Я и не представляла, что можно так любить.
Пока однажды не встретила его.
Белла Свон
Это идеально. Все его слова, действия и движения, то, как он нависает надо мной, то, как его лоб с возникшей на нём из-за напряжения морщинкой прижимается к моему, то, как его отросшие волосы падают мне на лицо, а я вместо того, чтобы пытаться их убрать, погружаю в них свои пальцы. Мне он нравится и с коротко подстриженными волосами, но особенно он красив именно тогда, когда позволяет себе немного беспорядка. Я больше не могу думать ни о том, что я в процессе завершения работы над картинами для своей первой выставки, ни о том, что Эдварду осталось совсем немного потрудиться над черновым вариантом своей книги, с изданием которой почти всё решено. И уж точно меня не беспокоит то, что, если мы и успевали прийти вовремя, то сейчас точно опаздываем. Мне хотелось бы жалеть о сделанном выборе платья, но я не жалею. Не жалею о выражении лица Эдварда, когда он увидел меня в нём, о том, что я привлекательна для него настолько, что ему не удалось побороть своё желание снять эту вещицу с моего тела. Я понимала, понимала умом, но не сердцем, что у нас нет на это времени, но подпустила Эдварда к себе и ничего не возразила, когда его проворные руки быстро расстегнули молнию. Мне никогда не удавалось оттолкнуть его. И никогда всерьёз не хотелось это сделать. Эдвард – всё, чего я хочу. Всё, что мне нужно. Даже если у меня не будет ничего, и всё вокруг исчезнет, но он останется, на свете не удастся найти человека счастливее меня.
В голове не остаётся ни одной мысли, всё, что волновало мгновением раньше, бесследно испаряется, и я могу лишь ощущать. Я чувствую горячее дыхание на своём лице, сильные руки на своей коже, и, когда они оказываются на моих бедрах, Эдвард без предупреждения входит в меня, давая понять, что сейчас нежным со мной не будет. Но я и не хочу, чтобы всё было медленно, неторопливо и спокойно. С этим можно подождать до следующего раза. Сейчас же я хочу, чтобы он потерял контроль, и это происходит. Наши тела начинают двигаться с безумной скоростью, его толчки становятся сильнее, глубже и чаще, а его рот накрывает мой в требовательном поцелуе, заставляющем задыхаться. Мы так переплетены руками и ногами, что его грудь касается моей каждый раз, когда он делает вдох, а лёгкие получают необходимый кислород. Я двигаюсь вместе с Эдвардом и обвиваю ногами его талию, и он окунается в меня полностью. Мне с ним так хорошо, и я хочу, чтобы так было всегда. На самом деле даже больше, это не обычное желание, это потребность, это нужда. Я и не представляла, что можно так любить. Пока однажды не встретила его. Моё сердце принадлежит ему, и я знаю, что его сердце – моё. Мне не нужны ежедневные признания, чтобы быть уверенной в его чувствах. Я знаю, он любит меня, и ничто и никогда не породит сомнения в моей душе.
Всё мое тело охватывает дрожь, и я произношу имя Эдварда. Его руки, наверное, оставят синяки в виде следов от пальцев, но меня это не беспокоит. Я даже буду рада, если увижу на себе подтверждение тому, что принадлежу ему. Он продолжает двигаться, продлевая моё удовольствие, пока сам не замирает в освобождении. Я чувствую наше единение, Эдварда всё ещё внутри себя, я понимаю, что нас скоро начнут искать, если мы не поторопимся, но не хочу шевелиться, чтобы заставить его сделать то же самое. Я даже задумываюсь, впрочем, вряд ли всерьёз, о том, чтобы позвонить Джейку и извиниться, что нас не будет, но это не просто большая вечеринка, где отсутствие кого-то не будет столь заметно. Это день рождения, а он наш лучший друг, правда, больше мой, чем Эдварда, но всё же, и мы не можем не прийти. Поэтому мы просто лежим какое-то время, цепляясь друг за друга, не желая пока отпускать и ожидая, когда наши сердца начнут биться в спокойном темпе. Когда их ритм возвращается к нормальному, Эдвард приподнимается, чтобы посмотреть в мои глаза, и его голос – тихий шепот, будто здесь, кроме нас, ещё кто-то есть, а его слова предназначены только для меня, когда он не в первый и, надеюсь, не в последний раз вверяет мне своё сердце:
- Я люблю тебя, Зефирка. Ты же знаешь это?
Я слишком переполнена эмоциями и могу только кивнуть, но ему и этого достаточно, чтобы улыбнуться. Мы неохотно выпутываемся из клубка, которым стали, я иду в ванную и, чувствуя на себе взгляд Эдварда, пропустившего меня в душ первой, понимаю, что уже снова хочу его. Что мне всегда будет мало. Надеюсь, в этом мы схожи, потому что иногда я хочу раствориться в нём и хочу, чтобы он ощущал то же самое. Чтобы больше не представлял себе жизни без меня.
Когда мы, наконец, добираемся до квартиры Джейка в центре города, вечеринка уже в самом разгаре. Мы опоздали только на двадцать минут исключительно благодаря тому, что живём достаточно близко, но, кажется, из-за задержки переживаю лишь я одна, потому что стараюсь всегда, где бы то ни было, появляться вовремя и не заставлять никого ждать. Впрочем, довольно скоро я перестаю беспокоиться, начинаю общаться с теми, кого знаю, и пританцовывать под звучащую фоном тихую музыку. Охлаждённое шампанское приятно на вкус, и я от души наслаждаюсь царящей вокруг меня атмосферой дружелюбия, радости и веселья, пока не слышу слишком уж громкий смех именинника и не вижу, как он куда-то уводит Эдварда. Не то чтобы Джейк очень серьёзный большую часть времени, но мне прежде не доводилось видеть его таким расслабленным, а ведь знакомы мы с самого детства, и ему несвойственно нынешнее состояние, но причина моей, возможно, преувеличенной реакции не в этом. Сильнее я напрягаюсь от осознания того, что эти двое не настолько дружны, чтобы уходить вдвоём, чего никогда раньше не случалось, и уединяться, будто у них есть общие секреты или, по крайней мере, темы для разговора. Становится совсем сложно не думать о том, что происходит, когда спустя несколько минут они всё ещё не возвращаются обратно, я допиваю шампанское, оставляю фужер на барной стойке, отделяющую кухню от гостиной, и отправляюсь на поиски Эдварда. Понятия не имею, где он может быть, но в коридоре чуть не сталкиваюсь с Джейком, внезапно появляющимся из комнаты, которую он переделал в кабинет, и закрывающим за собой дверь. Кажется, Джейк вздрагивает, когда поворачивается и видит меня, но я уверена лишь в одном. В том, что он сам на себя не похож. Не могу точно сказать, что именно не так, скорее это общее впечатление, основанное на наблюдении, пусть и очень коротком, но и оно заставляет меня подозревать, что друг принял что-то, чего никому из своих гостей не предложил, возможно, что-то не совсем полезное и даже запрещенное. Я не могу ни в чём его обвинить, не имея доказательств, у меня нет ничего, кроме догадок, но я точно знаю, что не позволю втянуть Эдварда, во что бы то ни было, если это хотя бы в малейшей степени противозаконно. Ни ему, ни мне проблемы сейчас не нужны. Ни тогда, когда мы вот-вот достигнем успеха, о котором всегда мечтали.
- Где он? – я словесно почти нападаю на Джейка, но сейчас мне всё равно, если моя агрессия испортит ему настроение. При необходимости мы с Эдвардом и вовсе уйдём, и меня не волнует, если это расстроит именинника.
- Успокойся, хорошо?
- Не говори мне успокоиться. Просто скажи, где Эдвард.
- Всё с ним в порядке.
- Как и с тобой? Думаешь, я поверю в это?
- Да что ты знаешь? – он, находясь мгновением раньше в полумраке, делает шаг вперёд и оказывается в пятне света, излучаемом бра на стене, и я многое понимаю после одного лишь взгляда в его глаза. Зрачки должны реагировать на свет, но этого не происходит, и я уже почти не сомневаюсь, что Джейк делает с собой что-то дурное, но это его дело, а если он втянет в это Эдварда, то и меня автоматически тоже, и в этом случае мне уже будет не плевать.
- Знаю, что никогда не видела тебя таким взбудораженным и одновременно спокойным. Ты – это будто не ты, а твои суженые зрачки выглядят пугающе. Не знаю, что ты принял, да и не хочу знать…
- Я знаю, когда остановиться, и могу это сделать, - перебивает меня Джейк.
- Ты – мой друг, и всё же ты за себя сам решай, но нам это не нужно. Эдварду это не нужно.
- Ты уверена? Может быть, стоит сначала его спросить?
Прежде, чем я придумываю, что ответить, Джейк оставляет меня одну в опустевшем коридоре и возвращается на свою вечеринку, туда, где веселье и музыка. Но я даже не думаю о том, чтобы последовать за ним. Всё, чего мне теперь хочется, это поскорее увести Эдварда отсюда, пока он не сделал с собой что-то запретное, и я, резко надавив на ручку, открываю дверь, вхожу в кабинет и захлопываю ее за собой.
У меня уходит несколько мгновений на то, чтобы оценить ситуацию. Я вижу сидящего в кресле Эдварда, на столе перед ним дорожки белого порошка, и они кажутся очень аккуратными и нетронутыми. Но я не знаю, как они выглядели изначально, и потому не могу судить, вдыхал ли он уже в нос порошок, или я успела вовремя, и он даже не прикасался к нему. Впрочем, облегчения я не чувствую, потому что на лице Эдварда более чем очевидно выражение обдумывания, и я задумываюсь, всё ли я знаю о человеке, с которым хочу прожить всю оставшуюся жизнь, или Джейку известно что-то, о чём Эдвард не счёл нужным или побоялся мне рассказать. Возможно, в самое неподходящее время ушло вдохновение, или он ощутил внезапно пришедшую неуверенность в себе и собственных силах, или возникли проблемы у родителей. Произойти могло всё, что угодно, и ему хочется отвлечься, хотя бы ненадолго сбежать от тягостных мыслей, но это не решение. Не всё, что кажется безобидным, на самом деле является таковым. А я не знаю, желанно ли моё присутствие здесь и сейчас, поэтому, едва войдя, будто приросла к полу, ноги отказываются мне подчиняться, и я не могу сделать и шага по направлению к Эдварду. Но голос всё ещё при мне.
- Зачем ты это делаешь?
- Я ничего не делаю.
- Но, кажется, собираешься, и я хочу знать причину.
- Может быть, просто из любопытства?
- И, по-твоему, это достойное обоснование?
- А что, если другого у меня и нет? – Эдвард резко поднимается, и от его ставшего громким голоса дрожат стёкла в книжных шкафах, а я начинаю казаться себе маленькой, и мне хочется исчезнуть, лишь бы не чувствовать себя виноватой. Это глупо и нелепо, ведь я ничего дурного не сделала, я просто пытаюсь его понять, а он впервые реагирует на сказанное мною вот так импульсивно. И из-за чего? Из-за того, что мы вообще не должны даже обсуждать. Из-за того, что служит разрушению и уничтожает всё прекрасное, чем люди обладают, чем дорожат и чем являются. Всё, что так легко потерять.
- Мне бы ты мог не лгать. Ты можешь всё рассказать, и, что бы ни случилось, мы справимся, а это… Это не поможет.
Эдвард глубоко вдыхает, что, видимо, помогает ему вернуть утраченный ненадолго контроль над собой и своими эмоциями, и тяжело опускается обратно в кресло. Становится очень тихо, но тишина и понимание того, что любимый человек выглядит так, будто проиграл в какой-то битве и сдался перед лицом невзгод, о которых я совершенно ничего не знаю, помогают мне обрести смелость подойти, наконец, ближе. Он сидит, откинувшись на спинку кресла, что позволяет мне сесть ему на колени. Не глядя на меня, кажущийся глубоко сожалеющим о своей вспышке Эдвард обвивает рукой мою талию, кончиками пальцев поглаживая мою ногу. Его извинения едва слышны, потому что, произнося их, он утыкается головой мне в плечо, но я не хочу, чтобы он вообще просил прощения.
- Поговори со мной, малыш… - шепчу я, в утешении перебирая его волосы. – Просто поговори.
- Они отказались издавать мою книгу, - голос его печален, когда Эдвард спустя кажущихся вечностью несколько минут открывает причину, знание которой мне жизненно необходимо. Сказать, что его боль и моя тоже, это не сказать ничего, но я ничем не могу помочь, я бессильна изменить существующее положение дел и избавить его от страданий, и от этого хуже всего. Всё, что мне остаётся – это просто быть рядом. Иногда всё, что от нас требуется – это не отворачиваться и поддерживать словом, если сделать ничего нельзя.
- Но ты же должен был подписать контракт на следующей неделе. Я не понимаю, как же так.
- Просто мои стихи скучные и никому не нужны, вот и всё.
- Это не так. Я люблю твои стихи.
- Тебе положено так говорить.
- Почему ты сразу не сказал?
- Потому что скоро твоя выставка, и я не хотел ничего портить своими неудачами.
Он противится мне, но я всё же отодвигаюсь, потому что мне нужно смотреть в его глаза, они грустные, и Эдвард снова пытается спрятаться от меня, но мои руки уже слишком крепко держат его лицо, не давая ему опуститься вновь.
- Ты не неудачник, Эдвард, а это не повод опускать руки. Ты не должен сдаваться. Они отказали тебе, но это их потеря. Есть и другие издательства. Знаю, придётся начать всё сначала…
- Не уверен, что хочу этого.
- Ты просто расстроен сейчас. Не думай пока об этом, не нужно. Хочешь, пойдём домой?
Вместо ожидаемого ответа, неважно, положительного или отрицательного, я слышу вопрос, и он сбивает меня с толку, возвращая к тому, от чего, как мне казалось, в этом разговоре мы с Эдвардом уже навсегда и далеко, так, что повторное обсуждение не стоит того и ни к чему не приведёт, ушли. Но, возможно, я всё неправильно поняла.
- Как ты думаешь, на что это похоже? Какой он на вкус, и что ощущаешь после?
- Я… я не знаю.
- Но он поможет мне забыть обо всём хотя бы на один вечер? Как ты считаешь?
- Ты…
- Он не изменит меня. Я не позволю этому произойти. Эдвард, которого ты знаешь, никуда не денется. Даже после я по-прежнему буду им, буду твоим Эдвардом.
- Ты хочешь?
- Я хочу попробовать, просто попробовать. Это не убьёт меня.
- Только раз?
- Да.
- Ты обещаешь мне?
- Если ты попросишь меня не делать этого, мы просто уйдём, но я обещаю тебе, больше никогда, лишь сегодня.
Он смотрит в мои глаза, и я вижу, его заверения честные и искренние, мне хочется верить ему и его словам, и я верю, просто не могу никак иначе.
- Лишь сегодня. Хорошо, но я останусь с тобой.
- Я и не хочу, чтобы ты уходила. Попробуем вместе? – неожиданно предлагает он, и мой первый порыв заключается в немедленном отказе, но Эдвард смотрит на меня почти с надеждой на то, что я буду не просто наблюдателем, и я понимаю, что обдумываю эту мысль. Я вынуждена признаться самой себе, что есть в ней что-то притягательное. Может быть, это будет прекрасно, почувствовать то же, что и Эдвард, познать что-то доселе неизвестное одновременно вместе с ним. – Тебе нечего бояться. Мы только попробуем. Просто расслабься, Зефирка, - он продолжает уговаривать меня, но я уже знаю, каким будет мой ответ. И я соглашаюсь, но всё же не делаю этого первой и даже не делаю этого в то же мгновение, что и Эдвард. Мне страшно, что с ним может случиться что-то нехорошее сразу же после первого попадания порошка в нос, а значит, и со мной тоже, и никто даже не будет знать, что нам нужна срочная помощь, что мы оба, возможно, без сознания. Поэтому я просто смотрю, смотрю и жду. Но ничего из того, чего я опасалась, не происходит ни спустя пять, ни спустя пятнадцать минут, а Эдварду явно нравится производимый эффект, и при этом нет никаких жалоб на ухудшающееся самочувствие. Поэтому я тоже, наконец, решаюсь и, пока Эдвард поддерживает мои волосы, чтобы они мне не мешали, медленно вдыхаю немного порошка.
И снова жду. И, прислушавшись к своим ощущениям, понимаю, что чувствую себя не так, как ожидала. Мне казалось, что всё внутри тут же воспротивится пагубному влиянию, и негативное воздействие мгновенно проявится физически, не знаю, каким образом, но я была готова, что организм отреагирует болезненно. Может быть, так, как это бывает при отравлении. Но всё, что я ощущаю, это внезапное улучшение настроения, будто и не было неприятного разговора с Джейком и удручающих открытий, связанных с Эдвардом и судьбой его книги, которой, возможно, и не будет. Чувство такое, что всего этого и не происходило, и мне уже не хочется домой, мне хочется вернуться туда, где стены сотрясает музыка, и танцевать всю ночь, до самого утра и даже дольше, до тех пор, пока ноги не устанут. Я словно в невесомости, тело непривычно расслабленно, чувствуется прилив сил и энергии, и я понимаю, это эйфория. Мне удивительно хорошо, будто я спала долгим беспробудным сном, но теперь проснулась, а мир вокруг за это время изменился и заиграл новыми красками, которые я вижу впервые. Кажется, что время моего пребывания в сознании сильно ограничено, и его может не хватить, чтобы я успела открыть для себя всё новое, незнакомое и неизведанное. Окружающие меня вещи становятся ярче, все звуки усиливаются, и этот шум прекрасен.
Думаю так не только я, и испытываемая мною эйфория лишь возрастает в геометрической прогрессии от обнаружения захвативших меня чувств на лице Эдварда. Мы думаем об одном и том же. Он крепко прижимает моё тело к своему, мы будто срастаемся друг с другом, и это так чудесно, потребность, поднявшаяся на новый уровень, безусловная и непоколебимая, всепоглощающий поцелуй, то, что всё прочее исчезает и становится лишь декорациями.
Я никак не могу отдышаться, когда Эдвард всё же отстраняется, но забываю про затруднённое дыхание, едва он начинает опускать голову к крышке стола. В этот раз я не мешкаю, я больше не раздумываю, а сразу же поступаю так же, как и Эдвард. Он прав, это всего лишь одна затяжка, невозможно безвозвратно подсесть за пару вдохов и стать тем, кем становиться не желаешь. Это больше не повторится, и мы в безопасности. С нами не случится ничего страшного. Завтра всё это бесследно забудется, я вернусь к своим картинам, а Эдвард, окончательно успокоившись и поборов постигшее его разочарование, пробьёт себе и своей книге дорогу в большой мир.
А пока мы глубоко-глубоко вдыхаем волшебный порошок, и я думаю, какое же это счастье, встретить человека, с которым хочется разделить всё, что предлагает жизнь, и всюду следовать за ним, куда бы он ни пошёл. Мы неразделимы в эйфории, что испытываем сейчас, и я хочу помнить это чувство единства, даже когда её эффект спадёт.