2024-4-27

16

0

0

Шон не растёт,
он остаётся прежним…
Его руки и ноги – переваренные спагетти,
к которым добавлены косточки мёртвых птиц…
В его глазах пустота –
Как туман над снегом

Terry Trueman “Stuck In Neutral”

Время посещений давно уже истекло, гости ушли, и напряжение начало спадать. Поскольку больше не нужно было притворяться рядом с родителями, все собрались в комнате отдыха, предназначенной для развлечений, и наслаждались общением со своими странными друзьями или толпились возле установки для караоке. Перед тем, как уйти, Элизабет заставила меня пообещать, что я «позабочусь о её сыне» и «сделаю его счастливым». Разумеется, Эдвард продолжал донимать её расспросами, но она оставалась непроницаемо спокойной. Перед уходом она легко коснулась губами его щеки и объявила, что вернётся в следующую среду.

Элис сумела успокоиться после своей вспышки, но не сделала ни малейшей попытки пообщаться со своими отчаявшимися родителями. В конце концов её мать навзрыд заплакала и Карлайлу пришлось проводить чету Брэндонов к выходу. Элис осталась с Джаспером и его семьёй, и, хотя его родители, похоже, не вполне одобряли поведение Элис по отношению к её отцу и матери, но, тем не менее, сами неизменно проявляли к ней любовь и доброжелательность. Эммет устроил матч по армреслингу со своим крепким на вид отцом и постоянно перешучивался со всеми, кто был в кафетерии. Несмотря на адвокатские манеры и строгую осанку, его отец тоже смеялся и шутил больше, чем кто-либо другой из посетителей. Не приходилось сомневаться, от кого Эммет унаследовал свой характер.

Розали в кафетерий больше не возвращалась.

Это беспокоило меня, но я подумала, что уйти во время посещения, чтобы попытаться её найти, было бы проявлением неуважения. Однако сейчас я искала её, безуспешно спрашивая у всех встречных, не видели ли они эту белокурую красотку. Её родители так и не появились – в полном соответствии со вчерашними словами Эдварда.

Розали чем-то напоминала ребёнка. Ребёнка, который просто не может не любить своих родителей, которому больше всего на свете хочется получить их одобрение. Она готова была искалечить себя, причинить вред своему телу, прыгнуть в огонь… Всё что угодно, лишь бы её приняли двое людей, давших ей жизнь. Маленькие дети любят своих родителей независимо от того, как те себя ведут, сколько у них недостатков и ошибок. И точно так же поступала Розали. За всей показухой, среди которой ей пришлось расти, она не замечала истинных изъянов своих родителей, не видела, насколько они отвратительны. И поэтому очень расстраивалась каждый раз, когда эти люди разбивали ей сердце.

Эсме и Карлайл тоже не видели Розали, она пропадала где-то чуть ли не всё время посещений. Я нахмурилась и продолжила поиски. Здание института было огромным, но даже если бы мне понадобилась на это вся ночь, я нашла бы Розали, где бы она ни пряталась.

А потом я поняла, что она может находиться только в одном-единственном месте.

Там, куда направится выздоравливающий пациент с булимией, если его сердце разбито.

Фу.

Я шагнула в кабину лифта и нажала кнопку с цифрой «1». К этому моменту я осмотрела весь шестнадцатый этаж, но сейчас возвращалась к себе, на первый. Розали наверняка пряталась в самом предсказуемом месте.

В ванной.

Возле унитаза.

Фу.

Я повернула ручку двери ванной, надеясь, что там никого нет. Закрыто. Если Розали внутри, то понятно, что она сейчас делает.

Умирает, чтобы быть красивой в их глазах.

- Роуз? – прошептала я, тихо постучав. Я услышала какой-то шорох, но никто не ответил. Она здесь, я знала это. – Розали! – шёпотом позвала я снова. Мне не хотелось, чтобы у неё были неприятности с Карлайлом, но если это будет для её же пользы, я расскажу ему, что она делает.

- Уже выхожу! – услышала я из-за двери её голос - хриплый и надтреснутый. – Просто несварение после обеда, - соврала она. Ну да. Или ты не желаешь его переваривать.

- Розали, открой дверь.

- Господи, Белла, я почти закончила.

- Розали! – сказала я, начиная сердиться. – Открой эту дверь, или я приведу Карлайла. Клянусь, я так и сделаю! – мне очень не нравилось шантажировать её, но, чёрт возьми, она просто убивала себя. Ручка под моей ладонью повернулась, и я отпустила её. Дверь медленно приоткрылась, и из неё выглянула Розали. Глаза её опухли и покраснели. Я толкнула дверь, открывая её шире, и ахнула.

Унитаз был полон рвотных масс, а на полу лежала рукоятка от пластмассовой вилки, испачканная рвотой. Розали схватила меня и втянула внутрь, заперев за мной дверь. Я не знала, что сказать. Разумеется, я пришла, чтобы найти её, но понятия не имела, как объяснить ужас от того, что она делает. Она уставилась на меня в ожидании реакции и съёжилась, предвидя крики или выговор.

Просто как ребёнок.

- Розали… - простонала я, оседая вдоль стены на холодные керамические плитки пола.

- Прошу тебя, не говори Карлайлу, - прошептала она.

Честное слово, сожгу все наши запрещённые журналы до единого, как только до них доберусь.

Её глаза наполнились слезами.

- Тебе нельзя это делать! – крикнула я, почувствовав запредельную ярость. – Они этого просто не заслуживают! – Как можно заставить ребёнка понять, что ему не следует любить своих родителей? Как?

Слёзы потекли у неё по щекам, и она опустилась рядом со мной на пол, умоляюще глядя на меня:
- Только не говори Карлайлу.

Внезапно я почувствовала усталость.
- Почему? - прошептала я.

Её слёзы лились на мои джинсы, покрывая их мокрыми пятнами. Она схватила меня за руку. Её пальцы были такими холодными…
- Если он увидит меня в таком состоянии, это убьёт его. Он будет так разочарован во мне.

- На совершенно законных основаниях! – Нелепая просьба! – Ты убиваешь себя, Розали! Медленно уничтожаешь своё тело!

- Знаю… - прорыдала она, припав к моей груди. Потом сжала мою руку и громко закричала, уткнувшись мне в плечо. Кричала и кричала навзрыд. Вначале я испугалась, подумала, что с ней что-то не так, но она просто освобождалась. Выпускала на свободу своё разочарование, свою растерянность, своё отчаянное желание быть любимой этими ужасными людьми. – Почему они не могут любить меня? – спросила она, поглядев на меня широко раскрытыми глазами. У неё был приступ страха. – Почему не могут? Почему?

Я обняла её.

- Мы любим тебя, - сказала я. Я действительно полюбила Розали. Она мне как сестра – мне, никогда не имевшей ни сестёр, ни братьев. Конечно, она старше меня, но на самом деле просто малышка. – Эммет, Карлайл, Эсме, Элис, Джаспер и даже Эдвард, хоть он и не показывает этого. Мы все очень любим тебя. Вот почему мы присматриваем за тобой. – Она продолжала молча плакать, но я знала – она слушает. И поэтому продолжила: - Если бы ты только могла видеть, Розали. Если бы ты только могла видеть, как ты прекрасна. Многие ничего не пожалели бы, чтобы выглядеть, как ты. Я не хочу сказать, что твои родители тебя не заслуживают. Не хочу говорить, что они испорченные эгоистичные придурки, но чувствую, что придётся.

Её рыдания прекратились.

- Любовь торжествует далеко не всегда. Если бы это было так, то мир стал бы чертовски хорошим местом. Родители – это двое людей, которые любят тебя, заботятся о тебе и нуждаются в том, чтобы ты была в их жизни. Твоим родителям это неизвестно. Они не настоящие родители. Они просто испорченные знаменитости. – Розали снова закричала, уткнувшись в мою блузку. – Мы твоя семья, Розали. Эсме – твоя мать, Карлайл – отец, Эммет – твой парень, а остальные – твои братья и сёстры. Ты слишком красива, чтобы прозябать с теми людьми. Ты выше, чем они.

- Пожалуйста, не говори Карлайлу, Белла, - хрипло попросила она.

Я застонала и ещё раз погладила её по голове:
- Придётся.

У неё произошёл срыв. Я не могла скрыть это от Эсме.

Розали вырвалась из моих объятий, глаза её снова были умоляющими.

Просто как ребёнок.

- Пожалуйста… не говори ему. Скажи Эсме. Скажи ей, это я смогу перенести.

Я кивнула, и она снова припала к моему плечу.

- Расскажи об этом, - попросила я.

Розали знала, что я имею в виду. Немного помолчав, она откашлялась и начала:
- Я всегда хотела, чтобы они любили меня. Они были самыми важными людьми на белом свете. Все эти журналы и таблоиды, все люди, которые сюсюкали надо мной и хотели приласкать меня… всё это не имело никакого значения по сравнению с тем, что отец и мать не были довольны мной, - она вздохнула. – Никакого значения, - повторила она. Её глаза закрылись, и я поняла, что она слишком устала, чтобы сказать что-нибудь ещё. Я встала, и она сгорбилась возле раковины.

- Пойду приведу Эсме.

- Не говори…

- Обещаю не говорить Карлайлу.

Она слишком восхищалась им, чтобы выдержать его разочарованный взгляд. Уверена, это напомнило бы ей о родителях. Я выскользнула из ванной и побежала по коридору к лифту. Эсме была на одном из верхних этажей, в своём кабинете. Я нажала кнопку вызова лифта и помассировала кисти рук, чтобы снять напряжение. Розали была такой хрупкой… её так легко было сломать. Я устремилась бегом к кабинету с табличкой: «Психолог-консультант Эсме». Открыв без стука дверь, я сразу же взахлёб принялась объяснять, в чём дело.

Эсме недоумевающе уставилась на меня, но, к моему удивлению, поняла всё, что я сказала:
- Ты поступила правильно, Белла. Я горжусь тобой, - и тут же выбежала из кабинета, направляясь туда, откуда только что пришла я.

Я не стала возвращаться в ванную к Розали. Ей необходимо было поговорить с Эсме, с нашей наставницей. Преодолеть боязнь того, что её возненавидят родители. Я решила пойти по лестнице - нужно было прогуляться, чтобы привести в порядок мысли. Спускаясь по ступеням, я думала о том, в каком положении находился каждый из нас. Джаспер, Элис и Эммет не нуждались в пребывании здесь (конечно, Эммет заявил, что ему это необходимо, но я не поверила). Джаспер был осуждён за убийство, Элис считали сумасшедшей все, кого она знала. Эммета обвинили в том, что он психопат, не умеющий держать себя в руках. Я сирота, страдающая боязнью темноты, обыкновенная, если не считать того, что чрезвычайно застенчивая. Эдвард – божественно прекрасный сомнифоб, не смирившийся со смертью своего отца. А Розали… это белокурая красавица, которая боится набрать вес, потому что отчаянно жаждет быть безупречной в глазах собственных родителей. Мы все переживали такой жизненный провал, что я невольно засомневалась, действительно ли кого-то из нас не следовало отправлять сюда. Я уже добралась до первого этажа и, прикусив губу, направилась в свою комнату. Дверь ванной была открыта, внутри чисто и пусто. Я нахмурилась, уставившись на опустевшее помещение… печаль, передавшаяся мне от Розали, казалось, вот-вот поглотит меня полностью. Я услышала разговор, доносящийся из конца коридора, поэтому прошла мимо нашей комнаты дальше. Навстречу мне шли Эдвард и Карлайл и тихо спорили о чём-то.

- Просто скажите мне, - настаивал Эдвард. – Она велела вам сделать это!

- Она просила сообщить тебе, когда я сочту, что наступило подходящее время, - возразил Карлайл. Я с трудом преодолела желание повернуть в другую сторону. Эдвард заметил меня и ускорил шаги. Карлайл тоже пошёл быстрее.

- Привет, Белла, - сказал Карлайл. – Тебе понравилась Элизабет?

- Да. Она очень милая.

Эдвард сердито уставился на Карлайла, и тот покачал головой:
- Я ещё не могу сказать тебе. Ты не готов.

Я стояла, глядя на спорщиков, которые были в этот момент похожи на отца и сына. Эдвард посмотрел в глаза Карлайлу и застыл – словно увидел в его взгляде что-то, чего там не должно было быть.

- Это что-то очень плохое… - прошептал он и спрятал лицо в ладонях. Карлайл нервно взглянул на меня.

- Я ухожу, - сказала я. Эдвард схватил меня за плечо и резко притянул к себе. Я не протестовала.

- Скажите мне при Белле, - потребовал он, приподняв брови. Карлайл посмотрел на меня и вздохнул.

- Я об этом ещё пожалею, - он ещё раз вздохнул и провёл рукой по своей шевелюре, достойной супермодели. – Твоя мать… - Внутри меня всё заледенело, мне стало ужасно холодно, словно в лютый мороз. – Она умирает. – Эдвард отпустил моё плечо, которое только что нежно сжимал. Его рука безвольно упала, повиснув вдоль тела. – У неё неизлечимая стадия рака. Она борется с ним уже несколько месяцев, но не говорила тебе - боялась, что это замедлит твой прогресс. Она отказалась от химиотерапии, что, вероятно, и явилось основной причиной того, что она умирает. Но сейчас уже слишком поздно. Рак перешёл в необратимую фазу. – Воздух в моих лёгких закончился, но я стояла, не дыша, неподвижная, как камень. Ещё одна дурная весть. Ещё одно несчастье. Ещё одно отчаяние. Карлайл снова и снова переводил взгляд с Эдварда на меня и обратно. – Ей остался один год. – Я почувствовала себя бесполезной. Беспомощной. Ничтожной. И не могла даже отдалённо представить себе боль, которую сейчас испытывал Эдвард. Ведь это его мать. Карлайл положил руку ему на плечо. – Мне так жаль, сынок. Так жаль.

Карлайл повернулся и пошёл прочь, оставив нас в коридоре, сломленных и бледных.

Не знаю, сколько времени мы там стояли. Мне показалось, что больше часа – возможно, так и было. Небо в прямоугольнике окна стало угрюмым, пасмурно-серым. Из-за туч выглядывала луна. На всём этаже было неправдоподобно тихо.

Я не могла дышать. Эдвард так сильно страдал. Его лицо было искажено страданием, а сам он привалился к стене, сгорбленный и неподвижный. Я старалась заставить лёгкие вбирать воздух, но это не было настоящим дыханием живого человека. Кажется, я просто стояла там, пытаясь осознать это огромное горе.

Элизабет Мэйсен скоро умрёт.

Эта женщина умирает? Яркая, прекрасная, замечательная женщина умирает? Это звучало как самая невероятная ложь… и всё-таки было правдой. Я потянулась к Эдварду, отчаянно желая сделать то, о чём она меня просила:

.: Флэшбэк :.

- Мне пора, - сказала Элизабет, улыбаясь и окидывая сына любящим взглядом. Похоже, Эдварду было на самом деле грустно видеть, как она уходит. Я стояла в нескольких шагах позади него, чтобы дать им время побыть вдвоём.

- Ты ведь придёшь снова, да? – спросил он и придвинулся к ней чуть ближе.

- Разумеется. В следующую среду, в три часа, - она обняла его и поцеловала в лоб. – Я так люблю тебя, Эдвард.

- Я тоже.

В это короткое мгновение взаимной нежности я смотрела на них с благоговением и ревностью. У меня уже никогда не будет такого. Моё время с родителями истекло. Элизабет отпустила Эдварда и посмотрела на меня, стоявшую сзади.

- Белла, дорогая, не стесняйся! Насколько я понимаю, ты теперь часть этой маленькой семьи, - и она с улыбкой шагнула ко мне, открыв объятия. Я тоже улыбнулась и обняла её.

- Огромное спасибо, - сказала я. Мне всё ещё казалось неудобным называть её Элизабет.

Она потянула меня за «конский хвост»:
- А теперь пообещай мне, что будешь заботиться о моём сыне! Я хочу знать, что ты будешь счастлива и сделаешь счастливым его.

Я взглянула на Эдварда, который смотрел в стену.
- Обещаю, - прошептала я.

Она улыбнулась, игнорируя внезапные расспросы сына.
- Кстати, - сказала она, - у тебя замечательный вкус в выборе одежды. – Я почувствовала, что к глазам подступают слёзы...

.: Конец флэшбэка :.

- Эдвард, - жалобно простонала я, коснувшись его руки. Он очень старался не плакать, но я хотела, чтобы он отпустил себя. Глаза его были полны непролитых слёз. – Эдвард… - снова позвала я. Потом обняла его, и он неподвижно стоял рядом со мной…

…примерно полсекунды. Внезапно его сильные руки обхватили меня и прижали. Я услышала очень тихий всхлип, и слёзы хлынули из моих глаз. Он мёртвой хваткой прижимал меня к себе – так, что наши тела слились воедино. Я спрятала лицо у него на груди и зарыдала, а он по-прежнему тихо всхлипывал, припав к моему узкому плечу.

Я подумала вдруг, что неизвестно какой из вариантов хуже: знать, что твой любимый умирает и ты не в состоянии остановить это, или быть потрясённым неожиданной смертью близкого человека. Мои родители умерли внезапно, мне даже в голову не приходило, что это может случиться. Но Эдвард…

У его мамы остался год жизни. Ему придётся целый год думать о том, когда рак отнимет её у него. Он бессилен изменить это.

Мои ступни не доставали до пола, когда Эдвард прижимал меня к себе. Его плечи под моими руками, крошечными в сравнении с его, сводили судороги боли.
- Эдвард, - прошептала я, круговыми движениями поглаживая его спину. Я не могла заставить эту боль отступить. Я пыталась… пыталась избавить всех от страха. Но мы только люди. У каждого есть то, чего он боится. У каждого есть причины для страхов – и какими бы неразумными они ни выглядели, у них всегда существует логичное обоснование.

Это казалось невозможным, но он прижал меня ещё сильнее, и его тело согрелось от моего. Его бронзовые волосы щекотали моё лицо, он плакал, и я чуть не закричала от этих звуков. Это было так ужасно! Так страшно! Я так люблю его… Невыносимо было слышать, как он плачет. Но я ничем не могла ему помочь. А ведь я должна была сделать его счастливым. Позаботиться о нём. Элизабет будет разочарована.

Внезапно я почувствовала, что Эдвард шевельнулся. Он понёс меня по коридору, пытаясь по-прежнему держать свое горе внутри себя, и поставил меня на ноги, только дойдя до моей спальни. Я открыла дверь и заглянула внутрь, не решаясь посмотреть ему в лицо – просто боялась того, что могла там увидеть.

Розали крепко спала. Взяв Эдварда за руку, я повела его к своей кровати. Когда мы легли в постель, он обвил руками мою талию и уткнулся лицом мне в спину. Я почувствовала, как тёплые капли просачиваются сквозь мою одежду и снова заплакала вместе с ним, не в силах справиться со слезами. Я не была уверена, что смогу вынести всё это. Мы плакали, и я держала его за руку.

- Мне так жаль, - шептала я, убаюкиваемая слезами. Он не ответил, и я заплакала ещё сильнее. Не было слов, которыми можно было хотя бы отдалённо выразить моё сопереживание ему. Я лучше кого бы то ни было знала, каково это – потерять родителей. Знала, что он чувствует, но воспринимала это острее, поскольку любила его. Позволить ему страдать казалось тяжелейшим из грехов. Я хотела, чтобы ему стало лучше, но это было не в моих силах. Он мучился от невыносимой боли, а я не могла помочь, хотя любила его. Внезапно я осознала кое-что ещё

В комнате было темно.

Свет был выключен, и я ничего не видела. В любую другую ночь я уже кричала бы от ужаса, но Эдвард притуплял мой страх. Как можно бояться, лёжа в объятиях Эдварда? Он не подпускал ко мне вездесущий мрак. Кто бы ни был в темноте, кто бы ни угрожал убить меня, он не смог бы даже прикоснуться ко мне. В темноте нет ничего страшного, если со мной тот, кто не спит. Прошло, наверное, уже больше часа, когда я почувствовала, как руки Эдварда перебрались к моим волосам, его пальцы зарылись в них, лаская. Он гладил меня по голове, по лицу и время от времени чертил линии у меня на шее, посылая дрожь вдоль позвоночника. Его слёзы всё еще падали на мою одежду. Наши сердца были всё ещё разбиты. Прямо перед тем как уступить сну, я услышала шёпот Эдварда:

- Ты нужна мне, Белла.

Наверное, мне это приснилось.