Глава 2. Безобидное развлечение
— Пошевеливайся, бабуля, — оборачиваясь, говорит Деймон. Он бежит рядом, тихо и грациозно, пока я неуклюже стараюсь не отставать и одновременно казаться сильной, сексуальной прожженной стервозной вампиршей, а не двухмесячным новичком.

— Эти туфли не очень подходят для прогулок, — ворчу я. Пятидюймовые шпильки казались нелепыми, еще когда я просто стояла в них, теперь же это было настоящим сумасшествием. В свою защиту могу сказать, что, одеваясь, я не предполагала, что на повестке дня будет охота. Не знаю, что на ней вообще было, но точно не охота.

Внезапно Деймон разворачивается на сто восемьдесят градусов и неторопливо подходит ко мне. Я, чувствуя неуверенность, останавливаюсь. Что я сделала? Я что-то не так сказала, или сделала, или, может, неправильно шевельнулась? Неужели что-то выдало меня? Нет, нельзя так думать. Притворяйся до последнего, правильно? Все хорошо, он ничего не подозревает. Разбуди стерву внутри себя.

Я притоптываю ногой, изображая скуку, пока жду, когда же он заговорит. Но он молчит. Вместо этого он не спеша обходит меня по кругу. Его взгляд скользит по мне, начиная с этих дурацких туфель и поднимаясь все выше и выше. Я уже начинаю смущаться, стоя в этой одежде, но его взгляд говорит, что с тем же успехом я могла бы быть и голой. Мне хочется сжаться, спрятаться. Но вместо этого я выставляю бедро, кладу руку на талию и позволяю ему оценить. Надеюсь, он не заметит, как трясутся мои руки, не услышит, как сбивается дыхание. Но он, кажется, слишком увлеченно рассматривает мое тело. Думаю, я в безопасности. Надеюсь на это.

Он заканчивает свой осмотр и останавливается передо мной. Как обычно, его совсем не заботит личное пространство других людей, так что нас разделяют считанные сантиметры.

— Возможно, они непрактичны, но зато творят чудеса с твоей задницей.

Я не могу сдержать улыбку. Это так похоже на Деймона. По крайней мере, он вел себя предсказуемо, раз Стефан так нас удивил. В конце концов, прежде Кэтрин удавалось одурачить Деймона, так что я решила, что смогу быть убедительной. Но я была настолько уверена, что Стефан обо всем догадается. Мне казалось… я думала, что если кто и мог увидеть меня настоящую, так это он. Как бы мне ни хотелось раскрыть этот обман, часть меня надеялась, хотела, даже нуждалась в том, чтобы Стефан посмотрел на меня и узнал. Ведь я выбираю его, так? Он — любовь всей моей жизни, верно? Если даже он не знает, кто я сейчас, откуда тогда знать мне?

Я устроила себе мысленную встряску. Стефан ушел. Его нет. Ты получила, что хотела, Гилберт, ты справилась. На сегодня ты — Кэтрин Пирс, так что веди себя соответствующим образом. И тут же моя улыбка превращается в усмешку.

— Я знаю, — надеюсь, это звучит как соблазнительное мурчание.

Деймон закатывает глаза, но на его губах играет широкая улыбка.

— Твоя скромность никогда не перестанет поражать меня. Если мы, наконец, пришли к выводу, что у тебя самая горячая пятая точка на всем восточном побережье, давай уже поторопимся. Мы почти на месте. — В мгновение ока его рука оборачивается вокруг моей талии подобно змее и стискивает мою задницу, а затем он со свистом исчезает за деревьями.

Из моего горла вырывается резкий смех. Какой незнакомый звук, не помню, когда в последний раз слышала его. Наверное, я должна разозлиться на то, что он распускает руки, но… больше меня никто не касается. Отчасти вина лежит на мне, так как я сама оттолкнула Деймона и Стефана прочь (не оттолкнула, убежала, убежала прочь), но люди рассматривали меня как опасность — как и должны были — даже Кэролайн держала дистанцию. К тому же, это было безобидное баловство, просто решила поозорничать немного. Вот все, чего я хотела, расхаживая по улицам с кудрями.

Я устремляюсь за ним, каблуки лишь на самую малость замедляют мой бег. Понятия не имею, куда мы направляемся, но у меня хорошо получается идти по следам. Если уж я могу выследить белку по подлеску, его запах дыма, кожи и бурбона получается учуять без труда. Так что я отпускаю себя и бегу.

Пока что это единственный приятный бонус вампирской сущности. Я могу свободно мчаться в ночи, а мир вокруг меня становится сплошным размытым пятном, как и мысли в моей голове. Только в такие моменты я ощущаю себя цельной, только когда все вокруг движется так быстро и так медленно. Я чувствую только землю под ногами, ветер, касающийся кожи, и запах моей добычи.

Я не могу догнать Деймона, но вижу его темную, чернее ночи, фигуру впереди. Он вырывается из укрытия леса, и я останавливаюсь рядом с ним, чувствуя возбуждение и легкое головокружение от бега. Может, все это не такая уж и плохая идея. Мне это нужно. Просто пробежаться, почувствовать, не думать. Хотя бы одну ночь мне было необходимо ни о чем не думать. А Деймону всегда удавалось помочь мне с этим, с ним было легко отключить мозг так, что оставались только инстинкты, чувства и действия. Впервые в жизни я чувствовала возбуждение.

Не говоря уже о голоде.

Я беру себя в руки. Мы находимся на окраине города, на отдаленном участке четвертого шоссе. В этот час на улице пугающе тихо, и ни одной машины в поле зрения.

— Немного отличается от прошлого раза, когда мы охотились. — Прошлого раза? О-оу. — Дорога теперь покрыта асфальтом, но трюк все равно работает. Машины выезжают из-за поворота, — он указывает на крутой поворот футах в ста от нас, — и резко останавливаются. А если нет, что ж, быть сбитым машиной лучше, чем повозкой. Чертовы копыта такие острые.

Черт-черт-черт. О чем он говорит? Я думала, мы… не знаю… пойдем в бар и выпьем, как они делали со Стефаном тогда, у гриль-бара. Но он собирается… что именно? Очевидно, я должна помнить, но не имею ни малейшего понятия, о каком трюке он говорит. Но тут он легкой походкой направляется к середине дороги и растягивается на ней, подкладывая руку под голову.

О. О-о-о. Кусочки головоломки сошлись. Так этому его научила Кэтрин? Предсказуемо. И отвратительно — охотиться на людей, которые хотят сделать доброе дело. Плохие даже не останавливаются. Таким образом, вы получаете только хороших. Людей с большим сердцем, которое безостановочно разносит их кровь по телу – вновь и вновь.

Он приподнимается на локте.

— Ну? Ты идешь? Я знаю, что мы обычно не делали этого вместе, но ведь нужна же острота в жизни. — Он подзывает меня к себе. — Притворимся, что нас обоих убили. Будет весело. — На его губах играет безумная улыбка.

Я чувствую легкую боль в горле, на запястьях, между моих ног. Ступаю на дорогу, остро ощущая неестественную тишину, царящую в лесу, слабое биение сердца Деймона и шум транспорта вдалеке. Вскоре из-за поворота появится машина, водитель заметит нас, лежащих на дороге, и остановится. А потом…

Мне следовало бы пойти домой и угостить себя донорской кровью, чтобы набраться сил, и кровью белок и кроликов, чтобы почувствовать азарт во время охоты. Они притупляют мою жажду убийства, и несколько последних месяцев все было хорошо. Мне и без того сложно убивать животных, но это будет в тысячу раз хуже.

И в тысячу раз лучше.

Я ложусь рядом с ним. А он полностью укладывается на асфальт.

— Здесь всегда было классно охотиться. Удивлена, что ты не забыл, — говорю я. Надеюсь, мои слова не прозвучали так, будто я понятия не имею, о чем мы говорим.

— Такое забудешь. Ты была отличным учителем, — его улыбку я больше чувствую, чем вижу. — Я не был бы тем, кто я сейчас, без твоего мастерского руководства. — В его словах слышится толика грусти, но никакой жалости к себе. И это самое печальное.

— Ты оказался неплохим вампиром, Деймон. Несмотря на все мои попытки, ты стал неплохим, — говорю я. Даже больше, чем неплохим.

— Не уверен, что от тебя это комплимент, — подозрительно отвечает он. Какой умный.

Я лишь пожимаю плечами.

—Думай, что хочешь. Ты всегда так делаешь. — Мы лежим в тишине, наблюдая за звездами. Сейчас я вижу их намного больше, чем раньше. Открылись целые галактики, о существовании которых я и не подозревала.

— Почему ты вернулась? — Его глаза все еще не отрываются от далеких созвездий. — Почему сейчас? Ради Стефана? Он все еще любит ее. В своем нелепом, неумелом и эпичном стиле он всегда будет любить ее.

И вот он вопрос, да? Зачем я это делаю? Зачем я притворяюсь ей и развлекаюсь тут с Деймоном посередине дороги, когда могу быть собой и вечность нежиться в объятиях Стефана?

Но это не я. Я перестала быть собой еще той ночью. Когда я умерла. Так странно даже думать об этих словах, но это правда. Я утонула в холодной воде под Ивовым мостом. И, что самое ужасное, это принесло облегчение.

У меня не было суицидальных наклонностей, я не хотела умереть. Если бы можно было прожить ту ночь заново, я бы многое сделала по-другому. Но я не жалею о своем выборе. Я позволила Стефану спасти Мэтта. Я позволила воде объять меня, сама закрыла глаза, понимая, что моя смерть спасет моих любимых. Да и что значит жизнь одного двойника в обмен на жизни Стефана, Деймона, Кэролайн и любого другого вампира, которого Аларик (не Аларик, это был не он) убил бы не задумываясь? Мне не хотелось умирать, но если другого выбора не было, я знала, что таким образом спасу дорогих мне людей и смогу встретиться с другой частью своей семьи. С мамой, папой, Дженной, Риком. Даже с Джоном. Они все ждали бы меня. И все было бы хорошо.

Той ночью я пришла в согласие с миром. А потом я проснулась, желая то, что не могла объяснить, и чувствуя жажду того, чего хотеть не должна. Но даже это было всего лишь малой частью ужаса той ночи.

Я все поняла уже позже, выпив кровь, предложенную Стефаном, пока сам он сидел и смотрел на меня темными глазами. Как только прошла первая волна зверского удовольствия, я поняла, что конца для меня не предвидится. Мне придется жить, бороться, чувствовать и сражаться, и не шестьдесят лет, не обычную продолжительность человеческой жизни, а тысячи лет, десятки тысяч. И от осознания этого факта мне стало в тысячи раз холоднее, чем было в воде под мостом. С того момента я не чувствовала тепла.

С того момента я не чувствовала.

Все говорят, что после обращения эмоции обостряются, и ты превращаешься и возбужденное, голодное, свирепое нечто с неконтролируемыми чувствами. И хотя я постоянно чувствовала жажду (жажду секса, крови и разрушения), все остальное было не обо мне.

Раньше моя жизнь была наполнена яркими красками. Любовь и боль всегда ощущались в полной мере. Временами это было не так уж приятно, но зато по-настоящему. То была я. А сейчас? Жизнь стала черно-белой. Остались лишь отголоски прежних чувств: я волнуюсь о своих друзьях, скучаю по Рику, люблю Стефана (и Деймона) — все это еще есть во мне. Но оно не настоящее. Я сама не та. Вещи, казавшиеся раньше важными, как, например, выбор брата и страстная романтическая влюбленность, потеряли свое значение. И я их отпустила, чтобы сосредоточиться на выживании, секунда за секундой.

— Я знаю, что Стефан любит ее. Она этого не заслуживает, но он ее любит, — говорю я. Хотя бы это правда.

— Не тебе решать. И даже не ей. Любви вообще плевать, чего мы заслуживаем. — Он толкает мою ногу своей. — Будь это не так, никто в жизни бы в тебя не влюбился, Кэтрин. — Он голосом выделяет имя, как будто это важно, но я не понимаю почему. И не собираюсь об этом думать. Я вообще пытаюсь не думать. — И ты не ответила на мой вопрос. Ты ведь понимаешь, что Стефан никогда не купится на твои уловки, так зачем ты здесь?

Потому что боюсь, что у меня сломался переключатель, и я никогда больше не смогу чувствовать. Потому что я не могу провести вечность, чувствуя себя пустой и потерянной. Потому что я не могу чувствовать, как Елена, ведь уже не знаю, кто такая Елена. И я подумала, что если, хотя бы на одну ночь, я смогу побыть кем-то другим, чтобы люди посмотрели на меня свежим взглядом, чтобы я сама на себя посмотрела, возможно, я вспомню, как жить. Потому что мне хочется немного пошалить, побыть плохой, узнать, осталась ли разница между двойниками. Потому что я скучаю по Стефану и Деймону, но не могу прийти к ним обоим после всего, что я сделала.

Существует миллион причин моего присутствия здесь, но все они бессмысленны, даже для меня. И ни одну из них я не могу ему назвать. Или кому-то еще. Я должна оставаться сильной ради них, не могу показать, что я еле сдерживаюсь и просто жду падения. Не могу упасть. Ради них я должна держаться.

— Хотелось чего-то нового. — По крайней мере, это не совсем ложь. Так становится проще. — Клаус мертв. Пятьсот лет моей жизни я только и делала, что скрывалась от него. Мне показалось, будет правильным вернуться сюда и решить, что делать дальше. И раз уж у Стефана и Елены не все так гладко, я подумала, что, возможно…

— А с чего ты взяла, что у них не все гладко?

Черт побери. А все так хорошо начиналось. Конечно, он немного странно смотрела на меня у пансионата, может, он был на удивление нежен с Кэтрин — со мной — но я почти уверена, что одурачила его. Я просто не могу испортить все, говоря вещи, о которых знать не должна. Все хорошо. Это можно исправить.

— Он шел домой один, с ним не было этой примерной девочки. Если бы между ними все было прекрасно, они бы проводили ночь вместе, в блаженной скуке. — Хорошо. Это похоже на Кэтрин. Злая и жестокая, увиливает от прямого ответа. Это я могу. — Разве я ошибаюсь?

— Тебе лучше у нее спросить. — Он поднимает руку к небу и пальцем будто обводит контур созвездия Ориона, его голову, похожую на веточку, изгиб пояса Охотника. — Я не часто ее вижу. И понимаю это. Если она хочет быть с ним, то должна отпустить меня. — Он вздыхает и опускает руку на асфальт, рядом с моей. — Я сам знаю об этом. Но я скучаю по ней. Как бы она меня ни раздражала, да и после всего, что она сделала, я все равно скучаю по ней. — Он поворачивается ко мне, его взгляд неожиданно становится печальным.

Зачем он мне об этом говорит? Это не важно. Я не могу вернуться к нему. Не после того, как оставила его умирать одного, с разбитым сердцем. Даже если бы он мог простить меня, я ни за что не смогла бы простить себя. Несмотря на то, что я хотела его и понимала, что все между нами изменилось и я изменилась, все равно слишком многое нужно преодолеть.

—Если после всего ты до сих пор скучаешь по ней, тогда ты такой же дурак, как и твой брат, — говорю я. Мой голос резок и груб. И это хорошо.

Я сажусь, прижимая колени к груди.

— Это глупо. Если у нас получалось охотиться сто пятьдесят лет назад, не значит, что получится сейчас. Никого же нет. — Ужасная идея. Притворяться Кэтрин, охотиться, быть с ним… просто добавьте это к длинному списку моих неудачных планов.

— Не нужно так нервничать только потому, что я упомянул о твоей лучшей части.

— А что делает ее моей лучшей частью? Сейчас она точно такая же. Вампир. Монстр, — выплюнула я. — Нет никакой разницы, Деймон. Твоя драгоценная Елена стала такой же, как я. — Вот оно. Ужасная правда, стоящая прямо передо мной. Мы одинаковые. Возможно, всегда было так, ведь у нас одно лицо и один любимый (любимые). Просто теперь сомнений не осталось.

Деймон тоже садится, обнимая колени руками. Я чувствую на себе его взгляд, но все так же смотрю на изогнутый полумесяц.

— У вас был одинаковый набор генов. Теперь еще и одинаковая физиология. Но у вас не одна душа. Елена, несмотря на все свои ошибки — а их, поверь мне, немало — хорошая до мозга костей. Даже если это невозможно или глупо, она постарается поступить правильно. У нее не всегда выходит, но она старается. Вот в чем разница, и это в тысячу раз важнее, чем все ваши сходства.

Наконец, я перевожу на него взгляд, пораженная его словами, и между нами пробегает искра чего-то, но до того как я успеваю прочувствовать момент, мы замираем. Вдалеке слышится резкий рев мотоцикла.

И он едет в нашу сторону.

Мы шлепаемся на дорогу, словно нас застрелили. Я неуклюже растягиваюсь так, что половина моего тела лежит на Деймоне. Мне следовало бы передвинуться и слезть с него, но не могу, так как уже виден свет фары мотоцикла, мчащегося на нас как товарный поезд. Я зажмуриваю глаза, моя застоявшаяся кровь вновь бежит по венам, и эта знакомая пульсация теперь означает голод.

Я не знаю, что делаю. Какого черта я творю? Этот парень подойдет к нам, и я его просто… укушу? Как ни в чем не бывало? Или его укусит Деймон? Как это все происходит? Как мне вообще с этим справиться, да еще и не отходя от образа Кэтрин? И если я это сделаю, это же не будет значить, что все слова Деймона, в которые мне так хотелось верить, окажутся неправдой?

Может, все, что Деймон сказал о Елене — правда. Но сегодня я не Елена.

Должно быть, мы смотримся как нечто, сбитое машиной, но в этом вся суть. Мотоцикл сбавляет скорость, а потом и вовсе останавливается. Раздается шуршание ботинок по асфальту. Я сдерживаю стон, когда вылезают клыки, а каждый мускул напряжен, словно сжатая пружина. И если я не представляю, что делать, то мое тело знает.

— Жди. Не торопись, — шепчет Деймон. Шаги затихают.

— Вы как, нормально? — Это женщина. Возможно, лет сорока, судя по ее прокуренному голосу. Я слышу, как кровь бежит по ее венам, ее громкое сердцебиение ускорялось с каждой секундой, дразня меня. — Конечно, они не в порядке, они же лежат на дороге. Черт. — Она пытается достать телефон.

— Сейчас, — говорю я.

Деймон поднимается за спиной женщины и обхватывает ее за талию. Жест выглядит почти нежным, но она попала в стальной капкан. Я вскакиваю перед ней, позволяя ей увидеть лицо Кэтрин (мое, это мое лицо), она кричит, и эхо ее криков отражается от деревьев.

— Не бойся, — успокаивающе говорит Деймон. Должно быть, он разговаривает с женщиной, но его глаза не отрываются от моих. Странно, но от этой мысли меня отвлекает пульсация на ее шее, как раз над воротником джинсовой куртки.

— Не ври ей. — Я поглаживаю женщину по щеке, поводя пальцами от подбородка ниже, к той самой точке. — Ты должна быть в ужасе.

Я успокаиваю себя тем, что играю, говорю себе, что эти слова произнесла бы Кэтрин. Но это ложь. Я хочу, чтобы эта женщина боялась, хочу, чтобы она задыхалась от страха, чтобы ее зрачки расширились и кровь понеслась по венам. Я знаю, что это неправильно (я неправа), но мне хочется увидеть ее страх. Ее испуганный вздох прекрасен. Она прекрасна, потому что попалась мне.

— Тише, тише, нехорошо играть с едой. Просто сделай это, — выдыхает Деймон.

Это. То, чему я так сильно сопротивлялась, то, из-за чего в течение целого месяца моей новой жизни Джереми пришлось жить у Мэтта, из-за чего я охочусь на животных в лесу, чтобы я могла почувствовать ярость и восторг от того, как маленькое сердечко прекращает биться. Я не должна хотеть этого. Это не я. Кем бы я ни являлась, это не я.

Делаю шаг назад, но мой взгляд все еще прикован к ее горлу.

— Я… сам ей займись. Я подожду следующую жертву. — Не могу. У этой женщины есть своя жизнь и семья, она была достаточно добра (и глупа), чтобы остановиться около двух неудачников, лежащих на дороге.

— Нам обоим хватит. Поделимся. — Он подходит ближе, подталкивая женщину. Мир вокруг меня сужается, и я вижу только ее яремную вену. Только сеть кровеносных сосудов под ее кожей: голубые вены и красные-красные артерии.

— Пожалуйста. Я не хотела никому навредить. Пожалуйста, просто… — слова обрываются, как только Деймон впивается в ее шею. Запах ее крови ударяет по моему обонянию, похожий на ржавчину, на шоколад, на гниющее мясо, словно галактики, кружащие над моей головой. Деймон издает стон, не отрываясь от шеи женщины, его глаза прикрыты, а руки с силой прижимают женщину ближе. Мир становится таким тесным. Бьется всего одно сердце.

Я набрасываюсь на шею женщины, отчаянно и оттого неряшливо пытаясь разорвать кожу и добраться до желаемого. Она кричит, ее страх подталкивает кровь ближе к поверхности, пока та не оказывается снаружи, горячая и горьковатая, горячая и сладкая.

Деймон обнимает нас обеих, обхватывая мою поясницу, а женщина оказывается зажатой между нами. Я едва это замечаю. Мысли разбежались, рассудок исчез. Только нужда. Только жажда.

Кажется, мы пьем целую вечность, делая глотки одновременно с ударами ее сердца, а вокруг только звук наших губ на ее ране, наше рычание и женский визг. Биение ее сердца замедляется, и кровь становится гуще, но я знаю, что она еще не закончилась.

Руки, держащие меня, внезапно исчезают, и жертва падает на землю. Нет. Не жертва. Женщина.

И она не движется.

Я изумленно смотрю на Деймона, он не менее пристально смотрит на меня, к нему уже вернулся человеческий облик, хотя его глаза победно сияют, а щеки покраснели от выпитой крови. Ее крови. Я опускаю взгляд вниз, прикрывая испачканные кровью губы.

— Все хорошо… — начинает он, опускаясь на колени перед женщиной, но я перебиваю его.

В моих ушах что-то шумит. Когда я начинаю говорить, голос кажется очень далеким, а слова — пустыми и бессмысленными.

— Она мертва.



Вот и повеселились) Ждем всех на форуме!
За редакцию спасибо Алёне.