Глава 2.

Эта была третья спокойная ночь за последние дни – ни кошмаров, ни сновидений, сплетающих воедино прошлое и настоящее, я просто будто бы провалилась в темноту и выжидала, когда некто позволит мне проснуться. Великолепная ночь! Тут уж поневоле поверишь в чудеса психотерапии.
Я долго лежала в кровати, бесстрастно рассматривая выбеленный потолок и позволяя своим мыслям неспешно течь в одном только им известном направлении. За окном слышался лай собак и детский смех. Видимо, Степан, который работал у Гроссу охранником вот уже пятый год, вывел троих ротвейлеров на прогулку, а самые маленькие из хозяйского семейства не упустили случая с ними порезвиться. Вполне милые собачки, что говорить, но не стоит переходить им дорогу – перегрызут глотку за несколько секунд. Когда Алек только привел меня в дом, они следили за каждым моим шагом, но сейчас привыкли ко мне и были очень даже дружелюбны, но любовь к малышам Гроссу перекрывала для них все на свете.
Поднявшись с кровати, я по привычке размяла мышцы, а потом подошла к окну. Метель стихла и, судя по всему, на улице не было ни ветринки, хотя небо все еще находилось во власти тяжелых серых облаков. Устремив глаза на белый чистый снег, я с любопытством наблюдала за тем, как Крина, который было всего три года, задорно смеясь, бегала за одним из ротвейлеров. Четырехлетний Миша и десятилетняя Дорина играли в снежки, а остальные две собаки крутились вокруг них, принимая в игре полноправное участие. За всем этим действом внимательно следил Степан. Ему было не больше тридцати и он, откровенно сказать, не особо любил детей. Ив как-то обронила, что у него несчастная судьба, но не стала уточнять, в чем именно. Наверное, это было как-то связано с детьми.
Я все смотрела на малышей, так увлеченных своими занятиями, и думала о том, что через несколько лет им придется пополнить ряды Искателей. Все трое были одаренными детьми, обладая поразительными магическими способностями. Вряд ли они осознавали такую многогранность своей натуры, но меня, человека далекого от любого рода магии, многое поражало и удивляло, заставляя тихо восхищаться силе человеческой природы.
Неожиданно Дорина подняла голову и посмотрела в мою сторону. Уже в таком возрасте она чувствовала многие вещи на уровне подсознания, и меня это часто пугало. Улыбнувшись, Дорина помахала мне рукой, а Миша вдруг пронзительно закричал:
- Кэти, иди к нам!
Я отрицательно покачала головой, состроив гримасу, а потом махнула им рукой и отошла от окна. Хватит этого созерцания детской свободы, свою я нещадно тратила на разучивание танцевальных па. Усмехнувшись своим мыслям, я вдруг стала думать о том, что дети отчего-то сразу меня полюбили, когда как я просто терялась, оказываясь наедине с ними. Исключение, пожалуй, составляла шестимесячная Дана, которая завоевала мое доверие одной единственной улыбкой в свои два зуба. Что-то было в этой малышке такое, что притягивала меня, словно магнитом, но вряд ли это был материнский инстинкт – как-то мама сказала мне, что я его напрочь лишена.
Умывшись и приведя себя в более или менее божеский вид, я снова надела спортивный костюм и спустилась вниз. В большой гостиной было на удивление пусто. В субботу здесь собиралась вся семья чуть ли ни с раннего утра, но в этот выходной день кроме Антона, его жены Сорины и бабушки Коры (та, что зовется Кориной), никого больше не было. Антон был старшим сыном Алека и его жены Миреллы, братом Ив и Андрея. Малышка Крина была их с Сориной дочерью, пока единственным ребенком, но я не сомневалась, что в последующие годы у них будут еще дети. Для Гроссу нет ничего лучше, чем трое или даже четверо детей.
- Ты долго спишь, Катя, - вместо приветствия сказала Сорина. – Мы уже позавтракали.
- Я поздно легла вчера, - смело соврала я, устремляясь на кухню. – С меня хватит и кофе, не переживайте.
Сорина была очень хорошенькой, хотя на мой взгляд немного полноватой. У нее были темно-русые волосы и большие голубые глаза, которые всегда смотрели на собеседника так, словно хотели заглянуть в саму душу; а еще Сорина была очень общительная и приветливая, что не скажешь о ее муже.
- Как позавтракаешь, зайди к моему отцу, - сказал мне вслед Антон, на что я просто кивнула. - Он в кабинете и ждет тебя,
Антон входил в число Искателей, тех самых, что были на поле битвы. Возможно, именно поэтому он предпочитала меня не замечать, хотя общался всегда вежливо и держался очень свободно. Вообще, вежливость и тактичность – отличительная черта всех Гроссу. Они сразу приняли меня, словно я жила в их доме всегда, а потом ненадолго уезжала.
Зайдя на кухню, я не увидела там Мирты. Обычно она всегда была на своем рабочем месте, поэтому меня немного удивило ее отсутствие. Зато есть и плюсы – могу попить кофе в одиночестве и придумать планы на сегодняшний день. Не скажу, что настроение располагало к каким-то прогулкам или развлечениям, но и дома сидеть не хотелось. Дом. Я оглядела просторную чистую кухню и тяжко вздохнула. Мой дом не здесь, но все-таки я не могу уйти отсюда. Мне придется жить в этом доме бог знает сколько времени, и нужно привыкнуть к мысли, что теперь это мой единственный семейный очаг. Противная мысль, не правильная… Но как иначе?
Наполняя кружку горячим кофе, я вдруг стала вспоминать, как впервые оказалась здесь. Не самые лучшие минуты, не самые радостные часы. Сказать по правде, я вообще не хочу вспоминать, как все начиналось. Хотя, это было и не начало, некая стадия выживания, которой, казалось, нет конца. Мой привычный мир рухнул еще в тот момент, когда в утренних новостях сообщили об убийстве моих родителей, все, что было потом – составляющая яда, медленно распространяющегося по венам.
После того, как Алек сказал мне о смерти Влада, я впала в двухнедельную кому. Как потом сказали врачи, моей нервной системе это было необходимо, иначе я просто бы сошла с ума. Что было потом? Как только я более или менее восстановилась после комы и прошла необходимую реабилитацию, - а сом ной занимались, как с ребенком, - Алек настоял на моем дальнейшем лечении в каком-то закрытом санатории, находящемся в окружении тихой и светлой рощи. Я даже не знаю его название, да и тогда мне было все равно. Пережить потерю сначала своих близких, а потом и любимого человека оказалось не просто тяжело, а практически невозможно. Эта мысль не давала мне покоя, я ежедневно перебирала в голове события прошлых лет, когда мы с родителями целый месяц провели на даче. Потом эти воспоминания перебивал голос диктора из программы «Утренних новостей», который известил о том, что мои родители были «зверски убиты прошедшей ночью». Мне хотелось никогда этого не слышать, или, раз уж так вышло, забыть все что было, будто я всегда была сиротой. Но одновременно с этим я понимала, что такими мыслями оскорбляю своих родителей. Несмотря на некоторые недопонимания, я их очень любила, и знала, что они любят меня. Они столько для меня сделали, столько вытерпели, что я не переставала ими восхищаться. Мои родители были лучшими, как бы пафосно это не звучало.
И сейчас, когда их жизни оборвались так неожиданно и не справедливо, я даже не знала, где их захоронили. Алек сказал, что всему свое время, что когда я окончательно окрепну, он обязательно меня отвезет на могилы моих родителей. Но что означало это «окончательно окрепну»? Разве можно смериться с тем, что кого ты любишь больше нет? Нет, нельзя! Неужели Алек всю жизнь собирается держать меня на успокоительных, притупляющих любые чувства? Наверное, он думал, что так помогает мне, хотя на самом деле просто продлял мою агонию. Мне не становилось легче, ни на грамм, ни на секунду, ни на долю секунды! Как только действие лекарства проходило, мой мозг начинал лихорадочно искать новое избавление от находившего медленными волнами отчаяния. Я то снова возвращалась в детство, что вновь и вновь звала Влада. Не вслух, конечно, но где-то очень рядом моя душа кричала, срывая голос, и она звала Влада!
Если не считать мою двухнедельную кому и реабилитацию после нее, то в санатории я пробыла ровно два месяца. Все это время меня навещал Алек – то один, то в компании еще с кем-то из своей семьи, тогда я даже не пыталась запомнить их имена. По началу я еще старалась узнать, как оказалась в больнице, кто меня принес и почему я ничего не помню. Но ни на один вопрос я не получила точного ответа. Алек умело уходил от темы, а я, уже напичканная всевозможными успокоительными препаратами, быстро забывала то, что хотела узнать, а позже пропало даже всякое желание задавать какие-либо вопросы.
Лето подходило к концу, сквозь большое окно своей санаторной комнаты я видела, как день за днем могучие деревья все больше и больше пропитывались желтизной ранней осени. Ветерок был прохладным, но не сильным, с юга он приносил мне немного повлажневший воздух, который, как чудилось мне, пах морем. Я могла долго сидеть под сенью увядающих крон с закрытыми глазами и просто вдыхать полной грудью чистый воздух, который приятно прокатывался по легким. Мне ничего уже больше не хотелось, как всегда находиться здесь и ни о чем не думать. Но приехал Алек, и мы засобирались обратно в Бухарест. Вернее, он засобирался, мне же было все равно где жить, будто я уже давно и не жила.
И вот именно тогда я впервые узнала, что буду жить в доме Алека, в семье Гроссу. Я помню как входила в этот огромный коттедж, больше похожий на замок, как не хотела туда идти и все внутри меня сжималось от одной мысли, что мне придется жить в доме своего врага. Я чуть ли не на вкус чувствовала, как они все будут на меня смотреть, как будут смаковать свою победу. Мне чудилось, будто я добыча, за которую обещан большой выкуп. Мне чудилось, будто они палачи, а я преступник, которого наконец-то удалось поймать… Одним словом, внутри меня не было ничего, кроме ужаса – исполинского, дышащего ядовитым огнем. И вступая на порог, мне вдруг показалось, что кто-то следит за мной.
«Влад!» - мысленно позвала я, оглядываясь через плечо, но никто не ответил. Никого позади меня не было, только Алек, который шел следом, будто верный охранник. И от этого было еще больнее. Дверь за моей спиной закрывалась, и я понимала, что эта уже новая ступень, тот уровень, где мне нужно будет подстраиваться под другой уклад, под чужую семью, но, главное, носить в сердце никогда не затягивающуюся рану.
Я представляю, какой предстала перед семейством Гроссу. Сгорбленная, с затравленным взглядом и сжатыми в кулаки руками я, наверное, выглядела очень жалко. По-крайней мере мне кажется, что со стороны это казалось именно так.
Я помню, что в большой светлой гостиной с камином и длинным кожаным диваном были только «старички» и несколько из тех Искателей, что присутствовали на битве, но на этот раз рядом с ними сидели их жены. Они улыбались мне, приветствовали, но мне хотелось выть, выть, как волк, как собака, предчувствующая чью-то смерть. А потом появилась Ив, Ивлина Гроссу – дочь Алека и Миреллы, сестра Антона и Андрея. Ее каштановые волосы были распущены и пушились, словно облачко; в каре-зеленых глазах читалась искренняя радость, граничащая с каким-то истинно фанатическим счастьем. Почему-то именно тогда мне показалось, что она сможет мне помочь, покажет выход из этой темной комнаты, куда не проникал даже солнечный свет.
- Добро пожаловать, Катя! – выдохнула Ив, обнимая меня. – Меня зовут Ивлина. Я так рада, что ты здесь!
- Ив! – предупредительно одернул ее отец, но она, кажется, не обратила на него никакого внимания.
Ее глаза жадно рассматривали меня, а руки крепко держали мои плечи. Я не знаю, почему запомнила Ив так ярко. Возможно потому, что в тот момент ужас чудесным образом отступил и я безоговорочно поверила ей, сразу же поверила, даже не задумываясь о том, какой она человек.
Ив было шестнадцать – самый лучший возраст, на мой взгляд. Она была открытой и веселой, любознательной и довольно мудрой для своих лет, но в то же время до смешного наивной, казалось, ее восторгало все в этом мире. Я не знала, как ей удавалось сочетать в себе две этих черты, поэтому иногда мне казалось, что Ив просто играет на публику. Несмотря на большую разницу в возрасте, мы с ней очень сдружились и, часто, моим единственным обществом была именно Ивлина. Она единственная, кто смело расспрашивала меня о моих родителей, о том, как они умерли; расспрашивала о Владе. Если она и боялась причинить мне боль, то не показывала этого, а вела разговор легко, словно в моей жизни никогда не было трагедий. Ивлина не твердила мне о том, что ей до ужаса меня жалко, хотя искренне сочувствовала.
- Не представляю, что значит потерять родителей, - говорила она. – Ты очень сильная, раз нашла силы жить дальше.
Я лишь кивала, поджимая губы. Что я еще могла ответить? Наверное, смерть была бы для меня лучшим избавлением от всех бед, но мне никто не предоставил такого шанса. Так что мне оставалось только жить.
- Прости, что щиплю тебя за больное место, - однажды сказала Ив. – Но все эти вопросы необходимы мне, потому что я могу тебе помочь.
- И как же? – невесело усмехнулась я.
- Я могу унять твою тоску по родителям, - тихо ответила она, чуть наклонившись ко мне. – Знаешь как тоска по умершим губит живого человека? Вгоняет в могилу верным способом. Если ты позволишь мне помочь тебе,.. - она запнулась. – О, Катарина, мне так хочется помочь тебе! Больно чувствовать, как ты страдаешь!
- Ты чувствуешь? – не уверенно спросила я.
- Да. Я эмпат. Не очень сильный, но все-таки. – Она передернула плечами, и пододвинулась ко мне, продолжая все так же тихо: - Твое горе убьет тебя, поверь мне. Я чувствую, и гибну вместе с тобой. Не знаю, почему у нас такая связь, наверное судьба, а может что-то и посильнее…
- А что может быть сильнее судьбы? – перебила я.
- Магия. – В глазах Ив загорелся зеленый огонек. – Моя бабка, - Корина – очень сильная ведьма, ее дар перешел мне. Я многое умею, кое-что могу… Я готова помочь тебе, погасить это пламя боли в твоем сердце, в твоей душе.
Я смотрела на нее и не верила своим ушам. Ивлина – ведьма. Наверное, раньше бы я рассмеялась, но сейчас так отчаянно поверила в ее силу, что готова была принять любую магическую помощь. Один бог знает, как мне было плохо тогда!
Мы приступили к ритуалу немедленно. Ив принесла церковную свечу, пепельницу, коробок спичек и тонкую вязальную спицу. Пока она зажигала свечку, я, как завороженная, наблюдала за всеми приготовлениями, улавливая краем уха обрывки заклинания, которое произносила Ив. Она стала накаливать спицу в огне свечи, не отрываясь смотря в центр тонкого трепещущего пламени.
- Когда я закончу, - заговорила она, - ты не должна ни с кем говорить до завтрашнего утра. Уйду я тоже молча, так требует ритуал.
Я кивнула, подмечая, как вдруг сухо стала у меня в горле. Раньше я не сталкивалась с магией, и поэтому сейчас в душе возникал вполне объяснимый страх.
Нагретой в пламени свечи спицей, Ив дотрагивалась до моих глаз, лба, ушей и груди в области сердца, громко произнося слова заклинание. Потом она обошла меня со свечкой, приговаривая что-то на незнакомом мне языке, а когда все было кончено, молча ушла, забрав с собой все, что приносила для ритуала. Я долго сидела, тупо уставившись на дверь. Сердце колотилось как бешенное, но в тоже время я начинала ощущать легкое разочарование – мне хотелось, чтобы душевная боль ушла мгновенно, словно ее ветер унес, но все оставалось по-прежнему. Приняв лекарство, я легла спать, но уже на утро ощутила, как легко мне стало дышать и думать. Впервые за долгие мучительные месяцы, мысль о родителях не пронзала меня копьем, а сердце стучало ровно. Казалось, что со дня их гибели прошли годы – боль улеглась, хотя в груди и ныла рана. Но мне не хотелось уже быстрее найти свою смерть, я решила измениться, жить дальше, как бы того хотели мои родители. Мне стало легче, и этим я была обязана Ив. Я не утверждаю, что сразу стала веселой, беззаботной горной козочкой, но, что меня угнетало, навевая мысли о страшных действиях, пропало, будто некто стер это из моей головы ластиком.
И теперь моей единственной болью, которая не хотела униматься - был Влад. Он занимал мои мысли днем и ночью, он снился мне, иногда я слышала его голос в своей голове и начинала оглядываться по сторонам, надеюсь, что он все-таки сумел выжить каким-то чудесным образом. Мне хотелось думать о том, что он есть где-то, что он помнит обо мне и однажды придет. Не знаю, почему я себе это внушала, наверное, мысль о его смерти в глубине души казалась абсурдом, хотя на самом деле я верила словам Алека. Но не внуши мне Влад то, что вампиры бессмертны, легче ли мне было смериться с его утратой? Наверное да. Я бы приняла это как должное, как злое стечение обстоятельств, которое однажды должно было перейти мне дорогу. Да, мне было бы легче! Я бы не мучилась так сейчас, заглушая страдания лекарствами и сигаретами, разбавленным апельсиновым соком мартини… Я бы не пряталась в новом, таком чужом и противном образе блондинки, безжалостно расправившись со своей холеной гривой темных волос. Все это было фальшем, игрой, бегством от самой себя.
На глаза наворачивались слезы. Я бы предпочла бы сейчас мерзнуть с Владом в его темной землянке или пустой мрачной пещере, чем сидеть здесь и попивать кофе, словно так было всю жизнь. Но Влада нет, а я есть и буду до того времени, пока какой-нибудь чертов случай или старость не отберут у меня возможность хранить его в своем сердце.
Поток моих мыслей нарушила вбежавшая в кухню Ив. Она была не на шутку встревожена: в глазах паника, короткая шубка расстегнута, а длинный фиолетовый шарф разметался по плечам.
- Боже! – усмехнулась я. – Пожар что ли?
- Не смешно! – выкрикнула она, быстро наливая в чашку кофе и выпивая его залпом. – Я опаздываю в конюшни!
- Меньше спать надо было, - усмехнулась я, неспешно делая себе бутерброд с сыром.
- О, только не надо нравоучений! – взмолилась та. – Хотя бы не слышать этого от тебя, Кети!
- Да мне-то вообще все равно, - неоднозначно пожала плечами я.
- Не говори папе, что я проспала, иначе он никогда не купит мне лошадь!
Я не совсем поняла, как понимать ее последнюю фразу, но потребовать разъяснений не успела – Ив уже убежала.
Допивая кофе и доедая бутерброд, я вдруг стала раздумывать над тем, зачем меня ищет Алек. Мы не часто с ним пересекались и обычно пытались себя вести так, будто бы ничего не случилось – он не покушался на моего любимого, а я не обвиняла его в эгоизме, - но некое напряжение между нами безусловно чувствовалось. Ему нравилось, что я дружила с Ив, что ладила с малышами Гроссу и могла поддержать беседу практически со всеми членами семьи, но сам же, общаясь со мной наедине тщательно подбирал слова. Он осторожничал, продумывая каждую последующую фразу, даже каждое движение, словно я была диким животным, которое взяли в дом и теперь проверяют, так ли я опасна. Странный он все-таки, этот Алек.
Подперев рукой подбородок, я невидящим взглядом уставилась в окно. Вот так бы сидеть и сидеть целый день ни о чем не переживая!
В коридоре донеслись детские голоса и суровый голос Антона. Пора сматываться с кухни, иначе малышня, найдя меня здесь, не отстанут до самого вечера, а мне, честно сказать, не хотелось возиться с ними. Не мое это дело, оно только расшатывает мои нервы.
Выскользнув из кухни, я быстро прошмыгнула в узкий коридор, что шел параллельно главному и, сделав глубокий вдох, направилась в кабинет Алека. В этом коридоре располагалось еще три кабинета, которыми пользовались другие Искатели. Я здесь не была частым гостем, но все от той же Ив знала, что эта зона некоего уединения старших мужчин. Здесь они решали многие свои рабочие дела или просто читали, когда хотели отдохнуть; детям сюда вход был строго воспрещен.
Достигнув нужной двери, я тихо постучала, а потом заглянула внутрь.
- Заходи, Катя, - послышался голос Алека.
Он сидел в широком кожаном кресле, увлеченно разбирая какие-то бумаги, которые занимали всю поверхность большого стола с незатейливой резьбой по краям. Наверное, этот стол перешел по наследству от какого-то предка, потому что в нем чувствовалась вековая уверенность. Присмотревшись, я поняла, что интересовавшие Алека бумаги не что иное, как письма.
- Доброе утро! – сказала я, прикрывая за собой дверь.
- Доброе утро, - отозвался тот, не отрываясь от своего занятия. – Присядь, у меня к тебе разговор.
В кабинете было прохладно, на мой взгляд даже слишком. Застегнув кофту спортивного костюма, я села в кожаное кресло напротив Алека и откинулась на его широкую спинку. Мой собеседник молчал, помечая что-то в блокноте, а я решила не упуская случая рассмотреть кабинет. Он был просторным, с высоким потолком, где располагалась красивая люстра, вероятнее всего тоже из прошлого века. Одно большое окно, сквозь которое дневной свет проникал в кабинет без помех, было украшено тяжелой темно-зеленой занавеской, наверное, в летние дни, солнечные лучи достают до противоположной стены, играя светом на полках с книгами. Здесь их было очень много, и, присмотревшись, я поняла, что Алек собрал под рукой только научную литературу.
- Как спала ночью? – От его неожиданного вопроса я даже подпрыгнуло, что вызвало у Алека легкую улыбку.
- Хорошо, - ответила я, чувствуя, что краснею.
- Я хотел поговорить с тобой еще вчера вечером, но ты уже спала. – Он достал из ящика стола какой-то конверт. – Я заезжал вчера к доктору Петреску, он позвонил мне после обеда, сказал, что вывел результаты последнего теста.
Я занервничала. Если этот странный психотерапевт вывел что-то не очень хорошее, это меня добьет.
Алек вынул из конверта белый листок с набранным на компьютере текстом и быстро пробежал его глазами.
- И что там? – не выдержала я.
- Все хорошо, - ответил он, поднимая на меня глаза. На его губах отразилась улыбка. – Доктор Петреску говорит, что с тобой все в порядке, показатели хорошие, и он считает, что тебе больше не требуется помощь психиатра.
Я непонимающе смотрела на Алека.
- Значит ли это, что я здорова? – не уверенно спросила я.
- Не полностью, но здесь уже все в твоих руках. Кризис, который привел тебя в кабинет врача, снят. Ты можешь жить полноценной жизнью, без лекарств и тренингов, только не перегружать себя нагрузками как умственными, так и физическими.
Я почувствовала, как все внутри начинает ликовать. Боже мой, неужели больше не надо спешить в эту маленькую и тихую клинику, не надо созерцать бешенную рыбку в аквариуме и грызть маленькие леденчики, ожидая, когда доктор Петреску пригласит в кабинет. Это самая лучшая новость за последние дни! Но остался вопрос: так ли я здорова на самом деле, как считает сам врач?
- Если хочешь узнать полные результаты, можешь в понедельник заехать к нему сама, - тихо сказал Алек, видимо, прочтя мои мысли.
- Да, думаю я так и сделаю, - ответила я, поднимаясь. – Мне можно идти?
- Подожди немного, - спохватился Алек. – У меня есть к тебе дельное предложение. – Он сложил руки на столе и в упор посмотрел на меня. – Как ты смотришь на то, чтобы изучать наши науки?
- Не поняла? – Я смотрела ему прямо в глаза и старалась понять, в чем тут подвох.
- Ну, постигать азы экстрасенсорики, помогать нам. Мне кажется у тебя большие способности в этом деле.
- Охотником я не буду! – Мой ответ прозвучал резко, но мне хотелось, чтобы Алек понял.
- Я и не заставляю тебя быть Охотником, - пожал плечами тот. – Постичь эти науки хотя бы ради своего блага, не преступление.
Я задумалась. С одной стороны, мне было ясно, что согласись я на предложение Алека, то рано или поздно тоже стану Охотником, чего я особенно не хочу. Но с другой стороны, все эти знания, что хранили члены семьи Гроссу, манили, как магнит. Возможно, Алек прав, я могу учиться просто для того, чтобы защитить себя.
- Я согласна.
Лицо Алека озарилось теплой улыбкой.
- Вот увидишь, Катерина, ты не пожалеешь.
Я промолчала. Время покажет, так ли это здорово, как я думаю, или всего лишь нелепое заблуждение.
- Мне можно теперь идти?
- Конечно. Я считаю, что сегодня ты можешь устроить себе маленький праздник. Съезди в город, сходи в кино или еще куда-нибудь. – Он открыл верхний ящик стола и вынул несколько банкнот. – Вот, возьми, и погуляй от души.
Я смотрела на лежащие передо мной деньги и боролась с соблазном. С одной стороны мне хотелось куда-нибудь выйти, но с другой стороны не хотелось тратить деньги Алека.
- Представь, что взяла их в долг, - произнес он.
- Я ж не смогу его вернуть, я нигде не работаю.
- Не беда. Я и так многое у тебя забрал, и деньги – это всего лишь маленькая часть того, что я могу возместить. Бери, Катя. Деньги существую для того, чтобы их тратить.
Моя рука сама потянулась за банкнотами. Пролепетав спасибо, я направилась к двери, ощущая некий дискомфорт.
- Кстати, Катя, - окликнул Алек, - ты видела Ив?
- Нет, - соврала я. – Я встала поздно, а у нее по субботам верховая езда, так что она ушла до моего пробуждения.
- Жаль. Она могла бы сходить с тобой куда-нибудь.
- Возможно, пока я собираюсь, она уже вернется, - улыбнулась я. – Спасибо, Алек.
Он кивнул, смутившись от чего-то. Я оставила его наедине со своими бумаги.