– Это сезон праздников. Где твоё рождественское дерево?
– А с чего вы так уверены, что я праздную Рождество? – огрызнулась я. – А вдруг я справляю Хануку? [П.п. еврейский Новый год.]
Аро нахмурился.
– Будь профессиональнее, Мари.
Профессиональнее. Ха. Будто я способна на это, находясь в расстроенном состоянии.
– Мужчина, с которым я разговаривала на прошлой неделе, пропал. Вы хоть немного озабочены тем, что могло приключиться с ним?
– А если да? – Аро был образцом деланного безразличия. – Разве это не тот, кто не сумел предоставить нам нужную информацию?
– Вы. Вы искали эту информацию. Я ужинала с ним. Уэйн Персонс – приятный человек.
– Моя дорогая Мари, иногда люди исчезают. И мы ничего не можем поделать. Прошлого не изменить. Тебе следует сфокусироваться на важных вещах в жизни, особенно в праздники.
– На чём, например? – Я скрестила руки на груди, сверля Аро взглядом. Он действовал мне на нервы, и чем дольше я работала здесь, тем хуже становилось. Дома я завела календарь, зачёркивая крестиком дни до окончания вынужденного срока оплаты моей стипендии.
– На семье. Верность своей семье – самое важное, Мари. Никогда не забывай об этом. – Аро многозначительно посмотрел на дверь своего кабинета, за которой, находилась зона общего пользования, где его брат, Маркус, ожидал сигнала Аро.

Я натянуто улыбнулась Аро, пытаясь не показать, что меня задел его комментарий. Конечно же, Аро мог быть признательным за свою семью. Он всё время видел своих братьев. Мне не хотелось делиться Аро отсутствием у меня родственников, поэтому я ответила: – У Уэйна Персонса есть семья.

Аро махнул рукой в мою сторону. Опыт научил меня, что таким жестом Аро отпускал меня. Уставившись в холодное лицо босса, я испытала вспышку интуиции. Иногда люди пропадают. Я вернулась за свой стол, память прокручивала слова Аро на бесконечном повторе.

Вернувшись домой тем вечером, я сделала то, что раньше почти никогда не совершала. Я включила свой компьютер. В блокноте я составила список людей, у которых в последние несколько месяцев безуспешно пыталась выведать информацию. Набралось восемь имён. Открыв окно браузера, я начала поиск.

Мне не повезло с Линдой Смит, потому что запрос выдал слишком много совпадений, однако я нашла некролог на Амадея Камдена. Он умер в прошлом месяце от редкой лекарственной аллергии, вскоре после моего разговора с ним.

Вентилятор в обогревателе раздувал мои волосы, но даже ему было не под силу остановить мою дрожь.

Я не нашла всех людей, но Кальвин Дерьон погиб в автокатастрофе, а Сьюзан Пелтер – от остановки сердца. Обе смерти случились в течение недели после моей встречи с ними.

Дрожь пробрала меня до костей. Как много пропало людей?



С момента прихода Беллы в мою жизнь я привык к определённым вещам. Таким был аромат ужина на кухне, доносящийся до меня, когда я приходил домой, другим же – тихое пение Беллы во время готовки.

В доме стояла тишина.

– Белла? – кликнул я в темноту. Вопреки обыкновению, я не пошёл прямиком на кухню, а вместо этого, пройдя в парадную столовую, всмотрелся в занавески. Может быть, она у бассейна?

Нет, не там.

Не было причин нервничать. Она не звонила и, насколько мне известно, находилась в доме Эмметта с Розали, хорошо проводя время.

Я покачал головой. После происшествия с картиной всё изменилось. Белла не была у Розали. С большей вероятностью – в супермаркете. Белла нервничала, и мне требовалась вся энергия, дабы успокоить её. Эмметт не помогал. Белла достаточно хорошо его знала, чтобы понимать, что он тоже нервничал.

С глазу на глаз Эмметт намекнул мне, что, возможно, нам с Беллой следует воспользоваться теми паспортами, сделанными им, и на некоторое время исчезнуть. Как сильно ни претила мне эта идея, он, по всей вероятности, был прав. Я говорил с отцом о продолжительном отдыхе, и он в какой-то степени поддержал меня. Не слишком, хотя я вообще не ожидал от него понимания. Он старел, а работа в «Каллен фаундейшн» требовала больших затрат сил. Мне требовалось завершить работу над ключевыми моментами в нашей образовательной инициативе, а затем мы с Беллой сможем свободно уехать.

Если бы я не купил Белле ту чёртову картину. Предполагалось, что она станет символом надежды, мечтой о месте, которое я хотел бы ей показать после окончания судебного процесса. Взамен картина лишь высмеяла нас, породив страх. Картина по-прежнему стояла в фойе, ровно в том месте, когда мы прибыли. Обслуживающий персонал дома не знал, что с ней делать, Белла не хотела прикасаться к полотну, а я не испытывал незамедлительного желания вешать его.

Может, Белла дремала? Я поднялся наверх в нашу спальню, но она оказалась пустой. Там же я переоделся из костюма в спортивную форму. Мне нужно было хорошенько пробежаться, а поскольку ужин ещё не готов, оставалась хорошая возможность, что я успею втиснуть тренировку до еды.

Забрав из спальни свой мобильник, я позвонил Белле уведомить, что вернусь через час. Звонок переадресовали на автоответчик, что было необычно. Я так удивился, что не оставил сообщение. Спускаясь вниз, я перезвонил ещё раз, на этот раз намереваясь оставить сообщение. Как только пошёл вызов, я услышал телефон Беллы внизу.

Я тысячу раз говорил ей никогда не покидать дом без телефона.

Раздражённый, я прошествовал вниз, на кухню. Её телефон лежал на столе, однако не само устройство зацепило мой взгляд. Луч послеполуденного солнца отражался от некого предмета, лежавшего на столе.

Ещё не дойдя до стола, я узнал в том предмете кольцо Беллы. Немногие предметы отражали свет, как алмаз ювелирного качества. Я дошёл до стола и взял кольцо. Так много могло означать кольцо Беллы на столе, что я не хотел рассматривать ни одну из версий. Вместо этого я сосредоточился на бриллианте.

Три и восемь карата. Квадратной огранки. Бесцветный. С мельчайшими включениями [п.п.: показатель чистоты камня].

Я вспомнил день, когда купил это кольцо для безликой, но бесстрашной молодой женщины. Я понятия не имел об её предпочтениях или желаниях, так что, естественно, я купил то, что она не оценила. Я держал кольцо в руке, слегка передвигая его и наблюдая за игрой света на гранях.

Сердце колотилось в груди, в то время как я старался не думать о причинах, побудивших Беллу оставить моё кольцо на кухонном столе. Я увидел там сложенный листок бумаги, но боялся его прочесть.

Наши ухаживания вышли за рамки традиций, да, но были настоящими. Белла не бросила бы меня так, оставив безличную записку.

Взяв бумажку, я развернул её. Рука задрожала, когда я разгладил бумагу на столе.

Инстинктивно во мне первым заговорило неверие. Это что, шутка? Я поразмышлял над содержанием записки несколько секунд, затем решив, что Белла обладала чувством юмора лучше этого. Записка принадлежала Белле, написана её почерком.

А если её похитили? Силой забрали из дома, а похититель, не желая возбудить подозрение, заставил её написать такую записку. Я засомневался. Похищение маловероятно. Вольтури не стали бы так утруждаться, а другой не проскользнул бы мимо охраны.

Я перечитал записку, цепляясь взглядом за каждое слово. Смысл не изменился. Я просветил бумагу, удостоверяясь, что там не содержалось скрытого послания, ничего.

Ещё не вечер. Я вернулся домой раньше обычного. И предположил, что записка писалась сгоряча, – вероятно, Белла ещё не уехала. Все машины находились в гараже, когда я приехал.

Я промчался по дому, проверяя комнату за комнатой. С каждой последующей пустой комнатой мой дух падал, пока я не вернулся к тому, с чего начал, держа в руке помолвочное кольцо Беллы.

Утром она была дома. Значит отсутствовала не больше восьми часов. Я ещё мог её перехватить. И помчался в центр охраны доставать записи видеонаблюдения. Видел, как она засобиралась сразу после моего отъезда, и осознание спланированности её действий нанесло мне почти физический удар. Я поставил видео на быструю перемотку, просматривая её действия, переключаясь с комнаты на комнату. Видел, как Белла села в машину к садовнику. Мне едва хватило ума проверить временную отметку, прежде чем я выключил запись.

Она ушла. Имелось так много причин, по которым она могла уйти, но не существовало причин, почему она не могла сказать мне. Мы любили друг друга. По крайней мере, я так думал. И не мог поверить, что Белла доверилась садовнику, а не мне, но доказательство лежало передо мной.

Как такое могло быть? Как она могла так поступить с нами?

Я был так раздосадован и обижен и едва держал себя в руках для звонка Эмметту. Он прибыл сразу же, как я закончил снаряжать «мерседес», чтобы отправиться за Беллой. Я не знал, где она находилась, но Ла Пуш казался хорошим предположением. Если её там не будет, я смогу расспросить семью Джейкоба.

– Ты же не будешь действовать сгоряча, не так ли? – воззвал ко мне Эмметт, выпрыгнув из «джипа». У меня напряглась челюсть, когда я осознал, что «джип» блокирует выезд.
– Её нет всего пару часов. А садовник что-то знает. Я могу найти его.

Я подумал было объехать «джип» по грунту, но «мерседес» не предназначался для подобной езды. Возможно, лучше выбрать вездеход.

Эммет оказался рядом со мной быстрее, чем я ожидал.

– Ты ведь не продумал стратегию, верно?

Я отказался смотреть на него. Конечно, я подумал о последствиях своих поступков, но мне было всё равно. Мне не хотелось быть отделённым от своего сердца, а им была Белла. Она выбрала неправильно, но это не изменило нас. Мы сможем восстановить наши отношения.

– Братан, ты не можешь помчаться за ней, – тихо взмолился Эмметт.
– И ты, – отозвался я, словно капризный младший брат, что было близко. Эмметту уже следовало преследовать Беллу. Ему стоило быть при исполнении.
– Я расстроен уходом Беллы. Поверь мне. Но погоня за ней, как за чёртом, улепётывающим от ладана, лишь усугубит ситуацию.
– Любой кинутый жених погнался бы за своей возлюбленной.
Белла того стоила.
– Но ты наследишь. Если её прикрытие раскроется…
Я ненавидел Эмметта за его правоту.
– Но если её след остынет, – начал я.
– Так она будет в большей безопасности.
– Как я найду её? – Мой голос надломился на последнем слове.
– Она найдёт нас, – с безучастным лицом ответил Эмметт.
– Я не могу принять этого.
– Любые твои попытки найти её привлекут к себе внимание. Принимая во внимание твою связь с «Глазами»¹, ты должен допускать постоянную слежку за собой.

Подавляющий вес реальности поставил меня на колени. Я был беспомощен.



– Не пытайся помешать мне поговорить с ним.

У садовника хватило смелости вернуться на работу. Джина, моя помощница, была святой в эти последние месяцы, перенесла мои послеполуденные встречи, чтобы я мог уйти пораньше. Я не мог поехать в Ла Пуш, чтобы разорвать Джейкоба на части, чтобы не попасть под подозрение, но на своей территории я волен делать что угодно.

– Мы сделаем это мирно, – сказал Эмметт.
– Ты можешь делать как тебе вздумается. Я намереваюсь исколошматить его.
– Ага, отличная идея, братец. Избить своих сотрудников. Это не вызовет ни у кого подозрений.

Я проигнорировал последний комментарий Эмметта. Я мог бы и в одиночку встретиться с Джейкобом лицом к лицу, но боялся, что мог бы убить его. Как сильно мне ни претило это признавать, Эмметт был здесь для обуздывания моего нрава. Я вёз нас к моему дому, так как мы оба намеревались вернуться на работу после этой стычки.

Вместо того чтобы заехать я гараж, я припарковался перед домом. Мне хотелось удостовериться, что мы застанем садовника врасплох, чего не случится, если мы воспользуемся гаражом.

Широким шагом мы прошли к задней части дома и моментально заметили его. Он даже не работал – болтал с Сетом. Тот первым увидел нас и, должно быть, заметил нечто в выражении наших лиц, так как побелел и рванулся к бассейну.

Садовник увидел нас и нахмурился.

– Разве вы не на работе? – спросил он.
Да ему жить надоело. Или, может, он знал, что убить его я не мог. Так или иначе, я едва контролировал свой гнев.
– Думаешь, я плачу тебе за сплетни с Сетом? – прорычал я.
– Слушайте, мне нечего вам сказать. И даже если бы и было, то у меня есть работа.
Ему хватило нахальства отвернуться от меня.
– Твоя работа может подождать, – вымучил из себя я. Он ничего не должен говорить. Так уж и не должен. Он помог моей невесте сбежать и думает, что не должен отвечать передо мной?
Эмметт вмешался, предложив садовнику руку с натянутой улыбкой на лице.
– Эмметт Каллен.
Садовник замешкался на мгновение, а затем пожал предложенную ладонь.
– Джейкоб Блэк.
– Джейкоб Блэк, – начал Эмметт, щелчком вытаскивая свой значок. – Нам с Эдвардом интересна Белла Лоусон, и мы хотели бы пару минут поговорить с тобой.
– Я ничего не знаю, – тут же выпалил Джейкоб.
– Камеры слежения говорят об обратном.

Я бросил на парня злобный взгляд. Джейкоб оборонялся, а я противился порыву схватить его за грудки и встряхнуть, дабы разговорить его.

Глаза Джейкоба слегка расширились, и я задался вопросом, а какими ещё незаконными делишками он промышлял на моей территории. Я сделал мысленную пометку ещё раз просмотреть видеозаписи с камер.

– Она попросила о помощи. – Джейкоб скрестил на груди руки в защитном жесте.
– Ближе к делу, – произнёс Эмметт.
Джейкоб замялся, сомневаясь, стоит ли нам говорить.
– Ты скажешь нам, так что давай упростим для всех задачу, – помедлил Эмметт. – Мы хотим помочь Белле, помнишь?
Садовник оглядел Эмметта с ног до головы, затем переводил взгляд с нас обоих. Я свирепо посмотрел на него в ответ.
– Да, всё верно, она обратилась ко мне за помощью. Ей не много нужно было, в принципе, она всё просчитала. Хотела, чтобы я отвёз на железнодорожный вокзал.
– То есть люди видели вас двоих в машине? – встрял я.
– Дай мне сказать. Никто не видел её. Она свернулась под одеялом на заднем сидении, чтобы никто не увидел, как она уезжает со мной. И, как бы там ни было, я не отвёз её на вокзал. У меня в гараже стояла старая машина, так что я отдал её Белле.
– То есть она может быть где угодно, – добавил Эмметт.
Джейкоб кивнул.
– Какие у машины номера? – спросил я.
Эмметт не обратил на меня внимания, вместо этого заговорив с Джейкобом.
– Ты понимаешь, что если её найдут, а по номерному знаку выследят тебя…
– Знаю. Но иногда нужно поступать правильно. А ей требовалась машина.
– Правильно? – вырвалось у меня, хотя я не заботился о том, слышали ли меня. – Правильно было бы сказать ей обратиться за помощью к людям, которые могли бы дать ей больше, чем машину, которую можно выследить. Правильно было не отсылать её в драндулете.
Джейкоб прорычал:
– Должно быть, ты не выносишь того, что за помощью она обратилась ко мне, а не к тебе.
Я кинулся на него, но железная хватка Эмметта удержала меня на месте.
– Джейкоб, думаю, будет хорошо, если на следующую неделю ты возьмёшь выходной, – сказал Эмметт.
– А ещё лучше будет, если ты никогда не вернёшься, – добавил я.
Эмметт отрицательно покачал головой.
– Никаких изменений, которые сейчас могут привлечь к Джейкобу внимание. Он уязвим, так как у Беллы его машина.

Я разочарованно долбанул головой о стенку сарая. Я когда-нибудь смогу уволить этого парня?

Эмметт получил номера машины от Джейкоба, но к тому моменту я едва ли обращал внимание на происходящее. Необходимо было, чтобы Джейкоб ушёл. Все ушли. Сегодня я не планировал возвращаться к работе. Не смог бы. Я мог бы вызвать водителя для Эмметта.

Белла находилась в недосягаемости. Знание номеров её машины не поможет мне, пока её не подметит полицейский участок или та же полиция не выпишет штраф. Наши имена были из фальшивых документов, но мы не могли начать официальные поиски, дабы не вызвать подозрений. Даже звонок частному детективу мог иметь негативные последствия. Кому мы можем доверять? Как далеко Вольтури забросили свои сети? Было ли правильным послать подозрения ко всем чертям и попробовать отыскать Беллу? Или же последовать более благоразумному пути и предположить, что Белла достаточно умна, чтобы не попасться Вольтури и прийти к нам? Сердцем я хотел пойти по первому пути, но голова верила, что последний вариант сбережёт Беллу.

Оставалось только надеяться, что она возьмёт инициативу в свои руки и свяжется с нами.



Эмметт

Белла считала, что лучше меня сможет себя защитить. Даже неделю спустя я чувствовал себя уязвлённым.

Я позвонил окружному прокурору Северной Каролины уведомить его, что наша свидетельница ушла в самоволку. Разговор вышел неприятным, но мы сошлись на том, что беспочвенно предполагать, будто Белла не попытается появиться на суде в феврале. Если она не явится, то, по меньшей мере, у нас имелась запись её свидетельских показаний под присягой. Маловероятно, что это покорит судей, но всё же это лучше, чем ничего.

Эдвард тоже плохо переносил отсутствие Беллы. Отсиживался дома, покидал который только на работу и на собрания «Глаз». Он не отвечал ни на чьи звонки, в том числе и мои. А с огромными кругами под глазами Эдвард напоминал енота не от мира сего. Единственное, что удерживало брата в полуадекватном состоянии, – мысль, что Белла могла обратиться к нему за помощью. Ради блага всех нас, я надеялся, что вскоре это случится.

Ситуацию можно было разложить по следующим показателям:
– Белла, напуганная и одинокая, гуляла где-то сама по себе.
– Эдварду разбили сердце, а сам он находился на грани сумасшествия.
– Либби и Эмма спрашивали о тёте Белле.
– Мама хотела знать подробности о Белле, так как та не отвечала ни на чьи звонки.
– Розали, ну, мне пришлось избегать собственную жену, чтобы не врать ей.

А поскольку моя жена само очарование, то и прошла она в комнату, стоило мне только подумать о ней. Розали подошла прямо ко мне, опёршись ладонями о стол.

– Почему Белла уехала? – поинтересовалась она. Тихо и чересчур ласково. Так она заманивала людей, чтобы затем выдрать им глотку.
– Белла уехала? – Вопросом на вопрос ответил я, пытаясь лучше прощупать почву и понять, как много она знала и как мало я мог ей сказать.
– Её мобильный не отвечает, а когда я звонила ей домой, то Эдвард сказал, что она не может подойти к телефону.
– Кажется, ты знаешь больше моего, милая.
– Когда я впустила в дом Джейсона Дженкса с той картиной, то Белла побледнела. Почему? – Розали пыталась заставить меня посмотреть ей в глаза, но я не мог.
– Рыба в океане, и то, меньше вашего выпила. Не все так же хорошо переносят ликёр, как ты.
Дерьмо. Мне стоило ответить ей очередным вопросом. Неважно, в отличие от вопроса, любые показания могли быть обращены против меня.
– Ты сказал, что Эдвард обзавёлся врагами. Поэтому Белла оставила его? Её жизни что-то угрожает? Поэтому она звонила тебе насчёт той картины?
– А почему тебя это так беспокоит? – На. Выкуси, детка. Ещё один вопрос. Годы брака кое-чему научили меня.
– Разве не могу я волноваться о счастье моего деверя?
– Тебе ведь Эдвард даже не нравится, – подметил я.
– Он член нашей семьи.
– То есть дело только в твоём беспокойстве об Эдварде?
– Нет, глупыш. Я волнуюсь о Белле. Зачем ей уезжать? За ней охотятся, чтобы выйти на Эдварда? Она любит его. Я знаю её. Она не стала бы неспроста уезжать.

Моя Роуз была умнее среднестатистического медведя. Разве это не одна из причин, почему я женился на ней? Прикрыв глаза ладонью, я сделал глубокий вдох. Посмотрел сквозь пальцы на жену. Она сидела с самодовольным видом, скрестив руки на груди. И знала, что загнала меня в угол и что я сломаюсь. Не тут-то было. Роуз никак не могла знать, что Белла была свидетельницей. Опасность слишком высока. Мне нужно верно подгадать время…

Отняв руку от лица, я затем взял Роуз за руку. Сделав глубокий вдох, я сказал:
– Детка, Белла вернулась к бывшему.

Ещё никогда я так убедительно не лгал. Она поверила мне. Я видел это в её глазах.

Ещё никогда в жизни я не чувствовал себя собачьим дерьмом на подошве ботинка. Будь у меня M4A1², куча боеприпасов и Вольтури всем составом в одной комнате, то я, не колеблясь, разнёс бы это человеческое отребье на кусочки за то, что вынуждали меня лгать моей жене.

Нижняя губа Роуз задрожала.

– Зачем? Зачем ей делать это?
– Не знаю. Но, может, ты могла быть чуточку тактичнее в отношении Эдварда? Всё-таки он немного сломлен уходом Беллы.
– Они так идеально подходили друг к другу, – всплакнула Роуз.
– Знаю.



Эдвард

Мало того, что Белла ушла. Хуже было то, что мне приходилось выносить ежедневные телефонные звонки от Элис и моей матери, обе беспокоились о моём здравии, так как теперь, по милости Эмметта и Розали, они верили, что Белла ушла к поколачивавшему её бывшему.

Элис предложила вмешаться, пока я не сказал ей, что не имел представления о местонахождении Беллы.

Мама же проинформировала меня, что ты не можешь помочь тем, пока они сами не будут готовы себе помочь. Грустно, что в том и заключалась моя проблема. Белла помогала себе и делала это без меня. Мы могли бы вместе уехать. Я всё бы устроил. Почему она не могла сказать мне об этом перед своим исчезновением? Хуже ещё и то, что она взяла всего лишь двадцать тысяч долларов.

Мне никогда не удавалось забыться крепким сном, но отсутствие Беллы растянулось на дни, затем на недели, а мой сон почти сошёл на нет. Ночи я проводил за своим пианино в музыкальной комнате. Я больше не писал ничего нового: мой разум омертвел для сочинительства. Вместо этого я проигрывал выученные в детстве произведения, потому что именно они оживали под моими пальцами, не тревожа мою совесть.

Неважно, как долго или как громко я играл – это не заглушало голос садовника в моей голове, напоминавшего мне, что Белла обратилась за помощью к нему, а не ко мне.

Тихая, мелодичная музыка не блокировала воспоминания о нас с Беллой и обо всём том, что могло бы произойти. Я часами горевал об её уходе, но порой и злился на неё.

Как она могла так поступить со мной? С нами? Белла говорила, что любит меня, но, может, меня любила даже не существовавшая Белла Лоусон? Или та, кем бы она ни была? Я даже не знал её настоящего имени. Для меня она была Беллой. А кем она была для себя? Являлась ли вся её жизнь со мной ложью?

Дни сменялись неделями, и не успел я оглянуться, как уже надвигалось Рождество. Семья продолжала мне названивать, а я – отгораживаться от них. Единственное семейное событие, которое я посетил после ухода Беллы, было день рождение Либби, ставшее настоящей катастрофой. «Каллен фаундейшн» страдала из-за моего отказа путешествовать. Я не мог не находиться вне зоны действия сети, на случай, если понадоблюсь Белле. Отец, находившийся на пенсии, вызвался съездить по некоторым делам. Я чувствовал себя виноватым, но не настолько, чтобы предпринять какие-либо действия.

От Беллы не было вестей, и я перестал их ждать. На данном этапе мне оставалось только молиться, чтобы она была жива. Я утешал себя мыслью, что отсутствие вестей – благой знак, однако учитывая, что она залегла на дно, сомневался в достоверности этого выражения. Электронным образом я прочёсывал газеты большинства крупных городов, удостоверяясь, что её вымышленное имя нигде не всплывёт.

Я страшно скучал по ней.

Ничто уже не было прежним.

Всё, что ранее приносило мне радость: хороший стаканчик Пти шираза³, ужин в «У Хулио», моя музыка – бессодержательные развлечения прекратили меня интересовать.

Я притворялся, что всё в норме, ради фарса в «Глазах», однако это не принесло никакой существенной информации. Я подпитывал крупицу надежды, что вскоре меня примут в близкий круг, и, таким образом, я получу доступ к нашим врагам. На данный момент собрания были не источниками информации, а скорее вечеринками, которые не доставляли мне удовольствия. Хуже всего была Виктория. Она пребывала под ошибочным предположением, что залечить мои сердечные раны от потери моей невесты помогут наши с ней совместные шалости. Меня никогда не привлекали рыжие или гулящие женщины, но Викторию тяжело было избежать во время собраний. Термин «собрания» был расплывчатым: очень мало времени уделялось беседам, так как большая его часть посвящалась распутству.

Я повесил картину, купленную для Беллы, в спальню. Нашу спальню. Она не помогала мне заснуть, но мне нравилось представлять нас вдвоём на острове, под солнцем, в никогда не существовавшей реальности. Когда я присмотрелся к картине, то понял, что на ней отсутствовала подпись художника. Я заказал эту картину, так что она должна иметь подпись. Если не на самом полотне, так на его обратной стороне; но там не было никакого намёка на личность художника. В прошлом я бы разошёлся и тут же связался с художником. Я изрядно потратился на её приобретение – всё должно быть сделано как положено. Но я больше не был тем человеком. И не хотел напрягаться. Белла ушла. Логично, что и заказанная мной картина, оказалась бракованной.

Декабрь – месяц, насыщенный благотворительными мероприятиями, и сегодня я был обязан посетить благотворительный вечер с Элис. Мне не хотелось идти, но Джаспера не было в городе, а Элис ненавидела посещать подобные торжества без сопровождения. Так она и сказала, но я не припоминал, чтобы она хоть раз в жизни скромничала. Я посчитал маловероятным, что Элис ожидала моего присутствия там по некой причине, больше связанной со мной, чем с ней.

Лирика какая-то. Она моя сестра, если мои страдания от присутствия на этом вечере осчастливят её, то я это вытерплю. Семья поддерживала друг друга.

Элис встретила меня у двери, и я не мог не улыбнуться, несмотря на своё отвратительное настроение. Сестра блистала в изумрудно-зелёном платье, подчёркивающем искру в её глазах и сияющую кожу. Я поцеловал её в щёку и помог выйти из машины.

– Выглядишь красавицей, дорогая сестрёнка.
– Да и ты и сам довольно бойкий.

На том наш разговор и закончился. Мы не смогли бы говорить и дальше, не скатившись до спора, поскольку Элис не простила бы мне, что я разуверился в Белле. Сестра верила, что я позволил Белле вернуться в насильственную среду, не поборовшись за возлюбленную, а я не мог освободить Элис из этой иллюзии, не сказав того, что могло быть подвергнуть её опасности. Мы зашли в тупик.

Вечер проводился в каком-то отеле, и пусть подобные торжества не были для меня чем-то примечательным, я заметил, что стоял в той же бальной зале, в которой однажды уже стоял с Беллой. То было в раннюю пору наших отношений – даже до их начала. Я пригласил Беллу на танец, а она ответила мне, что не танцует.

Несколько раз я потанцевал с Элис и некоторыми нашими крупными спонсорами.

Когда Таня похлопала меня по плечу, я улыбнулся ей, но не по-настоящему.

– Танец, как в старые добрые времена? – попросила она.
– Не сегодня. Я не в настроении.

Я улыбнулся ей, показывая, что это не было чем-то личным. Мы с Таней много вложили в поддержание прагматичного знакомства, но я не мог танцевать с ней здесь, помня обиженное лицо Беллы, когда танцевал с Таней несколько месяцев назад.

– Очень жаль, – ответила она, отходя.

Ужин протекал медленно, и для меня стало облегчением сесть и сконцентрироваться на еде вместо того, чтобы делать уместное лицо для неформального общения. Большую часть времени я не сводил взгляда со своей тарелки, поскольку нам посчастливилось сидеть напротив Джессики Стенли и её спутником на этот вечер.

Джессика встречалась с кем-то другим, её отношения с Лораном расстроились, предположительно потому, что она хотела кольцо на палец, которое тот никогда бы ей не предложил. Весь ужин она пыталась рисоваться передо мной своим новым франтом – как будто меня волновало, с кем она спала.

Мне успешно удавалось игнорировать её десерта, когда она довольно громко выдала:
– Итак, Эдвард, что же там случилось с твоей фиктивной невестушкой?
Я замер.
Элис вклинилась в разговор:
– Белла самая настоящая из всех, кого я знаю. И чья бы корова мычала: у тебя даже нос и тот ненастоящий.
Дальше всё происходило как в замедленной съёмке из фильма ужасов.
– Не у всех нас идеальные гены, – огрызнулась Джессика, затем переведя взгляд прямо на меня. – Почему бы тебе не рассказать всем за этим столом о своей фиктивной помолвке? Знаешь, Лоран всё мне рассказал.

Она знала.

Один только Господь знал, сколько знала эта девица или сколько из сказанного ею было правдой, но мне нужно было её заткнуть. Не успел я спохватиться, как уже тащил Джессику в угол.

– Если ты хотел уединиться со мной, Эдди, то тебе только и нужно было что обмолвиться словечком, – проурчала она.
– Не знаю, что ты знаешь или думаешь, будто знаешь, но тебе нужно замолчать прямо сейчас.
– А в чём дело, Эдди? Щекотливая тема? Вот это да, кто бы мог подумать, что у тебя, как и у нас, есть чувства?
Я поморщился.
– Джессика, прости, что я обидел тебя. У меня явно не было таких намерений.
– Ты вышвырнул меня сразу после самой лучшей ночи в моей жизни. Ты даже не подумал, что это могло ранить меня? – Её голос неуклонно повышался, и несколько человек крутили головами посмотреть, о чём же мы говорили.
– Я только и могу, что попросить прощения. Между нами не клеилось, но я не думал, что будет правильно вводить тебя в заблуждение.
– Ты извиняешься передо мной только затем, чтобы я не рассказала никому о вашем уговоре с Беллой. Или мне следует сказать Мари?

Я сглотнул и закрыл глаза. Мне необходимо сохранять спокойствие. Вероятно, Джессика, не представляла, скольких людей она могла подвергнуть опасности, разболтав всё на этом вечере, полным людей, неким образом связанных с Вольтури.

– Джесс, не знаю, что конкретно ты думаешь, будто знаешь, но эта тема не для разговора здесь. Если ты ценишь свою жизнь, то больше ничего не скажешь о Белле.
– О Боже. Ты угрожаешь мне? Ты угрожаешь мне!

Я засмеялся. Не удержался. Я так долго не смеялся, что едва не зашёлся в истерике. Остановившись и опомнившись, я встретился с разозлённым взглядом Джессики.

– Прости. Это не смешно. И я не угрожаю тебе. Лишь прошу тебя подумать о том, что может произойти, если ты намекнёшь, будто знаешь что-то о человеке в бегах.
Джессика побелела. В конце концов, не тупа как пробка. Её губы сложились в букву «о», и на мгновение она проглотила язык.
– Ты типа о том, что она, ну, опасна? Я думала, она была твоим прикрытием.
Я моргнул. Быстро.
– Прошу прощения?
– То есть ты не гей?
– Нет.
– Я давала тебе всё, о чём мужчина только мог желать, и ты отослал меня домой, а затем сошёлся с ней. Да она даже не красавица! Что ты мне прикажешь думать? И когда я подслушала, как Лоран сказал, что она даже не твоя невеста, то всё встало на свои места.

Я быстро вознёс хвалу Небесам, что мне хватило благоразумия разойтись путями с Джессикой Стенли в самом зачатке наших отношений. Сумасшедшая девица. И, вероятно, угробит себя, если она не научится держать рот на замке.

– Слушай, – понизил я голос, – знаю, не имею права просить тебя об одолжении, но всё же: прошу, прекрати говорить о Белле. Будет лучше для меня и безопаснее для тебя, если ты забудешь что бы там ни сказал Лоран. Это не шутки.

Мне пришлось повторить несколько раз, а моё терпение было на исходе, но мы пришли к пониманию. Я смотрел, как она возвращается за наш столик, и сделал глубокий вдох. Я знал, что приход на этот вечер был ошибкой, но оказалось важным узнать, что Лоран знал тайну Беллы.

Меня вырвали из задумчивости, стукнув по плечу.

Элис.

– Как долго ты стояла там?
Губы сестры сложились в тонкую линию.
– Достаточно, чтобы у нас состоялся серьёзный разговор.

---

А вот и обратная сторона медали - теперь уже для Эдварда и всех членов его семьи. Не знаю, наверное, период такой, но что-то во всех переводах на данный момент сплошные расставания да грусть. Надеюсь, вы поддержите наших героев тут и на форуме.