Эдвард

Я не понимал, в каком чертовом беспорядке был, пока не начал ходить на приемы к психотерапевту. После того как я рассказал ей свою историю, доктор Янг сразу же заверила, что в смерти Анжелы не было моей вины, что оказалось сложно принять, поскольку я жил с этим слишком долго. Ведь именно я позволил ей находиться возле озера – так как произошедшее может не быть моей виной?

Доктор Янг открыла мне глаза на то, что смерть девушки была чистой воды случайностью: мне было всего лишь девять, и я не обязан был следить за ней. Она сказала, что тот факт, что я прыгнул за сестрой, рискуя собственной жизнью, показывает, как сильно она была мне дорога. Доктор также отметила, что мои родители несли за нее ответственность и они ни в коем случае не должны были винить ребенка в собственной невнимательности; они – два эгоиста, которые думали только о себе, вместо того, чтобы принимать во внимание нужды своего ребенка – мои нужды. То же самое мне говорила и Белла. И хотя в этом был смысл, мне необходимо время, чтобы принять все.

Доктор Янг также сказала, что во мне укоренилась обида на родителей, и я не осознавал, что с ней нужно разобраться. Она порекомендовала с ними связаться. Я не разговаривал с отцом почти десять лет, а с мамой почти восемнадцать. Доктор отметила, что лучше решить все проблемы с ними сейчас, на ранних этапах, чтобы можно было начать процесс моего эмоционального выздоровления. Это нехило меня напугало.

Вечером, после первого приема у доктора Янг, я решил позвонить матери. Она до сих пор жила в Чикаго, повторно вышла замуж, но не заводила больше детей. Я знал это, потому что отец сообщил мне о ее замужестве, когда я был в средней школе.

Мне понадобилось полчаса, чтобы собраться с духом и набрать ее номер. И еще двадцать минут, чтобы, наконец, перестать набирать ее и вешать трубку. В конце концов, я набрался мужества, чтобы довести дело до конца.

– Привет. Это Эсме Каллен? – спросил я неуверенно.

– Да, это я, – услышал я ответ матери.

– Мам? Это, эм, Эдвард, – сказал я осторожно.

На другом конце провода повисло молчание.

– Эдвард? Это действительно ты? – спросила она дрожащим голосом.

– Да, это я. Я звоню, чтоб узнать, как ты, – сказал я.

– О, Эдвард! Боже мой! Я так рада тебя слышать! – сказала она, начиная плакать. – Где ты?

– Я в Нью-Йорке, мама. Я здесь с тех пор, как закончил колледж, – ответил я ей с трудом.

– О, сынок, я думала о тебе каждый день. Мне так жаль из-за всего. Прости, что не взяла тебя с собой, когда уходила, – всхлипнула она.

– Почему ты не сделала этого, мам? – спросил я полушепотом.

– Эдвард, я была в ужасном состоянии после тех событий. Каждый раз, когда я смотрела на тебя или твоего отца, я могла видеть только Анжелу, – она шмыгнула носом. – Я знала, что, если останусь, в итоге возненавижу вас обоих за то, что случилось; я должна была убраться оттуда. Я бы сошла с ума. Мне необходимо было позаботиться о себе – уехать для собственного блага.

Я застыл на несколько секунд, осознавая все сказанное. Я почувствовал жар, поднимающийся по задней части шеи к лицу и опускающийся к груди. Я чертовски разозлился, услышав ее слова.

– Ради собственного блага? Ты меня бросила ради своего блага? Ты оставила меня одного справляться с отцом! Ты знала, что он стал алкоголиком после всего этого? Знала, что я был практически один? Мне было десять, мама. Я годами слушал его упреки в том, что я виноват в смерти Анжелы! Будто моя вина в том, что ты ушла! – мой голос повысился. Я был реально взбешен. – И я должен был терпеть все это ради твоего блага? Ты когда-нибудь думала обо мне? Что потеря Анжелы сделала со мной? – Я слышал, как она плачет. – Послушай, мам, – сказал я, делая глубокий вдох и успокаиваясь, – мы все были разбиты. Но ты просто ушла, чтобы начать все сначала, и оставила нас разбираться с произошедшим. Это было нечестно.

– Я знаю, сын, и мне жаль. Просто эти события сильно ударили по мне. Я больше не могла справиться со всем. Я должна была уехать, должна была позаботиться о себе. Я не могу ничего вернуть, но я бы хотела, чтобы ты простил меня, если сможешь, – она запнулась.

Эта женщина, блять, невероятна. Что за эгоистичная сука. Я должен был бы чувствовать себя плохо, думая так о собственной матери, но ничего подобного я не испытывал. Внезапно это перестало иметь значение. Сейчас я мог простить ее, потому что она ничего для меня не значила. Я неожиданно понял, что все эти годы я задыхался без причины. Сейчас будто кто-то поднял огромный камень с моей груди, и я снова смог дышать.

– Мам, я тебя прощаю. Ты не могла поступить по-другому. Я понимаю. Спасибо, – сказал я ей.

– Эдвард, я знаю, что тебе больно, и мне жаль. Я благодарна тебе за то, что ты простил меня, и с радостью увиделась бы с тобой, когда у тебя будет время.

– Если я когда-либо буду в ваших краях, я наберу тебя. Береги себя, мам, – сказал я, вешая трубку и понимая, что больше никогда ее не увижу.

Я чувствовал себя на сто фунтов легче. Я сидел там с выключенным телефоном и чувствовал, как улыбка расплывается по моему лицу. Наконец я улыбался подобно ребенку рождественским утром. Я годами не чувствовал себя так хорошо.

Нужно связаться с отцом.

«Почему бы не убить двух зайцев одним выстрелом?» – подумал я. Моя улыбка начала таять, пока я набирал номер. У нас было девять вечера, он тоже все еще находился в Чикаго, а там должно было быть восемь. У меня как раз был еще час перед тем, как он вырубится в пьяном угаре.

Отец ответил после первого же звонка. Его голос звучал так, будто бы он вот-вот собирался выкашлять легкие:

– Алло? – сказал он хрипло.

– Привет, пап, это Эдвард, – сказал я.

– Ага, чем могу помочь? Если тебе нужны деньги, то у меня их нет, – ответил он.

«У меня все отлично, пап! А ты как, черт возьми?» – Господи. Что за нахер?

– Мне не нужны твои деньги. Я звоню, чтоб узнать, как ты.

– Все по-старому. То же дерьмо изо дня в день. Надрываюсь на работе и получаю чертовы гроши за это. Вот такие мои дела, – выдохнул он.

Я тяжело сглотнул. С таким успехом можно было сразу переходить к сути.

– Пап, мне нужно поговорить с тобой об Анжеле, – сказал я.

– С хрена ли?

– Это была не моя вина, пап, – сказал я.

– Конечно, это не твоя вина. Это был несчастный случай. Почему ты говоришь что-то подобное? – спросил он.

– Папа, ты постоянно говорил мне, что я виноват в её смерти. Ты утверждал, что на мне ответственность и за уход мамы.

– Нет, не говорил. Я не понимаю, о чем ты. Твоя мать была слабой. Поэтому она ушла – не смогла выдержать и сбежала, поджав хвост.

Это, блять, было нереально. Он не помнил, как говорил мне все эти вещи, а сейчас практически вступался за меня. Где-то действительно должен существовать Бог.

– Пап, ты все еще пьешь? – спросил я.

– Нет, я чист, – хихикнул он хрипло. – Я нашел себе женщину, которая не будет мириться с моим дерьмом.

– Вау, пап, рад слышать, – сказал я в неверии.

– Ага, спасибо, сынок. Так как ты там? – спросил он.

– Дела идут хорошо. Наш с Джаспером бизнес отлично развивается. Он обручен с действительно милой девушкой. Тебе бы она понравилась.

– Это хорошо, он молодец. Скажи парню, что я передавал привет. А что насчет тебя? Нашел кого-то особенного?

– Ну, я нашел, но испоганил все, так что теперь пытаюсь собрать отношения по кусочкам, – объяснил я ему.

– Жизнь слишком коротка, сын. Лучше наладь все поскорее. Жизнь действительно слишком коротка, черт возьми, – сказал он, вновь сильно кашляя.

– Окей, пап. Я рад, что у тебя все хорошо. Мне пора бежать, – сказал я ему.

– Ладно, Эдвард. Приезжай навестить меня, если будешь в Чикаго, – сказал он, вешая трубку.

Оцепенение. Я сидел там, чувствуя оцепенение. Вся моя чертова жизнь до этого момента была просто несуществующим дерьмом. Моя мать сбежала из-за своей слабости, а не из-за меня. Мой отец говорил мне ужасные вещи потому, что был пьяницей, а не потому, что они были правдой. Будь я проклят.

Прошел почти месяц с тех пор, как я видел Беллу в последний раз. Мне ее не хватало. Внутри меня образовалась дыра, которая болела время от времени, и я знал, что только она сможет ее заполнить. Я знал, что испортил все. Знал, что она меня ненавидит. Но также понимал, что сделаю все, что угодно, чтобы вернуть ее в свою жизнь. Белла была такой внимательной, когда я рассказывал ей о своем детстве, такой понимающей и заботливой. Она говорила, что все будет хорошо, что она будет рядом и никуда не уйдет, была такой милой, и я хотел все исправить.

Я отправлял ей розы последние две недели, надеясь, что она догадается, кто это делает, что осознает мои настоящие чувства к ней. Я знал, что девушка их хранила, потому что однажды, когда был уверен, что ее нет, я заглянул к ней в офис и увидел полную вазу этих роз у нее на столе.

«Хорошо, это начало положено», – подумал я. Плохо было бы, представь она, будто цветы от Джейкоба или кто знает кого еще. Я мог только надеяться, что сердце ей подсказывало правильный ответ.

Каждую ночь мне снилось, что мы с Беллой занимаемся любовью. Это было практически пыткой – просыпаться утром и осознавать, что это был всего лишь сон. Тогда я понял, что мне придется сделать что-нибудь кроме анонимной отправки роз. Я должен был привлечь ее внимание каким-то другим способом.

Я приезжал к Джасу почти каждый вечер с того дня, как обидел Беллу. Я не хотел быть один дольше, чем было неизбежно. Уверен, что уже достал их с Элис, но они слишком милые, чтобы сказать мне об этом. Я знал, что в какой-то момент должен начать приходить сразу после работы домой, но все еще нуждался в друзьях.

Прошлым вечером Элис объявила, что добыла для нас билеты на маскарад в честь Хеллоуина в Брайтон Парке. До него было две недели. Девушка была так взволнована, что буквально не могла усидеть на месте.

– О! Джаспер! Неужели это не волнующе? – спросила она, подпрыгивая и хлопая в ладоши.

Джас закатил глаза и сказал:

– Да, это волнующе, Элис.

Она ударила его по руке, надувая губы.

– Джаспер Уитлок-Хейл! Не делай снисходительный вид! Ты не настолько глуп!

Являясь крохотной девушкой, Элис производила внушительный эффект присутствия и имела громкий голос. Наверное, оттого, что она командовала детсадовцами целыми днями.

– О, детка, ты же знаешь, что я не отношусь к тебе снисходительно. Просто парней не так цепляют подобные вещи. Разве только наши костюмы действительно отвратительные: кровавые и мерзкие.

– Ну, я думаю, ты можешь считать свой костюм слегка подходящим под эти критерии. Я решила, что мы пойдем как Луи XVI и Мария Антуанетта.

Джаспер съежился.

– Их обезглавили, если ты не в курсе! – фыркнула Элис. – Так что мы сможем сделать ужасные отметины на шее с кучей искусственной крови, коли это сделает тебя счастливым, – сказала она, бросая на него свирепый взгляд.

Глаза Джаса зажглись от этой возможности.

– Я могу пойти как палач, если хотите, – хихикнул я.

– Неплохо, Эдди, – усмехнулась Элис, зная, что я ненавижу, когда меня так называют. – Я уже решила, что ты пойдешь как граф Дракула! И я уже заказала всем нам костюмы, так что позакрывайте рты и смиритесь!

Мы заткнулись, ведь мы не настолько глупы, чтобы связываться с Элис, когда она что-то решила.

– Я лучше пойду домой точить свои клыки, – ухмыльнулся я.

Элис треснула меня по руке.

– Из тебя получится отличный Дракула! – сказала она. – У тебя идеальные волосы, которые можно зализать назад, и я нарисую «вдовий пик» у тебя на лбу! (прим. пер.: «вдовий пик» - это волосы, растущие треугольным выступом на лбу; считаются приметой, предвещающей раннее вдовство)

– Не могу дождаться, Эл. Окей, ребята, спокойной ночи. Увидимся утром, Луи, – я усмехнулся, выходя за дверь. По ней ударила подушка, которую в меня бросил Джаспер.

Мои сеансы с терапевтом теперь проходили замечательно. Разговор с родителями стал огромным прорывом. Это позволило мне видеть все намного яснее. Впервые в своей жизни я не чувствовал груза вины. Я даже начал замечать некоторую комичность сложившейся ситуации.

– О ваших предыдущих «отношениях» с женщинами. Почему, вы думаете, их было так много? – спросила доктор Янг.

– Ну, Вуди Аллен говорил: «Я верю, что секс – это прекрасная вещь между двумя людьми. Между пятью – это просто фантастика», – хихикнул я.

Ее брови взлетели вверх.

– Просто шучу, док. Я уверен, причина в том, что я пытался жить, следуя ожиданиям отца. Подобное поведение стало образом его жизни после того, как мама ушла, так что это было единственным, за чем я наблюдал, пока рос. Однако после того, как мы с ним поговорили, я могу смотреть на вещи более объективно. Например, осознавать, что единственная причина, по которой он был с таким количеством женщин, заключается в том, что он алкоголик с огромной душевной болью. И, думаю, это был его способ с этой болью справиться. Сейчас я знаю, что больше не должен вести себя так же, как он, понял, что отец был абсолютно несчастным – почему я должен формировать свою жизнь по образу такого человека?

– Отличная позиция, мистер Мейсен. Вы сейчас берете свою жизнь в собственные руки, не давая никаким внешним факторам повлиять на вас, например, сексуальному поведению вашего отца. А сейчас скажите, что такого исключительного есть в Белле, что заставляет вас стремиться с ней к отношениям, которые будут не только сексуальными?

Я тяжело вздохнул.

– Я не уверен, что есть только одна причина, которая заставляет меня испытывать к ней подобное. Когда я впервые ее встретил, то, конечно, меня влекло к ней в сексуальном плане. Но в ней было что-то, что заинтриговало меня. Она была маленькой вспышкой с первого дня, и это было невероятно сексуально, учитывая ее уверенность в себе. Она резкая, остроумная, независимая и красивая. Она – все то, чего я желал, хоть и не догадывался об этом, – сказал я доктору.

– Так как вы думаете, если вам когда-либо удастся ее вернуть, вы будете ей верны? И что вы уже предпринимали, если вообще что-то делали, чтобы вернуть ее в свою жизнь?

– Сначала я волновался о том, смогу ли быть верен ей, но время без нее помогло мне осознать, что я, несомненно, буду честным. Когда ты знаешь, что человек, вероятно, является тем единственным, и ты не хочешь без него жить, то легко быть верным. После встречи с ней я понял, что больше не хочу жить так, как раньше. Для того, чтобы вернуть ее, я анонимно отправлял цветы, надеясь, что она поймет, кто это делает, – сказал я немного застенчиво.

– Как она должна была узнать, что они от вас? Вам, наверное, стоит предпринять более решительные действия, мистер Мейсен, если вы действительно хотите ее вернуть и только в том случае, если вы готовы быть отвергнутым ею.

– Я осознаю, что мог потерять ее навсегда. Знаю, что это возможно, и я принял это как факт. То, что я с ней сделал, было ужасно, и я не буду ее винить, если она решила жить дальше. Так что я думаю, что готов к любому ее решению, – сказал я доктору.

Я действительно знал, что мог потерять ее навсегда, но она была достойна риска. Я лучше хотя бы попытаюсь завоевать ее снова, чем буду бездействовать. По крайней мене, уйду на дно, сражаясь.

Совет доктора Янг стал необходимым мне толчком. Я должен решительнее добиваться Беллы. Перчатка была снята. К последней порции роз, которые я отправил Белле, прилагалась записка. Она гласила:

«Лучше один раз вдохнуть запах ее волос, один раз поцеловать ее губы, один раз прикоснуться к ее руке… чем вечность жить без нее». – Э.

Ладно, я украл это из фильма, но это была одна из самых романтичных цитат, которые я когда-либо слышал. Я мог только надеяться, что она не выбросит цветы или не найдет способ сказать мне, чтоб я оставил ее в покое. Я не знал, что еще сделать, чтобы дать ей понять, что я к ней чувствую. Я также надеялся, что Белла не подумает, будто я какой-то сталкер. Меня, вероятно, арестуют.

«Но тюрьма, которую я создал, пока был без нее, была хуже любой, в которую меня могут отправить», – подумал я. Вау. Мое сердце действительно было разбито, если я начал придумывать собственные романтические высказывания.

На следующий день я договорился о том, что из пиццерии в конце улицы ей пришлют маленькую пиццу на работу, как раз перед обедом. Я знал, что это было банально, но я попросил в ресторане добавить к заказу записку, которая гласила:

«Ты украла каждый маленький кусочек моего сердца». – Э.(прим. пер.: непереводимая игра слов, «pizza my heart» – пицца моего сердца, звучит как «piece of my heart» - кусочек моего сердца)

Эй, отчаянные времена требуют отчаянных средств. И, может быть, это ее немного вдохновит и пробудит воспоминания о нашей «пицца-вечеринке» у нее дома. Надеюсь, что она будет вспоминать хорошую часть вечера, а не ту, где я вышел из себя.

После я отправил ей коробку коллекционного шоколада Годива «G». А записка?

«Жизнь без шоколада или ТЕБЯ того не стоит». - Э.

Я был практически на грани того, что Холлмарк будет звонить мне и предлагать работу. Я знал, что это было чертовски банально и глупо, но я был готов сделать все, что угодно, чтобы вернуть Беллу.

Мы с Джасом пошли выпить после работы. Был понедельник, а в субботу должен был состояться бал в честь Хеллоуина. Поверьте мне, Элис не дала нам с Джасом ни на секунду забыть об этом. Она получила наши костюмы и уже заставила несколько раз их примерить. Господи.

– Клянусь богом, Джас, если Элис заставит меня еще раз надеть этот чертов костюм, то я убью себя, – сказал я ему за бокалом скотча.

Он рассмеялся:

– Ты хотя бы не живешь с ней. Она не ложилась раньше полуночи всю прошлую неделю, внося в них мелкие изменения. Все должно быть идеально. К концу этого гребаного бала, уверен, не откажусь, если мне самому отрубят чертову голову.

– Ты знал, что она спрашивала меня, не захочу ли я заострить свои собственные зубы? Сначала я думал, что она шутит, но она, блять, говорила абсолютно серьезно. Ты должен усмирить ее поскорее, мужик, или ты улетишь на гребаный Северный полюс на Рождество, – прыснул я. Элис серьезно относилась к праздникам. На прошлый день Святого Валентина она практически уговорила Джаса надеть памперс и прийти на вечеринку в роли Купидона. Надеюсь, он был благодарен своей счастливой звезде потому, что я был там, чтобы вступиться за него.

– Как твои дела с доктором Янг? Ты делаешь успехи или она признала тебя чертовым психом?

– Ха-ха. Ты идиот, сучка. – Мы стали называть так друг друга с тех пор, как Джаспер последний раз вызверился на меня. – Вообще-то, она сказала, что я не настолько безнадежен, как мне казалось. Что мне, возможно, нужна еще только пара недель, чтобы разобраться со всем. И она уменьшила количество моих визитов до одного в неделю. Так что, я бы сказал, что вышел из зоны риска. Если только Элис не заставит меня примерять этот дурацкий костюм еще раз, – фыркнул я.

– И не говори. По крайней мере, ты идешь в костюме кровососа. А я застрял в роли женоподобного короля, который не знал, как трахаться, и, вероятнее всего, был геем, – скривился он.

Я не мог сдержать смешок перед тем, как он, сучка, треснул меня.

– Какого хрена, чувак? Я не виноват в твоей сексуальной дисфункции, – усмехнулся я, уклоняясь о его руки в этот раз.

– Говоря о сексуальной дисфункции… Как твои попытки завоевать Беллу обратно?

Этот хрен знал, как обрушить последнюю бомбу.

– Отсоси, придурок. Господи, ты же знаешь, что это слишком болезненный вопрос для меня. Как бы то ни было, я дарил ей цветы. Шоколад. Черт, я даже отправлял ей хренову пиццу, но до сих пор ничего от нее не слышал. Не знаю, что еще сделать, чтобы привлечь ее внимание.

– Хм. Не уверен, что еще ты можешь сделать тогда. Я говорил тебе, что вечность звал Элис на свидание прежде, чем она только задумалась об этом. И в ход также пошли цветы и шоколад, чтоб она, наконец, согласилась. Думаю, все, что ты можешь сделать, это продолжать пытаться. Если ты все еще думаешь, что она того стоит, – сказал он.

– Конечно, она стоит того. Даже если я проведу остаток жизни в попытках ее вернуть, – вздохнул я.

В маленькой пекарне в нашем районе продавалось печенье к Хеллоуину, я заказал привидений с запиской для Беллы:

«Я надеюсь, для нас еще есть призрачный шанс». – Э.

Чертовы идеи иссякли. А я все еще ничего не слышал от нее и чувствовал себя полным неудачником, придумывая это дерьмо. Я не хотел говорить Джасу, ведь он бы просто посчитал меня тряпкой. Я, наконец, решился спустить все на тормозах. Если и это не сработает, то, наверное, мне просто придется принять тот факт, что нам больше никогда не быть вместе.

Учитывая, что в моем мозгу поселились вампиры после двухнедельной болтовни Элис, я решил отправить Белле подвеску в виде креста. У «Тиффани» была одна из платины с бриллиантами, которая бы подошла Белле идеально. Она была нежной и прекрасной, как и сама Белла. Я заказал доставку на пятницу. На карточке было написано:

«Мой крест, это крест, который я буду нести за то, что причинил тебе боль. Но я бы пересек тысячи океанов, чтоб это исправить». – Э.

Я сделал все, что мог. Я чувствовал себя полнейшим дураком. Что, черт возьми, было в ней такого, что превратило меня в идиота? Думая о всех своих посылках за последние недели, я не мог сдержать смех. Белла даже не разговаривала со мной, но каким-то образом контролировала каждый мой шаг с тех пор, как я последний раз ее видел. Я однозначно был на коротком поводке.

Элис сказала мне приехать к ним в четыре часа в субботу, чтоб она могла меня подготовить. Черт. Мне действительно ничего этого не хотелось. Пребывание в роли бессмертного не казалось хорошей идеей, пока Джас не вытащил бутылку Хеннеси. Если я должен был терпеть пытку Элис, то, по крайней мере, я сделаю это на стиле.

Элис также заказала для нас искусные маски. Анонимность была несомненным преимуществом этого вечера. По крайней мере, никто меня не узнает в этом костюме. Вся эта активность была смущающей. Меня бесило то, что я позволил Элис заставить меня пойти.

Они с Джасом – это просто нечто. По крайней мере, мне не нужно было надевать чертов белый парик с кудряшками. Конечно, я не давал другу спуску по этому поводу. Я спросил, не хочет ли он увидеть себя в зеркало, и достал долларовую банкноту, поднося к нему изображение Вашингтона. Его ответом было «иди к черту», пока он вливал в себя Хеннеси.

Чувак был абсолютно пьян к тому времени, как мы попали на бал, и Элис пребывала в бешенстве. Мы нашли стол в углу, а она продолжала приносить кофе чашку за чашкой, пытаясь отрезвить этого идиота.

Мне стало жаль девушку, так что я пригласил ее потанцевать. Это, наверное, выглядело странно: Мария Антуанетта и Дракула. Но кому какая разница? По крайней мере, она была рада и больше не волновалась так сильно.

Пока мы кружили по танцполу, я заметил парочку, сидящую неподалеку в компании еще одной девушки. Парень был чертовски огромным, а его девушка была блондинкой. У другой девушки были темные волосы и фигура, как у Беллы. Могла ли это быть она?

Я поглядывал на нее весь вечер, пытаясь подгадать шанс поговорить с ней или потанцевать, или хотя бы побыть рядом. Если это была она, то я не хотел снова все испортить. Я не был уверен, как Белла отреагирует, если я сделаю что-либо из вышеперечисленного, когда она поймет, что это я. Наверное, мне стоит действовать по наитию.

Наконец мне выпал шанс. Она стояла на краю танцпола, так что я подошел к ней, кивнул и предложил свою руку. Она улыбнулась и протянула мне свою, затянутую в белую перчатку, ручку. Я поцеловал ее и проводил Беллу на танцпол.

Когда я увидел, что на ней подаренная мной подвеска, мое сердце пропустило около десяти ударов. Это была Белла. Черт. Я не планировал ничего после того, как приглашу ее потанцевать. Мы кружились по танцполу, пока я судорожно пытался придумать, что ей сказать.

– Мне нравится ваш костюм, Граф, – сказала она, улыбаясь под своей маской из перьев.

– А мне ваш, – ответил я с чертовски ужасным трансильванским акцентом. – Вы невероятны, Мисс Харкер, не так ли?

Ее глаза округлились, и она рассмеялась. Слава Богу, я был внимательным на уроках английского в старших классах, когда мы читали этот роман. Бонусные очки для меня! Единственное, что меня теперь беспокоило, это ее реакция, когда она узнает, кто я. Не знаю, что бы я сделал, если бы она осталась разочарована.

«А в остальном – все круто»,– подумал я саркастично.

– Очень хорошо, Граф, – смеялась она. – Я смотрю, вы серьезно отнеслись к своей роли сегодня.

Я мог только улыбаться. Боже, как же прекрасно было держать ее в своих руках вновь. Если бы это было все, что у меня осталось до конца жизни, то я бы смирился с этим, зная, что сделал все, что мог, чтобы завоевать ее снова. Вдруг я осознал, что просто хочу, чтоб она была счастлива. Думаю, это и есть смысл любви.

---

Переводчик: NightCat
Редактор: seed