Розали Каллен, виконтесса Лайл, лежала в своей постели, прислушиваясь к стуку капель дождя за окном. Она не покидала свою постель несколько дней… или уже неделю? Девушка не была точно уверена. Каждый ее новый день казался похожим на предыдущий; Розали лежала, прислушиваясь к дождю или играя с драгоценностями, разбросанными вокруг нее вместе с бумагой. Когда-то давно они грезились ей, были такими желанными, и вот теперь, когда все желанное уже имелось, эти вещички стали каиновой печатью.

Во время родов девушке казалось, что смерть уже близка, и сейчас Розали в тайне мечтала о ней. Наверное, уж лучше умереть, не получив отпущения грехов, и заслуженно отправиться в ад, чем проживать еще один мучительно долгий день с тяжелым камнем вины на душе… и так всю жизнь. Впервые посмотрев в лицо своей дочери, она почувствовала, как леденящая сердце волна накрыла ее с головой, высвобождая чудовищную истинную сущность. Розали добилась своего – девочку увезли. Она не имела права смотреть в эти невинные глаза, не могла касаться этого чистейшего создания своими грязными руками. Стало лучше, когда Эммет забрал ребенка и уехал. Из такой матери, как она, уж точно ничего хорошего бы не получилось.

Розали мечтала об отпущении грехов, но не могла в них сознаться. Ее грех не был одним из тех, за прощение которого нужно произнести несколько дополнительных молитв перед сном и поститься. Если бы отец Джейкоб только узнал, в чем она провинилась, то незамедлительно представил бы ее пред церковным судом, и тогда бы Розали сгорела. Она горела бы также ужасающе, как и изнутри ее воспламеняла мысль, с которой ей придется жить всю жизнь: этот огонь пожрет ее во вратах ада. Ей бы не хотелось чувствовать его и здесь, на земле.

Розали Каллен взяла в руки бриллиантовое ожерелье и повертела его между пальцев. Вдруг солнечный свет попал в ловушку чистых камней. Он был лучиком дневного светила, что смогли проникнуть в ее комнату сквозь темные облака и окна. Казалось, что в ее руках сошлись огонь и лед.
«И ради этого ты прокляла себя», - пронеслось в мыслях Розали.

Это было единственным, о чем она думала, чего желала, будучи маленькой девочкой, слишком маленькой и тощей для своего возраста, в рваном платьице. Ее отец, который, несомненно, уже сгорел в адском пламени, проигрывал каждый день собственно заработанный пенни. Когда деньги закончились, он начал распродавать приданое ее матери. Но и тех денег с его проигрышами и долгами не хватило надолго. Скоро мужчина взялся продавать земли, которые должны были перейти дочери, и, когда выручки с них не осталось, он продал и то последнее, что у них осталось.

Год за годом их бедность становилась все более яркой. Слуги, уставшие работать бесплатно, ушли, кроме сиделки матери Розали, что осталась только по любви к хозяйке. Постепенно их некогда и прекрасный замок зарос грязью, стены и потоки начали осыпаться, и остался жилым только первый этаж. Когда-то мать Розали была фрейлиной сестры короля Генриха, конечно, до замужества. Отец девушки снимал драгоценные камни и жемчуг с одежд жены, крадя их по одному, чтобы она не заметила, а затем продавал и саму ткань. Одно из них ее мать урезала, чтобы отдать Розали, все старые платьица которой были несколько раз перешиты и распущены. Но ее детский организм не мог заставить себя перестать расти, и, в конце концов, те несколько раз перешитые платья уже невозможно оказалось носить. Отец Роуз избил жену за «невежественное расточительство». Он так надругался над ней, что в течение двух следующих недель женщина медленно умирала, утопая в омуте безжалостной боли. Спустя несколько недель умер и отец от падения с лестницы в публичном доме, находясь в состоянии алкогольного опьянения. Он ушел из жизни, оставив дочь в полной нищете.

Но даже после своей смерти отец преследовал ее. Один из мужчин, которому он задолжал, чтобы простить долг, предложил девушке выйти за него замуж. Розали с все возрастающим отчаянием писала одно письмо за другим родственникам своей матери, которых никогда не видела. Она просила их о милости, умоляла приютить у себя, но не получила ни одного ответа. В итоге девушке приняла то предложение. Ее выбор оказался невелик: либо замужество, либо богадельня. Прошло совсем немного времени, прежде чем юная красавица поняла: лучше бы она ушла в богадельню.

Ее муж имел место быть жестоким человеком и таким же скупым, как и ее отец: ему было жаль потратить лишний пенни, на который бы жена смогла хоть немного утолить смертельный голод, ведь эти деньги он незамедлительно мог потратить на вино, блудниц и карточные игры. Глубоко в душе девушка надеялась, что при ее беременности он станет относиться к ней хоть на каплю лучше, хотя бы ради ребенка, но этого не произошло.

Ребенок (имя которого Розали даже про себя не могла произнести) стал маленьким лучиком света, той каплей счастья, что подарило ей замужество. Девушка горячо полюбила его всем своим сердцем с первого взгляда. Естественно, ее муж не выделил денег на кормилицу для ребенка, и Розали кормила его сама. Им обоим тогда пришлось многому научиться, так как у девушки не имелось никого, кто мог бы ей подсказывать. А муж запретил жене заводить любых подруг, даже способных помочь. Она самостоятельно, методом проб и ошибок, познавала сложную науку ухода за младенцами. Несмотря не все ее ошибки, мальчик рос и процветал. Тогда будущая виконтесса Лайл впервые подумала, что Бог, наконец, сжалился над ней и послал в ее мрачную, наполненную жестокости, жизнь лучик света.

Она не хотела устраивать пожар. Розали проснулась посреди ночи, услышав странные шумы совсем рядом, и зажгла свечу. Женщина увидела, что пьяный муж-вахлак, перевернувшись во сне, задавил своим телом ребенка. Ее сын был мертв. От шока и ужаса, охвативших девушку в тот момент, Роуз не удержала свечу ослабевшими руками, и та покатилась по полу. Когда огарок докатился до тростника, высохшего и уже превратившегося в мусор, ибо муж не хотел потратить хорошие деньги на новый, более безопасный, огонь распространился быстро – Розали едва успела выскочить сама и запереть дверь. А уж пытаться разбудить мужчину, потерявшего сознание от выпитого, не было возможности. К тому же, он бы наверняка забил ее до смерти за неосторожное обращение со свечой.

Жена местного священника (тогда на троне сидел юный протестантский король) приютила девушку, бедную, бездетную вдову, не имевшую у себя ничего, кроме рваного платья на теле. Благодаря ее усилиям Розали удалось продать то единственное, что у нее уже имелось в избытке – грудное молоко. Сначала она стала кормилицей для нескольких детей в деревне, которых ненавидела всем своим существом. В них ее нервировало все: их пухлые личики и розовые щеки. Но больше всего девушку доводили до бешенства матери малышей, насмехавшиеся над ней, считавшие себя выше ее только потому, что ей пришлось зарабатывать себе на жизнь таким образом. Они вели себя с Розали высокомерно только из-за того, что она так пала. От желчи и обиды за себя будущая жена Эммета нашла и другой способ заработка, в котором пришлось задействовать и другие части ее тела. Она удовлетворяла мужей тех женщин, что усмехались ей в лицо, и получала за это больше, чем за кормление их отпрысков.

Однако кто-то сообщил о Розали местному земскому начальнику. Ее благородная кровь спасла девушку от ареста за проституцию, но он рассказал о ней священнику, который сделал ей выговор, заставил покаяться о «распутном и непристойном» поведении перед его прихожанами и принять наказание. Розали недолго возражала этому решению, ведь так ей представилась удивительная возможность. Под видом ищущей прощения грешницы она ткнула в грязь лица тех женщин, что унижали ее. Это принесло девушке огромное удовлетворение.

Священник подумал, что лучше спрятать Розали от общества и рассерженных жен, готовых убить ее при встрече. Он попросил свою жену поискать по своим связям для Роуз более благородных работодателей, и чем дальше они бы находились, тем лучше. Его супруга оказалась отдаленно связана с управляющим, служившим в доме герцога Каллена, и так узнала, что в тот дом требуется кормилица из хорошей семьи. Розали не знала, насколько «хорошей» была семья, но ее родословная, по крайней мере, соответствовала требованиям.

На прощание жена священника сердечно обняла девушку и сказала, что это станет для нее началом новой жизни. Розали решила, что так и будет: она больше не станет бедствовать, независимо от того, что ей придется сделать для этого. Невзирая на обстоятельства. Поначалу белокурая девушка намеревалась стать любовницей овдовевшего герцога, однако он был так ошеломлен и буквально убит кончиной жены, что не замечал ничего вокруг. Наверное, он бы даже не заметил ее, лежащую обнаженной в его покоях. С каждым днем в новом доме Роуз сильнее и сильнее начинала ненавидеть священное имя жены-покойницы Эдварда, так как у нее было все то, о чем мечтала любая девушка: устойчивое материальное обеспечение, титул, роскошные платья и драгоценности, достойные самой королевы. Она надеялась, что через год или два герцог оправится от своего горя, и тогда ее план может сработать, как неожиданно, словно из ниоткуда, на горизонте появилась новая герцогиня Каллен. Розали была так зла на нее, что при первой встрече выместила всю свою злобу на девочке. Тогда она и узнала, что шутки с этой миниатюрной женщиной с большими темными глазами могут плохо закончиться.

Так, потеряв надежду очаровать герцога, Роуз выбрала себе меньшее – его пьянствующего брата. На самом деле, она побаивалась Эммета в подвыпившем состоянии, несмотря на то, что так он был относительно спокоен. Однажды Розали даже услышала перешептывания двух девушек-служанок, хихикающих и делящихся своими впечатлениями о его мужском достоинстве. Очевидно, Всевышний наградил его могучим оружием, позволяющим мужчине стать величайшим любовником. Розали заботило не столько плотское наслаждение от любовных утех с ним, а количество монет, которое получали девушки от него за удовлетворенные потребности.

Впервые оказавшись на ложе виконта, Розали пришла от Эммета в ужас. Он был так груб с ней, что девушка невольно начала находить все больше и больше общих черт между ним и ее погибшим пьянствующим вахлаком-мужем. На следующее утро он душевно раскаивался и просил прощение за свою грубость; спустя несколько недель Розали поняла, что той ночью Эммет наполнил ее своим ребенком. Девушка надеялась, что он даст ей денег, чтобы она смогла избавиться от нежеланного плода, развивающегося в ее теле, но виконт удивил беременную женщину: он предложил ей замужество. Розали казалось, что судьба уже ничем не может удивить ее, но это событие противоречило всему. Девушка сказала будущему супругу, что ему стоит обратиться к королеве за разрешением на их брак. Она не собиралась вновь оказаться с мужем среди нищеты в Тауэре.

В тот момент Розали получила все, о чем когда-либо мечтала. Быть может, Бог услышал молитвы этой несчастной женщины и смиловался. Эммет был богат, титулован и готов исполнить любой ее каприз. Даже в плане исполнения «супружеского долга» все стало налаживаться – Розали не ожидала, что ей может так понравиться это. Она покупала украшения, и ей казалось это лучшим капиталовложением. Более миниатюрное богатство легче скрыть при необходимости. Если бы она была бережной, то могла бы спокойно прожить остаток жизни на деньги с продажи нескольких таких безделушек, но этого недостаточно. Независимо от того, сколько монет Роуз положила в свой тайник под полом, независимо от того, сколько драгоценностей украшает ее грудь, в памяти всегда будет жить образ маленькой девочки, голодной и продрогшей до костей, над которой все всегда насмехались. Теперь она всегда будет желать больше необходимого минимума, чтобы сделать пропасть между ее новой и старой жизнью как можно глубже.

Розали ненавидела герцогиню, вторую жену Эдварда, всем своим существом. Когда-то столь ярую ненависть она питала к своему отцу и мужу. Но где-то в глубине души девушка понимала, что ее чувства к этой хрупкой на вид женщине необоснованны. Роуз чувствовала, как Белла старается держаться на безопасном расстоянии, так ей необходимом.

Беременная женщина старалась изо всех сил испортить жизнь герцогине, придумывая все новые и новые неприятные хлопоты. Однажды она даже пожаловалась священнику на странные привычки жены Эдварда. Подслушав несколько ее разговоров с отцом Джаспером, Розали подумала, что эта женщина, судя по заданным ею вопросам, возможно, могла быть протестанткой втайне от всех. Но, к сожалению, при обыске покоев герцога женщине не удалось найти ни одной книги, доказывающей приверженность маленькой жены брата королевы запрещенной вере.

Эммет, узнав об ее происках, мертвенно побледнел, чему Розали не находила никакого объяснения. В тот же день он, грозясь урезать жене личные доходы и лишить драгоценностей, поселил в ее сердце настоящий ужас. В течение нескольких дней Роуз не прекращала рыдать, содрогаясь от ужасающей мысли: она может кончить, как ее мать.

Девушка не могла не задумываться о том, как сделать свое положение более безопасным. Это казалось возможным, если бы Эммет стал герцогом. Однако несбыточная мечта может оказаться нереальной, если маленькая жена Эдварда родит сына. Женщина постаралась переодеться в самую незаметную одежду, что была у нее, и спустилась в деревню для покупки необходимых ей вещей. Купив специальную траву, она подсыпала ее герцогине в гораздо большем количестве, чем советовала торговка (Розали лелеяла мысль, что во время родов герцогиня умрет вместе со своим младенцем), но ничего не действовало. В назначенный срок герцогиня родила и, конечно же, ребенком оказался мальчик. Многие женщины, как, например, мать Розали, в течение нескольких лет делали все возможное, чтобы родить сына, однако у них получалось это после нескольких беременностей. Но этой женщине удалось с первой попытки подарить мужу такого долгожданного им сына.

В течение небольшого промежутка между родами Беллы и ее собственными девушка успевала плести интриги, устраивая заговоры, но стоило появиться на свет ее ребенку, как все это перестало иметь значение. Осталось лишь удушающее чувство вины, оно легло ей на плечи грузной накидкой, болезнью, последствия которой будут преследовать ее всю оставшуюся жизнь. Она бы с удовольствием отдала все свои драгоценности, все скопленные в тайнике деньги, каждый сантиметр дорогих тканей и ниток, из которых были пошиты ее платья. Все, лишь бы вновь вернуться в старую жизнь, полную голода и нищеты. Лишь бы не чувствовать вины, грызущей ее изнутри. Но у девушки не было права на прощение. Не для ее рода.
___________

Белла и Эдвард вернулись в Каллен Холл, их поездка была длинной и изнуряющей. Дороги, по которым пришлось ехать, казались почти непроходимыми. Каждый день ось какой-нибудь повозки утопала в грязи, колеса было сдвинуть в таком положении практически невозможно, поэтому всей колонне приходилось ждать, пока прибудут дополнительные волы, дабы вытащить повозку из ямы.

Дождь продолжал барабанить по уже изрядно пропитанной влагой земле, от чего было невероятно прохладно. Этого так называемого «Года без Лета» хватит на десяток лет вперед. Эдвард и Белла тесно прижались друг к другу в своем паланкине. Занавески были задернуты промасленными тканями, но холодный ветер по-прежнему пробирался внутрь их убежища. Управляющий Эдварда предложил им выйти и, возможно, найти придорожный заезжий дом, в котором они смогли бы переждать непогоду, но герцог категорично заявил, что там, скорее всего, они будут ждать целую вечность.

- Да, наслал Господь Всевышний проклятье на Англию, - сказал управляющий, и его глаза неожиданно расширились от осознания, что, возможно, он выразился слишком резко.

И все же управляющий был не единственным, кому в голову пришла подобная мысль. По всей стране люди переговаривались и обсуждали, что Бог наслал на них эти напасти. Королева старалась стоически выдерживать это, но понимала, что сделала недостаточно для искоренения ереси. И протестанты заявили, что сам Господь не рад царствованию Мэри и передает свое недовольство через унылую погоду.

Белла была одной из тех немногих, кто не старался найти мистический подтекст в погодных изменениях. На данный момент ее больше заботили люди, проживающие на земельных владениях Эдварда. Конечно, весной ее муж закупил гораздо больше зерна, чем обычно, но будет ли его достаточно для спасения от голода всего его народа? Даже численность крупного рогатого скота и овец сокращалась, потому что бедные животные не могли весной выносить потомство.

Также ее беспокоила Элис, которой с каждой пройденной милей, приближающей ее к Каллен Холлу и року в качестве невесты барона Тайлера, становилось все более дурно. Свадьба должна была состояться там, и барон намекнул Эдварду, что Элис могла бы остаться на службе у Беллы, если герцог даст ему достаточно высокое положение в своем хозяйстве. Сам Эдвард с нескрываемой дрожью представлял, как ему придется мириться с этим человеком рядом, но если так Белла не лишится хорошей подруги в лице Элис, то он согласен.

Обе женщины начали подготовку к свадьбе Элис так, будто ожидали похорон, и это сильно омрачило их возвращение домой. Сердце Эдварда забилось быстрее, стоило мужчине вновь оказаться в доме на берегу моря. Он даже не понимал, насколько дорого для него стало это место, пока не пришло время постоянно находиться при дворе. В первую же ночь по возвращению Белла отправилась искупаться в свое любимое место – «Вечную Воду». Она попросила Эдварда остаться внутри, в тепле и сухости, и вернулась назад, лучащаяся от счастья. Однако, к сожалению, ее радость продлилась недолго, а именно до следующего утра, когда шелки увидела бледное болезненное лицо Элис. В течение следующих двух дней девушка была так плоха, что даже не могла подняться с постели; Эдвард написал письмо графу Хейлу, в котором настаивал на перенос свадьбы на более поздний срок. Ответ от графа пришел довольно скоро, и в нем была даже небольшая приписка от барона. Из ответного сообщения стали понятны намерения ответчиков: свадьба должна пройти в назначенный срок, даже если священнику придется встать у самой кровати больной и склониться над ней, чтобы услышать данные ею обеты.

Утро, на которое назначили свадьбу Элис, оказалось пасмурным, мрачным и холодным, дождь не переставал барабанить по окнам. В этот день совершенно резко поменялись роли: теперь Белла помогала Элис надеть одно из платьев герцогини, что было слегка ушито для более тонкого стана девушки. Многослойное платье, что находилось на пике моды, когда его носила первая жена Эдварда. Элис, скорее всего, никогда не предоставлялась возможность прикасаться к чему-то столь величественному, и теперь все, кто увидел бы ее в этом наряде, непременно почитали ее как герцогиню, которая и выделила этот роскошный наряд из своего гардероба.

Элис бесконтрольно плакала с самого пробуждения. Белла подняла любимое зеркало Эдварда так, чтобы Элис смогла увидеть свое отражение. Не скрывая шока, она коснулась своего искаженного бледного лица. Раньше девушка даже не осознавала, как болезнь повлияла на все ее тело.
- Да я же словно призрак, - прошептала она.

- Вздор, - решительно воспротивилась Белла. – Ты прекрасна, Элис.

Она попыталась выдавить из себя улыбку, но, не выдержав, в очередной раз разрыдалась. Прошлым вечером Элис посетила покои отца (он специально приехал в Каллен Холл заранее, чтобы провести ночь перед бракосочетанием дочери здесь), чтобы умолять его пересмотреть решение. Его управляющий, выйдя из палат прибывшего гостя, сообщил девушке, что ее родитель не принимает никаких гостей.

К часовне дамы шли вместе, и Белле это мучительно напоминало прогулку с Джейн Грей на эшафот. Элис расправила свои узкие плечи, как когда-то сделала Джейн, и пошла вперед, всем своим видом демонстрируя молчаливое достоинство. Слезы катились по ее щекам. Но пришло время исполнить свой долг.

На эту свадьбу прибыли все представители местной аристократии и знати. Разодетые в свои лучшие костюмы, они выстроились в соответствии со своими званиями. Белла, оглядев всех, так и не увидела Розали. Ее никто не видел с тех пор, как они вернулись домой. Она никогда не покидала своих покоев, а Эммет не пытался ее посетить. Прошлым вечером герцогиня стучала в ее двери, но открыла их служанка. Белла передала ей, что ждет ответа Розали: возможно, на следующее утро она захочет спуститься на службу. Горничная, конечно, пообещала передать просьбу, но покачала головой в молчаливом отрицании.

Белла понимала, что барон Тайлер никогда ей не понравится. Ничего бы не изменилось, если бы она даже не знала о его отвратительной жестокости. Для неприязни шелки к нему было достаточно одного его взгляда, которым барон одаривал свою невесту. Он словно проверял, а достойна ли она его, и вскоре его выражение сменилось на презрительное. Элис шла ровно и спокойно, но ее лицо было белым, словно чистейший холст. Невеста не отрывала взгляда от отца Джаспера, словно он был единственным, что удерживало ее здесь. Быть может, так оно и было.

Он начал службу, сохраняя спокойствие и бесстрастность на своем лице, однако был заметен странный блеск его глаз. Гладким и уверенным голосом отец Джаспер говорил о целях создания и символическом значении брака, пока не произошло нечто странное.

- В силу вышесказанного, если у кого-либо из вас есть… - он остановился, словно голос сжимал ему горло. Мужчина, прикрыв кулаком рот, откашлялся.

- В силу вышесказанного, если кто-либо знает причину… - мужчина замолчал, закрыв глаза. Казалось, будто следующие слова он собственноручно выдирал из растерзанного сердца, - ... по которой эти двое не могут быть соединены…

Каждый присутствующий в часовне пристально наблюдал за происходящим. Некоторые даже начали перешептываться.

На мгновение отец Джаспер потерял равновесие, и Эдвард бросился к нему, готовый подхватить друга в случае падения, но вдруг служитель церкви вновь стал хладнокровен. Его лицо преобразилось, будто солнце уже поднялось, но не для него. Он подошел к алтарю, снял свою епитрахиль, поцеловал ее и с нежностью опустил. Не задумываясь, Джаспер поднял руки и стянул свой воротник. На мгновение крепко сжав его в руке, он также опустил и этот атрибут своего одеяния.

Теперь все начали перешептываться. Что тут происходит?

- Отец Джаспер? – позвал Эдвард.
- Сейчас просто Джаспер, - и, сказав это, бывший священник бросился вперед. Схватив невесту в охапку, он перекинул ее через плечо и поспешил убраться из храма, словно это был чистейший Ад.

На несколько мгновений все присутствующие, ошеломленные происходящим, глупо переглядывались между собой. Очнувшись, барон Тайлер бросился вслед за Джаспером и Элис. Белла сделала шаг вперед, будто тоже намереваясь преследовать беглецов, и тогда барон Тайлер, запнувшись за ее ногу, растянулся в проходе и заворчал.
- Ох, прошу прощения, милорд! – выдохнула Белла, прикрывая рот рукой от ужаса и сожаления, но, на самом деле, она старалась спрятать улыбку.

Отец Элис подскочил с места и начал звать дочь. Он перепрыгнул чрез лежащего ничком барона и бросился вон из здания. Приглашенные на свадьбу гости последовали его примеру, вскакивая со своих мест, они не хотели пропустить захватывающее шоу.

У входа стояла одна лошадь, принадлежавшая конюху. Джаспер вскочил в седло и быстро посадил Элис пред собой. Одной рукой мужчина схватил поводья, а второй обнял тонкую талию любимой, крепко прижимая ее к своему телу. Он склонился и поцеловал девушку, прежде чем ударил пятками по бокам лошади. Конь резво пустился вперед.

Белла и Эдвард выскочили вслед за всеми и остановились у здания, когда Джаспер и Элис уже скрылись в переулке. Отец Элис стоял с широко раскрытым ртом и молчал, словно наглотался воды.

- Остановите же их! – взревел барон Тайлер.
- Как? – мягко поинтересовался Эдвард.
- Возьмите другого коня! – барон Тайлер кричал на конюха. – Чья это была лошадь?
- Моя, - воскликнул Эдвард. – И горе мне, он самый быстрый из моих жеребцов.
Барон Тайлер уставился на него.
- И почему же он стоял здесь, под дождем?
- Я хотел проехаться верхом после свадьбы, - ответил Эдвард.
- В дождь?
- Он меня не беспокоит, - Эдвард передернул плечами.

- Это был Вольво? – заинтересованно воскликнул Эммет. В одной руке он держал кусок свадебного пирога и, наблюдая за происходящим, наслаждался его вкусом.
- Да, - подтвердил Эдвард.
Эммет покачал головой.
- Тогда уже никому за ними не угнаться. Какая жалость! – он похлопал барона по плечу. – Проще вам найти другую жену. – И, потеряв интерес к происходящему, мужчина возвратился в дом.

- Где моя лошадь? – надрывался барон Тайлер. – Где моя лошадь?
Белла всеми силами старалась сохранить серьезное выражение лица, но веселый блеск в глазах скрыть не могла.
- Ты знаешь, что здесь происходит? – шепотом спросила она Эдварда.
Он сглотнул.
- Нет, но у меня есть надежда. И если они взяли того коня, а, скорее всего, так и было, ожидавшего их, на всякий случай, то в седловой сумке найдут деньги и рекомендательное письмо от герцога Каллена.
- Куда же они отправятся? – задалась вопросом Белла.
- Им придется покинуть страну, - ответил Эдвард, в его голосе слышалась нотка грусти. – Наверное, им стоит отправиться в Германию или любую другую протестантскую страну.
- Я буду скучать, - призналась Белла, - но сейчас я искренне за нее рада. - Спасибо, - поблагодарила она, когда Эдвард склонился к ней за поцелуем.

Когда пара повернулась к дому, Белла посмотрела вверх и увидела Розали, наблюдающую за происходящим из окна. Как только она заметила взгляд герцогини, направленный на нее, то скрылась во мраке комнаты.

Историческая заметка:

- То, что произошло с ребенком Розали, к сожалению, было частым явлением в те времена. Многим бедным семьям приходилось делить между собой одно ложе. А причина одна - нужно как-то греться. Огонь обычно зажигали на ночь, и в основном это были лишь свечи, чтобы в темное время суток человек мог выйти.
Также это была хорошая экономия дров. Зимой в домах было очень холодно. К тому же, позволить себе колыбельку для малыша или что-то подобное могли только богатые семьи.
В 1894 году в Лондоне тысячи младенцев были задавлены спящими родителями. Многие современные исследователи придерживаются мнения, что такая высокая смертность была из-за того, что Англия являлась развивающимся государством малых островов. Но этот вопрос, на данный момент, остается открытым.



Автор: Lissa-Bryan
Перевод: Furiae
Бета: LanaLuna11

Наш ФОРУМ, где мы всегда вас ждем