Двадцать второе ноября тысяча девятьсот девяносто пятого года.

Наплести Эдварду, что я забыла свою пижаму дома, видимо, было моей самой лучшей ложью, которую я когда-либо произносила; и не только потому, что мне очень нравилось смотреть на себя в его майке, но ещё и потому что, если бы я одела ту чудовищную фланелевую пижаму, что я взяла с собой, я бы мигом вспотела. Эдвард был горяч, и дело было не только в его крепкой груди, великолепных глазах, в его совершенном прессе и просто выходящей за любые рамки самоуверенности, ‒ от него исходило действительно много-много тепла. За ночь я просыпалась несколько раз, и, хотя мне было очень жарко, я не пыталась выбраться из его объятий. Мне это очень нравилось. Поэтому я просто откидываю одеяло подальше и прижимаюсь ближе к нему, пленённая его теплом.

Утром, открыв глаза, я чувствую, что дрожу. И мне не нужен шум воды, доносящийся из ванной, чтобы понять, что Эдварда нет в кровати. Воспользовавшись его отсутствием, я плотно заворачиваюсь в простынь, принимая сидячее положение, и изучаю пространство комнаты, хватаясь за любую информацию, которая может дать мне хоть какое-нибудь представление о человеке, который живёт здесь.

Информация довольно скудная. Стены комнаты, в основном, пусты, не считая копии Декларации независимости, висящей в рамке напротив его кровати. Сказать, что его квартирка не загромождена, ‒ преуменьшение, исключение составляет только фото женщины, я думаю, его матери, хотя нет общих характерных черт. Либо он помешанный на чистоте фрик, либо он совсем не сентиментальный.

Стоит мне услышать, как открывается дверь в ванной, я сразу краснею. И хоть разумом я понимаю, что на самом деле я не вынюхивала, не изучала того, что было спрятано от моих глаз, всё равно чувствую себя неловко. Но тут перед моим взглядом предстаёт Эдвард: он практически голый, исключение составляет только крошечное полотенце, обёрнутое вокруг его бедер, и стыд, что я испытывала, мигом становиться последней вещью, о которой я помню.

‒ Доброе утро, ‒ говорит он, садясь рядом со мной. ‒ Хорошо спалось?

Я киваю, словно болванчик, но не произношу ни слова. Просто не могу: я слишком сосредоточена ‒ обдумываю, как непринужденно он чувствует себя, находясь передо мной практически голым, насколько ему комфортно, и как, видимо, это отличается от того, что чувствовала я, когда предстала перед ним голышом, прикрываясь лишь полотенцем. Интересно, такое чувство непринуждённости дано только парням, или парням постарше, или, возможно, это не имеет никакого отношения ни к возрасту, ни к полу, и связано с сексуальным опытом; как раз того, чего у меня нет, и того, что, скорее всего, с лихвой имеется у него. Тоже самое можно сказать и про уверенность, и хотя тут у меня опыта гораздо больше, чем в сексе, о многом это не говорит.

‒ Хорошо, ‒ он проводит большим пальцем руки по моей щеке, после встаёт и подходит к шкафу, ‒ я старался успеть принять душ прежде, чем ты проснёшься. Надеюсь, тебе туда не нужно было?

Стоя спиной ко мне, он достаёт боксёры из верхнего ящика. Не знаю, что он там делает с полотенцем, но лишь мгновенье назад оно было крепко обёрнуто вокруг его бёдер, а в следующий миг его уже там нет. Мне кажется что его ягодицы словно солнце, и я ослепну, если будут смотреть на них, но я ничего не могу с собой поделать: они совершенны. Когда он надевает боксеры, мои глаза замечают кое-что более интересное, чем его задница. То, что болтается между его ног, со спины немного напоминает мешочек с мячиками.

‒ И это не мешает?

Он надевает боксёры, делая то, что я называю полным затмением его задницы. И поворачивается ко мне лицом, не скрывая улыбки.

Я закрываю глаза и прячу лицо в ладонях.

‒ Я, что, сказала это вслух, да?

‒ Ага,‒ говорит он. ‒ И, нет, не мешает.

‒ Не могу поверить, ‒ бормочу я себе под нос.

‒ Почему же? Я живу с этим всю жизнь, уже привык.

‒ Я имела в виду, что не могу поверить, что произнесла это вслух.

Он смеётся в голос:

‒ А я могу.

Я чувствую, как прогибается матрас, когда он садится рядом со мной, я открываю один глаз; он уже одет в джинсы и рубашку на пуговицах. Чувства радости и разочарования в равных долях одолевают меня.

‒ Я тут подумал, может, после того, как ты примешь душ, мы сходим позавтракать куда-нибудь, а после зайдём в магазин. У меня ничего нет, чтобы накормить тебя.

‒ Если я буду готовить, то, технически, это я кормлю тебя?

Он смеётся, а я встаю с постели и шлёпаю в сторону ванной, но резко оборачиваюсь и хватаю сумку со своими вещами. Как бы сильно я не наслаждалась утренним шоу, отвечать взаимностью я не собираюсь.



Спустя час мы выходим в холл. Эдвард запирает дверь своей квартиры, и мы идём к лестнице, его рука тянется к моей, его пальцы касаются моих.

‒ Я не хочу, что бы ты упала или ещё что-нибудь, ‒ говорит он.

‒ Я не неуклюжая.

‒ Разумеется.

‒ Нет, на самом деле, я не такая. Просто вчера я отвлеклась.

‒ И что же тебя заинтересовало?

‒ Твоя… ‒ слава Богу, я успела вовремя остановиться. ‒ Ничего.

Но это уже не имеет никакого значения. Он всё понял, и улыбка уже появилась на его лице.

Мы пьём кофе в кафе за углом, он угощает. После идём в супермаркет, где он платит за продукты и договаривается о доставке. Как только мы возвращаемся домой, я поднимаю вопрос о том, сколько я ему должна.

‒ Нисколько, ‒ говорит он.

‒ Ой, ну давай без этих глупостей. Ты бы никогда не купил столько всего только для себя.

‒ Это да, но чем это отличается от того приглашения на ужин? В конечном счёте всё бы свелось к тому, что я бы заплатил за еду.

‒ Тогда это было бы свиданием.

‒ А разве нет? ‒ спрашивает он, ‒ давай рассмотрим формулу свидания: я пригласил тебя, ты согласилась. Мы провели вместе весь день, лучше узнавая друг друга, и я проводил тебя домой. Правда, это немного странно, ведь твой дом на данный момент, ‒ это моя квартира.

‒ Почему ты просто не пригласил меня?

‒ Какой бы милой ты не была, когда нервничаешь, я хотел, чтобы ты просто наслаждалась всем этим.

‒ Ты пригласил меня на свидание в Safeway (п/п сеть супермаркетов в США)?

‒ Согласен, это немного странно. Но всё будет по-другому, когда я накормлю тебя, ‒ он открывает дверь своей квартиры и отступает в сторону, делая знак, чтобы я вошла.

‒ Надеюсь, ты не посчитаешь меня самонадеянным, если я приглашу тебя войти?

‒ Нет, ‒ произношу я, хихикая.

Он следует за мной в квартиру и закрывает за собой дверь. Я хочу присесть, но его руки обнимают мою талию, удерживая меня.

‒ А если я поцелую тебя?

Он не ждёт моего ответа, а прикасается своими губами к моим.

‒ Всё такой же самонадеянный, ‒ на вздохе произношу я.

‒ А что, если я приглашу тебя в свою постель? Это будет неуместно?

‒ Только не в данных обстоятельствах… То есть, здесь всё равно некуда сесть, кроме как на кровать.

Скидывая ботинки, я плюхаюсь на кровать, Эдвард располагается рядом со мной, он лежит на боку, положив голову на руку.

‒ Ты на самом деле считаешь это свиданием? ‒ спрашиваю я, смотря ему прямо в глаза.

‒ Да. Ты нормально к этому относишься?

‒ Да!

«Замечательно» ‒ более подходящее слово.

‒ А что насчет этого? ‒ говорит он, опуская руку мне на бедро. ‒ Это нормально?

‒ Да.

‒ Ты скажешь мне, если я сделаю, что-то не то? ‒ спрашивает он, наклоняясь к моему лицу.

‒ Хорошо.

Следующая вещь, которую я осознаю, ‒ это то, что мои руки в его волосах, а мой язык хозяйничает у него во рту. Эдвард издаёт стоны, которые заставляют меня думать, что ему нравится, когда я проявляю инициативу, поэтому, не теряя времени, я снимаю с него рубашку. Мои глаза закрыты, я полностью в его власти, пробую его на вкус, чувствую его, абсолютно не обращая внимания ни на что вокруг.

‒ Ты чувствуешь это? ‒ спрашивает он.

‒ А? ‒ я опускаю взгляд и смотрю, как он касается моей груди, скрытой рубашкой.
Когда я купила свой первый бюстгальтер от "Miracle Bra" , моя мама сказала, что только шлюхи носят подобные вещи. Одного этого заявления было достаточно, чтобы убедить меня в том, что, комплект из блестящего полиэстера "Second Skin Satin"источает секс. Теперь, когда я осознала, что чашки лифчика были настолько толсто подбиты, что я могла с таким же успехом носить "пояс верности" для груди, мне стало интересно, не было ли это приёмом обратной психологии ‒ в том плане, что она прекрасно понимала, что, даже если парень попытается пощупать меня, пока на мне были эти «доспехи» ‒ не было никакого шанса действительно почувствовать мои формы. И снова моя жизнь рухнула благодаря стараниям моей, сверх меры опекающей, мамочки и благодаря моей несуществующей груди. Размер «А», мать его растак.

‒ Нет, я не могу, ‒ я сажусь, прижимая руки к груди. ‒ У меня там много слоев… ну, по-крайне мере, в той части.

‒ Ох, ‒ он приподнимается, вставая на колени передо мной. ‒ Могу ли я снять их?

‒ Лифчик или рубашку?

‒ В идеале ‒ обе эти вещи. У тебя нет никаких причин стесняться меня, ‒ руками он скользит под край рубашки, потом заводит ладони за спину и касается застёжки. ‒ Я считаю тебя очень красивой.

За всю мою жизнь, это первый раз, когда понятия «я» и «красивая» встречаются в одной фразе, чтобы описать меня, и мне очень понравилось, как это звучит. Более того, мне очень хочется услышать это снова.

‒ Ты хочешь, чтобы я прикоснулся к тебе? ‒ спрашивает он.

Вся дрожа, я шепчу:

‒ Да.

‒ Ты нервничаешь.

‒ Да.

‒ Из-за того, что для тебя это ново, или из-за того, что ты не доверяешь мне?

‒ Возможно, и то и другое.

‒ Могу я спросить, почему?

‒ Почему я не делала этого раньше? Большую часть времени в старшей школе я провела, стараясь избегать грехов.

И никогда не встречала никого, кого бы хотела так, как тебя сейчас.

‒ Я не об этом спрашивал, почему ты не доверяешь мне?

‒ Ты просто настолько хорош во всём этом. То есть, я хочу сказать, что даже не знаю, как получится у меня, не говоря уже о парне. А ты, очевидно, уже всё испытал, и я боюсь не оправдать ожидания…

‒ Что бы ты хотела узнать? ‒ Нежно он скользит руками вниз по моей спине, а после убирает их с моего тела, кладя их мне на колени.

Думаю, я уже знаю его ответ на мой вопрос, но все равно спрашиваю:

‒ Ты девственник?

‒ Нет.

Я закрываю глаза и глубоко вздыхаю.

‒ Думаю, это был глупый вопрос. То есть, я хочу сказать… ты старше и я должна думать прежде, чем спрашивать, но я не хотела тебя обидеть…

‒ Это нормально.

‒ И много ты уже?

‒ Занимался сексом? Да.

‒ Сколько тебе было лет, когда…

‒ Лишился девственности? Шестнадцать.

‒ У тебя было много девушек?

‒ Нееет, ‒ улыбаясь, отвечает он.

‒ Почему ты смеёшься?

‒ Потому что я так далек от того образа, который ты себе нарисовала.

‒ Но, ты словно… Само олицетворение секса.

‒ Я бы не стал заходить так далеко, но да, я считаю себя довольно сексуальным мужчиной.

‒ Итак, есть смысл, чтобы я считала...

‒ Нет, это не так.

Он раздвигает пальцы и легонько скользит руками вверх по моим коленям, большими пальцами поглаживая внутреннюю часть бёдер.

Я дышу чаще: даже сквозь джинсы его прикосновения вызывают дрожь в моём теле.

‒ Видишь? Ты такая же, как и я. Сколько мужчин прежде касались тебя, как я сейчас? ‒ спрашивает он.

‒ Только ты.

‒ Ну, вот видишь. Сексуальность и распущенность не имеют ничего общего между собой. Когда ты встречаешь того, с кем чувствуешь связь, совершенно нормально желать поделиться с ним своим телом, ‒ он останавливается, ‒ есть ещё что-нибудь, что ты хочешь узнать?

‒ У тебя есть кто-то сейчас?

‒ Я с тобой.

‒ Я имею в виду кого-то, кроме меня.

‒ Я не был бы с тобой сейчас, если бы я с кем-то ещё…

‒ Почему ты со мной? ‒ спрашиваю я. ‒ Ты ‒ в высшей лиге, в отличие от меня. Ты такой прекрасный, такой обаятельный. Ты, вероятно, мог быть с любой, которую пожелал бы.

‒ В данный момент, я желаю только тебя.

‒ Почему?

‒ Ты мне понравилась ещё в первую встречу. Если бы ты не уехала от родителей и не стала соседкой моей сестры, я, возможно, пригласил бы тебя на свидание ещё тогда. И, чем чаще я тебя видел, тем больше ты привлекала меня.

Ты… как бы это лучше сказать… ‒ настоящая. Всю свою жизнь я провёл в окружении людей, которые выдавали себя за тех, кем на самом деле не являлись, а ты не такая. Знаешь, я предполагаю, что грози тебе серьёзная опасность, даже тогда ты бы не смогла скрыть своих истинных эмоций. Ты даже не думаешь, прежде чем сказать… ты, вообще, можешь обманывать?

‒ Прекрати, пожалуйста. Я не только обманываю, я и тебе солгала.

‒ Когда?

‒ Прошлой ночью, когда сказала, что забыла пижаму.

‒ Ох, ‒ улыбаясь, выдыхает он, ‒ и таким образом ты пыталась меня соблазнить?

‒ Нет! То есть… да. Ну… вроде как, ‒ я прячу лицо в ладонях. ‒ Чёрт.

‒ Это хорошо, я совсем не возражаю, просто мне хотелось бы знать, о чём ты думала?

Убирая волосы за уши, я смотрю ему прямо в глаза. ‒ Та пижама, что я взяла с собой, совершенно непривлекательная и детская, а мне так хотелось, что бы ты поцеловал меня по-взрослому, с языком.
И он делает это. Он наклоняется ко мне, прижимает свои губы к моим, и, дразня, проводит языком по моим губам. Не смыкая губ, он прокладывает дорожку из поцелуев по моей челюсти к мочке уха, слегка прикусывая её зубами.

‒ Так?

‒ Да.

‒ Ты позволишь мне увидеть тебя? ‒ спрашивает он, снова прикасаясь губами к мочке уха, спустя мгновенье он отпускает её, опуская руки мне на бёдра.

‒ Да.

‒ Позволишь мне прикоснуться к тебе?

Я чувствую, как его руки снова скользят по моей спине, приближаясь к застежке лифчика. Ещё мгновенье, и я паникую.

‒ Я не готова к сексу с тобой, ‒ выпаливаю я. ‒ То есть, я хочу… просто это…

‒ Я не собираюсь заниматься с тобой сексом, Изабелла. Я просто хочу прикоснуться к тебе… быть ближе.

Я больше не хочу думать об этом, всё, чего я хочу ‒ это быть ближе к нему, и больше ничего.

‒ Хорошо.

‒ Я обещаю остановиться, если будет слишком.

Он расстёгивает лифчик, после его руки исследуют мою грудь, освобождённую от атласных оков. Прикасаясь к нижней части моей груди, большим пальцем он начинает выводить круги вокруг моих сосков.
И вот, настал мой час! Я чувствую это, и не только в том месте, где он трогает меня, но и в животе, и между ног, даже на кончиках пальцев ног. Я не останавливаю его, когда он стягивает с меня рубашку, отбрасывая лифчик в сторону. Затем он притягивает меня в свои объятия и крепко обнимает. Тепло его тела овладевает мной, и я сама не замечаю, как растворяюсь в его объятиях. Я была уже готова на большее, но он остался верен своему слову. Босые, обнажённые до пояса, в тесных объятиях друг у друга, мы лежим в постели и… разговариваем. Он рассказывает мне о подготовительной школе, о четырёх годах в Гарварде, и как он принял решение о поступлении в юридическую школу в том городе, где живёт Элис. Рассказывает о своём сводном брате, которого он никогда не видел, и о существовании которого Элис даже не подозревает. Он считает, что если Элис узнает об этом, то вряд ли она сможет находиться с отцом в одной комнате.

Спустя несколько часов беспрерывных разговор, я осознаю, что ужасно устала. Вероятно, я могла бы ещё пролежать вот так, в кольце его рук, но совсем без движения мне тяжело. И я засыпаю. Незаметно для себя самой и крепко.



Не ослабляя хватки, он движется в сторону двери. Быть ведущим для него так же естественно, как для меня ‒ быть неуклюжей в его присутствии. Он действует также, как всегда, но в этот раз я следую за ним в абсолютном доверии, как подросток, поклоняющийся своему кумиру.
Икая и дрожа от истерики, я поворачиваюсь к нему лицом, глазами задавая ему вопрос, так как мои губы не способны сформировать речь.

‒ Я отвезу тебя домой, ‒ говорит он.

Так или иначе ‒ это конец. Что-то предпринимать бессмысленно, и сейчас я это точно знаю. Я всё иду, иду и иду, и когда, наконец, останавливаюсь, я всё там же, где и была вначале.

‒ Хорошо, ‒ шепчу я.



Эдвард недолго возится с ключами, открывает дверь, простая процедура, которая осложняется тем, что его руки всё ещё обнимают меня. С того момента, как я сломалась на кухне, он ни разу не выпустил меня из своих объятий.
«Не могу позволить, чтобы ты упала в подъезде,» ‒ так он оправдывал это, когда помогал мне выйти машины.

Кругом охрана, швейцар и почти личный лифт, возможно даже есть лестница, но мы ей не пользуемся.
Как только дверь открывается, он пытается втащить меня за порог, но мои ноги буквально вросли в пол. И, пускай он во многом остался прежним, я знаю, что сейчас он будет другим, и я не уверена, что готова к этому. Это так лицемерно, я пошла дальше, и будет справедливо, если он сделал тоже самое. Но только это на самом деле не так. Я убежала в тот город, в котором он вырос, и где я снимала квартиру, которая напоминала мне о той, что мы делили с ним. У меня были мужчины, но я не любила ни одного из них. Я переехала, но так и не двинулась дальше.

‒ Я знаю, что ты чувствуешь, ‒ говорит он.

‒ Даже я сама не знаю, что чувствую.

‒ Я знаю, что я чувствую. Я думал об этом столько раз, думал, что ты делаешь, кем ты стала, увижу ли я тебя снова ещё хотя бы раз, буду ли я чувствовать тоже, что и раньше, ‒ его ладони ложатся мне на щёки, заставляя меня посмотреть на него, ‒ Попроси меня, Изабелла, ‒ шепчет он. ‒ Просто попроси. Обещаю, на этот раз я не скажу «нет».

‒ Неужели ты не видишь? В этом-то и проблема. Просят дети, подчинённые. Я не должна просить. Я должна просто сказать…

‒ Тогда скажи мне. Чего ты хочешь?

Раньше, больше всего на свете я хотела его, больше чем сделать собственную карьеру, или просто самореализоваться, я хотела его даже больше, чем уважала себя. В восемнадцать это было идеалистически, люди думали, что я романтична. В тридцать два это совершенно глупо. Все, кроме Элис, сочли бы меня дурой. Если честно, я и была дурой, но сейчас не замечала этого, я сгорала. Я хотела его вернуть, пусть даже всего на секундочку. Мне хотелось снова ощутить его тепло, сгореть в его объятиях. Я хотела, чтобы он был внутри меня, но более того, я хотела быть внутри него. Я хотела, чтобы он поглотил меня. Это всё, что я когда-либо хотела, и всё что мне нужно сейчас сделать, это сказать.

И я говорю:

‒ Я хочу, чтобы ты поцеловал меня.

Он действует так, как никогда раньше; я удивляюсь, неужели он нервничает, так же как и я? Он нежно касается ладонями моего лица, а его губы прикасаются к моим, один раз, другой. Даже этого минимального контакта уже слишком много, но я знаю, что мне никогда не будет достаточно.

Он прислоняется щекой к моей щеке и шепчет мне на ухо:

‒ Пойдем домой.

Его грудь дрожит, когда он на выдохе продолжает:

‒ Я не буду переписывать прошлое или пытаться заставить тебя остаться. Ты просто нужна мне.

И в этот момент он тянет меня к себе, и я не сопротивляюсь, переступаю через порог, следуя за ним. Позволяя себе помечтать, что так будет всегда.
____________________________________
от Лисбет: Девочки, извиняюсь за задержку, но спешу вас порадовать новой главой, здесь все так мило)) И теперь еще присутствует надежда!) Хочу сказать огромное спасибо моим бетам, девчонки просто делают такие вещи, что когда я открываю полученную от них главу просто в восторге. Девочки, Наташечки мои, вам мой низкий поклон. Любимые мои читатели, не забывайте благодарить бет, их ники кликабельны в шапке фика.
Спасибо, что зашли) Буду очень рада видеть ваши комментарии на форуме.