Это было чудесно. Встречный ветер бил в лицо и трепал волосы, от него захватывало дух. Отбросив смущение, Доминик смеялась в голос и понукала Азраэля, но чуткое животное, угадав неопытную наездницу, шло ровно и аккуратно, не переходя на галоп. Впрочем, Доминик это ничуть не расстраивало.
Она едва заметила вспышку, сверкнувшую на периферии зрения, и уж точно не успела связать одно с другим, когда Азраэль вдруг сбился с шага, громко заржал и круто взвился на дыбы. Доминик взвизгнула и судорожно схватилась за гриву, теряя здравую мысль не выпускать из рук повод. Азраэль страшно захрапел, еще раз встал на дыбы и резко пустился в галоп. От животного ужаса, объявшего все ее существо, у Доминик пропал голос, и она лишь беспомощно открывала рот, захлебываясь воздухом. Ветер швырял волосы ей в лицо, и она ничего не видела, кроме мелькания мутных пятен вокруг. Конь несся все быстрее, совершенно не реагируя на ее отчаянные попытки удержаться, и она почти выскользнула из седла. Седельная лука больно впилась в живот, так что потемнело в глазах, но неожиданно ясно Доминик осознала: впереди – овражек. Небольшой и неглубокий, но Драко не успел научить ее прыгать...

* * *
Их встречи как-то незаметно успели стать частыми, а разговоры – интересными, глубокими и невозможно, рвано, на грани шизофрении – разными. Однажды Рон рассказал ей о диком магловском обычае хоронить своих усопших на третий день. Пэнси уже не помнила, к чему это пришлось, но его отец был настоящим кладезем познаний о мире маглов, и Рон кое-что запоминал...

И сейчас, стоя на холодном, беспокойном ветру, в окружении скорбно шуршащей толпы – почти беспросветно черной, – Пэнси представляла, как Доминик лежит в одной из роскошных комнат шато или в палате «Сен-Низье» – сутки, другие, третьи, – такая хрупкая, бледная, маленькая... и безвозвратно, непоправимо мертвая. Пэнси передернуло, и она проглотила вновь подступившие слезы. Со вчерашнего дня, когда они с Блейзом стремительно аппарировали вслед за Драко, прошла, казалось, целая вечность. Все эти люди, начавшие прибывать еще до рассвета... оцепеневшие, словно ударенные Фризом, де Шантали... плачущая Нарцисса. И Драко – бледный как стена, с горящими глазами и лихорадочной жаждой действий.
«Я боюсь смотреть в глаза своему сыну, Пэнс...» – шептал ее Дракон, как в бреду, а она поила его попеременно огневиски и успокоительным, плюнув на несовместимость: Малфоя один черт ничего не брало. Она оставляла его на Блейза и шла утешать Нарциссу, успев только послать матери записку с Горацием. Мастера ритуальных услуг в спальне Бланш колдовали над бездыханным телом со сломанной шеей, безжизненной куклой, что еще несколько часов назад была жизнерадостной молодой матерью. Осиротевший Доминик, порученный армии безутешных домовиков и Нарциссе, заходившей к малышу каждый час, просыпался и тихо плакал, и снова засыпал в слезах, не зная, но непостижимо угадывая: в его мире что-то сломалось навсегда. Этой безумной ночи, казалось, не будет конца, но они пережили ее – Мерлину ведомо как. И теперь стояли здесь – на величественно мрачном семейном кладбище де Шанталей, среди могил и памятников, древних и недавних, на пронизывающем ветру, который принес-таки беду, как и предчувствовала Пэнси.

Она смотрела только на двоих: Доминик и Драко, Драко и Доминик. При жизни эта девочка так часто улыбалась, что Пэнси невольно ждала: улыбнется и сейчас, вот-вот, стоит только немного подождать... Но люди – плачущие и бесстрастные, шепчущие и молчаливые, женщины и мужчины – подходили, прощались, отходили... а Доминик не улыбалась. Совсем как Драко. Он – наглухо застегнутый в черное – поразительно напоминал ей себя самого на шестом курсе Хогвартса. Горе сделало его моложе, и лишь глаза... Пэнси смотрела на молодого мальчика со старыми глазами и чувствовала, как медленно, неотвратимо наваливается тоска. Война давно закончилась... а молодые и красивые умирают все равно. Нечестно, тупо крутилось в голове. Нечестно, неправильно, черт... И неожиданно холодная мысль: кто-то ответит. Кто-то должен ответить – тот, кто виновен, – и кто-то ответит.

* * *
Мысль влезть в воспоминания Азраэля пришла Малфою сразу, как только он увидел свежую газету – ближе к вечеру, после похорон. Как удар под дых, как выстрел в спину, «Мажик де Пари» с колдографией в половину полосы… Заснеженный Малфой-мэнор, Гермиона, ослепленная вспышкой, прячет сверток в пестром одеяле, совсем как он прятал ее за собой – у таможенного терминала летом девяносто девятого… А ниже другой снимок: вороной жеребец, взвившийся на дыбы, и фигурка с развевающимися по ветру светлыми волосами. Драко с маниакальным вниманием разглядывал снимки и мазохистски перечитывал кричащий заголовок до тех пор, пока Пэнси не отобрала у него проклятую газету, и тогда он отправился на конюшни, не в силах находиться в осиротевшем доме: потрясало, каким пустым он стал без Доминик. Пэнси осталась с Нарциссой и Бланш, а Блейз последовал за Драко, и то, что он увидел, стало для него откровением. В других обстоятельствах, наверное, ни ему, ни Драко не пришло бы в голову потрошить мозги лошади, но Малфоем двигали мощные силы: ненависть и отчаянная жажда мести. Две смерти за два года в его ближайшем кругу, а до того – вернувшаяся почти с того света мать, это было слишком. И еще кое-что придало ему решимости, подозревал Забини: новость о дочери. Словно кто-то поджег запал, и от первого взрыва детонировали давно заложенные мины...

По пути к конюшням Малфой отрывисто объяснил Блейзу, что животное мыслит образами, и по идее ничего невозможного в его затее нет. Азраэль просто покажет ему, что его так напугало в родном – охраняемом! – поместье, и если это была птица, некстати вспорхнувшая из кустов, Драко сам пристрелит жеребца. Для Авады ему не хватит ненависти к любимой лошади... но оставить Азраэля жить после убийства Доминик – пусть и непреднамеренного – он просто не сможет... Молча слушая друга, Блейз чувствовал, как от пугающей логики Малфоя у него по коже ползают мурашки. Ему было безумно жаль Доминик, он успел прикипеть душой к этой светлой, как солнечный блик, девочке, чье имя полощут теперь таблоиды, но убивать лошадь – а Забини знал о непостижимой связи Драко и Азраэля – не казалось ему верхом благоразумия. Впрочем, трудно было ждать от Малфоя здравых решений сегодня, и Блейз решил просто быть рядом... и быть готовым ко всему.

У входа в конюшни Драко, не замедляя шага, жестом приказал конюшему эльфу следовать за ним, стремительно прошел вперед и остановился перед денником Азраэля. С минуту постояв так – молча глядя на неподвижного коня, – он вошел в денник и прикрыл дверь. Блейз обмер: Азраэль даже не был привязан, а разве известно, как именно он среагирует на вторжение в сознание?.. Но протестующий возглас замерз у него на губах, горло перехватило, а волоски на коже встали дыбом. Забини вспомнил лопнувший бокал в «Устрице» и подумал, что Драко, будучи на взводе, бессознательно подавил его волю – как и волю эльфа, открывающего и закрывающего рот, будто онемевшая лягушка. Блейз мог поклясться: конь виновато понурился, опустив голову к самому полу. Малфой вполголоса сказал Азраэлю несколько слов – Блейз не разобрал, – и тот поднял морду. Забини ужаснулся: рядом с мощным животным Драко выглядел бледной тенью с горящими глазами. Коню хватит одного удара огромными копытами, чтобы вышибить из него дух.
Драко обеими руками ласково погладил шелковистые скулы и прислонился лбом к лошадиной морде. Жеребец затих, прядая ушами, вслушиваясь в неразличимый Блейзу шепот хозяина. Малфой прижался еще сильнее, Азраэль вздрогнул, глухо всхрапнув, и душа у Забини ушла в пятки. Эльф-конюший рядом скорчился на полу, в безмолвном отчаянии колотясь головой об усыпанный опилками пол. Конь мелко дрожал всем телом, но Драко не отпускал его голову – оба словно впали в транс. Блейзу на секунду показалось даже, что фигуры в деннике окутал мерцающий туман, но он моргнул, и видение исчезло. Наконец Малфой выпустил Азраэля и, пошатываясь, отступил. Конь тоже отпрянул к противоположной стене, нетвердо перебирая ногами, как новорожденный жеребенок. Драко вытащил из кармана невесть как оказавшиеся там куски сахара и в раскрытой ладони протянул их Азраэлю. Тот коротко заржал и хлестнул хвостом по бокам. Драко ласково позвал его – раз, другой, – и жеребец, осторожно вытянув шею, собрал мягкими губами сахар и захрустел, кося глазом на хозяина. Его бока нервно ходили, но конь успокаивался. Малфой постоял в деннике еще минуту и вышел в проход – к потрясенному Блейзу.

Старый конюший, обретя дар речи, бросился Малфою под ноги, невнятно причитая. Забини разобрал кусочки покаянных фраз: «...маленькая хозяйка...», «...хозяин Драко рисковал...», «...не уберег, не уберег...». Малфой, скривившись, присел на корточки, крепко встряхнул эльфа и отчетливо, с расстановкой произнес:
– Успокойся, Альзан. Маленькая хозяйка сама все решила, слышишь? Я знаю, ты пытался ее остановить. Но маленькая хозяйка сама все решила. – Конюший поднял на него глаза, полные слез, и Малфой жестко повторил: – Все, Альзан, все. Я сказал: ты не виноват. Позаботься об Азраэле, – бросил он, поднимаясь на ноги, и кивнул на коня: тот все еще дрожал, а шкура блестела от пота, словно его крепко загнали нынче вечером.
Эльф часто закивал и тенью скользнул в денник. Малфой коснулся руки Блейза, который так и не произнес ни слова:
– Пойдем...

* * *
– Ну и... как? – спросил Блейз, только когда они покинули конюшни, и прокашлялся: голос звучал хрипло.
– Паршиво, – помолчав, ответил Драко. – Но Азраэль не виноват.
Блейз подумал, что, окажись оно по-другому, Малфой без колебаний пристрелил бы любимую лошадь, но облегчение, звучащее в его голосе, было искренним.
– Драко… ты хоть осознал, что сделал это без палочки? – не выдержал Забини, во все глаза таращась на изможденного Малфоя. Тот окинул его бессмысленным взглядом.
– Без палочки?.. Ну значит, без… – Чужой, отсутствующий голос – сейчас его это не волновало. – Вспышка... – Драко потер лоб и провел ладонью по осунувшемуся лицу. Выглядел он после диковинного сеанса легилименции не менее загнанным, чем его конь. – Это была вспышка колдокамеры, Блейз, да. Его напугала уже первая, но они сделали еще пару снимков. Понимаешь – чтобы было из чего выбрать... – голос Малфоя прервался от душившей его злости.
Забини обнял Драко за плечи, и тот глубоко вздохнул, стараясь успокоиться.
– Стервятники. Убийцы... – Малфой грязно выругался сквозь зубы и вытащил из кармана сигареты. – Будешь?
Блейз взял сигарету, они остановились и закурили, вспоминая сегодняшние газеты.
– Драклова мать! – вырвалось у Малфоя. – И где был Поттер, когда эти твари подобрались к мэнору?
Забини похлопал его по плечу.
– Бьюсь об заклад, amico, вокруг мэнора уже выставлены вооруженные посты.
Малфой сплюнул под ноги.
– Да знаю... Просто обидно, черт.
Блейз снова положил руку на плечо Драко. Сочувственным пустословием того было не успокоить, но Блейз знал: важно дать другу ощутить, что он не один сейчас... что он справится. Малфой судорожно вздохнул и в две глубокие затяжки добил сигарету.
– Идем...

До дома они дошли в молчании, и лишь у парадных дверей Драко в упор взглянул на Блейза и тихо, но с чувством сказал:
– Спасибо.
Тот молча обнял друга. Драко несколько раз вздрогнул всем телом – беззвучно, напомнив Блейзу беднягу Азраэля, – затих на пару мгновений и мягко высвободился. Забини с тревогой следил, как он снова потер лицо и резко выдохнул, подняв голову к небу. К ночи подморозило, и дыхание вырывалось в колкий воздух облачками пара.
– Спасибо, – повторил Малфой. – За вчера, за сегодня... за все.
Блейз – в который раз – хлопнул его по плечу. Драко слабо улыбнулся, и они вошли в траурно убранный дом.

* * *
– Я знаю, кто это, – глухо произнес Драко, ни на кого не глядя, – знаю, кто нас сдал. Кто натравил на нас журналюг.
Пэнси с Блейзом переглянулись, и последний осторожно переспросил:
– Знаешь? И... кто же это?
Малфой наконец поднял глаза.
– Одна наша общая знакомая, Блейз. Я бы сказал, больше чем знакомая.
Забини слегка отпрянул, прозревая. Пэнси настороженно переводила глаза с одного на другого.
– Ты серьезно? Но почему?..
– Сейчас поймешь, – и Драко скупо, без видимых эмоций рассказал о встрече с Асторией и о том, чем она закончилась.
– Но ты ведь стер ей память! – потрясенно воскликнул Забини, потирая лоб, будто откровения Драко ударили его.
Малфой нехорошо оскалился.
– О, моя бывшая... наша бывшая всегда тяготела душой ко всякому сброду, какого полно, скажем, на Фарфелу. Мне надо объяснять, что за деньги можно сделать почти все... при наличии смекалки и желания?
– И даже снять Обливиэйт... – выдавил Блейз, мрачно взглянув на Драко.
– Именно, – подтвердил тот, откидываясь на спинку дивана.
– Проклятье! – выругалась Пэнси, порывисто вскочила и принялась мерить шагами комнату. Драко безучастно следил за ее метаниями. – И что мы можем сделать? Ты же не собираешься сидеть сложа руки, зная, кто... кто убил твою жену?
Малфой вздрогнул и покачал головой. Блейз бросил на Пэнси предостерегающий взгляд, но та лишь с вызовом тряхнула волосами и посмотрела на Драко.
– Нет. Не собираюсь. Эта сучка достойна Авады, а не Обливиэйта, и должна быть наказана.
– Драко! – Пэнси опустилась на пол у его ног, испуганно заглядывая в глаза. Малфоя накрыло ощущение дежа вю: они уже так сидели – в лионской квартире, – а в это время Астория, возможно, сливала пройдохе-газетчику, жадному до сенсаций, все, что сумела разнюхать, додумать и вообразить своим мелким, но мстительным умишком.
– Успокойся, Пэнс, – чужим голосом мягко сказал он, погладив подругу по волосам. – Я сказал: «достойна Авады», а не «пойду убью эту тварь». – Пэнси смотрела недоверчиво, очевидно, представляя именно такой вариант. – Это первое, а для второго мне нужен... Поттер, – задумчиво сказал Драко.
Пэнси слегка покраснела, а Блейз вздрогнул.

– Что? – с подозрением спросил Малфой, вглядываясь в лица обоих. Пэнси поднялась и, сев на диван рядом с ним, принялась внимательно изучать свой безупречный маникюр.
– Ничего, – сказал Забини, с недоумением глядя на Пэнси. Он-то имел «счастье» пообщаться с Поттером – и весьма близко пообщаться – совсем недавно, а она чего смущается? Непохоже на Паркинсон. – Ничего, просто... просто как раз виделся с Поттером... под Новый год.
Блейз прокашлялся и замолчал. Драко слегка изменился в лице.
– Виделся где? В мэноре?..
– И в мэноре... тоже, – признался Забини. – Понимаешь, вышло так неожиданно. Все время, что я там был, Поттер торчал при Грейнджер, как сторожевой пес. Будто этой зверюги недостаточно, – добавил он чуть тише. Малфой невольно улыбнулся, вспомнив Оскара. Тот, должно быть, здорово вымахал без него. – Кстати, Поттера этот пес не любит, – заметил Блейз.
– Ну да, у него есть на то причины, – криво усмехнулся Драко, вспоминая встречу в мэноре, вцепившегося в аврорскую ногу щенка и обиженный визг, когда Поттер отшвырнул его к стене. – А что же Уизлетта? Держу пари, была не против. Святые узы дружбы, – пафосно протянул Малфой, ощущая укол зависти, тут же сменившийся стыдом: ему ничуть не меньше повезло с друзьями. Видимо, все же не зависть, скорее... ревность. Конечно, никаких оснований для нее не было: Драко хорошо изучил Гермиону и считал, что неплохо знает Поттера. Ревновать ее к нему было по меньшей мере глупо. Малфой бесился оттого, что у Поттера была возможность видеть Гермиону, слышать ее, быть рядом – в любой момент. У Драко такой возможности не было, и он чувствовал: запас терпения, чтобы дальше мириться с этим фактом, исчерпан.
– Очевидно, – кивнул Забини. – Так вот, когда я собрался домой, он тоже со всеми распрощался, и мы вышли вместе. И как-то так получилось... в общем, аппарировали в кабак.

Брови Малфоя взлетели вверх.
– Да, – подтвердил Блейз и продолжил: – В «Дырявый котел», вот так неоригинально. Если вкратце, то... Amico, знаешь, он достаточно лояльно настроен по отношению к тебе, – Забини взглянул на Малфоя: тот скептически качнул головой, но в глазах загорелся жадный интерес. – Он сказал что-то вроде... в общем, что готов помочь, только ты ведь... ты тогда еще... – Блейз смешался, не зная. как произнести вслух «ты ведь был еще женат», но Малфой его понял. По осунувшемуся лицу пробежала судорога, и он жестом остановил друга.
– Что ж, – сказал он после минутной паузы, справившись с эмоциями, – а теперь я уже... И самое время напомнить Поттеру о его благих намерениях.
– Я, наверное, могу, – медленно проговорила Пэнси, нерешительно обращаясь к Малфою.
– Что можешь? – не понял тот, повернувшись к ней.
– Могу устроить тебе встречу с Поттером, – так же медленно, словно сомневаясь, ответила Пэнси. – И сейчас мне пора идти, а вечером... я пришлю тебе сову. Хорошо?
– Ну... да, конечно, – протянул ошарашенный Драко. – Я буду ждать. Только я не понимаю, как ты...
– Не надо ничего понимать, – перебила его Пэнси, – пока не надо. Я все вам объясню... позже, – она мельком взглянула на обалдевшего Забини и твердо закончила: – Сейчас это не самое важное. Все, мне пора. Держись, Дракон. Скоро увидимся, – Пэнси быстро поцеловала Малфоя в щеку, махнула на прощание Блейзу и скрылась за дверями.
Драко и Блейз переглянулись и не сговариваясь пожали плечами.

***
Драко аккуратно притворил за собой тяжелую дверь и в замешательстве застыл на месте. Бланш сидела у окна, уронив голову на скрещенные руки, выбившиеся из прически волосы скрывали лицо. Он не знал, какими словами можно вымолить прощение у женщины, только что потерявшей единственную дочь. Теперь Малфой знал, что такое иметь ребенка, и страшился даже намека на мысль: каково это – его потерять.
Собравшись с духом, он неслышно подошел к неподвижной фигуре и опустился на колени рядом, осторожно коснувшись безвольно свесившейся с подоконника руки. Бланш вздрогнула и подняла голову:
– Драко...
Малфой кивнул, собираясь с мыслями. Сухие воспаленные глаза тещи, казалось, оставляют на его лице ожоги. Глядя в пол, Драко заговорил, с трудом подбирая слова:
– Бланш, не знаю... не знаю, сможете ли вы когда-нибудь простить меня... – он замолчал, ощутив на своей щеке прикосновение холодной ладони.
– Встань, мой мальчик, – тихо попросила Бланш, кивнув на кованую банкетку. – Присядь туда, прошу тебя.

Малфой выполнил ее просьбу и заговорил снова – уже не отводя глаз. Как ни крути, разговор этот откладывать было нельзя.
– Бланш, я понимаю: Доминик – единственное, что осталось у вас от дочери, но...
– Не дочери, – снова прервала его Бланш, поднимая глаза, полные невыразимой тоски. Драко решил, что ослышался, но она повторила: – Доминик нам не родная дочь.
Слова стоили ей мучительных усилий, но прозвучали отчетливо, оглушив Малфоя до звона в ушах. Он с ужасом предположил, что теща сошла с ума – прямо сейчас, на его глазах, – но та не выглядела сумасшедшей.
– Коллопортус! – Бланш взмахнула палочкой в сторону двери и бессильно опустила руку, закрыв глаза. «Муффлиато!» – беззвучно добавил Драко, повинуясь внезапному порыву.
– Родным стенам перестали доверять, – с горечью прошептала Бланш, качая головой.
Драко сглотнул и промолчал.
– Доминик – магла, – продолжила Бланш чуть громче. – Была... маглой. Я не могла иметь детей... а Филибер очень меня любил. В отличие от его родителей. – Она тяжело вздохнула, вспоминая что-то, неведомое Малфою. – Мы решили это вместе. Никто не должен был догадаться – и никто не догадался. – Бланш помолчала, рассматривая свои руки. Драко в оцепенении ждал. – Мы специально выбрали магловский приют – чтобы сложнее было обнаружить следы, если бы кто-то решил покопаться в истории... Не думала, что этот день когда-нибудь настанет.

Драко вздрогнул: новый приступ вины окатил его ледяной волной, но Бланш не заметила. Она с головой окунулась в свое прошлое.
– Девочка была сиротой. Ее несчастная мать умерла сразу, как только произвела ее на свет... Она успела лишь дать дочери имя – Доминик, – отдав ее в руки божьи*, – Бланш слабо улыбнулась. – Она была очаровательна, моя девочка, просто маленький ангел. Так смотрела – будто нас только и ждала: чтобы мы пришли и забрали ее, бедную крошку, такую одинокую, Мерлин... Едва увидела свет – и сразу осиротела. Я не могла ее не взять, – Бланш как-то беспомощно пожала плечами. – А ее глаза? Ты знаешь их цвет… что это, если не судьба? Мы взяли ее, а она взяла наши с Филибером сердца и больше не выпускала из рук... – она потерянно покачала головой и глубоко вздохнула. – Твоя жена была маглой, Драко, и твой сын – маглорожденный.
Малфой даже удивился, насколько слабо его взволновали эти факты – а вот их смысл... Маглорожденный сын. Сердце кольнуло острой жалостью, смешанной с застарелым страхом. На Драко пахнуло войной. Пришлось сделать усилие, чтобы напомнить себе: война позади, маглорожденным больше не угрожают гонения и истребление... А если такая угроза вновь возникнет – Малфой сделает все, чтобы она не коснулась его ребенка. Его не беспокоило, что сказал бы о подобной установке отец: Люциус Малфой так же пожертвовал бы собственной шкурой ради спасения своего сына. При этом ему было плевать на всех полукровок в мире; но когда речь шла о его крови – пусть и разбавленной магловской, – выбор не стоял... как и для Драко теперь.

– А знаете, Бланш, – медленно заговорил он, решительно отбросив мысль о том, что, возможно, сказанное прозвучит цинично, – это ведь многое упрощает.
Бланш взглянула на него – обреченно, без удивления.
– Мой обман всему виной. Я знала, что буду наказана рано или поздно, – с горькой усмешкой она добавила: – Не думала, что наказание придет в виде... тебя.
– Бланш... – Драко потер виски, – Доминик ваш внук и всегда им останется. Разумеется, он будет это знать, и вы будете с ним видеться. – Он помолчал, собираясь с мыслями, Бланш молча ждала. – Но я забираю его домой. Мерлин свидетель: я сделаю все, чтобы вернуться в Британию, и мой сын отправляется со мной.
Бланш медленно кивнула, не произнеся ни слова, – слов было сказано более чем достаточно. Пришло время действий.

* * *
Разговор с Филибером вышел менее эмоциональным и более деловым. За привычно уже запечатанными Коллопортусом дверями они обсудили детали исков, без промедления подаваемых семьей де Шанталь и Малфоем к «Мажик де Пари», первой давшей скандальный материал с колдографиями мэнора, Гермионы – в компании с мелкой Уизли-Поттер – и Доминик. Драко с горечью думал, что снимки его несчастной жены, должно быть, идут сейчас недешево: еще бы – сделанные за несколько минут до смерти... Проклятые стервятники! Отец в свое время крепко держал журналюг в узде, и те ели у него с руки. Драко не имел сначала денег, потом – желания для этого. Он давно не жаждал славы и публичности, а хотел всего лишь покоя, покоя и любви. С мечтами стать вторым Люциусом Драко расстался. Жена-магла – погибшая жена-магла, безжалостно поправился он, – маглорожденная любовница, дети-полукровки. Люциус, наверное, переворачивается в гробу. Хотя, как знать... Снейп как-то сказал ему с портрета, что там все видится иначе. В любом случае это была его, Драко Малфоя, реальность, и он больше не собирался от нее бежать. Пора взять жизнь в руки и обуздать, как ополоумевшую лошадь.

____________
* Доминик – от лат. dominicus – «принадлежащий господину», в данном случае – Богу, Господу.