Незаметно пролетело остававшееся от экзаменов Кэтти до ее выпускного время. Неделю, отпущенную нам, как я позже думал, на прощание перед разлукой, пусть не вечной, но все же, мы провели вместе. Каждую ночь я просыпался в холодном поту, мне снилось, что с ней случилось что-то плохое. И после этого я по несколько часов просто вглядывался в любимое лицо, запоминая каждую его черточку.

Кэтти сквозь сон сильнее жалась ко мне, видимо, тоже чувствуя тревогу. Дни мы проводили вместе, не расставаясь почти ни на миг, и казалось, что этой недели бесконечно мало. Но время неумолимо шло. И вот настал день, когда она прощалась со школой. Невзирая на возвращение Лестрейндж, Дамблдор решил провести выпускной бал для окончивших седьмой курс студентов. И я, как ни странно, был с ним солидарен. Потому что этот бал был хоть какой-то отдушиной и для них, и для нас в условиях начала новой войны. Хотя бы на один вечер он давал возможность забыться. А им еще побыть немного детьми перед взрослой жизнью.

В день выпускного Кэтрин была необыкновенно весела, летала по комнате, собираясь на один из самых важных балов своей жизни. Длинное, в пол, голубое платье с открытыми плечами, приталенное, с разрезиком сзади, свободное от бедра. Кэтрин была просто неотразима. Но собираясь делать прическу и макияж, она выгнала меня. Я, уже одевшись как подобает – рубашка, брюки и мантия – мне проще, я мужчина - вышел на воздух, на улицу. Вечером до того Кэтрин заставила меня при ней промыть голову, наложила какие-то чары на быстро пачкающиеся волосы и теперь моя прическа выглядела слегка презентабельнее.

- Волнуешься? – поинтересовался рядом со мной глубокий мужской голос, немного бархатный, немного строгий… Том Реддл, его ни с кем не спутаешь!

- Нет, это не первый мой выпуск, - я не волновался. Я думал о том, как быстро пролетели эти встречи, как миновали полтора года нашего счастья. Почти два года, и теперь нас ждала неизвестность.

- А Кэтти где? Собирается?

- Да, сказала, что это сюрприз. Так не хочу завтрашнего утра, она уедет и... - я вздохнул.

"Она уедет, и я снова останусь один. Но она обещала писать и навещать, я не буду совсем одинок".

- Она уедет не завтра, а послезавтра. И не домой… К Петунье в гости поедут, на неделю.

- К Дурслям? Зачем? – недоуменно смотрел я на него.

- Потому что я хочу их обезопасить. У нас в городке кишмя кишат волшебники, около «Норы» наблюдались лазутчики, в общем, мы решили переехать на Гриммо и закрыть на трансгрессию извне. Ну и скрыть от посторонних глаз, где теперь штаб-квартира Ордена.

- А Дамблдор в курсе, что вы переехали?

- Нет еще. Вот и поговорю с ним вечером. Я ненадолго, на два-три часа. Работа. Так вот, с домом надо дней десять повозиться… Гарри там пока не место, а одного его к Дурслям не пустит Кэтти. Но это всего на неделю!

- Думаю, Петунья дико обрадуется! – улыбнулся я, представив ее лицо. И через миг мы оба рассмеялись, подумав о реакции ее мужа.

А вскоре нас пригласили в Большой Зал. Я занял привычное место, Томас сел рядом со мной, в центре зала стоял один большой стол человек на семьдесят, за который сели все выпускники и ребята – гости выпускников, с младших курсов. Среди таковых был и Гарри, и даже кажется Драко. А стол для преподавателей был немного увеличен, для гостей. Среди них был и Римус, и родители некоторых учеников, ну или там бабушки всякие, если дети из семей волшебников.

Мы с Томом и Люпином обсуждали наши собственные выпуски. И вот Минерва пригласила учеников. Шармбатон и Дурмстранг – без сбежавшего Каркарова – уже отбыли давно, никого лишнего не было. Все ученики были облачены в строгие черные мантии, все волновались. Стройная шеренга из сорока человек, как семь лет назад на первом курсе. Я улыбнулся Кэтти, нежно посмотревшей на меня в ответ.

- Вы стали взрослыми. И вместе с этой ночью от вас уйдет детство. Это печально, но это и радостно. Ведь теперь каждый из вас сможет сам выбрать свой путь, сможет найти свою любовь, создать семью, или посвятить себя работе. Грустно прощаться с детскими годами, но храните их в сердце и ваша жизнь будет освещена их светом. – Дамблдор говорил об ответственности, о уме, о дружбе и любви, ненависти и равнодушии. Умный совет, доброе наставление, мы все понимали, как сложно сейчас ребятам-ученикам.

Закончив речь, директор вызвал деканов факультетов для вручения дипломов студентам. Начали с Равенкло, потом Пуффендуй, Гриффиндор и наконец Слизерин…

- А сейчас диплом об окончании Хогвартса получит девочка, первая за последние лет четырнадцать, у которой все «Превосходно» и это при всех окружающих ее условиях! Кэтрин Реддл! Гордость Хогвартса!

Я вручил ей диплом, а когда сели за стол вновь, заметил, что держу в руке аккуратно сложенную бумажку. Официальная часть заканчивалась нашими напутственными речами. Я пожелал своим ребятам удачи, счастья и здравого рассудка в любой ситуации… И вот они сняли мантии. Обилие красок – зеленые, белые, красные, желтые, темно-сиреневые и каких только еще платьев не было, аккуратные красивые прически. Все же им еще хотелось уловить и задержать кусочек детства…

А вот Кэтти куда-то пропала. И вместе с ней Том, а Римус на мой вопрос лишь пожал плечами.

- А теперь традиционно неофициальная часть. И для вас решил исполнить песню «Зимняя ночь» сам... Хотя не буду говорить, это интрига… Прошу вас! - едва директор сел, раздалась музыка, исполняемая настоящей приглашенной группой. И голос – сильный, глубокий, бархатный баритон. Том?! Но еще больше мой шок усилился на втором куплете, его пела Кэтрин – завила волосы до кудряшек и оставила так. Едва ли не впервые за наше знакомство в туфельках на каблучке... Безумно красивая! Я не в силах был отвести от нее взгляд.

Я наконец прочел записку: «Когда все отвлекутся, может, погуляем вдвоем? Хочу побыть с тобой наедине»

Кэтти…

Она пела прекрасно, они оба пели так, словно это были и не они, а ангелы, подобное пение редко можно услышать. После песни Реддлов заиграла музыка для медленных танцев. Я пригласил Кэтти, как лучшую студентку. Прижав к себе хрупкое девичье тело, я прошептал ей на ушко:

- Еще минут через сорок проводим твоего папу и пойдем.

- Ты мой самый лучший, - Кэтти нежно улыбалась мне. Нежно и весело.

В Зале наш вальс заметили и смотрели на нас, мы «засмущались» и отошли в сторонку. Еще за столом я позволил себе рюмку огненного виски, Кэтти выпила бутылочку сливочного пива. Вроде все нормально, но что-то не то, не хотелось быть совсем уж серьезным. А уж когда Том ушел, Римус и Гарри отвлеклись на разговор с появившейся откуда-то Тонкс, мы сбежали из толпы. Молодежь веселилась, преподаватели тоже. А мы, дойдя до Озера, обошли его и остановились на опушке Леса.

- Звезды, такие яркие… - подняла голову Кэтти, – а какая из них Сириус? – я показал, прижав ее к себе за талию. – Красивая… А Полярная? – я показал. Хотя складывалось впечатление, что она надо мной подшучивает. Лучшая студентка, как-никак!

- А вообще кто-то учил Астрономию и… - она не дала мне договорить, приникнув к моим губам поцелуем. Острый язычок скользнул в мой рот, поцелуй стал глубже, я почувствовал, что начинаю отвечать взаимностью ее желаниям. Казалось, мы целовались бесконечно, каждый поцелуй сменялся словами любви и новым поцелуем.

- Я никогда не забуду эту ночь... А ты? - прижалась она ко мне уже под утро.

- Тоже. Все, что связано с тобой, я никогда не забуду!

Была уже ночь, выпускной бал заканчивался, а мы все еще лежали на покрывале, брошенном на траву, смотрели в звездное небо и ждали первый рассвет ее совсем взрослой жизни. У нас оставались еще сутки до расставания. И потом когда мы увидимся снова – думалось, что скоро. А вот когда увидимся наедине и надолго. Знало это только Небо.

POV Кэтрин

На следующий после выпускного день я собрала вещи, упаковалась и оставшийся день и вечер решила провести с любимым. Странно было осознавать, что я окончила школу, с которой для меня столько всего было связано. Странно было понимать, что как ученица я сюда уже не вернусь…

Северус достал с книжной полки ворох пергаментов и листочков магловской бумаги, когда я читала одну из его книг, устроившись на любимом месте – на полу у кровати, я частенько там делала уроки… Мой взгляд упал на верхний листок и я невольно улыбнулась - это был мой детский рисунок. Я и Джеймс летали на метлах, Сириус собирался присоединиться к нам. И подпись: «Бродяга, Сохатый и Принцесса играют в квиддич».

- Это твой? – спросил Северус, который тоже прочел надпись и теперь изучал лица изображенных человечков.

- Да, мой. Это я нарисовала, когда стала настоящим ловцом. На втором курсе.

- Потрясающе! У тебя определенно талант, милая! Я сначала подумал, это кто-то взрослый рисовал. А еще что-нибудь такое есть?

- Есть целая папка. Но я ее уже упаковала. Хотя… - я достала свои свитки с самыми дорогими сердцу записями, рисунки и вырезки из газет и журналов – в основном, кстати говоря, политика и общественность, которые меня заинтересовали, как дочку замминистра, - вот, смотри – протянув папку с рисунками Севу, я села к нему на колени. Мы просматривали мои наброски, я и родные, мои друзья, школьная жизнь. Все они ему явно очень нравились… Отложив папку в сторону, он внезапно спросил меня, могу ли я оставить ему несколько рисунков.

- Зачем? – не поняла я.

- Они будут частичкой тебя. Так ты будешь немножко ближе, если хочешь, можешь забрать что-нибудь мое, - я прижалась к нему, вдыхая его запах. Необыкновенный, немного терпкий. Свежескошенное сено, яблочный сироп и отчего-то крепкий кофе, запах лаборатории. Для меня не было ничего слаще. Разве что вкус его губ. Я подумала, что хочу забрать что-то, что пахнет им.

- Отдай мне свою рубашку. А я тебе рисунки!

- Бартер? – черные глаза ласково смотрели на меня. – Зачем тебе моя рубашка?

- Она пахнет тобой. Так что, меняемся?

- Так со временем запах исчезнет или сменится другим. Ты ее стирать не будешь, что ли?

- Не буду, буду дышать твоим запахом, - я улыбнулась.

- И чем я пахну? – ласковый взгляд родных глаз.

- Ты пахнешь любовью, я не знаю чем, но ты для меня пахнешь любовью.

Полчаса спустя у меня стало на полпапки рисунков меньше и мужскую рубашку больше. А мы вышли погулять. Дойдя до места нашего вчерашнего «романтизма», я невольно вспомнила прошедшую ночь. Одну из самых прекрасных в моей жизни. Судя по тому, как нежно его рука сжала мою, он вспомнил то же самое.

Засыпая с ним рядом ночью, я знала, что уже завтра буду спать одна. Но не представляла, как это будет, я за полгода уже совершенно отвыкла засыпать без него. Он был теплым, уютным и надежным. Мне всегда спалось спокойно и хорошо в его руках.

"Надеюсь, это временное явление и потом, после войны, мы всегда будем засыпать и просыпаться рядом. Точнее, не надеюсь. Я верю в это".

Наутро, после завтрака, нас ждал поезд в Лондон. Гарри уже сел, я же загрузила вещи, отдала Рону Пушистика, кстати, совсем меня забросившего. Я его кормила, расчесывала, делала все нужное, а он где-то пропадал целыми днями.

Северус провожал нас, под видом прощания с групой. Но уже перед отправлением я прижалась к нему, нежно целуя напоследок и запоминая каждую черточку лица.

- Вечером напишу, как мы устроились у Дурслей! – еще раз поцеловав Северуса, я влетела в вагон. Поезд тронулся, а я стояла у окна коридора, глядя на отдалявшуюся черную фигуру, стоявшую на перроне. И я знала, что я вернусь сюда.

"Не ученицей. Но к нему вернусь, а он никогда не бросит школу. Что бы он ни говорил, он любит Хогвартс".

Мы ехали не домой. Нас ждали тетя и дядя Дурсли. Хотя я сомневалась, что они сильно горели желанием нас видеть. Скорее папа их заставил. Хогвартс скрылся из виду, я прошла в купе, в котором уже был Гарри. И вчетвером – его друзья и я – мы ехали навстречу моей новой жизни. Поезд прибыл в Лондон, где нас встретили Римус и Тонкс, папа же, по обыкновению, был на работе. Рем забрал наши вещи и отнес часть их в "Нору", оставив нам только чемоданы с одеждой. Небо хмурилось, крапал мелкий дождь, туман окрашивал все вокруг в серые тона.

Маглы торопливо бежали, поднимая воротники курток и надевая капюшоны. Прохладный ветер относил капли чуть в сторону, они били по щеке или по лицу – смотря куда лицом стоять.

Мы с Дорой забежали в кафе, заказали по чашечке кофе и стали ждать Римуса. Гарри со скучающим видом листал какую-то магловскую газету, оставленную на столе. Дора придвинулась ко мне и зашептала:

- А мы с Ремом совсем подружились, часто вместе теперь оказываемся. Он классный, с ним так интересно!

- Даже не сомневаюсь нисколько, мне самой с ним очень нравится общаться. Он умный…

- И добрый… - расплылась она в улыбке. – И красивый… - при разговоре о нем Дора словно таяла, таким светом и негой светились ее глаза. Я с подозрением смотрела на подругу, гадая, не влюбилась ли та в моего крестного.

"Ну если так, и если и он еще влюбится в нее, то это замечательно! Очень замечательно!"

Римусу неплохо было бы иметь любимого и любящего человека…

- Кто красивый? Надеюсь, вы не обо мне? – к нам подошел улыбающийся Римус. Дора покраснела и немного смутилась…

- Да нет, это мы о своем. Ну что, идем?

- Нет. Том уже освободился, сам их отведет. А мы с тобой их поразвлекаем и потом пойдем разбирать гостиную Блэков. Голодные? – Гарри кивнул и Рем, просмотрев меню, решил отвести нас в другое кафе. Где мы благополучно поели, потом вышли на улицу, где уже не было дождя. Добрались до Косого переулка и через минуту дождались трансгрессировавшего к банку папу. Все время, пока мы ели, Рем и Дора рассказывали нам про новый дом, последние новости, шутили. Я вдруг подумала, что из них вышла бы отличная пара – они хорошо дополняли друг друга. И вот папа отвел нас к тете и дяде, которых мы до того дня никогда не видели.

Маленький двухэтажный домик, куда меньше и скромнее нашего, повсюду доведенные до идеального порядка садовые безделушки, цветы, у дома стоит машина, новая, блестящая, черная, красивая, надо признать. Папа остановился у калитки, протянул мне конверт со словами:

- Это вам магловские деньги на всякие покупки – продукты там, книжки… Короче, что сами сочтете нужным. Там нижняя полка холодильника ваша будет, продукты все есть, ты сама готовь, хорошо? А то тетя Петунья умрет от инфаркта.

- Ладно, - и папа нажал звонок на калитке. Тотчас же из дома вышла худощавая блондинка с каким-то лошадиным лицом и бесцветными глазами. И при виде отца сжалась, наверное, сильнее, чем могла. По крайней мере, Петунья (а кому еще это быть?) уменьшилась в росте и весе раза в два.

- Мам, а кто там? - из-за нее выглянул свиноподобный мальчик или свиномальчик, иначе не скажешь. Толстый, круглый, розовый, с глупыми поросячими глазками, он был ровесником Гарри, может даже чуть постарше. Но казался помесью свиньи и человека.

- Добрый вечер, миссис Дурсль, как я и обещал, - папа завел нас всех в дом. Свиномальчик остановился рядом, глядя глупыми глазками то на мать, то на нас.

- А что это у них за чемоданы? – взвизгнула Петунья. Мы с Гарри переглянулись. Больная или до такой степени магла, что чемоданы с одеждой уже не понимает.

- Одежда. Так, ладно, мне нужно уходить, и запомните – дети у вас на неделю и постарайтесь не трогать их без повода. Иначе мы уже серьезнее поговорим. Вы меня поняли?

Петунья кивнула. Едва за папой закрылась дверь, она повернулась к нам. И открыла рот:

- Вас как зовут хоть? Тебя Гарри, это я знаю, сын моей покойной сестрички ненормальной. А ты? – она посмотрела на меня. – Тебя как звать?

- Кэтрин. Я дочь вашей старшей сестры, Розалины. Не знаю, может слышали.

- Слышала, тоже ненормальная, - я стиснула зубы.

"Моя мама была волшебницей, и что с того?"

- Тунья, ты дома? – заревел за дверью раненный бык. Дверь открылась. Перед нами предстал боров – жирный, живот свисал через ремень брюк, висел складками, одутловатое лицо имело как минимум три подбородка. И свинячьи глаза на всем этом безобразии. Вернон Дурсль? Ужас какой… - уже тут эти больные? Что, приехали ерундой заниматься?

- Ага, ерундой и ересью. Вы может нас наверх проводите? Мы спать хотим! Эй, ты! - я обратилась к свиномальчику. Тот смотрел на меня как мышь на кошку или кролик на удава.

"Интересно, что такого им папа наговорил? Она вон и Петунья побаивается".

- Тебя как зовут?

- Дадли, Дадли Дурсль… - "Мерлин, он тупой! Жирный, тупой, уродливый. Не дай мне Бог такого сына! Хотя Северус у меня самый лучший, и дети от него будут самыми лучшими".

- Я с первого раза поняла, у меня понималка развита. Так вот, Дадли. Проводи нас с Гарри наверх, в гостевые спальни, мы спать хотим…

- Что значит спальни? – заревел бык в лице Вернона. – Мы вам выделили одну спальню, наверху.

- Прошу принять во внимание то, что мы разнополые, и мы хотим спать. Веди нас наверх, наверх это по лестнице и… - я говорила медленно, четко проговаривая каждое слово, потому что он иначе мог и не понять.

Через некоторое время нас с грехом пополам приняли, Гарри уснул, а я в своей гостевой спальне зарылась носом с рубашку Северуса, закрыла дверь на щеколду и так лежала почти до утра, засыпая и снова просыпаясь. И мне снился любимый. Что все закончилось и мы вместе, уснула нормально я только под утро. А утром встала, спустилась вниз, желая кофе.

Свиномальчик, когда я зашла, попятился из кухни. Вы когда-нибудь видели крадущегося на цыпочках слона? Я тоже, пока не увидела Дурслей. Хуже ничего быть не может, они жуткие, толстые тупые маглы, и нас ждала неделя у них. О, ужас!

В тот день я приготовила кушать, мы с Гарри осмотрели городок и уже ночью, когда все уснули, я писала Северусу, легла только в три ночи, тихонько отправив Хедвиг отнести письмо. А утром… Петунья поливала цветочки, а Дадли завтракал. Гарри одевался, он удивился тому, что сова улетела, а я что-то соврала и пошла делать омлет.

- А у тебя есть эта штука?

- Какая? – не поняла я. Дадли моргал своими поросячьими глазками, от чего мне хотелось засмеяться и заплакать сразу. Свинья настоящая!

- Ну чем вы колдуете… А можно посмотреть?

- Можно, только не ломай, а то взорвешься, - усмехнулся в двери Гарри, - у нас на первом еще курсе один сломал палочку. Вот перед отъездом ухо нашли, - это было сделано во избежание того, что Дадли сломает палочку, чтобы заглянуть внутрь. А свиной мальчик отбросил ее.

Дадли в ужасе убежал с кухни. Бегущий Дадли, надо заметить, нонсенс. Вообще мне нравилось шутить над ним. И отговариваться от Вернонских подколок. Таких же тупых, как он сам. Примерно так и потянулась наша "неделя у Дурслей".

Автор и бета: Астрюша