Надеюсь, хоть наполовину стать отцом,
Каким он не обязан был быть.
«Он не обязан был быть» – Брэд Пейсли
1992 Я услышал, как закрылась дверь нашей маленькой квартирки, и знакомой вздох, вырвавшийся у моей матери, когда та бросила на кухонный стол сумочку. В глазах защипало от слез, и я еще сильнее зарылся лицом в подушку. В это время мне положено спать, но я беспокоился о ней. После ухода моего отца ей очень грустно и одиноко, а я хотел видеть свою маму счастливой и снова улыбающейся, и не только потому, что скорчил ей смешную рожицу, или принес домой то, что сделал для нее в детском саду. Когда же я выскользнул из постели и, подкравшись к двери спальни, выглянул в гостиную, то сразу понял, что этим вечером такого не случится.
Хрупкое тело плачущей мамы вздрагивало на нашем диване, пока моя тетя, Элис, держала и утешала ее. Еще не услышав объяснения событий вечера, я уже все знал и с болью в сердце вернулся в постель.
Она рассказала обо мне другому парню, с которым пошла на свидание, а тот не захотел «бесплатного приложения». Это не удивляло, так как даже собственный отец не желал меня, но я терпеть не мог видеть и ее страдания из-за того же.
– Может, мне просто сдаться, Элис? – услышал я между тихих всхлипываний слова мамы в соседней комнате. – Все они кажутся замечательными, пока не узнают об Эдварде, после чего идут на попятный и сбегают. Но это мой ребенок. Без него нет и меня.
– Не падай духом, Эсме. Мне лишь известно, что есть кто-то, идеально подходящий как тебе, так
и Эдварду. Мужчины как помидоры: нужно раздавить несколько негодных, чтобы добраться до единственного прочного и цельного.
Да, я совсем не понял тетю Элис, но, по крайней мере, это вызвало у мамы смех.
И в течение следующих двух месяцев я стал намного больше оставаться дома у своей тети, особо и не возражая. Под этим, как правило, просто подразумевалось, что у мамы много работы, а я проводил время с дядей Джаспером и двоюродным братом Натаном. Но скоро я начал сильно скучать по ней и хотел видеть больше, чем на несколько минут, когда она заходила, чтобы укрыть меня одеялом на ночь.
Так что меня очень взволновало, когда Элис сказала, что утром моего пятого дня рождения мама специально спланировала остаться дома и устроить мне небольшую вечеринку. Я буквально взбежал на четыре лестничных пролета, опередив всех остальных, желая увидеть ее, но, как вкопанный, остановился в дверях.
Мама выглядела иначе. Даже в ее нормальной «домашней одежде»: джинсах и футболке, без малейшего намека на макияж, она выглядела очень
красивой. Улыбка была такой широкой, когда мама пересекла комнату, подхватила меня на руки и пожелала счастливого дня рождения, я слышал это в ее голосе, когда она заговорила и поблагодарила Элис перед уходом за то, что привела меня домой. Тем не менее, было еще кое-что, ранее удерживавшее меня замершим на своем месте в дверях.
В паре метров позади моей матери стоял высокий блондин, которого я прежде никогда не видел, и смотрел прямо на меня. Как только она поставила и взяла меня за руку, я нервно закусил губу, как можно дальше спрятался за ней, но мы подошли к нему.
– Эдвард, это мой очень хороший друг – мистер Каллен. Можешь поздороваться? – тихо сказала она, ободряюще сжимая ладонь.
Мои глаза поднялись, чтобы посмотреть на него: он показался мне очень большим и пугающим. Я быстро опустил взгляд, обнял крепче ноги матери, и тихо пробормотал: – Здравствуйте.
Мужчина присел, оказываясь на одном уровне со мной, и протянул для рукопожатия ладонь. Так как это «мамин парень», я знал, что было бы грубо не ответить, и не хотел ее расстраивать. Не в тот момент, когда она, наконец-то, выглядела такой радостной, так что вложил свою руку в его и сжал так твердо, как могла моя маленькая ладошка:
– Здравствуйте, мистер Каллен. Я Эдвард Энтони Эвенсон. Приятно с вами познакомиться.
Он ласково мне улыбнулся и тихонько хмыкнул, а я поднял глаза на маму. Мне хотелось показать ему, что я не был глупым маленьким ребенком, так что дров не наломал, но тот посмеялся надо мной. Почему – не понятно.
– Здравствуй, Эдвард. Меня зовут Карлайл. Очень приятно наконец-то познакомиться с тобой. Я очень много слышал о тебе от мамы.
Я снова взглянул на нее, и та улыбнулась, успокаивающе проведя рукой по моим волосам. Она
говорила с ним обо мне? И он все еще хотел со мной встретиться? В выражении маминого лица, казалось, не было никакой натянутости, и я наблюдал, как ее глаза снова сместились к присевшему передо мной мужчине, при взгляде на которого в них даже показались искорки.
– Вы мамин парень?
И опять он засмеялся, но на этот раз уже по-другому, с какой-то нервозностью, а затем почти вопросительно глянул на нее, я же крепче прижался к ее ноге. Я не хотел казаться смешным.
Моя мать встала на колени рядом с нами и мягко погладила меня по спине.
– Да, детка. Мистер Каллен – мой парень. Ты не возражаешь?
Задумавшись, я сжал губы, перевел глаза с одного на другого, а затем кивнул. Мне нравилось видеть маму счастливой, и я никогда не замечал у нее такого расслабленного и беззаботного взгляда, ни на кого она не смотрела так, как на него, даже на моего папу.
Она поцеловала меня в лоб и сжала в объятиях:
– Ты голоден? Я приготовила блины с шоколадной стружкой.
– С взбитыми сливками? – спросил я с широкой улыбкой, которая еще увеличилась, когда мама кивнула, и я поспешил на кухню, чтобы обнаружить на столе уже стоящую на моем месте тарелку. Там была высокая стопка теплых блинов, даже с нарисованной улыбкой, вишенкой и шоколадной стружкой на верхушке. – Спасибо, мам.
Приступив к завтраку, заметил, что они не ели, а только потягивали кофе, и даже не глядя, я чувствовал на себе взгляд мистера Каллена. Я очень старался помнить о хороших манерах: не слишком торопился и не жевал с открытым ртом, независимо от того, насколько вкусными оказались эти блины. Я даже как можно вежливее попросил еще немного молока. Мама выглядела очень гордой за меня.
– Так, детка, послушай, – начала она, поставив передо мной стакан и сев рядом с мистером Калленом. – Мы подумали о возможности сходить сегодня в кино. Что скажешь?
Прекратив жевать, я застыл и посмотрел на нее, пытаясь сдержать слезы, начинающие формироваться в моих глазах. Это мой день рождения:
мой и моей мамы. И она собиралась оставить меня, чтобы пойти с мистером Калленом? Мне придется провести еще один день с тетей Элис и дядей Джаспером? Обычно я не возражал бы, но на мой
день рождения? Разочарованно ссутулился, а затем пожал плечами.
– Эдвард, мы имели в виду, что хотели бы сегодня сходить с
тобой на мультфильм. Твоя мама говорила, что ты хотел посмотреть «Аладдина», – с теплой улыбкой сказал мистер Каллен, и я разинул рот.
Раньше ни один из парней моей матери никогда даже не хотел
встретиться со мной, не говоря уже о том, чтобы поделиться своим временем, проведенным с ней. Тем не менее, этот ни мгновения не колебался, чтобы пригласить меня с собой. Я кивнул и покусал губу: я
уже очень хотел пойти на просмотр, но у мамы не было возможности водить меня в кинотеатр. Так что теперь я оказался совсем сбитым с толку. Как они могли взять меня, чтобы посмотреть фильм, по которому я уже тосковал, даже если это и
был мой день рождения? Кроме того, не думаю, что такой взрослый, как он, на самом деле захотел бы пойти на мультфильм Диснея. Моя мать тоже не являлась ребенком, но мне-то известно, что втайне она любила их, как и я.
Мистер Каллен казался слишком хорошим, чтобы быть реальным.
– Хорошо, тогда как насчет того, чтобы закончить завтрак и пойти. Тогда мы сможем вернуться и съесть торт, – предложила моя мать с толикой волнения в голосе.
Очистив тарелку, я побежал к двери, чтобы дождаться их, и покраснел, когда они усмехнулись. На мгновение я забыл, что должен вести себя лучше, а не смущать маму.
Она, казалось, не расстроилась и не рассердилась на меня, как и мистер Каллен, и я с облегчением выдохнул.
Хорошо, я ничего ей не испортил. Она даже поцеловала меня в щеку, как только стерла влажной салфеткой сироп у меня с лица, несмотря на мои протестующие стоны.
На протяжении всей поездки, я их анализировал, насколько позволял мой разум пятилетнего. С лица матери не сходила улыбка, и ее рука все время находилась между сиденьями в его: они
оба выглядели счастливыми, но не игнорировали меня, а беседовали, и мистер Каллен разговаривал со мной не как с ребенком, что доставляло удовольствие. Он был таким клёвым, и я уже молился, чтобы он не ушел, как мой папа.
Заметив вывеску небольшого кинотеатра, я едва сдерживал волнение. А, увидев надпись «Аладдин» большим жирным шрифтом, и вовсе начал подпрыгивать на своем сидении, пока мы парковались. Мы уже очень давно не ходили в кино. Мама всегда была очень занята на работе, и все такое. Она помогла мне выйти из машины и держала за руку, когда мы пошли, чтобы встретиться с мистером Калленом, а я рискнул, протянул другую и взялся за его ладонь. Тот выглядел удивленным, но сжал пальцы вокруг моих и улыбнулся.
«Я действительно понравился ему», – подумал я и радостно запрыгал между ними.
Однако нервозность вернулась, когда он купил билеты, и я легонько потянул мать за руку. Она наклонилась, а я приложил ребро ладошки к ее уху и прошептал: – А можно мне попкорна?
– Ты еще голоден после всех этих блинов? – со смехом спросила она, а я пожал плечами.
– Какой же мультфильм без попкорна? – спросил мистер Каллен, снова улыбнулся мне и взглянул на мою маму. – То есть, если ты не возражаешь.
– Пожалуйста, мама, – тихо взмолился я и сжал ее руку.
Она согласилась и попыталась заплатить за лакомство, но мистер Каллен оказался быстрее, и даже я рассмеялся над ее попытками нахмуриться. И он купил не одно большое ведерко для всех нас, чтобы делиться, а подарил мне собственное, а еще вишневый «ICEE».
(прим. перев.: фруктовый замороженный газированный напиток) Это лучший день из
всех.
~оОо~
Прошло лето, мы много времени проводили с мистером Калленом, в основном, в его доме. По сравнению с квартирой, где жили мы с мамой, он казался особняком, с гигантским задним двором и огромнейшим бассейном, который я когда-либо видел. Мама садилась в шезлонг, наблюдая за нами, пока ее парень учил меня плавать, и, казалось, не скучал, играя со мной в воде или перебрасываясь мячом до тех пор, пока наша кожа не сморщивалась, и приходилось выходить. Он не злился, когда я испортил газон, проехав по нему на велосипеде и, затормозив, упал.
Для меня этот мужчина был ближе всего к реальному папе, и порой я чувствовал себя очень несчастным, что это не так. В стирающихся воспоминаниях мой настоящий отец никогда не спешил чем-нибудь заняться со мной. Даже попрощаться перед сном ему казалась весьма неприятной задачей. Мистер Каллен, однако, всегда выглядел опечаленным, когда нам приходилось вечером уезжать, потому что маме нужно было идти на работу, даже если мы и возвращались на следующий день, и становилось еще хуже, когда я пошел в детский сад, и наше совместное время ограничивалось выходными.
Когда наступил Сочельник, мы провели день в нашей квартире, и тем вечером мне, как обычно, разрешили выбрать и открыть три подарка. Я стоял у дерева, разглядывая, на каких же остановиться, и увидел огромную коробку с надписью на этикетке – «Кому: Эдварду. От: Карлайла.» Я думал над тем, хочу ли открыть его или сохранить на утро. Он был почти таким же большим, как и
я.
Выбрал два меньших подарка от мамы, все еще присматриваясь к здоровенной завернутой коробке с большим красным бантом на ней, а затем сел, чтобы открыть их. В одной оказалась электронная игра «Морской бой», которую я хотел
вечность (для пятилетнего), а в другой –
«Gameboy» с Марио! Я вскочил с пола подбежал и крепко обнял мать:
– Спасибо, мам!
– Не за что, милый, – ответила та, целуя меня в макушку. – Можешь открыть еще один подарок. Какой бы ты хотел?
Я снова взглянул на елку, потом на мистера Каллена и поднял взгляд на маму:
– Можно открыть тот, от мистера Каллена?
– Если ты этого хочешь, – сказала она, и я взволнованно подпрыгнул. – Тогда действуй.
Поощряемый ее кивком и одобрительным выражением лица, я ринулся на коленях к коробке. Начав срывать блестящую бумагу, нахмурился при виде простого коричневого картона, не дающего ни малейшего намека на содержимое. Ковырнув ногтями клейкую ленту, удерживающую упаковку закрытой, в отчаянии зарычал.
– Тебе нужна помощь? – спросил мужчина. Не оборачиваясь, я кивнул, после чего он поднялся с дивана и направился ко мне. Карманным ножиком на брелоке для ключей разрезал пластиковые полоски, и клапаны с треском ослабли.
Я поднял края, раскопал упаковочную бумагу и у меня распахнулся рот, и сложилось ощущение, что глаза просто могли выскочить из орбит. Аккуратными стопками вместе с огромным синим ведром дополнительных частей были сложены все наборы «Lego», которые на следующее утро после Дня благодарения я внес в список желаний на Рождество. Блоков оказалось достаточно, чтобы заполнить всю мою комнату, и это на вечность займет меня! Я потерял дар речи.
– Собираешься ли ты поблагодарить, Эдвард? – голос матери пробил мое оцепенение, стряхивая которое, я перевел взгляд на мистера Каллена.
– Спасибо, – тихо сказал я, нервно поерзал, встал, подошел к нему и обхватил руками за шею.
За все шесть месяцев нашего знакомства я никогда не обнимал его и даже не был уверен, что он этого хотел. Его плечи на мгновение напряглись, но когда я уже собирался отстраниться и извиниться, почувствовал, что он расслабился и тоже обнял меня.
– Всегда пожалуйста!
Тем вечером я лежал в постели и, как большинство детей, притворялся спящим, когда мама проверила меня, хотя на самом деле прислушивался в ожидании прихода Санты. То, что вместо этого услышал я, оказалось намного лучше.
– Ты действительно не обязан был делать этого, Карлайл, но спасибо. Кажется, ты осчастливил Эдварда на весь год, – тихо смеясь, сказала моя мать, и я ясно услышал звук поцелуя.
– Я рад. Он хороший ребенок, и ты же знаешь, что я люблю этого малыша, – ответил он, и мои глаза расширились. Как можно тише я выскользнул из-под одеяла и на цыпочках подошел к двери, чтобы лучше слышать. Он
любил меня? Я прижался ухом к створке, но звуки снаружи стали слишком искаженными, так что я немного отодвинулся.
– ... и я тоже люблю тебя, Карлайл. Но тебе не кажется, что немного рановато? – раздался голос моей матери, и я нахмурился. Что же я пропустил?
– Эсме, вы с Эдвардом – всё для меня, и ты окажешь мне честь, если дашь согласие на его усыновление.
По моему лицу начали струиться слезы, но я был весьма далек от грусти: не так уж и мал, чтобы не понимать, что это значит. Он хотел быть моим папой, и он хотел
меня.
– Не знаю. Это довольно внезапно и нужно время, чтобы привыкнуть. Это огромная ответственность, и ты должен быть абсолютно уверен в этом, – ответила мама со слезами в голосе.
– Я
уверен. Это не тот вопрос, который я задаю легкомысленно, или не подумав. Мы знакомы не один месяц, и я хочу провести с тобой остальную часть своей жизни, Эсме. И для меня Эдвард не является всего лишь твоим «бесплатным приложением». Я хочу жизнь с вами обоими, если ты примешь меня, – сказал он, и я услышал, как мама вдруг ахнула. – Ты выйдешь за меня замуж, Эсме?
Я внимательно слушал ее ответ, но не дождался. Все, что уловил, когда мысленно молил ответить согласием: тихие всхлипы, затем дверь ее спальни через коридор от моей хлопнула, а после и парадная тоже.
Бегом вернувшись в кровать, пока меня не застали, я забрался под одеяло и натянул его на голову.
«Санта, знаю, что поздно, но, пожалуйста, сделай так, чтобы мама вышла замуж за мистера Каллена. Тебе даже не нужно приносить мне игрушки.» ~оОо~
Следующим утром я вышел из спальни, миновал коридор и вошел в гостиную, надеясь, что Санта меня услышал. Но под елкой, которая по-прежнему сверкала огнями, находилась большая гора подарков, и тарелка из-под печенья, которую мы оставили на журнальном столике, была пуста, за исключением нескольких крошек.
Уже слишком поздно: он меня не услышал.
Едва волоча по ковру ноги, я подошел к дивану, лег и закутался в одеяло, глядя на раздутый чулок с вышитым на нем моим именем, который находился на подушке стула рядом со мной.
Если бы это было любое другое Рождество, мои пальцы зуделись бы, чтобы начать открывать все свои подарки, и я прыгал бы на маминой кровати, чтобы разбудить, но сейчас мне слишком грустно. Я не догадался попросить Санту пораньше о своем настоящем желании, потому что не знал, как сильно на самом деле хотел этого. А это же так очевидно.
Я хотел маму
и папу. И еще лето, как прошедшее. И рыбалку с кемпингом, и все то, чем мальчики занимаются со своими папами. Возможность держаться за другую руку и размахивать ими. Хотел
семью.
Должно быть, я снова заснул, потому что следующее, что увидел: мамино лицо прямо передо мной, когда она нежно гладила меня по волосам.
– Доброе утро, соня. С Рождеством.
– Счастливого Рождества, мама, – пробормотала я, протирая кулаком заспанные глаза.
– С Рождеством Христовым, Эдвард.
Моя рука замерла, а глаза наконец-то снова открылись и взлетели к мистеру Каллену, с улыбкой стоявшему за моей мамой. «
Он все еще здесь! Он не ушел!» – подумал я, но не мог сказать ни слова из-за дрожащих губ и застрявшего в горле рыдания. Пинком скинув одеяло, рванул с дивана, кинулся мужчине на руки и крепко обнял за шею. Тот без колебаний прижал меня к себе, и я даже почувствовал, что он поцеловал меня в макушку. По воспоминаниям, мой отец
никогда не делал такого. От этого поступка у меня хлынули слезы, и я спрятал лицо в его плечо.
Мамины пальцы прохладным прикосновением гладили мою щеку, а в ее голосе послышалось беспокойство, когда она снова заговорила:
– Детка, что случилось? Тебе приснился плохой сон?
Я энергично потряс головой и зарылся лицом глубже в шею мистера Каллена, когда вырвалось очередное рыдание. Я был уверен: к тому времени он думал обо мне, как о большой плаксе, но не мог ни остановиться, ни отпустить.
В который раз он застал меня врасплох, когда, выпрямившись со мной на руках, подошел к дивану и устроил у себя на коленях. Я повернул лицо, увидел, что мама села рядом с ним, и сразу же положил голову ему на плечо.
– Тогда, что произошло, маленький?
Я смущенно опустил голову, очень страшась ответить, но мама поднимала мой подбородок, пока мы не встретились взглядами.
– Расскажи, что случилось, милый.
Согласно кивнув ей, я посмотрел на него и увидел на лице то же самое беспокойство, как и у мамы, что вызвало очередной поток слез, как я ни пытался их сдержать.
– Пожалуйста, не сердитесь.
– Не буду. Обещаю, – заверил он, но у меня все еще сосало под ложечкой, мешало продолжить. – Эдвард?
Я нервно закусил губу, посмотрел на него, маму и опустил взгляд на свои руки.
– Я попытался уснуть, как мне и сказали, но был слишком взволнован приходом Санты. И я слышал, о чем вы с мамой говорили.
– И это тебя расстроило, дорогой? – спросила мама, а я покачал головой, пряча лицо в рубашке мистера Каллена, чтобы они не видели, как я плачу.
– Эдвард, все в порядке. Никто не будет злиться на тебя – сказал он своим всегда спокойным и терпеливым тоном, проводя ладонью по моим растрепанным после сна волосам.
– Я слышал, что вы ушли, а я просил Санту забрать мои игрушки, но чтобы вы остались. Но они все здесь, а я не хочу, чтобы вы уходили.
Я почувствовал, что мама передвинулась ближе и обняла меня, в то время как он опустил щеку мне на макушку и заговорил первым.
– Я никуда не уйду очень, очень долгое время.
На мгновение я перестал дышать и поднял лицо, чтобы взглянуть на мужчину. Он смотрел на меня с самым довольным выражением, которое я когда-либо видел у него, и обнаружил, что оно в точности соответствует и маминому, когда перевел взгляд на нее. Я снова уткнулся носом в его грудь, и ладонь матери обхватила мою щеку, успокаивающе поглаживая ее, пока я не почувствовал на своей коже что-то холодное. Я повернулся в сторону ее руки и заметил на пальце большое бриллиантовое кольцо, смысл которого знает даже пятилетний ребенок.
– Ты выходишь замуж за мистера Каллена?
Мама коротко обменялась с ним взглядом, и на секунду оба показались испуганными. Она посмотрела на меня, кивнула, выдохнула и судорожно вздохнула.
– Да, дорогой. Мистер Каллен попросил меня выйти за него замуж, и я согласилась. Ты не возражаешь?
Мои брови сошлись, и я перевел взгляд на него:
– Но я
слышал, что вы ушли прошлым вечером.
Мистер Каллен чуть склонил голову, а затем его губы дрогнули в улыбке:
– Ах, это. Я просто помог Санте со всеми твоими подарками.
Я почувствовал, что моя нижняя губа начала дрожать еще больше, а глаза защипало от переполнивших их слез:
– Вы
действительно собираетесь жениться на моей маме?
– Мне бы хотелось. Очень, – ответил он, и моя улыбка, став широкой, неожиданно снова пропала. – Эдвард, что случилось? Ты этого не хочешь?
– Нет, то есть хочу. Но... – я замолчал, ссутулился, выпустил тяжелый вздох, потянулся к его уху и прошептал: – не думаю, что все ваши вещи будут нужны в нашей квартире.
Моя мать закрыла рот кончиками пальцев и спрятала лицо у него на плече, в то время как он обнял нас обоих. Она наконец повернула голову, посмотрела на меня снова, и от улыбки у нее засияли глаза:
– Карлайл не переезжает сюда. Мы всего через несколько недель переезжаем в
его дом.
– Мы будем семьей? – я настойчиво продолжал задавать вопросы, все еще не в силах поверить, что это все реально. Руки чесались ущипнуть себя, чтобы убедиться, что на самом деле проснулся, но мне
не хотелось еще шевелиться. В объятиях мамы и мистера Каллена я чувствовал себя желанным, защищенным и любимым. Так что, если все это нереально, я надеялся спать столько, сколько мог.
– Именно семьей, – ответила мама, легонько поглаживая меня по щеке пальцами.
Лицу стало больно от широченной улыбки, но мне было все равно. Я вжался между ними на диване, все еще прижимаясь к боку Карлайла, и закрыл глаза. Досчитав до десяти, я открыл их снова, и ничего не изменилось. Рождественская елка так и мерцала передо мной. Ногам стало немного холодно: они не были прикрыты одеялом. И я все еще чувствовал два тела на обе стороны от моего, а к моим волосам прижимались два лица.
Я настолько погрузился в переживаемое счастье, что следующая мысль заставила меня ахнуть и запрокинуть голову, чтобы посмотреть на них:
– Означает ли это, что все мои подарки должны вернуться к Санте?
Мама фыркнула со смеху, губы мистера Каллена сжались, а я почувствовал себя немного обиженным. Я совершенно серьезен, а они думали, что это забавно.
«Никогда не пойму взрослых – они смеются над странными вещами» – подумал я, а затем мама глубоко вдохнула и ответила:
– Нет, Эдвард, можешь оставить себе подарки.
~оОо~
2010 Была ли после этого жизнь легкой прогулкой под парусом? Ну... не совсем. Я, наконец-то, стал называть его не мистером Калленом, а Карлайлом, а спустя четыре месяца он женился на моей матери. Тем не менее, как бы сильно я ни хотел, чтобы он был моим папой, еще целый год не решался фактически называть его этим
словом. А если он услышит и осознает ответственность, приходящую с подобным званием, и тоже уйдет?
Раньше я никогда даже не слышал их споров, и когда впервые они повысили друг на друга голос, то сбежал к себе в комнату и запер дверь. Последнее сохранившееся воспоминание об отце: он кричит на маму, уходит и больше уже не возвращается. Я не скучал по нему, черт возьми, да едва помнил его и, более того, как он вообще выглядел. Но криков забыть не мог. Мне не хотелось, чтобы ушел Карлайл, и даже для маленького ребенка ясно, насколько его любила моя мать. Не желал снова видеть ее с разбитым сердцем. Это было бы намного хуже, чем в прошлый раз.
Дав мне, а, возможно, и самим какое-то время, чтобы успокоиться, они оба оказались у моей двери. Я, наконец-то, минут через двадцать решился открыть ее и выскочил, крепко обхватив руками его талию.
– Не уходи, папа. Пожалуйста, не уходи.
В первый раз увидел, как у самого сильного человека, которого я знал, по щеке скатывается одинокая слеза. Он встал передо мной на колени, и, когда я поднял взгляд, встретился с его повлажневшими голубыми глазами.
– Я никуда не уйду, Эдвард.
– Но ты кричал, – выдавил я, не в состоянии больше контролировать свои рыдания, и мое маленькое тело затряслось в его объятиях. Прошло несколько лет, прежде чем я почувствовал себя абсолютно уверенным в том, что не каждый спор означал, что он может уйти, не каждый приступ гнева (надо сказать, довольно редкое явление) направлен на мою мать. Даже после того, как я юридически стал Калленом, всего через несколько месяцев после своего восьмого дня рождения, и Карлайл официально стал «папой», часть меня все еще ждала наступления неприятностей.
И, черт побери, в процессе я провел этого человека через ад, но ни разу он не отказался от меня. Если в моей книге святых кто-либо и был бы удостоен записи, особенно на протяжении всего моего мятежного подросткового возраста, то именно Карлайл Каллен. Это заставляло меня все больше беспокоиться о моменте, с которым я собирался столкнуться.
В середине прошлого семестра я познакомился и быстро влюбился в красивую девушку, сидящую рядом со мной в машине и держащую за руку, когда мы ехали по длинной дороге, ведущей к моему дому. Мы с Беллой были вместе в течение шести месяцев, и я уже понял, что встретил женщину, с которой хотел провести остаток своей жизни, и что она чувствовала то же самое. Мы начали строить планы на совместное будущее, как только весной получим наши степени бакалавра, поэтому на очереди стояло знакомство с моими родителями, особенно после того, как я невольно встретился с ее отцом во время одного из его неожиданных визитов к ней в октябре.
Могу только сказать: слава богу, что тот не прибыл пятнадцатью минутами раньше.
– Эдвард, ты кажешься нервным, какой должна быть
я. Что случилось? – спросила Белла со спокойным смешком, нежно сжимая мою руку.
Я остановил машину на подъездной дорожке, освободил руку, чтобы припарковаться, но не пытался выйти. Откинувшись в кресле, я посмотрел на дом, который раньше считал особняком. В глазах пятилетнего мальчика, который большую часть своей короткой жизни провел в тесной трехкомнатной квартирке, можно понять, откуда на самом деле появилось подобное суждение. Вспомнился первый раз, когда мама подхватила меня, входя через переднюю дверь, потому что я с широко раскрытыми глазами и ртом благоговейно разглядывал строение. Теперь же, двадцатитрехлетним мужчиной, видел лишь скромный двухэтажный дом, где провел очень приятное, счастливое детство. Возможно, я ничего и не хотел в период своего взросления, но, даже оставаясь единственным ребенком, был далек от испорченности, никогда не чувствуя себя «богачом». У меня были обязанности (например, косить тот «гигантский» задний двор, что и до сих пор не стало преувеличением) и карманные деньги, соразмерно моему возрасту.
Я не был избалованным, и по той причине это здание ощущалось
домом, а не местом, где просто провел большую часть своей жизни.
Закрыл глаза, сделал медленный вдох, выдохнул, улыбнувшись, когда почувствовал, как ее пальцы пробежались по моим волосам и ушной раковине. Я повернул голову и посмотрел на девушку на фоне заснеженных деревьев и газона снаружи, в моих глазах она выглядела как само очарование, как ангел.
– Я люблю тебя.
– Так оказывается это
неправильно? Ну, спасибо, – дразня, ответила Белла, а я закатил глаза, снова взял ее за руку и поцеловал ладонь. – Кстати, я тоже тебя люблю.
Когда она наклонилась ко мне и наши губы встретились, я блаженно хмыкнул, пользуясь моментом, чтобы насладиться таким простым удовольствием. Белла – замечательная женщина, которая сделала меня счастливее, чем кто-либо еще, и я был без ума от нее. Тем не менее, хорошо зная свою мать, она, скорее всего, стоит у окна и отмахивается от попыток моего отца оттащить ее, так что я хорошо осведомлен, что у нас могли быть зрители. И это совсем не то знакомство с моими родителями, о котором я думал.
Неохотно отодвинувшись, я улыбнулся и покачал головой:
– Ничего не случилось, детка. Обещаю. Готова встретиться с моими мамой и папой?
Белла сделала глубокий вдох, а затем опустила козырек, чтобы еще раз проверить свой внешний вид.
– Даже не закатывай глаза, Эдвард Каллен. Нет ничего плохого в том, чтобы убедиться, что я хорошо выгляжу для чего-то настолько важного.
Я не мог сдержать смешок, когда она в конце покосилась на меня, крошечная ухмылка коснулась ее губ, прежде чем девушка сжала их еще разок и подняла козырек.
– Ты прекрасно выглядишь, Белла.
– А ты предвзят, – добавила она, выходя из автомобиля и ожидая меня перед ним.
Я достал наши сумки с заднего сиденья, взял ее за руку, как только присоединился, а она переплела наши пальцы, когда мы пошли к входной двери.
– А это
совершенно не так, детка.
Она закатила глаза, но ее пальцы помаленьку сжимались с каждым шагом, пока не распахнулась входная дверь.
– Милый, наконец-то ты здесь! – со слезами на глазах воскликнула мама, преодолевая оставшиеся до нас два шага и обнимая меня. – С Рождеством Христовым!
– Веселого Рождества, – ответил я, ставя сумки и обнимая ее, не отпуская руки Беллы и поддерживая ту. Заледеневшие следы на земле были коварными, а она настояла надеть туфли на каблуках во время ужина в Сочельник в доме моих родителей.
–
Это особый случай, а также первая встреча с твоими родителями. Мне нужно достойно одеться. Очевидно, для женщин это было логично и имело смысл, и любой мужчина с толикой здравого смысла знал, что лучше не спорить. Я почувствовал, что ее рука начинает подрагивать в моей от окружающего холодного воздуха, так что отстранился от матери и улыбнулся:
– Мама, хочу познакомить тебя с моей подругой Беллой Свон.
Белла улыбнулась, когда обе пожали друг другу руки, и немного покраснела, когда моя мать легонько поцеловала ее в щеку. Они обменялись любезностями, но мои глаза устремились к дверному проему. Необъяснимо, но я снова почувствовал себя тем пятилетним мальчишкой, когда смотрел на высокого блондина, хотя сейчас уже немного поседевшего на висках, стоявшего в паре метрах позади моей матери.
Естественно, я и раньше приводил домой девушек: в школе и даже в первые годы моей учебы в колледже, но Белла была иной. И в то время как очень любил маму и чрезвычайно ценил ее мнение, у отца всегда было шестое чувство о девушках, с которыми я встречался. Он без слов мог сказать мне покачиванием головы: «Это не та».
И мужчина
никогда не ошибался. Либо они мне изменяли, порвав вскоре после этого, или же пытались превратить меня в того, кем я не был, и их оставлял я. С Беллой же ничего подобного не ощущалось. Она была всем, чего я желал, и даже любила мою «дурацкую научную сторону парня», так же, как и я ее «занудную шекспировскую сторону девушки». Но единственный ее кивок или улыбка очень много значили для меня.
Крепче сжав руку Беллы, я привлек внимание, в результате чего ее взгляд присоединился к моему. Пройдя оставшиеся шаги к двери, выпустил пальцы своей спутницы и обнял ее за талию.
– Белла, я хотел познакомить тебя с моим отцом.
В тот момент не имело значения, что между нами не было абсолютно никакой биологической связи. В любой ситуации, которая действительно представляла важность, Карлайл Каллен был больше, чем каким-то парнем, который возложил на себя роль «папы». Он принимал вызов в хорошем и плохом, в забавах и трудностях. Он и ездил со мной на рыбалку,
и на месяц сажал под домашний арест, когда в пятнадцать лет я посреди ночи заявился домой пьяным. Он следил за моей дисциплиной, а также вместе с моей матерью громче всех ликовал.
Он
был моим отцом.
– Приятно познакомиться с вами, мистер Каллен, – тихо сказала Белла, пожимая тому руку, и если бы это было возможно, я влюблялся бы в нее снова и снова прямо там и тогда.
Ее улыбка и тон были подлинными, не заставляя и не пытаясь представить в лучшем свете. Конечно же, ей хотелось, чтобы они приняли и полюбили ее, но она не собиралась быть кем угодно, кроме замечательной женщины, в которую я и влюбился.
Когда папа склонился, чтобы аккуратно поцеловать ту в щеку, его взгляд переместился ко мне, тонко, но ясно давая понять, что он это тоже заметил.
– Это с тобой очень приятно познакомиться, Белла. Давайте уведем вас обоих с холода.
Моя мать подошла к Белле с другой стороны и взяла ее за руку, чтобы отвести в дом, а я почувствовал на плече отцовскую руку, прежде чем смог последовать за ними. Не было сказано ни слова, когда мы обменялись кратким одноруким объятием, но похлопывание по спине говорило о многом: пока ему нравилось увиденное.
После того, как мы устроились и оставили сумки в моей старой комнате, все собрались на кухне, где мама готовила ужин. Наблюдение за взаимодействием Беллы с моими родителями обнадеживало. Небольшая нервозность, охватившая ее по прибытию, через некоторое время прошла, и для случайного наблюдателя, возможно, выглядело, словно она в течение многих лет являлась членом нашей семьи. Пока все беседовали, ее рука не покидала мою, и не было ни малейшего стеснения от моих случайных поцелуев в лоб или висок.
Тем не менее, ее глаза немного округлились, когда папа пошел за мамой и, крепко взяв ту за бедра, наклонился и поцеловал в шею.
– Карлайл, у нас компания, – прошептала та, неохотно отмахиваясь от его рук, и театрально вздохнула, когда, повернув голову, получила быстрый чмок в губы. Досада, которую она пыталась продемонстрировать, полностью опровергалась сдерживаемой улыбкой, подергивающей уголки рта.
– Ну же, ступай и накрывай на стол, неугомонный.
– Да, любовь моя, – с усмешкой ответил он, целуя в щеку и отстраняясь, но, когда развернулся, чтобы уйти, его рука слегка похлопала жену по заднице и заставила ахнуть.
Губы Беллы раскрылись от удивления, палец указал в сторону моего уходящего и посмеивающегося отца: – Он и в самом деле просто...
– Папа, – застонал я, мой локоть оперся на стол, а ладонь встретилась со лбом. – Можно ли сказать, что они женаты уже почти восемнадцать лет?
– Угомонись, – со смешком сказала Белла, слегка шлепнув меня по плечу. Я посмотрел на нее, чтобы найти хоть какой-либо намек на румянец, но увидел только широкую и заразительную улыбку. – Я думаю, это мило. Теперь понятно, в кого
ты пошел.
Из соседней комнаты раздался раскат отцовского хохота, а мой взгляд сместился к маме, которая с весело приподнятой бровью оглядывалась на меня через плечо.
– Это мой мальчик!
Я почесал челюсть и крепко зажмурился, пока вокруг нарастал смех, но на самом деле, смущение – это последний термин, который я бы использовал для классификации того, что чувствовал. Гордость, присутствовавшая в словах моего отца, даже за что-то столь простое, как нежное развитие отношений с моей подругой, была очевидна. И это наполняло меня собственной гордостью.
Я гордился тем, что был сыном Карлайла Каллена.
~оОо~
Наши дни Прошло три года с того дня, как я встретил Беллу, и почти два – как она приняла мое имя. Мало того, что я получил улыбку и кивок от
обоих моих родителей за ужином в Сочельник, но слова отца позже тем вечером и по сей день все еще звучат в моем разуме.
–
Ты, кажется, по-настоящему счастлив, сынок, – сказал он, и я кивнул, не сдерживая улыбки. – То, как эта барышня смотрит на тебя... этот взгляд, в который сам влюбился в другой паре глаз почти два десятилетия назад, и до сих пор не отпускает каждый день моей жизни. Она любит тебя так же, как и ты ее. Это то самое. На следующее утро, когда мы обменивались подарками возле елки, я передал Белле небольшой пакетик, который прятал в чемодане. Она открыла, вытащила всю папиросную бумагу, и к тому времени, как ее глаза обнаружили небольшую бархатную коробочку на дне, я опустился у ее ног на колено. У девушки перехватило дыхание, она встретилась со мной взглядом, а я попросил единственный подарок, которого желал больше всего на свете, четырьмя простыми словами:
«выйдешь за меня замуж?» Это оказались самые долгие три секунды в моей жизни, которые потребовались, чтобы она сказала «да», но к моменту, когда мы покинули дом моих родителей накануне новогодней ночи, у нас уже была назначена дата свадьбы. В августе следующего года мы поженились.
«Идеальный» – вовсе не то слово, которое может в точности обозначить любой брак, и, честно говоря, не думаю, что когда-либо захотел описать им мой. Различия позволяли нам оставаться людьми, которыми мы были, и, в первую очередь, в которых влюбились. Но счастливы ли мы? Более чем когда-либо.
Расслабляясь за бутылочкой вина на годовщине свадьбы, мы спорили о том, что принесет наш брак в следующем году, теперь, когда мы успешно преодолели первый. Мы были готовы к следующему шагу.
И вот, за два дня до собственного дня рождения, глядя через стекло на кульминацию нашей с Беллой любви в форме идеального, весом три килограмма семьсот граммов, красивого мальчика по имени Эндрю Карлайл Каллен, я стоял вместе с его тезкой рядом со мной.
– Это удивительное чувство, да? – сказал папа, глядя на него в окно.
Он никогда не испытывал всего этого: месяцев ожидания, наблюдения, как в любимой женщине растет его ребенок, ощущений ударов и толчков в его ладони, или, как я всего несколько часов назад, держать в руках крошечного человечка лишь через несколько минут после его появления на свет. У них с моей матерью не получилось зачать общего ребенка, но Карлайл никогда не вызывал во мне чувства, что я был чем-то меньшим, чем его плотью и кровью, или, что более важно, возмущения, что не был.
– Это. Лучшее, что я когда-либо чувствовал, – с улыбкой сказал я, в то время как моя мама и родители Беллы окружили нас, обсуждая все крошечные особенности моего сына. Ее глаза, мой нос, пухлые щечки, когда она была маленькой, мои длинные пальцы, и что моя мать не могла дождаться, чтобы наблюдать игру на фортепиано... список можно продолжать и продолжать. – Спасибо, папа.
– Вы с Беллой сделали всю работу, Эдвард. Я всего лишь гордый дедушка, – ответил он, от лучезарной улыбки в уголках его глаз собрались морщинки.
Я покачал головой и повернулся, чтобы посмотреть на него:
– Нет, если бы не ты, сейчас я был бы абсолютно ужасен. Очень страшно облажаться и не стать хорошим отцом. А ты пришел, принял того пятилетнего мальчугана и дал мне отличный пример для подражания.
– Ты никогда не был сорванцом, Эдвард, – ответил он, обнимая меня за плечи и за улыбкой пряча эмоции, зарождение которых я смог разглядеть в его глазах. Я ухмыльнулся и приподнял брови, отчего тот расхохотался. – Ладно, может быть, не
никогда, но очень редко. Решение стать твоим папой по-прежнему лучшее, которое я когда-либо принимал, наравне с женитьбой на твоей матери. Не составляло труда любить тебя как сына.
– И я тебе благодарен за это, – настойчиво повторил я и перевел взгляд на моего маленького мальчика, который сейчас начинал дремать. – Я недостаточно часто говорил, насколько ценю все, что ты когда-либо делал для меня, или что люблю тебя. Понимаю, что никогда не буду идеальным, но если стану даже наполовину таким отцом, как ты, я чертовски хорошо справлюсь.
Дорогие мои читатели, это первый из рассказов в сборнике "Магия любви", посвященном паре: Эсме и Карлайл. Я и дальше постараюсь радовать вам переводами историй об этих милых людях и жду желающих пообщаться на ФОРУМЕ. Добро пожаловать!