8. Осознанное убийство

12 февраля 1921

Гнев! Так Гомер решил начать свое эпическое произведение, поэтому и я считаю необходимым начать с этого чувства. Я чувствую себя, словно Ахиллес, который своим гневом способен разжечь войну. Никогда раньше я не ощущал этого чувства до такой степени. Конечно, у нас с Эдвардом были жаркие споры, и я злился в прочие моменты этих долгих лет (как, например, противостояние с Аро по поводу моего источника пищи, это первое, что приходит на ум). Но ничего не выдерживает сравнения, ничего, что я мог когда-либо представить, с этой жгучей ненавистью, которую я испытываю к Чарльзу Эвенсону.

Эсми, моя любимая Эсми, так спокойно говорила об этом монстре, который был ее мужем. Она рассказала мне так мало о нем: что они поженились по настоянию ее родителей и он сражался в Первой мировой войне. Я предполагал, что он погиб, воюя с этими проклятыми немцами, она позволила мне так думать, и это приводит меня в ярость.

Конечно, если я слушаю свой разум (часть которого, кажется, исчезла в последнее время), то должен учитывать, что, возможно, Эсми утаила эту информацию от меня, чтобы защитить его. Конечно, она должна была чувствовать, как сильно я хочу забрать его жизнь, как он невольно забрал ее. Это всепоглощающий, неконтролируемый гнев. Почти боюсь идти на работу, настолько сильна моя жажда крови этого человека, от которого пострадала Эсми.

Однако я не понимаю, зачем ей защищать его. Я безмерно благодарен, что мой яд исцелил ее, ибо я не смог бы видеть следы, которые этот ненормальный оставил на ее теле. Больно видеть, как его злодеяния проявляются каждый день, когда Эсми вздрагивает от моего прикосновения. В этом жесте я вижу, какие глубокие шрамы он оставил на ней, и никакие мои человеческие или сверхъестественные старания не могут ее исцелить.

В первую очередь, именно она объяснила мне мерзкое поведение своего первого мужа. Прошлым вечером мы лежали вместе после охоты (Эдвард уже вернулся домой – он недавно сменил свой гнев к Эсми на отчуждение, и я, откровенно говоря, не уверен, какая реакция мне нравится меньше), и она вырвалась из моих рук, когда я хотел коснуться ее красивого лица. Мне было больно от этого, и поэтому вместо объяснения она предложила описать то, что этот кретин с ней сделал. Ее слова запечатлелись в моей памяти, я не буду на них останавливаться, только скажу, что никогда не хотел бы услышать их снова.

Теперь я понимаю, что начал думать об Эсми, как о моей. Моя, чтобы удержать, мой долг – защитить. Моя возлюбленная, если я осмелюсь. И, хотя я понимаю, что однажды она связала свою жизнь с другим, я все еще не желаю принимать спокойно тот ужас, который выпал на ее долю за это время. Итак, впервые с тех пор как я стал новорожденным, я снова вынужден бороться с жаждой убивать.

Колумбус не так далека от Ашленда. (прим.пер.: Ашленд – округ в штате Висконсин, США, Колумбус – город в штате Огайо, США)

К.К.

Закончив уже в который раз перечитывать эту пугающую запись, я провел пальцами по инициалам моего отца внизу страницы. Это заставило почувствовать себя неуютно, так же, как это было в первый раз, когда я читал эти слова. Три недели назад я мог бы сказать, что знал Карлайла лучше, чем Эсми. Три недели назад я думал, что знал Карлайла лучше, чем он сам себя. Теперь я понял, что едва ли знал Карлайла вообще.

Этой ночью я прочитал дневник на одном дыхании, сгорбившись за рулем моей машины на автостоянке In-N-Out. Даже спустя почти девяносто лет, в течение которых я делил с Карлайлом дом, его жизнь и его мысли, было еще так много, чего я не знал о человеке, названного мной своим отцом. Самоанализ был отличительной чертой его личности, и никто в нашей семье не оспорит, что он был самым интеллектуальным из всех нас, но я никогда прежде не понимал сложности пути, которым эти два качества вместе пришли в его повседневное мышление. Он анализировал все вплоть до мельчайших деталей. Если я улыбнулся Эсми, он писал об этом пару страниц или больше, задавшись вопросом, означало ли это, что я начинал принимать ее или же просто с радостью разрывал ее на части в своем воображении. Если Эсми убирала на кухне, он беспокоился, что она чувствовала себя обязанной заботиться о нас, но также с надеждой задавался вопросом, не примеряет ли она на себя роль его жены. И он написал обо мне гораздо больше, чем я мог ожидать; даже сейчас, когда он был поглощен выяснением своих чувств к Эсми, я все же появлялся почти в каждой записи. Мысль, сколько времени Карлайл провел, думая обо мне, немного раздражала.

И затем были разглагольствования об Эвенсоне, так как он постоянно думал о нем. Карлайл потратил более двух недель, изливая желчь на первого мужа Эсми. Читать это описание жестокого убийства было волнительно и увлекательно одновременно. Мне было все еще трудно представить моего непоколебимого пацифиста-отца в такой сильной ярости, которая фактически заставила его фантазировать о лишении человека жизни. С другой стороны, я чувствовал через эти записи молчаливое одобрение моего текущего плана действий. Охотясь на Викторию, не делаю ли я именно то, что Карлайл хотел, но был не в состоянии сделать? С первым мужем Эсми, по крайней мере, было утешение, что «если мы подождем, он в конечном счете умрет». Сказать то же самое о Виктории было нельзя.

Это были те записи, которые дали мне силы, я должен был продолжать охотиться. Я провел еще неделю, скрываясь в тени и мраке Сан-Франциско, пытаясь взять любой след белокурого вампира или Виктории. Еще два смертельных случая, оба приписанные возросшей популяции пум, привлекли меня к окраине города. Я бродил среди пригородных районов в течение нескольких дней, все время борясь против растущего желания переместить зону моей защиты обратно на север в Форкс. В течение дня я прятался от солнца, оставаясь в закрытом помещении, а ночью использовал свою скорость по максимуму, исследуя огромные территории округа, прежде чем возвращался утром в «Порше».

Десять дней прошло без происшествий, и мне стало не по себе, зная, что скоро мой враг должен будет питаться. Я оставался как можно ближе к поселениям людей и охотился часто, насколько мог, чтобы поддерживать на пике свои силы. И так, безлунная ночь снова застала меня возле моей машины, листающего в темноте дневник и ожидающего какого-либо знака от блондина. Его ничего не подозревающие потенциальные жертвы лениво проходили мимо меня, радостные от своих праздников и походов по магазинам, и не обращали внимания на опасности, которые их окружали.

«Боже мой, он такой бледный», - услышал я и отмахнулся от этого. Почти у всех, кто смотрел на меня, особенно ночью, были похожие мысли. Но потом я поднял глаза от страницы и понял, что улица, на которой я находился, в данный момент была пустой. Я бросил дневник Карлайла обратно в «Порше» и двинулся в направлении услышанной мысли.

То, что я увидел, когда завернул за угол, заставило меня похолодеть.

Это был не блондин и не Виктория. Освещенный оранжевым свечением старого уличного фонаря, в тумане стоял высокий темноволосый мускулистый вампир. Его глаза были дикими от жажды крови, а их радужная оболочка, когда я, наконец, увидел ее, была ярко-красной.

Новорожденный?

Его целью была женщина, которая заметила его и невольно предупредила меня, до нее было около четверти мили вниз по улице. Но прежде чем двинуться за ней, он почувствовал мой запах и, обернувшись ко мне, зарычал.

В его глазах было полное замешательство – я наблюдал, как он в своих мыслях отмечает цвет моих глаз. "Золотые?" Казалось, это для него что-то значило. И затем я мельком увидел ее, рыжие волосы, непослушно развивающиеся сзади, когда она говорила: “У них золотые глаза. Именно так вы узнаете их”.

Этот вампир знал о моей семье. И он знал Викторию!

Я не думал о силе или скорости новорожденного в тот момент. Мой рациональный ум совсем оставил меня, когда я издал ужасающий рык и помчался вниз по улице. В одно мгновение я обрушился на спину ничего не подозревающего новорожденного, бетонное покрытие с грохотом разрушилось под нами, сотрясая наши тела. Я знал, что у меня считаные секунды, пока он не оправится от своего удивления – я должен был получить все возможное максимально быстро.

- Где она? Где Виктория? Рыжая? - зарычал я.

Он покачал головой, но в его мыслях я увидел, как она, смеясь, убежала рука об руку с белокурым вампиром, которого я искал. Образ ошеломил меня. Я предполагал, что просто защищал Беллу от еще одного кочевника, и давно перестал думать о возможной связи блондина с другой, более важной для меня добычи.

Боже мой, я был прав.

Я схватил новорожденного за подбородок, но он не отреагировал. Если Виктория создала его, то не сказала ему ничего о его силе. На мгновение я поблагодарил ее за это.

- Где она?! - спросил я снова.

"Я не знаю, я не знаю, - вампир сильно закачал головой. - Техас? Она сказала что-то о поездке на Юг. Но я ничего не расскажу этому с золотыми глазами…"

И он плюнул мне в лицо. Доли секунды моего удивления было достаточным временем для него, чтобы отбросить меня назад, и я с оглушительным грохотом врезался в уличный фонарь позади нас. Верхняя часть фонаря упала на мои плечи, взорвавшись дребезгом стекла и искр. На двух автомобилях сработала сигнализация, гудки и сирены добавили голоса в эту какофонию.

На мгновение ошеломив меня, новорожденный помчался прочь, мое нападение, к счастью, отвлекло его от своей добычи. Женщина продолжала идти вниз по улице, совсем не обращая внимания на разрушения за своей спиной.

Люди.

Я воспользовался своей рубашкой, чтобы вытереть яд с моего лица, когда не спеша возвращался к своему автомобилю. Сев за руль, я задумался. Должен ли я следовать за новорожденным? Окажись он слишком близко к Форксу, он смог бы найти наш дом. И, более того, зная Беллу, она нашла бы какой-нибудь способ прийти прямо к нему, будь он в пределах ста миль от нее. С другой стороны, я не мог справиться с новорожденным такого размера в одиночку. Нужен кто-то типа Джаспера, с большим опытом, чтобы управиться с таким вампиром самому.

Я зарычал, чувствуя себя словно в ловушке. Девять месяцев назад почти день в день я оказался в аналогичной ситуации, пытаясь одновременно угнаться за двумя опасными вампирами. Но тогда у меня была помощь. Нас было пятеро: мои мать и сестра обороняли территорию вокруг Чарли Свона, мои отец и брат были со мной, преследуя другого монстра на севере.

И, так или иначе, Белла чуть не потеряла свою жизнь.

Прижимаясь лбом к рулю, я рассматривал имевшиеся варианты. Я мог уехать из Калифорнии и поехать в Техас в надежде на случайную встречу с Викторией там. Или я мог остаться здесь, борясь со стремлением вернуться к Белле, и еще раз попытаться уничтожить этого новорожденного, который мог представлять угрозу для нее. Последуй я за новорожденным, то, по крайней мере, я мог убедиться, что он не двигался к Белле. Но чтобы удостовериться в этом, мне придется на достаточно долгое время отвлечься от Виктории.

Я стукнул кулаком по рулю.

Громкий удар раздался в воздухе, это сработала подушка безопасности, заполнившая автомобиль мерзким запахом гари, и теперь подушка медленно сдувалась на моих коленях.

Я зарычал. Сейчас я должен был остановиться и зайти в магазин за инструментами.

Я аккуратно сложил подушку обратно в руль. Я находился в восьмистах милях от Беллы, и существовал новорожденный, кем бы он ни был. Виктория предупредила его держаться подальше от нашей семьи? Когда она его обратила, если больше ее не было здесь? И Техас… казалось, что Виктория находилась в бегах, но от кого? Она не могла знать, что я преследую ее, не так ли? Я ушел всего месяц назад. С другой стороны, это имело бы смысл, предупреди она других о нас. Возможно, она попыталась настроить других кочевников против нас. Мы, в конце концов, убили члена ее клана. Но я даже не почувствовал, что они были сильно связаны друг с другом.

Мне нужна еще одна доза ярости. Подняв дневник Карлайла с пола, куда он свалился, я быстро пролистал его. Мои пальцы сразу нашли знакомый раздел, где мой отец излил свою злобу на первого мужа Эсми. Но вместо того чтобы предаться обычному очистительному гневу, я перечитал место, прочтенное мной лишь единожды. Мои глаза скользили по тексту, сначала едва вчитываясь в слова, но затем замедлились, когда я начал читать его еще раз.

1 марта 1921

Интересно, сколько раз жизнь может измениться за такое короткое время. День святого Давида теперь навсегда будет означать для меня что-то особенное. Сегодня Эсми и я охотились, и вместо лесных животных мы вместе убили Чарльза Эвенсона.

Я думал, что был внимателен и не выглядел слишком сдержанным, но оказался неправ. Эсми замечала каждый дюйм, на который я стоял дальше от нее, все целомудренные объятия, в коих я потерпел неудачу последнее время. Как только Эдвард ушел этим утром, она устроила мне очную ставку.

Это напугало меня тогда, хотя теперь кажется смешным. Прошло уже почти два месяца нашей новой жизни вместе, и Эсми все еще не перестает меня ежедневно удивлять. Она во всем впереди меня, и это дает мне силы. Я постоянно напоминаю себе, что эта женщина – та самая, которая в шестнадцать лет упала с пятнадцатифутового дерева, куда никогда не должна была залезать. Иногда я волнуюсь, что она недостаточно леди. Но какая леди набралась бы смелости сказать человеку, знакомому лишь несколько недель, о его прикосновениях, по которым она скучает? (И, более того, понять, что очная ставка была именно тем, в чем нуждался этот человек?) Сначала мне не хотелось рассказывать ей о моих демонических мыслях, но она ощутила их, словно была Эдвардом, и не успокоилась, пока я не раскрыл ей их содержание.

Вместо того чтобы возненавидеть меня за них, она только засмеялась.

За этот смех я ей бесконечно благодарен. Ее смех простил мне то, о чем я думал, и излечил меня от боли жажды крови. И как будто недостаточно подарков, она прижалась к моей груди и сказала слова, которые я никогда не забуду и пишу их здесь лишь для того, чтобы увидеть снова: “Это тебя я буду любить всегда, Карлайл”.

Видя эти слова, у меня возникает желание делать все, чтобы быть с ней, пока миру не придет конец. Именно это я сказал сегодня ей, моей Эсми, как и то, что я тоже буду любить ее всегда.

И потом она поцеловала меня. Это было восхитительно чувствовать и исцеляюще испытывать. В тот момент я был целым. По сути, един с самим собой, а теперь неделим с Эсми Энн, моей возлюбленной, моей любовью, моей новой жизнью.

Что сегодня случилось в Колумбусе, я не знаю. Но в Ашленде мы похоронили Чарльза Эвенсона.

- К. К.

Я провел пальцем по предпоследнему абзацу. Я был целым. Слова ужалили. Я тоже был целым. С момента, когда Белла пробормотала мое имя во сне, я знал – это любовь. Эта любовь, я знал с самого начала, будет моим бременем, которое я понесу в одиночку. Но на короткое время Белла разделила общий груз, вернув мне эту любовь кусочками в короткие моменты, когда мы были вместе. Это никогда не было той всеобъемлющей любовью, которая была у меня к ней – разве это соизмеримо? Но даже те крошечные моменты: поцелуи на лугу, объятия в ее постели, ее лицо, когда она сказала мне, что хочет быть со мной навсегда – они сделали эту сокрушительную боль любви к ней более терпимой.

Карлайл и Эсми убили Чарльза Эвенсона абстрактно. С тех пор они праздновали этот день – каждое утро в день святого Давида на кухне появлялся букет нарциссов в сопровождении невероятно простой записки, часто просто «Люблю, Карлайл». Каждый раз, когда кто-то из них вспоминал или говорил об этом дне, в их головах всплывали только образы их поцелуев. Они никогда не упоминали при мне свое объяснение в любви, предшествовавшее поцелуям, или взрыв чувств, когда Эсми излечила Карлайла своими словами. Я всегда думал, что это довольно глупый жест – отмечать годовщину их первого поцелуя. Сейчас я был огорчен, что не воспринимал это всерьез.

Тем не менее у Карлайла была роскошь, которой не было у меня. Его любовь была рядом с ним. Я не мог быть с Беллой таким образом, не повредив ей, и никто из нас не сумел бы исцелиться. Я бы не забрал Беллу в эту не-жизнь. Она познает любовь, как у моих родителей, но в руках кого-то, кто сможет стареть с ней и заботиться о ее душе вместе со своей, кому не нужно будет бояться окончания ее жизни.

Белла не была гранитной копией себя прежней, как Эсми. Новорожденный был опасностью для нее. Виктория была опасностью для нее. Все мы были опасностью для нее. Я начал с удаления самой большой опасности в сентябре, а теперь пришло время работать дальше. Пришло время защитить мою Беллу, и я буду продолжать делать это молча и незаметно, столько, сколько сердце, которое стучало для меня, продолжит биться. У меня не было возможности для красивых жестов, как в истории любви моего отца – Виктория должна быть уничтожена в буквальном смысле.

Молясь о том, чтобы восемьсот миль были достаточной защитой от новорожденного, я сунул ключ в замок зажигания и поехал по автостраде на юг.


Хьюстон был одним из тех мест, где было легко понять, почему хладнокровие является необходимым качеством для настоящего хищника. Ни что иное не позволило бы сидеть в этой влажности не двигаясь. Воздух вокруг меня был плотным и влажным. Несмотря на то, что была глухая ночь в конце декабря, был почти двадцать один градус. Если погода была не по сезону теплой в Калифорнии, это не имело никакого значения в Техасе.

Это был последний крупный густонаселенный район, в котором я должен был искать. Даллас ни к чему не привел, как и Остин, хотя находиться вблизи университета было интересно и хорошо. Мне нравились университеты. Хотя большинство студентов думали не дальше следующей банки пива или новой возможности прыгнуть в постель с кем-то, время от времени вы натыкались на тех, кто был очарован Кантом или только что обнаружил Уильяма Вордсворта. Подслушивать их было восхитительно. Но даже в воспоминаниях самых наблюдательных студентов не появлялся ни один вампир. Таким образом, я поехал в Хьюстон.

Города были предпочтительным районом охоты для вампиров-кочевников, это я обнаружил за годы, что слышал мысли тех, чьи охотничьи привычки были не такими, как мои. Сначала это казалось мне парадоксом, ведь в городе люди жили ближе друг к другу и могли раньше обнаружить, что кто-то пропал без вести. Но верно было и обратное. В небольших городах и деревнях люди смотрели друг за другом, зорко следили даже за отшельником, живущим в хижине на окраине города. Они знали, что происходило с каждым вокруг них. В больших городах люди были гораздо равнодушнее. Окровавленный труп мог лежать на улице, и незнакомые люди, которые видели это, с сожалением смотрели в другую сторону. Именно поэтому я оказался в городе и сконцентрировал свои силы на поиске Виктории и светловолосого вампира.

Но я ничего не находил.

Улица, где я шел, была почти пустынной, хотя из окон лился мягкий свет. Многие мерцали огнями рождественских елок. Я медленно подходил к своему автомобилю, осторожно осматриваясь в отчаянной попытке найти след Виктории. Но каждый вдох давался труднее, а шаг становился тяжелее. Ее здесь не было. И я был так далеко от Беллы, что никак не мог ей помочь, возникни в том необходимость.

Разочарованный рык сорвался с моих губ, и я обнаружил, что мне трудно дышать. На мгновенье я остановился и прислонился к деревянному указателю, прячась в тени, отбрасываемой ближайшим фонарем, и начал прокручивать свои варианты. Я мог расширить зону поиска Виктории на весь Техас и Юг. Я мог вернуться в Сан-Франциско и попытаться следить за новорожденным, будь он все еще там. Я мог вернуться в Вашингтон и установить периметр вокруг Форкса.

Закрыв глаза от слишком теплого ветра, я невольно вызвал в своей памяти лицо Беллы. Не счастливой Беллы – независимо от того, как сильно я старался вернуть эти воспоминания, они были давным-давно потеряны для меня. И не ее огорченное лицо того рокового дня в сентябре. Вместо этого я снова видел видение Элис, еще раз наблюдал, как тревожный сон Беллы был разрушен ее криками, и знакомая пламенная боль снова стала разгораться в моих внутренностях.

"Но она ходит в школу", - сказал я себе, стиснув зубы. Каждый день она ходит в школу. Всего восемь дней потребовалось ей, чтобы избавиться от меня. И, конечно, она смогла отпустить меня. Кто бы ни отпустил после той фантастической лжи, что я сказал ей? После богохульства, в которое я заставил ее поверить?

“Ты недостаточно хороша для меня, Белла”. Если бы она только знала. Единственная, которая когда-либо была хороша для меня, и она ушла. Ушла, потому что ее опасность была моей ошибкой. Моя эгоистичная потребность быть рядом с ней дважды привела ее к опасности. Я должен был держаться подальше. И у меня бы точно получилось, потому что мне было почти невозможно это сделать.

Боль обожгла, и я, шатаясь, для поддержки ухватился за дорожный указатель.

- Мамочка, это что, призрак?

Я открыл глаза. Женщина и маленькая девочка лет семи спешили, держась за руки, к ярко освещенному зданию позади меня – церковь, как я понял. Указатель, к которому я прислонился, направлял на здание как на “Епископальную церковь”. Маленькая девочка видела меня, когда я пошатнулся, и показывала пальцем в моем направлении, обратившись к своей матери.

Ее мать зашикала на нее.

- Не показывай пальцем, Лили. Это невежливо, - она бросила на меня долгий взгляд: "Альбинос, похоже. Бедняжка. И, боже мой, он всего лишь мальчик. Он выглядит настолько испуганным. Интересно, что он делает один в канун Рождества?"

Я уставился на них с удивлением. Неудивительно, что они спешили в церковь. Теперь, когда я присмотрелся, я мог видеть церковь, которая была заполнена семьями, одетыми в свои лучшие наряды. Часы на башне, что возвышалась над ней, показывали десять минут двенадцатого. Полночная служба.

Как произошло, что я не заметил наступления Сочельника?

Это будет сразу после полуночи в Итаке. Эсми, которая была настойчива в таких вещах, как создание и поддержание семейных рождественских традиций, прямо сейчас организовала бы ежегодное украшение рождественской ели. Они с Карлайлом ушли бы раньше днем, выбирая дерево, которое ей понравится. Часто это была верхушка какого-то другого, намного более высокого дерева, что требовало от Карлайла залезть наверх, чтобы срубить ту часть, которую она хотела. Он сделал бы это, как всегда, весело. Затем они бы установили его и ждали, пока не стемнеет, а потом привлекли нас для его украшения, в то время как Эсми отдавала приказы или «предложения», как иносказательно она это называла. Элис, несомненно, проигнорировала бы указания Эсми, повесив украшения так, как сама сочла целесообразным, чтобы они не разбились, когда полчаса спустя Джаспер и Эммет затеют борцовский поединок, который свалит дерево.

Я обычно избегал этого беспорядка, садясь за рояль и обеспечивая музыку. Мы не относились к семьям, певшим рождественские гимны, и никто не был особенно религиозным, кроме Карлайла, поэтому мой репертуар Сочельника был главным образом классическим и барочным с некоторой добавкой моих собственных сочинений. Несколько лет назад я сымпровизировал сложную версию «Тихой ночи», она стала одной из любимых у Эсми, и меня часто просили ее сыграть.

Розали будет играть в мое отсутствие? Или они поставят CD?

Моя рука обхватила маленький сотовый телефон в кармане. Я знал, что мне нужно позвонить, но смогу ли я? Как мне убедить их, что я в порядке? Я заставил их страдать, прежде чем уехал, последнее, что мне было нужно, это вынудить их переживать за меня еще больше.

Собравшиеся в церкви начали петь “Это случилось в ясную полночь”, звуки музыки, спетой сотнями голосов, достигли моих ушей. Это был гимн, который я учил сам, будучи ребенком. Музыка была одним из немногих человеческих воспоминаний, которые остались у меня, к моему большому удивлению. Когда я однажды рассказал об этом Карлайлу, тот объяснил, что для людей, у которых по каким-то причинам было немного воспоминаний – из-за травмы головного мозга или старческого слабоумия – было обычным делом помнить песни, когда-то известные им. Его совсем не удивило, что именно их я принес с собой в мою новую жизнь. Я прислонился к указателю, закрыв глаза, и начал бессознательно шептать слова, которые запомнил веком раньше:

О вы, под гнетом жизнь крушащего бремени,
Чьи фигуры склонились так низко,
Кто взбирается по восходящей тропе,
Шаги болезненны и не скоры;
Поглядите же, для радости и счастливых времен
Прилетели без промедления,
О, отдохни от утомительной дороги
И услышь, как ангелы поют.

Внезапно я резко осознал содержание этой песни, которую я пел без смысла. Вы, под гнетом жизнь крушащего бремени… Какое бремя могло быть более сокрушительным, чем бремя любви кого-то, кто не может любить меня без угрозы для своей жизни?

Был ли я тем, кто должен отдохнуть и услышать?

По привычке я сел, прижавшись спиной к прохладному деревянному указателю церкви. И я слушал. Молящиеся внутри сменили гимн и теперь пели “Тихую ночь”. Закрыв глаза, позволил музыке захлестнуть меня в своих волнах. Аранжировка, которую играл пианист, была поразительно похожа на мое собственное сочинение с высокими арпеджио в базовой линии. Она подавала песню таким образом, что даже человек вне церкви мог услышать ее красоту. Я вспомнил Эсми и подумал, как бы ей понравилось это исполнение, украшенное богатым тембром хора молящихся. Она бы оценила. Ей понравилось бы находиться здесь, со мной...

Я сунул руку в карман и вытащил серебристый телефон. Глубоко вздохнул. Я смогу сделать это.

Сосредоточившись на звуке сотен голосов, я набрал номер “1” и “нажмите вызов".

Быстрый набор № 01: Карлайл

Вызов…

Я предпочел бы человеческую скорость ответа на звонок, но в нашей семье не существовало такого понятия. На звонок ответили молниеносно, прежде чем прозвучал первый гудок, и я услышал удивленный голос своего отца:

- Эдвард?

- Привет, Карлайл. Счастливого Рождества.

Он тихо порывисто вздохнул:

- Счастливого Рождества, сын. Так приятно слышать твой голос. Ты где?

- Хьюстон.

- Виктория находится в Хьюстоне? - голос Карлайла поднялся на октаву.

- Я не уверен, - ответил я и перешел к истории двух прошлых месяцев. Карлайл переключил свой телефон на громкую связь, чтобы Эсми и остальные члены семьи могли услышать. Я рассказал им о возвращении в Форкс. «Ему удалось не встретиться с ней?» - ахнула Элис. И про обнаружение следа белокурого вампира в Сиэтле. Эсми неодобрительно вздохнула, когда я пересказывал детали своего сражения с новорожденным в Сан-Франциско, но Эммет приветствовал и поздравил меня с тем, что я все еще был целым. Затем я рассказал им о нескольких моих последних неделях в Техасе и полной неудаче.

- Я не уверен, куда двигаться дальше, - признался я.

Я услышал, как Карлайл сглотнул. Это у него был тик, проявлявшийся, когда он пытался не сказать что-то. Как правило, это были какие-то мысли, которыми он не желал делиться с другими. Это немного расстраивало, не быть посвященным в то, что он запрещал себе говорить вслух. Но вместо того чтобы говорить со мной, он вручил телефон Эсми.

- А как насчет Форкса? - немедленно спросила она.

Я закрыл глаза, со стуком уронив голову на указатель. Если бы она только знала, как ужасно я хотел этого.

- Я не могу, - поперхнулся я.

- Эдвард, мы все должны быть там. Мы должны защищать Беллу вместе. Приходи домой. Давай вернемся.

Образ Джаспера, кидающегося на Беллу, возник в моей голове, и я почти почувствовал столкновение его тела с моим плечом, когда я отбросил его и оттолкнул Беллу.

- Я не хочу повторения событий на вечеринке в день ее рождения, - пробормотал я.

Моя мама вздохнула:

- Мы удостоверились бы, что это не повторится.

- Это то, кто мы есть. Она не должна быть с нами. Пора позволить ей уйти, - лгать было почти легко.

- Ты никогда не отпустишь ее, - мягко напомнила мне моя мама. - Ты должен быть с нами. И мы должны быть с ней.

- Я не могу, Эсми. Извини, - идея быть с ними дома была восхитительной. Я закрыл глаза и стал молиться, чтобы она перестала спрашивать.

- Ты, по крайней мере, навестишь нас? - ее голос был напряженным, и я вспомнил о боли, отразившейся на ее лице, когда я мчался мимо нее в свою комнату тем утром, в которое я, наконец, покинул Итаку. Вернись я, и ее счастье сделает почти невозможным снова их оставить. А я должен был найти Викторию.

- Я не думаю, что это хорошая идея, - прошептал я.

Наступила пауза, и она с кем-то заговорила шепотом, вероятно, с Карлайлом, а затем вернулась ко мне.

- Эдвард, мы любим тебя. Пожалуйста, будь осторожен.

- Я буду, - на мгновенье послышался шум, когда она вернула телефон Карлайлу.

- Эдвард, - выдохнул он, и я мог услышать его шаги. Полагаю, он отошел в сторону от остальных. - Как ты на самом деле?

Мне сразу вспомнились мысли той женщины, которая заметила меня ранее. Она определила мои эмоции, когда я сам еще не понимал, что чувствовал. Но когда она вела свою дочь в переполненную церковь, то прочла меня так же верно, как если бы она была Джаспером.

- Я бо… - начал я говорить, но передумал. - Я беспокоюсь.

Моя заминка не осталась без внимания Карлайла.

- Эдвард, ты можешь бояться, - сказал он мягко. - Расскажи мне больше.

- Я не нашел ее, - выговорил я, и разочарование в моем голосе удивило меня. - И я просто… - Что? Я переживал за большое количество вещей. Что Виктория вернется в Форкс, прежде чем я остановлю ее. Что новорожденный будет двигаться на север вместо восточного направления. Что Белла никогда не оставит прошлое позади. Что она уже пошла вперед. Как я должен буду защищать ее от опасностей, не причиняя боли от встречи со мной?

- Представляй Чарльз Эвенсон действительно угрозу для Эсми, ты все еще позволил бы ему жить? - выпалил я.

Молчание сказало мне, что я поймал Карлайла врасплох. Но через мгновение он усмехнулся:

- Я вижу, ты кое-что прочитал.

- Да.

- Та часть, должно быть, огорчает тебя, - сказал он осторожно. - Я сожалею об этом.

Я пожал плечами. Было полезно увидеть, что даже Карлайл был подвержен мыслям о насилии, когда дело касалось защиты его возлюбленной.

- Ты несовершенен, - сказал я ему, и он засмеялся.

- Я пытался убедить тебя в этом в течение долгого времени. И я действительно много думал о Чарльзе. Особенно когда ты ушел.

- И?

- Если бы ситуация была той же, то да. Я, вероятно, сделал бы точно то, что делаешь ты. Но этой ситуации не было. Чарльз был человеком, и он думал, что Эсми мертва. Не говоря уже о том, что она была новорожденной. Я уверен, он бы оказался на коротком конце этой палки о двух концах.

Он снова усмехнулся.

- Но даже сейчас, Эдвард, - он снова стал серьезным, - ты действительно уверен, что Виктория на самом деле представляет угрозу для Беллы?

Он был прав. Техас находился далеко от Беллы или любого члена ее семьи. Я понятия не имел, почему Виктория могла приехать сюда или в любую точку на Юге вообще, например, в Джексонвиль. Конечно, это не карта с планом, как причинить вред девушке, которую я люблю.

- Нет, - признался я.

- Тогда, возможно, было бы лучше вернуться домой. Пожелай ты, и мы даже могли бы переехать куда-нибудь поблизости, не давая Белле знать о нас. За пределы Ванкувера?

Мое сердце сразу ожило. Идея была восхитительна. Вернуться домой, побыть с Карлайлом и Эсми, пообщаться с Эмметом и Джаспером, пошутить с Элис… Даже встреча с Розали не казалась такой плохой идеей прямо сейчас. Гони я на «Порше» на пределе, то мог бы оказаться в Итаке уже к обеду. Карлайл развел бы огонь, и мы все сели вокруг него. Я бы смотрел, кто какие рождественские подарки получил...

Но Виктория все еще была здесь. Я поклялся уничтожить ее – не потому, что она пыталась причинить Белле боль, просто она знала слишком много. Если она была далеко от Форкса, тем лучше, но это не меняло того факта, что она должна быть уничтожена.

- Я обещал, - пробормотал я.

- Обещал кому?

- Себе. Я должен найти ее. Я должен искать. Это все, на чем я должен быть сосредоточен прямо сейчас.

Наступила долгая пауза, отец молчал.

- У тебя есть мы, Эдвард, - сказал он наконец. - У тебя всегда будем мы. Пожалуйста, не забывай это.

Я закрыл глаза.

- Спасибо, Карлайл.

- Всегда, - он снова помолчал. - Ты уверен, что тебе не нужна помощь? Я мог бы легко приехать туда сегодня вечером.

Карлайл сделал те же расчеты, что и я. Прижимая голову к прохладному деревянному указателю, я снова был полон надежд. Я представил Карлайла на пассажирском сиденье моего «Порше», несущегося по Югу. Может, мы вдвоем могли бы вернуться и позаботиться о новорожденном, а затем возобновить охоту. Прошли десятилетия с тех пор, когда мы были с ним только вдвоем, как когда-то.

Но потом я вспомнил традиции, которым изменил сегодня вечером, и нежную настойчивость Эсми остаться вместе, услышанную по телефону. Я не мог просить Карлайла оставить других членов семьи. Я уже причинил им боли больше чем нужно.

- Я в порядке, Карлайл, - ответил я. - Если мне понадобится твоя помощь, я попрошу. Я обещаю.

Он вздохнул:

- Тогда с Рождеством, Эдвард. Мы любим тебя. Пожалуйста, позвони снова в ближайшее время.

- Счастливого Рождества. Я тоже тебя люблю.

Щелчком закрыв телефон, я сунул его обратно в карман. Люди начали выходить из церкви, смеясь и желая друг другу счастливого Рождества. Я наблюдал момент, когда семьи проходили мимо: ангелоподобные малыши, спящие на руках их родителей, обычно угрюмые подростки, идущие рядом с их матерями и отцами. Я смотрел, как два возбужденных брата начали бегать друг за другом, хихикая и вопя, пока мать не остановила их и не позвала к автомобилю. Это напомнило мне игру с Эмметом во время наших зимних охот, которые неизбежно перерастали в преследования и затянувшиеся поединки в снежки. Резкая боль пронзила мое тело, впервые за несколько недель она не имела никакого отношения к Белле.

Настало время уезжать. Я повернулся и медленно пошел прочь от церкви, проскочив через темный переулок между двумя зданиями обратно к моей машине.

Опускаясь на сиденье водителя, я проанализировал разговор с Карлайлом и Эсми. Карлайл был прав, не было никакой причины полагать, что Виктория действительно находилась около Беллы, все признаки указывали на совершенно противоположное. Но что бы я делал, не охоться я на Викторию? Снова прятался в темных углах нашего дома, позволив боли поглотить меня на все оставшееся время?

Я сжал кулак, но прежде, чем появилась вероятность сломать что-нибудь на приборной панели, раздался резкий стук в мое окно. Слишком погруженный в свои мысли, я не смог услышать мысли человека, который приблизился к машине. Я сосредоточился на чужих мыслях, когда повернулся в кресле, чтобы увидеть, кто это был.

"Ну, если это не Эдвард Каллен..." - появилась изумленная мысль, и я встретился взглядом с парой мерцающих бордовых глаз. Высокий вампир стоял рядом с автомобилем рука об руку с его очаровательно улыбавшейся возлюбленной, которая была намного ниже его. Их светлые волосы мерцали в свете уличных фонарей. Оба взволнованно всматривались в мой автомобиль и выглядели игриво, оттого что удалось подкрасться ко мне незамеченными. Я опустил стекло, чтобы рассмотреть их получше.

- Питер? Шарлотта? Что вы делаете здесь?

---------------------------------------------

Глава 8. Осознанное убийство

1. Греческое слово menis означает «гнев» и является первым словом Гомера в «Илиаде».

2. Идея, что Эдвард любил слушать мысли студентов колледжа, одолжена от thatwritr’s «В Мерцании Глаза». Я благодарю Кейти за ее разрешение сослаться на него.

3. Эдвард, стоящий возле епископальной церкви, это указание на две вещи - “Красавец, Блистающий в Компании” (фанфик) от minisinoo (ник автора), а также намек на самого Карлайла. Епископальная церковь является американским частью Объединения англиканских церквей, иначе известного как Англиканская церковь. Таким образом, стоя возле англиканской церкви, Эдвард опирается на веру своего отца, даже будучи далеко от него.