Сейчас два часа ночи, но я не позволяю себе остановиться. Положа руку на сердце, пусть будет так. Я не имею ни малейшего желания звонить Элис из дома ее отца, где определитель номера покажет мое местоположение. Последнее, что я хочу сделать, это втянуть ее во всё это, сказав, что я в Чикаго, а затем попросить ее не говорить Эдварду. Это было бы несправедливо по отношению к ней. Это полнейшее безумие, но я знаю, что должна так поступить. Я приложила столько усилий, чтобы вырваться из округа Колумбия, что не хочу причинять боль Элис или заставлять Эдварда волноваться понапрасну.

Также предполагаю, что телефон вообще не работает. Сначала пауза, и затем я слышу приветствие ее голосовой почты. Я начинаю говорить после сигнала.

– Элис, это Иззи. Я просто больше так не могу. Мы сели в самолет, и я поняла, что если не выберусь сейчас, то никогда не сделаю этого. В любом случае, я в безопасности и люблю тебя. Я буду на связи, – я хочу положить трубку, но затем останавливаюсь. – Что бы ни случилось, ты всегда будешь моей сестрой.

Я завершаю звонок прямо перед тем, как мой голос ломается. В считанные секунды, как и много ночей подряд, моя подушка намокает прежде, чем я засыпаю.



Я отошла от двери и рассматриваю столики в кофейне в поисках потенциальных соседей по квартире. Здесь есть два парня-блондина, но ни у одного из них нет эспаньолки, так что он узнал меня раньше, чем это сделала я.

– Изабелла? Привет, я Карлайл.

В следующий момент я оказалась на полу.

– Ты в порядке?
– Угу, – я встаю на ноги и отряхиваю свои джинсы, боясь посмотреть ему в лицо. После нашего несколько неловкого телефонного разговора он, наверное, уже решил, что я пришибленная на всю голову. Объяснение, что я упала с табурета, потому что слишком напряжена из-за поисков соседа, вряд ли как-то изменит его мнение.
– Мне жаль, – он говорит. – Я не хотел тебя пугать.
– Ты этого не делал.

Заставив себя улыбнуться, я смотрю на него снизу вверх. Он выглядит точно так, как себя описал: очень высокий, со светлыми волосами и аккуратно подстриженной бородкой. В тоже время, описание не совсем точное. Он опустил часть о том, что выглядит настолько симпатичным, что это почти пугает. Между тем, я чувствую себя полной засранкой, потому что не сразу это заметила. Я предлагаю угостить его кофе, надеясь, что времени, проведенного в очереди, будет достаточно, чтобы взять себя в руки. Возвращаясь к столу, я убеждаюсь, что мой голос не звучит как у ничтожества.

– Я рада, что встретилась с тобой здесь, прежде чем осмотреть твою квартиру, – говорю я. – Я имею в виду, что знаю: если перееду, то всё время буду с тобой один на один. Просто у меня никогда раньше не было своего дома и…
– Все хорошо.
– Нет, это словно заноза в заднице – вот почему я так тебе благодарна. В любом случае, не то, чтобы я параноик и кто-то вроде того. Но мой отец полицейский, и, сколько себя помню, мне говорили никогда никуда не ходить с незнакомыми мужчинами.

Карлайл округлил глаза.
Бля, что если он обиделся? Я торможу, пытаясь прикрыть свою задницу.

– Не то, чтобы я подумала, что ты странный. То есть, за десять минут, которые я тебя знаю, в моей голове пронеслось несколько прилагательных, но «странный» – не одно из них. Было «симпатичный», но поскольку то же самое можно сказать и о среднестатистическом серийном убийце…

Один уголок его губ поднимается вверх, и он наклоняет свою голову на бок.

– Я не уверен, как это воспринимать.
– В любом случае, я болтала так много о себе, мы почти не говорили о тебе. И мы должны, ну, ты знаешь, прежде чем вернемся в твою квартиру.

Его смех застает меня врасплох, не потому что я не вижу юмора в том, что сказала, а потому что он так сильно напоминает мне смех Эдварда.

– Ко мне домой? – говорит он. – Ну, если ты так ставишь вопрос...
– Ха-ха. Ты смешной. Ты знаешь, что я имею в виду.
– Ты имеешь в виду, что не хочешь посмотреть мои гравюры?

Я бросаю на него Смертоносный Взгляд.
Он улыбается.

– Прости.
– Нет, тебе не за что извиняться.
– Ты права, я не виноват.
– Хорошо, тогда я начну первой. Мне двадцать два, и я только переехала из Вашингтона.
– Штата или округа Колумбия?

– Я выросла в штате Вашингтон. Поступила в колледж в Вашингтоне, округ Колумбия, где получила степень, которая бесполезна, если только я не хочу преподавать, а я не хочу. Я имею в виду, что уверена в том, что там платят больше, по сравнению с тем, сколько я получаю, будучи бариста. Но все будут шептаться у меня за спиной, что выбрала неправильный путь, и я не думаю, что мне хватит терпения для этого.

– Тогда ты не должна делать этого. Преподавание – тяжелая работа даже для тех, кому это в радость. Это несправедливо по отношению к студентам – идти преподавать только потому, что не можешь придумать, чем еще могла бы заниматься.
– Верно, – я опираюсь локтем о столешницу и кладу подбородок на раскрытую ладонь. – Твоя очередь. Чем ты занимаешься?
– Я учитель.

Это не имеет значения, что я не знаю, что сказать ему. Я слишком занята тем, что несу несусветную чушь.

– Просто шучу, – говорит он, смеясь. – Хотя у меня есть степень в музыкальной подготовке. Когда я только-только закончил колледж, то год преподавал в старшей школе.
– Ты преподносишь это так, словно это было давным-давно. Ты не можешь быть настолько старым.
– Мне двадцать восемь. В любом случае, финансирование программы было сокращено, и я устроился работать официантом. Не так уж много времени ушло на то, чтобы понять, что мне комфортней на кухне, чем в классе, однако, я вернулся в школу, чтобы научиться готовить. Сейчас я су-шеф в «Джуде».
– Ух ты. Я люблю готовить, и люди говорят, что хороша в этом, но я не представляю, как этим зарабатывать себе на жизнь.

– Не нравится много готовить?
– Ох, мне нравится готовить. Только мне никогда не приходило в голову, что я могу платить этим по счетам. К тому же, я специализируюсь на французском, а этим явно счета не оплатишь, – я двигаю рукой и в процессе опрокидываю свой кофе. – Твою ж мать. – Я вытираю разлитый кофе бумажной салфеткой и не понимаю, как это до сих пор не порезалась. – Обычно я не такая уж неуклюжая.

– Ты нервничаешь. Это нормально, я всё понимаю.
– Разве это так очевидно? – я закрываю глаза и вздыхаю. – Боже, я чувствую себя такой дурой.
– Почему? Ты сказала, что у тебя никогда не было собственного жилья, и что ты переехала в город, где никого не знаешь. Это огромный стресс.
– Правда. Перспектива жить с кем-то, кого не знаешь – это страшно. Я имею в виду, так было на первом курсе в колледже, но это другое, потому что… ну, ты… ты знаешь. Ты ведь понимаешь, что я имею в виду, правильно?
– Это на каком языке?
– Не смейся надо мной.

– Знаешь, – сказал он, смеясь, – так бы сразу и сказала, что это из-за того, что я парень.
– В случае, если ты не заметил, я здесь малость вся на нервах!
– Малость?
– Эй, я потихоньку успокаиваюсь. Двадцать две минут назад я даже не была в состоянии удержать свою задницу на табурете.
– Если так пойдет и дальше, то к тому моменту, как мы вернемся в мою квартиру, ты даже, может быть, будешь в нормальном состоянии. Дай мне знать, когда это произойдет, ладно? У меня такое ощущение, что иметь исходные данные для последующего сравнения было бы полезно.


Я не знаю, что обязательно назвала бы нормальным, но за то время, в течение которого мы с Карлайлом прогулялись до его квартиры, расположенной за углом, я почувствовала себя комфортнее, чем за весь день. То, что его мимика напоминает мне Эдварда, не стало для меня неожиданностью. За те два дня, которые прошли с момента моего отъезда из округа Колумбия, я вижу Эдварда везде, куда бы ни посмотрела.

Квартира Карлайла просто идеальна. Расположенная в паре кварталов от [бейсбольного] стадиона «Ригли Филд», и построенная примерно в то же время [стадион был построен в 1914 году для бейсбольной команды Федеральной лиги «Чикаго Уэйлс» – прим. ред.], она обладает множеством аккуратных архитектурных штрихов, но современная архитектура до нее не добралась. Тут только одна ванная комната, но кухня удивительно большая, куда больше, чем нужно, и это всё компенсирует. Самое главное, что-то мне подсказывает, что я могу доверять Карлайлу, и это не имеет ничего общего с тем фактом, что он добровольно рассказывает о себе личную информацию и говорит, что мой отец может «пробить его по базе».

К тому времени, когда я оплачиваю свой счет за пребывание в отеле, я слишком устала, чтобы совершить забег за вещами первой необходимости. Я въезжаю в свой новый дом, не имея ничего, кроме кошелька. Если Карлайл считает странным то, что ему приходится одолжить мне простыню, полотенце и футболку для сна, то никак это не комментирует.

И если он слышит, что я плачу в спальне, то тоже никак это не комментирует.



Так как Эдвард приехал в Чикаго раньше, чем планировалось, Эсми предложила познакомить его с Карлайлом как можно скорее. Таким образом, если всё пойдет из рук вон плохо, у каждой из участвующих сторон будет достаточно времени, чтобы остыть до Рождества, тем самым оградив Элис от ненужной драмы.

Я не уверена, чего жду, но речь не об этом. Когда Карлайл и Эсми приехали на ужин, Эдвард пошел открывать дверь вместе со мной. Несмотря на то, что я потратила не один час, перебирая в голове, что можно было бы сказать в данный момент, когда я открываю свой рот, у меня ничего не получается. Как только ко мне возвращается способность говорить, я слышу Карлайла.

– Здравствуйте, Сенатор, – говорит он.
– Добрый вечер, Карлайл.

Они стоят там и смотрят друг на друга, словно бойцы одной весовой категории, оценивающие своего противника.

– Я не знаю, как вам, – говорит Эсми, – но стоять в дверях мне не улыбается. Почему бы нам не переместиться в гостиную? Мы могли сесть и выпить чего-нибудь.
– Я собиралась смешать «Мартини», – говорю я.
– Идеально. Сделай мне очень грязный.

Эсми следует за мной в гостиную, но Эдвард и Карлайл словно приросли к своим местам.

– Не могли бы мы прогуляться вместе? – спрашивает Эдвард Карлайла. – Есть кое-что, что мне нужно тебе сказать.

---