Глава 9

Я слышал потрескивание. Звук хрипов Беллы, казалось, многократно отражался в моей голове, пока я пытался открыть глаза. Ее дыхание стало гораздо хуже. Нужно помочь. Мне нельзя ее потерять... Ахнув, я сел, моргая в окружающем мраке. Сердце колотилось, пока я несколько секунд изо всех сил пытался полностью проснуться.

Внутри палатки оказалось очень темно. Когда я пошел спать, слабого отсвета костра, просачивающегося через затянутое сеткой окно, хватало, чтобы обеспечить небольшое освещение. Теперь же я ничего не видел: дрова, должно быть, прогорели. Ночной воздух был холодным, и меня охватила небольшая дрожь. Сейчас я тревожился сильнее, когда остатки сна развеялись, а чувства обострились.

И хотя все еще ничего не было видно, но слышалось дыхание Беллы: немного хриплое, но не затрудненное, как показалось моему сонному сознанию. Передвинул руку, чтобы притронуться к девушке. Она по-прежнему лежала на боку, отвернувшись от меня. Пальцы легонько коснулись плеча, а затем ее лица, я осторожно положил ладонь на щеку. Кожа была теплой, а волосы на виске влажными. У нее определенно жар.

Проверил время: начало четвертого. До рассвета еще несколько часов. Если Карлайл добрался до лесничества перед наступлением темноты, спасательная партия отправится с первыми лучами солнца. Если нет – несомненно, отыщет его сегодня, и помощь прибудет во второй половине дня. На других возможностях я старался не зацикливаться.

В тусклом свете циферблата разглядел лицо Беллы, на котором, несмотря на сон, проявлялось напряженное и болезненное выражение. Заметил небольшую дрожь: повышение температуры вызывало озноб. Мне необходимо снова разжечь костер, чтобы согреться у пламени, прижаться к ней и обеспечить комфорт.

Я вылез из палатки, подсвечивая часами. Костер почти полностью прогорел, осталось лишь несколько светящихся угольков, но мне необходимо добавить больше дров. Доковыляв к оставленной Карлайлом куче, удивился, обнаружив лишь несколько небольших веток. Взглянул на небо. Растущая луна представляла собой тоненький серпик, не дающий какого-либо света. Вглядываясь в полумрак, я разглядел только несколько разбросанных хворостин. Должно быть, через лагерь прошло какое-то животное. По спине пополз холодок, когда я вспомнил виденного накануне утром медведя. Постоял неподвижно несколько долгих секунд, пытаясь разобрать сопение или движение, но ничего не услышал.

И, тем не менее, настоятельная необходимость вынуждала взяться за разведение костра. Захромал в сторону ближайших кусков дерева, поднял два и закинул их в угли. И все же мне требовалось больше щепок, чтобы загорелись толстые голые поленья. Я осторожно пробрался к ближайшему кустарнику в поисках сухих листьев, оборвал несколько крупных веток, а затем, вернувшись к костру, толкнул их в угли, ожидая, пока воспламенятся. Пламя лизнуло сучья, но быстро потухло, когда сгорели листья. Требовалась дополнительная растопка.

Я встал и вернулся к кустарнику, поискал еще сухих листьев, но не нашел. Позади меня затрещал огонь, и я оглянулся, надеясь увидеть возрождение пламени, но остались лишь скудные отсветы от углей. Подавив вздох, взял найденную мне Карлайлом «трость» и направился к группе небольших деревьев, которые, как я помнил, росли метрах в двадцати возле склона оврага. Я заметил, что, по крайней мере, одно было мертвым, и решил, что найду там что-нибудь, чем можно заменить трут.

Добрался до деревьев, разочарованный тем, настолько медленными стали мои движения. Используя подсветку на часах, выбрал несколько очень сухих веток и начал их обламывать. Треск оказался настолько резким в тихую ночь, что я невольно вздрогнул от шума. Он отразился от скалистых стен, и мне пришлось напомнить себе, что треск и шорохи – лишь отголоски собственных действий. Несмотря на это, чем скорее снова запылает огонь, тем лучше.

Отломав последние сучья, я услышал негромкий крик. Замер и прислушался, пытаясь определить звук: лёгкий шелест, похожий на шорох листьев на ветру, но прохладная ночь была безветренной. В позвоночнике появилось ощущение покалывания, и я обернулся.

Снова раздался приглушенный крик. Мои глаза оглядывали лагерь, испускаемое углями слабое свечение. Я легко различил очертания палатки, а рядом с ним какую-то фигуру... ссутулившуюся Беллу. Она, должно быть, проснулась и испугалась, обнаружив мое отсутствие, но ей не следует оставаться на холоде.

– Белла! – позвал я. – Я здесь.

– Эдвард! – она, казалось, задыхалась, а затем послышался резкий удар.

Я заковылял обратно к палатке, наблюдая, как поднимается девушка. На мгновение растерялся: она была миниатюрной женщиной, в лучшем случае чуть выше ста шестидесяти сантиметров, и все же казалась равной мне по росту, ее голова выступала за верхнюю часть палатки.

– Эдвард! – снова позвала она хриплым голосом.

Я услышал рычание, звук сильных шлепков и вдруг понял: в тусклом свете видел вовсе не контуры тела Беллы. Внезапно посветлело, поскольку пламя добралось до одного из поленьев. Вспышка была краткой, но этого хватило, чтобы увидеть человека, удаляющегося от палатки и тянущего за руку девушку, которая боролась, извивалась и била того свободной рукой, но удары не приносили результата, ведь ей было больно, она ранена и слаба.

– Белла! – закричал я. – Отойди от нее! Оставь ее в покое!

– Джеймс, пожалуйста, не… – взмолилась Белла, но была прервана пощечиной ублюдка.

Я ясно услышал его жестокий смех и побежал, думая лишь о том, как избавить от него девушку. Через несколько секунд колено отказало, и внезапно я растянулся на земле. К счастью, мне удалось удержать трость, и, используя палку, тяжело подняться, пытаясь сохранить равновесие.

– Нет... – застонала Белла. Она продолжала бороться, замедляя действия своего обидчика, но, не сдерживая его. Он выругался и пнул ее, удар пришелся на правый бок.

Снова вспыхнул костер, и я четко разглядел лицо чужака. На нем было выражение ожесточенного собственничества и необузданной ярости. Я заторопился изо всех сил, в ужасе наблюдая, как обмякает Белла. Он наклонился, чтобы поднять ее, казалось бы, наполненный решимостью унести из лагеря, и, должно быть, понимая, что я ранен и не смогу успешно преследовать его пешком. Но, черт побери, я попытаюсь.

До них с Беллой оставалось около десяти метров. Он поднял ее на руки, повернулся и направился к ручью. Остановившись на несколько драгоценных секунд, я наклонился и зашарил по земле в поисках камня, сжал прохладный булыжник, выпрямился и швырнул его в спину Джеймса.

Попал точно между лопатками. Тот остановился, повернулся, взглянул на меня и прорычал:

– Она моя.

Я с трудом сделал несколько шагов, дождался его грубого хохота, когда он наблюдал за моими вызывающими боль движениями, а затем, прибавив скорости, кинулся вперед. Он снова начал отворачиваться, но Белла вскинула колено, ударив обидчика в подбородок.

Тот запнулся. Она вцепилась ногтями в его лицо, попав в левый глаз. Выматерившись, он уронил девушку, которая рухнула на твердую землю.

– Сука! – прохрипел он, снова пнув ее в бок.

Умоляя колено выдержать нагрузку, я рванулся вперед: до мужчины оставалось всего лишь несколько метров. Кинул взгляд на Беллу: та лежала неподвижно. Джеймс, все еще ругаясь, снова занес для удара ногу. Я же думал лишь о защите девушки: не чувствуя ничего, кроме первобытной ярости к монстру, сделал последние несколько шагов, вскинул крепкую палку и со всей силы стукнул того по голове. Удар пришелся точно в висок, и мужчина с хрипом повалился на землю.

Опустившись на колени, я протянул руку к запястью Беллы, чтобы прощупать пульс: нитевидный, но она жива. В ушах гремело биение собственного сердца, и мне потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что ее дыхание стало отрывистым, глаза открыты и смотрели на меня, а губы беззвучно шевелились.

Ее пальцы вцепились в мой рукав, и в это мгновение я почувствовал удар по спине. Неожиданно рука Джеймса сдавила мою шею, я хватанул ртом воздух и двинул локтем назад, нанося удар в его грудную клетку. Хватка немного ослабла, и я вывернулся. Заметив, как он тянется к Белле, я своим телом перекрыл тому доступ. Удар его кулака пришелся мне по щеке и лбу. Потекла кровь, и я торопливо вытер глаза.

Ударив меня, Джеймс схватил Беллу за руку. Я откатился в сторону, мой инстинкт защищать ее лишь вырос. Схватил мерзавца за воротник, дернул назад. На меня посыпались удары его кулаков: они ощущались на плече, ребрах, шее. Не отпуская хватки, мне удалось с силой оттолкнуть его. Тот упал у костра. Послышался глухой стук и краткий вскрик. Я проморгался и снова огляделся. Когда зрение прояснилось, заметил, что чужак лежит без движения, потеряв сознание, и понял, что, он, должно быть, ударился головой об один из булыжников, окружающих кострище. Тем не менее, мне все еще необходимо связать его – по крайней мере, руки и ноги.

Частые и прерывистые вздохи Беллы быстро привлекли мое внимание: дыхание стало затрудненным, а выражение лица говорило о сильной боли.

– Белла, – сказал я, подползая к ней.

– Болит, – хрипло прошептала та.

– Где? – Какой ущерб нанесло жестокое обращение Джеймса?

– Больно... дышать, – уточнила она, слабо кашлянув.

Подавляя чувство паники, я оглянулся на Джеймса. Тот оставался неподвижным. Требовалось послушать легкие Беллы, но возобладал инстинкт защититься от мерзавца. Меня беспокоило, что он очнется и станет и дальше представлять угрозу для Беллы.

– Необходимо обезопасить тебя, – глухо выдавил я, извиняясь.

Карлайл оставил у палатки моток альпинистской веревки. Я нашел ее, а затем как можно быстрее связал руки Джеймса за спиной, обмотал лодыжки и соединил два конца веревки. Теперь, меньше беспокоясь о нем, я посвятил все внимание девушке.

Снова проверил ее пульс. Он был быстрым, а дыхание оставалось неровным. Лицо оказалось испачканным кровью от рваной раны на губе, но другого кровотечения нигде не наблюдалось. Быстро, но, по возможности, осторожно провел рукой по ее ребрам. Она слабо вскрикнула и вздрогнула, когда я коснулся правого верхнего квадранта.

– Прости, – пробормотал я. Мне очень не хотелось оставлять ее даже на мгновение, но требовалось проверить дыхание. – Я сейчас, – заверил я, нырнул в палатку, схватил стетоскоп, фонарик, а затем вернулся к ней.

Как только я включил фонарь, ее глаза расширились, взгляд сместился за меня.

– Джеймс, – с трудом произнесла она: тихо, но торопливо.

Повернувшись, чтобы посмотреть на него, я посветил фонариком. Мужчина, должно быть, пришел в себя и начал изо всех сил дергать веревку и извиваться, пытаясь освободиться. Он перекатился, и его рука попала на угли, которые быстро воспламенили ткань куртки. Пламя закрыло туловище и лизнуло ноги. Он сдавленно закричал, а затем с рыданиями взмолился о помощи.

– О боже, – пробормотал я. Несмотря на испытываемое отвращение к этой мерзкой твари, причинившей боль Белле, оставлять его погибать вот так – шло в разрез со всем, чему я учился, и моими моральными устоями. В сознании промелькнули изображения пострадавших от ожогов. Джеймс столкнется с чрезвычайно болезненным будущим.

Я снова посмотрел на Беллу, выражение моего лица явно передавало противоречивые чувства. Она едва заметно кивнула, не желая смотреть, как он умирает. В тот момент, увидев всю глубину ее характера, меня захлестнули эмоции. Я коротко сжал ее ладонь, а затем толчком поднялся.

Колено отказало, когда я прошел всего лишь несколько шагов к огню. Я споткнулся, но руками предотвратил падение. Сустав пульсировал, и вся нога чувствовалась никуда не годной: я не мог стоять, не говоря уже о ходьбе. С трудом ползя к костру, наблюдал, как пламя целиком поглотило Джеймса. Оставалось всего несколько метров, но я упорно двигался. К тому времени, когда добрался, стало понятно, что тому уже ничем нельзя помочь: крики стихли, тело лежало неподвижно.

Я зажмурился от дыма, глаза защипало от слез, а затем повернулся к Белле, покачал головой, давая понять, что не успел. Я видел ее нечетко, но она казалась очень неподвижной.

– Белла? – позвал я.

Та не ответила. Я поднялся, умоляя тело стоять, и заковылял к ней. В свете фонаря вокруг ее рта обнаружился голубоватый оттенок: она становилась синюшной, прикрыла глаза и изо всех сил старалась вдохнуть достаточное количество кислорода.

Едва прижав стетоскоп к ее легким, я понял, что подтвердились мои худшие опасения: не слышно звука дыхания справа, а еще увеличилась частота ударов сердца. У нее закрытый напряженный пневмоторакс. (прим. перев.: скопление воздуха в плевральной полости вследствие нарушения целостности легкого, через разрыв которого воздух, входящий в грудную полость, сжимает легкое от небольшого поджатия до тотального спадения с полным выключением его из дыхания, причем иногда воздух нагнетается все больше и больше с каждым вдохом. Без лечения может привести к летальному исходу.)

– Эд... вард? – спросила она слабым нерешительным голосом. – Что... там?

Я на мгновение закрыл глаза, отчаянно желая, чтобы, когда они открылись, это все оказалось сном. Вид ее бледного испуганного лица вернул меня к реальности. Я взял ее маленькую прохладную ладошку.

– У тебя спалось легкое, – сказал я, стараясь не допустить в голос панику. – Вот почему так трудно дышать.

– Поможешь... мне? – прошептала она. Ее страх был почти осязаемым.

– Да, – пообещал я. Мысли неслись вскачь, проверяя процедуры и отчаянно пытаясь вспомнить все детали, которые я читал и наблюдал при изучении лечения пневмоторакса.

Непосредственной задачей являлось удаление воздуха из плевральной полости. Требовалась игла для ее дренирования. Ранее не приходилось делать эту процедуру, но я наблюдал, как врачи скорой помощи, в том числе и Карлайл, несколько раз выполняли ее, однако это плохая замена реальному опыту.

Кожа Беллы стала пепельной, и углубился синеватый оттенок вокруг губ. Мне нужно действовать немедленно. Отчаянно надеясь, что наши скудные медицинские принадлежности содержат все необходимое, я заполз обратно в палатку. Внутри находился второй фонарь, включив который, я принялся перебирать аварийный комплект. Оставался один шприц с иглой восемнадцатого размера: я вспомнил, что Карлайл использовал два других для орошения рваной раны на ноге Беллы. Я был уверен, что подойдет любой, больше четырнадцатого. Взял маленький бутылёк с раствором йода, марлевые тампоны и хирургический пластырь.

Колено пульсировало, когда выбирался обратно наружу, но я игнорировал боль, осознавая, что не мог стоять, но это не имело значения. Сейчас мне требовалось лишь оказаться рядом с Беллой.

Прижал кончики пальцев к ее сонной артерии. У нее началась тахикардия (прим. перев.: увеличение частоты сердечных сокращений от девяноста ударов в минуту.), и я заметил смещение трахеи. Мне нужно действовать быстро. Я установил второй фонарь, чтобы обеспечить столько света, сколько возможно, снял упаковку шприца, руки так дрожали, что я замешкался. У меня была лишь одна игла, только единственный шанс выполнить процедуру. Скорость важна, но я не мог действовать необдуманно. Пытаясь успокоить пальцы, снял со шприца защитный колпачок.

Глаза Беллы были полуприкрыты. Легко коснувшись ее щеки, сказал: – Я собираюсь отодвинуть рубашку, ты почувствуешь на коже холод. Попытайся не шевелиться... – медленно вдохнул, чтобы убрать дрожь из голоса. – С тобой все будет в порядке, Белла.

Я надеялся, что это не пустое обещание. Мне отчаянно хотелось, чтобы здесь находился Карлайл. Его компетентные, уверенные руки отлично выполнили бы процедуру: без колебаний или тревоги. Мои же все еще дрожали. Я велел им прекратить, сосредоточив внимание на одном действии за раз.

Расстегнул рубашку Беллы, отодвинул ткань в сторону, обнажая правую сторону груди. Глубокие синяки формировались на ее боку, и я был уверен, что, по крайней мере, одно ребро сломано. Очень осторожно провел пальцами, находя второе межреберье. После визуального определения средне-ключичной линии обработал поверхность раствором йода, взял шприц, располагая его перпендикулярно груди, чуть выше третьего ребра. Мне необходимо держать руку в стабильном положении. Если угол введения окажется неправильным, можно попасть в важный кровеносный сосуд или даже в сердце.

Я сосредоточился, представляя голос Карлайла, проговаривающий каждый этап процедуры. А все ли я сделал правильно? А если что-нибудь забыл? Мой обзор заволокло дымом от костра. Я моргнул, от слез защипало глаза, подождал, пока зрение снова не прояснилось. Еще раз проверил угол шприца, а затем взглянул в лицо Беллы: рот приоткрыт, губы посинели, она задыхалась.

– Боже, помоги мне, – пробормотал я, нажимая на поршень.

Я наклонился, отчаянно пытаясь услышать движение воздуха, выходящего из иглы. Это знак того, что процедура прошла успешно. Громко трещал огонь, яростно щелкая. Голос Карлайла, столь ярко представляемый мною, по-прежнему раздавался в голове. Я пытался сузить свое восприятие, вынуждая отодвинуться реальные и воображаемые звуки.

Свиста не было. Я знал, что существовала вероятность, что лечение не сработает. Даже когда все выполнено правильно, некоторым пациентам требуется второе дренирование плевральной полости. Но у меня была только одна игла и единственный шанс. Я потерпел неудачу с Беллой.

---

Огромное спасибо за проверку и редактирование главы amberit

Поделиться своими впечатлениями вы можете на ФОРУМЕ.