Чего у Боуда было не отнять, так это его способности бесшумно подбираться к людям — не зря же он возглавлял Отдел Тайн, где любой редкий звук часами эхом разносится по черным коридорам. Поэтому и только поэтому Гермиона вздрогнула всем телом, когда услышала свое имя, произнесенное его ровным голосом. И вовсе не из-за страха перед этим человеком, как она пыталась себя убедить. Сохранив твердое выражение на лице, она медленно подняла голову от бумаг и посмотрела в темные глаза начальника, стараясь не выдать того, что с уже прошлого вечера находится в взвинченном состоянии, размышляя над его предопределенным визитом.

— Да, сэр? — спокойно ответила она, хотя внутри все содрогнулось при виде этого лживого лица.

— Загляните ко мне в кабинет минут через пятнадцать, есть разговор, — отчеканил Бродерик Боуд и, не удостоив больше ее своим вниманием, с ровной осанкой и гордо поднятым подбородком вышел прочь.

Расслабив напрягшиеся при голосе Боуда мышцы плеч и обмякнув всем телом на своем стуле, Гермиона попыталась перевести дух. Сердце колотилось как сумасшедшее, заставляя горло сжиматься нервными спазмами, во рту пересохло, а руки похолодели от волнения. Первая часть их плана прошла успешно, но это было ничтожно мало, учитывая, сколько им еще предстояло сделать. Особенно ей…

Все бы хорошо, если бы не чувство стыда, что засело где-то в районе ее затылка, заставляя руку постоянно подниматься к волосам и проверять, не мешает ли там что-то. Но, разумеется, ничего на ее голове не было, а вот в самой голове — да. Вернее, там кое-чего не было, что заставляло ее чувствовать сильный дискомфорт. Она никак не могла найти в себе ту девочку, которая без тени страха нарушала школьные правила, которая дерзила страшному и ужасному профессору Снейпу и вляпывалась в опасные передряги; которая во имя защиты родителей стерла их же воспоминания, а сама ушла на войну. И выжила во всех ее кровопролитных битвах. Сейчас та девочка виделась ей нереальной героиней детских сказок, а не той, кого она лицезрела в зеркале по утрам. Ни уверенности, ни прежней смелости… будто что-то сломалось в ней пополам. Будто она слишком привыкла делить свои заботы, перекладывать их со своих плеч на чужие. Эта зависимость пугала ее до дрожи в коленях, потому что та же девчушка, которой она была когда-то, помнила слова одной провидицы: «…сердце Ваше неспособно на любовь. Душа сухая, как страницы учебника, к которым Вы привязаны навсегда». Но все оказалось совсем не так, как прочила старая профессорша, потому что ее сердце не просто было потенциально способно на любовь… оно любило, реально любило. Да так, что становилось по-настоящему страшно от той беспомощности, которая сковывала ее по рукам и ногам, стоило этому чувству ожить с появлением на горизонте его…

И сейчас, в самый ответственный момент, от нее требовалась вся собранность от той Гермионы, которая пережила пытки сумасшедшей ведьмы и без оглядки бросалась наперерез непростительным проклятьям, летевшим в друзей. А в мыслях вместо этого царила пустота…

Но когда срок, данный Боудом вышел, Гермиона нашла в себе силы встать и, пусть на нетвердых ногах, целенаправленно двинулась в сторону кабинета начальника. В конце концов, она проходила и не через такое, главное — помнить о своей силе, а не лелеять свои страхи.

С этими уверениями она осторожно постучала в дубовую дверь и тут же вошла, не дожидаясь приглашения. Но ее дерзость ничуть не смутила погруженного в работу мужчину, он лишь бросил на нее мимолетный взгляд, подбородком указал на стул, стоящий напротив его стола, и вернулся к написанию какого-то письма.

Минуты текли слишком медленно, напоминая загустевший мед, ниспадающий с алюминиевой ложки, — такие же неприятно липкие и бесконечно долгие. В кабинете стояла та же абсолютная тишина, какая царила в рабочее время во всем Отделе, и прерывалась она лишь тихими щелчками секундной стрелки, бегающей по кругу, и царапающим звуком пишущего по неровной поверхности пергамента пера. Гермиона старалась не выдать своего напряжения, сцепив ладони в замок и положив ногу на ногу — обманчивый жест уверенности в себе. А на деле же костяшки на кистях ее рук побелели так, что могли сравниться своей девственной чистотой с первым ноябрьским снегом, а переброшенная через правое колено нога чуть подрагивала. Глаза бегали из стороны в сторону, будто впервые изучая обстановку, сердце ровно отстукивало спокойный ритм, но все же посылало странно покалывающие ощущения в область между ключицами.

Наконец Боуд закончил писать и отложил пергамент в сторону. Откинувшись в удобном кожаном кресле, он внимательно посмотрел на нее своими грозными глазами, словно бы пытался пробраться в ее мысли и узнать ответы на все свои вопросы. А вопросы у него были…

— Мисс Грейнджер, — начал он, акцентируя интонацией внимание на своем обращении, словно бы напоминая, что она одна, что она «мисс», а не чья-то «миссис», — потрудитесь объяснить, почему Вы отсутствовали на рабочем месте столь долгое время, не удосужившись предупредить свое начальство? Почему за Вас передо мной отчитывался рядовой мракобрец? Я дал Вам слишком мало дней неучтенного отпуска после срыва в прошлом месяце? Мне бы просто хотелось понять, почему вдруг Вы решили, что имеете право на подобное поведение. То, что Ваше фото все еще фигурирует в газетах под заголовками со словами «Национальная героиня», не поощряет отлынивание от прямых обязанностей, на которые Вы подписались, получив свое место в моем Отделе. Так что я надеюсь получить вразумительный ответ на свой вопрос.

— У меня нет ответа, который Вас бы устроил, сэр, — чуть дрожащим голосом ответила Гермиона, все же уверенно встречая взгляд суровых глаз.

— Неужели? — скептично поинтересовался Боуд, явно ожидавший чего-то подобного. На его лице не дрогнул ни один мускул, а сам он все в той же расслабленной позе продолжал восседать на своем месте: руки сложены в районе живота, пальцы скрещены, голова чуть склонена набок, будто бы он вел крайне любопытную для него беседу, бровь насмешливо изогнута, уголок губ так же приподнят в ироничной усмешке. — Зная Ваши способности, я надеялся на что-то более… занимательное.

— Может, тогда Вы сами ответите на свой вопрос? — наигранно небрежно поинтересовалась Гермиона, пытаясь влиться в его шкуру и почувствовать ту же беззаботность: поменяла ногу, перекинув теперь уже правую через левое колено, переместила руки на подлокотники, изо всех сил борясь с искушением сжать деревянную поверхность, откинулась более свободно на своем стуле и твердо встретила почти не изменившийся от ее действий взгляд. Глаза Боуда лишь слегка потемнели от гнева, хотя ей это могло и показаться из-за игры света.

Но ей определенно не показалось, потому что в следующий миг лицо Боуда исказилось в злобной гримасе, начав напоминать волчий оскал с тенью недоброй улыбки. Он смотрел именно так, как смотрят злодеи под конец фильма, когда их разоблачили, но слишком поздно. Или, если точнее, пока они думают, что слишком поздно. Гермиона знала, что в этом они точно обошли Боуда или, правильнее сказать, того, кто все это время скрывался под маской давно гниющего в маггловской психиатрический клинике волшебника, родившегося как Бродерик Боуд и носящего в настоящее время вымышленное имя. Но этого было мало, ведь они не смогут доказать, что последние годы Отдел Тайн возглавлял не настоящий Боуд, а лишь подделка, подпитываемая Оборотным зельем.

Единственной уликой был настоящий Боуд, но тот был напрочь лишен всех своих воспоминаний неумелым «Обливиэйт» и больше напоминал сумасшедшего, а не страдающего флэшбеками мага в прошлом, в настоящее время обходящегося коллекцией прутиков, собранных в парке, которые он пытался использовать для колдовства. Целители вытащат его, Гарри лично позаботился о лучших условиях, какие могла предоставить больница Св.Мунго. Пятый этаж, отделение «Недугов от заклятий», палата номер пятьсот двадцать один, охраняемая двумя лучшими мракоборцами. И огорошенная семья, ни на день не отходящая от мужа и отца…

Да, с Бродериком Боудом все будет в порядке. Она сама проследит за этим, когда все закончится.

— О чем это Вы, Гермиона? — нахально спросил Боуд, насмехаясь над ее показушным спокойствием. И пока он пронзал ее язвительными взглядами, в Гермионе что-то опускалось: вся напускная уверенность, в которую она уже успела поверить, отступала, возвращая ее мыслями к тем страхам, которые снедали ее после визита Боуда в ее кабинет. Она снова проигрывала в борьбе за ту смелость, которой жила, будучи юной девушкой.

Гермиона почти отчаялась, что вторая часть плана провалилась и Боуд не купился на их деланную уверенность, которая должна была показать ему, что игры кончены, когда дверь кабинета, в котором они находились, распахнулась, ударившись о стену, и впустила радостных Гарри и Драко. Было странно видеть их «на одной волне», но было не время удивляться, поэтому Гермиона задвинула эту мысль подальше, сосредотачиваясь на третьей части плана. Призвав на помощь все актерские способности, какими ее без особой щедрости одарила природа, она начала продуманный заранее до последнего слова диалог:

— Что вы здесь делаете? — удивлению в ее голосе позавидовала бы любая инженю.

— Он признался, — весело заявил Гарри. И его искренней на вид радости от успеха нельзя было не поверить, как не смог не поверить и вмиг напрягшийся Боуд.

— Серьезно? — беря тон еще выше, спросила Гермиона, вскакивая со своего места и изображая недоверие.

— Серьезно! — бодро подтвердил Драко, подходя к ней и бережно беря ее за руку. Этого в их плане не было, но он всегда читал ее как открытую книгу, поэтому уже интуитивно знал, что она нуждается в его поддержке. И когда его успокаивающе теплая ладонь сжала заледеневшие пальцы, ее совсем не беспокоило то, какую власть над ней имели ее собственные чувства к нему, пугавшие ее время от времени, как и получасом назад.

— Будто у него был иной выбор, — фыркнул Гарри, ничуть не смущаясь небольшому отхождению от первоначального плана. — И кстати, — с некоторой садисткой долей радости продолжил он, разворачиваясь к застывшему Боуду, который как коршун внимательно следил за их беседой, — глава Управления мракоборцев, Гавейн Робардс, сдал Вас, — торжественно заключил он, не удержавшись от небольшой триумфальной паузы перед следующими словами: — Редмонд Паркинсон, Вы арестованы за организацию массовых убийств, пыток, за убийства первой степени известных на данный момент ста сорока пяти жертв, за подлог и обман с целью выдать себя за другого человека посредством кражи личности и иные преступления, которые Вам еще зачитают, прежде чем запереть навеки-вечные в камере.

Пока Гарри зачитывал Паркинсону-Боуду ложный приговор, не имеющий пока оснований, к ним присоединились несколько доверенных мракоборцев, тут же опечатавших кабинет, установив антиаппарационный барьер, и поспешивших изъять волшебную палочку и заковать руки мошенника и убийцы. Но не успели они и рта раскрыть, чтобы произнести заклинание, как, словно по часам, Боуд вскочил из-за стола и завопил:

— Вы не имеете права! На каких основаниях Вы поверили этому преступнику? Такие люди, как Робардс, должны проверяться под сывороткой правды! Вся операция с «Авадцио» — его рук дело! Он организовал для нас места в Министерстве, он нашел убежище для наших встреч, и он собрал всех выживших и не заключенных под стражу Пожирателей Смерти, чтобы отомстить за смерть Темного Лорда и проигрыш его сторонников! — Он чуть ли не захлебывался слюной, выкрикивая эти слова. Лицо его покраснело так, что казалось, будто сейчас же вспыхнет от малейшей искры. По вискам стекали крупные капли пота, а руки дрожали, и от спокойствия и снисходительности, с которыми он взирал на Гермиону еще десять минут назад, не осталось и следа.

Мышка попала в ловушку…

— У нас другие сведения, мистер Паркинсон, — холодно отбрил Гарри, рукой давая указание своим подчиненным продолжать. — Мистер Робардс, в обмен на щадящие условия наказания, предоставил нам свои воспоминания. Вы крайне красноречивы во многих из них.

— Сукин сын! — в сердцах вскричал Паркинсон, уже начавший терять свой лживый облик — действие зелья кончалось. Когда он наконец смог взять себя в руки и успокоился после «трансформации», то поднял смиренный взгляд на Гарри и выдохнул хриплым голосом: — Сделка.

— Сделка? — насмешливо поинтересовался Гарри, отвечая тем же тоном, каким с ней чуть ранее говорил сам лже-Боуд.

— Да, сделка, мистер Поттер. Я сдам Управлению и Робардса, и всех причастных, кого вы еще не взяли, а в обмен получу одиночную камеру без применения поцелуя дементора.

Гарри сделал вид, что задумался, оттягивая время и доводя до точки кипения Паркинсона, которому с трудом удавалось держать себя в руках.

— Это большое одолжение со стороны Управления, мистер Паркинсон. Особенно теперь, когда мы видим Ваше истинное лицо, — умело продолжал игру Гарри, и Гермиона с каждой секундой благодаря этому все больше успокаивалась. Как и благодаря Драко, который стоял перед ней, защищая и прикрывая ее, хотя в этом не было никакой необходимости. Его левая рука была отведена назад и крепко прижимала ее за талию к напряженной спине, а правая все так же сжимала ее пальцы. — И особенно от человека, чью подругу Вы зверски мучали и хотели убить…

— Эта дрянь заслужила все, что с ней произошло, — выплюнул Паркинсон, глядя прямо на Гарри. А потом он перевел гневный взгляд на Гермиону, вызвав рой мурашек, пробежавших вдоль ее позвоночника. Хватка Драко на ее талии усилилась, и он прижимал тонкое тело ближе к себе. — Мисс Грейнджер — та же преступница, ведь она совершила убийство…

— Или предотвратила его, — не дал закончить Гарри и вновь перенимая внимание Паркинсона на себя. — Воспоминания Гермионы у нас тоже имеются, они приложены делу и описаны специалистами, которые заключили, что ее намеренной вины в убийстве Пэнси Элоизы Паркинсон нет. Ваша дочь убила себя по неосторожности.

— Вот только заклинание, спровоцировавшее акт суицида, каким Вы, мистер Поттер, изволите выставлять произошедшее, выпустила именно она, — он ткнул толстым пальцем прямо в Гермиону, но взгляд от Гарри не отвел.

— «Протего» не входит в список запрещенных проклятий, мистер Паркинсон. Неустойчивое заклинание, которое изобрел Волан-де-Морт, — он сделал короткую паузу, четко выделяя, что, в отличие от самого Паркинсона, не боится вслух произносить имя ужаснейшего из тиранов волшебного мира за долгие тысячелетия, — убило Вашу дочь. Если не хотите признавать, что лишь сама Пэнси виновата в собственной гибели, можете переписать ответственность за ее смерть на своего предводителя, — ядовито заметил Гарри. И хотя внешне он казался собранным и расслабленным, Гермиона видела, как в нем клокочет ярость, зарождаясь вспыхивающими в зеленых глазах языками гневного пламени. — Его руки в крови настолько, что и за несколько перерождений не отмыться.

Паркинсон помолчал с минуту, внимательно изучая непоколебимость Гарри, а после усмехнулся, словно обвел всех вокруг пальца. Гермиона нервно замерла, ожидая подвоха, и получила его, но не в том виде, в каком, она думала, он предстанет:

— Смерть ждет каждого, чьи руки в крови. И Ваш злейший враг тому доказательство, мистер Поттер, — проникновенным голосом говорил он, заставляя что-то предчувствующее опасность шевелиться внутри. И, будто зная, что она чувствует это, повернулся к Гермионе, завершая мысль: — Безнаказанным не останется ни один грешник, ступающий по чистой земле. Ваше наказание уже настигло Вас, мисс Грейнджер. И вскоре Вы узнаете, каково это — лишиться своего ребенка.

Гермиона похолодела от ужаса, инстинктивно прижав руку к плоскому животу, к месту, откуда в ней поднималась паника. Она не осознавала, что плачет, пока Драко не развернулся к ней, утирая ладонями слезы с ее лица. Это, скорее, была всего лишь одна непроизвольная слезинка, которой Гермиона не могла дать объяснение. Ее не должны были так напугать слова этого психопата, но они напугали. И, уже бредя из кабинета, подгоняемая Драко, который все так же шел позади, будто прикрывая ее спину, она обернулась, встречая удовлетворенный взгляд Паркинсона. До нее обрывками долетали фразы Гарри, который подводил к финалу их план, соглашаясь на сделку, которая добавит в папку по делу о возвращении группировки Пожирателей факты причастности и Паркинсона, и Робардса, который пока пребывал в неведении о своей скорой доле…

Их план сработал. Но конец ли это?..

Автор: Shantanel

Предыдущая глава || Следующая глава