- Джейн, cara mia, - вкрадчивый голос Аро мягкими отголосками разнесся по огромному полупустому залу. - Приведи обвиняемого. Пожалуй, с ним лучше не тянуть.
- Да, господин, - немедленно откликнулась его миниатюрная красавица-фея и, покрыв стриженые волосы черным капюшоном, размытой темной молнией выскользнула из зала.
- Брат, не торопись принимать решение, - раздался сухой, точно мел, и такой же бесцветный голос Марка. - Силы, которыми обладает этот преступник, непонятны нам, и мы не можем знать, к каким последствиям приведет его гибель.
Аро проводил взглядом Джейн и обернулся к Марку.
- Гибель всегда ведет к одному и тому же, - спокойно ответил он. - Ad patres.
Он взглянул на Деметрия, безмолвной статуей замершего возле одной из колонн.
- Где та твоя находка? Я хотел бы взглянуть на нее, пока мы ждем, - произнес Аро, и Деметрий, по-военному кивнув, скрылся в коридорах дворца. Несколько мгновений спустя он вернулся и, почтительно склонившись, протянул своему господину толстую книгу в истершемся и выцветшем от времени кожаном переплете, на котором некогда исполненные золотом, а сейчас облетевшие и едва различимые буквы складывались в название.
«Legendarium».
С первого взгляда было ясно, что этот экземпляр станет достойным пополнением роскошной коллекции, которую владыка Вольтерры собирал веками, со вдумчивой скрупулезностью истинного ценителя отбирая лишь редчайшее, совершеннейшее, лучшее. Пожалуй, его непонятная братьям букинистическая страсть объяснялась тем, что лишь в книгах как в высшей, по его убеждению, форме искусства была заключена вечная жизнь — жизнь тех, о ком они. И это словно бы роднило их с ним. Взвесив на ладони приятно тяжелый фолиант, Аро медленно раскрыл обложку, скользнул взглядом по витиеватым фамилиям составителей, перевернул несколько страниц, любуясь искусными и полными неуловимого средневекового очарования гравюрами, украшавшими каждую из историй. Здесь были все: Робин Гуд и Летучий голландец, король Артур с его верными рыцарями и Сигурд со своей Брюнхильд, Этайн и Мелюзина, дева с единорогом и дракон на груде злата, Рыцарь Лебедя и ...
- Прекрасно, друг мой, прекрасно, - эта краткая похвала заставила невозмутимого Деметрия в недоверчиво-счастливом благоговении склонить голову. - Эта инкунабула станет настоящей жемчужиной в моей...
Четкие, ровные шаги Джейн раздались из-за дверей, и миг спустя она вступила в зал, а следом за ней вошли двое воинов, конвоирующих подозреваемого. Вернее, осужденного — подобные нарушения правил, какие позволил себе он, непростительны. Но протокол необходимо соблюдать всегда, и Аро, впившись взглядом в лицо приговоренного — выглядевшего точь-в-точь как разбойник Али-Бабы с одной из гравюр «Легендариума»: с бесшабашной искрой в темных глазах, с дерзкой ухмылкой на губах, с казавшейся загорелой даже сквозь мертвую бледность кожей, во франтоватой, кичливой и беспорядочно-роскошной одежде — и медленно заговорил:
- Фернан Лопес, полагаю, ты знаешь, почему ты здесь.
- Переходи сразу к делу, синьор, - с показной бравадой отозвался пленник, тряхнув головой, чтобы отбросить с лица спутанные черные пряди.
- Разве нам есть куда торопиться? - мягко прошелестел Аро в ответ. - Твои способности поразительны, просто поразительны, я никогда прежде не...
- И не надейся, синьор, что я соглашусь стать экспонатом твоей коллекции монстров, - перебил его дерзкий пленник. - Мои способности тем и хороши, что они мои.
- Но это не дает тебе, мой друг, права не подчиняться правилам. Исчезновения людей, пропадающих прямо из собственных домов, из школ, больниц, такси, даже просто с городских улиц, на глазах потрясенной толпы — это нарушение главного закона, позволяющего нам безбедно существовать.
Фернан щелкнул пальцами и захохотал, сверкнув белоснежными зубами.
- Ну вот все уже и вернулись, синьор. Я же не из жестоких побуждений, а просто интереса ради! К тому же знал бы ты, сколько народу душу бы продало за право хоть денек пожить в книге, побродить по страницам под ручку с любимыми героями... Это такая безобидная фантазия, что я, право, никогда не могу удержаться и не обратить ее в жизнь.
- Похвальная отзывчивость, - улыбнулся Аро одними губами, а глаза его остались ледяными и замершими. - Но нарушающая закон. Людям положено оставаться в реальности, а не в собственных фантазиях, какими бы притягательными они ни были. Но я повторяю: твой дар фантастичен, истинно уникален и потому бесценен, и если бы ты согласился...
- Э, нет, амиго! Коллекционируй своих чудовищ, а мне лучше дай спокойно уснуть. Я вовсе не хватаюсь за эту так называемую жизнь, и обещаниями подвигов во славу Вольтури и великой воинской славы ты меня не купишь — ведь ты сам, как и я, в глубине души, если допустить, что она у нас есть, жаждешь покоя больше всего на свете!.. Да и если бы ты сам разок позволил себе пофантазировать, то не стал бы меня осуждать: сложно удержаться от роли доброго джинна, когда слышишь со всех сторон такие пылкие и наивные желания. «Как бы я хотела хоть денек побыть на месте Скарлетт О'Хара!», «Черт меня возьми, если бы я не оказался генералом получше Артура!», «Вот бы собственными глазами увидеть Средиземье!»... А, черт дери, почему бы и нет?
Забрасывать людей в книги... Это было и в самом деле нечто из ряда вот выходящее, и глава Вольтури не встречал носителей подобного... волшебного — да, именно это слово - таланта прежде. Но в чем ценность этого дара, помимо его исключительной эстетической привлекательности? Где он может найти применение? Да и так ли нужен этот дерзкий фокусник в его и без того несокрушимой, величественной и гордой свите?
Отвечая на собственные вопросы, Аро медленно покачал головой и подал едва заметный знак Феликсу, стоявшему в тени уходящей вглубь зала колоннады позади приговоренного. Возможно, стоило бы на время сохранить тому жизнь для того, чтобы иметь возможность как следует изучить его странные способности, разобраться в их механизме и, кто знает, пополнить, быть может, сокровищницу знаний о таких, как они, еще одной золотой крупицей... Но этот субъект внушал Аро не подчиняющееся никаким воззваниям разума, всепоглощающее и гадливое отвращение. Он был гнусен и неуместен под беломраморными сводами подобной греческому храму Вольтерры, словно слизняк, случайно заползший на расшитый золотом подол королевской мантии. И его, как и этого слизняка, надобно было раздавить.
- Мне жаль, - коротко сказал Аро, взглянув в глаза осужденного. По загорелому лицу того скользнула странно понимающая и заговорщическая улыбка, и его взгляд метнулся к книге, которую все еще держал в руках хозяин Вольтерры. А затем режущий слух треск, словно от крошащегося и ломающегося мрамора, и сухой гул багряного пламени заглушили тихое эхо, все повторявшее и повторявшее: «Мне жаль, мне жаль, жаль, жаль...».
Внезапный и невозможный в этой подземной цитадели порыв ветра незримой рукой перелистнул страницы «Легендариума», замелькали, точно в калейдоскопе, радужные сполохи миниатюр, витиеватые строки старинных историй, вычурные литеры и извивистые виньетки — все быстрее, быстрее, быстрее... И прежде, чем все исчезло в ослепляющей и мягкой, словно угольная пыль, вспышке иномировой темноты, взгляд расширившихся глаз владыки Вольтури успел выхватить из этого хаоса короткую фразу: «Однажды давным-давно...»
________________
Ad patres (лат.) - к праотцам