Недожаренный блин весеннего солнца лениво катился к горизонту. Тяжелые копыта месили свежую апрельскую грязь, серые пятна той же грязи наблюдались и на пластинах шныровской куртки Рины. Икар в неровном галопе проносился мимо пегасни, порой безнадежно загребая воздух крылом - единственным огромным белым крылом, - второе, на основание которого теперь часто набрасывали тряпку, ему еще жеребенком прихлопнуло воротами. В этот момент только объективная невозможность удерживала Рину и разогретого пегаса на грешной земле.

ШНыр жил своей восторженно-кипучей жизнью. Подрастали жеребята, но даже с теми, кто уже выбрал себе хозяина, приходилось возиться как с малыми детьми. Яра не могла забыть Эриха, вина в его смерти тяготила ее сердце и мешала в полной мере отдаться заботе об отнятом от матери маленьком пеге. Если бы не Ул, она, скорее всего, давно впала бы в уныние. Вот и сейчас он вывел Азу и Гульденка и направился к небольшой речулке за ШНыром, где сидела в одиночестве Яра. Он неведомым образом ощущал все движения ее души и оставался верным слову: быть рядом всегда, а если придется, и выдержать все в одиночку.

В обычное время выводить пегов за территорию запрещалось, но руководство предпочитало закрывать глаза на мелкие шалости подчиненных, Кавалерия отчитывала за мелкие проступки убедительно и регулярно, но чувствовалось, что, скорее, для проформы, чем надеясь взять под уздцы горячую молодежь. Так, колючая Наста взяла в привычку ранним утром выбираться на пеге из ШНыра и лететь в противоположную от Москвы сторону над руслами рек, часами кружить над озерами. Несколько раз ее сопровождала бой-девица Штопочка на Звере, агрессией и нелюдимостью в полной мере оправдывавшем данное ему имя. Выводили на пролетки его нечасто, оттого Штопочке не приходилось прилагать больших усилий, чтобы выгнать подопечное чудище из стойла.

Гавр обитал в своем загончике, время от времени прикатываясь в ШНыр и шипя на загнанных гиел ведьмарей, снующих на безопасном расстоянии от защитного купола Школы Ныряльщиков. При виде Рины прирученный гиеленок строил доверчивые глаза, но скрываться в загончике на поле все равно отказывался.

– На тебе, ненасытная прорва! Мало на меня одну этих ртов, да еще и чертову собаку ведьмарскую корми! Уйду ж отсюда, так и знай, скотина, уйду, а ты хоть подыхай! – рассерженно голосила у ворот Суповна, скармливая гиеле куриные лапы да головы. Гавр не обращал внимания на угрозы и с радостным поскуливанием собирал с влажной земли обрезки.

В огромном сердце ветерана ШНыра и поварского дела уже набухали почки всеобъемлющей любви, только Суповна выражала ее по-своему: каждодневно ругалась, приправляя речь крепким словцом, грозилась оставить безрукую да безголовую молодежь, но не оставляла, а только подкладывала добавку в быстро пустеющие тарелки.

А Сашка сидел за пегасней и собирался с мыслями, в задумчивости перешныровывая уже будто ставшую частью руки нерпь. Почему им до сих пор не разрешают самостоятельно летать, нырять? Какой толк в куче теории, которую пытаются впихнуть в их головы Кавалерия и другие преподаватели? Нырки – это практика, твердость духа и готовность жертвовать всем без остатка, и даже самые толстые конспекты не спасут, если шныр поддастся эльбу и завязнет в болоте. Да и он, Сашка, ведь уже был, пусть случайно, на двушке, и ничего страшного с ним не случилось! Благодаря этому и другим подвигам за Сашкой и Риной Кузепыч следил куда пристальней, чем за другими новичками.

Не давала ему покоя и сама Рина. При взгляде на нее Сашке хотелось быть защитником, первым, главным и все в том же духе. Почему? Непонятно совсем. Хоть нервирующий Гавров уже больше месяца не появлялся в округе и оккупировал все внимание Рины.

После завтрака Кузепыч с Меркурием Сергеичем вдруг умчались по неведомым делам. Прошел слушок, что в отделении ШНыра, находящемся под Нижним Новгородом, ночью сгорели пегасни. Почти всех пегов удалось эвакуировать, но вот куда их теперь девать – абсолютно неясно, к тому же над защитным куполом скопилось сравнительно большое количество ведьмарей верхом на гиелах, поэтому перемещение представляло большую сложность.

Прогоняя мысли о пегасах-погорельцах, Сашка встряхнул русыми, искрящимися в лучах почти закатившегося солнца волосами, выпрямился, словно расправил крылья, ощутив свободу, ветерок, бьющий в упругие перья. Свободу! Мысли закружились в водовороте идей, мечтаний, Сашка сорвался с деревянной ограды и бросился к Рине, которая стояла на середине большущей площадки перед пегасней и что-то устало, но доброжелательно говорила Икару, нежно гладила его нос и касалась лбом теплой шеи.

– Рина, скорей сюда! Рина! – кричал Сашка на бегу. Девушка недолго думая запрыгнула животом на спину Икара, хлопнула ладонью по упругому лошадиному боку и направилась навстречу.

– Чего кричишь?.. – Рина хотела сказать еще что-то, но Сашка резво подскочил к ней и бойко заговорил:

– Мы можем полетать! Сегодня, сейчас! Кузепыч с Меркурием улетели, все старшие и средние, кроме Яры и Ула, на собрании у Кавалерии. Некому перед нами пальцем трясти! Ну?.. – И, так и не дождавшись ответа, он на секунду прижался к губам Рины. С чего вдруг – и сам не понял, опомнился и метнулся в пегасню. Рина же в недоумении соскользнула со спины Икара прямо в раскинувшую свои влажные грязевые объятия лужу.

– Вот так все и начинается, – медленно протянула она, не спеша выбраться из лужи, стремящейся захватить в мокрый плен ее ботинки.

«Отплевывая куриные перья из подушки, обильно сдобренные кислотной слюной, маркиз дю Грац налитыми кровью глазами уставился на Луизу. Ее полная грудь медленно вздымалась при взгляде на ужасного человека, потревожившего ее, кружевной веер выпал из рук.
– Вы коварная женщина, графиня!
Луиза только хмыкнула на это, собралась с мыслями и принялась подсчитывать принесенные пылкостью дю Граца убытки. Перед ее глазами мелькали проценты и кредитные карты. Было слышно, как за дверью сипит служанка, заранее приготовившая веник и пару чистых простыней.
Графиня подобрала с пола выпавший стилет и спрятала под юбкой.
– Впредь не врывайтесь без предупреждения, маркиз, а сейчас будьте добры оставить меня в одиночестве. И пригласите служанку.
Сердце маркиза дю Граца исступленно стучало в груди. Ужасный человек помялся на одном месте, потрогал худым пальчиком золоченый эфес шпаги и злобно проскрежетал:
– С вашими вкусами и удачливостью служанки, как недавно крысы, в замке скоро переведутся, – и вышел, хлопнув тем, что некогда было дверью».

Сашка замешкался в деннике у Дельты, затягивая подпруги и стараясь увернуться от любопытной морды серой своенравной кобылы. Он сунул ей пару сухарей – редкий шныр не имеет при себе запас сахара, хлеба и прочей так любимой лошадями мелочи.

Поднявшись из лужи и отряхнувшись, Рина потянула Икара в пегасню. Проходя мимо стойла Дельты, упорно не смотрела на Сашку, зацепилась за торчащий из сруба гвоздь и едва не завыла от боли. Но ведь сейчас она полетит, полетит! Есть повод не бузить, а поторопиться. Цезарь был уже оседлан, так что дело оставалось за малым. Главное – не попасться на глаза ведьмарям и руководству. А по головке их не погладят в любом случае.

Вскоре пеги нетерпеливо шли рысью по площадке перед пегасней, готовые сорваться в галоп и наконец взлететь, расправив огромные крылья. Неожиданно развернувшись, Рина поравнялась с Сашкой.

– Летим сначала над ШНыром, только повыше, чтоб никто не заметил, потом над куполом, но рядом на тот случай, если рядом крутятся ведьмари.

– Ага, или Гавр, которому непременно захочется тебя обнять, – с задором ответил Сашка и вновь принялся за недавно полюбившееся занятие – подсчет Рининых веснушек: – Раз! Два! Три!..

Под шапкой не видно, но ушки девушки покраснели еще сильнее – уже не от легкого морозца.

– Ты прекратишь? – с наигранной серьезностью проговорила она.

– Не-а! – И вновь, на этот раз даже не пытаясь удержаться, Сашка прижался к губам Рины. Она едва снова не соскользнула с седла – ох уж эта привычка пренебрегать стременами! – но ее удержали мускулистые руки, неожиданно оказавшиеся за спиной. Правда, обладатель этих рук явно желал рухнуть в грязь вместе с ней. Освободившись, Рина, кажется, хотела замахнуться, но лишь хмуро глянула на Дельту и ее ездока и припустила в сторону ШНыра.

– Прикольно́, – запоздало опомнился Сашка и помчался следом.

***

Кружили над ШНыром долго, благо дежуривших ведьмарей сейчас рядом не оказалось. Рина уже не чувствовала носа и только натягивала шапку на самые глаза, пытаясь хоть как-то спастись от ледяного пронизывающего ветра. Сашка всем телом прижимался к спине Дельты и уже начинал хотеть обратно на твердую землю.

Сашка и Рина приземлились недалеко от ворот и шли, уставшие и продрогшие, пешком до пегасни. Яру и Ула, разместившихся на перевернутой старой поилке, они заметили издалека и, не сговариваясь, замедлили шаг. Рядом с поилкой стоял старый керосиновый фонарь, поцарапанный, с разбитым стеклом, но все равно активно использовавшийся. В таком большом хозяйстве любая вещица была при деле.

– Просто невероятно, – вдруг прервала молчание Яра, неуклюже повернулась и уткнулась Улу в шею. Он лишь крепче сжал ее в объятиях.

– Что невероятно?

– Все. Я тебя люблю.

– Хорошо.

Девушка сжала руки, которые грела у Ула под курткой, в кулаки. Ей не хватало слов. А ему всегда хватало: Ул предпочитал действия пустым разглагольствованиям. Вот и сейчас он принялся целовать и щекотать Яру, смешливо приговаривая:

– И я, и я тебя!

Они целовались и смеялись, пока Сашка с Риной не оказались прям перед ними. Ул тут же взвился:

– Знали же! Все знали, что не усидите, сорветесь с места! Чудо! Были-ин!

– Ул, ты теперь Максу сотку должен, – с улыбкой напомнила ему Яра.