Для человека жизнь не заканчивается выживанием; жизнь начинается с выживания.
Садхгуру

«Боже, да ты издеваешься?!» – мысленно воскликнул Эдвард, поднимая руки. Но не слишком высоко. Только до уровня плеч.

Адреналин – удивительная и чертовски полезная штука. Ещё минуту назад ты чувствовал себя покорёженной развалиной. Но вот в организме случился выброс адреналина – и ты будто заново родился. Сильный, решительный и неуязвимый. Правда, последнее – хитрый обман всё того же организма. Боль обязательно придёт. Накатит вместе с адреналиновым «похмельем». Но это будет уже пото́м. Сейчас же, когда твоя кровь щедро разбавлена адреналином, ты – сверхчеловек. Грёбаный Супермен.

Эдвард проходил через это не единожды. А потому без удивления, но с благодарностью воспринял небывалый прилив сил в своём побитом теле. Мышцы напряглись, готовые молниеносно выполнить любой приказ, посылаемый мозгом.

– Девка твоя пусть тоже выходит, – продолжал командовать вооружённый мужик, резко выплёвывая каждое слово, – и пацанёнка пусть забирает.

– Белла, милая, выйди из машины! – крикнул Эдвард.

Его жена терпеть не могла это ласковое словечко. Никогда в здравом уме и твёрдой памяти он не стал бы её так называть. И Белла отлично это знала. Сейчас «милая» должна была послужить предупреждающим сигналом семафора. Знаком «стоп».

Прошла бесконечно долгая минута, но Белла так и не появилась. Эдвард с облегчением перевёл дух.

– Она там сдохла, что ли?! – тыча дулом пистолета Каллену в затылок, зло прокричал мужик.

– Оу-оу, потише. Я слышал, эти штуки иногда стреляют, – расставляя ноги шире для лучшей опоры, с усмешкой протянул Эдвард.

– А то, – хмыкнул чувак за спиной. – Но я этого не хочу. Мне просто нужна ваша тачка. Моя-то того…
– Мы могли бы уехать отсюда вместе.

Эдвард закрыл глаза, сосредоточившись на голосе противника. Вдохнул через нос и медленно выдохнул через рот.

– Хрена с два мы могли бы.

– Да, ты прав. Не могли бы.

Каллен резко развернулся, выбрасывая руку вперёд и перехватывая ладонь противника с пистолетом. Всё было сделано быстро и правильно. Единственное, чего Эдвард не ожидал, так это – внушительность его габаритов. Они сцепились, ведя борьбу за оружие. В какой-то момент пистолет выстрелил, оглушив обоих. Боль лизнула правую руку Эдварда чуть пониже плеча. Но пока это была не та боль, которая могла бы его остановить – чёртов адреналин работал.

Каллен сумел левой рукой обхватить шею противника в удушающем захвате. Сдавил. Тот всё ещё сопротивлялся, но уже не так активно, как в начале. Пистолет снова выстрелил – на этот раз в воздух. Эдвард ещё сильнее сдавил шею противника, лишая того последних шансов. Однако Каллен не задавался целью убить его, а потому разжал руку сразу, как только тело нападавшего обмякло.

Но и сам Эдвард не смог удержаться на ногах. Его, словно пьяного, повело в сторону, и он неловко упал на колени в грязь. Кровь из раны вместе с дождём потекла вниз по руке, рисуя на коже витиеватые узоры из алых и тёмно-розовых струек. Однако настоящая непрерывная боль ещё не пришла. Сейчас она накатывала короткими, пульсирующими волнами и снова резко отступала. Но Эдвард знал, что это ненадолго. Совсем скоро боль вернётся и уже не уйдёт.

Ветер раскачивал «Ленд Ровер», проверяя на прочность его рессоры, и лишний раз напоминал, что не время рассиживаться. Нужно быстро собирать себя в кучу и уезжать.

– Эдвард, пойдём, слышишь?.. Вставай, родной. Давай…

Белла обхватила его сзади и потянула вверх. Он не видел её, но по голосу слышал, что она плакала.
Как же Каллен соскучился по этому её «родному». Но не так он хотел снова услышать это ласковое слово. Не при таких обстоятельствах.

Эдвард опёрся на Беллу и с её помощью поднялся на ноги. Вероятно, он должен был проделать всё это самостоятельно – ловко и быстро, как любят показывать в голливудских блокбастерах, но… В жопу гордость!

– Пойдём скорее в машину. Нужно посмотреть, что с рукой, и остановить кровотечение.

– Погоди.

Эдвард склонился над неподвижно лежащим мужчиной. Вопреки ожиданиям, тот не выглядел как бандит или отморозок, даже несмотря на разбитые в кровь губы и свежий синяк на лбу. Это был совершенно обычный парень лет тридцати в чёрных джинсах и форменной футболке-поло с приколотым к ней бейджем «Джеймс». Скорее всего, он просто был одним из тех, кто в критических ситуациях теряет человеческое лицо. Из тех, кто пойдёт на всё ради спасения собственной шкуры.

– Ты убил его? – спросила стоявшая за его спиной Белла. Её голос звенел от напряжения.

– Нет, зачем мне его убивать? – словно в подтверждение этих слов, мужчина застонал и пошевелился. – Предоставим природе самой разбираться с этой её ходячей ошибкой.

Каллен поднял с земли пистолет, поставил его на предохранитель и закинул в багажник «Ленд Ровера».

– Потом решу, что с ним делать, – в ответ на удивлённый взгляд Беллы пояснил Эдвард. – А теперь поехали.

– Тебе нельзя за руль. Ты не сможешь, – это был тот тон, каким обычно строгий врач даёт наставления своему нерадивому пациенту.

– Я, конечно, не Джон Макклейн¹, но тоже кое на что способен.

Эдвард сел на водительское место, пресекая дальнейший спор. Белле не оставалось ничего другого, как устроиться в соседнем кресле.

Первое, что сделал Каллен, – посмотрел на мальчика. Тот сидел сзади, подтянув грязные колени к подбородку, и тихонечко всхлипывал. Сил на то, чтобы плакать, у него попросту не осталось.

– В рубашке родился, – кивнув в его сторону, прошептал Эдвард Белле и только после этого плавно тронулся с места.

– Как мы отыщем его родных? – тоже шёпотом спросила она. Её глаза наполнились невыразимой печалью и жалостью к несчастному ребёнку.

– Я запомнил номера «Тойоты». Установить владельца будет делом нескольких минут.

Обычно «Ленд Ровер» отлично вёл себя на любом бездорожье, но сегодня шёл тяжело, надсадно ревя мотором. Борясь не только с грязной жижей под колёсами, но и со штормовым ветром, бьющим по кузову. Эдварду приходилось часто переключать скорости. Всякий раз при этом боль в ране возводилась в квадрат и мгновенно заглатывала в свою невидимую пасть всю руку – от плеча до кончиков пальцев.

На этот раз никто из них не стал пристёгиваться ремнями безопасности. После пережитого рефлексы и инстинкты Эдварда притупились. Мысль о ремнях даже не возникла в его голове. Белла и вовсе села на сиденье, поджав под себя ноги и развернувшись к Каллену.

Она закатала пропитанный кровью рукав его футболки и придирчиво осмотрела рану, то и дело прося его не дёргать рукой и оставить в покое рычаг переключения скоростей хотя бы на минуту.

– Пуля прошла навылет. Даже кость, похоже, не задета, – констатировала она, открывая аптечку, которую предусмотрительно достала из багажника, когда Каллен убирал туда пистолет.

– Повезло.

– Ну да, конечно. Повезло так повезло, – саркастично усмехнулась Белла, щедро поливая рану антисептиком.

– Примерно, как на стоянке больницы с нашими машинами. Плохо, но могло быть гораздо хуже, – философски заметил Эдвард сквозь зубы, стиснутые от боли.

– Зачем он это сделал? – бинтуя ему руку спросила Белла.

В её голосе кипела ярость. Она же пылала в её карих глазах, обращённых на Эдварда. Эта ярость требовала хоть какого-нибудь ответа. Уважительной причины и оправдания.

– Он мог просто попросить нас взять его с собой. Ведь мог же!

– Значит, не мог… чёрт, Беллз, кончай мумифицировать мою конечность!..

– Чего-чего делать? – прыснула та. – Ты хоть понял, что сказал?

– В смысле, хватит её обматывать бинтом. Ты мешаешь мне вести машину.

– Не ворчи, ворчун, – нахмурившись, шикнула на него Белла. – У тебя вся рука разодрана до локтя. Неужели не чувствуешь?

– Он думал, что мы ему откажем, – снова вернулся к первоначальной теме Эдвард. Она казалась ему безопаснее, чем разговоры о собственных травмах и боли, потому что болело абсолютно всё. – Сам-то он, наверняка, не стал бы никому помогать. Этот Джеймс из тех, для кого главное – выжить. Любой ценой. Даже ценой жизни других людей.

– Если сегодня «Виктория» с ним разделается, мне не будет его жаль. Я буду даже рада. Чертовски рада. Только, к сожалению, нам этого не узнать, – порывшись в аптечке, Белла хмыкнула. – Вот скажи мне, Каллен, почему у тебя тут три ампулы обезболивающего и всего один шприц? В чём логика?

– Полагаю, это – риторический вопрос.

– Боюсь, что в случае с тобой так и есть.

– Спасибо, родная, – губы Эдварда растянулись в кривой усмешке. – А теперь займись ребёнком. У него что-то с рукой. Вколи лекарство ему, а я и так обойдусь.

– Командуешь? – Белла выразительно изогнула бровь. – Узнаю этот тон.

– Издержки профессии.

– Будет исполнено, лейтенант Каллен.

Белла шутливо козырнула и, прихватив аптечку, стала перебираться на заднее сиденье. Мальчик испуганно захныкал.

– Эй-эй, Паучок. Тише, – окликнул его Эдвард. Ласково, нараспев.

Тот замолчал и посмотрел на него. Их взгляды пересеклись в зеркале заднего вида. Каллен улыбнулся, заметив во взгляде ребёнка доверие. Пусть даже пока хрупкое, как тонкая корка льда: один неверный шаг, резкое слово – и затрещит, сломается.

– Как тебя зовут, супергерой? Только не говори, что Питер Паркер².

– Нет... Макс, – мальчик судорожно вздохнул. – Меня зовут Макс.

– У тебя крутое имя. В самый раз для супергероя. А сколько тебе лет, Макс?

– Три, – ответил тот, для верности растопырив три пальчика. – У меня недавно был день рождения.

Всё то время, пока Белла осматривала Макса, Эдвард старался отвлечь его расспросами. Никакой особо полезной информации вроде домашнего адреса и фамилии узнать не удалось, но Каллен на это и не рассчитывал. Главное – малыш перестал плакать и стойко переносил все манипуляции Беллы. Лишь когда та делала ему укол обезболивающего, Макс вскрикнул, и по его щекам потекли слёзы.

– А можно мне к маме? – всхлипывая, спросил он. – Ну, пожалуйста, можно?

К горлу Эдварда подкатил вязкий ком. Он понятия не имел, как объяснить маленькому мальчику, что мамы больше нет. Какие слова подобрать? Да и возможно ли это вообще? Так или иначе, но прямо сейчас Каллен не собирался этого делать. В глубине души он надеялся, что найдутся родные, на плечи которых и ляжет столь тяжкий груз.

– Пока нельзя, солнышко, – Белла ласково потрепала мальчика по тёмно-русым, влажным после дождя волосам.

– А когда можно?

– Не знаю, детка, – её голос дрогнул. – Но прямо сейчас тебе нужно отдохнуть. Давай ляжем. Хорошо?

Макс согласно кивнул, и Белла помогла ему устроиться на заднем сиденье поудобнее.

– Это просто ужасно, – вернувшись на своё место, тихо сказала она, качая головой. – Всегда ненавидела сообщать родственникам паршивые новости… Но ведь это ребёнок. Разве ему такое объяснишь?..

– Как он? Ничего серьёзного?

– На лбу глубокий порез. И вывих ключицы. Я наложила на неё фиксирующую повязку, но всё равно нужно сделать снимок. И поскорее. Вдруг всё-таки перелом, – Белла обернулась и посмотрела на притихшего Макса. – Кажется, засыпает.

– Он вымотался. Боль, усталость, стресс – такое не каждый взрослый выдержит.

– Да, он мо…

Белла не успела договорить, потому что всё резко прекратилось. Завывающий шквальный ветер, мощные потоки дождя, грохочущие по кузову машины, – всё оборвалось, как обрывается дурной сон, стоит только открыть глаза.

Ещё мгновение назад казалось, что вот-вот наступит конец света. Но вдруг небо стало лазурно-голубым, с редкими розоватыми облаками. Появившееся на нём солнце засветило по-наглому ярко. Словно в самом центре ада внезапно распахнулись врата рая.

– Ураган закончился? Вот так вот взял и закончился?! – всё ещё не веря своим глазам, воскликнула Белла.

– Как раз наоборот. Мы в самом его эпицентре, – снова выезжая из кювета на дорогу, возразил Эдварда. – Слышала когда-нибудь про «глаз» бури³?

– Да, что-то слышала. И… – Белла замолчала, подбирая подходящие, но не слишком пугающие слова. – Это плохо?

– Да уж ничего хорошего, – не стал обнадёживать её Эдвард.

– И что будет, когда это затишье закончится?

– Не закончится – просто уйдёт дальше. Это – самое сердце урагана, и оно движется вместе с ним. Ты спрашиваешь, что будет? Будет ещё хуже.

– Хуже, чем было?

– Да, это будет пик его мощи, – кивнул Эдвард, посмотрев на Беллу. Теперь, когда только разбитое лобовое стекло усложняло вождение, он мог расслабиться. – Но продлится это не долго, потому как, судя по всему, «Виктория» движется очень быстро. Аномально быстро. Ураган пойдёт дальше, постепенно ослабевая.

– Но его пик ударит по нам?

К Белле возвращался страх. Капля за каплей наполнял её взгляд.

– Вероятно, да. Сейчас мы едем ему навстречу.

– Ясно, – едва слышно выдохнула Белла.

Перед её мысленным взором снова возникла жуткая картина, когда, первой спустившись в кювет, она обернулась и увидела, как падает опора линий электропередач. Несколько секунд Белла была абсолютно уверена, что падает она на Эдварда. Это были самые страшные секунды в её жизни. Секунды, пропитанные хлёстким ужасом и едким отчаянием.

Теперь же вдруг выяснилось, что ветер, сминавший прочный металл, словно пластилин, бушевал не на пределе своих возможностей.

Будет ещё хуже.

Эдвард дважды был ранен, пока служил в полиции, и один раз – уже на службе в береговой охране. Однако никогда страх потерять его Белла не чувствовала так остро, как теперь. Страх потерять навсегда. По-настоящему и уже безвозвратно. Невозможно представить, что его не будет. Пусть даже не рядом, пусть где-то и с кем-то другим – лишь бы был жив.

Что, если сегодня они погибнут? Эта мысль огненным шаром взорвалась в груди. Ударила молнией, пустив по телу ток дрожи. Стало нестерпимо больно и жарко.

Белла задышала прерывисто и тяжело. Наклонилась вперёд и, обхватив себя руками, посмотрела на Эдварда.

Как же она любила его! Даже такого – измученного, с трёхдневной щетиной на бледных щеках, с синевой под усталыми зелёными глазами и с взъерошенными на макушке волосами, отливавшими золотом в свете солнца. Солнца, которого не должно было быть сейчас на небе.

Возможно, таким она любила его даже больше: не столь уверенным, не настолько сильным и невозмутимым, каким он обычно бывал.

Не лучшее время для признаний и выяснения отношений. Однако другого у них могло и не быть. Как и что сказать? С чего начать? Белле всегда тяжело давались важные разговоры. У Эдварда было иначе. Он не был любителем красивых и пафосных фраз, но всегда умел находить нужные слова. Простые, но самые правильные, попадающие точно в цель, передающие всю суть. Белла же всегда начинала издалека, а потом плутала и плутала в собственных словах и мыслях.

Вот и сейчас самыми правильными и единственно важными были слова «Я люблю тебя. Вернись ко мне». Но вместо этого Белла зашла с другого конца.

– Жили они долго и счастливо и умерли в один день? – спросила она, имея в виду ураган, с которым им предстояло столкнуться ещё раз.

Эдвард удивлённо посмотрел на неё, но затем в его взгляде появилось понимание. Белла знала, что он поймёт. За всю их жизнь он не подвёл её ни разу.

– Да, почти как в сказке. Страшной сказке братьев Гримм… Вот только наше «долго и счастливо» оборвалось раньше. Наверное, в тот момент, когда ты разочаровалась во мне.

– Я не разочаровывалась в тебе. Никогда. Ни на минуту… Даже когда выяснилось, что ты храпишь. Даже когда узнала, что ты носишь исключительно белые носки, которые чертовски трудно отстирать, – Белла улыбнулась своим воспоминаниям. – Даже когда ты начинал командовать мной. А ты ведь знаешь, как я не люблю, когда мной командуют. Я и сама та ещё командирша. Но с тобой… Я любила этот твой приказной тон, – Белла отвернулась от Эдварда и тихо добавила, – так скучаю по нему… и по тебе.

– Тогда какого чёрта ты ушла? – его голос остался спокойным и ровным, но было в нём что-то такое, от чего по коже Беллы поползли мурашки.

– Это не то, что можно взять и объяснить в двух словах, – она выпрямилась и снова посмотрела на Эдварда.

– А ты попробуй. И не обязательно в двух.

Белла нервно закусила губу, лихорадочно выискивая в хаотичной веренице мыслей самую подходящую. Ту, с которой лучше начать. Не нашла. Психанула и просто заговорила, наплевав на то, что речь получится сумбурной и невнятной.

– Всё как-то разом навалилось. Трудности на работе. Одна за другой. Всё как-то перестало складываться. Перестало меня радовать. Я устала, вымоталась. А потом проснулась в один из дней и поняла, что превратилась в скучную тридцатишестилетнюю женщину, у которой всё лучшее осталось позади. Сейчас я понимаю, что это даже звучит по-идиотски, – Белла горько усмехнулась и покачала головой. – Я прихожу с работы за полночь – ты уже спишь. Я посыпаюсь утром – ты уже ушёл, потому что в семь утра заступаешь на смену. Или наоборот. Наши рабочие графики вечно не совпадали. Я даже соседа Ньютона чаще видела, чем тебя. Мне стало казаться, что между нами что-то сломалось, что-то очень важное. Просто ушло. Превратилось в привычку. Стало рутиной. Я перестала чувствовать себя счастливой. Казалось, что мы несчастны друг с другом, и дальше будет только хуже. Я долго думала, прежде чем принять это кардинальное решение проблемы. Но всё равно совершила самую глупую и ужасную ошибку. Это как если бы у меня болела нога, а я вместо того, чтобы разобраться, в чём причина, и начать лечение, просто взяла и ампутировала её. Стало гораздо хуже и больнее. И тут на меня снизошло озарение, – Белла саркастично улыбнулась. – Оказывается, я была несчастна не с тобой, а без тебя. Мне тебя не хватало, мне было мало тебя. Мало нас, понимаешь? И я, как самая последняя дура, попыталась найти счастье там, где его заведомо не было. В то время, как оно всегда было у меня под боком. Прямо перед глазами. Но я вдруг перестала его замечать и своими собственными руками выбросила на помойку, как что-то ненужное. Старую надоевшую вещь, заношенную до дыр… Может, мне зрение проверить, как думаешь?.. Или лучше голову? Ну, скажи мне, Эдвард, как можно быть такой идиоткой на четвёртом десятке, а? Неужели это и есть чёртов кризис среднего возраста?.. И ещё мой характер… мой ужасный долбаный характер! – Белла сжала руки в кулаки и, закатив глаза, зарычала. – Он никак не давал мне признать свою ошибку. Сделать хоть что-то, чтобы всё исправить. Ненавижу его!

– Знаешь, ты такая красивая, когда злишься. Особенно, когда злишься на саму себя.

Эдвард улыбнулся, и от этой улыбки в груди Беллы разлилось умиротворяющее тепло. Спокойствие. На какое-то время она даже забыла об урагане и угрожающей им опасности. Сейчас она была так близка к тому, чтобы снова стать счастливой рядом с любимым мужчиной, что от этого захватывало дух.

– Ты понимаешь меня? – спросила Белла. Затаила дыхание в ожидании его ответа.

– Я многое понимаю, Беллз. Я понимаю твоё состояние. Я и сам тогда чувствовал, что мне тебя не хватает, но… чёрт... – Эдвард замолчал, переведя взгляд на дорогу, и пожал плечами. На его остро очерченных скулах заходили желваки. – Мне никогда и в голову не приходило, что между нами что-то ушло. Да, отношения после десяти лет брака не могут быть такими же, как в первые пару лет – многое меняется. Не становится хуже – нет! Просто становится другим. Мои чувства никуда не ушли. Они переросли во что-то другое. Более цельное, прочное, пусть и не такое яркое и страстное, как в начале отношений. Моя любовь к тебе глубоко пустила во мне корни. Стала частью меня. Ты стала частью меня. Возможно, я делал что-то не то и не так, раз ты перестала это чувствовать. А возможно, вы, женщины, просто воспринимаете и видите всё иначе. Не знаю… Но я могу это понять. Единственное, чего я не понимаю: почему нельзя было просто поговорить обо всём, сказать мне всё то, что говоришь сейчас? Почему?

– Тогда мне казалось, что разговоры ничего не изменят. Просто оттянут неизбежный исход. Я ошиблась. Везде и всюду. Запуталась в самой себе. Но, поверь, я сумела извлечь из своей ошибки хороший урок. Я знаю, что никто из нас не откажется от своей работы, и нас не ждут ежевечерние ужины в кругу семьи за разговорами о том, как прошёл день. Мне это и не нужно. Счастье не в этом… не только в этом. Оно в мелочах. Счастье уже в том, чтобы просто быть с тобой. Даже в том, чтобы, приходя ночью домой, обнять тебя, спящего, и прижаться щекой к твоей спине. В том, чтобы проснуться утром и увидеть рядом с собой смятую тобой подушку. Знать, что ты мой, со мной. Знать, что я могу позвонить тебе и просто спросить, что ты сейчас делаешь.

– В том, чтобы выпить утром кофе из твоей чашки, – мечтательно улыбнувшись, добавил Эдвард. – У тебя есть привычка сначала делать макияж и только потом пить кофе. Уже перед самым выходом. В те дни, когда я вставал позже тебя, всегда наливал себе кофе в твою чашку со следами губной помады на ободке.

– Ты серьёзно так делал? – удивлённо спросила Белла.

Каллен кивнул и засмеялся.

– Эдвард, – позвала она, – ты простишь меня?

– Я люблю тебя, – его рука нашла руку Беллы и крепко сжала её.

– Но?.. Обычно после такого всегда следует «но», – сердце Беллы сжалось в мучительном ожидании.

– Нет никаких «но». Я просто люблю тебя. Вот и всё. А прощать… За что мне тебя прощать?

– За то, что совершила такую ужасную ошибку. За то, что была такой дурой.

– Повтори-ка ещё раз.

Эдвард оторвал взгляд от дороги и посмотрел на Беллу. Его рот кривился от едва сдерживаемого смеха.

– Что повторить? – нахмурилась она, пока не понимая, к чему он ведёт. – Что была дурой и сделала ошибку?

– Да-да. И ещё раз, пожалуйста.

– Я была дурой и сделала ужасную, непростительную ошибку.

Белла догадалась, что он её дразнит. Очень в его духе. И это она тоже в нём безумно любила.

– Жаль, телефон промок и сдох. Я бы записал твои слова на диктофон, а потом время от времени давал бы их тебе послушать. В качестве профилактики.

Эдвард перестал сдерживать смех. Белла фыркнула, но тоже засмеялась, глядя на мужа. И хотя это была шутка, оба знали, что не всё так просто. Белла никогда не умела признавать свои ошибки, и это чуть было не привело к фатальным последствиям. Пора было начинать учиться.

– А если серьёзно, Беллз, я хочу, чтобы ты пообещала мне одну вещь. В будущем, что бы ни случилось, какие трудности ни возникли бы, ты не станешь прятаться и убегать. Ты будешь это обсуждать со мной. Говорить друг с другом – это очень важно. Порой, важнее всего.

– Да, обещаю. Теперь я и сама это понимаю, – Белла развернулась к Эдварду и ласково провела пальцами по его всё ещё мокрым волосам. – Наверное, это прозвучит глупо и неуместно, учитывая обстоятельства. Но мне уже очень давно не было так хорошо и спокойно, как в эту минуту.

– Станет ещё лучше, когда вы с Самантой вернётесь домой.

– Это приглашение? – улыбнулась Белла.

– Нет, родная. Это приказ.

– Будет исполнено, лейтенант Каллен, – снова козырнула Белла, улыбнувшись ещё шире.

– Позже мы снова всё спокойно обсудим. Поговорим о том, что случилось между нами. Не сомневаюсь, что вместе мы найдём выход. Придумаем, как нам больше времени проводить друг с другом. Было бы желание. Я хочу. Хочу этого так, как ещё никогда и ничего не хотел. А ты?

– И я хочу. Очень. А ещё… я люблю тебя.

Белла наклонилась к Эдварду и прижалась губами к его колючей щеке. Сейчас она была настолько счастлива, что это ощущалось как боль. Сладкая, тягучая боль в сердце.



Им пришлось бросить внедорожник в начале улицы, на которой жил Карлайл: огромное дерево упало поперёк дороги, перекрыв проезд. Не нужны были метеорологические приборы, чтобы понять – стена «глаза» урагана совсем близко. Надвигается прямо на них. Весь горизонт, сколько было видно, тонул в чернильной темноте. Резкие порывы приближающегося ветра мели по мокрому асфальту мусор, листья и оторванные ветки. Солнце потускнело. Первые крупные капли дождя забарабанили по лужам и крышам домов.

– Быстрее, Беллз. Пожалуйста, быстрее! – поторапливал жену Эдвард, прижимая к себе всё ещё полусонного Макса.

Через бинты на его руке проступила кровь, но ни он, ни Белла этого не замечали, сосредоточив взгляды на нужном доме в конце улицы. Они убегали от урагана, но вместе с тем бежали ему навстречу.
Добравшись до цели, Эдвард спустил Макса с рук и застучал кулаком в дверь. Та открылась почти мгновенно, словно Карлайл всё это время стоял прямо за ней в ожидании, когда они появятся.

– Слава Богу! Я почти сошёл с ума от страха, что с вами что-то случилось! – воскликнул он, пропуская их в дом.

– Что с твоим лицом? – спросил Эдвард, указывая пальцем на расцарапанную, отливавшую синевой щёку отца.

– Это с моим-то? Ты мне лучше скажи, что с твоим?.. – усмехнулся Карлайл. Его взгляд сместился ниже и остановился на забинтованной руке Эдварда. – Что вообще с тобой, сын?!

– Ничего серьёзного, – поморщился тот. – Просто небольшая стычка с одной мразью.

– Вот и у меня случилась небольшая стычка с крышкой от мусорного бака. Она возомнила себя фрисби⁴, когда я закрывал на окнах ставни. К сожалению, я не собака, чтобы ловить его зубами. Вот и поймал щекой.

– Этот твой дурацкий юмор, пап, – с усмешкой покачал головой Эдвард.

– Уж кто бы говорил, – парировала Белла, проходя мимо него и обнимая Карлайла.

– Моя девочка! – радостно воскликнул тот, заключая невестку в крепкие объятия. – Как же я рад тебя видеть!

– А я тебя!

Карлайл отстранил от себя Беллу и, положив руки ей на плечи, на полном серьёзе выдал:

– Возвращайся к моему балбесу.

– Отец! – притворно возмутился Эдвард.

– Да я уже вернулась, – пожав плечами, смущённо ответила Белла, кинув на Каллена быстрый взгляд через плечо. – Точнее вернула его.

– Ты не шутишь?.. – недоверчиво спросил Карлайл и посмотрел на Эдварда. – Она не шутит, сын?

– Конечно, шутит, пап. Это я её вернул, – улыбнулся тот. – Так или иначе, но вот уже пятнадцать минут, как мы снова вместе. Смею надеяться, теперь навсегда.

– Наконец-то вы одумались! Я чертовски рад! Всегда знал, что общие несчастья и испытания объединяют людей, – Карлайл резко замолчал, только сейчас заметив Макса, прятавшегося за Эдвардом. – А мальчик чей?

– Потом расскажу, пап. Сейчас не до этого, – отмахнулся Каллен. – Мы никуда не едем.

– Это понятно. «Глаз» бури, да?

– Да, но не столько глаз, сколько его стена, – Эдвард замолчал, вслушиваясь в пока ещё отдалённые завывания ветра. – Времени в обрез. Попробуем укрыться в подвале. Надеюсь, нам повезёт. Так, Белла, – он посмотрел на испуганное лицо жены, – побудь здесь с Максом. Пап, – Эдвард перевёл взгляд на отца, – нам нужны одеяла и питьевая вода.

– Вода в кухне, одеяла в спальне.

– Пошли, их нужно отнести в подвал.

Пока они бегали по дому, занимаясь необходимыми приготовлениями, Эдвард успел на ходу в двух словах рассказать отцу про их с Беллой воссоединение. А ещё про Макса.

– А если выяснится, что у мальчика нет родных? – спросил его Карлайл.

– Не знаю. Не хочу об этом думать. Надеюсь, что они есть.

– Тебе не кажется, что внешне Макс чем-то похож на Беллу? Сэм-то вся в тебя. Что снаружи, что внутри. Маленький рыжий чертёнок, – в каждом произнесённом Карлайлом слове звучала безграничная любовь к внучке.

– К чему ты клонишь, отец? Говори прямо.

– Если окажется, что у мальчика никого нет, вы должны принять его в свою семью, – безапелляционным тоном заявил Карлайл.

– Такая мысль приходила мне в голову, пока мы ехали к тебе, – признался Эдвард. – Но… не знаю. Пока рано об этом думать.

– Всегда мечтал ещё об одном внуке. Но вы с Беллой так и не сподобились мне его родить.

Карлайл бросил на сына строгий взгляд исподлобья, но тут же улыбнулся и потрепал его по голове.

– Хочу пи́сать, – переминаясь с ноги на ногу, неожиданно заявил Макс, когда они уже собирались спуститься в подвал.

– Как ты не вовремя, приятель, – вздохнул Эдвард, подхватывая мальчика на руки. – Спускайтесь без нас. Мы быстро.

– Да мы подождём, – Карлайл подмигнул Максу, перехватив на себе его изучающий взгляд.

Поход в туалет, расположенный здесь же, на первом этаже, не занял много времени. Однако уже на выходе Эдвард понял, что он может стать для них роковым.

Дом содрогнулся под резким, мощным порывом ветра. Всё вокруг застонало. Что-то оглушительно заскрежетало у них над головой. Крыша.

Стенания ветра сразу стали как будто громче и ближе.

Мальчик испуганно заверещал, крепко обхватив ручонками шею Эдварда. Каллен бросился в гостиную под адский гром разрушения.

Он как раз влетел в комнату, когда часть перекрытия второго этажа, повреждённая сорванной крышей, стала обваливаться. Падать прямо на Беллу. Но Эдвард был ещё слишком далеко, чтобы помешать этому. Спасти. Сделать хоть что-то.

Каллен в ужасе закричал, позвав её по имени. Это всё, что он успел.

Словно в замедленной съёмке Эдвард видел, как Белла, зажмурившись, прикрыла голову ладонями. Рефлекторно и бессмысленно. Он видел, как стоявший поблизости Карлайл будто упал вперёд, руками оттолкнув Беллу в сторону. Быстро и сильно.

Всё рухнуло. Часть потолка. Целая жизнь. Рухнуло, взметая вверх столб строительной пыли, осыпая всё вокруг кусочками штукатурки, словно хлопьями белого пепла.

На какое-то время Эдвард потерял связь с реальностью. Увяз в нигде. Он не помнил, как и в какой момент выпустил из рук плачущего Макса. Не понимал, бежит ли он вперёд или едва передвигает ноги. Дышать стало трудно. Эдвард потянулся к шее, чтобы ослабить узел галстука. Он ненавидел галстуки. Но, только коснувшись ворота старой растянутой футболки, вспомнил, что галстука на нём нет и не может быть.

Тогда какого чёрта так сдавило горло?

– Эдвард! – сквозь рыдания громко окликнула его Белла.

И он вернулся.

Со стоном упал вниз, стукнувшись коленями об пол. Сел рядом с Беллой, поджав под себя ноги и наклонившись вперёд. Их заледеневшие пальцы столкнулись на руке Карлайла, придавленного обломками. Одновременно сжали её. Не в попытке удержать – прощаясь.

– Папа… – с трудом выдавил из себя Эдвард. Хрипло. Задыхаясь.

Белла плакала, пытаясь заглушить рыдания прижатой ко рту ладонью. Медленно раскачивалась вперёд-назад, сотрясаясь всем телом.

– Не самый… худ… ший способ… уй… ти… – окровавленными губами прошептал Карлайл.

Эдвард кивнул, понимая, что имел в виду отец, и крепче стиснул его руку.

Карлайл сделал ещё один слабый вдох и затих. Его зелёные, в точности как у Эдварда, глаза потухли, будто кто-то невидимый задул в них искру жизни.

Ветер, залетавший в пролом в потолке, с воем гулял по комнате. Зло трепал занавески, словно рваные паруса. Швырял на пол фоторамки, разбивая их вдребезги. Опрокидывал стулья. Макс плакал и испуганно жался к Эдварду, ища у него защиты.

Однако ни он, ни Белла не замечали ничего из того, что творилось вокруг. Оглушённые и ослеплённые горем, они пытались найти в себе силы навсегда отпустить того, кого так любили. Пытались, но не находили.

Первым пришёл в себя Эдвард. «Не самый худший способ уйти». Он ухватился за эти слова отца, словно за спасательный трос, и сумел оттолкнуться от дна своей боли. Всплыл на поверхность.

Каллен провёл дрожащей ладонью по лицу Карлайла, закрывая ему глаза. Со свистом втянул в себя воздух и резко встал на ноги.

– Пойдём. Здесь нельзя оставаться, – почти не разжимая челюсти, тихим, но твёрдым голосом скомандовал он. Подхватил Беллу под мышку и потянул вверх.

Она громко всхлипнула, но послушно поднялась, продолжая смотреть на спасшего её Карлайла. С любовью и благодарностью. С болью и чувством вины.

Эдвард уже привычно взял на руки Макса – тот обвил его шею худенькими руками, прижался к нему щекой.

Они быстро спустились в подвал и закрыли за собой дверь. Каллен усадил Макса на одеяло, подальше от тарахтевшего дизельного генератора. Даже сквозь его мерное гудение было отчётливо слышно, как наверху свирепствовала стихия.

Белла, беззвучно плача, обессиленно опустилась на пол рядом с мальчиком. Она ещё не успела осознать эту самую первую в своей жизни настоящую потерю. Не осознала, но уже чувствовала нестерпимую боль, сдавившую грудную клетку. Однако даже эта её боль не могла сравниться с тем, что испытывал сейчас Эдвард. Каждый его шаг, каждое движение отдавало таким страданием, что наблюдавшая за ним Белла вдруг забыла, как дышать.

Каллен метался по подвалу, не находя себе места. Его рот мучительно кривился, плечи высоко вздымались. Но он не плакал. Лишь иногда из его груди вырывались короткие болезненные стоны. Эдвард замирал, прижимая ко рту сжатую в кулак руку, и снова продолжал бесцельно двигаться, жестоко терзаемый болью, не находившей выхода. Белла видела, как Каллен пытается загнать её вглубь, оставить эту боль на потом, потому что сейчас не время и не место, чтобы поддаваться ей. Видела, как Эдвард пытается сдержаться. Пытается из последних сил.

А затем Белла увидела, как он, не выдержав, сдаётся. Ломается и рушится.

Эдвард опустился на бетонный пол и, спрятав лицо в ладонях, зарыдал. Громко и отчаянно. Отчаянно громко.

За всю их жизнь Белла видела, как её муж плакал, лишь дважды. Первый раз – от горя, на похоронах своего напарника, убитого во время перестрелки. Второй раз – от счастья, когда родилась Саманта. Но Белла ни разу не видела, как Эдвард рыдал.

Она на коленях подползла к нему. Обхватила руками и прижала к себе. Он принял Беллу в свои объятия. Ухватился за неё, как за единственную соломинку в этом бушующем океане боли.

– Любимый мой, хороший мой… – сквозь слёзы шептала Белла, словно заговаривала его.

Её руки скользили по спине Эдварда, гладили его по голове, склонённой ей на плечо. Утешали.

Упрямая боль не отпускала, но вместе им было легче её пережить. Выпустить и разделить на двоих.

Постепенно Эдвард затих. Его сведённые мышцы расслабились, дыхание выровнялось.

– Отец умирал, – хрипло сказал он, всё ещё удерживая Беллу в своих объятиях. – Опухоль мозга. Глиобластома. Неоперабельная. Мы узнали только неделю назад.

Почти после каждого слова Эдвард делал паузу, словно ему требовалось время, чтобы собраться с силами и произнести следующее.

– Господи, – выдохнула Белла, ещё теснее прижимаясь к мужу. – Ты это хотел мне рассказать, когда звонил ночью?

Эдвард кивнул.

– Я ещё не успел осознать. Не начал с ним прощаться. Я… не знал как… Он был для меня и отцом, и матерью, и другом. Всем. Я так его люблю, – Каллен прижался губами к макушке Беллы и судорожно вздохнул.

– Карлайл спас мне жизнь.

Эти слова, произнесённые вслух, вдруг по-настоящему раскрыли весь смысл случившегося. Обескуражили. Заполнили сердце Беллы невыразимой благодарностью и любовью. Она закрыла глаза, и по её щекам снова потекли слёзы.

– Это – лучший прощальный подарок, – голос Эдварда сорвался, но он прочистил горло и договорил то, что хотел сказать. – Я знаю, он рад, что ушёл так. Быстро и не бессмысленно. Мой отец был хорошим человеком. Он не заслуживал той боли и тех мучений, что ждали его впереди. Никто такого не заслуживает.

– Эдвард…

Дрожащий голосок Макса окончательно вернул их в реальность. В реальность, где их жизни всё ещё оставались под угрозой.

– Я здесь, малыш.

Каллен медленно встал и помог подняться жене. Они сели рядом с мальчиком, прислонившись спиной к холодной шершавой стене подвала. Белла прижалась к Эдварду, положив голову ему на плечо. Он усадил Макса к себе на колени. Накрыл их всех ещё одним одеялом.

Теперь им оставалось только ждать, когда чёртов ураган двинется дальше и оставит Новый Орлеан в покое, чтобы тот мог начать зализывать свои многочисленные раны.



Измученные, как физически, так и душевно, все трое задремали.

Эдвард то засыпал, то внезапно просыпался – будто резким толчком всплывал на поверхность сквозь мутную толщу воды. Сердце начинало бешено стучать в груди. Заходилось от боли и осознания невосполнимой утраты. Зубы выбивали дробь от холода и внутренней дрожи.

Эдвард крепче прижимал к себе Беллу и Макса. Закрывал глаза и снова соскальзывал в пустоту. Сквозь тревожный, поверхностный сон он различал вой ветра. Даже дрейфуя между забытьём и явью, Каллен слышал, как тот начинает стихать.

В следующий раз его разбудил неожиданно громкий звук. Разбудил их всех. Он ворвался в подвал, жутким гулом резонируя от бетонных стен. Заглушил собой тарахтевший генератор.

– Что это? – хриплым спросонья голосом спросила Белла.

– Вставай! – вместо ответа громко скомандовал Эдвард, отбрасывая в сторону одеяло.

– Что?

– Я сказал: вставай! – крикнул Каллен, вскакивая на ноги и поудобнее перехватывая побледневшего от страха Макса.

Эдвард не был уверен, но догадка – страшная догадка – уже родилась в его голове. Она казалась невероятной, но другого объяснения страшному, быстро нараставшему гулу он не находил. Это был гул шторма.

– Что происходит?

Белла встала рядом и вцепилась ему в руку.

– Хотел бы я ошибиться, но, похоже, из-за урагана прорвало дамбу.

– Дамбу? И что это значит?

– Вдохни поглубже и держись…

Дверь подвала вышибло мощным потоком грязной воды, нёсшей с собой обломки и щепки. Эдварда и Беллу сбило с ног и закружило в водовороте. Кидало из стороны в сторону, словно тряпичных кукол. В самый последний момент Каллен успел зажать Максу нос и рот ладонью, чтобы тот не вдохнул воду. Мальчик в панике задёргался и, изловчившись, впился зубами ему в руку. Но Эдвард всё равно не ослабил хватку.

Вода прибывала с невероятной скоростью, неистовствовала, круша и ломая всё на своём пути.

Какой-то обломок вонзился Каллену в поясницу. Левую сторону обожгло болью. Крик сдавил ему горло, стремясь вырваться на свободу. Но Эдвард сумел его сдержать. Закричать под водой было наихудшей идеей. Закричать под водой значило разом лишиться остатка воздуха.

Каллен стиснул зубы и выдернул обломок дерева из своей спины. Почувствовал на руке тёплую кровь, засочившуюся из раны.

Генератор замолк, и всё погрузилось во мрак.

Нужно выбираться. Немедленно. Сейчас же!

Эдвард вытянул руки вверх, выталкивая Макса на поверхность. Убрал с его лица руку – сквозь толщу воды до него донёсся громкий, захлёбывающийся плач ребёнка. Только после этого Каллен вынырнул сам, тяжело дыша и отплёвываясь. До потолка оставались считанные сантиметры.

Удерживая Макса одной рукой, Эдвард с трудом, но всё же достал фонарик из кармана облепивших его мокрых джинсов. Выцепил его лучом Беллу.

– Беллз, послушай. Сейчас здесь всё затопит – надо уходить, – тяжело дыша заговорил он. – Нужно будет нырнуть и плыть под водой. Я с Максом поплыву вперёд. Ты плывёшь за мной. Не отставай и не теряй из виду луч фонарика. Ясно?

– Ясно… Эдвард, мне страшно, – судорожно всхлипнула она.

– Всё будет хорошо. Ты сможешь. Давай. На раз. Два. Три.

Эдвард снова прижал ладонь к лицу Макса и нырнул. Быстро работая ногами, поплыл к выходу.

Весь первый этаж тоже был затоплен почти до самого потолка, а вода всё продолжала прибывать, пусть уже и не так быстро.

Каллен не стал тратить время и силы на то, чтобы вынырнуть и глотнуть воздуха: их почти не осталось. Боль в раненой спине разрасталась. Ширилась и глубже вгрызалась в тело. Последние силы уходили на то, чтобы удерживать в руках Макса, чьё сопротивление всё никак не ослабевало.

Эдвард оставил позади коридор, пересёк гостиную и доплыл до лестницы. После того, как часть перекрытия обрушилась, ни она, ни сам второй этаж не вызывали у Каллена большого доверия. Однако другого выхода у него просто не было.

Эдвард ухватился за перила и рывком поднялся над поверхностью воды. Макс больше не кричал – теперь он только всхлипывал между попытками отдышаться. Каллен поднялся наверх и усадил трясущегося мальчика на пол. Сейчас, когда они были не в воде, его маленькое, худенькое тело казалось Эдварду неправдоподобно тяжёлым.

Ветер заметно стих. Вместо ливня с неба, словно из пульверизатора, теперь летели лишь мелкие водяные брызги. Ураган отступал.

Однако Эдвард не успел этому порадоваться: совсем другая, до ужаса пугающая мысль вспыхнула в его сознании.

Беллы с ними не было.

– Макс, ты остаёшься здесь. Сиди на месте и даже не шевелись. И ничего не бойся. Помни: мы с тобой супергерои, а супергерои неуязвимы, – на одном дыхании выпалил Эдвард и, не дожидаясь ответа, кинулся назад.

Каллен набрал полную грудь воздуха и нырнул. Он был превосходным пловцом – профессия обязывала. Самым быстрым из всей их команды. Но сейчас Эдвард бил даже собственный рекорд. Жгучий страх за Беллу толкал его вперёд, двигал его руками и ногами. Он же стёр всю боль в израненном теле. Грёбаный супермен снова был в деле.

Эдвард увидел Беллу сразу, как заплыл в подвал. Она была совсем близко от выхода. Её тело извивалось, руки и ноги хаотично двигались, но Белла оставалась на месте, даже не пытаясь плыть. Нет, она не была ранена. Она ни за что не зацепилась одеждой или волосами. Паника – вот что отнимало у неё все шансы выжить. Паника под водой была злейшим врагом. Опаснее акулы. Нередко люди тонули именно потому, что поддавались ей. Сопротивляться могли лишь единицы.

Эдвард подплыл к Белле, изо всей силы сжал ей плечо и посветил в лицо фонариком, привлекая внимание. Она посмотрела на него, и в её расширенных от ужаса глазах появилось осмысленное выражение. А ещё надежда. Она перестала дёргаться, будто марионетка в руках безумного кукловода. Царапнула себя по горлу ногтями и замотала головой.

Эдвард понял, что у Беллы не осталось воздуха.

Время на раздумья не было. Да и нельзя тут было ничего придумать. Ничего, кроме одного.

Каллен перехватил ладонь Беллы и вложил в неё фонарик. Она не сразу, но всё-таки взяла его.
Одной рукой Эдвард зажал Белле нос, а другой за шею притянул к себе. Прижался губами к её губам и протолкнул ей в рот свой воздух. Отстранился и жестом велел Белле плыть. Она замешкалась, но всего на мгновение. Оттолкнулась и двинулась вперёд, слаженно работая руками и ногами. Для простого смертного она тоже была хорошим пловцом.

Каким-то чудом, на одних волевых, Эдвард тоже проплыл несколько метров. Оказавшись в полностью затопленном коридоре, Каллен остановился, провожая взглядом свет фонарика, мелькавший уже где-то далеко впереди.

Он сделал всё, что мог, исчерпал все свои ресурсы – больше ничего не осталось. Лёгкие вспыхнули огнём. Тело дёрнулось, требуя кислород, которого не было. Затем ещё раз. Мышцы свело судорогой.

В конце концов рефлексы взяли своё, и Эдвард сделал вдох, впуская в лёгкие воду.



Белла вынырнула из воды, плескавшейся у самых верхних ступенек лестницы. Вцепилась в перила и села на одну из них, кашляя и жадно хватая ртом воздух. Ей казалось, что она уже никогда не сможет надышаться им вдоволь. Грудь болезненно горела. Все мышцы дрожали от усталости и нехватки кислорода. В висках стучало, а сердце колотилось будто у самого горла.

Однако всё это заботило Беллу лишь до того самого мгновения, когда она вдруг осознала, что Эдвард до сих пор не появился. Правда, прошло меньше минуты, но, боже, это же был Эдвард! Он не мог настолько от неё отстать. Он вообще не мог от неё отстать!

Сердце, только что бившееся у самого горла, вдруг ухнуло вниз. Едва возникшее предчувствие, что с Калленом что-то случилось, молниеносно превратилось в твёрдую уверенность.

– Чёрт, чёрт, чёрт… – Белла крепко зажмурилась, борясь с головокружением.

Она сделала несколько медленных, глубоких вдохов, чтобы восстановить дыхание. Если она и дальше будет бестолково пыхтеть, как загнанная лошадь, у неё ничего не выйдет.

Нужно было всего лишь снова нырнуть и проплыть по уже знакомому пути. Если подумать, это ненамного труднее, чем, скажем, сделать резекцию желудка⁵.

Успокаивая себя подобным образом, Белла набрала полные лёгкие воздуха и, оттолкнувшись от ступеньки, с головой ушла под воду.

Чем дольше она плыла, не находя Эдварда, тем сильнее возрастал её страх. Однако даже он был ничем по сравнению с тем ужасом, что накрыл её в тот момент, когда луч фонарика выхватил неподвижное тело Каллена.

Вместе с ужасом к Белле пришли такие силы, каких прежде в ней никогда не было. Она ухватила Эдварда за футболку и подтянула его к себе. Перехватила поудобнее и поплыла обратно, таща его за собой. Белла плыла так быстро, как не думала, что может плыть. В голове откуда-то всплыли давно забытые слова молитвы, которой учила её бабушка в далёком детстве. Она всю жизнь считала себя убеждённым атеистом. Но, наверное, в такие минуты, как эта, атеистов просто не бывает.

Возможно, именно Господь, удивлённый её молитвой, придавал ей нужные силы, когда она вытаскивала невозможно тяжёлого Эдварда из воды. Когда тянула его вверх по ступенькам, соскальзывая, но вновь находя под ногами опору. Когда смогла поднять его на второй этаж и положить на пол, ставший теперь крышей затопленного дома.

Макс вертелся под ногами, что-то лепеча тихим, жалобным голосом. Кажется, что-то про неуязвимых супергероев. Однако Белла не слушала его и даже едва ли замечала. Она вся без остатка была поглощена попытками завести сердце Эдварда и заставить его вновь дышать. Реанимировать – это то, что Белла всегда умела делать на пять с плюсом.

Но, видимо, не в этот раз.

Ничего не выходило. Она остановилась и в отчаянии застонала, глядя на бледное, безжизненное лицо мужа, на его посиневшие губы.

Внезапная мысль, что она не просто теряет Эдварда, а теряет его по своей вине, подняла в ней волну ярости и придала новые силы.

– Вот уж чёрта с два! – зло крикнула она и снова вступила в привычную борьбу со Всевышним.

Эдвард захрипел. Ещё боясь спугнуть чудо, но уже едва помня себя от счастья, Белла перевернула Каллена на бок, чтобы быстрее освободить его лёгкие от воды. Он закашлялся. Тяжело и надрывно. Со свистом и хрипами втягивая воздух. Уже сам повернулся обратно на спину, всё ещё тяжело дыша и продолжая кашлять.

Вся усталость сегодняшнего дня разом навалилась на Беллу. Вся боль. Весь страх. Она заплакала, уткнувшись лбом Эдварду в грудь. Безудержно. Навзрыд. Накручивая на кулаки его насквозь промокшую футболку.

– Не плачь, – осипшим голосом прошептал он и провёл рукой по её по голове. – Я ещё не умер.

Чья-то маленькая ручка легла ей на плечо.

– Да, не плачь, – попросил Макс, робко поглаживая её по спине.

Пусть не сразу, но Белла смогла успокоиться. Она выпрямилась и вытерла с лица слёзы. Наверное, сегодня она выплакала целый годовой запас чёртовых слёз.

– Мне кажется, ещё немного и я свихнусь. Буду ходить по улицам в шапочке для душа и круглый год распевать рождественские гимны, – нервно улыбнувшись, Белла всхлипнула и покачала головой.

– Не спятишь. Ты сильнее, чем думаешь, – не приняв её шутки, серьёзным тоном возразил Эдвард. – Самое время ещё раз сказать, как сильно я горжусь тобой. И как сильно люблю тебя.

– Ты меня пугаешь, – настороженно заметила Белла.

Недавнее дурное предчувствие снова расцвело в её груди.

– Если я скажу, что мне и самому немного страшно, тебе станет легче?

Каллен приподнялся на локте, но тут же, застонав от боли, лёг обратно.

– Эдвард! – требовательно позвала Белла, призывая объяснить, что происходит.

Она склонилась над Калленом, внимательно разглядывая его и ощупывая. И только теперь заметила, что под ним расползается тёмная лужица крови. Белла повернула мужа на бок и, задрав футболку, осмотрела рану на пояснице.

– Всё плохо, да? – спросил Эдвард, когда она закончила.

– Нет.

– А вот врать ты так и не научилась.

– Ты заболел? Тебе больно? – спросил Макс, садясь рядом с Эдвардом, поджав под себя ноги.

– Нет, малыш, – вымученно улыбнулся Каллен.

– Тогда почему ты не встаёшь?

– Просто устал.

Впавшую было в ступор Беллу словно подбросило вверх.

– Рана не очень глубокая. Я почти на сто процентов уверена, что органы не задеты, – затараторила она, быстро снимая с себя мокрую толстовку и обматывая её вокруг поясницы Эдварда, – но у тебя кровотечение. И его нужно остановить. – Белла перетянула края толстовки потуже и завязала рукава узлом. – А я не знаю, как это сделать, понимаешь?! Не знаю! Я…

– Не нужно, – прервал жену Эдвард, накрыв её ладонь своей.

– Чего не нужно? – задыхаясь, спросила она.

– Ничего не нужно. Просто посиди спокойно рядом.

Белла сдулась. Все силы разом покинули её. Она кивнула, до боли закусив губу.

– Я обещал Сэм, что всё будет хорошо. Выходит, обманул, – прервал затянувшееся молчание Эдвард.

– Нет, не обманул, – шёпотом возразила Белла, наклонившись к Каллену и положив ладонь ему на лоб. – Мне кажется, за всю свою жизнь ты ещё ни разу никого не подвёл.

– А вот её подвёл. Но ты скажи ей, что я старался. У меня даже почти получилось.

– Эдвард, – всхлипнула Белла.

– И ещё тебе нужно запомнить номера «Тойоты».

– Нет, не нужно, – упрямо покачала головой Белла. – Достаточно того, что их помнишь ты.

– Беллз, пожалуйста, – с нажимом попросил Эдвард.

Она снова кивнула, и он дважды повторил номера, а затем заставил повторить их и Беллу.

– Если окажется, что родных нет, ты его не оставишь, – Каллен скосил глаза на прижавшегося к ней Макса, и она поняла, что он имел в виду.

– Хорошо, – прошептала Белла.

Когда спасение Эдварда зависело от неё, в ней кипели злость, боль и отчаяние. Теперь же, когда она ничего не могла сделать, внутри осталась только пустота. Такая оглушительная, что хотелось выть.

Белла наклонилась ещё ниже и поцеловала Эдварда. Медленно провела губами по его губам. И он ответил на её поцелуй с привкусом слёз и ещё пока отдалённо звучавшего прощания. Ответил спокойно, но нежно. Словно это был обычный поцелуй – просто один из тысячи других их поцелуев.

– Я. Люблю. Тебя, – Белла прижалась лбом к его лбу.

Эдвард улыбнулся. Не вымученно, не устало, а по-настоящему. Так, как улыбался только ей.
Никто больше ничего не говорил. Слова излишни, когда всё равно уже не успеть сказать всё, что хотелось. Но самое главное читалось в их взглядах, обращённых друг на друга.

Даже Макс притих. Вряд ли он понимал, что происходит, но чувствовал всю тягость момента.
Время ползло как никогда медленно. Но это был тот редкий случай, когда Беллу это только радовало.

– Я посплю, ладно? – вдруг тихо прошептал Эдвард.

Сердце Беллы вспыхнуло и взорвалось в беззвучном крике.

– Конечно, родной. Поспи.

Она сглотнула слёзы и стала гладить его по голове, пропуская сквозь пальцы мокрые волосы.

Белла могла бы разрыдаться. Могла бы вцепиться в него и закричать, чтобы он не смел её бросать. Она могла бы, но не стала. Если сегодня ему суждено уйти, он должен уйти спокойно. Он заслуживал этого не меньше, чем его отец.

Белла настолько сосредоточилась на мертвенно бледном лице Эдварда, на его едва трепещущих ресницах, что перестала замечать что-либо ещё.

Лишь когда Макс вскочил на ноги и, тыча пальцем вверх, громко крикнул «Смотри!», она из последних сил подняла голову и увидела в сумеречном небе быстро приближавшийся к ним вертолёт. Красный вертолёт береговой охраны.







Белла шла осторожно, на цыпочках, бесшумно ступая по полу босыми ногами. Уже на подступах к кухне она встала на деталь от Лего, однако сумела сдержать возмущённый возглас. Только закусила от боли губу и двинулась дальше.

Белла не ошиблась: Эдвард был там. Стоял рядом с мойкой на одной ноге, пяткой другой упираясь той в коленку – его излюбленная поза. На нём были старые трикотажные шорты, чересчур плотно облегавшие ягодицы.

Белла улыбнулась, вспомнив с каким пылом доказывала мужу, стоявшему перед зеркалом в этих шортах и с удивлением взиравшему на своё отражение, что он набрал лишние килограммы. Однако Эдвард всё равно быстро установил истину. А истина заключалась в том, что Белла случайно запустила стирку на шестьдесят градусов, и шорты катастрофически сели. С тех пор они стали у него любимыми. «Трофейными», как он их окрестил.

Эдвард аппетитно хрустел сухим завтраком, зачерпывая его прямо из коробки и запивая апельсиновым соком. Залившее кухню солнце играло бликами в его влажных после душа волосах. Золотистым светом нежило широкую загорелую спину.

Белла бесшумно подкралась к мужу и напрыгнула на него, обняв за плечи.

– И тебе доброе утро, – улыбнулся он.

– Ну вот, ты не испугался, – разочарованно протянул она. – Даже не вздрогнул.

– Аромат твоего шампуня идёт впереди тебя.

Белла прижалась к Эдварду плотнее. Поцеловала его между лопаток. Её руки пробежались вдоль его обнажённой спины, переместились на живот и, взлетев вверх, легли на грудь. Это была не просто ласка. Пальцы Беллы привычно прокладывали маршрут от шрама к шраму на теле Эдварда. Она называла их «карта моих страхов». Бугристый горный хребет под правой лопаткой от самого первого пулевого ранения. Длинная извилистая река тонкого шрама на животе. Всякий раз очерчивая кончиками пальцев каждый из них, Белла надеялась, что на этой карте больше никогда не появятся новые объекты её страхов. И его боли.

– А ты чего так рано встала? – тоном заботливого папочки осведомился Эдвард, взглянув на неё через плечо. – Я думал, после ночного дежурства будешь отсыпаться до обеда.

– Что-то мне сегодня не спится.

Белла отпустила мужа и, пока тот споласкивал под краном стакан из-под сока, достала из кухонного шкафчика заранее приготовленное шоколадное пирожное с одной свечкой. Щёлкнула зажигалкой и зажгла её.

– С Днём рождения, – с улыбкой сказала она, когда Эдвард повернулся к ней лицом.

– Вообще-то мой День рождения был два месяца назад, – на его лице отразилось недоумение.

– Основной – да. А сегодня у тебя второй, неофициальный, день рождения.

– Ах, вот ты о чём, – Эдвард улыбнулся и забрал у Беллы пирожное. – Мне задуть?

Она кивнула. Каллен задумался, загадывая желание, и задул свечку. Затем убрал её и со всех сторон рассмотрел пирожное.

– Горький шоколад? – явно пуская слюни, уточнил он.

– Да. А внутри вишня. Но, чур, вишня – мне!

– Ага, как же! Вообще-то это моё именинное пирожное!

Эдвард засмеялся и поднял его над головой, чтобы Белла не смогла дотянуться.

– Ну, пожалуйста, – та льстиво улыбнулась и обняла мужа за талию.

– Не могу отказать, когда ты так просишь. Разделим по-братски.

Эдвард откусил половину пирожного, а вторую отдал Белле. На его губах остались шоколадные крошки и вишнёвый сок.

– Давай, доедай быстрее, пока дети не проснулись, – с набитым ртом поторопил он.

Словно в ответ на его слова до них долетел топот спускавшихся по лестнице детей.

– Они проснулись! Давай же, поторопись! Нужно успеть уничтожить улики, – Эдвард провёл ладонью по своим перепачканным губам, а затем вытер её о шорты.

– Вообще-то в коробке было четыре пирожных, так что детям тоже хватит, – всё ещё продолжая жевать, сообщила Белла.

– Четыре, говоришь? – нахмурился Каллен. – Тогда с какой это радости ты отжала половину моего, а?

– Просто своё я съела ещё перед сном, – от осознания того, как глупо попалась, Белла залилась румянцем.

– Ах ты, мошенница! – притворно возмутился Эдвард.

Он рывком притянул к себе жену и прижался губами к её губам. Целуя и слизывая с них остатки пирожного.

Сердце Беллы затопило любовью. Любовью, которую она никогда не смогла бы выразить словами – настолько сильной и необъятной та была. Вспоминая себя трёхлетней давности, Белла не понимала, как могла она тогда настолько устать – нет, не от Эдварда, а от себя самой, – настолько увязнуть в невесть откуда взявшейся депрессии, что перестала понимать, что чувствует и чего хочет. Пережитый кошмар значительно повысил градус их с Эдвардом отношений, научил вдвойне ценить друг друга. Однако эта любовь, что Белла сейчас так остро чувствовала, жила в её сердце всегда.

– В наказание ты готовишь нам завтрак, – прерывая поцелуй, распорядился Эдвард. – А я, так и быть, беру на себя кофе.

– Будет сделано, лейтенант Каллен!

Занимаясь завтраком, Белла наблюдала за бегающими туда-сюда детьми. Поначалу она переживала, что из-за разницы в возрасте Сэм и Макс не смогут поладить. Однако, вопреки её опасениям, те очень быстро сдружились.

Эдвард был прав: узнать имена родителей мальчика по номерам машины оказалось делом пяти минут. Во всяком случае, для бывшего копа. Так же быстро выяснилось, что из родных у Макса остался только дядя по отцовской линии. Однако тот сразу твёрдо сказал, что не собирается брать на себя ответственность и становиться, как он выразился, «папочкой». У Беллы же с Эдвардом не возникло даже тени сомнений насчёт того, стоило ли им усыновлять Макса. После пережитого мальчик уже стал им родным.

– Ты мне за это ответишь, Паучок! – не своим голосом прокричала Сэм, обмотанная шифоновым изумрудным шарфом Беллы.

Девочка состроила злобную рожицу и бросилась на Макса. Тот завизжал от восторга и кинулся от неё прочь.

– Господи, и это девочка. Ни одной куклы, ни одной плюшевой игрушки. Даже никаких пони и единорогов, – вздохнула Белла. – Вот скажи мне, кого она сейчас изображает?

– Зелёного Гоблина, конечно, – с неподдельным интересом и даже как будто с гордостью наблюдая за детьми, уверенно ответил Эдвард.

– О, ну да, конечно. Мне следовало бы догадаться, – саркастично усмехнулась Белла. – А кто это вообще такой?

– Враг Человека-паука. Его ещё Уиллем Дефо играет.

– Вот Уиллема Дефо я знаю. Слава богу, хоть что-то знакомое.

Нож соскользнул и прошёлся по указательному пальцу Беллы, оставив на нём глубокий порез.

– Чёрт! – вскрикнула она, засовывая палец себе в рот.

Эдвард с самым невозмутимым видом достал из шкафчика аптечку и подошёл к жене. Вытащил её палец изо рта и полил на ранку антисептик. Подул, глядя на неё смеющимся взглядом.

– Иногда я поражаюсь тому, что за столько лет работы хирургом ты до сих пор умудрилась не оттяпать себе палец скальпелем, – заклеивая ранку пластырем, усмехнулся Эдвард.

– Очень смешно, – скривилась Белла и, обращаясь к детям, громко крикнула, – супер-геройский завтрак готов!

– Супер-геройский завтрак от супер-геройской мамы! – добавил Эдвард и подмигнул жене.

Запыхавшиеся, взмыленные дети залетели в кухню и стали усаживаться за стол, шутливо толкая друг друга локтями. Ножки стульев заскрипели по полу.

– Мама даже свою кровь пролила, добывая нам этот завтрак, – понизив голос, заговорщицки сообщил детям Каллен.

– Ух ты, здорово! – округлил глаза Макс. – А крови много было?

– Нет, конечно. Она же просто палец порезала, – тоном знатока ответила Саманта.

– Давайте, ешьте шустрее. Если всё съедите, на десерт будут шоколадные пирожные, – сказала Белла, решив, что дополнительная мотивация детям не помешает.

На последних словах жены Эдвард улыбнулся, но счёл за благо спрятать свою улыбку за чашкой с кофе. Сделав первый обжигающий глоток, он щёлкнул пультом от телевизора.

– …день памяти погибших во время урагана «Виктория», – на экране возникло скорбное лицо ведущего местных новостей. – С восьми утра стадион «Супердоум»⁶ открыт для всех, желающих почтить память своих родных и друзей, чьи жизни ровно год назад унёс ураган…

Эдвард судорожно вздохнул и выключил телевизор.

– Кстати, Джессика вчера спрашивала, могут ли они с Беном поехать на «Супердоум» вместе с нами? Одной ей не по себе.

– Конечно. Какие могут быть вопросы, – пожал плечами Эдвард.

– Я знала, ты не будешь против. Сказала, что мы за ней зайдём, – Белла рассеяно посмотрела в окно на видневшийся там кусочек дома Ньютонов. – Мне кажется, Джессика так и не смогла до конца прийти в себя после гибели Майкла. Не хотела бы я оказаться на её месте, – голос Беллы дрогнул.

– Я тоже не хотел бы, – Эдвард протянул через стол руку и накрыл ею ладонь жены. Улыбнулся Белле с теплотой и грустью.

Глядя сейчас на детей, за обе щеки уплетавших завтрак, глядя на Эдварда, задумчиво водившего пальцем по ободку кружки с кофе, Белла чувствовала себя абсолютно, бесстыдно счастливой женщиной.



Новый Орлеан всё ещё не оправился после страшного урагана. Огромное количество домов так и остались полуразрушенными: хозяева одних погибли, хозяева других уехали, решив начать жизнь с чистого листа на новом месте. У многих просто-напросто не хватало средств, чтобы привести в порядок своё жильё или, тем более, отстроить новое. Государство же ничем не помогало своим гражданам, делая вид, что всё это его не касается.

Эдварду с Беллой повезло: только их район и соседний с ним Французский квартал остались не затопленными. От самого урагана дом тоже пострадал не слишком сильно. Гораздо больше времени и средств ушло у них на то, чтобы привести в порядок жильё родителей Беллы. Дом Карлайла и вовсе не подлежал восстановлению, а что делать с участком, на котором он стоял, Эдвард так и не решил.

Но в этот день – день памяти – все трудности, проблемы и дела отошли на задний план. Люди длинной вереницей тянулись к «Супердоуму», чтобы ещё раз вспомнить тех, кого с ними больше не было. Чтобы разделить друг с другом это горе – общее, одно на всех.

По всему периметру стадиона были расставлены стенды, на которых приходившие крепили фотографии своих погибших родных. Воздух был наполнен сладковатым ароматом принесённых цветов и мерным гулом голосов. То тут, то там раздавался тихий плач и следовавшие за ним слова утешения.

– Иди-ка сюда, малыш, – Эдвард взял на руки Макса и вместе с ним подошёл к стенду.

Он отдал мальчику фотографию его родителей. Помог ему прикрепить фото рядом со снимками других людей, ставших жертвами «Виктории».

– Твои родители. Помнишь их? – спросил Каллен.

Макс сосредоточенно нахмурился, глядя на фотографию.

– Помню, – наконец ответил он. – Но вы тоже мои родители, – его голос звучал уверенно, над переносицей пролегла упрямая складка. Однако во взгляде появилась настороженность. – Да ведь?

– Конечно, сынок, – хором ответили Эдвард с Беллой.

Они переглянулись и обменялись понимающими улыбками.

Сердце Каллена защемило от счастья. Но вместе с ним пришла и неловкость. Странная сладко-горькая смесь чувств, уже испытанная им однажды: в тот момент, когда Макс впервые назвал его папой. Это слово вырвалось у мальчика так легко и просто. Звучало так правильно, что казалось – иначе и быть не должно. Но всё же вместе с радостью Эдвард почувствовал тогда и лёгкий укол вины перед погибшими родителями Макса, словно он воровал у них сына. Вытеснял их из его сердца. Каллену понадобилось время, чтобы избавиться от этого неприятного чувства. Однако сейчас оно вдруг снова дало о себе знать.

– Кажется, будто они смотрят на нас с немым укором, – прошептала ему на ухо Белла, кивком указывая на фото родителей Макса. – Но если присмотреться, то можно увидеть и благодарность.

– Благодарность? – переспросил Эдвард, отпуская заёрзавшего в его руках мальчика.

– Ты спас их сына, – пожав плечами, пояснила Белла.

– Это оправдывает меня за то, что теперь я считаю его своим?

– Нашим, – с улыбкой поправила Белла. – Да, оправдывает.

– Хорошо, – Эдвард кивнул и, помолчав, добавил, – хотя, если честно, не так уж и нужно мне это оправдание.

К ним подошла Джессика. Бледная, с покрасневшими от слёз глазами.

– Мы с Беном выйдем. Здесь нечем дышать, – глядя себе под ноги, сказала она. – Подождём вас на улице.

– Да, конечно, – Белла в утешающем жесте погладила её по плечу. – Мы недолго.

Эдвард достал из заднего кармана брюк чёрно-белую фотографию Карлайла. Одну из своих любимых. Дыхание на минуту перехватило. И пусть боль утраты понемногу сглаживалась. И пусть он медленно, но верно учился жить без отца. Однако случались минуты, когда всё это пронзало его с новой силой. Так остро, словно Карлайла не стало только вчера. Сейчас была как раз одна из тех болезненных минут.

– Можно мне? – потянув Эдварда за руку, спросила Сэм.

Тот молча кивнул и помог дочери прикрепить фото Карлайла рядом со снимком родителей Макса. Говорить сейчас он был не в состоянии.

– Я так скучаю по дедушке, – со слезами прошептала Сэм.

– Мы все по нему скучаем, детка, – погладив дочь по голове, тихо сказала Белла. В её голосе тоже звучали едва сдерживаемые слёзы.

Эдвард тоскливо вздохнул и обвёл взглядом стадион. Столько людей. Столько боли. Сотни фотографий и десятки километров воспоминаний. Печальных и радостных, ярких и уже размытых временем – разных. Но в каждом из них любовь и желание помнить. Можно забыть голос ушедшего родного человека. Можно забыть, как звучал его смех. Многое можно забыть с годами. Но только не любовь. Потому что любовь хранится в сердце. А память сердца вечна.

Эдвард вдруг подумал о том, что и его фотография вполне могла бы висеть сегодня среди прочих. Так и было бы, если бы не Джаспер, сдержавший своё обещание прилететь за ними на вертолёте. Надёжный и преданный друг. Так и было бы, если бы не стоявшая рядом с ним женщина. Единственная и любимая. Сильная, смелая и чертовски упрямая. Его жена.

Эдвард обнял Беллу за плечи и притянул к себе. Закрыл глаза и коснулся губами её волос. Она всхлипнула и прижалась к нему, спрятав заплаканное лицо у него на груди.

– Мы тоже хотим обниматься, – требовательно сказал Макс, дёрнув Каллена за штанину.

Рассмеявшись, Эдвард с Беллой сели на корточки и снова обнялись, зажав между собой детей.

Они выжили. Да, они смогли. Но не только это. Они не просто выжили – они снова стали счастливой семьёй. Вновь нашли друг друга, чтобы вместе продолжить свой жизненный путь – один на двоих. Рука об руку. Только так и никак иначе.

___________________________________________________________________________

1. Джон Макклейн – герой серии фильмов «Крепкий орешек» с Брюсом Уиллисом в главной роли (прим. автора).

2. Питер Паркер – настоящее имя Человека-паука (прим. автора).

3. Глаз бури, або офо, бычий глаз — область безоблачного затишья в центре тропического циклона диаметром 20-30 км, а иногда и до 60 км, тогда как кругом бушуют штормовые ветры, ливни и грозы. Образование глаза бури связано с нисходящим движением теплого и сухого воздуха в центре циклонов. Но наибольшую опасность таит не сам глаз, а так называемая стена глаза — кольцо окружающих глаз плотных грозовых кучевых облаков. Именно в этой части циклона облака достигают наибольшей высоты, а осадки и ветры у поверхности — наибольшей силы (прим. автора).

4. Фрисби – летающий диск в виде пластиковой тарелки, предназначен для метания под различными углами (прим автора).

5. Резекцией желудка называют операцию, при которой удаляется значительная часть желудка, после чего восстанавливается непрерывность пищеварительного тракта (прим. автора).

6. «Супердоум» – крытый стадион, расположенный в Новом Орлеане. Именно там 30 тысяч человек искали укрытия от урагана «Катрина», унёсшего жизни 1836 человек (из них более 720 – в Новом Орлеане) и фактически полностью разрушившего Новый Орлеан (прим. автора).

Предыдущая глава