Моя тревога ушла, но я был слишком занят, чтобы признать это. Я пялился в календарь, мечтая всеми фибрами души просто взять и перепрыгнуть на пятницу. Смотрел на цифру 18 до тех пор, пока перед глазами все не поплыло. Стиснув зубы, я заскрипел ими друг о друга и изо всех сил сосредоточился.
До пятницы все еще оставалось два дня.
Вернувшись, чтобы снова забрать Милли в школу, я вспомнил, как мы провели вместе вечер. Просто сели и говорили обо всяких незначительных вещах, пока она не решила, что телевизор интереснее, чем я.
По дороге в школу, Милли даже не пыталась взять меня за руку или хоть сколько-нибудь предъявить свои собственнические права на меня. Я молча радовался этому, потому что она, наконец, начала видеть реальную картину. Только вот пугало меня то, что заставило ее увидеть ее такой, какая она есть. И как это скажется на мне?
Кинув на меня последний взгляд, она скользнула в класс, предоставив меня самому себе до конца дня. От одной этой мысли у меня перехватило дыхание. Казалось, чем ближе пятница, тем меньше возможности дождаться ее у меня оставалось. Помахав мне в последний раз, Милли улыбнулась и села на свое место. Скривив губы в подобии улыбки, я махнул в ответ и пошел своей дорогой.
Одна из девушек, все еще стоявших в коридоре, возможно от зависти, злобно усмехнулась:
- Ой, вы только посмотрите! Это же мистер Солнышко. Какой прогноз у нас на сегодня? Смерть и мрак или надвигается апокалипсис?
Я заметил ее бойфренда, ну или это просто парень, которого я принял за ее бойфренда, вставшего позади нее и положившего руки ей на плечи. Посмотрев на блондинку, натуральную, надо заметить, если судить по светлому цвету ее бровей, он умоляюще перевел взгляд на меня. Будто просил не обрушивать гнев на него и его девушку.
Но ему не о чем было волноваться. Я лишь ласково улыбнулся девушке, потому что день сегодня будет солнечным и теплым, никак не соответствую сентябрю. Подняв взгляд к серому потолку, будто пытаясь определить по нему погоду, я ответил:
- Я бы сказал, что сегодня будет солнечно, но тебе может повезти с неожиданным ливнем, - и, подмигнув ее испуганному лицу, направился прочь.
Теперь она проведет остаток дня, выглядывая из-за двери и проверяя, не свалится ли на нее случайно ведро с водой. Паранойя – мой самый верный друг, сколько себя помню. Всего-то нужно держать их в напряжении каждый момент, заставить ожидать удара в любую секунду.
Мы с Роуз занимались этим все время, сколько я нас помню. Всегда ловили друг друга на блефе, учились на угрозах и уроках, которые сами себе устраивали. Если честно, сейчас мне этого не хватает. А что, было бы интересно заняться свои мысли чем-то еще, кроме ожидания возвращение Беллы. Например, попугать кого-нибудь ложными угрозами.
За этими мыслями, я опоздал на первый урок. После той угрозы в коридоре, я понял, что во мне прямо-таки зудит какое-то противостояние. Поэтому дождавшись звонка с урока, я сразу же пошел в библиотеку, просто чтобы насладится ее атмосферой.
Здесь я вспомнил, как танцевал с Беллой, как смеялся с ней, здесь я понял, что она не только самая живая и веселая девушка, какую я только встречал, но у нее еще и хороший музыкальный вкус. А еще лучше всего было то, что ее любимые группы были известны только узкому кругу единомышленников. Она любила все от мягких мелодий фортепиано до тяжелого рока, а могла просто взять, подскочить на месте и затанцевать, крича слова песни во все горло.
Я вспомнил, как она танцевала под любимую песню Роуз. Единственную, которую она могла стерпеть из подобного репертуара, пока я был на пределе от нее. На самом деле это было вполне сносно, особенно когда Белла веселилась под это со мной. «Со мной» стало самой лучшей частью этого момента.
Мой учитель по рисованию, который на самом деле хотел преподавать историю, - у него просто не было выбора, когда настоящий учитель рисования ушла в декретный отпуск, - впился в меня недовольным взглядом, когда я появился на пороге его класса. Он был занят, указывая на иллюстрации и рассказывая о значении затенения фигур. Скорее всего, из-за того, что он ненавидел искусство, он и не мог сам нарисовать это ужасное дерьмо.
Пройдя на свое место, я невинно усмехнулся ему.
- Вы опоздали, - наконец, рыкнул он.
Мои руки тут же подлетели к сердцу:
- Вы заметили, - выдохнул я, полюбовно глядя на него.
Я не очень-то любил искусство, поэтому обычно не сильно заботился о своем языке с мистером Клейрборном, сочувствуя его нелюбви к предмету. Единственная причина, почему я до сих пор хожу сюда, это потому что Эсме делает счастливой осознание того, что я пробую что-то новое, а Карлайла – человека, в котором больше аналитического, чем от человека искусства, - радовало, что я мог выходить за рамки обычных художественных границ. Да, нашим родителям, так же как и нам высылают наши учебные табели, чтобы они знали об оценках за семестр у своих детей. И я надеялся, что все мои прошлые заслуги мне помогут. Я ведь не такой уж и ангелок.
Но это все равно не останавливало меня от развлечений.
Лицо мистера Клейрборна сменило несколько тонов за раз. Думаю, любому художнику было бы до жути интересно такое разнообразие цветов.
- Если вы не против, я бы хотел поговорить с вами в коридоре, Мистер Каллен.
Спокойно пожав плечами, я вышел в коридор. Где-то на задворках сознания появилась знакомая нервозность и беспокойство, которые появлялись перед тем как я попадаю в неприятности.
Прислонившись спиной к стене, я подставил под себя ногу, подпирая стену и ею. Мистер Клейрборн, выйдя следом, глубоко вздохнул и повернулся ко мне лицом с понимающим взглядом.
- Послушай… Эдвард….. – запнулся он на моем имени, стараясь не называть Калленом. – Я слышал о твоем срыве в понедельник. Если ты еще не чувствуешь себя готовым вернуться в класс, то возможно тебе стоит вернуться к школьному консультанту.
Я ошеломленно открыл рот, а потом снова закрыл его.
Моргнул.
Он должен был наорать на меня за опоздание, а потом за то, что я унизил его при всех. Но это не та реакция, что я хотел у него вызвать.
Подыскивая в голове подходящие слова, я хотел заставить его на меня повысить голос, сорваться. Но ничего не приходило в голову, да и в общем в этом не было надобности. Нет, если конечно он не захотел вдруг внезапно измениться и стать добрым.
Но как я мог, когда мистер Клейрборн так точно определил суть моего помешательства?
Он понял все про Беллу.
Я видел это в его спокойной позе, в его доброте, хотя и заслуживал худшего, чем это.
Это так же, как когда Белла должна была наорать на меня, когда я вернутся от Милли, но вместо этого она приветливо приняла меня в свои объятия, - сейчас то я понимаю, почему она не сердилась. Я сам ступил на путь ее нового урока. Но тот один миг, когда она подумала, что я не ходил к Милли, сделал ее такой счастливой, такой невероятно гордой, что я выучил то, что она пыталась впихнуть в меня.
- Мне не нужен консультант, - пробормотал я и вернулся обратно в класс, чтобы узнать об оттенках и тенях картин и как можно создать иллюзию масс фигур.
Но даже когда я пришел на английский, Белла все еще была в моих мыслях.
От размышлений о ее доброте, я дошел до вопросов, почему она не бросила все, если это такое безнадежное дело изменить меня.
Думая про все это, я смотрел на почти-законченный-пустой-лист и понял, что делал не так все это время. Сейчас это стало таким очевидным, что я просто недоумевал, как же не додумался до этого раньше.
К концу урока у меня уже была почти готовый рисунок и биография. Урок Клейрборна о тенях, видимо, дал мне куда больше, чем было видно на первый взгляд. И теперь единственное, что мне осталось сделать – это написать стих.
Идея была до жути смехотворной. Нет, конечно, поэзия в кабинете английского не такая уж диковинная вещь, даже наоборот, но вместе со всем остальным и моим рисунком в придачу, меня можно записывать в историю школы. Эдвард Каллен, капитан футбольной команды, влюбленный в капитана баскетбольной команды, пишет стихи и рисует милые картинки.
Да это просто верх мужественности.
Я, конечно, не признаюсь в этом, но я был действительно горд получившейся картиной. Он выглядела… нормальной. Даже лучше чем нормальной, почти что реалистичной, если видеть Беллу разбитым Ангелом, упавшим на колени на вершине холма, с обнаженными костями ее сломанных серых крыльев и в порванной одежде.
Удивительно, что она может выглядеть подобным образом, правда, в итоге мне пришлось поделать биографию, когда я понял, почему она была сломлена.
Белла разбита, потому что сама такой хочет быть. Вместо того, чтобы позволить себе исцелиться и заново получить возможность вернуться туда, где она была бы счастлива, она делала все возможное, чтобы у всех остальных было все хорошо, иногда заходя слишком далеко, ловя их, когда они падали.
Даже если это означает сломать ее собственные кости.
И после всего, что было, она поймала и меня.
На моем рисунке была как раз та Белла, которую она никому не позволяла увидеть.
Всю оставшуюся часть дня я бросил силы на то, чтобы поняв, в чем урок Беллы. Если она сломлена, то я должен быть достаточно сильным, чтобы поддержать человека, который нуждался в этом больше всех на свете. Она нуждалась в ней больше всех лишь потому, что сама не могла создать ее для себя, и уверена что просто не имеет права принять ее от того, кому она должна помогать.
Но я буду всем для Беллы, в чем она будет нуждаться, даже если ей будет нужен только друг. Я сделаю это для нее. Даже если она никогда не захочет меня, даже если я всю жизнь буду для нее лишь другом или еще хуже, совсем никем. Белла дала мне намного больше, чем я когда-либо мог надеяться отдать ей.
Ленч не был таким насыщенным событиями, как вчера, не смотря на то, что Элис снова присоединилась к нам. Едва она сел за наш столик, Милли начала кидать в нее злые взгляды и трусливо, как и прежде, поглядывать на ее картошку фри, пока сама Элис не поймала ее. Взяв прядь своих светлых волос, она закрылась ими словно шторой от холодного взгляда Элис.
А та вовсе не боялась четко и ясно показать свое отношение к Милли.
Но Милли не Элис и поэтому она не любит конкуренцию, особенно когда ее соперница красивее ее. Надо будет объяснить ей что ли позже, что даже если бы я и захотел завоевать Элис, у меня все равно бы это не получилось. Точно так же как и Милли: сколько бы она не хотела меня, я никогда не буду ее.
Вырасти. Смирись. Жизнь – дерьмо.
После ленча, когда я зашел в кабинет математики, Мистер Математик послал мне тот же мрачный взгляд, что и вчера, и я понял, что меня вычеркнули из любимчиков.
Даже Белла теперь по счету у него выше меня. Но это ничего, мне он все равно не нравился.
Подмигнув ему, я сел на свое место.
После математики по расписанию стояла физкультура. Из-за погоды мы перешли в спортзал и начали заниматься гимнастикой. Некоторые девушки начали делать колесо при одном упоминании о «гимнастике», в то время как большинство парней встали в сторонке, не желая позориться.
Кто-то из самых изворотливых умудрялся шутить над теми, кто пытался сделать шпагат. Все было весело и забавно, пока одному чуваку не пришла идея поиграть в игру «давай посмотрим, как сильно могут растянуться твои ноги, если я надавлю на плечи». Дрожь прошла по моему телу от леденящего кровь булькающего звука боли, и парень, делающий шпагат, провел весь остаток дня в медпункте, познавая прелести гимнастики.
После всех уроков я забрал Милли с ее последнего занятия, чтобы вместе пойти домой. В животе начало образовываться ужасное ощущение. Не такое, как в понедельник ночью, скорее это было похоже на знакомый трепет в животе, который появлялся всегда, когда я должен был пойти к Белле.
Я был так погружен в свои мысли, что чуть не пошел к дому Беллы, вместо Милли. Ей пришлось потянуть меня за руку, чтобы напомнить, что я иду не туда.
Тяжело вздохнув, она, видимо, уже начала уставать от моего поведения.
- Прости, - пробормотал я, все еще глядя на Беллин дом. Заметив на нем пару больших трещин, подумал, что это воды просачивались сквозь кирпичи, а после замерзали на зиму несколько лет назад, делая их с каждым годом все хуже и хуже. Да и система отопления не кажется функциональной.
Скрестив руки на груди, Милли демонстративно отвернулась от меня.
- Это дом Беллы, да?
Кинув на нее взгляд, я увидел, что на ее лице не было ни капли боли, одна лишь злость. Милли слишком привыкла к тому, что все интересуются только ею, а не кем-то еще. И она всегда делала все, что от нее возможно, чтобы сохранить к себе интерес.
- Понятия не имею, о чем ты говоришь.
Милли прервала меня мрачным взглядом, но ничего не сказала по этому поводу. Слухи должно быть очень плохи, раз она так прямо об этом спросила меня.
Вся школа, небось, уже в курсе, что мне нравится Белла. И когда она приедет в пятницу домой, я должен буду взять с собой ружье, чтобы никто не смог рассказать ей об этом… вот ведь я ж идиот, я должен был это все предвидеть.
Когда Милли зашла к себе домой, первое, что она сделала, это плюхнулась на диван и включила телевизор.
Какой сюрприз.
Зайдя к ней на кухню, я заглянул в холодильник, в поисках чего-нибудь перекусить. В последнее время я не очень-то жаловал пищу, в основном чувствуя тошноту, только лишь вспоминая Беллу. Это было как напоминании о том, что она все еще владеет моими внутренностями, заставляя мой желудок скручиваться.
Все это заставило меня захлопнуть дверцу холодильника чуть сильнее, чем надо. Рано или поздно, Белла сведет меня в могилу. Хотя, на какую-то долю секунды мне показалось, что голодная смерть придет за мной раньше.
В ужаснейшем настроении я вернулся в гостиную. Милли выглядела немного нервной, будто что-то замышляла.
Мне немедленно захотелось развернуться и уйти отсюда. Я даже удивлен всеми этими ее инстинктами наброситься на меня, при том, что я не обладал этим качеством. В этом плане я был больше похож на своего отца.
Сев на диван, я положил одну руку на спинку и приготовился к новой серии «Сплетницы», которую Милли любила смотреть при мне. Я опустил руку ей на плечо. Конечно, может я и не самый умный – как показывают последние данные, - но я-то понимаю такую вещь, как язык тела.
Прижавшись к моему боку, Милли улыбнулась. Я прижал ее к себе одной рукой, чувствуя вину, что снова не достаточно стараюсь. Это не честно по отношению к ней. Любая другая девчонка уже давно бы со мной порвала, и хотя это то, что я хотел бы, чтобы сделала Милли, я хотел бы, что это было так, как это делал я много-много раз. Да, какая глупая ирония.
- Я замерзла, - пробормотала Милли.
На самом деле в комнате очень тепло, даже для Милли. Она не могла и правда замерзнуть, поэтому, когда она задрожала на короткое мгновение, я был уверен, что она просто заставляет себя вздрогнуть. Я вопросительно поднял бровь:
- Замерзла?
Кивнув, она закусила губу. Ее рука свободно путешествовала вверх-вниз по моей ноге, и мое тело немедленно отреагировало на это. Вздохнув, я понял, чего она хотела.
Она не хотела просто обниматься.
Еще шире улыбнувшись, она приложила губы к моему уху:
- Ты хочешь меня. Я же чувствую.
Не глядя на нее, я ответил:
- Нет, так всегда бывает, когда ты вот так потираешь.
Милли хмуро посмотрела на меня, а потом, скрестив руки на груди, села обратно с таким выражением, будто придумывала новый план атаки.
Я вздохнул: удивляюсь сам себе. Недели две тому назад я бы просто запрыгнул на нее. Неделю назад, я бы просто поддался соблазну. Как в прошлую субботу.
Милли решила попробовать снова: прижавшись ко мне, она посмотрела на меня широко распахнутыми глазами.
- Эдвард, мне все еще холодно. Ты не обнимешь меня? – сверкнула она глазами, в которых читалась похоть.
Я хотел уже сказать ей «нет» и прекратить эту игру, когда мне в голову пришла классная идея. Я взял ее лицо в свои руки:
- Солнышко, ты замерзла? – спросил я с плохо просачивающимся беспокойством. Милли кивнула и посмотрела на меня «ой как мне плохо» взглядом.
Отпустив ее лицо, я открыл ей объятия и проговорил:
- Иди сюда, я тебя согрею.
Полные скуки глаза Милли внезапно зажглись. Она придвинулась ближе, готовая уже перейти ко второму эта своего плана.
Но я был быстрее.
Схватив покрывало, которое всегда висело на спинке дивана, я быстро обернул ее в него так, что она даже не могла пошевелить рукой. Ее ноги, поджатые под тело, так же оказались в коконе и ни одна частичка ее тела не была не покрыта им. Я даже позаботился о том, чтобы укрыть ее им с головой.
Коварно усмехнувшись ей, я обернул вокруг нее руки, чтобы отдать ей еще больше тепла.
Через несколько минут ее лицо во всю пылало. Я заглушил смех: это самое смешное, что случилось со мной за всю неделю. Нет, ну правда, а что она могла сказать? Она же не признается в своем настоящем плане, после того как я ее отшил, к тому же сейчас, когда она «в тепле», она же не думает, что я ее помилую. Хотя, я бы предпочел первый вариант.
Я послал ей свою самую ослепительную улыбку, пока она обливалась потом. Она с трудом попыталась вытащить руки, чтобы немного выпустить тепло. Я еще шире улыбнулся и крепче сжал ее в объятиях. В глазах Милли промелькнула паника, когда она поняла, что я делаю.
Надо отдать ей должное, у нее потрясающая выдержка. Я бы уже все бросил.
- Хочу пить? – выдохнула она, хотя это выглядело скорее как мольба.
- Думаю, первоочередной нашей задачей - убедиться, что ты согреешься, - торжественно сказал я ей. Вот поэтому и не стоит вставать против тех, кто сильнее тебя. Это никогда не заканчивается хорошо.
Белла одно единственное исключение из этого правила. Она знала, как двигается тело и пользовалась теми физическими слабостями, которые были присущи человеку. Ей через столько всего пришлось пройти, чтобы обрести это знание.
Наконец, я понял, что даже Милли не стоит семи лет в тюрьме за убийство.
- Ну, теперь ты согрелась? – невинно заметил я, кинув на нее взгляд, прямо как она ранее. – Или тебе еще нужно тепло моего тела?
Ее глаза широко распахнулись от страха моей тонкой угрозы:
- Я в норме, - быстро ответила она.
Когда я отпустил ее, она выбралась из своего кокона так же быстро, как и оказалась в нем.
Отодвинувшись на другую сторону дивана, она лишь изредка кидала на меня нервные взгляды, в то время как я поудобнее устроился на своем месте.
- Ты иногда бываешь таким подлецом, - на выдохе выдала она.
- Тогда почему ты не расстанешься со мной? – не отрывая взгляда от телевизора, я старался всячески успокоиться, что даже не заметил, как перестал дышать. Надеясь.
- Потому что ты мне нравишься, - сразу ответила она, даже не подумав над ответом.
И тогда все стало совершенно понятно. И то, почему она пыталась вернуть меня, и почему я хотел, чтобы она всегда ко мне возвращалась, и даже то, почему она до сих пор не порвала со мной.
Милли сказала, что я ей нравлюсь и, может, она действительно в это верила внутри себя, хотя на самом деле это было не так. Милли просто нравится сама идея обладания мной, как социальным статусом. А как еще тогда объяснить ее внезапную потребность вернуть меня именно в тот день, когда я стал капитаном? А я думал, что это Милли тугодумка.
- О, - мой голос надломился, и я напряженно прочистил горло, чувствуя, как почти срываюсь на крик. Мне срочно нужно уйти отсюда. Мне срочно нужно вернуть Беллу.
Я никогда не был религиозным человеком, не смотря на моих родителей. Я не говорил с Богом лет с десяти, когда Карлайл предоставил мне выбор, либо посещать церковь, либо проводить воскресенье по собственному усмотрению. И я выбрал, естественно, игру в футбол с друзьями по выходным.
Все, что я знал в действительно, это то, что мог иметь отношение с Богом только из раздела создания им первого атома и большого взрыва. Остальное, я считаю результатом эволюции.
И сейчас, впервые за долгое время, я закрыл глаза и обратился к Богу.
Я буду хорошим, я буду всем, кем Белла захочет чтобы я был, но только мне нужна небольшая помощь. На этот раз я сделаю правильный выбор. Но только, пожалуйста, позволь мне увидеть Беллу.
У меня в кармане завибрировал телефон.
Да еб твою бабушку.
Быстро нажав на кнопку ответа, я молился, чтобы та маленькая крупица надежды, что росла во мне всю неделю, не разрушится окончательно.
- Алло? – выдохнув, ответил я.
- Приветики, Эдвард! Это Элис.
Я ухватился за нее, как за последнюю надежду.
- Привет. Что случилось? – я старался говорить обычным тоном, чтобы не сорваться и не выкрикнуть «какого черта тут происходит». Тревожно осмотрев комнату, я вспомнил свою небольшую сделку с Богом. Интересно, а если я мысленно произношу слово «черт», мне ничего не будет?
- А, да так, ничего особенного. Я тут говорю с Беллой по MSN, она хочет знать, как ты. И я подумала, что ты захочешь сам поговорить с ней….
- Я приду сейчас же. И я правда имею в виду, что буду у тебя через четыре сотые доли секунды, - улыбаясь, я повесил трубку, едва на том конце послышался смех Элис. Милли вопросительно изогнула бровь, но я был за дверью раньше, чем она смогла спросить хоть что-то или попытаться затащить меня обратно.
Победа овевала меня, пока я несся к Элис. Интересно, Белла так же себя чувствует, когда бегает? Как будто ты часть ветра.
А может это связано с тем, что я едва касался земли, будто паря в дюйме от нее. Гравитация будто не действовала на меня, я чувствовал себя таким легким.
Когда я подлетел к комнате Беллы и Элис, я, не стесняясь, ворвался в нее через дверь.
- Я дома! – пропел я, чувствуя, как каждое слово отдает правильностью. Моя улыбка расползлась от уха до уха.
Белла здесь и все, что мне нужно, это найти ее.
Я не был удивлен шокированному выражению лица Элис, которая выглянула из-за островка, разделяющего кухню и гостиную. Но вот присутствие Роуз меня удивило. Она выглядела так же обескуражено, как и я. И снова мы отражали друг друга, словно зеркало; странно, что я не замечал этого раньше.
Глядя на девушек, я вопросительно поднял бровь:
- Белла? – но они по-прежнему пялились на меня так, будто я пробежался по университетскому городку голым. Я подозрительно прищурился. – Если Беллы тут нет, я тебя уверяю, тебе будет очень больно.
Роуз выдохнула воздух, который задержала в тот момент, когда я ворвался к ним:
- Прости, я просто не сразу поняла, что это ты.
- Значит семнадцать лет со мной ничего не отложили в твоей голове.
Розали нахмурилась:
- Я хотела сказать, что ты не похож сам на себя. Сначала ты мне показался таким высоким. Да и я не помню, когда ты последний раз так улыбался.
Элис разразилась мелодичным смехом:
- А я помню. Надо было видеть, как он был счастлив, когда Белла влепила ему пощечину, когда он пытался поцеловать ее.
Роуз посмотрела на меня так, будто я был сумасшедшим. Да я и был таковым. Я помню этот момент, который произошел в этой же самой комнате, где Элис читала нам свою электронную почту.
Пройдя на кухню, чтобы понять, чем они занимались до меня, я надеялся, что Элис прячем свой ноутбук за стойкой.
Но я нашел здесь лишь зефир, который они разогревали прямо над конфоркой, а так же другие ингредиенты для зефирного печенья, которые они разбросали по всему зеленому мрамору стола.
- Что вы тут делаете и где Белла?
Роуз улыбнулась:
- Если хочешь, бери зефир из холодильника, а все остальное найдешь в шкафу. Мы празднуем победу Беллы. Ее команда уже добралась до вершины десятки лучших команд.
Элис, посмотрев на Розали, скорчила ей рожицу.
- Спасибо, я ведь просто пригласила его. А ты еду предлагаешь. Может еще и спальню ему освободишь?
Роуз повернулась к ней лицом, встав в пол оборота корпуса.
- Ты можешь занять диван, я все еще могу поспать с ним. В нашем прошлом доме нам приходилось делить одну кровать на двоих, - она еще пробормотала что-то про то, что все равно не будет спать, и я усмехнулся, вспоминая ужасные бессонные ночи. Мое тело тогда еще не подстроилось под новый часовой пояс, поэтому я ворочался с боку на бок несколько недель, пытаясь заснуть. Теперь я понимаю, что не один страдал от этого
- Элис, - начал я слегка нетерпеливым голосом. - Где Белла?
- Вообще-то, - пробормотала она. – Она в своей новой комнате. Дверь в конце коридора. Грузчики, только принесли ее кровать в понедельник. Хорошее они выбрали время, - голосом, полным сарказма, закончила она.
Да, отъезд Беллы начал сказываться и на ней; обычно она ведет себя как солнечный зайчик на батарейках.
Но ведь, в конце концов, Белла не просто соседка для Элис. Она ее лучшая подруга и, наверное, единственный человек, кроме Джаспера, кто не пугается ее внезапных и неожиданных всплесков энергии и непостоянного образа мышления. Тело Беллы отлично соответствовало стилю жизни Элис.
Схватив небольшую горстку зефира, решив их съесть сырыми, но присоединяясь к празднованию, я надеялся, что то, что я задумал не будет слишком. И хотя это было редкостью с Беллой, к счастью, но она должна понять, как зол я на нее. Я просто в бешенстве.
Или нет.
Но в ту же секунду, когда я увидел Беллу в маленьком окошке в углу экрана, все враждебные чувства испарились, уступив место более светлым и теплым.
А потом это переросло в нечто невообразимо болезненное.
Я повернул обратно из комнаты, пытаясь скрыть чувства на своем лице. Когда Белла уехала, это заставило меня осознать, как сильно я люблю ее, и что еще больше просто невозможно любить. Я думал, что должен быть какой-то предел, точка, в которой я бы полностью мог пресытиться своей несчастной преданностью.
Но, нет, ее просто не было. Не для меня. Я был предоставлен этой неукротимой и неумолимой любви, слишком сильной даже для всего человечества; а это все досталось мне одному на плечи.
Как же хреново, что карма и ирония стали моими постоянными спутницами. Я мог бы заполучить кого угодно, кроме одной единственной, в которой нуждался. Но увидев ее, я понял, что все, что было до этого, было лишь незначительной преградой для более масштабного потопа. Когда я увидел ее на экране, эта всесокрушающая сила вырвалась на свободу, затопляя меня с головой.
В следующий раз, когда я буду смотреть какой-нибудь романтический фильм, я буду смеяться, как никогда раньше. Смеяться над тем, как все там не реалистично, смеяться над тем, как реальные люди страдают из-за того, что нечто столь же прекрасное, как любовь, убивает их изнутри.
Глубоко вздохнув, я напомнил себе, с кем должен поговорить, и зашел внутрь. На экране мигали два новых сообщения.