Дождь с силой колотил по дорогам на протяжении их сегодняшнего путешествия через весь штат. Лишь раз остановившись на окраине города для последней существенной охоты, они сделали все возможное, чтобы не слишком промокнуть во время весьма разыгравшейся к полудню бури. Даже ужасная погода не вызвала на лице Эсме недовольного выражения. Женщина подозревала, что непогода продлится до самого прибытия в аэропорт, но, к ее удивлению, к моменту их прибытия в город буря сменилась слабым дождем.

Казалось почти нелепым, что ни один из них никогда не бывал в аэропорту. Конечно, они видели фотографии, да и многие рекламные ролики в вечерних новостях отмечали чудеса коммерческих рейсов. Бок о бок с Эсме и ее излюбленными архитектурными сооружениями Эммет с Эдвардом собирали масштабные модели самолетов. Вампиры никогда не рисковали покупкой билета и путешествием на борту авиалайнера. И хотя Эсме испытывала легкое разочарование тем, что ее сыновья пропустят первое летное приключение, была безмерно признательна разделить его с Карлайлом.

Они впервые путешествовали самолетом компании Пан Америка, посему ни один из них точно не знал, чего ожидать. Зарубежный опыт делал все это лишь гораздо более интересным.

Эсме почти впала в экстаз, очарованная коммерческим перелетом. То, что она сидела на вполне удобном мягком кресле у окна, пролетая через атмосферу на этом холеном промышленном чуде, было невообразимым наслаждением. Аэропорт оказался шумным от значительности и суматохи. Пилот выглядел весьма щегольски в кителе, а стюардессы – очень мило в сочетающихся темно-синих пиджаках и блузках, а отштампованные везде орлиные крылья казались весьма патриотичными...

Взлет оказался невероятным, и это о многом говорило для вампира. Едва ли какой-либо опыт, за исключением моментов близости пары, мог быть описан самыми превосходными прилагательными. Но этот оказался совсем рядом.

Внезапный рывок вперед, безумное давление противоположных сил, и за иллюминаторами понеслась взлетно-посадочная полоса, с неприятной дрожью игнорируя гравитацию, самолет оторвался от земли... Это казалось исполнением абсурдной мечты. Они слишком долго ждали этого испытания.

Потребовалось одиннадцать дней и пять ночевок, чтобы обогнуть половину мира. Оценивая прошедшие события, пара обнаружила, что дни, приведшие ко всему этому, явились такой же частью приключения, как и время, которое следовало за прибытием. Было бесконечно интересно притворяться, что они едва сводили концы с концами, раз за разом вытаскивая из карманов десятицентовики. В действительности у них имелось больше ценных бумаг, чем в бюджете многих несчастных стран, через которые они проезжали, но играть роль отчаянного путешественника, несомненно, было забавно.

В ожидании утра супруги остановилась в испанской Севилье, в выходящей на улицу очаровательной гостинице, где им дали номер с металлическими балконными решетками и единственным фонарем. Им повезло, что этой ночью небо было словно охвачено пламенем. Вместо холодной сангрии они на окраине города напились теплой крови. На рассвете, удовлетворенные, вернулись в кровать, хотя и не сомкнули глаз. Путешественники с радостью отказались от континентального завтрака и направились на свой следующий самолет.

Они вытерпели цепочку рейсов по всей Европе, а прибыв в Стамбул, сели на поезд, который повезет их по Ближнему Востоку. Проносившийся мимо окна бесплодный пейзаж время от времени украшали стоящие в глухомани потрясающие храмы. По мере приближения к месту назначения, при каждой остановке для посадки и высадки пассажиров, Эсме нетерпеливо потопывала.

Она казалась еще более привлекательной в своем гневе.

– Начинаю задаваться вопросом: не лучше ли было, если возможно, пробежать оставшийся путь?

Смеясь над ее свирепым выражением лица, Карлайл сел ближе и взял жену под руку, пока они наблюдали за проплывающим за окном песком.

– Это будет стоить того, когда мы доедем, – пообещал он.

По дороге поезд останавливался на каждой станции, и пока все остальные радовались простому дыханию свежим воздухом, Карлайл с Эсме обретали покой, находясь среди местной природы. Пара лишь надеялась, что ни одно выпитое животное не находилось под угрозой вымирания.

Наконец они достигли конца путешествия, что навсегда запомнилось самым длинным в их жизни днем, одиннадцатым. По прибытии в пасмурный Бомбей семьи вокруг были уставшими, но единственная пара вампиров – бодра и наполнена энергией.

На ошеломляющую минуту они словно вернулись в библиотеку Пирпонта Моргана, где в своем углу сидели на полу в окружении раскрытых книг. Тогда это были всего лишь напечатанные на бумаге фотографии... Теперь прямо на глазах они стали реальными, твердыми, трехмерными чудесами. И все это ждало исследования таким образом, каким не могла представить даже взбудораженная фантазия.

Вокруг них в ярком водовороте кружилась новая радуга цветов с множеством незнакомых ароматов, когда пара смешалась с совершенно чуждой им средой. Маленькие детишки, бездомные или нет, с тощими коричневыми ногами, облепленными пылью, широкими и совершенно круглыми глазами выписывали сумасшедшие кренделя, перемещаясь по людной улице. По своим делам шли люди, чьи головы покрывали ярко цветные платки и прозрачные покрывала, чтобы при разговоре скрывать губы. Мужчины выкрикивали цены, а женщины защищали свою честь, и жара, казалось, обладала собственным голосом, прижимаясь к каждому как заботливая мать, когда приехавшие двигались в людском потоке.

По дороге от станции Эсме устремилась сквозь толпу, неимоверно изящная и такая бледная по сравнению с морем окружавших ее бронзовых лиц, казалось, словно ее сверху сопровождал белый прожектор. Каким-то образом жена напомнила Карлайлу героиню величественного музыкального произведения, готовившуюся предстать на сцене со своим вступительным номером. Он непринужденно расхохотался мелькнувшему в голове своенравному образу, а где-то впереди Эсме развернулась, чтобы найти мужа среди снующих людей. Она везде узнавала его ласковый смех...

В возбужденной хаотической толпе женщина, протянув стройную руку, поймала другую столь же мертвенно-бледную ладонь. Словно привлеченные друг к другу магниты, они улыбались как дети, которые наткнулись на землю из конфет. Сжимая кожаный чемодан и одну тканевую сумку, пара находилась в собственном маленьком мирке, окруженном суматошно толкающимися и торгующимися на разных языках туристами. Влюбленные оставались безучастными к компании, их не манили пьянящие ароматы, не смущала жара. Они, без всякого сомнения, находились в месте, познания которого ждали мучительные месяцы. Стоя здесь, в гавани, взявшись за руки, они больше по-дурацки не тосковали над разложенным на их коленях атласом. Теперь они стали частью дикого мира, и это только начало эпического путешествия.



Вскоре после их прибытия туман рассеялся, и восходящее солнце быстрее, чем они надеялись, отправило их в арендованное укрытие. Днем они знакомились со своим скромным, но комфортным обиталищем, наслаждаясь покоем пребывания именно здесь.

Солнечный свет был достаточно мягким, так что супруги решили посидеть на крыльце в тени прекрасного тканевого навеса. Из своего укрытия они безопасно наблюдали за приходом и отходом судов в гавани залива. Вот он, настоящий рай – чувствовать теплую ласку послеобеденного ветерка, дующего от соленых волн. Под утомленным солнцем море сияло самым восхитительным оттенком непрозрачного изумруда. Вода была изменчиво-ленивой, своего рода успокаивающей. Пара решила, что она хорошо подходила этому месту.

В далекой гавани раздался звук колокола, и Эсме, подняв голову с плеча мужа, сияющими глазами взглянула на его лицо. Ее взгляд ясно показывал, как она была благодарна наконец-то остаться с ним наедине, и мужчина не мог отрицать этого: после безумно напряженного путешествия это место стало их раем. Они больше не скованы правилами вежливости и ограничениями, установленными на борту самолета или поезда.

Теперь они могли заниматься всем, чем желали...

Обменявшись молчаливым понимающим взглядом, Эсме взяла Карлайла за руки и отвела внутрь, где тень была гуще. Дверь осталась открытой, впуская звуки моря, ласковый бриз и аромат жасмина. На полу находилось несколько ярких подушек, свечи, которые не планировали использовать до темноты, но в любом случае мужчина их зажег: уж очень сильно любил их.

Он вытянул ремень и снял обувь, будничное избавление от аксессуаров под пристальным взглядом жены стало захватывающим действом. После, хорошенько взъерошенный, он, соблазнительно согнувшись в талии, чиркнул спичкой и зажег остальные маленькие свечи, коронуя каждый фитилек светящейся диадемой огня.

Его жена счастливо вздохнула, когда загорелась последняя свеча, и Карлайл опустил спичку в чашу с песком. Из пепла, соблазнительно извиваясь, словно возносящиеся к небу тонкие-тонкие руки, поднялась крошечная струйка голубого дыма, которая растаяла в ароматном воздухе, и пара наконец-то осталась одна.

Карлайл сразу же поцеловал Эсме в лоб, когда ее ловкие пальчики принялись медленно расстегивать пуговицы его свободной белой хлопковой рубашки. Однако его пальцы столкнулись с перспективой развязывания пары ленточек на солнечно-желтом платье. Для путешествия супруги специально надели самую удобную одежду, но им будет более комфортно без нее.

Каждый раз, когда Карлайл открывал рот, чтобы что-то сказать, Эсме заставляла его замолчать нежным даром своих губ. Слова не требовались, не тогда, когда за них вещало такое восхитительное окружение.

В конце концов, Карлайл отказался от беседы ради чистой тишины, по низу его живота порхали мягкие маленькие ладошки Эсме, удаляя хлопок цвета хаки.

Платье упало на пол, и она изящно откинула его ногой. Без единого слова ее темные глаза сказали ему: – Я нуждаюсь в тебе.

Карлайл был более чем счастлив дать Эсме все, что ей требовалось.

Нежными руками он привлек ее в объятия и медленно опустил на подушки, опрокидывая на пол миску с нетронутыми фруктами. Забытая ароматная разноцветная гроздь далеко отлетела, когда пара потерялась в приливе невидимого желания.

Во второй половине дня за открытыми окнами устало опускалось солнце, но ветер с моря ободряюще укреплялся, а на разбросанных подушках пара занималась любовью. Наблюдавшие свечи медленно гасли по одной, когда действо становилось более страстным, последние огоньки застенчиво мельтешили, пытаясь выдержать самый пик их пыла. Но с заключительным судорожным женским криком они ошеломленно превратились в тонкую струйку дыма.



Лениво скользили яркие послеобеденные часы, когда пара лежала на полу, впитывая совместное одиночество. После того, как ослабли крепкие тиски страсти, супруги пребывали в блаженном удовлетворении, наблюдая со своего ложа из искусно вышитых подушек за туманным фиолетовым закатом. Две твердые руки цвета слоновой кости, обвившись, лежали на узорных ярко-алых тканях, пальцы, не смея разлучиться, сплелись в тихом единении.

Эсме, наконец, повернула лежавшую на подушке голову к лицу мужа и обнаружила, что его глаза мирно закрыты, но все равно так или иначе он бодрствовал. Она чувствовала, что даже с закрытыми глазами Карлайл наблюдал за ней из-за сомкнутых век, и видел, возможно, даже более четко, чем когда действительно на нее смотрел. Он лицезрел ее в совершеннейшей темноте, чувствовал полный желания взгляд. Ловил аромат каждого украденного вдоха и возвращал его, поглощенный ее красотой.

Осторожно, словно протягивая руку к спящему ребенку, Эсме позволила кончикам пальцев деликатно пройтись по скуле. Она надеялась уговорить мужа открыть глаза, но вместо этого вызвала нежное мурлыканье... которое было столь же приятным.

Легкомысленно улыбаясь, Эсме медленно провела пальцами по горлу и остановилась на гладкой поверхности груди.

– Я касаюсь твоего сердца, – прошептала она, словно предупреждая.

На мгновение на его точеных губах мелькнула крошечная улыбка:
– Хм. А разве так не всегда, любимая?

– Полагаю, да, – согласилась она, целуя его подбородок.

Живот ощутил толчок чего-то обжигающего и возбуждающего, когда Карлайл немного выгнулся и потянулся. Она бесстыдно наслаждалась движением великолепных подтянутых мышц, когда он глубоко вздохнул и надежно положил одну руку ей под голову и придвинул ближе. Мужчина запрокинул лицо к потолку, разглядывая кофейного цвета штукатурку насыщенно коричневато-желтыми глазами.

Свободной рукой он рассеянно ласкал одну из крошечных золотистых кисточек на углу лежащей между ними подушки. Повинуясь собственной воле, пальцы Эсме в свою очередь принялись дергать за блестящие желтые нити, пока не стали беспомощно сталкиваться. То, что началось как безобидная скука, быстро превратилось в игривое сражение. У Карлайла была ловкость и сила, но у Эсме – изящность и лукавство. Естественно, ни один не навязал свою волю.

В конце концов, они достигли взаимной капитуляции, ладони сжались вместе, провозглашая мир в конце этой легкомысленной маленькой войны, однако, к сожалению, при этом нашли кончину многие золотые нити.

– Солнце садится, – рассеянно заметила Эсме. Дрожь пальмовых листьев за пределами тенистого крыльца, казалось, подтверждала эту новость.

– Когда наступит вечер, мы вернемся на рынок. Хочу показать тебе очень много вещей, – мечтательно вздохнул Карлайл. – Там художники, музыканты и продавцы торгуют всем, что можешь придумать.

Эсме с надеждой подняла голову:
– Как в книгах?

Мужчина ласково коснулся кончика ее носа и улыбнулся:
– Намного лучше, чем в книгах.

– Ты все еще не научил меня никаким полезным фразам на хинди, хотя обещал, – напомнила Эсме, изображая разочарование.

Карлайл приподнял брови.

– Что ж, сейчас мы это изменим. – С каменным лицом он представил жене первую иноязычную фразу «Шибх сандхья».

Подавив желание засмеяться, Эсме спросила: – Что это значит?

– Добрый вечер, – вежливо ответил он.

Она позволила себе захихикать, когда муж пощекотал пальцами ее шею.

– Как мило.

– Давай посмотрим, что еще может быть полезно? – задумался он, в поисках вдохновения глядя в потолок.

– Ачха означает «хорошо», а Бура – «плохо», – в процессе он загибал пальцы. – Ха – «да», и Нэхи – «нет».

Медленно качая головой, Эсме прижала пальцы к его губам, нежно вынуждая замолчать.

– Скажи на хинди что-нибудь романтичное, – мягко попросила она.

Скрывая вдохновенный блеск глаз, Карлайл наклонился чуть ближе и любовно погладил пальцами округлость правой груди.

– Яха каиса лага раха хаи?

Эффектно испортив момент, Эсме взорвались в приступе хохота.

– Подожди, подожди. Ты никогда не смеялась, когда я говорил по-итальянски.

– Потому что это не звучало так же смешно!

Возбужденная ухмылка расцвела на его губах:
– Как я говорил...

– Помню, помню. Ты задал мне вопрос: Яха каиса лага раха хаи? – Она прекрасно помнила.

Его хитрая улыбка стала шире, он нагнулся, чтобы снова ее коснуться, придавая особое значение каждой любовной ласке.

– И ты должна ответить: Яха сваргийя лагата хаи.

Во время его отвлекающих поглаживаний она послушно повторила чужую фразу: – Яха сваргийя лагата хаи.

Насторожившись из-за внезапно потемневших глаз мужа, Эсме спросила: – Что мы только что сказали?

– Я просто спросил, как это чувствуется, а ты сказала, что это чувствуется божественно... – Он коснулся ее соблазнительных губ едва ощутимым поцелуем. – ... Но твой акцент – удручающий, – добавил он.

Она обиженно фыркнула и бросила в него ближайшую подушку, взъерошивая волосы.

Невозмутимый Карлайл привлек Эсме в свои объятия, захватывая в плен и осыпая лицо поцелуями.

– Однако не сомневаюсь, что после практики все станет лучше, дорогая, – пробормотал он между каждым касанием губ.

Эсме захихикала и поддразнивающе отвернулась к открытым окнам.

– Лучший способ практиковаться – немного смешаться с туземцами. Что скажешь?

Это стало тонким напоминанием, что за порогом их ждал мир, намеком, что время наедине скоро истекало.

Карлайл уклончиво хмыкнул, а его руки путешествовали по извилистым долинам спины любимой.

– Давай останемся здесь немного дольше, хм?

Она не могла отказать ему в этом.

– Отлично, – Эсме вздохнула и положила голову на подушку рядом. Они улеглись и пару минут молча смотрели за открытую дверь, впитывая живописный вид моря в свете заката.

Через некоторое время пальцы Эсме принялись выводить своего рода томный танец над линией горизонта. С благословенным артистизмом она прослеживала шелковистые зеленые волны, пальцы в идеальное время следовали за безмятежным движением.

Она услышала, как Карлайл тихонько посмеивался над ее плечом, что мгновенно вызвало улыбку и у нее.

– Ты рисуешь, моя дорогая? – негромко спросил он.

– Откуда ты знаешь?

Он быстро похитил ее руку и дерзко по одному перецеловал пальчики.

– Я ощущаю море на кончиках твоих пальцев, любовь моя, – хрипло отметил он.

Эсме затрепетала:
– Разве это не опьяняет?

Она почувствовала его кивок.

– Подозреваю, это из-за тебя, – его низкий голос приятно отразился в ее спине, когда она прижалась к мужу.

– Карлайл... – тихонько хныкнула она его имя.

Он убрал несколько прядей волос с ее глаз:
– Да, любимая.

– Я отчаянно раскаиваюсь, что не привезла с собой краски, – с сожалением призналась Эсме.

Мужчина нахмурился, наблюдая, как о берег мягко разбивались волны. Мимолетное видение Эсме, свернувшийся калачиком у открытого окна с акварелью, заставило сжаться его сердце. Это станет первым, что она сделает по прибытии.

– Ты превосходно запомнишь этот вид и сразу же по возвращении домой его нарисуешь, – успокоил жену Карлайл. – Это заставит тебя с нетерпением ждать того момента.

– Полагаю, да, – вздохнула она, по-прежнему безнадежно очарованная пейзажем. – Так красиво.

Тяжелое дыхание касалось ее обнаженного плеча, когда он умышленно прошептал: – Ты желаешь иметь возможность унести его в кармане, ведь так?

Эсме почувствовала, словно затрепетало сердце.

– Откуда ты так хорошо меня знаешь?

– Я твой муж. – Она услышала улыбку в его голосе. – Мой долг знать о тебе все... – он загадочно замолчал, а его пальцы задержались на изгибе позвоночника.

– Хочется верить, что по-прежнему осталось еще кое-что, чего ты не знаешь, – повернувшись с загадочным взглядом, бесстыдно поддела его Эсме.

– Хм? И что же именно? – хрипловато спросил он, его глаза пылали от желания знать.

– Ох, Карлайл. Всегда такой любопытный, – ласково поцокала она, прижав ладонь к его щеке.

– Ты действительно хочешь убедить меня, что я единственный любопытный, дорогая? – мужчина поднял бровь, и женщина с трудом ему ответила.

– Я бы сказала, что мы примерно одинаковы, – уступила она гортанным шепотом.

Карлайл не стал жаловаться:
– Это я переживу.

---

Огромное спасибо за проверку и редактирование главы amberit.