Ауттейк



От Маркуса

– Проклятые дети.

Мне придется менять еще одно разбитое окно вдобавок ко многим другим. Хотя именно это я только что отремонтировал, не прошло и суток. И от всего происходившего беспорядка я уже устал. Если не появлялся мусор, оружие, использованные шприцы и пустые бутылки из-под алкоголя, то на внутренних и наружных стенах больницы обнаруживались граффити.

Я говорил себе, что приводить это место в порядок – пустая трата времени, но что-то в нем влекло меня, словно оно на самом деле ощущалось пустым, отверженным и нуждающимся в ком-то, кто снова даст ему жизнь.

Я мог бы поставить себя на это место.

Уже долгое время я одинок. Ни о какой семье не шло и речи, кроме родителей, но мы нечасто разговаривали. Когда сын не следует по стопам отца... Что ж, он может стать причиной разочарования. И в моем случае иногда разочарования лучше оставлять забытыми.

Однажды я был женат, ее звали Стеллой. Она была элегантной, сострадательной. Моей красавицей, но относился к ней я неправильно. Она любила меня так, как любая женщина может любить своего мужчину, но я был заядлым игроком, убеждая себя, что пытался устроить нам лучшую жизнь, и это стало пристрастием. Честно говоря, жил я для себя. Очень долго. Однажды вернулся с довольно большим выигрышем в блэкджек, но дом оказался пустым, безжизненным.

Эти яркие глаза не встречали меня у двери, отсутствовали ласковые, любящие слова, приветствующие меня в теплом доме, не было рук, обхватывающих меня, даже когда взамен я лишь слегка похлопывал по спине. Удивительно, как верны слова: что имеем – не храним, потерявши – плачем.

Лучший человек заметил бы, как в ее глазах исчезал этот свет, увидел бы, как она замыкалась в себе. И все, что мне следовало сделать: подарить ей любовь взамен той, что она давала мне. Я любил ее, любил всем сердцем, но предполагаю, потерялся в том факте, что если бы заработал для нас реальные деньги, то поступил бы правильно в отношении нее, подарил бы ей, если пожелал, весь мир. А она хотела лишь моего внимания.

Я оказался чертовски глупым.

И вот я здесь, забочусь об этой старой больнице. Я инвестировал некоторые выигрыши, и когда умерли родители, мне досталось все, ведь я был единственным ребенком в семье. Не могу сказать, что меня это не удивило. Я ничего не ожидал.

Несколько раз я проходил мимо больницы, и всегда, оглядываясь на нее, воображал, что она будет использоваться. И каждый раз, когда мои глаза смотрели на это пустующее здание, оно меня молило. Возможно, шутки разума, но клянусь, так и было.

Так что я его купил.

Сумасшедшая идея, да, но, так или иначе, я это сделал. Не мог наладить отношения с женой, не мог вернуть ее лучистость, но, возможно, когда-нибудь смог бы вернуть свет в эту больницу. У меня не осталось ничего иного, кроме как возвращаться в пустое здание, которое даже до момента вхождения ощущалось холодным и опустошенным. Итак, время у меня было, и я решил потратить его на что-то хорошее. Возможно, я мог бы превратить эту больницу в место, которое даст второй шанс подобным мне людям.

Я слышал, что около четырех лет назад от рака умерла Стелла, но свет, который я забрал, вернулся. Она встретила хорошего мужчину, который оставался с ней до конца. Она заставила его найти меня, дабы сказать, что простила. Из всего возможного на свете именно это стало ее последним желанием.

Ни у кого и никогда не будет такого великого сердца, что билось внутри этой женщины.

В его глазах я видел, что он был хорошим человеком, любил Стеллу так, как она того заслуживала, и я недостоин ее прощения, но в любом случае она даровала его. Я поблагодарил, и он пошел своим путем. Никогда не видел его снова.

Три года занимался в этом месте всякой всячиной. Я не был особым умельцем, но пообещал себе, что любой необходимый ремонт будет сделан только моими руками. Наверное, это стало моим покаянием. Так или иначе, я должен был исправить все, что требовалось.

Казалось, все, над чем я начинал работать, снова и снова уничтожали приходившие дети. Я никуда не продвинулся. Но всегда знал, что у милосердного Господа существовал план: Он неизменно давал мне столько, со скольким я мог справиться.

Таким образом, я возвращался к ремонту всего сломанного, но не мог сказать, что это происходило без некоторых проклятий с моей стороны.

Каждый день был таким же, как и предыдущий. Я вставал, запасался контейнером с едой на день и отправлялся в больницу. Затем ни с чем уезжал домой.

Подъезжая однажды утром, заметил, как в воздухе вокруг того места что-то изменилось, немного заполнилось. Предполагаю, я подумал, что носил эту пустоту с собой, что, как правило, и влияло на мое окружение. Но почувствовал изменение так же точно, как билось мое сердце.

Первая мысль была, что внутри хулиганит какой-то ребенок. Я улыбнулся, решив, что на этот раз собираюсь поймать засранца. Может быть, и хорошенько его напугать.

Шагая через сломанную дверь и в тысячный раз повторяя себе, что нужно ее отремонтировать, крался так тихо, как позволяли усталые ноги.

Я вошел в холл на втором этаже и услышал странные звуки, доносившиеся из одной из комнат дальше по коридору. Не мог объяснить, как они звучали, но почти складывалось ощущение, словно чья-то душа выплакивала свои страдания. Боль, такую глубокую, что наводила на мысли о чем-то зазубренном. И это чертовски меня испугало.

Я понял, что не было никакого хулиганства. Кто-то страдал. И это происходило здесь, в моей больнице, где я чертовски не имел понятия, что с этим делать.

Я последовал за звуками, которые привели меня к внутренней комнате, в основном уже очищенной. Там повсюду были разбросаны старые, изорванные простыни и смятые бумаги, на цементном полу оставались ошметки краски и пятна от воды, но в целом чище, чем в большинстве других помещений. Освещение было не очень хорошим, так что сначала я его не увидел, но испуганный вздох немедленно привлек к нему взгляд.

В угол комнаты забился мальчик. Я подошел ближе, и, клянусь, он вскрикнул от боли, словно я ударил его... или вот-вот собирался. С колотящимся сердцем я остановился и изумленно смотрел на ребенка, не зная, что сказать или сделать... или даже, почему он находился здесь.

Он царапал стены, пытаясь найти способ проникнуть внутрь или надеясь, что стена его поглотит. Когда глаза привыкли к скудному освещению, я заметил в его руках изуродованного мишку. Мальчик цеплялся за него, словно это его защитник, хранитель, который отпугивал монстров.

Пока я не видел лица ребенка, но знал, с ним произошло что-то ужасное.

– Все нормально, парень. Я не собираюсь причинять боль. Останусь здесь, так что знай, со мной ты в безопасности. Я не подойду ближе.

Я и понятия не имел, достигают ли мои слова его измученных ушей, понимал ли он меня, но надеялся и молился, чтобы он осознал, что того, кто вселил в него страх, вызывая, кажется, почти животный ужас, здесь нет, и ему нечего тревожиться из-за меня.

Мальчик пытался подняться по стене, цепляясь за медведя, изо рта вырывались ужасные звуки. Приблизительно оценивая его размер, можно было сказать, что он едва достиг подросткового возраста. Я понятия не имел, что с ним делать, и подумал, что стоит, вероятно, позвонить в полицию. А вдруг его похитили, или кто-то из домашних довел его до подобного состояния? Вообще никаких подсказок. Но я не мог оставить его вот так.

– Слушай, парень, – прошептал я. – Я позвоню кое-кому для помощи, ладно? Мы кого-нибудь вызовем сюда, чтобы приехали, и ты…

Начался крик, да такой громкий, что у меня заболели уши. Он так крепко вцепился в стену, что я увидел, как срывал ногти, отчего появилась кровь.

Моя душа болела из-за ребенка.

Для того, что я затем сказал, не существовало никакого объяснения, кроме желания прекратить его боль. В ту же секунду я почувствовал с ним связь, словно он по какой-то причине оказался на моем пороге, и Бог пожелал, чтобы я помог пареньку. Может быть, помощь ему была частью моего спасения.

– Все нормально. Я не собираюсь никому звонить. Клянусь. Ты можешь остаться здесь. Никто за тобой не придет.

И только после того, как я сказал, что никто не придет, его напряженное тело слегка расслабилось. Даже пытаясь позволить ему остаться в этом месте, которое не было достаточно чистым для здоровья мальчика, у меня не существовало не единой чертовой зацепки, что делать. Но и отсутствовала любая возможность, что он допустит мое пребывание рядом с ним, не говоря уж об идее привлечь еще кого-нибудь. Испуг – недостаточное слово, чтобы адекватно описать его эмоции. И если бы я так поступил, что бы они с ним сделали? Заперли бы этого бедного мальчика? Нельзя сказать, что меня все это устраивало.

Может, если бы я мог немного за ним поухаживать, то ему стало бы немного лучше, безопаснее. Я исчез достаточно надолго, чтобы принести немного воды и бинты из аптечки. Толкнул предметы к нему, надеясь: парень поймет, что я пытался сделать.

Он слегка повернул голову, из-под грязных, давно нестриженых волос блеснули глаза. Но когда он посмотрел на меня, я увидел на лице отпечаток ладони. Кто-то так сильно ударил мальца, что остался след.

Это стало для меня знаком осмотреть ребенка более тщательно, и, конечно же, я заметил синяки на руке, и только бог знает, где еще. У меня скрутило внутренности от гнева, сильнее которого я еще не испытывал.

Голос в голове велел защитить мальчугана. Звук был громким и ясным, пульсировал по каждому моему нерву. Думаю, это была Стелла, говорившая, что это мой второй шанс, и я собирался послушаться.

Несколько дней я говорил с ребенком, успокаивал, не уверенный, что слова помогали. В любом случае, я не особо хорош с разговорами. Это не моя область, но я должен был сделать для него хоть что-то, показать, что никогда не причиню боль.

– Ты здесь в безопасности, парень, – сказал я ему. – Не знаю, понимаешь ли ты меня, но обещаю, что тот, кто причинил тебе боль, никогда не сделает этого снова.

Рядом с котельной была небольшая комнатка, предназначенная для смотрителей. Я очень хорошо ее очистил... Ну, так хорошо, как мог, учитывая ее состояние. Положил туда матрас, другие предметы, которые ему, возможно, потребуются, даже одежду, понадеявшись, что она подойдет. День за днем я рассказывал ему о комнате, как туда добраться, как хорошо в ней ему будет, насколько там безопаснее.

Даже если он на самом деле не ел, я трижды в день приносил еду, надеясь нарастить немного мяса на его тощих костях. Выглядел так, словно его морили голодом, а я не мог допустить, чтобы он недоедал под моей опекой. Специально для него я очистил кабинку в туалете рядом с котельной, надеясь, что он пожелал бы использовать его, когда требовалось. Я дал ему знать, что это в его распоряжении, как и все, что у меня было.

Я заметил, что приезжал в больницу намного чаще, чем обычно, в большинстве случаев спал на улице в автомобиле, потому что меня беспокоила мысль о необходимости оставлять его одного.

Прошла неделя с тех пор, как впервые увидел мальчика. Я выполз из грузовика, мышцы расслаблялись после беспокойного сна. Малейший шум будил меня, заставляя убеждаться, что в больницу никто не входил. Я не собирался позволить кому бы то ни было найти ребенка и сделать то, что могло нанести ему еще большую психическую или физическую травму.

Он, возможно, и до смерти испуган, но не сумасшедший. Я это чувствовал. Он просто потерян, и я хотел помочь ему найти себя.

Я направился прямо к тому месту, где всегда находился паренек, но на этот раз его там не оказалось. Первоначально я пришел в ужас, задаваясь вопросом, что с ним случилось, неужели кто-то нашел его, пока я спал? А что, если это тот, от кого он прятался?

«Боже, пожалуйста, пусть с ним все будет в порядке. Не позволяй никому забирать его у меня».

Я обыскал эту больницу снизу доверху, практически на дрожащих ногах бежал по лестнице в котельную, торопливо сбивая предметы. Дверь в комнату смотрителей всегда была открыта, но на сей раз оказалась закрытой.

Я подошел к этой двери, положил ладонь на металл, и клянусь, почувствовал его внутри. Я не мог сдержать улыбки, потому что знал: он меня понял. Он находился там, внутри, в безопасности.

Занавесил дверь одеялом, скрывая так, чтобы никто не смог его найти до тех пор, пока он не будет готов. Никому и ничему не собирался позволить причинить ему боль. И как только будет готов уйти, я его отпущу. Может быть, он даже пожелает остаться со мной, в моем доме, если у него не будет другого места. А до тех пор буду о нем заботиться, пытаться достучаться словами и всеми другими имеющимися средствами, заботиться, чтобы у него оказалось все необходимое.

И тот же голос, который сказал мне защитить его, заявил, что я буду любить его как сына. Так или иначе, в глубине души я знал: голос прав.

---

Огромное спасибо за проверку и редактирование главы amberit.

Поделиться своими впечатлениями вы можете на ФОРУМЕ.