Он бежал изо всех сил. Очертя голову. Со всех ног. На всех парах. Как там еще бегают? Бежал как бешеный, не разбирая дороги, с каждым ударом лап по сырой земле все отчетливее понимая, что от себя не убежишь. Они натягивались все сильнее – те невидимые сверхпрочные нити, которые соединяли его с личным центром мироздания. С его персональным ядром вселенной. С его чудом и его мучением. С его Несси.
Он мог бежать, не уставая, еще много часов, но боялся – нет, просто знал – что в результате окажется ближе к ней, чем сейчас. А вернуться он не мог. Совсем. Мешали остатки гордости. Следы самолюбия. Привкус независимости. И огромный, всепоглощающий страх потери. Страх неизбежного крушения мира, который до сих пор шатко держался только потому, что он не спросил ее. Не отважился прямо посмотреть в глаза и спросить.
Потому что он трус… и лжец. Со дня на день откладывал этот разговор, хотя она была такой близкой, казалась такой любящей. Трус. Боялся все испортить. Боялся, панически боялся, что она будет страдать, как тогда… Назначал себе даты… последние сроки… Лжец. Врал даже самому себе, потому что подспудно знал – никогда не решится. Будет ждать, пока она узнает от кого-нибудь другого. А потом умирать от ужаса неизвестности, пока она не вынесет приговор. И надеяться, отчаянно надеяться, что его ангел, его рыжая богиня, простит его, как прощала за всякие мелкие прегрешения типа драки на вечеринке из-за того, что на нее кто-то косо посмотрел или сказал что-то неподобающее. Простит, хотя это будет запредельно трудно – ведь она считала его честным и храбрым. И сильным… А он оказался слабым и трусливым лжецом, который обманывал ее всю ее короткую жизнь. Который подло утаил главное, хотя знал, что добром это не кончится.
Оборотень замедлил бег… потом перешел на нерешительную трусцу… потом и вовсе остановился, понурив тяжелую голову. Вздохнул, сошел с тропы и, едва переставляя огромные лапы, поплелся к горному склону, покрытому зарослями молодых елей. Забился, не обращая внимания на хлещущие по глазам и ушам колючие ветки, в самую чащу и лег там на влажный мох, свернувшись в огромный лохматый клубок.
Внутри него все ныло от желания вернуться туда, где было его подлинное место. Но эта боль была терпимой. Нестерпимыми и неистребимыми были его собственные мысли. Его назойливые воспоминания. О том, как унижался перед этим молчаливым полукровкой. Как просил его… как рассказал ему то, что не отважился рассказать Ренесми – всю правду о своем запечатлении, о кошмаре, который ждет его, если Несси его покинет. И как получил то, чего добивался. Взгляд мимо. Обещание сквозь зубы. Унизительное облегчение. Обжигающий стыд. И – в довершение всего – понимание и жалость в глазах Эсме.
Горло сжималось от острого желания завыть во весь голос. Он сопротивлялся изо всех сил. Только не это. Вой станет еще одним его унижением, сломает то, что по случайности еще осталось целым в его измочаленной душе. К тому же здесь нет его стаи. Никого из его крошечной стаи. Сет в колледже, он заезжал ненадолго в июле, чтобы обновить связи. Не захотел вернуться к Сэму, в чью стаю перешли по приказу Джейка все молодые волки. Что ж, это его выбор. Леа тоже отказалась уйти, но ее он не видел уже больше полугода – волчица выдерживала характер… а может, тоже на что-нибудь надеялась.
Чтобы подавить вой, он уткнулся носом в собственный мех и тихо заскулил, прижав уши. Плохо. Ему плохо. Ему срочно нужно обратно – туда, где тепло даже в промозглый осенний вечер. Туда, где чуть насторожив уши, можно услышать милый голос, певуче произносящий какие-то необязательные, но такие необходимые слова. Туда, где его место. Туда, где он, скорее всего, больше никому не нужен.
Он даже фыркнул от отвращения к себе. К собственной трусости. Назови уж все своими словами, слабак! Какая тебе разница, нужен ли ты там кому-нибудь, кроме нее? Ты
ей больше не нужен. ЕЙ!
И тебе срочно нужно туда. Туда, где она тебя больше не любит. И куда ты не вернешься, пока хватит сил.
***
Всю поездку до клиники Эдвард был молчалив. Белла старалась не слишком часто вопросительно поглядывать на него и пыталась отвлечься от неприятных мыслей разговором с Эсме о ее новой задумке – стеклянной крыше, под которой можно было разместить оранжерею и выращивать тропические цветы и фрукты.
Слушая, с каким увлечением она говорит о своих планах, Белла думала о том, что Эсме каким-то чудом осталась самой человечной из вампиров, сохранив в себе многие истинно женские черты – возможно, потому, что незадолго до обращения успела раскрыть свою материнскую сущность, родив ребенка. Она охотно и с выдумкой готовила человеческую пищу, хотя так же, как и остальные, не испытывала большого удовольствия от ее вида и запаха, совершенно не тяготилась работой по поддержанию в доме уюта и чистоты, ей нравилось подолгу копаться в саду, добиваясь какого-то особенного эффекта от сочетания цветов и ароматов. Она буквально растворилась в своем муже и после стольких лет совместной жизни по-прежнему глядела на Карлайла по-детски восторженными глазами. Эсме не расставалась бы с любимым ни на минуту и готова была помогать ему в клинике, но не выносила вида человеческих страданий и слишком дорожила общением с остальными членами своей семьи, чтобы надолго покидать дом. Она искренне любила своих взрослых детей, по-матерински заботилась о них, жила их интересами, печалилась и радовалась вместе с каждым из них.
Если к своей настоящей матери, Рене, Белла относилась, скорее, покровительственно, опекающе, то в Эсме она впервые нашла то, чего практически не знала в детстве – постоянную ненавязчивую нежную заботу, готовность помочь и безусловное понимание. Рядом с ней, как и рядом с Эдвардом, она могла чувствовать себя слабой, младшей… Даже рождение Ренесми не изменило этого. Она всегда могла положиться на свою свекровь, всегда могла ей довериться.
А Эсме, пользуясь наступившим молчанием, думала о своей невестке.
Белла стала для нее еще одной дочерью даже раньше, чем вышла замуж за Эдварда. Раньше, чем стала вампиром. Эсме сразу понравилась эта застенчивая кареглазая девушка, без памяти влюбленная в ее обожаемого сына – умного, талантливого и благородного мальчика – ее Эдварда. Она часто молилась, прося у Бога немножко везения для этой необычной пары. Верила, вопреки всему, что эта девушка сможет сделать ее бесконечно одинокого сына счастливым. И когда после долгой череды бед и ошибок все вроде бы начало налаживаться, Эсме тихо радовалась, боясь спугнуть удачу.
Когда Белла оказалась между жизнью и смертью, вынашивая Ренесми, Эсме снова была на ее стороне, хотя панически боялась, что организм этой хрупкой упрямой девочки не выдержит и они ее потеряют. Она часто тихо рыдала без слез, но, кажется, только она одна не сомневалась в том, что в чреве у Беллы не чудовище, а прекрасный плод небывалой любви человека и вампира. Даже Розали, отчаянно мечтавшая о младенце, допускала мысль, что на свет может появиться маленький неуправляемый монстр, а Эсме упрямо верила в чудо. И это чудо произошло. Родилась замечательная девочка, моментально завладевшая сердцами всех восьмерых вампиров и одного оборотня. Она росла не по дням, а по часам, быстро проходя через все периоды детства и отрочества, и к семи годам превратилась в неотразимо красивую и очень умную девушку с добрым и веселым нравом.
Эсме страдальчески нахмурилась и прикрыла глаза, вспомнив недавние события. Долгие часы черного отчаяния между звонком Эдварда, рассказавшего о похищении Ренесми и тяжелых травмах Джейкоба, и коротким сообщением Элис из аэропорта в Куско… Почти двое суток, в течение которых они с Карлайлом находились в полном неведении и могли только изо всех сил надеяться, что все закончится хорошо. Что их малышка, средоточие любви и нежности всей семьи, вернется домой живой и невредимой.
И вот теперь девочка снова несчастлива. Поежившись, Эсме вспомнила, как оборотень с искаженным яростью и горем лицом наступал на Науэля, нависая над ним горой напряженных мышц. Как отчаянно жестикулировал Джейк, то прижимая руки к груди, к сердцу, то беспомощно разводя ими. А потом упал на колени и обреченно уронил руки, как будто ожидал приговора. А Науэль стоял над ним с таким лицом, будто приговор только что объявили именно ему. Закрыв глаза, как от нестерпимой боли. Сжав губы. Стиснув кулаки. Потом коротко и очень тихо сказал что-то, так и не взглянув на волка, отвернулся и ушел в дом.
Джейкоб же медленно, как старик, встал с земли. Поднял голову и увидел Эсме, которая все это время стояла, застыв, на верхней террасе. Он даже не переменился в лице, поняв, что она все видела, настолько ему было все равно. Отвернулся и пошел к лесу, расстегивая на ходу рубашку. Остановился на секунду лишь для того, чтобы сказать, что уходит. Хриплым, каким-то неживым голосом попросил передать Несси, что напишет ей. Или позвонит. Поняв, о чем он, Эсме будто очнулась, бросилась вдогонку, не зная, что сделает, какие найдет слова, когда настигнет. Но он уже скрылся за деревьями, и через секунду из леса послышался мягкий топот огромных лап. Ушел.
Эсме всхлипнула.
Эдвард, сидящий за рулем давно остановившегося «Вольво», вздохнул и с силой потер лицо ладонями.
- Ну что? – спросил он женщин. – Будем портить отцу настроение или не стоит?
- Придется испортить, - помедлив, отозвалась Белла. – Он все равно догадается. Или у тебя есть подходящее объяснение нашего приезда?
Эдвард пожал плечами.
- Откуда же? У меня мысли совсем другим были заняты. Ладно, - решительно сказал он и взялся за ручку дверцы. – Если спросит, придется сказать правду, а если нет… тогда по обстановке.
Он вышел с человеческой скоростью из машины и галантно «помог выбраться» из авто матери, потом жене. Карлайла не было видно – очевидно, был занят с пациентом. Эдварда совсем не тянуло в клинику – неприятные запахи, ненужные соблазны, а кроме того, как ни старался его отец контролировать мысли, в них нет-нет да проскакивало сожаление о том, что сам Эдвард ни за что не хочет работать вместе с ним, перенимать его опыт и знания. Вслух он давно уже не произносил ничего подобного, уважая волю своего сына.
Эдварду больше нравились теоретические изыскания. Через пару лет после рождения Ренесми Карлайл увлек его прикладной генетикой, и они даже сумели внести кое-какие усовершенствования в методологию изучения генома человека. Правда, в научных статьях, которые они публиковали, разумеется, не упоминалось о том, что основным предметом исследований была генетическая совместимость оборотня и полувампира. Эдвард усмехнулся про себя этой мысли, но усмешка вышла невеселой. Он вспомнил мысли Эсме и с трудом подавил гневное шипение.
«Мальчишка! Не волк, а какой-то неврастеник! – яростно подумал он, адресуясь к Джейкобу. – Сбежал, даже не попробовав поговорить с Несси. Что вот теперь с ним прикажете делать? Куда он отправился? Что задумал? Скорее всего, просто убежал от стыда, куда глаза глядят».
Мало-помалу Эдвард немного успокоился. Он пытался рассуждать здраво.
«Ну что может случиться в худшем случае? С собой он не покончит – просто не сможет, - судя по тому, что было известно о механизме импринтинга, запечатлившийся оборотень мог покончить с собой, только если погибал объект его запечатления, его единственно возможная пара. – И далеко не убежит – по той же причине. Но гордости в нем на семерых, и если он так унизился, то вернуться тоже не сможет. Значит, самый вероятный вариант, - резюмировал мысленно Эдвард, - что он будет скрываться где-то поблизости, не подпуская нас к себе. Страдать, наказывать себя, следить издали за Ренесми… Нечего сказать, приятная перспектива на ближайшее будущее».
Вслух же Эдвард сказал только:
- Во всей этой истории, насколько я понимаю, есть только один положительный момент, - он повернулся к Белле и нежно провел ладонью по ее щеке, убирая упавшую на лицо прядь. Белла вопросительно посмотрела на него снизу вверх, а он объяснил, что имеет в виду: - Похоже, в ближайшее время Несси никуда не уедет.
Лицо Беллы немного расслабилось, но она тут же озадаченно прикусила губу, потом возразила:
- Подожди, ты же не знаешь, чем закончится их разговор с Науэлем.
Эдвард засунул руки глубоко в карманы джинсов и слегка сгорбился, размышляя вслух:
- Точно не знаю, конечно, но мысли Науэля были довольно четкими. Вряд ли Несси удастся его переубедить. – Белла с сомнением хмыкнула, а он продолжил уже более уверенно: - Но даже если все пойдет… неожиданным образом… она никуда не уедет, пока не вернется Джейкоб. Или мне придется признать, что я совсем не знаю нашу дочь, - решительно закончил он.
Неожиданно молчание нарушила Эсме:
- Эдвард, но ведь девочка не видела, что между ними произошло. Она могла понять все неправильно… обидеться на Джейка. Особенно если Науэль изложит их разговор… немного… - она заколебалась, подбирая нужное слово.
- Предвзято? – продолжил за нее сын. Она кивнула, опустив глаза. – Ну, судя по тому, что я слышал в его мыслях, не должен. Он был настроен вполне определенно. И знаете, - он перевел взгляд с матери на жену и обратно, - если бы не пресловутое запечатление, другого спутника жизни я нашей Несси и пожелать бы не мог. У Науэля очень чистая душа, никакого двойного дна, никаких «камней за пазухой»… Но что теперь об этом говорить, - почти сердито продолжил он. Импринтинг – это то, что мы никак не можем вынести за скобки. Запечатление произошло, нравится это нам или нет. И теперь нужно думать, что со всем этим делать.
Белла нахмурилась. Ей тоже пришелся по душе этот молчаливый полувампир, но вот сумятица, которая возникла с его появлением в жизни их семьи, совсем не радовала. Кроме того, в последнее время ее больше, чем когда-либо, тревожила одна мысль. Белле не хотелось зря беспокоить Эсме, поэтому она прикоснулась к руке Эдварда, чтобы привлечь его внимание, и на несколько секунд сняла щит. Видимо, раздумья жены не стали для него неожиданностью, потому что он посмотрел на нее сосредоточенно и печально и едва заметно кивнул, что явно означало: «Позже».
Они втроем стояли у входа в клинику, зная, что Карлайлу уже известно об их приезде. Наконец Белла вздохнула и нажала кнопку вызова. Откликнулась дежурная сиделка, которая без лишних вопросов открыла дверь, увидев их на мониторе.
Сегодня дежурила Анне, довольно пожилая женщина, немногословная и рассудительная, на которую Карлайл полагался во всем, что касалось ухода за больными и содержания медицинского центра в идеальном порядке. После того, как ее муж пропал в море, Анне даже жила в клинике, лишь время от времени навещая выросших и обзаведшихся собственными семьями детей. Карлайл вылечил ее старшего внука от тяжелейшей пневмонии, и Анне готова была на все для своего «американского доктора». Белла тоже очень нравилась ей, как и почти все члены семьи Калленов – пожалуй, единственным исключением была Розали, которую Анне почему-то не жаловала, хотя красавица-блондинка показывалась в клинике, да и вообще в деревне, очень редко.
К Эсме женщина относилась слегка скептически, подозревая, что та недостаточно внимательно следит за тем, чтобы ее муж правильно питался и вовремя отдыхал. На все сетования Анне о том, что он опять слишком бледный или выглядит усталым, Карлайл только отшучивался. А Эдвард, слушая мысли строгой «правой руки» Каллена-старшего, с улыбкой объяснял немного обиженной Эсме, что ни одна женщина не смогла бы соответствовать высоким требованиям, предъявляемым Анне к спутнице жизни ее обожаемого доктора.
Зато Ренесми была безусловной любимицей пожилой сиделки, как, впрочем, и Джейк. Они, единственные из Калленов, к которым она без раздумий причисляла и оборотня, радовали ее своим здоровым видом и соответствующим аппетитом, который Анне всегда ставила в пример Карлайлу и Белле, постоянно огорчавшим ее полным отсутствием такового. Доктор Каллен блестяще владел собой, а Белла едва удерживалась от смеха, когда слышала беззлобное ворчание сиделки, пытающейся запугать их с Карлайлом тяжкими последствиями такого пренебрежения своим здоровьем.
Вот и сейчас гости дружно отказались от чая с домашним печеньем, хотя она предупредила, что доктор освободится только минут через десять. Анне неодобрительно сжала губы в тонкую полоску и, проводив Калленов в кабинет Карлайла, вернулась к своим делам. А Эдвард, несмотря на совсем не радостное настроение, с трудом подавил смешок, когда уловил в мыслях сиделки удовлетворенное воспоминание о том, как ей удалось-таки утром уговорить доктора попить чайку. Он представил себе, как бедный Карлайл, вынужденный прибегать к почти цирковым трюкам, чтобы создать впечатление, что чай и печенье исчезают со стола самым что ни на есть обычным образом, должен был к тому же сохранять довольное и благодарное выражение лица.
Анне вернулась к своей конторке, где занималась составлением графика дежурств немногочисленного персонала клиники. Она прислушалась, но из кабинета не доносилось ни звука. Женщина очень удивилась бы, узнав, что в это время трое гостей активно общаются, но это было именно так. Более того, разговор был очень напряженным.
- Мы не можем и дальше молчать об этом, - настаивала Белла. Эдвард не возражал, зато внезапно горячо воспротивилась обычно спокойная и немногословная Эсме.
- Я понимаю тебя, но пойми и ты… – быстро и тихо говорила она. – У Несси и без того сложная ситуация, девочка просто не выдержит. Как ты себя почувствовала бы, если бы тебе сказали, что Эдвард полюбил тебя не потому, что ты такая замечательная и неотразимая, а из-за какой-то древней вампирской магии? – Эсме выдержала паузу, но Белла подавленно молчала. То, что Несси обязательно увидит все именно с такой точки зрения, до сих пор как-то не приходило ей в голову – возможно, потому, что ее девочка действительно была замечательной и неотразимой. Но ведь, здраво рассуждая, Джейк, будь его воля, ни за что не влюбился бы в полувампира. Просто не позволил бы себе. И уж тем более никак не мог бы с первого взгляда полюбить новорожденного младенца, да еще дочь его заклятого врага.
Белла поразилась тому, какие изменения за эти годы претерпело ее отношение к запечатлению Джейка. Ведь вначале ей тоже казалось, что это противоестественно и странно. Оборотень и полувампир! Взрослый и младенец! Ее лучший друг, наконец, – и ее новорожденная дочь! Как такое стало возможным? Но постепенно она смирилась – и не в последнюю очередь из-за того, что не могла не видеть: тяга этих двоих если не равна, то, по крайней мере, взаимна. Маленькая Ренесми терпеть не могла расставаться надолго со своим волком и явно любила его ничуть не меньше, чем собственных родителей. А Джейк… тут и говорить нечего. Он следил за малышкой с такой заботой, таким немым обожанием во взгляде, что материнское сердце таяло. Конечно, она ревновала, ничуть не меньше, чем Эдвард, но оборотень безропотно отступал в сторону, когда кто-то из них хотел побыть с дочкой. Его притязания никогда не переходили определенных границ, он просто делал то, что было нужно Ренесми, был преданной нянькой, товарищем в играх или даже игрушкой – по обстоятельствам.
Карательная экспедиция Вольтури стала, пожалуй, переломным моментом в изменении отношения Беллы к запечатлению Джейка. Отчаянно ища пути к спасению для самого дорогого, что у нее было, - для Ренесми – она пришла к выводу, что только Джейк может помочь малышке уцелеть. Только Джейк, самоотверженно храбрый, чуждый враждебному девочке миру вампиров, достаточно сильный, быстрый и неутомимый, чтобы защитить ее или спастись бегством вместе с ней, мог совершить невозможное – сохранить жизнь Ренесми в той смертельно опасной ситуации. И, что было еще более важным – готов был на все ради нее. Даже бежать с поля боя, оставив свою стаю без самого умелого бойца и вожака перед превосходящими силами грозного противника…
И когда опасность миновала, не потребовав от оборотня такой страшной жертвы, на которую он, не дрогнув, согласился в момент, когда никто не сомневался, что фатальный исход неминуем, Белла окончательно прониклась к оборотню доверием. Его мистическая связь с Ренесми теперь казалась если не благословением, то, конечно же, и не проклятием.
Все снова пошло своим чередом. Даже настороженно наблюдающий за волком Эдвард не слышал в его мыслях ничего неподобающего. Только заботу. Только нежность. Только стремление защитить. И постепенно все, включая, мягко говоря, недолюбливающую оборотня Розали, привыкли к мысли, что эти двое вместе навсегда, что они каким-то сверхъестественным образом предназначены друг другу. Но, будто по молчаливой договоренности, старались никогда не обсуждать импринтинг при Несси и даже не упоминать о нем, если поблизости находилась эта любопытная маленькая особа. Так и повелось. Ренесми росла, все теснее привязываясь к своему волку, и чем старше она становилась, тем труднее было приступить к такому разговору.
Потом начались обычные подростковые проблемы, к которым Несси подошла со свойственным ей размахом. К счастью, этот бунтарский период в ее жизни быстро закончился, нанеся лишь вполне приемлемый ущерб в виде нескольких быстро заживших травм от падения с мотоцикла. Тогда Белла была больше озабочена тем, чтобы Джейк не поведал Ренесми, как ее сдержанная, безупречно контролирующая себя мать относительно недавно гоняла без шлема на старом байке по раскисшим от вечных дождей грунтовым дорогам индейской резервации, то и дело попадая в приемный покой местной больницы с разнообразными мелкими травмами.
Практически одновременно Ренесми впервые всерьез заинтересовалась историей своего появления на свет – и вновь импринтинг отошел на второй план. Необходимо было суметь так рассказать ей необыкновенную историю любви ее родителей и ее собственного рождения, чтобы не шокировать девочку, не поселить в ней комплекс вины – ведь, что ни говори, а она только чудом не убила свою мать.
К счастью, все обошлось парой часов горьких слез и несколькими днями задумчивости – во многом благодаря Джейку: Несси, выслушав родителей, ушла на берег реки и не хотела разговаривать ни с кем, кроме оборотня, который, по какому-то наитию, сообразил прийти к ней в образе волка и просто лечь рядом. Она обнимала его, плакала, невнятно жаловалась на судьбу, потом потихоньку успокоилась, вернулась к себе в комнату и, как часто делала в трудные жизненные моменты, крепко уснула. Эдвард, обеспокоенно «подслушивающий» мысли дочери, облегченно вздохнул: обошлось. Белла тоже с усилием перевела дыхание.
От воспоминаний ее оторвал приход Карлайла. Он так обрадовался их приезду, так горел желанием продемонстрировать свои новые приобретения, что ни у кого из гостей язык не повернулся рассказать о сегодняшних событиях. Они покорно ходили за сияющим врачом по клинике, старательно восторгаясь всеми этими новенькими, с иголочки, аппаратами, многие из которых были еще в заводской упаковке. Последнее слово техники, таким набором для эндоскопической диагностики и хирургии могла похвастаться далеко не каждая крупная клиника! Карлайл увлеченно рассказывал об операциях, которые сможет проводить с помощью этого комплекта, насколько сократятся сроки реабилитации пациентов, как повысится качество их жизни… Однако даже Белла, которая в другое время искренне порадовалась бы вместе с ним, задавала вопросы невпопад и не вовремя кивала, а Эдвард и Эсме вообще почти сразу перестали пытаться изобразить живой интерес - просто молча слушали, даже не пытаясь вникнуть. В конце концов Карлайл, все же почуяв недоброе, умолк на полуслове.
- Кто-нибудь из вас собирается рассказать мне, что происходит? – внешне спокойно осведомился он, поворачиваясь к гостям. Они смущенно переглянулись. Эсме, помедлив, кивнула.
- Собственно, мы приехали без особого дела… просто чтобы дать Несси возможность поговорить с Науэлем. Это первое, что пришло в голову Эдварду, а потом мы подумали: почему бы и нет, - не очень связно объясняла она. Карлайл недоуменно переспросил:
- Несси?.. С Науэлем? А Джейк? Он тоже с вами? Или…
- Джейк ушел, - продолжала объяснять Эсме, - потому что поговорил с Науэлем, а Науэль тоже собрался уезжать, потому что Джейкоб… - и она беспомощно замолчала.
- Ничего не понимаю, - честно признался Каллен-старший. – Дорогая, ты не хочешь начать с самого начала?
Эсме пожала плечами и беспомощно посмотрела на сына.
- По правде говоря, никто из нас толком ничего не понимает, - хмуро пробормотал Эдвард. – Но вкратце так: мы с Беллой и Несси были на охоте и… ну, поговорили, - врач удовлетворенно кивнул, как бы говоря: «Давно пора». – А когда вернулись, - продолжил Эдвард, - узнали, что Джейк сбежал после бурного разговора с Науэлем, а сам Науэль срочно засобирался уезжать обратно в Перу.
- Но вначале захотел поговорить с Несс? – понимающе уточнил Карлайл.
Эдвард покачал головой:
- Как раз наоборот. Отказывался, пока мы не настояли. Думал при этом, что дал обещание Джейку – собственно, и говорил то же самое, только имени не называл. Но в результате они все-таки пошли в гостиную для серьезного разговора, а мы поехали к тебе.
- Бедная девочка, - тихо и огорченно сказал врач.
- Да тут все бедные, такая уж ситуация, - грустно усмехнулся Эдвард. – Джейк, например. Сбежал куда глаза глядят и адреса не оставил, - он озадаченно запустил руку в волосы, но спохватился и перестал терзать свою шевелюру, добавив успокаивающе: - Если бы не запечатление, я бы не стал особенно расстраиваться – ведь она совсем еще девочка, спокойно могла бы подождать с замужеством еще лет десять-двадцать, а волк настаивает… настаивал, - поправил он самого себя. К тому же, как мне кажется, Науэль ей больше подходит – все-таки они оба полувампиры, никаких потенциальных конфликтов, никакой войны кланов, да и в плане деторождения… - он осекся, внезапно заметив, что его слова явно испугали Карлайла.
- Как раз об этом я и хотел сказать, - медленно начал врач. – Насколько я понимаю, ты еще не задумывался об их генетической совместимости, о возможном потомстве.
- Нет, конечно, просто не видел необходимости, - признался Эдвард. И встревоженно добавил, явно отвечая уже на мысли отца: - Ты уверен?!
- Да задачка-то несложная, - поморщившись, как будто попробовал что-то горькое, отозвался Каллен-старший. – Попробуй рассуждать как о наследовании групп крови… Или расы, например… Не лезь в дебри, тонкости нас сейчас не интересуют, - видя, как помертвело лицо сына, Карлайл поник головой. – Это точно, Эдвард. Я проверял. Проводил параллели, подсчитывал вероятности.
Женщины встревоженно переглядывались, не очень понимая, о чем идет речь, но чувствуя, что судьба приготовила еще какой-то неприятный сюрприз.
Эдвард решительно направился к двери, привычно сохраняя человеческий шаг. Карлайл кивнул, торопливо снимая белый халат. На ходу объяснил Белле и Эсме, поспешившим за ними:
- От союза двух полувампиров может, конечно, родиться и полувампир. Вероятность – пятьдесят процентов. Может – обычный человек, вероятность – двадцать пять процентов. Но с такой же вероятностью будет зачат вампир, а это, скорее всего, означает немедленную смерть матери… или рождение маленького монстра – то, чего мы так боялись, когда ждали рождения Ренесми. – и добавил после паузы: - Надеюсь, все здесь понимают, что вероятность эта, хоть и не выглядит такой уж впечатляющей, может осуществиться при зачатии первого же ребенка. И это будет означать… - врач не договорил.
Глаза Эсме расширились от ужаса. Белла закрыла лицо руками и остановилась, не чувствуя под собой ног.
- Но… Как же так?.. Ошибки быть не может?.. – запинаясь, почти беззвучно спросила Эсме. – А полувампир с оборотнем, что насчет них? – она выжидательно уставилась на мужчин.
- Зачатие вампира исключено, - уверенно ответил Карлайл. И добавил: – Возможно рождение полукровок различного генотипа, но, думаю, природа знала, что делала, когда заставила Джейка запечатлиться на Несси. Результатом должно было явиться появление на свет еще более совершенных оборотней – сильных, неуязвимых, устойчивых к вампирскому яду. Не со стопроцентной гарантией, но с достаточно большой вероятностью. И ни один из вариантов не опасен для организма матери. Более того, эти дети в дальнейшем могут вступать в брак с оборотнями, не опасаясь каких-то негативных последствий. Примесь вампирских генов будет из поколения в поколение сходить на нет, но и только. Разумеется, я не учитываю генетические вариации, но их предусмотреть в принципе невозможно.
- Они должны немедленно узнать! – твердо сказала Белла, наконец-то придя в себя. – Пока еще не поздно.
- По телефону такие вещи… - начал было Карлайл, но Эсме ласково дотронулась до его руки со словами:
- Исключено. Мы поедем и все сами им расскажем. С глазу на глаз. Каждому по отдельности.
- Я с вами, - немедленно откликнулся Каллен-старший. – Все пациенты стабильны, к тому же Анне я доверяю, как самому себе. Думаю, с Науэлем лучше всего поговорить именно мне, Эдвард. Ты нужнее своей дочери.
Пока Карлайл давал указания Анне, остальные пошли к машинам. Эсме собиралась ехать вместе с мужем на его «Мерседесе». Белла остановилась перед «Вольво» и упавшим голосом сказала:
- Получается, что нам опять не до импринтинга. Не представляю, как обрушить на Несси еще и это. Она не выдержит.
- Думаю, нам срочно нужен волк, - казалось бы, невпопад отозвался Эдвард. Белла удивленно приподняла бровь. – По дороге объясню, - он покачал головой и открыл перед женой дверцу машины.
***
Дом Калленов был погружен в темноту. Обычно Эсме следила, чтобы освещение работало, как у людей, несмотря на то, что все обитатели их дома видели в темноте не хуже, чем при свете дня. Но сегодня вечером Эсме было не до того, а сидящим в неосвещенной гостиной Ренесми и Науэлю – и подавно.
Несси давно уже закончила свою исповедь – коротенькую, как ее жизнь. Преодолев смущение, призналась, что никогда и ни к кому еще не испытывала подобных чувств. Науэль долго молчал, чуть не заставив девушку пожалеть о ее откровенности, но, когда наконец заговорил, уже не мог остановиться. Он хотел впервые – и кто знает, не в последний ли раз, - открыть свою душу, высказать этой молоденькой девочке все свои душевные терзания, облечь в слова все муки совести, всю печаль, все свое немыслимое, бесконечное одиночество. Только об одном он не имел права сказать – иначе нарушил бы свое обещание.
Несси слушала его, стиснув руки у горла, едва дыша от волнения и жалости. Больше всего ей хотелось подойти к нему, обнять, запустить руки в его волосы и молча стоять так, принимая на себя его отчаяние и тоску. Но она не решалась, видя, как напряжен Науэль, слыша, как дрожит и срывается его голос.
Наконец он замолчал и опустил голову. Девушка затаила дыхание в ожидании, но ничего не происходило. Тогда она первой нарушила молчание:
- Но разве тебе плохо… у нас? В нашем доме? – робко спросила она, хотя хотела задать совсем другой вопрос.
Науэль улыбнулся, и Несси почувствовала сладкий укол в сердце. Его улыбка была просто завораживающей.
- Мне здесь очень хорошо, - с жаром сказал Науэль, - Трудно, но хорошо. Девушка постеснялась переспросить, почему трудно, но это и не потребовалось, так как он продолжил фразу: - Трудно, потому что вижу тебя. Хорошо – потому что тебя вижу.
- Но… - начала было Несси, а Науэль стремительно встал и опустился перед ней на колени. Взял за руку и поднес к губам ее задрожавшие от волнения пальцы.
- Знай, Ренесми, - напряженно прошептал он, а девушка вздрогнула от небывалых ощущений, когда его теплое дыхание коснулось ее ладони. – Я ни за что не покинул бы тебя и этот дом, если бы не дал слово. Но после того, что рассказал мне твой волк, я просто не мог не пообещать ему.
- Мой волк? – не веря своим ушам, повторила Несси. – Я думала, он кричал на тебя. Угрожал. Лез в драку… А он?..
- А он все рассказал мне о вашем за… - начал было Науэль.
- Сюрприз! – раздался вдруг от дверей слаженный дуэт серебристого женского и басовито рыкающего мужского голосов, тут же перешедший в дружный смех.
... что попросить о повторной активации главы, закреплении шапки или переносе темы фанфика в раздел "Завершенные" можно в 
... что можете оставить заявку 
0
Теперь и не разберёшься, с кем же на самом деле будет лучше Несс 
А уж от его мысленных страданиях и вообще слёзы на глаза навернулись 
