворцом, выглядя огромным и труднопроходимым, поэтому в нем не составляло труда потеряться. Леди Джейн Грей и ее муж все еще жили здесь, и из своего окна Джейн могла видеть всех приходящих и уходящих придворных. Это было привычным для нового монарха, проводить последнюю ночь перед коронацией в роскошных королевских покоях замка, но Мэри решила сделать их основным местом ее деятельности еще раньше, не упоминая уже того факта, что Тауэр был наиболее охраняемым и безопасным из всех королевских резиденций.

Белла с Эдвардом нашли королеву Мэри, сидящей под государственными знаменами и обедающую в одиночестве. Слуги стояли подле нее на случай, если королеве понадобится что-то во время обеда. Один из них держал кувшин с вином, чтобы обновлять ее кубок после каждого глотка, а второй стоял на коленях с водой для ополаскивания и полотенцем. При прислуге дворяне не боялись говорить открыто даже о секретных делах. Об их присутствии просто забывали, считая не больше чем мебелью, поэтому, чтобы узнать чьи-то секреты, было достаточно лишь подкупить слугу.

Эдвард и Белла преклонили колени перед королевой, опустив головы. Эдвард ждал, но Мэри до сих пор не велела им подняться, поскольку продолжала есть, разрезая мясо ножом. После нескольких укусов, сделанных с краткими движениями, она заговорила:
- Что вы сказали, кузен?

- Я говорил, что мое сердце веселится от возможности снова видеть вас в полном здравии, - ответил Эдвард, ведь не имел возможности видеть свою королеву несколько лет и заметил только сейчас, что годы не были особенно добры к ней.
На данный момент возраст Мэри составлял тридцать семь лет, и это бросалось в глаза. На лице выступали тени от ее тяжелой жизни, кожа вокруг линии сжатого рта была болезненно-желтой, а ее когда-то рыжеватые, как и у принцессы Элизабет, волосы потемнели с годами, став такого же оттенка, как и у Эдварда. Плюс теперь к ним еще добавились и седоватые пряди.

Королева Мэри выросла в сказочном царстве, как помнила, поскольку в юные годы у ее родителей был любящий брак, и она всегда мечтала о таком же. Отец все время удивлял ее мать широкими романтическими жестами, всегда был веселым с ней, одеваясь, как крестьянин, чтобы штурмовать королевскую комнату и требовать танца с красивым и статным незнакомцем, кем он выступал, когда скрывал лицо под маской. Королева Кэтрин всегда делала вид, что не знала его в этот момент и наслаждалась происходящим.

Однако все изменилось, когда Мэри исполнилось шестнадцать лет. Ее отец стал недоволен из-за отсутствия наследника мужского пола, а затем пришла Анна Болейн и околдовала его. Внезапно Генри решил, что его долгий и относительно счастливый брак был божьим проклятьем, поскольку он женился на вдове брата, вследствие чего отослал супругу Кэтрин прочь в сырой, заплесневелый и практически заброшенный замок подальше от дочери. Они больше никогда не виделись. Кэтрин умерла прежде, чем Мэри смогла убедить отца повидаться с матерью в последний раз.

Из-за стресса будущая королева подверглась множественным заболеваниям, и всю оставшуюся жизнь страдала мигренью, сильными менструальными спазмами, нерегулярным циклом, желудочными расстройствами, тахикардией и была подвержена паническим атакам.
Папа Римский отказался аннулировать брак ее отца, как хотел Генри, что могло стать причиной того, что Рим завоевал племянник королевы Кэтрин Чарльз V. Семь лет Генри боролся с религиозными властями ради аннулирования брака, и когда, в конце концов, Папа отказал ему, отец Мари решил, что он – глава английской церкви, а не нынешний верховный правитель Святого престола. Услужливый архиепископ Крамнер был тут как тут и объявил королевский двадцатилетний брак недействительным. Не теряя времени, Генри провозгласил свою дочь незаконнорожденной, делая ее неприкосновенной для королевских браков.

Долгое время принцесса Мэри отказывалась признать недействительным брак ее родителей. Три года она не разговаривала с отцом. Раньше он баловал и заботился о ней, а теперь пытался заставить девушку уступить и признать, что она являлась незаконным плодом недействительного союза. Католические родственники принцессы с континента побуждали ее оставаться твердой в своем отказе и даже разрабатывали несколько неудачных планов «спасения», пытаясь вывезти Мэри заграницу. Наконец, дочь Кэтрин и Генри уступила, подписав документ, подтверждающий, что она незаконнорожденная, и отвергла папскую власть над английской церковью. После этого отец принял ее назад, но их отношения больше никогда не были такими, как раньше.

Когда Анна Болейн родила дочь, принцессу Элизабет, Мэри была приставлена к ней, как одна из фрейлин, что оказалось преднамеренным унижением для гордой принцессы. Вопреки этому, Мэри любила малышку, которая вытеснила ее из сердца отца. С политической точки зрения их отношения всегда были острыми, зачастую из-за умыслов других, но Мэри все равно любила маленькую рыжеволосую девочку, как и ее брата, принца Эдварда, что был рожден для замены Анны Болейн. Принц Эдвард вернул Мэри сентиментальность, однажды написав, что любит ее больше всех остальных родственников.

Однако Генри VIII умер, прежде чем принц Эдвард достаточно повзрослел, он рос при регентском совете, который поддерживал протестантов, что и привело к запрету католицизма серией религиозных реформ. .Взаимоотношения молодого короля с сестрой стали более натянутыми, потому что принцесса Мэри отказалась отречься от католической веры. Он арестовал нескольких ее слуг (но не саму принцессу) за посещение месс в ее личной келье, а однажды довел до слез перед всем двором с жестоким порицанием в невыполнении законов.
Мэри называла себя «несчастнейшей из христианок», и эта печаль оставила на ней свой отпечаток. Принцесса страстно желала вернуть Англию ее волшебного детства, счастливую, процветающую нацию взамен унаследованной, нуждающейся и разрушенной страны.
Сейчас она повернулась к Белле.
- А что скажешь ты?
- Ничего, но приветствую Вас и поздравляю, Ваше Величество, - ответила Белла, не отрывая взгляда от пола.
Услышав ответ девушки, королева Мэри вернула внимание Эдварду.
- До меня доходили странные слухи, что она – принцесса из Нового Света. Это правда?
Эдвард колебался. Распускать слухи среди людей было одним; лгать же королеве – совсем другим.

- Она так хорошо говорит по-английски, - сухо произнесла Мэри. - Моя блаженная мать жила в Англии на протяжении тридцати лет и никогда не теряла своего испанского акцента, - королева вздохнула и опустила ложку с ножом на стол. - Если это брак по любви, Эдвард, так и скажи.
- Так и есть, - признал герцог. - И теперь моя возлюбленная супруга ждет ребенка.
Взгляд королевы Мэри смягчился, ибо в ней, как в женщине, существовала некая романтическая жилка, однако ее тон оставался твердым.
- Я могла бы бросить в тюрьму вас обоих.
- Да, мадам, - ответил Эдвард с паникой в глазах. - Но я молю вас о милосердии.
Мэри вздохнула.
- Подойди сюда, Белла.
Девушка вздрогнула, когда королева использовала ее имя, но поднялась на ноги и покорно подошла ближе к столу, где присела в реверансе. Мэри имела слабое зрение и с подозрением взглянула на Беллу, постукивая пальцем по подбородку. Наконец она повернулась к Эдварду.
- Она милая. Есть ли в ней дворянская кровь?
- Нет, Ваше Величество.

- Жаль, - промолвила Королева. - Кто ее семья?
Эдвард уже давно приготовил ложь на этот вероятный вопрос и научил Беллу, что нужно отвечать, если еео таком спросят.
- Белла– дальняя родственница династии Поул, - произнес Эдвард.
Королева Мэри любила леди Маргарет Поул, графиню Солсбери, которая в детстве была одной из ее наставниц, а после оказалась освобождена от службы принцессе после того, как ту объявили незаконнорожденной, а ее семья распалась.
Маргарет Поул имела сына – Реджинальда, посвященного церкви еще в молодые годы. Он стал известным теологом, а Король Генри предложил ему должность архиепископа Йоркского, если он готов был поддержать аннулирование акта. Реджинальд отказался и написал теологический трактат, обвиняющий позицию короля, вследствие чего отправился в добровольное изгнание, спасаясь от гнева Генри. По сфабрикованному обвинению в измене Король арестовал его мать, но на эшафоте хрупкая и уже не молодая Маргарет отказалась положить голову на плаху, которая по ее словам была только для предателей, она же не являлась таковой. Палач и его помощник гонялись за женщиной по помосту, будучи потрясены этим случаем, ведь обычно аристократы давали только небольшую речь и просили свидетелей молиться за них. Но не Маргарет. Когда помощник, наконец, склонил ее, то нервно занес топор над тонкой шеей и промахнулся, попав по плечу. Потребовалось еще десять ударов, прежде чем палач смог обезглавить несчастную женщину.

- А ваша семья? - спросила королева Мэри, на что Белла покачала головой.
- Я единственная, кто остался, - ответила она, и ее Величество вздохнула.
- Теперь у тебя есть семья, моя дорогая, но я не могу позволить вам остаться безнаказанным за это, Эдвард. Тысяча фунтов.
Эдвард почувствовал слабость от облегчения.
- Я немедленно пошлю их вам.
Королева Мэри махнула рукой.
- Теперь идите и оставьте меня поесть в тишине. Эдвард… я рада, что вы можете находиться здесь во время моей коронации.
- Как и я, - улыбнулся Эдвард.
- Я надеюсь увидеть вас на вечерней мессе, - указательным тоном заявила королева.
- Мы будем там, - пообещал герцог.

Мэри присутствовала на мессах пять раз в день и ожидала ото всех придворных того же. Эдвард надеялся, что одного раза в день будет достаточно, чтобы удовлетворить ее.
С легкой тоской королева улыбнулась.
- Надеюсь, моя семья вновь будет со мной. Моя любимая семья.



Автор: Lissa-Bryan
Перевод: Juli_Darken
Бета: LanaLuna11

Наш ФОРУМ, где вы можете сделать свои положительные или отрицательные отзывы по поводу новой главы, над которой мы все дружно работали. Спасибо :)

Исторические заметки:

- Порка была методом избиения чьей-то спины плетью, как форма наказания или набожности (вспомните раны Иисуса). Культовое движение Церкви в XIV веке, во время которого тысячи людей ходили по улицам, бичуя себя. Власяница – нательная рубашка из грубого полотна, – была короткой и без рукавов, в основном сделанная из запутанной шерсти коз или лошадей. Вызывает зуд и колется, если надеть на голое тело.
- «Я весьма поражена» – выражение, которое все Тюдоры, кажется, переняли от бабушки короля Генриха, Маргарет Бофорт, что использовала его довольно часто в своих письмах. Ей было всего лишь двенадцать, когда она вышла замуж за Эдмунда Тюдора и родила первого и единственного ребенка Генриха Тюдора (Генри VII) в возрасте тринадцати лет. Она была очень образованной и основала два колледжа Кембриджа. Маргарет вышла замуж еще два раза, но с последним мужем приняла обет целомудрия и ушла в монастырь. Она являлась регентом, когда ее сын умер, а Генри VIII не был достаточно взрослым, чтобы править самостоятельно. Завет уважать аристократию Англии принадлежит ей.