Мэри и её волк

Замок трясло.
И дело было не в землетрясении, и даже не в том, что Джеймс и Сириус заложили в подземелья Слизерина десятитонную навозную бомбу, как божились сделать еще на втором курсе.
Просто весна расцветала во всей девичьей прелести, а значит, наступала пора экзаменов. Погода, как назло, стояла прекрасная: солнце с утра до вечера поливало землю теплым нектаром, от которого облаками цвели фруктовые деревья, сочно зеленела трава, и разбухало все, что только может разбухать. Можно было подумать, что природа издевается и откалывает идиотский мюзикл с грудастыми девицами в кружевных декольте, в то время как все зрители страдают импотенцией. И трясутся в первозданном ужасе.
Наибольшую амплитуду всеобщей трясучки задавал пятый курс. Эти колотились, как целка на свадебном пиру: падали в обмороки, истерили, вещали о скором конце света и обливались святой водой. Седьмой курс трясся более сдержанно, с достоинством идейного суицидника, который уже поднес пистолет к виску и пытается не обделаться, чтобы в конце выглядеть получше своих предшественников. Ну а все младше пятого курса тряслись так, за компанию.
Джеймс шлепнул тяжелый том «Естественного магического отбора» себе на живот и с хрустом потянулся, вытянув руки над головой. Едва он это сделал, ему на плечи легли другие руки, поменьше и помягче, и несколько раз сжали затекшие мышцы.
— Кла-асс… — простонал Джеймс и похрустел еще и шеей, разминая её. — Эванс, а если ты мне еще что-нибудь помнешь, я тебе душу продам. Хочешь?
Лили улыбнулась и выполнила его просьбу. Помяла ему спину.
К сожалению, это единственное, что можно было помять в библиотеке, где за каждым стеллажом слышались шаги мадам Пинс. До этого Джеймс и Лили предпочитали готовиться на берегу озера, расположившись где-нибудь за кустами, где их могли застукать разве что школьные голуби, или совы. Но с приближением экзаменов приходилось таскать с собой все больше книжек, поэтому они перенесли свои свидания в библиотеку, к вытертым, золотым уголкам книг, пыльным страницам и пыльному полумраку между стеллажами, от которого у любого нормального человека (не считая Нюниуса, он ненормальный) начиналась аллергия.
Тут не было возможности оторваться, как на берегу, но, при желании можно было потискаться если, конечно, к ним не присоединялись всей толпой остальные.
А это случалось нечасто.
Всё из-за Бродяги, конечно.
Нет, он не ударился в депрессию, или длительный запой. Просто он стал уходить. С ним такое и раньше бывало, когда он свалил из дома, например. Даже живя под крышей мистера и миссис Поттер, Сириус частенько уходил в город по ночам, и возвращался под утро, слегка помятый и воняющий женскими духами, но зато веселый и заметно оживший. Сейчас происходило примерно тоже самое. Джеймс знал об этой его привычке и не переживал, Бродяга всегда зализывал раны в одиночестве, Лунатик и Хвост тоже знали, и тоже не переживали. Но вот девчонки Хогвартса не знали и были недовольны. С тех пор, как Бродяга снова стал «холостым», на него открылся сезон охоты, и самым пугающим в нем было не то, что размалеванные девчонки часами неторопливо прохаживались мимо гриффиндорской гостиной и раздевалки, а то, что парочке из них было по тринадцать лет, и выглядели они как шлюшки из Лютного переулка. Макгонагалл чуть в обморок не упала, когда их увидела. Джеймс готов был метлу свою прозакладывать, что даже на него Минерва никогда так не кричала.
Со старшими было не легче. Если Сириус появлялся в гостиной до отбоя, то, непременно находилась какая-нибудь Вуд, чтобы в трехсотый раз спросить, не сердится ли он на неё, хлопающая ресницами пятикурсница, у которой не получается превратить чайник в тумбочку, шестикурсница в обтягивающих джинсах, и еще с пяток гриффиндорок, которым позарез был нужен именно Сириус.
Бродяга терпел этот цирк стойко, как взрослый, вызывая у Джеймса безграничные сопли восхищения, но в конце концов и его терпению приходил конец. Тогда он брал Живоглота и заваливался на диван, делая вид, что спит, хотя вряд ли можно спать с сигаретой в зубах. Или делал Мародерам знак и уходил наверх, где они вчетвером до полночи рубились в карты, и Бродяга красиво просаживал Хвосту и Люпину кучу золота, а потом курили тентакулу, забив под дверь полотенце, пока от их укуренного хохота не начинали шататься стены.
И с Бродягой все было понятно. Но какие черти уносили Лунатика чуть ли не каждый день — вот это оставалось загадкой. Нет, конечно, ясно было, что дело в девчонке, не ясно было то, почему Люпин так упорно не желал колоться, кто она, даже не хотел намекнуть, с какого она факультета. То, что это не был кто-то из своих, Джеймс знал точно — проверил. Его грыз недостаток информации, такая непонятная скрытность бесила и вызывала огромное желание надрать оборотню мохнатый зад, ибо нечего скрывать от братьев такие вещи. Правда, он все равно никогда бы на это не решился, такой Люпин ходил в последнее время счастливый. Оставалось теряться в догадках, и радоваться, что он наслаждается жизнью, и что его, наконец, попустила эта идиотская влюбленность в учительницу.
— Ладно, Эванс, — Джеймс вздохнул и обернулся к Лили. — Давай еще раз. Какие разновидности трансфигурации ты знаешь?
— Единичная, двухступенчатая, многоступенчатая и цикличная, — честно оттарабанила Лили.
— Еще обратная, Эванс, — Джеймс почесал палочкой в волосах.
— Черт, — Лили уткнулась лбом в ладонь. — Ну почему я все равно про неё забываю?
— К какой разновидности относится трансгрессия?
— К единичной, — вздохнула Лили, подтягивая школьные гетры.
Джеймс скосил на них взгляд.
— А анимагия?
— К обратной? — Лили наморщила нос.
— К цикличной, Эванс. Мерлин, это же так просто!
— Ладно, к цикличной, — закатила глаза Лили.
— А к обратной что относится?
— Я не помню, — уперлась она.
— Мы же говорили об этом. Еще примеры приво…
— О, это если я жабу превращу в рыбу, а не наоборот? И она работает только с животными!
— Да ты просто чертов гений, Эванс… — Джеймс положил обе ладони на её коленки и полез вверх, задирая юбку, но Лили пнула его коленкой и вернула все, как было.
— Слушай, Поттер, мне надо выучить все это, иначе Макгонагалл меня саму в жабу превратит. Помнишь, что она сказала? На экзаменах нас заставят превратить спичку в обезьянку, а я все еще застряла на третьем шаге, и моя плетеная корзинка не в черепаху превращается, а просто валяется на месте и дрыгает ногами. Поэтому, пожалуйста, сосредоточься! Я не хочу получить «О», — Лили взмахнула палочкой и слегка поерзала на столе, убирая руки Джеймса со своих колен.
Насчет Макгонагалл Лили не шутила. На прошлом занятии профессор трансфигурации ясно дала понять, что любого, кто не справится с заданием, она превратит в животное, а расколдовывать его будет сосед по парте.
Надо сказать, что с приближением экзаменов озверели многие преподаватели, но больше всех озверела профессор Валери Грей.
Все учителя, как один, повторяли, что ЖАБА — это проверка практических навыков с малой толикой теории. Поэтому и устраивали для своих студентов увлекательные практические квесты, как-то: оживить пару доспехов и заставить их станцевать вальс, превратить экзаменатора в тушканчика, приготовить противоядие на скорость, наложить Протеевы чары на рис, или, используя только одно-единственное заклинание, пройти по нескольким этажам замка, начиненным самыми разными ловушками. Эта подготовка отнимала все силы, но ничто не выматывало так, как лабиринты Валери Грей.
Когда ученики пришли на очередное занятие по уходу за магическими существами, увидели, что вместо загонов на поляне возник гигантский каменный лабиринт, местами закрытый зарослями плюща, и еще какой-то зелени. Время от времени изнутри доносился рев, шуршание и клацанье. По периметру лабиринт окружала пугающе-хрупкая конструкция, напоминающая строительные леса.
Каждый последующий урок студенты входили в лабиринт с палочками в руках, и сталкивались там с огненными крабами, мантикорами, химерами и гарпиями. Все зависело от того, какую именно тварь они вытянут на экзамене. Если это будет мантикора, то в лабиринте их будет не меньше дюжины.
Пока студенты, перекликаясь, вскрикивая, или ругаясь, шныряли по лабиринту, Валери прохаживалась по верхней площадке лесов, внимательно наблюдая за происходящим. Время от времени она покрикивала на учеников, чтобы шевелились и не думали по сто лет, прежде чем выпалить заклинание, или наоборот, думали, прежде чем колдовать и не метались по лабиринту, как бешеные шишуги. Иногда ей приходилось вмешиваться и усмирять разбушевавшихся тварей, но, по её словам, на экзамене никто помогать не будет, а лабиринт будет еще больше и опаснее.
— По-моему нас просто запугивают, — простонала Лили как-то раз, когда они вышли из лабиринта, грязной, уставшей и слегка дымящейся толпой. Огненные крабы явно вознамерились взять реванш за прошлый урок, и некоторые огнеупорные комбинезоны не выдержали их натиска. Лили упиралась обеими ладонями в поясницу и морщилась — краб разбежался и боднул её в мягкое место, когда недостаточно сильные чары шлепнули его по заднице, как провинившегося кота.
— Я имею в виду, мне как-то не верится, что на экзамене нам не помогут в случае чего, — она вылезла из комбинезона, напоследок слегка запутавшись, и схватилась за плечо Пруэтта, чтобы не упасть. Все раздевались прямо на полянке, бросали дымящиеся костюмы в кучу, разбирали аккуратно сложенные мантии и галстуки. Почти все парни сняли рубашки, потому что в форме и комбинезоне было ужасно жарко. Девочки маялись. — А если на экзамене вдруг попадется болотный фонарик, как в прошлый раз, они же не дадут нам утонуть?
— Я бы на это не рассчитывал, — пробурчал Фабиан, заматывая школьным галстуком свежий ожог на руке. — Скорее всего просто снимут баллы, если ты не допрешь наколдовать себе пузырь.
— Посмертно, — мрачно пошутила Лили, устремляясь в замок вслед за близнецами и классом.
Почти весь апрель Валери беспощадно гоняла студентов по своему полигону, изредка устраивая в лабиринте ловушки в виде сетей, ям, и прочих пакостей. Но, по крайней мере, в отличие от остальных преподавателей, она разрешала громко и от души ругаться и вопить, если очень страшно. Это делало её ежедневные квесты похожими на невероятно опасную игру, а это было весело. Смех было слышно почти так же часть, как «А-а-а-а, че-е-ерт!» и «Твою мать, он в меня попал!».
За три занятия Ремус достаточно хорошо изучил этих существ, чтобы запомнить, что бить заклинанием им надо прямо в задницу, их единственное уязвимое место. Причем сделать это надо было быстро, до того, как из этой задницы в тебя прилетит огонь.
Как только его краб опрокинулся на спину, Ремус моментально опутал веревками его беспомощно барахтающиеся лапы, и в качестве награды дал перепуганному зверю кусок сырого мяса. Он как раз похлопывал его по голове, когда из-за поворота вдруг неожиданно выскочил еще один и нацелился на Мэри, которая был рядом.
— Мэри, берегись! — крикнул Ремус, но его голос потонул в общем гаме криков и смеха, которыми полнился лабиринт. Мэри как будто о чем-то задумалась. Услышав крик Ремуса она оглянулась и испуганно вскрикнула, увидев вспышку огня, а в следующую секунду Ремус уже сбил её с ног, и они повалились на землю.
Огненный шар с гулом пронесся над ними и впечатался в стену.
Ремус выпалил заклинание. Краб икнул и перевернулся, а в следующий миг его лапы уже были крепко связаны.
— Ты как? — слегка задыхаясь спросил Ремус, убирая руку, которой закрывал Мэри голову. Макдональд лежала на животе и её слегка трясло, но в целом она выглядела невредимой.
— Прекрасно, друзья мои, — раздался где-то над ними голос учителя.
Они подняли головы. Валери стояла, скрестив руки на груди, вид у неё был сердитый.
— Скажите, Люпин, вы и на экзамене планируете выполнять за Макдональд её работу? — спросила она, сузив глаза. — Тогда я договорюсь с экзаменаторами, чтобы оценку вам поделили на двоих.
И ушла, потому что где-то рядом раздался боевой рев краба и отборная ругань близнецов.
Все еще слегка задыхаясь, Ремус поправил сползший на глаза огнеупорный капюшон, и посмотрел на Мэри. Она уже поднялась, но он все равно успел заметить краем глаза, как она быстро вытерла что-то с лица, и это явно была не грязь.

— Мэри, что с тобой происходит в последнее время? — спросил Ремус, когда они с Мэри после обеда сидели под дубом в школьном дворе, обложившись учебниками по трансфигурации.
— Я вижу, что у тебя что-то случилось, и тебя это очень волнует, — допытывался Ремус. Он пытался заглянуть Мэри в глаза, но она отводила взгляд и недовольно сжимала губы. — Ты уже несколько дней сама не своя, а сегодня ты могла серьезно пострадать, — Ремус оглянулся на прошедших мимо них когтевранцев. — Я же твой друг, если у тебя что-то случилось, ты можешь мне рассказать! Что угодно. Не нужно держать все в себе. Ты ведь не просто Мэри, ты волшебница, вдруг это все выплеснется в каком-нибудь заклинании, и ты случайно взорвешь Большой зал? — Ремус осторожно усмехнулся.
Мэри слегка улыбнулась и подняла на него взгляд.
— Вот и Джекилл так сказал, — Мэри шмыгнула носом и пожала плечами. — Он тоже говорит, что я не должна держать все в себе. И что ему я могу рассказать все.
Ремус проглотил недовольство, поднявшееся в нем при упоминании этого имени.
— Ну… я, может, и не такой классный психолог, как Джекилл, но готов тебя выслушать, — Ремус скрестил ноги по-турецки и переплел пальцы рук, уперевшись локтями в колени. — Что у тебя случилось? Что-то… дома?
Мэри едва заметно дернулась, словно хотела согнать муху, и помотала головой.
— Нет, — она вытерла нос. — Просто… — Макдональд вдруг подняла на Ремуса взгляд, и у неё нешуточно задрожали губы. — Дирк меня бросил.
Ремус удивленно выпрямил спину, а уже через пару минут Мэри проливала слезы у него на плече.
— Он итак переживал из-за болезни, а еще из-за того, что стал плохо играть в квиддич, — жаловалась она, всхлипывая через слово. — Но в последнее время Дирк стал таким раздражительным, я д-думала, это все из-за экзаменов, а п-потом он взял и сказал, что это я его раздражаю! Он обвинил меня, что я все время лезу к нему со своими советами, что прид-дираюсь по люб-любому поводу, а потом вообще заявил, что я должна была найти способ п-ик-пройти к нему в крыло, пока он болел, потому что он там умирал, а я наслаждалась жизнью!
— Да ладно Мэри, Дирк не мог такого сказать, он же понимает, что ты тоже могла заболеть! — возмутился Ремус, рассеяно похлопывая её по спине.
Мэри саркастично усмехнулась и отстранилась, вытирая глаза.
— Я тоже думала, что он не может такого сказать! Но сказал же! Мне кажется, он ненавидит меня за то, что я не заболела. Конечно, он об этом не говорит, но я же ч-чувствую, — Мэри высморкалась в платок и прерывисто вздохнула. Вид у неё, с опухшими глазами, красным носом и дрожащими губами был невероятно несчастный. — Он винит меня! И себя. У него после больницы все из рук валится, он никак не может снова встать на ноги, а тут я наехала на него из-за того, что он слишком легко раздражается, ну и понеслось… не надо было мне к нему лезть, надо было быть внимательнее, — Мэри тихонько вздохнула.
— Это тебе Джекилл сказал? — Ремус не смог подавить скептическое фырканье.
Мэри помотала головой.
— Нет. Он… — Мэри запнулась, терзая свой платок. — Он сказал, что Дирк слишком многое пережил, в нем накопилось слишком много отрицательного, а в таких случаях люди всегда срываются на самых близких.
— Ну, в общем-то он прав, — нехотя признал Ремус, вспомнив свое возвращение из колонии Сивого. — А если он прав, то вы скоро помиритесь.
Мэри покивала и из её глаз снова выкатились слезы.
— Тогда почему ты плачешь? — Ремус добродушно усмехнулся.
Мэри зажмурилась.
— Потому что я не хочу мириться с Дирком! — проплакала она. — Я не хочу, я устала от его вечных нападок, обвинений и раздражительности! Еще когда он вернулся из Мунго! Я думала, это пройдет, и он станет прежним, а все становилось только хуже, хуже и хуже! И теперь я рада, что мы расстались, ты понимаешь? Рада! Мерлин, я ужасный человек!
И она снова зашлась рыданиями, уткнувшись в Ремуса. Он вздохнул, обнял её, успокаивающе поглаживая по спине, и в порыве вдохновения поцеловал в макушку, не заметив, как от колонны возле дверей замка отделилась узкая тень. Окинув холодным взглядом парочку, сидящую на траве, среди других парочек и шумных, веселых компаний, Валери Грей отвернулась от них, и решительным шагом направилась в замок.

Вечером Ремус, как обычно, пробрался по тайному ходу к кабинету Валери, но, к его огромному удивлению, стена, за которой скрывался книжный шкаф, не поддалась и не открылась. Он попробовал несколько раз, но результат был неизменным. Человек более мудрый, понял бы, что что-то не так, но Ремус, голова которого переставала работать как обычно, едва он ступал на заветные ступени, не сдался, вернулся в коридор и попробовал пробиться в кабинет обычным путем. На его стук никто не ответил, и как бы он ни прислушивался, не услышал за дверью никаких признаков жизни.
С тяжелой душой, он вынужден был вернуться в башню, утешая себя мыслями о том, что Валери, должно быть, просто отправилась на очередное ночное дежурство на территории школы, и забыла его предупредить.
Спал Ремус плохо, близилось полнолуние и ему все время казалось, что свет луны, заглядывающий в окно, слишком яркий. Он три раза вставал, чтобы поплотнее задернуть шторы, но это не помогало, и треклятый свет жутко его бесил. К тому же, собственная кровать казалась неудобной, и он ворочался на ней до самого утра, то так, то эдак взбивая подушку. Когда скрипнула дверь и вернулся Бродяга, Ремус прикинулся спящим, но не смог заснуть, даже когда Сириус вышел из ванной, улегся и задернул свой полог.
Когда Ремус вошел в Большой зал на следующее утро, и увидел там Валери, преспокойно поедающую утреннюю овсянку, испытал странную смесь облегчения и обиды. Она даже не смотрела в его сторону, даже когда он, вместе с парнями уселся за стол. Читала «Пророк», попивая чай, беседовала о чем-то с мадам Помфри, даже засмеялась один раз.
Он утешил себя тем, что она много работает и устала, поэтому забыла его предупредить, но когда вечером он пришел к ней и снова уперся в запертую дверь, его терпение иссякло.
Следующий урок по уходу за магическими существами был теоретическим, так как перед схваткой с новой тварью, надо было повторить все то, что они выучили о ней за семь лет. Все собрались на тенистой полянке, в душистый полумрак которой, то там, то здесь проникали солнечные лучи, расселись на траве и поваленных деревьях, достали перья, конспекты и книжки, Мэри успела нарвать где-то ягод и предложила Ремусу половину.
Весь урок он, как мог старался следить за темой, но у него ничего не получалось и мысли его то и дело уплывали в сторону. Валери сменила свою плотную мантию и корсет на легкую белую рубашку, заколола волосы, и в тени казалась бледнее и красивее обычного. Конечно, Ремус делал вид, что записывает что-то, что пытается вникать, но сам все чаще поднимал взгляд и подолгу задерживал его на тонкой шее учительницы и узких плечах. Несмотря на тень, на полянке было жарко, и на лбу и шее Валери блестели и золотились на солнце бисеринки пота, вьющиеся волосы вспыхивали медью, она плавно двигала руками, и с них то и дело спадали рукава…
— Ремус, ты не расслышал, что там было последнее? — сидящая рядом Мэри внезапно тронула его предплечье и заглянула в конспект. Ремус вздрогнул и машинально оглянулся на Мэри, упустив короткий, но очень острый взгляд, который Грей бросила в их сторону.
После урока он дождался, пока весь класс соберется и уйдет, а сам закинул сумку на плечо и направился в скрытый густыми зарослями черники загон, украдкой оглядываясь по сторонам.
— Я знаю, что ты здесь, — сказала Валери. Она стояла возле деревянного стола и смешивала корм для единорога — листья салата, кромсала перечную мяту и вычищала зерна из кукурузы.
Ремус отпустил лапу кустарника, в тени которого скрывался, и, улыбаясь, подошел к Валери.
— Я приходил вчера вечером, — проговорил он, обняв её за талию. — И позавчера. Но вас так и не нашел.
— Вот как? — Валери сделала вид, что удивилась, но работу не прервала. Движения её стали резкими.
— Вы были… заняты чем-то?
— Я думала, это ты был занят тем, что утешал свою одноклассницу, — ровным голосом сказала Валери, решительно не реагируя на все его ласки. — Мэри выглядела очень расстроенной, наверняка тебе пришлось приложить усилия, чтобы она пришла в себя.
Ремус изумленно поглядел на Валери.
— Но, судя по тому, как она улыбалась сегодня, ты прекрасно справился, — Грей подняла голову и сузила глаза, вглядываясь в зелень, в то время, как её руки все быстрее и безжалостнее кромсали очередной лист. — Если только в замке на вас не напал огненный краб, и тебе не пришлось вновь закрывать её собой.
Ремус смотрел на неё, и на губах у него все шире расползалась улыбка.
— Валери, ты меня ревнуешь?
Валери с какой-то особенно злостью порвала очередной лист и швырнула в корзину.
— Да, я тебя ревную! — она повернулась к нему. — Я ревную тебя к каждой однокласснице, хотя и понимаю, что не должна. Понимаю, что это нормально — интересоваться сверстницами. Что это все равно бы когда-нибудь случилось, — она прерывисто вздохнула и стряхнула остатки изорванного листа в корзинку. Ремус заметил, что руки у неё слегка дрожат. — И что рано или поздно мне придется тебя отпустить.
Все это Ремус слушал, глядя на неё с растущим удивлением, но после этих слов он окончательно охренел и не выдержал — рассмеялся, так это было неожиданно, глупо и… приятно.
Валери его веселья не разделила. Возмущенно взглянув на него, она схватила корзину, оттолкнула Ремуса и понесла корм на полянку.
— Профессор Грей! Вы только что ударили своего студента! — весело заметил Ремус, устремляясь следом.
— Скажи спасибо, что не убила, хотя возможность у меня была, и не раз. У меня скоро начнется урок, так что проваливай, — строго сказала она, но Ремусу почудилась улыбка в уголках её губ.
— Ого, а теперь вы еще и сквернословите! — радостно добавил он. — Какой пример вы подаете своему ученику? — он поймал её за руку.
— Я серьезно, Люпин! Иди веселись в другое место, — она увернулась, когда Ремус попытался снова её обнять, но он изловчился и обхватил её руками, сцепив их на животе в замок. А еще он смеялся. — Люпин! Отпусти меня, ты слышал?
— Нет, — выдохнул Ремус, обхватывая её еще крепче и жмурясь от удовольствия.
Валери расслабила плечи.
— Отпусти, — холодно приказала она.
— А если не отпущу, что вы сделаете? Снимете с меня… баллы?
Валери невольно рассмеялась и сдалась.
— Тебе незачем ревновать, Валери, — пробормотал Ремус, слегка покачивая Валери и разглядывая её узкую ладонь. Он держал её раскрытой и поглаживал большим пальцем мозоли, оставленные тяжелой работой. — Мэри для меня как сестра. А на тебе я женюсь.
Валери коротко рассмеялась.
— И что же мы будем делать, когда ты на мне женишься? — деловито спросила она. — Проживем вместе много-много лет? Где-нибудь далеко-далеко?
— Начнем с этого, — прошептал Ремус ей на ухо.
— Мерлин, ну откуда ты только взялся такой, Люпин? — Грей с улыбкой повернулась к нему и взяла его лицо в ладони.
Ремус притянул её к себе за шею и наконец-то поцеловал в губы. Он с прошлого вечера только и мечтал об этом.
Ладони Валери заскользили по его спине и плечам.
Где-то в лесу вскрикнула птица.
Они целовались долго и самозабвенно, так, словно у них впереди была целая ночь в уединении.
Пока где-то совсем рядом с ними не хрустнула ветка.
Они оторвались друг от друга и синхронно оглянулись.
Между деревьями стояла Мэри Макдональд, сжимала в руках забытый конспект и смотрела на них во все глаза.

Ремус тяжело дышал и смотрел на Мэри, а она смотрела на него — с ужасом, прикрыв ладонью рот. А потом вдруг развернулась, и опрометью бросилась в лес.
— Я её догоню! — сказал он белой как мел Валери, и ринулся следом за одноклассницей.
— Мэри! — кричал он на бегу, и собственный голос казался ему чужим. — Мэри, подожди!
Ремус догнал её почти сразу же и схватил за локоть, но Мэри вырвалась.
— Не трогай меня! — истерично выкрикнула она. Ремус замер, как вкопанный. Второй раз за два дня шоколадные глаза Макдональд переполняли слезы, но вчера у неё не было такого выражения лица. Он испугался.
— Как ты мог, Ремус?! — выпалила она. — Как ты мог, она же… она же…
— Мэри, послушай… — Ремус шагнул к ней, но Мэри отшатнулась.
— Нет… — она затрясла головой, вид у неё был такой, словно у неё сейчас случится припадок, или её стошнит. — Я не… — она вдруг рассмеялась и закрыла рот ладонями, огромными глазами глядя на Ремуса.
Его это разозлило. Такое ощущение, как будто она увидела, как он насилует детеныша единорога!
— Мэри, успокойся! — твердо сказал он. — Ничего такого страшного не случилось! Да, мы с ней…
— Ничего страшного?! — высоким голосом воскликнула Мэри. — Ремус, она — наша учительница! Учительница! — она даже ногой притопнула. — Ты издеваешься? Это все равно, что целоваться со своей мамой, или тетей, или…
— Мерлин, Макдональд, что ты несешь? Что с тобой такое?! — Ремус попытался взять её за плечи, но Макдональд взвилась.
— Что со мной такое? — еще более тонким голосом закричала она. — Это что с тобой такое, ты только что целовался с преподавателем! Неужели ты не понимаешь, что это… ненормально!
— Мэри, посмотри на меня! Я — оборотень, вся моя жизнь ненормальна, я — самое ненормальное существо в этом лесу! Но Валери Грей, — он втянул носом воздух и сглотнул. — Это единственное нормальное, что у меня есть. Я её люблю. Очень.
Макдональд уставилась на него с таким выражением, как будто он заявил, что влюблен в Почти Безголового Ника.
— Ремус… но она же старая… — пролепетала она.
— Не надо так, Мэри! — осадил её Ремус и вдруг, неожиданно для самого себя разозлился. — Для меня она — моложе и лучше всех, всех на свете! Мерлин, да и какая вообще разница, кому сколько лет? Какая разница, что она — мой преподаватель? Это все — условности, это… через месяц это не будет иметь никакого значения! Но я все равно буду её любить! Через месяц, через год, и мне плевать, сколько лет нам будет и что об этом подумают люди! Валери — она… — он слегка запыхался и облизал губы. — Я никогда не встречал таких женщин. И точно знаю, что никогда не встречу. Я с самого начала понимал, что влюбиться в такую женщину — это все равно, что влюбиться в героя из магловского кино. Я не рассчитывал, что она когда-нибудь обратит на меня внимание, даже не представлял, что такое возможно, не строил никаких планов, но…
— Ремус, ты, что, ты не понимаешь, что она тебя просто использует? — прошептала Мэри, глядя на него с ужасом, как на помешанного. Едва ли она услышала все то, что он сказал. — Может быть она для тебя и чудо, но ты для неё — просто хорошенький мальчик, вот и все! — она подступила ближе, Мэри с острыми коленками, которые прятала под школьной формой, Мэри, которая делилась с ним ягодами. — Ей наплевать, что ты чувствуешь, неужели ты не понимаешь? Она наиграется с тобой и бросит!
Ремус даже рассмеялся от всех этих обвинений. Он-то знал правду.
— Мэри, ты… просто не знаешь всего. Нет, наверное, со стороны, это действительно выглядит… так, как выглядит, но нас с Валери многое связывает, помимо Хогвартса! Я не могу рассказать всего, просто поверь, что это так. И это не блажь, я… я действительно люблю её. И она никогда меня не соблазняла, если ты об этом. Это я всегда… а она, наоборот, отталкивала меня, снова и снова, потому что смотрела на вещи так же, как и ты. И видела во мне только студента. Но потом мы... оказались в одном опасном месте, и она увидела, поняла, что я могу быть кем-то большим, чем просто её учеником… и что я не всегда буду этим учеником.
Макдональд смотрела на Ремуса так, словно он дал её пощечину, или еще чего похуже сделал, и этот взгляд его пугал. Казалось, только шок и удерживает её от того, чтобы побежать в замок и поставить в известность всех.
— Мэри, послушай… — Ремус шагнул к ней и взял её за плечи. Мэри напряглась, но он крепко сжал её и внимательно посмотрел глаза. — Ты знаешь меня уже тысячу лет, ты — мой самый близкий друг. Ты знаешь все мои секреты, и я знаю, что могу доверить тебе еще один, — он сглотнул и прерывисто вздохнул. — Пожалуйста. Я прошу, не говори никому о том, что видела нас. Если ты расскажешь, если хоть кто-нибудь в школе узнает, она может серьезно пострадать, — продолжал Ремус. — Понимаешь? Её выгонят из школы, могут даже посадить в Азкабан! Хотя она ни в чем не виновата, и никто не виноват! Просто так вышло, разве это преступление — любить кого-то? Она столько перенесла, я не могу позволить, чтобы ей снова причинили боль, тем более из-за ме…
Тут-то Мэри и не выдержала. В ней как будто взорвалось что-то, Ремус почувствовал это даже до того, как Макдональд вдруг вырвалась из его рук, как дикая лесная кошка.
— Ей причинили боль? Ей?! А как насчет меня, Люпин?! — крикнула она срывающимся голосом. Ремус опешил, он не ожидал такой реакции. — Как насчет моей боли?! «Ты — мой самый близкий друг, я тебе доверяю!» — передразнила его она, шмыгая носом и снова и снова смаргивая слезы. Косметика, которой она в последнее время пользовалась особенно обильно, размазалась и сделала Мэри похожей на панду. — Ты так без ума от неё, что совсем ничего не замечаешь, да?!
Она еще раз вытерла нос, несолидно хрюкнула и икнула, жалобно глядя на шокированного и даже немного испуганного Ремуса.
— Ремус, я люблю тебя, — прошептала она и беспомощно взмахнула руками.
Ремус спал с лица.
Мэри вытерла щеку трясущейся рукой.
— Люблю, — она поджала губы и из её глаз в маске размазанной туши, выкатились новые слезы. — А ты… ты стоишь здесь и рассказываешь о том, как сильно любишь эту ведьму, хотя даже не догадываешься, как мне тяжело все это слушать! Но это все неважно, правда? Важно только, чтобы её не наказали, хотя она этого заслуживает, как никто другой!
— Мэри, я же не знал… — пробормотал Ремус, и вдруг вспомнил кое-что. — Погоди, а как же Дирк?!
— С Дирком у нас никогда не было ничего серьезного, — низким, грудным голосом отрезала Мэри. — Поэтому мы и расстались, его это злило. А теперь я думаю… зря, — она деланно-безразлично дернула плечом.
— Мэри, прости меня… — в ужасе пробормотал Ремус. — Я правда, я даже… не догадывался… если бы…
— А если бы и догадывался, ничего бы не изменилось, правда? — горько усмехнулась Мэри. — Ты ведь влюблен в Валери Грей, и плевать тебе на всех остальных.
— Прости меня, — беспомощно повторил Ремус, а потом шагнул к ней, но Мэри отшатнулась и выставила ладонь, как знак «Стоп».
— Не надо, Ремус. Я не хочу больше об этом говорить, — Мэри зябко обхватила себя руками и сделала несколько шагов назад. — И, кстати, вы можете жить спокойно. Я никому не скажу, — она окинула Ремуса взглядом, полным боли и презрения отвергнутого человека. — Слишком противно.
С этими словами Мэри развернулась и пошла к замку, а ошеломленный Ремус остался стоять в зарослях шиповника.

* * *

Громкую музыку Розмерта услышала еще до того, как подошла к дверям. Солнце уже садилось, в деревне пахло вечером, и мокрая трава щекотала голые лодыжки трактирщицы, пока она пересекала задний двор «Кабаньей головы».
Когда она толкнула дверь, Сириус даже не оглянулся. Он, как обычно, сидел на полу возле своего устрашающего железного зверя, и ковырялся в его железных внутренностях, раскидав их вокруг себя по полу. Из одежды на Сириусе были только магловские джинсы и черная майка, в углу надрывался проигрыватель, груда жестяных банок из-под пива и шипучки вокруг мотоцикла выросла еще на несколько штук.
— Всё еще возишься с этой дурацкой железкой? — бодро поинтересовалась Розмерта, закрывая дверь и делая музыку потише. В вырезе майки на спине Блэка виднелась часть его устрашающей татуировки, и эта часть заблестела от пота, когда Розмерта вошла в сарай. — Не надоело еще?
— А ты все еще не запомнила, как она называется? — Сириус зажмурил один глаз, глубоко засунув руку в чрево железного монстра.
— Хм. Вот еще, — Розмерта поиграла фалдами своей цветастой шали. — Это — твои игрушки. Долго еще планируешь торчать тут?
— А что, какие-то проблемы? — пропыхтел Сириус, выкручивая что-то внутри мотоцикла так, что трещало на весь сарай.
— Пока нет, но я видела парочку мракоборцев, пока шла сюда, — Розмерта, расправила юбку и присела на пустой ящик, который уже по праву можно было называть её персональным креслом. Когда на смену заступал Освальд, она приходила сюда, и часами просиживала на нем юбку, пока Блэк работал. — Они тут ходят и всюду суют свой нос. Если тебя застукают с этой штуковиной…
— Не застукают, — Блэк усмехнулся и вдруг повел носом в её сторону. — Ты, что, принесла поесть?
Розмерта лукаво улыбнулась и достала сверток, который держала под мантией.
— От тебя ничего невозможно скрыть, Блэк.
— Роуз, я тебя обожаю, — честно сказал он.
— Ну еще бы, есть за что, — хмыкнула она и достала из свертка румяное яблоко. — Но вообще-то я бы хотела услышать ответ, долго ты еще собираешься торчать в этом проклятом сарае? — Розмерта вгрызлась в мякоть.
Руки Блэка напряглись, и он с силой оторвал от своего мотоцикла какую-то жуткую железную штуковину.
— Думаю, что долго… — пробормотал он, отбрасывая с лица волосы и придирчиво осматривая деталь, предназначения которой Розмерта не знала. — Иначе мой следующий полет закончится очень плохо. Я чуть не разбился, пока сюда летел, хочу понять, почему… Подай палочку.
— Бросил бы ты это дело, — вздохнула Розмерта, подавая палочку. — Вот чем тебе не угодили метлы? Знаешь, если ты накормишь меня еще одной историей про то, как чуть не упал с высоты в двести футов, я приду сюда и подожгу эту груду металла к чертовой матери.
Сириус усмехнулся одной из этих своих улыбочек, от которых школьниц теряли способность связно говорить.
— Тебе смешно? Ты прекрасно знаешь, как я отношусь к маглам, но их технике я не доверяю. Не доверяю и все тут! И вообще, я устала наблюдать, как ты торчишь здесь часами каждый день, и да, я прекрасно знаю, почему, — торопливо и немного раздраженно добавила она, увидев, как Сириус моментально помрачнел и похолодел лицом. — Я к тому, что тебе ведь не обязательно сидеть именно здесь, — она помедлила. — Ты мог бы заглядывать ко мне…
Сириус ничего не ответил и вообще повернул голову в сторону от Розмерты, разглядывая заклеенную старыми газетными вырезками стену.
— Сириус… — Розмерта протянула к нему руку, но Сириус вдруг резко встал, взял сверток, лежащий у неё на коленях, достал сэндвич, и откусил сразу половину. Прошелся по залитому рубиновым солнцем сараю, а когда сэндвич закончился, снова уселся перед мотоциклом на корточки и вернулся к работе, всем своим видом показывая, что не намерен возвращаться к этой теме.
Розмерта тяжело вздохнула.
А она-то надеялась, что эта неделя вернула его в нормальное состояние.
Она все еще очень хорошо помнила, как пару недель назад Блэк среди ночи ворвался к ней в «Три метлы». Злой, как черт, неуправляемый, как вырвавшееся на волю торнадо, он метался по трактиру, переворачивал стулья, столы, ломал мебель и рычал жуткие проклятия, но при этом был абсолютно трезв. Хвала Мерлину, что Освальда в это время не было в деревне, а то, кто знает, чем бы все это закончилось!
Словом, Блэк явно вознамерился разломать трактир от крыши до фундамента. А когда Розмерте кое-как удалось его остановить и заставить заговорить вместо того, чтобы крушить все, стало еще хуже. Во всяком случае, Розмерта и представить себе не могла, что Блэк, Блэк, всегда такой уверенный и хладнокровный, относящийся ко всему с таким цинизмом, будет сидеть на полу «Трех метел» и рыдать, уткнувшись в её колени. Хотя, это было мало похоже на плач, скорее на стоны раненого животного, к которым то и дело примешивались приглушенные крики «Тварь!», «Шлюха!» и «С-с-сука!» вперемешку с жуткими всхлипами и ударами крепкого кулака по быльцу дивана. Розмерта была жутко напугана. И если бы не бутылка старого бабушкиного настоя на корне перечной мяты, это продлилось бы, наверное, еще очень и очень долго.
Лошадиная доза настоя свалила Блэка почти сразу. Чудо, что он согласился его выпить. Хотя, если говорить начистоту, Розмерта влила его в Блэка почти что силой, а потом оставила спать на многострадальном диване, потому что в одиночку точно не дотащила бы до второго этажа.
На следующее утро Блэк уже вернулся в свое обычное состояние. О ночном происшествии напоминал только помятый вид и молчаливая мрачность. В приступе глубокого раскаяния он помог ей убрать учиненный ночью разгром и восстановить мебель, а после рассказал Розмерте о своих отношениях с этой белобрысой фифой, с которой Розмерта частенько видела его в деревне. Чуяла ведь, что девчонка из чистокровных, а когда фамилию услышала, так все сразу на свои места и встало. Нашел, с кем спутаться, ей— богу! Малфои! О них такие жуткие вещи рассказывают, даже похлеще, чем о его собственной семейке. Нет, спутаться с Малфой, как же это называется? Мог бы сразу в змеиное гнездо влезть, а потом жаловаться, что его покусали за все живые места! В общем, после его рассказа Розмерта вволю побушевала, пройдясь по девчонке и каждому её родственнику, и всем стало легче, а потом Блэк ушел. Розмерта надеялась, что после расставания с этой ведьмой, он будет заглядывать к ней почаще, но нет, Блэк не заглядывал ни к ней, ни к кому-то еще, если не считать занюханный сарайчик на заднем дворе «Кабаньей головы». Там он готов был сидеть сутками, и часами, без отдыха ковырялся в своей железке, предпочитая этому занятию все остальные. Розмерта даже начала думать, что паршивка опоила его Амортенцией, или еще чем погаже, раз у него даже к ней, Розмерте интерес отбило, и решила, что на досуге попробует достать антидот. Так, проверить на всякий случай.
— Ладно, я, пожалуй, пойду, — Розмерта встала и расправила юбку. Сверток с едой оставила на ящике. — Мне пора возвращаться в трактир, скоро моя смена. Под вечер всегда работы завались… и охотники, возможно, тоже заглянут… — как бы между делом вставила она и резким движением рук вспенила оборки на декольте, которое обнажало её грудь и плечи.
— Тебе кто-то нравится? — ожил Блэк и даже оглянулся.
— Возможно, — Розмерта кокетливо перебросила локон на плечо.
Блэк окинул её прохладным, оценивающим взглядом и вернулся к работе.
— И что, он к тебе тоже заглядывает?
Розмерта порозовела и сжала губы.
— Ну знаешь, Сириус Блэк! — обиженно воскликнула она, накидывая на плечи шаль. — Не надо со мной так разговаривать. Мне, знаешь ли, чистенькие мальчики из хороших семей и богатых домов предложения не делают, и ты среди них первый. Выбирать особо не приходится, так что жить буду, как посчитаю нужным, а если хочешь, чтобы по-другому было… да ты все равно не хочешь, — она безразлично махнула краем шали и помолчала немного, а потом задрала подбородок.
— Что, думаешь, что я такая же, как эта твоя? Так ты про меня думаешь, Блэк?
Сириус покачал головой, прищелкнув языком.
— Вы не похожи, Роуз. Она не такая добрая, как ты. И не такая честная.
Розмерта опустила плечи, и на губах у неё даже появился намек на улыбку, правда почти сразу же погас и она рассердилась на что-то.
— Добрая, или нет… кому какое дело. Тебе-то я все равно не гожусь, — и она пошла к двери, делая вид, что ей все равно.
— Ошибаешься, Роуз, — рассеянно пробормотал Сириус, снова разглядывая ту деталь. — Это я тебе не гожусь.
— Это еще почему? — высокомерно спросила она.
— Из меня муж был бы даже хуже, чем из тебя жена, — усмехнулся он, не оборачиваясь. — Поэтому нам нельзя жениться. И еще потому, что ты изведешь все мои деньги на яблочный сидр и сладости, растолстеешь и станешь невыносимой. А я буду тебе изменять. Очень много.
Розмерта уперла руки в бока.
— Ах вот как! Тогда слушай внимательно! — воскликнула она. — Когда-нибудь я накоплю золота, столько, сколько тебе и не снилось, приеду в этот твой… Блэквуд в самой лучшей мантии от Таттинга, и пошлю тебя к черту, Сириус Блэк!
Сириус захохотал.
— Не сомневаюсь, что так и будет!
Розмерта фыркнула, как рассерженная белка, и вылетела из сарайчика.
— Желаю тебе удачи, Роуз! — со смехом крикнул Сириус ей вдогонку.
По вечерам в «Трех метлах» было всегда полно народу. Яркий свет, сливочное пиво, ягодные наливки, горячее мясо и пироги с патокой стягивали под крышу трактира людей со всей деревни, выманивали из леса охотников, а из замка — студентов. Их голоса смешивались в единственный и неповторимый голос «Трех метел», бодрый и веселый, перемежавшийся звоном вилок и разномастным хохотом.
Сириус сидел за стойкой и пил уже третью порцию огневиски. Сегодня Мальсибер опять его провоцировал на драку. В последнее время это стало чем-то вроде традиции, одноклассники уже боялись находиться с ними в одном помещении. Мальсибера бесило, что Сириус не стал отбивать у него Малфой и лезть с кулаками каждый день, поэтому он лез сам. Но в этот раз что-то пошло не так. Малфой, которая до этого сидела за партой и делала вид, что она тут вообще не при чем, встала так, что все стихло, и все на неё уставились, молча взяла Мальсибера под руку и увела. А он её послушался.
Потом начался урок, но Сириус ни на чем не мог сосредоточиться. Если подумать, этот случай — полная хрень, странно, что его вообще это задело. Он думал, что за этот месяц уже излечился. Но задело ведь! Да так, что опять кулаки зачесались.
Сириус залпом допил остатки виски и налил себе еще.
Если бы его застукал кто из преподавателей, пришлось бы сидеть в отработке до конца года, но, к счастью, кожаная куртка и грубые ботинки добавляли ему лет в глазах трактирной публики, и никто не лез с расспросами.
Почти никто.
— Привет, Блэк.
Сириус оглянулся. На соседний стул уселась Хлоя Гринграсс и тут же вцепилась в Сириуса требовательным взглядом.
— Чего тебе? — Сириус снова отвернулся и поднес ко рту стакан.
— А ты теперь со всеми такой грубый? — Хлоя поправляла сережку. — Я вообще-то хотела поговорить.
— И что, именно со мной? — буркнул Сириус, разглядывая пестрый, веселый зал в большом зеркале, занимавшем всю стену бара.
— Да ладно тебе, Блэк, — Хлоя помешала соломинкой свой черничный морс. — Разве мы с тобой сейчас не на одной стороне? Нас обоих предали и обманули. Я видела, что произошло сегодня. Мальсибер хотел подраться, а Малфой его увела, просто картина маслом: буйный муж и покорная жена, так мило, что меня чуть не стошнило. Или ты думаешь, что тебе одному больно, Блэк? А ведь я — единственная, кто действительно мог бы тебя понять.
Сириус громко фыркнул.
— Гринграсс, чего ты хочешь? — с улыбкой спросил он и окинул слизеринку взглядом. Она выглядела такой прилизанной и строгой, когда выходила «в свет», а Сириус — таким лохматым и уставшим, трудно было представить, что они родились с серебряными ложечками из одного набора во рту. — Мальсибер тебя кинул, и тебе теперь страшно спать одной? Трактир — не лучшее место, чтобы искать себе к-компаньона, — Сириус икнул, даже не пытаясь прикрыться. Он был уже пьян, и ему было плевать, какие именно слова он произносит.
Хлоя переменилась в лице и со стуком поставила свой стакан на стойку.
— Если тебе так интересно знать, у нас с Генри ничего не было, — отрезала она, злобно сверкая глазищами. Сириус внезапно захотелось спросить, правда ли, что её предок трахался с нимфой. — Ты, наверное, забыл, как заключаются брачные контракты? Мой отец обрисовал все пункты довольно четко, и до свадьбы Мальсибер не должен был ко мне прикасаться, — она вдруг повела плечом и пламя в её взгляде поугасло, сменившись интимным огоньком. — Кроме тебя у меня никогда никого не было, ты был моим единственным… — она затупила на пару секунд, явно не зная, что выбрать. — …парнем, — сказала, наконец, она, и улыбнулась с облегчением.
— Н-да? — Сириус опять посмотрел на неё и сделал вид, что польщен и заинтересован.
— Да-а… — Хлоя подвинулась к нему вместе с барным стулом. Вид у неё сделался, как у кошки, которая уже загнала мышь в угол и теперь помахивает хвостом. — Знаешь, мне кажется… что все это — знак. И что нам надо попробовать еще раз.
Сириус напустил на себя загадочный и задумчивый вид, поднес к губам стакан и сузил глаза, увидев мелькнувшую в зеркале фигуру. Человек только что зашел в бар и теперь оглядывался, в поисках знакомых.
— Ну так как? — наманикюренные пальчики Гринграсс пробежали по его руке, но не вызвали никакого отклика. Разве что слабые мурашки. — Мы могли бы попробовать еще раз, Блэк?
— Может быть и могли бы, — Сириус поставил стакан на стойку и картинно вздохнул. — Но я, видишь ли, однолюб. Не могу любить одну и ту же девушку дважды.
— Да? — саркастично подняла брови Хлоя. — А как же Малфой?
— А что Малфой? Я её не любил, родная, я с ней спал.
— Ну а теперь ты мог бы спать со мной, — вкрадчиво проговорила она и наклонила голову так, что сережки у неё в ушах сверкнули, поймав свет барных ламп.
Сириус поморщился.
— Гринграсс, это все очень сложно. Понимаешь, я совсем не могу спать в чужих кроватях, страшная бессонница, кошмары. Да и в своей не терплю чужих.
— Но…
В этот момент Хлоя, наверняка, спросила бы про Малфой, которая ночевала в гриффиндорской башне чуть ли не через день, но тут к ним вдруг подошел тот самый человек, которого Сириус увидел в зеркале.
— Извини, девочка, — Карадок Дирборн деловито и строго взглянул на Хлою. — Мне нужно перекинуться парой слов с твоим приятелем.
Голос его звучал по-учительски сурово, предвещая неминуемую беду. Сириус лениво подумал, что сейчас получит выволочку за распитие алкоголя, и налил себе еще.
Хлоя уставилась на Сириуса, как будто ждала, что он встанет на её защиту, а когда этого не произошло, сердито вскочила и ушла, а Дирборн занял её место и подвинул её стакан, заменив своей кружкой с магловским пивом.
— Не знал, что школьникам здесь наливают огневиски, — заметил Дирборн.
— Это яблочный сок, — вяло отшутился Сириус. Вообще-то Дирборн ему нравился, он был неплохим мужиком, честным, но в меру, и своим в доску. Например, прикрывал Сириуса, когда тот затемно возвращался в замок, преспокойно стрелял у него и Сохатого сигареты, и не сдал их после того, как схватил за хвостатые задницы в прошлое полнолуние. Хотя должен был, они ведь закон нарушили, и все такое.
— Сок, вот как, — Дирборн усмехнулся, бросил быстрый взгляд через плечо и чуть наклонился к Сириусу. — Знаешь, я бы на твоем месте не стал так на него налегать перед полнолунием.
Сириус тяжко вздохнул, опрокинул в себя остатки, с громким стуком поставил стакан на подставку, и со словами «Как скажешь, мамочка!», соскочил со своего стула, но тут вдруг подлое огневиски сделало штуку с его головой, и Сириус чуть не поцеловался с полом.
Дирборн, к счастью, удержал его. Хорошо хоть не за шкирку схватил, мудак, с него бы сталось.
— Спокойно, парень! — прошипел он, делая вид, что ничего такого не происходит. — Ты, я смотрю, уже неплохо накидался, как собираешься бегать в таком состоянии по лесу, да еще в темноте?
— Зигзагами! — рыкнул Сириус, выдернул руку из его пальцев и одернул куртку. Внезапно вспомнил, как Дирборн поймал их с Лунатиком в лесу и отвел к Хагриду. Не зря он тогда ему фонарь под глазом засветил, ой не зря. — Какого хрена тебе надо, а?
— Остынь, — Дирборн усадил его на место. — Есть разговор. Мисс! — крикнул он, обернувшись в зал. — Можно нам кофе и… — он приподнял кружку. Розмерта, принимавшая заказ на другом конце зала, дала понять, что сейчас все сделает, а когда Дирборн отвернулся, вызывающе задрала подбородок и пониже опустила свои рукава — «фонарики», чтобы было лучше видно плечи и грудь.
— Ну и чего тебе нужно? — спросил Сириус, когда Розмерта принесла ему огромную кружку крепкого кофе. В голове у него слегка прояснилось, и от этого мир стал гаже.
— Скоро полнолуние. Грядет очередная охота. В прошлый раз в лесу оказалось сразу с полдюжины студентов, да еще и появилась какая-то гребаная горилла без шерсти. В этот раз может быть точно так же. И мы готовы оказать сопротивление. Но, нам нужны люди.
— С каких пор Министерство вербует школьников? — спросил Сириус. Разговор начал ему нравиться.
— С тех пор, как от полноценных министерских отрядов не осталось практически ничего, — резко ответил Дирборн. — В этом году нас поимели во все дыры, отряд Грей был уничтожен практически подчистую, от него осталось четверо человек, мой отряд поредел на треть во время последнего полнолуния, а больше для охраны одного замка Министерство выделить не может, потому что по всей стране разгуливают великаны, и с ними надо что-то делать, не считая обычных рейдов, связанных с гребаными троллями, русалками и прочей нечистью! — Дирборн шумно отхлебнул из кружки. — А времени набирать новых бойцов, тренировать их и учить анимагии, а потом еще месяцами ждать регистрации в реестре, у нас нет! А тут целых три анимага, двое из которых принимают вполне приличные боевые формы, просиживают штаны без дела. Анимага, которые к тому же… — он взглянул на Сириуса. — … неравнодушны к этому делу, как мне кажется. Я прав?
Сириус молчал довольно долго, а потом качнул головой и въедливо посмотрел на охотника.
— Считаешь меня идиотом, Дирборн? Думаешь я тебе поверил? — он навалился локтями на стойку и переплел пальцы рук. — Говори, что тебе на самом деле нужно?
— Я не собираюсь вас шантажировать, Блэк, — немало удивился тот. — И выдавать тоже. Черт возьми, я только что предложил группе школьников поучаствовать в деле, которое нарушает все до единого школьные правила, не в моих интересах их закладывать и становиться им врагом, — он втянул носом воздух. — Мне бы хотелось стать им другом. Ведь это я убедил директора, что не вы напали на девушку, ну ту, блондинку. И мне поверили. Потому что убийцы, как правило, не убиваются над телом убитых, и уж тем более не радуются, когда те оказываются живыми.
— Убедил, значит? — фыркнул Сириус.
— Естественно, не выдавая ваш секрет, — серьезно сказал Карадок и вдохнул, кажется, с трудом сдерживаясь, чтобы не заржать. — Как знал, что рано или поздно, он окажется полезным, — пробормотал он и поднес ко рту кружку.
— Ка-ак приятно иметь дело с честными людьми! — с чувством произнес Сириус.
Дирборн довольно ухмыльнулся.
Раздался стук каблуков — Розмерта вернулась за стойку и принялась убирать пустую посуду. Забрала стакан Сириуса, убрала бутылку. Сириусу послала улыбку с ямочками на щеках и всем остальным, потом пытливо взглянула на Дирборна и ушла, величественно виляя задницей, или, точнее, покачивая бедрами.
Дирборн проводил её долгим взглядом, отпивая из кружки, а потом снова посмотрел на Сириуса.
— Ну так что, ты согласен? — спросил он. — Поговоришь с друзьями?
— Ты её трахаешь? — вдруг спросил Сириус.
Карадок несолидно сербнул и удивленно уставился на Сириуса, смешно оттопырив нижнюю губу.
— Нет, — озадаченно ответил он, собрав губы, как было. Сириус скорбно поморщился. — Нет, в том смысле, что… — он вдруг засмущался, как первоклассник. — Роуз — милая барышня, но я слыхал, у неё есть поклонник, который постоянно делает ей дорогие подарки, да и… да и не до того сейчас, работы завались, — он сделал вид, что это ерунда, но все же бросил еще один взгляд на Розмерту.
— Бред, — уныло отозвался Сириус, пялясь в зеркало напротив. — Трахни её как следует и увези из этой дыры. Она заслуживает лучшей жизни, а ты никогда не найдешь себе телку лучше. Не тупи, Дирборн, она — долбаное сокровище, а не «милая барышня», — Сириус полез во внутренний карман за золотом.
Дирборн оставил этот совет без внимания.
— Ладно, — он похлопал ладонью по стойке. — Я вижу, ты не в настроении сейчас принять решение, Блэк. Обсуди все со своими друзьями-анимагами и скажи, что вы надумали, — он коротко подмигнул. — Только не тяните шишугу за яйца, времени у нас мало, — он встал.
— Все вместе скажем. Если уж посылать тебя, то вчетвером, — Сириус вдруг оскалился и обернулся. — Слышь, Дирборн, вчетвером придем тебя послать!
Карадок хмыкнул, кивнул Сириусу, и, пошатываясь, как медведь, вышел из трактира. А Сириус отвернулся, посидел в баре еще немного, думая о том, что мир, пожалуй, теперь не такой уж и поганый, заглянул на часок к Роуз, оставил у неё в тумбочке небольшой мешочек, где точно хватило бы на «лучшую мантию от Таттинга», или даже две, и тоже ушел. А у школьных ворот получил знатных пиздюлей от дежуривших там мракоборцев, после чего угодил в отработку, как последний лузер.
Дерьмо.
Как же он не любил, когда Розмерта оказывалась права.