В кафе Драко удалось успешно скрыть волнение от Бьянки. Это не означало, что та тут же не попыталась извлечь из него новый материал для сплетен.

— У тебя усталый вид. Вчера поздно лег? — небрежно поинтересовалась она.

— Нет. Отправился домой сразу после вас.

—Так ты живешь один?

Два вопроса подряд, и он сразу догадался, к чему она клонит. Был соблазн ее опередить, и заявить прямым текстом, что он не спал с Гермионой, но за последние недели он уяснил себе, что дружеская беседа — сложная и тонкая штука. Благодаря постоянным упражнениям он научился справляться, но временами приходилось тяжко. Требовалось ходить на цыпочках вокруг определенных тем, и касаться их с большой осторожностью, прокладывая целыми стопками ненужных слов, а иначе все решат, что ты — придурок. По мнению Драко, если бы люди говорили то, что думают, все происходило бы гораздо быстрее, и они бы сэкономили кучу времени. Молчаливого времени, когда можно расслабиться.

— Сейчас да, — ответил он. — Родители на лето уехали в Европу.

Драко был совершенно уверен, что, если бы не правила дружеской беседы, Бьянка наверняка бы воскликнула: «Ты все еще живешь с родителями?». Так она попыталась замаскировать свою реакцию и высказалась заметно мягче:

— В Малфой-маноре? Не знала, что ты все еще там живешь. Мы с мамой как-то побывали у вас несколько лет назад, когда твоя мама давала бал в честь новых владельцев заведений на Диагон-аллее. Очень любезно с ее стороны. Но особняк просто огромный. Тебе не бывает одиноко?

Он четко видел вопрос, который горел в конце туннеля. Еще пара сотен слов, и Бьянка его задаст. Но, по крайней мере, он наконец понял, почему всем вокруг так нравятся Малфои — загадка, над которой он ломал голову с первого рабочего дня. Он не помнил, что это был за бал, но не сомневался, что провел его, как обычно, то есть, запершись в собственных комнатах.

В воображаемом мире прямоты он бы ответил на ее вопрос «Еще как бывает!», но они жили в другом мире.

— Там не так уж плохо, — сказал он. — Хотя я собираюсь переезжать.

В общем, это была правда. Такая мысль приходила ему в голову, просто он был слишком занят другими делами, чтобы ее обдумать. Похоже, переезд снова обрел первостепенную важность, учитывая реакцию Бьянки на его жилищные условия. Он подозревал, что реакция Гермионы окажется похожей, и думать об этом было неприятно.

— Вот как? Уже начал что-то подыскивать?

— Нет. Собирался ближе к выходным посмотреть пару мест.

Вот здесь не было ни слова правды, но рано или поздно так оно и произойдет.

— Присматриваешь квартиру или дом?

— Думаю, для начала квартиру.

Он стремился уйти как можно дальше в сторону, отвлечь Бьянку от того, о чем та на самом деле хотела поговорить, но ни одной толковой мысли в голову не приходило.

— Когда найдешь, устрой новоселье, чтобы мы все могли посмотреть, — предложила та.

И, наконец, решающий момент наступил:

— Так о чем Гермиона хотела поговорить с тобой вчера вечером?

— Хотела договориться о встрече по поводу проекта, над которым мы работаем.

Она разочарованно вздохнула.

— Вот как? Все еще не хочешь сказать, в чем там дело?

— Нет. Думаю, скоро узнаешь сама.

— И как идет ваш проект?

— Вполне успешно.

Если успехом считать, что отца снова посадят. Об этом он подумает позже.

— Рада слышать. Если нужна помощь, обращайся. Я умею хранить тайны.

— Все придумала Грейнджер, так что тебе к ней.

— Ладно. Удачной смены.

Бьянка двинулась к выходу, но вдруг обернулась:

— Держу пари, что она позволит называть ее «Гермионой».

Может и так. А может, Гермионе вообще раздумает с ним общаться. Из предосторожности он решил в обозримом будущем ограничиться «Грейнджер». Драко пожал плечами и Бьянка, бросив на него раздраженный взгляд, снова устремилась к двери.

Каждую свободную минуту во время смены он трудился над запиской с приглашением на ужин. Было бы неплохо, если бы кто-нибудь ее вычитал, потому что Гермиона наверняка заметит малейшую ошибку. Перечитав текст в двадцатый раз, Драко решил, что ошибок вроде бы нет.

Закрыв «Ворон» на ночь, он отправился домой и послал сову. После чего принялся мерять шагами гостиную. Через полчаса сова вернулась. Это означало, что Гермиона была дома. Ответ был коротким. Возможно, нарочно задержала сову, чтобы не возникло впечатления, что с нетерпением ждет приглашения?

«Малфой, в субботу вечером я свободна, так что можем поужинать. Рядом с «Вороном» есть симпатичный итальянский ресторан. Называется «Ристоранте Инфине». Встречаемся в семь? Грейнджер».

Он взял пример с Гермионы и, написав ответ, выждал четверть часа. На самом деле правила общения оказались не такими уж сложными. Главное — ухватить суть.



На следующее утро, как раз когда Драко собирался на работу, в камине появился Блейз.

— Привет, Малфой.

— Привет. Как дела?

Блейз неизвестно с чего впал в ступор. Вроде бы он не сказал ничего особенного?

— Ты что, затеял светскую беседу? — спросил Блейз.

— Нет, просто поинтересовался, как дела.

— Тебя это в жизни не интересовало.

— Мне что, прекратить?

— Да нет, приятель. Просто не могу привыкнуть к тому, как быстро ты меняешься. Даже голова закружилась! Стал таким любезным, можно сказать, светским.

Блейз рассмеялся собственной шутке, а Драко нахмурился.

— Ладно, мне плевать, как у тебя дела. Зачем явился?

— Вот это Малфой, которого я знаю. Давно с тобой не общался, вот, решил заглянуть. Как движется роман?

Хотя вопрос был задан небрежным тоном, Драко понимал, что задан он неспроста. Два его первоначальных друга с момента встречи в пабе наверняка строили самые разные предположения. Блейз получал странное удовольствие, слушая о чужих похождениях, а Панси считала, что нет ничего забавнее человеческих чувств.

— Как обычно, то есть никак, — ответил Драко, делая вид, что это правда, которая его расстраивает.

— До меня дошли другие слухи.

— Думаешь, я совсем дурак? Ты блефуешь. Ни хрена ты не слышал.

— А, так ты считаешь, что о ней я ничего не смогу накопать. Любопытно.

— Да нет никакой «ее»! В этом и проблема, помнишь?

Блейз, сузив глаза, потер подбородок.

— Неубедительно, — сказал он после минутного раздумья. — Так кто она такая?

— Никто, — ответил Драко спокойным ровным тоном.

Может, кому-то такая беседа и показалась бы утомительной, но Драко она напомнила былые счастливые денечки в слизеринской гостиной, когда они развлекались тем, что врали друг другу и запоминали, кто как себя ведет.

Например, Панси, стоило ей солгать, так плотно сжимала челюсти, что раздавался легкий щелчок зубов. Правда, днем его почти невозможно было отследить, но ночью в тишине спальни он слышался отчетливо. «Я тебя люблю (щелк!). Я жить без тебя не могу (щелк!)». Драко так приноровился, что мог разобрать раздражающий звук даже за обедом в шуме Большого зала.

Как-то на пятом курсе она провела целый день, не сказав ему ни единого правдивого слова: щелкала зубами после каждой фразы, произнесенной невыносимо слащавым тоном, каким она имела обыкновение с ним разговаривать. В конце концов он не выдержал, и они вдрызг разругались прямо в слизеринской гостиной. Она заявила, что терпеть его не может, и что бы там не навоображали их родители, не пойдет за него, даже будь он последним чистокровным колдуном на свете.

После чего напряжение ушло, они смогли начать сначала и постепенно стали настоящими друзьям. С того дня Панси практически всегда говорила ему правду. Временам он гадал, щелкает ли она по-прежнему зубами, когда врет, и если да, сможет ли он расслышать.

Блейзу явно наскучило его молчание.

— Малфой, у меня доносчики по всему городу. Все, что требуется — это велеть им не спускать с тебя глаз, и через неделю я буду знать, с кем ты встречаешься. Лучше скажи сам.

— Какое в этом удовольствие? Не стану лишать тебя увлекательной возможности сыграть в сыщика.

— Наконец-то мы сошлись на том, что кто-то у тебя есть, — довольным тоном заметил Блейз. Он задумался, и Драко понял, что тот подбирает достаточно убедительную угрозу. — Но если я выясню, кто она такая, из вторых рук, мне придется рассказать все Панси.

Он не посмеет! На самом деле, конечно, посмеет.

— Откуда мне знать, что ты не расскажешь ей в любом случае!

— Ниоткуда. Хочешь рискнуть?

Драко демонстративно вздохнул и пробежал рукой по волосам.

— Ладно. Сознаюсь. — Для большего эффекта он сделал паузу. — Это Падма Патил.

Блейз фыркнул:

— Как же! Если уж взялся врать, сначала убедись, что ведьма, о которой речь, не замужем с уймой детишек.

Ох, совсем упустил из виду фактор Дафны! Придется придумывать полукровку: о личной жизни чистокровных ведьм Блейзу известно все. Чтобы выиграть время, надо подсунуть ему чье-то имя. Драко мысленно перебрал всех ведьм, которых встречал в Хогвартсе, делая вид, что мучительно решается сказать правду. В конце концов он припомнил тихую рэйвенкловку, которая весь шестой курс сидела перед ним на Чарах.

— Ну, если ты настаиваешь… Это Лиза Тёрпин.

— Конечно, Лиза Тёрпин. И как она выглядит? — поинтересовался Блейз.

Мерлиновы яйца! Драко видел ее только со спины.

— У нее огромные, выразительные глаза, — начал он, стараясь звучать как безнадежно влюбленный.

— Какого цвета?

— Карие.

Он рискнул, исходя из того, что статистически это был наиболее вероятный вариант.

— Голубые. Я с ней спал на шестом курсе. Поверить не могу, что ты запомнил ее имя. Попробуй снова.

Это фактор он тоже упустил. Все рэйвенкловки и слизеринки с его курса или спали с Блейзом или дали ему от ворот поворот. И Драко не помнил, какого цвета у них глаза.

— Больше ничего не придумывается. Можешь наговорить Панси что угодно, но я ни с кем не встречаюсь.

Он толком не понимал, почему врет Блейзу (кроме того, что упираться было забавно). Он не стыдился того, что его увидят с Гермионой, иначе не стал бы встречаться с ней в общественном месте. Блейз скорее всего поднял бы его на смех, но ничего особенного в этом не было. Просто было слишком рано. Гермиона еще могла переменить мнение, и решить, что не желает с ним ужинать, и если такое случится, Драко предпочел бы зализывать раны втайне, а не объяснять всем и каждому, что произошло.

Блейз, вместо того, чтобы напугаться, усмехнулся.

— Тебе виднее, приятель. Охота началась.

— Так ты только за этим ко мне явился?

— Именно за этим.

— Почему это всех вдруг безумно заинтересовало, с кем я встречаюсь? Особенно с учетом того, что я не встречаюсь ни с кем.

— Именно: потому что у тебя так давно никого не было. Не знаю, кого ты имеешь в виду под «всеми», но я просто потрясен, что кто-то решился на отношения с тобой. Надеюсь, к тридцати ты все-таки женишься, а то придется выложить Панси пятьсот галлеонов.

Вот за это он и ценил пари со своими друзьями — те признавали только по-настоящему высокие ставки.

— Поспорил с Панси? Ты что, с ума сошел?

— Так получилось, приятель. Вы с Асторией были вместе почти год, и я решил, что дело верное. Ну и, само собой, сильно напился.

— У меня впереди еще три года и месяц, так что можешь не переживать насчет своих драгоценных галлеонов, — Драко хмуро посмотрел в огонь. — И можешь не переживать насчет моей личной жизни. Не хочу, чтобы ты потратил хотя бы секунду своего времени, гадая, не одиноко ли мне и все такое.

— Я и не собираюсь.

— Мне пора на работу.

— Пока, Малфой. Когда выясню, с кем ты встречаешься, сразу об этом узнаешь. От Панси.

Драко молча удалился, а ехидно хихикающий Блейз Забини вытащил голову из камина. Теперь бывшим слизеринцам редко доводилось плести по-настоящему гнусные интриги, так что они вцеплялись в любую гадость, какую могли устроить ближним. Драко почувствовал удовлетворение от того, что дал Блейзу возможность зловеще потирать ладони.

Блейз любил сплетничать даже больше, чем его жена, а этим было многое сказано. Драко был уверен, что тот немедленно свяжется с Панси, что бы он ему не наобещал. Так что ему надо было договориться с Гермионой хотя бы об одном свидании до того, как на них наткнется кто-то из соглядатаев Блейза. А уж после свидания ему будет все равно, кто про него знает.

Она отправился камином на работу, где провел очень насыщенную смену. Не прошло и пары часов, как раздался стук клюва о стекло: в окне появилась Окипета, семейная сова [1].

Он был уверен, что родители не знают, где он работает. Но Окипета могла найти его в другом измерении, если матушка считала, что есть такая необходимость.

Он подошел к витрине и впустил сову. Та позволила забрать письмо, а потом просто для развлечения вцепилась ему в пальцы. Отца Окипета боялась, мать любила, но особенно она любила вкус крови Драко. Он отмахнулся. Сова взлетела и, изящно увернувшись (несмотря на то, что ей исполнился миллион лет), повисла за пределами его досягаемости. Может, носи почту другая птица, Драко отправлял бы матери более нежные письма, но ему приходилось читать ее послания, морщась и щадя израненные пальцы, поэтому он сильно раздражался. Но это письмо было не раздражающим, а пугающим.

«Дорогой Драко!

Мы с отцом только что получили очень тревожные известия. Похоже, Департамент охраны магического правопорядка нашел какие-то свидетельства против него времен Войны, и они собираются устроить новый процесс. Утром за ним пришли, и я не увижу его, пока дело не закончится. Я очень расстроена и хотела бы, чтобы ты завтра в десять присоединился ко мне за завтраком, чтобы мы могли обсудить текущие проблемы. Пожалуйста, извести меня, сможешь ли прийти.

С любовью, матушка».

Драко извлек из конторки перо и нацарапал утвердительный ответ, а потом, рискуя вызвать гнев Окипеты, привязал послание к ноге совы. За его усилия та искалечила ему вторую руку. Теперь обе кисти истекали кровью, а ему предстояло еще четыре часа подавать кофе. Исцеляющие заклятья ему никогда особо не удавались, так что он ограничился тем, что призвал повязки.

Шантаж Гермионы явно удался. Доулиш, не теряя времени, снова завел дело. В каком-то смысле Драко испытывал облегчение от того, что отец попал в министерскую тюрьму: теперь тот точно не сумеет открыть шкатулку. И одновременно ему было страшно — их план стал выглядеть намного более реальным.

Отцу предстояло вернуться в Азкабан, и он приложил к этому руку. Хуже всего, что когда начнется чистка в Министерстве, участия Драко не удастся скрыть. Из уважения к матери он обязан рассказать ей до того, как станет всем известно, но ему не хотелось делать это раньше, чем окончится процесс.

В конце смены снова раздался стук, на этот раз в дверь. Это оказался Уилл. Поскольку шансы, что тот начнет кусаться, были невелики, Драко его впустил.

— Эй, Дрейк, что у тебя с руками?

Он пожал плечами:

— Нападение совы.

— Случается и с лучшими из нас, — сочувственно сказал Уилл. — Пришел потолковать с тобой о своем плане. Может, сядем?

Драко согласился, и они присели за столик в пустом кафе.

Прежде, чем заговорить, Уилл огляделся по сторонам, словно кроме них в доме был кто-то еще.

— Я никому, кроме Би, не рассказывал, так что просьба держать язык за зубами, но я придумал, как вернуть популярность маггловской музыке. Я потолковал с Доном, который держит музыкальный магазин, и еще с парой дружков, которые играют на маггловских инструментах, и они все готовы помочь. Все, что нам требуется — это место, и тут мы рассчитываем на тебя.

— Ты так и не объяснил, что вы собираетесь делать, — указал Драко. Уилл его совсем запутал, но в этом не было ничего нового.

— Ладно, сядь покрепче. — Уилл помолчал, потом, кипя от возбуждения, взмахнул руками. — Мы собираемся устроить концерт.

Драко ничего не понял. Уилл, похоже, это сообразил, потому что тот не выказал радости, на которую он рассчитывал.

— Концерт — это такая маггловская затея. Одна из лучших их затей. Иногда играет только один парень, а иногда — целая толпа. Собираются и играют все вместе, а миллионы слушателей вопят от восторга. Кто бывал, знает, как это круто.

Его руки метались, совершая резкие разрозненные жесты, которые, по его мнению, должны были подчеркнуть суть дела. Драко они только отвлекали.

— В общем, мысль такая. Каждый выбирает по-настоящему хорошую песню и исполняет ее. Вход бесплатный, но мы установим прилавки, где люди смогут купить эти песни и все такое прочее. Это будет грандиозно, Драко! Все, что заработаем, пойдет на спасение «Подвала». Реклама маггловской музыки — это само собой.

— И ты хочешь устроить этот «концерт» в Малфой-маноре?

— Ну да! Би побывала у вас на каком-то празднике, и утверждает, что в парке полно места. Можем отчислить тебе процент от прибыли. Моя вечная благодарность тоже гарантирована! Это будет грандиозно, так что сказать «нет» у тебя не получится. Если собираешься, лучше промолчи.

— Сейчас не самое подходящее время, чтобы затевать в маноре праздники, — сказал Драко.

Хотя, в каком-то смысле, как раз подходящее: нет отца, чтобы все испортить. Только вот атмосфера будет напряженная, и это мягко сказано.

— Почему? Дело-то хорошее. Разве твоя мать не закатывает постоянно благотворительные балы?

— Не знаю, как ей понравится твое предложение.

Он примерно догадывался: Нарцисса вряд ли будет в восторге.

— Разве ты не обещал помочь, чем можешь? Для дела можно и приврать.

В голосе Уилла появились умоляющие нотки. Драко понимал, что тот предлагает самый лучший вариант. Столетиями Малфой-манор считался главной твердыней чистокровных колдунов. Даже Повелитель признавал это, несмотря на всё презрение к Малфоям. Концерт маггловской музыки в штабе Волдеморта дал бы эффект, невозможный в любом другом месте.

— Хочешь, чтобы я солгал родной матери? — спросил он (словно не занимался этим постоянно).

— Ты не понял. Я хочу, чтобы ты дал ей возможность самой оценить, насколько это будет здорово. Поверь, Драко, нас ждет грандиозный успех. Я видел твое лицо в День феникса, когда ты впервые услыхал, как играют на гитаре. Вообрази, что сотни людей почувствуют то же, что и ты, только сильнее в миллион раз. Никто ничего подобного еще не слышал!

Он прекрасно помнил свой восторг, и не мог удержаться от того, чтобы не вообразить, каково будет поделиться этим восторгом так, как описывает Уилл. Он решил, что подумает, что тут можно сделать. Во всяком случае, попытается.

— Когда ты хочешь все устроить?

— За неделю думаю собрать певцов, и сразу же начнем репетиции, чтобы через месяц всё было готово. С музыкантами я уже договорился, мы прикинули, в каком порядке действовать. Так это «да», верно?

Драко уставился на собственные ладони. Его беспокоило, как подготовка к концерту будет сочетаться с процессом отца, о котором официально еще не было объявлено. В ближайшее время Драко будет во всех газетах.

— Посмотрим, — сказал он. — Может быть, хотя не обещаю.

— Отлично! Мне надо всем рассказать, что ты согласился, но буду на связи. До встречи!

На самом деле Драко не согласился, но не мог придумать, как ему разубедить Уилла: слова на того не действовали. Уилл схватил его руку и энергично потряс, улыбаясь до ушей.

— Ты не пожалеешь, — заявил он.

Драко кивнул и проводил Уилла до двери. Его по-прежнему сильно беспокоили семейные дела, но он не мог не почувствовать крохотного возбуждения при мысли о концерте. Может, все и получится.



На следующий день Драко нарядился в парадную мантию, без всякого намека на что-либо маггловское.

Конечно, он видел на матери одежду в маггловском стиле, но сегодня ему хотелось выглядеть образцовым чистокровным сыном. Родители оставили ему портключ до их дома в Монако. Ровно без пяти десять он очутился в гостиной. Мать стояла у порога. Когда он появился, на ее лице явно проступило облегчение. Она бросилась к нему в объятия.

— Драко, — сказала она. — Как хорошо, что ты здесь.

Она поцеловала его в обе щеки и отступила на шаг.

— Я тоже рад, матушка.

На щеках остались липкие следы помады, и он постарался незаметно их стереть.

— Как вы?

— Лучше, чем в прошлый раз.

Он посмотрел и убедился, что вид у нее не такой изможденный, как он ожидал.

Когда отец в первый раз попал под суд, у нее впали щеки, а кожа стала такой прозрачной, что можно было пересчитать вены. Под грузом несчастья она разом состарилась и приобрела трагический вид.

Сейчас она явно была обеспокоена, но при этом сохраняла спокойствие. Его мать была сильной женщиной, и он вздохнул свободнее, когда увидел, как она восприняла новости. Может, он все же поступил правильно.

Она провела его через анфиладу комнат (дом был гораздо меньше) в столовую, где домовики, которых родители прихватили с собой, уже накрыли завтрак. Они сели за стол, и Нарцисса, рассказывая Драко о своих любимых кафе и бутиках, даже сумела улыбнуться.

Он привычно увернулся от парочки прямых вопросов о своей любовной жизни. Странно, что посетители «Ворона» еще не начали терзать его подобными же вопросами. Всё налаживается, так? Но требуется время.

После завтрака он решил, что в первую очередь следует сказать ей о замысле Уилла, оставив все остальное на потом.

— Матушка, хотел попросить у вас разрешения устроить в маноре праздник, — сказал он.

Может, добавить, что это будет благотворительный бал в пользу жертв гиппогриффов? С третьего курса гиппогрифы стали самыми нелюбимыми магическими животными Нарциссы.

— Вот как? А что за праздник?

Придется сказать хотя бы часть правды.

— Благотворительный сбор, чтобы помочь одному лавочнику на Диагон-аллее, — уклончиво ответил он.

— Какому лавочнику?

Деваться некуда.

— Хозяину «Подвала», — сказал он как можно небрежнее.

— Доновану Тремлетту? — уточнила она. К его удивлению, вид у нее был довольный. — Я с ним пару раз разговаривала. Не знала, что у него затруднения, но благотворительный сбор — прекрасная мысль. Буду рада тебе помочь.

Это означало, что она берет большую часть организации на себя, потому что она обожала светские мероприятия. Он не ожидал, что она ринется на помощь маггловской музыкальной лавке, но они мало говорили о том, что каждому из них нравится, или чем кто занимается. Теперь, когда отца можно было списать со счетов, он осознал, что ему следует приложить усилия, чтобы лучше познакомиться с матерью.

— Спасибо, — сказал он. — Буду благодарен за помощь.

Она улыбнулась и прикоснулась ладонью к его руке.

— Рада, что ты занялся благотворительностью, милый. Времена меняются, и нам надо поддерживать фамильную честь. Хорошо, что ты стараешься помогать людям.

Он знал, что она хотела его похвалить, но все равно почувствовал неловкость: подразумевалось, что раньше он вовсе не рвался помогать ближним. Это трудно было отрицать, но его собственная мать могла бы и воздержаться от подобных намеков.

— Ну, мне пора, — сказал он. Поскольку он стал честным и все такое, он решил, что стоит сказать ей всю правду и покончить с этим. — Я нашел работу и скоро начало смены.

У нее засветились глаза, и она ахнула от радости. Если бы Драко знал, что так ее осчастливит, он признался бы раньше.

— Какая чудесная новость! Я так за тебя переживала. Ты вечно торчал в маноре с мрачным видом, а потом порвал с той девицей — забыла, как ее зовут. Наконец-то ты совершил ответственный поступок. И где ты работаешь?

Она была так счастлива, что он нашел хоть какую-то работу, что он без всякого смущения сообщил, что устроился в кофейню. Мать вела себя совсем не так, как он ожидал, поэтому он перестал и пытаться предсказать ее реакцию.

— В кафе на Диагон-аллее. «Ворон».

— А, у Магдалены.

Мать Драко страдала болезнью, прямо противоположной болезни Уилла. Она всех, за исключением сестер, называла полным именем. Ему захотелось представить ей Уилла только для того, чтобы увидеть, какое у того будет лицо, когда она упорно станет обращаться к нему «Уильям». Может, даже «Уильям Грегори», если ее выведут из себя.

— Славная женщина. Я с ней знакома давным-давно. Ее сестра, Олимпия, в школе была в одной спальне с Андромедой. Одно время мы были подругами.

Драко никогда не слыхал, чтобы в одной семье оказались хаффлпаффка и слизеринка, но случались и более странные вещи. Он подозревал, что дружба прекратилась, когда Андромеда вышла замуж.

— Тогда тебе пора на работу. Я приготовила портключ.

Он двинулся за ней к выходу, но, проходя мимо каминной полки, заметил целую выставку колдографий. На всех был изображен он сам, начиная с младенческого возраста и до последнего года. Был даже один снимок с Асторией.

Он взял одну из колдографий: ту самую, которая всегда нравилась матери больше всего. В одном из садов манора трехлетний Драко тыкал трехлетную Панси игрушечной метлой, а та визжала, чтобы он перестал, и в отместку швырялась в него гравием. На заднем плане недовольно ерошил перья белый павлин, явно считая происходящее ниже своего достоинства. Мать, делая снимок, так хохотала, что с трудом удерживала в руках камеру, так что земля под ногами детей тряслась. Их усилия удержать равновесие делали снимок только забавнее.

Но взял он его не поэтому: трясущаяся поверхность всколыхнула что-то в его памяти. Он вспомнил о колдографии, на которой он принимал Метку и о том, как сурово была наказана мать сразу после церемонии.

— Моя любимая, — сказала та, указывая на рамку в его руке.

— Знаю, — ответил он, и поставил колдографию обратно на полку. — Матушка, вы можете ответить мне на один вопрос?

— Конечно, милый.

— За что вас наказали, когда я получил Темную Метку?

Ее улыбка увяла. Тут же включился старый защитный механизм, и она превратилась в ледяную королеву.

— Тебе отлично известен ответ. Не понимаю, почему ты внезапно решил обсудить со своей бедной матерью неприятное прошлое, особенно сейчас.

— Отец думал, это потому, что вы пытались остановить церемонию, — сказал он, игнорируя острый приступ вины. Она неохотно кивнула. — Но я думаю, что причина была другой. Где вы были, когда все происходило?

Она позволила ему увидеть застарелую боль:

— Как всегда, у себя в гостиной. Ты же знаешь, мне никогда не нравились эти варварские ритуалы.

— Думаю, что нет. Пожалуйста, матушка, скажите то, что я и так знаю: вы были там с колдокамерой.

Она медленно опустила глаза.

— И вас наказали, потому что колдография не получилась.

— Ничего удивительного, — ответила она после краткой паузы. Она протянула руку, приложила холодную ладонь к его щеке и наклонила в сторону, чтобы полюбоваться его лицом. — Я просто не могла смотреть в объектив. — Она отняла руку. — Как ты узнал про снимок?

Драко пожалел, что поднял тему.

— Сейчас не могу сказать.

— Ты узнал про снимок, а твой отец попал под суд. Вряд ли это совпадение, — заметила она с проницательностью, которой наделены только матери. Он открыл было рот, но она прервала его. — Можешь не оправдываться, Драко. Когда Повелитель спросил меня, жив ли Гарри Поттер, мне даже в голову не пришло сказать «да». Мы живем в том мире, который я для тебя хотела. — Она замолчала и выпрямилась во весь рост. — Если ты сделал что-то в этом роде, я смогу тебя понять. А теперь тебе пора.

Она обняла его еще раз и показала на портключ на полу.

— Я люблю тебя, Драко. До встречи.

— Я тоже тебя люблю, мама.

Он посмотрел на нее на прощанье. В голову пришла странная мысль: последний раз такой счастливой он видел ее до того, как отправился в Хогвартс.

_____________

1. «Окипета» (дословно «быстрое крыло») – самая быстрая из трех гарпий.