Сколько стоит спокойствие и где оно продается?
Не жаль и сотни кнатов за минуту безмятежности, а тысячи – за лучики теплоты. Найти бы яркую, красивую палатку вроде той кибитки в Хогсмиде, с которой продаются цветы, и приобрести себе мир в сердце, ровный глубокий сон и веселую улыбку. А может, стоит просто придумать рецепт зелья с такими свойствами?
Мы с Лесли забежали в спальню, чтобы переодеться после прогулки, и, не обнаружив нигде Алисы и Мэри, вдвоем направились на ужин.
Миссис Норрис предупреждающе мяукнула, когда я едва не столкнулась с ней на лестничном пролете. Я вернулась в реальность, вынырнув, как из волны, из своих мыслей. Лесли на каком-то интуитивном уровне чувствовала мое настроение, поэтому просто молчала, не надоедая лишними вопросами.
В дверях мы столкнулись с Северусом. Всего один взгляд - остальное излишне.
Шумный зал, звонкий смех, громкие голоса, чьи-то плечи и спины… Едва толпа около дверей рассосалась и показался стол Гриффиндора, как взгляд тут же отыскал Алису. Рядом с ней сидел Фрэнк.
Я торопливо прошла между столов и уселась рядом с подругой.
- Фрэнк, мне очень жаль, - тихо сказала я, а он лишь кивнул в ответ. – Ты держись.
Алиса тоскливо посмотрела на меня и слегка покачала головой: ему тяжело. Она постоянно обеспокоено поглядывала на него, а он отрешенно ковырялся вилкой в тарелке.
- Лили, посмотри: Блэк тоже вернулся, - прошептала мне в ухо Лесли.
И тут же стало так жарко, будто в Большом зале огнем дышал дракон. В один миг вернулись все чувства, всколыхнув душу, подняв в ней целую бурю.
Джеймс…
Я повернула голову, и воздушный шарик в груди стремительно сдулся: среди Мародеров Джеймса не было. Сириус тихо переговаривался с Ремусом и Питером и при этом с аппетитом грыз куриную косточку.
«А где же Поттер?..»
Видимо я произнесла это вслух, потому что Фрэнк мне ответил:
- Мы вдвоем с Блэком вернулись. Джеймсу еще надо уладить дела с оформлением наследства.
Я закусила губу и спрятала глаза в тарелке.
Вспыхнувшая надежда увидеть его растаяла, оставив после себя еще большую опустошенность. Аппетита не было, и я бессмысленно вертела в руке вилку.
Очередной вечер не принес ничего, кроме многолюдного одиночества.
Слишком много серого цвета – пасмурные дни, каменные стены вокруг, даже глаза Алисы… Все померкло, будто кто-то стер краски из моей жизни, рисуя картинки грифельными карандашами.
Как все банально, до сумасшествия привычно, что хочется взорвать этот правильный мир, чтобы снова начать дышать, чувствовать, жить… И не плакать, не смотреть ночами в темный потолок, не считать потери и не думать о войне.
Шум в Большом Зале стал фоном какого-то сумбурного гула в голове, и я почти физически ощущала желание уйти отсюда. Я оглянулась по сторонам в поисках хоть какой-нибудь поддержки: Алиса что-то шептала Фрэнку, Лесли разговаривала с Мэри, сидя в полуобороте от меня.
Одна… Совсем одна…
Я почувствовала, как задрожали ресницы, и тут же вскочила, опрокинув свой пустой стакан – он со звоном ударился о тарелку. Я почти бегом помчалась к выходу.
Оказавшись в вестибюле около главного входа, я нырнула в небольшой выступ и прислонилась к стене, запрокинув голову и смотря куда-то сквозь потолок. Так слезы лучше удерживаются на ресницах, не стекают по щекам, не стягивают кожу солеными дорожками…
- Не стоит портить такие красивые глазки, - голос возник словно из ниоткуда.
Я немного дернулась от неожиданности: рядом со мной стоял Блэк и мягко смотрел на меня, но пытливость его взгляда все же не укрылась.
- Я и не собиралась.
Он ухмыльнулся и прислонился к стене – наши плечи соприкоснулись. Сириус так же запрокинул голову, и между нами воцарилась тишина, в которой отчетливо слышалось его дыхание. Я всегда считала, что молчать можно только с близкими друзьями, поэтому сейчас эта ситуация меня взволновала. Я краем глаза взглянула на него: черные брови сошлись на переносице и взгляд уперся в пол – сосредоточен.
«О чем думает? Что происходит в этой сумасбродной голове, в этом ветреном сердце?»
Впервые я задумалась над этим. Впервые за столько лет знакомства мне захотелось узнать Блэка, увидеть его без этой привычной маски школьного баламута.
Что там внутри? Что скрывается за вычурной безмятежностью, приправленной легким высокомерием, самоуверенностью и искрометным юмором?
Лучший друг… Тот, кому так бесконечно предан Джеймс.
Я прищурилась, неотрывно изучая его лицо, но он, видимо, уловил мой взгляд и повернул голову. Несколько секунд мы вглядывались друг другу в глаза, а потом он оторвался от стены и взял меня за руку.
- Пойдем, надо поговорить.
Я опешила, но Блэк потянул меня к выходу и, остановившись около самых дверей, накинул на меня свою мантию.
- Не волнуйся, - легкая полуулыбка в серых глазах. - Просто нам нужно укромное место, где нет чужих ушей.
Сириус открыл дверь, с манерной галантностью попуская меня вперед. Я неуверенно посмотрела на него и под косые, полные зависти взгляды каких-то младшекурсниц вышла на улицу.
Прохладный воздух в один миг высушил так и невыплаканные слезинки. Тишина была поразительной: толстые каменные стены школы не пропускали ни звука, да и кругом не было ни души. Небо заволокли темные низкие тучи, которые, казалось, задевали кончик шпиля Астрономической башни. Мы быстро шли по протоптанной дорожке, и я все пыталась угадать, куда же он меня ведет. Промелькнула мысль, что мы идем в Запретный лес. Наверно, я бы даже не удивилась, если бы узнала, что у них там построен шалаш или что-то подобное. Когда мне открылись все тайны Мародеров (все ли?), я стала почти уверена в их всесильности.
Когда же мы свернули с тропинки и направились в сторону поля для квиддича, я поняла, что идея с Запретным лесом не оправдалась.
Сириус молчал, и я не нарушала тишину. Снежинки оставляли колючие поцелуи на щеках, а легкий ночной ветерок шаловливо норовил пробраться под мантию.
- Вот мы и пришли, - сказал Сириус и остановился.
Я огляделась и недоуменно посмотрела на Блэка.
- Зачем нужно было идти к Гремучей иве? Мы так долго шли, чтобы разговаривать на холоде?
Он склонил голову на бок, немного помолчал, снисходительно смотря на меня, а потом взял меня под руку.
- Больше азарта, Эванс, - тепло от его дыхания приятно коснулось виска.
Сириус потянул меня к самой иве, и я остерегающе одернула его, но он ответил лишь ухмылкой. Когда мы вошли под сень кривых, изгибающихся веток, сквозь которые можно было отчетливо видеть, как плывут облака, я поняла, что с Гремучей ивой что-то не так: она будто застыла, погрузившись в какую-то полудрему, поэтому так безразлично реагировала на наше присутствие. Еще никогда мне не доводилось бывать так близко к этому норовистому дереву, которое все обходили стороной. Все… Только не Мародеры.
Мои глаза расширились от удивления, когда, подойдя к самому стволу, я увидела между корней какой-то провал, ведущий под землю. Сириус присел и спустил туда ноги.
- Я буду внизу: если что – подстрахую, - сказал Блэк и тут же скрылся в яме.
Оставаться одной в промозглой темноте под мокрым снегом совершенно не хотелось, и, последовав примеру Сириуса, я соскользнула в провал. Крепкие руки подхватили меня, и я почувствовала пол под ногами.
Я огляделась по сторонам: мы были в низком туннеле, который уходил куда-то в кромешную темноту. Я зажгла свет на кончике палочки и, пригнувшись, стала пробираться по проходу вслед за Блэком.
- Мерлин мой! – наигранно вздохнул Сириус. – Кто бы мог подумать, что я собственноручно приведу девчонку в наше логово! Нет, с Сохатого все же причитается…
Сердце екнуло, замерев на мгновение. Еще одна тайна Джеймса открывалась мне… Сколько же их еще?.. Сколько загадок скрывается под лохматой шевелюрой Поттера? Сколько идей роится?
- Куда мы идем? – спросила я.
- Потерпи, скоро узнаешь.
Туннель еще сузился, и я еще больше согнулась, а высокому Сириусу пришлось идти едва ли не на четвереньках. Неожиданно он остановился и обернулся ко мне.
- Эванс, ты извини, но у меня уже спина затекла, - черная бровь изогнулась от усмешки. – Надеюсь, ты не боишься собак…
Я даже не успела осмыслить слова Сириуса, как тут же раздался хлопок, который показался оглушительным в этом узком пространстве, и передо мной появился большой черный пес. Застывшим взглядом я смотрела на него, изучая вблизи: обычный пес, ничем не примечательный, разве что выделяется размером.
Он дружелюбно завилял хвостом, и я тепло улыбнулась. Нет, не псу - Сириусу Блэку.
Мы снова зашагали вперед. Подземный ход все не кончался, и я попыталась вспомнить подобный коридор на Карте Мародеров, но из этого ничего не вышло. Однако я была почти уверена, что мы идем куда-то в сторону Хогсмида. Туннель сузился так сильно, что даже мне пришлось опуститься на четвереньки, а потом неожиданно пошел вверх, затем свернул, и я увидела льющийся из какого-то отверстия свет. Пес ловко пролез внутрь, и я доверчиво последовала за ним, пригибаясь, чтобы не задеть головой доски.
- Конечно, не покои маггловской королевы, но все же… - Сириус уже принял человеческий облик, и увлеченно отряхивал с одежды пыль.
Я огляделась: мы были в какой-то небольшой комнате, заставленной старой, полуразвалившейся мебелью. Кругом было много пыли, оторванные куски обоев, какие-то обрывки газет но полу… Я остановила глаза на Сириусе, вопросительно приподняв бровь, а он прямо посмотрел на меня, и его глаза заиграли лукавым огоньком.
- Добро пожаловать в Визжащую хижину.
Я вздрогнула, вспомнив все слухи и легенды о приведениях, которые заселяют этот дом, и тут где-то наверху послышался скрип половицы и чей-то чих. Я громко вскрикнула и пулей подлетела к Блэку, с силой ухватившись за его руку.
- Приведений боишься? – он саркастически улыбнулся. – Их здесь нет, не трясись. Это всего лишь Питер. Пойдем.
Его горячие пальцы, сжимающие мою руку, и уверенная походка помогли мне хотя бы немного расслабиться.
«Такой же, как и Джеймс… Разве что наглости в нем больше и самоуверенности», - подумала я.
Мы вышли в небольшой коридор, пересекли прихожую и стали подниматься по лестнице на второй этаж. На площадке были две двери, и из-под одной из них пробивалась узкая полоска света. Сириус открыл ее, и мы вошли в комнату.
После длительного нахождения в полумраке, свет показался слишком ярким, и я рукой, как козырьком, прикрыла глаза.
- Принимайте дорогую гостью, - сказал Сириус и отпустил мою руку.
- Добро пожаловать, Лили, - раздался ровный голос Люпина.
Наконец глаза привыкли к освещению, и я увидела приветливо улыбающихся Ремуса и Питера.
Я стояла посреди просторной комнаты, которая совершенно отличалась от остальных виденных мной помещений этого дома. Здесь стояла потертая, но исправная мебель: небольшой диван, обитый синим бархатом, и два таких же кресла, а между ними был круглый столик на трех ножках; около одной из стен стоял небольшой буфет, в дверцах которого не было стекол, а на полу лежал старенький ковер. Скромно, но без слоев пыли и какого-то хлама по углам, как на первом этаже.
Я присела на диван, ощущая странную неловкость, будто попала куда-то в святые святых Мародеров. Наверно, так оно и было.
Ремус сцепил пальцы и опустил глаза, Питер напряженно постукивал кончиком ботинка о ножку стола… Один лишь Сириус чувствовал себя вполне комфортно и расковано: он покопался в ящиках комода, и вскоре на столе появилось сливочное пиво, а затем коробочки с оставшимися сладостями.
Блэк уселся рядом со мной на диван, подал мне бутылку и вальяжно откинулся на спинку.
Все молчали. Я не понимала, для чего меня привели в этот дом, но зато у меня стали появляться догадки о его предназначении… Разруха, царившая на первом этаже, была весьма красноречива.
- Эванс, у тебя не возникает никаких вопросов? – Сириус недоуменно приподнял брови. – Например, для чего этот дом?
Я сделала глоток из бутылки: вкусная прохладная жидкость приятно защекотала горло.
- Я и так это знаю.
Мародеры переглянулись. Мысленно я порадовалась, что мне удалось их застать врасплох.
- Что это значит? – тихо спросил Люпин. Я заметила, как он судорожно вцепился в подлокотник своего кресла. – Поясни…
Я набрала в легкие воздуха и твердо ответила:
- Я уже давно в курсе, что ты болен ликантропией.
Его лицо вытянулось, и на моих глазах он стал белее мела. Люпин дернулся, словно хотел вскочить с кресла, но потом лишь запустил руку в волосы, сжав их пальцами, и склонил голову.
Внутри меня все сжалось в комок.
- Ремус, я догадалась еще на пятом курсе, - пояснила я и протянула руку, нежно коснувшись его плеча. – Я знаю тебя много лет, и мне все равно, как именно ты сходишь с ума, потому что абсолютно у каждого из нас есть своя тайна и своя Луна.
Воцарившаяся тишина зазвенела от их удивления. Даже Сириус на пару секунд застыл с приподнятой бутылкой в руке, а потом сделал глоток и философски сказал:
- Вот так… Насколько же искаженно мы видим мир, если можем так ошибаться в людях…
Я сузила губы в полоску и прищурилась.
- Это ты обо мне?
Легкая улыбка и лукавый взгляд серых глаз – я была почти готова улыбнуться в ответ.
- Просто я думал, что ты сторонница всяких разных правил… А оказывается, ты не такая уж и зануда.
- А ты, если присмотреться, не такой уж и нахал, - ехидно заметила я. – К слову: я сторонница не правил, а справедливости.
Блэк в демонстративном удивлении расширил глаза, но так ничего и не сказал.
- Спасибо тебе, Лили, что приняла меня, несмотря на… обстоятельства, - Люпин попытался слабо улыбнуться. – Ты только не рассказывай…
Я лишь фыркнула. Ремус внимательно посмотрел на меня, а потом заговорил:
- Сириус сказал, ты знаешь о том, что ребята анимаги. Мы подумали, что тебе стоит узнать всю историю и не судить нас сгоряча.
Я потеряла счет времени, слушая самую поразительную сказку о настоящей дружбе. Ремус говорил медленно, растягивая слова, разбавляя рассказ паузами, а в моей голове рождались красочные картинки. Четверо бесстрашных мальчиков, и все в жизни на четверых… Как на море встает волна за волной, так и у них – спина за спиной. У каждого была своя дорога, но они пересеклись, сошлись в одну, и этот единый путь поражал меня. Тугой узел связал их, навсегда соединив.
Лунатик, Бродяга, Сохатый и Хвост.
Ажурное переплетение судеб.
- Я не знаю, чем заслужил таких друзей, - так Ремус подвел итог своему рассказу.
Стрелки с громким тиканьем перемещались по циферблату, отсчитывая секунды. Я, замерев, сидела на диване, пытаясь справиться с какофонией впечатлений, окрашенных самыми светлыми чувствами. С детства родители учили меня главным заповедям: искренность, справедливость, принципиальность, дружба, любовь… Я впитывала в себя эти основы, строя на них свою жизнь, стараясь все делать правильно, не вступать в противоречия с установленными законами и правилами. Мне казалось, что я отточила мастерство различать Добро и Зло. Но я не понимала, как однобоко, как ограниченно я смотрю на вещи, видя их лишь с одной стороны, не думая о том, что скрывается за их тенью.
А ведь настоящая жизнь похожа на движение поезда – пересечения разных путей, шлагбаумы, станции, маневры, семафоры… И куда сложнее быть машинистом, чем пассажиром.
Затворки души открывались, обнажая истязающие меня вопросы и сомнения.
- Почему ты вернулся? – тихо спросила я.
- Джеймс попросил присмотреть за тобой, - Блэк окинул меня пристальным взглядом. Его серьезность заставила напрячься. - Он беспокоится за тебя.
Сириус откупорил новую бутылку сливочного пива.
- За меня? – грустная улыбка появилась на моем лице и тут же потухла. – У него трагедия, а он думает обо мне…
- Тебя это до сих пор удивляет? - в такой же невеселой усмешке, как и у меня, приподнялся уголок его губ. – Меня давно уже нет…
Я встала и подошла к буфету, делая вид, что рассматриваю пыльные стаканы на полке. Простоватое стекло, без изысков и множества граней. Оно не играет бликами в свете свеч, не переливается всеми цветами радуги на солнце, не стоит баснословных денег, не несет в себе какой-либо ценности, на нем не стоит семейный герб… Обычное стекло, обычный стакан. Неужели для кого-то он может быть настоящим сокровищем?
Дыхание перехватывало, мурашки стремительно разбегались по коже, а я с силой сжимала стакан, словно он был моим спасением. Волны поражающего мое существо смятения поднимались из глубины, неустанно накатывая, и я захлебывалась, не смея верить в такую ошеломляющую правду, боясь этих радужных надежд.
- Я немного осмотрюсь, хорошо? – голос был глухой, словно из-под земли.
Сириус даже не посмотрел на меня, увлеченно изучая этикетку на бутылке, а Питер благодушно предложил устроить мне экскурсию по дому, но я отказалась.
На лестничной площадке было прохладнее, чем в комнате. В полумраке разрушенного дома царила тишина, нарушаемая лишь едва слышным разговором за дверью. Я прислонилась к перилам, с удовольствием вдыхая прохладный воздух.
Сейчас, находясь в этом доме, узнав все тайны Джеймса и его друзей, мне, как никогда в жизни, казалось, что все вокруг меня разрушилось. Неизвестный осенний ветер подхватил мой маленький, привычный домик и унес далеко-далеко, забросив в новый мир, к новым людям.
Прошлое сгорало в огне, как опавшие листья. Не жалея воспоминаний, без устали я кидала их в этот костер, заставляя пламенеть его до небес. Горели надежды, которым так и не суждено было сбыться; мысли, которые навсегда покидали мою голову; предрассудки, в которых я запуталась, как в паутине, – все пылало, рдело, превращалось в пепел… И на этом пепелище, словно Феникс, рождался новый Мир, новая Дружба, новая Надежда.
Половица жалобно скрипнула, когда я подошла ко второй двери на площадке и вошла внутрь комнаты. Я зажгла свет на кончике палочки и осмотрелась: обои в нелепый цветочек, заколоченные окна, большая великолепная кровать с пологом, застеленная темно-бордовым покрывалом, напольные часы и шелковая темнота по углам. Здесь обитала полная, глухая тишина, которая устало дремала на немногочисленных предметах обстановки. Но я знала, что стоит белесым лучам полной луны посеребрить крышу этого дома, как все в миг изменится.
Этот дом с секретом умел надежно хранить свои тайны.
Я подошла к небольшому стулу, на спинке которого небрежно висела мантия. Я взяла ее в руки и на внутренней нашивке увидела инициалы «J.Potter». Пальцы крепко сжали ткань. Плотная материя хранила его тепло, делилась со мной его запахом и говорила о нем таким языком…
«Жди меня…»
Я притянула ее к груди, бережно прижав к себе.
Эта минута оставила за незримой чертой острое одиночество и позволила окунуться в омут грез.
Его горячая кожа, немного полные губы, сладкое дыхание, крепкие плечи… И я все это помнила, я все это знала и хранила где-то под сердцем, боясь забыть каждый его вздох.
«Пусть между нами мили, и эта ночь разделяет нас, но придет утро, разойдутся тучи, и тогда выглянет солнце, и тогда вернешься ты…» - шептала я мантии, прижимаясь к ней щекой.
Я услышала, как щелкнул дверной замок, и в комнату вошел Блэк. Его взгляд остановился на мантии в моих руках, а потом коснулся моих глаз. Он ничего не сказал, ни о чем не спросил, а просто прошел мимо и сел на кровать. Я повернулась к нему лицом, подбородком упершись в горизонтальную перекладину на спинке стула, и долго смотрела на него, пока, наконец, не решилась задать вопрос:
- Почему вы рассказали мне всю историю? Почему не побоялись, что я могу донести на вас Дамблдору, ведь ты же всегда считал меня занудой?
- А ты так и не поняла? – Сириус исподлобья глянул на меня. – Ты такая же часть нашей истории, как и жизни Сохатого…
Хрупкий мост выстраивался между нами, соединяя два противоположных берега одной реки под названием «Джеймс».
- Сириус, как он? – мой голос был едва различим в тишине.
Он улыбнулся, а потом глубоко вздохнул.
- А как по-твоему, Эванс?
Снова молчание.
- Что ты будешь делать, когда Джеймс вернется? – он бросил на меня косой взгляд.
Я склонила голову набок и щекой прислонилась к перекладине спинки.
Нелепый вопрос…
- А как по-твоему, Блэк? - я прикрыла глаза и добавила: – Просто буду рядом.
Скрипнула кровать, и я распахнула ресницы. Сириус присел на корточки около меня. Мы смотрели друг на друга, всматриваясь в черты лица, изучая интонации взглядов, учась понимать и принимать друг друга.
Мост становился все прочнее…
- Мне кажется, или у тебя действительно пропали веснушки? – одна бровь Сириуса приподнялась.
Я улыбнулась.
- А ты и их замечал?
- Есть у меня предчувствие, что теперь я буду не только их замечать, а знать точное количество, - Блэк добродушно ухмыльнулся, а потом протянул руку и осторожно кончиком указательного пальца вздернул мне подбородок. – Выше нос, Эванс - все будет хорошо.
И настоящее тепло, впервые горящее для меня в этих серых глазах, заставляло верить. И - кто знает? - может когда-нибудь этот хрупкий мост превратится в нерушимый…
Дверь открылась, и в проеме появились Ремус и Питер.
- Ребят, пора возвращаться – уже отбой был, - Петтигрю неловко мялся около двери, скользя любопытным взглядом по нашим лицам.
Сириус встал и потянулся, похрустев суставами пальцев.
- Что ж, тогда пойдемте, - сказал он, и я даже не успела среагировать, как он тут же обернулся псом.
- Лили, карта ведь у тебя? – Люпин, как мне показалось, немного лукаво улыбнулся.
Я порылась в кармане и протянула ему пергамент.
Пес подошел к двери, а затем обернулся и посмотрел на меня.
- Бродяга, значит… - я потрепала его по холке, запустив пальцы в мягкую шерсть, и он приветливо завилял хвостом, а потом сорвался с места и, сотрясая лестницу, помчался вниз по ступенькам.
Путь до гостиной занял почти час: снова узкий туннель, холодный ветер ноябрьской ночи, пустые коридоры, заснувшие лестницы… Все мелькало, как в танце, но я почти не обращала внимания ни на что, наслаждаясь сладким чувством спокойствия в душе, полностью доверившись… друзьям? Ремус говорил о том, как они обживали этот дом, Питер дополнял его рассказ, я внимательно слушала, с жадностью впитывая в себя каждую частичку их жизни – его жизни. И промозглый ветер казался не таким холодным, когда мою руку согревала теплая ладонь Сириуса. Он ни на миг не отпускал ее на протяжении всего пути, не доверяя меня никому, словно я была каким-то сокровищем. Конечно, он дал обещание Джеймсу позаботиться обо мне, но все же… И я чувствовала, что это «но» - еще один кирпичик в каменной кладке наших новых отношений.
Новое… Это слово витало в воздухе, потрескивало в горящих факелах, освещало все вокруг. Сейчас оно было мое и было внутри меня. Реальность, сны, мечты – все изменилось. Как от грозового разряда песок меняет свою структуру, превращаясь в причудливые стеклянные фигуры, так изменилась я сама. И теперь не хватит целой жизни, чтобы позабыть мою молнию…
Я осторожно прикрыла дверь спальни и на цыпочках прошла к своей кровати. Тусклый свет луны, пробивающийся из-за облаков, вычерчивал оконный прямоугольник на каменном полу и слабо освещал комнату, позволяя видеть очертания предметов. Завернувшись в ночь, как в шелк, я подошла к окну и подняла глаза на небо. Хотелось думать, что эти облака плывут на юг, и совсем скоро будут задевать крыши лондонских высоток. Хотелось верить, что где-то в пустом доме Джеймс так же смотрит в это небо. Почти физически я ощутила его совсем близко, будто он стоял у меня за спиной.
Пламя без тепла - разлуки лед…
Я забралась под одеяло, свернувшись калачиком, и попыталась уснуть, но услышала шорох и открыла глаза: худая фигурка в белой сорочке разрезала сумерки.
- Алиса? – я приподнялась на локтях, но она не ответила, а беззвучно босиком прошла по полу и юркнула ко мне под одеяло.
Старая детская привычка… Так мы боролись с ночными страхами. И только так у нас получается разделять переживания.
Ее глаза сверкали влажным блеском, когда взгляд застывал где-то на потолке. Она не шевелилась, только дышала, только моргала, а я следила за контуром ее длинных ресниц. Знакомые до мельчайших деталей черты дорогого лица осунулись, и упрямая морщинка впервые так долго не покидала ее гладкий лоб… Безмятежный мир Алисы тоже пошатнулся. Ее жизнь всегда была похожа на карамель: менялся лишь фруктовый привкус, но никуда не девалась сладость, а сейчас я чувствовала горький запах, а она – вкус.
- Сегодня Фрэнк сказал мне, что собирается поступать в Академию авроров, - она не отвела взгляда от потолка, лишь бриллианты в уголках ее глаз заблестели в лунном свете. – Сказал, что хочет отомстить. Хочет положить конец этому волшебнику. И еще что-то о долге каждого, о борьбе…
Она судорожно вздохнула, подавив всхлип.
- Я не могу себе это представить, не могу даже попытаться… - ее шепот сорвался. Алиса лихорадочно прижала пальцы к дрожащим губам.
- Послушай, он еще может передумать, не поступить, в конце концов…
Она тут же замотала головой.
- Нет, нет, Лили, ты его не знаешь…
Но я знала Фрэнка. И знала, что он не отступится. Я закрыла глаза, не имея понятия, как успокоить ее, как вытеснить эту разрывающую душу тревогу, этот цепкий страх за родных людей…
- Лили, я много думала… Все ждала тебя и думала… - она повернула голову и заплаканными глазами посмотрела на меня. – Если Фрэнк пойдет в Аврорат…
Она замолчала, словно страшась произносить эти слова… А потом тыльной стороной ладони вытерла слезы и твердым, без единого сомнения голосом перевернула мой мир:
- Если Фрэнк пойдет в Аврорат – я пойду за ним.
- Алиса… - мои руки цеплялись за ее плечи. – Алиса, как же так? Ну какой из тебя аврор: ты же вечно обо все спотыкаешься, что-то роняешь… Ну сама подумай…
- Это все ерунда. Флитвик говорит, что у меня способности к заклинаниям, да и по защите от темных искусств с первого курса у меня «Превосходно», а Фрэнк подтянет меня по гербологии, - Алиса набрала побольше воздуха, чтобы жирной чертой перечеркнуть гаснущую в моей душе надежду… Да и имела ли я право отговаривать ее? И нужно ли это было? – Просто кто-то должен быть с ним рядом, чтобы вовремя успеть крикнуть «Протего»…
Укрытая темнотой комната молчала. Глотая слезы, страшась даже заглядывать в призрачное будущее, мы не нарушали тишину, передавая друг другу частицы веры в то, что это будущее – непременно радужное – еще возможно. Пусть твердыни Добра рушатся, пусть мир сходит с ума от безумных идей, пусть наши пути сокрыты под черным саваном неизвестности, но даже в этой смуте есть место росткам надежды. И они пробьют себе дорогу к свету, возродят в душах силы, наполнят жизнь смыслом и не дадут превратить наш мир в руины.
Когда-нибудь все это закончится… Когда-нибудь все снова засверкает жизнью…Когда-нибудь…
Но что останется от мира улыбчивой Алисы и добродушного весельчака Фрэнка?
Но как сможет забыть Сириус фамильный герб Блэков на вражеских знаменах этой войны?
Но сможем ли мы с Джеймсом увидеть тот рассвет без непростительного нефритового свечения?
Мы медленно засыпали. Серые и зелёные глаза… светлые и рыжие локоны… чистая кровь и маггловские привычки…
Обе такие разные, но – Мерлин мой! - такие молодые…



Стол был заложен толстыми книгами и исписанными листами с конспектами, а раскрытый учебник ютился на единственном свободном месте, прислонившись корешком к подставке настольной лампы. Вокруг - звонкая тишина, которая, оглушала, заставляя без конца проговаривать про себя, а порой даже нашептывать, словосочетания и предложения из эссе.
«… Поэтому чернокорень может заменяться ясменником, что не оказывает отрицательного воздействия на структуру и действенность зелий»
Я поставила точку и откинулась на спинку стула, рассматривая исписанный свиток: ровные строчки, ни одной чернильной кляксы, выдержанная структура эссе - все идеально, только я не чувствовала привычной удовлетворенности от окончания работы. Вокруг все было обычно-серым, и даже пробивающиеся сквозь облака солнечные лучи светили как-то тускло, уже совсем по-зимнему. Неизвестно для чего горящая лампа, запыленная библиотека и стылый ноябрь за окном – моя перламутровая действительность.
Я уже давно сбилась, считая круги минутной стрелки, – в последние дни время тянулось слишком долго. С возвращением Сириуса секунды замедлили свой бег, а может, это я так торопила мгновения, что они назло мне сменялись медленно?
Солнце снова скрылось за тучей, и из всех углов стали выползать сумерки.
- Лили, привет, - я вздрогнула от неожиданности и повернула голову: Колин с сумкой через плечо нерешительно топтался в проходе.
Я улыбнулась, а он даже не заметил, насколько вымученной получилась улыбка, и сел на стул рядом со мной. Тейлор пробежался глазами по заваленному пергаментами столу, написанному эссе, а потом остановил свой взгляд на мне.
- Я не помешаю?
На кончике языка я почувствовала горьковатый вкус лицемерия.
- Конечно, нет, - я закрыла учебник и бросила его в сумку, а затем стала скручивать свиток с эссе. – Я вот уже закончила.
- Снова убегаешь… - хрипло ответил Колин и, откашлявшись, сказал твердым голосом: – Нам надо поговорить.
В небольшом помещении между стеллажами сразу стало душно. Мои плечи устало опустились.
- Почему ты все время от меня уходишь? – ему это не давало покоя. – Чем я тебя обидел? Что не так?
Мой взгляд бродил по несложным предметам обстановки, будто искал помощи: безучастные шкафы, глупая лампа, равнодушное окно, невыносимая дневная серость, надоевшие толстые фолианты… Я встрепенулась:
- Колин, ну что ты такое говоришь! Просто хотела расставить книги, - я потянулась к стопке, но он перехватил мою руку.
Теплые пальцы нежно изучали замысловатые линии на моей ладони, и язычки света надежды плясали в его глазах, одурманивая чувством вины.
Тик-так, тик-так... Часы неподалеку слишком долго оглушительно тикали.
Я выдохнула.
- Лили, давай поговорим, - его голос был мягким, точно плюшевым.
Нежный взгляд серых глаз острыми иголочками касался меня, выпуская в кожу яд, заставляя ежиться от такой пристальности. И сейчас я совершенно четко осознала, как устала быть хамелеоном, подстраиваясь под обстоятельства, ловко маневрируя в сильном течении и боясь обидеть кого-то. Так много нас связывало с Колином, так много он знал обо мне, так долго был рядом, помогая и защищая, но у меня не было той монеты, которой я могла бы расплатиться с ним… Секунды застывали от такого молчания.
Лучи солнца снова скользнули в окно, и тени заиграли в библиотеке. Я была рада, что сижу спиной к окну – скрывался румянец на щеках, который так некстати стал проявляться под взглядом Тейлора. Я считала секунды, не смея взглянуть на Колина, не смея подать ему хотя бы мимолетную надежду, а он ждал, медленно перебирая мои пальцы…
- Лили, - негромко начал он, и я непроизвольно вздрогнула, - я совсем запутался, а точнее – ты меня запутала.
Стены, возводимые из его чувств и эмоций, давили на меня.
- Думаю, ты прекрасно понимаешь, как я к тебе отношусь, - растянуто проговорил Колин.
А потом захлопнул капкан:
- Ты нужна мне.
Сердце забилось так быстро, точно пойманная в садок птичка; оно рвалось на свободу, подальше от этих сумерек, подальше от своего пленителя, но Колин крепче сжал мои пальцы, а затем заговорил глухим голосом:
- Я не хотел заводить этот разговор, но все стало слишком сложным и… - он сделал паузу, подбирая слово, - противоречивым. К тому же я не слепой и все вижу.
Его слова ложились правдой на мои плечи, гулом звенели в ушах, эхом качались под потолком. Я, как натянутая струна, сидела на стуле, спрятав глаза за ресницами, не произнося ни слова, не поднимая взгляда.
- Знаешь, мы с Поттером договорились, что дадим тебе возможность самой решить, с кем ты хочешь быть, - он снова замолчал, заставляя тишину зазвенеть колокольчиками. – Я знаю, что победитель тут будет только один, но все же…
Солнце на несколько мгновений стремительно вынырнуло из облаков, ярко осветив библиотеку, и тут же опасливо скрылось, россыпью убегающих лучей скользнув по стеклу окна.
Что-то заставило поднять голову – может быть, яркий свет позволил уловить какое-то движение, а может, интуитивное ощущение присутствия кого-то – и тут же реальность распалась на отдельные компоненты – карие глаза, плотно сжатые губы, вихры смоляных волос - а потом собралась в единое целое.
Джеймс...
Мне показалось, что сумеречный свет укрыл Колина, стер его голос, освещая лишь этот неповторимый шоколад любимых глаз. Звоном бубенцов стал каждый удар сердца, и эта музыка звучала только для него.
Он стоял около книжного шкафа рядом с центральным проходом и неотрывно, совершенно не моргая, смотрел на меня, пленяя взглядом, одурманивая, приковывая, будто кто-то наделил его неограниченной властью надо мной…
Колин пошевелился, и теперь моя рука оказалась между его ладоней. Я растеряно посмотрела на него.
- Послушай…
Тейлор повел шеей и жестом попросил меня замолчать. Я бросила взгляд за его спину: Джеймс взял первую попавшуюся книгу и, прислонившись к стеллажу, раскрыл ее.
- Лили, я прошу лишь одного слова, - Колин настолько увлекся признанием, что совершенно не замечал ни Джеймса, ни моего смятения. – Я хочу быть с тобой, хочу, чтобы мы были вместе. Что скажешь?
Джеймс с шумом захлопнул книгу, заставляя взлететь спавшую на страницах пыль.
Колин резко обернулся, и я увидела, как потемнели его глаза, сверкнув металлическим блеском. Несколько мгновений они смотрели друг на друга – хищники перед схваткой. Наконец, Тейлор усмехнулся и вновь обернулся ко мне.
- Что ж, тем лучше…
Наверно, сейчас это все напоминало шахматную партию, в ходе которой на доске остались два короля и ферзь, который слишком долго не мог определиться со своим местом в этой игре гроссмейстеров. Но все это осталось в прошлом – партия состоялась, ее разыграли, как по нотам. Всего лишь одна короткая, размываемая дождями осень изменила мою жизнь, мой мир, меня саму. И сейчас я, как никогда раньше, смело делала шаг вперед, хмелея от этого терпкого своей сладостной неизвестностью ветра перемен.
Я медленно перевела взгляд с лица Колина на Джеймса, и волна тепла поднялась в груди – будто цветы повернулись к солнцу. Знакомые вихры взъерошенных волос, в которых так приятно путаться пальцами; плотно сжатые губы, вкус которых не стереть из памяти ни одним заклинанием; шоколадные глаза, бархатные, с бликами карамели у самых зрачков… Мой, каждой клеточкой мой…
- Уже давно нужно было… - начала я, растеряно опустив глаза в пол, но Колин меня перебил.
- Одно слово, Лили: да или нет.
Он не отрывал взгляда от моего лица, и в его грифельных глазах отражался тусклый свет из окна. На одно мимолетное, почти не существующее мгновение меня охватило ощущение возможности - мой перекресток в последний раз породил во мне зерно сомнения, которое тут же растворилось, будто его и не было вовсе. Я закусила губу и, глядя Тейлору в глаза, молча покачала головой.
Сомнения рассеялись, как утренний туман от золотых солнечных лучей.
Он не шелохнулся, не побледнел, не спрятал глаза… Ни один мускул не дрогнул, и лишь в глазах распускалась боль – тонкая, хрупкая, взращенная под моим ветром перемен. Колин грустно улыбнулся, и я увидела блики горестной иронии в его зрачках.
- Это из-за него? – Тейлор махнул головой в сторону Поттера.
Я вздохнула, но не отвела взгляда.
- Прости, Колин…
Снова на его губах появилась эта улыбка, за которой, словно за маской, пытался спрятаться Тейлор. Мне было тяжело и неловко.
- Что ж, тогда я пойду, - он встал, но еще на несколько секунд задержал взгляд на мне, словно еще цеплялся за какую-то одному ему видимую ниточку надежды, но и она выскользнула из его пальцев. – Удачи тебе, Лили.
Не дожидаясь ответа – да и нужны ли были слова? – он резко развернулся и почти сразу скрылся за поворотом.
Мы с Джеймсом остались наедине, и тишина океаном пролегла между нами.
Чувство вины, как маленький шаловливый щенок, грызло мне сердце, но разве я могла поступить иначе?
Джеймс подошел бесшумно, как умеет делать только он, и сел напротив меня.
- Если хочешь найти Лили Эванс – просто загляни в библиотеку.
Его голос – знакомый до каждой интонации – вырвал меня из этой гнетущей тишины, порвав образ Колина в клочья, и я подняла глаза.
Каждая секунда, каждый удар сердца, каждый взмах ресниц – все наполняется смыслом, дышит жизнью, несет тепло, когда взгляды так тесно переплетаются, сливаются в притягательном танце, сжигая любые преграды и расстояния. Его жгучие глаза касались моих волос, ложились на кожу щек, ласкали губы…
- Джеймс… - сорвалось вместе с дыханием.
Как же просто звучит его имя, как сладко произносится, как легко парит в гулкой тишине, рисуя цветной пастелью мое настоящее, наше будущее…
- Я вернулся пару часов назад, но ждать тебя в гостиной было уже невыносимо.
Его слова позволили мне глотнуть воздуха действительности.
- Мне так жаль твоих родителей… Я даже не знаю, что можно сказать в таких случаях…
Но Джеймс поежился, передернув плечами, стремительной стрелой боль промчалась по его лицу, и я замолчала, понимая, что эта тема пока для него запретна. Просто сейчас ему были нужны не слова утешения, не сочувствие и призрачная поддержка, но надежда, которая бы снова вдохнула в него жизнь, дала сил, подарила веру. Сейчас мы здесь, мы вдвоем, а все остальное там, за недосягаемостью наших взглядов, и потому пусть хотя бы сегодня, в эти мгновения мир затеряется для нас.
- Не исчезай, Лили, - он устало посмотрел на меня, склонив голову на бок. – Прошу: только не исчезай…
Сердце сжалось, наполнив мою душу до краев нежностью, которая могла свести с ума своей силой и безграничностью. Я медленно встала, не сводя с него глаз, ловя каждый оттенок его взгляда.
… Мантия, шелести для него, свет, лейся солнечным шелком, воздух, будь прозрачным и вкусным…
- Помнишь, ты когда-то сравнивал меня со снитчем? – он утвердительно кивнул, и я сделала небольшой шаг. – Как бы сказал наш комментатор Мартин Смит: «Игра закончена. Джеймс Поттер поймал снитч…»
Его глаза расширились, и в них замерцали светлячки, ослепляя меня светом надежды. Не в силах находиться так далеко от него, я сделала еще один шаг, подойдя к нему вплотную, и ладошкой провела по взъерошенной макушке. Он положил руки мне на талию и притянул к себе. Тут же я откликнулась на это движение и уткнулась носом в его волосы, нежно касаясь его плеч. Я закрыла глаза, обоняя исходящий от Джеймса запах сандала, и горящего камина, и свежего ноябрьского воздуха. Я кружилась в этой чарующей близости и клонилась к нему, не узнавая саму себя, поглощенная и наполненная своей любовью, умиротворенная и в тоже время взволнованная.
Джеймс бережно усадил меня на свое колено, заправил выбившуюся прядь волос за ухо, и крепко обнял. Его теплое дыхание ложилось мне на шею, горячие губы едва касались кожи, и я чувствовала, как какое-то острое, томительное чувство змейкой разворачивается внизу живота. Немного отстранившись, он посмотрел на меня и выдохнул в губы:
- Вместе?
Я подняла ресницы, и мне показалась, что я уже и не существую вовсе, разве только как отражение в его ореховых глазах.
Каким-то искрометным вихрем пронеслись воспоминания из этой осени, каждое из которых оставило яркий след. Все перемешалось, связалось в тугой узел, разрубить который слишком тяжело: дружба, предательство, любовь, война… Теперь я поняла, что в жизни равно хватает места и добру, и злу. И пусть черные крылья пытаются затмить наш свет, наше утреннее солнце, но сейчас, когда все искрилось радужными цветами, когда мою руку сжимала ладонь Джеймса, я чувствовала внутреннюю уверенность, силу против всего ополчившегося мира, несокрушимую надежду, которую у меня никто и ничто не отнимет.
Переплетение пальцев, нежные прикосновения, горячее дыхание… Я провела ладонью по смуглой коже на щеке, вбирая его тепло и с наслаждением даря свое, и улыбнулась.
- Вместе…
Мой вдох – его выдох…
И это моя магия. Наша магия. Одна на двоих...



Вот и подошёл к концу этот замечательный рассказ! Мне бы очень хотелось поблагодарить тех, кто на протяжении всего времени комментировал главы, радуя тем самым и автора, и меня))
Что касается продолжения «Перекрестка» (многие интересуются), то однозначного ответа автор пока дать не может: возможно, она возьмётся за него, если доведёт до ума идею (все же война – не самая легкая тема).
Ну и конечно же я буду ждать вашего мнение про эту главу на форуме))
Ещё раз всем спасибо!))

С любовью, Кира))