Я знаю, он не позвонит, но всё равно не могу найти в себе сил, убрать телефон в сумку и продолжаю крутить его в своих руках. Уходя из нашей квартиры, где-то очень глубоко в душе я ждала, что Эдвард хотя бы сделает вид, что его волнуют мои сборы, но, конечно, этого не произошло. Однажды он отозвался обо мне не самым лучшим образом, и я ударила его, лишь мгновением позже поняв, что заслужила то, что получила. Мне казалось, что всё ещё может наладиться, но прошло время, нанесённая мною рана зажила, а сильно к лучшему ничего не изменилось. Несмотря на то, что между нами по-прежнему есть что-то общее, а именно наркотическая зависимость, каждый из нас живёт фактически своей жизнью. Я это понимаю, но также отдаю себе отчёт в желании того, чтобы Эдвард спросил, куда я направляюсь, на ночь глядя, но он как занимался чем-то, сидя в гостиной, так и остался там и даже не посмотрел в мою сторону, когда я прошла мимо него к двери. В результате я там, где не особо и хочу быть, и мои мысли регулярно возвращаются к Эдварду. Прежде, чем уйти, я приняла, и я вроде бы чувствую знакомую эйфорию, но не думать мне это нисколько не помогает. Я на вечеринке, и я должна веселиться, в том числе и благодаря алкоголю, который льётся рекой, как и в прошлый раз, когда я была здесь, но сегодня, в отличие от того дня, когда мы отмечали День рождения Джейка, я не пью и уж тем более ни с кем не общаюсь. Я словно приклеена к дивану, на который и села, едва придя, и мне относительно хорошо наедине с собой. Мне не нужно чьё-либо присутствие, чтобы чувствовать себя принадлежащей к окружающему миру.

Я будто люблю всё и всех, хотя и на расстоянии, но все эти чувства куда-то резко исчезают, когда в соседнее кресло опускается Джейк. Как хозяин вечеринки, он, вероятно, очень занят, убеждаясь, что у всех всё есть, но теперь он выглядит так, будто нашел укромный уголок, где и собирается надолго остаться, словно я единственная, с кем он хочет быть рядом. Да, за последнее время мы снова сблизились, и я ни с кем не общаюсь так часто, как с ним, в ход идут и сообщения, и звонки, но, неожиданно заметив, каким взглядом он на меня смотрит, я начинаю чувствовать себя не в своей тарелке. Даже если сильно постараться, я никогда не смогу забыть свою ложь, то, как обманула его ради человека, которому теперь всё равно, где я, что со мной, куда лежит мой путь, и в каком часу ждать меня дома, и вполне предсказуемо каждую клеточку моего организма заполняет чувство вины. Довольно резко я перестаю ощущать себя частью жизни, что продолжает идти, и мне хочется оказаться, где угодно, лишь бы не здесь, ещё до того, как Джейк заговаривает со мной о том, о чём я предпочла бы никогда не слышать:

- Ты так и не пришла... - его голос тихий, но это не мешает мне услышать отчаяние в нём. Я вижу, что Джейк всё ещё расстроен из-за моей лжи, и я его более чем понимаю. Больше того, мне даже жаль его, ведь я сама была такой же, каким он предстаёт передо мной, а именно готовой на всё ради объекта своей любви. В моём случае чувства были взаимными, но это не особо и важно. Не имеет значения, любят тебя в ответ или нет, ты всё равно хочешь видеть того, кто тебе небезразличен, счастливым. Я прошла через это и, кажется, исцелилась, избавилась от подобного рода желаний, но рана Джейка ещё довольно свежа, и ему потребуется немало времени, чтобы всё забыть и начать двигаться дальше. В глубине души я надеялась, что мы сможем снова стать друзьями, но теперь, глядя на него, такого измученного моим, можно сказать, предательством, и страдающего из-за него, я ясно вижу, что он всегда желал большего, того, чего я не могу ему дать. Ко мне приходит осознание, что мы, наверное, больше не друзья, и я ловлю себя на мысли, что, несмотря на свои планы, возможно, переночевать у него, больше не могу здесь оставаться.

Но домой, разумеется, совсем не хочется, и я задумываюсь, что, быть может, мне просто нужен новый план, побыть рядом с кем-то, кто едва меня знает, и от одного вида которого я не буду мучиться угрызениями совести. В моём окружении есть лишь один такой человек, и именно о нём я и думаю, когда встаю с дивана. Джейк произносит моё имя, но я никак на это не реагирую и, продолжая пробираться к выходу из квартиры, довольно скоро оказываюсь на улице. Несмотря на поздний час, здесь всё ещё слишком тепло, по мне ударяет жаркий поток воздуха, но я не обращаю на это сильно много внимания и просто слежу за своей рукой, листающей список контактов.

Мы разного поля ягоды, и, если бы не мои картины, мы бы никогда не встретились, но сейчас Райан именно тот, кто мне нужен. Он был моим клиентом, но в его словах о том, чтобы я звонила при малейшей необходимости, несмотря на очевидный материальный подтекст, содержалось, как мне кажется, и обещание дружеской поддержки, и сейчас я хочу, чтобы он мне её оказал. Вряд ли дело в нём самом, на его месте мог оказаться любой другой человек, занимающий подобное ему положение, но на моём пути повстречался именно Райан. Я, разумеется, знаю, что он может спать, быть занятым или просто не пожелать мне отвечать, но, набирая номер, я почему-то уверена, что мой звонок не будет проигнорирован. Но то, что спустя всего один гудок в трубке раздаётся голос, который мне и хотелось услышать, всё равно меня поражает. Он уставший, но звучит так, будто Райан знает, кто именно ему звонит, и это обстоятельство вполне способно его подбодрить.

- Возможно, что-то изменилось, но ты говорил, что я могу позвонить в любой момент...

- Да, Белла, - его ответ лишь подтверждает мои догадки, и кажется, что мне становится даже легче дышать от того, что не нужно объяснять, кто я такая. Наверное, случись так, я бы тут же положила трубку, не вынеся такой грустной, унизительной и удручающей перспективы.

- Так ничего не изменилось?

- Совсем нет, нисколько. Так тебе нужны деньги?

Я предчувствовала, что он заговорит о материальной стороне вопроса, ведь лишь в случае денежных проблем я и должна была звонить, но, возможно, именно из-за его верности сказанным в нашу последнюю встречу словам мне и хочется плакать. Другого разумного объяснения у меня просто нет. Я не должна чувствовать себя такой подавленной, но мои ощущения именно в этом и заключаются. Я уже не знаю, чего мне хочется больше, выговориться или просто забыться и любым способом выдворить Эдварда из своей головы, но, возможно, я смогу разобраться во всём позже, когда всё же встречусь с Райаном, если он, конечно, согласится на это. Я знаю, что приеду в любое место, какое он только назовёт, но вопрос не во мне, а в нём. Если говорить серьёзно, зачем такому, как он, возиться с такой, как я? И это он ещё не знает всей правды обо мне…

- Я… я не поэтому звоню. Знаю, уже поздно, но мне нужно... мне просто нужно с кем-нибудь поговорить.

- Через полчаса в отеле Сент-Реджис. Я тебя встречу.

Я жду, что он добавит что-то ещё, например, то, что мне лучше быть вовремя и не опаздывать, ведь его время наверняка дорого стоит, даже то, которое он проводит не за работой, но Райан просто отключается. Может быть, так и нужно, ведь, согласившись встретиться и выбрав место, тем самым он сказал мне всё, что я хотела услышать. В большем я и не нуждаюсь, но по дороге, оценив свой внешний вид, начинаю чувствовать себя отвратительно. Возможно, Райан собирается встретить меня где-нибудь недалеко от входа не потому, что он джентльмен или хочет им казаться, а просто потому, что без него меня, такую замухрышку, дальше порога и не пустят. Прежде я казалась себе сексуальной в почти простом чёрном платье, но эти времена уже прошли, и сейчас оно мне немного великовато, ведь моя фигура претерпела значительные изменения. Ощущаю я себя ужасно ещё и из-за того, что Райан может заметить следы от уколов на моих руках, которые, как мне кажется, сразу же бросаются в глаза. Учитывая, что на дворе почти лето, я больше не могу носить вещи с длинными рукавами, которое долгое время скрывали всё то, что я и хотела спрятать, и теперь всё на виду. Из-за этого я более чем нервничаю, но знаю, что гораздо хуже буду чувствовать себя, если не приеду. Так я только выставлю себя полной дурой, когда и так уже о себе не самого лучшего мнения.

Возможно, беспричинно, но меня охватывает почти ужас при мысли о том, что мне придётся стоять у дверей, если вдруг Райан немного задержится или не сразу, будучи в машине или где-то на улице, увидит меня, подходящую к отелю. В расстроенных чувствах я рассеянно смотрю себе под ноги, когда на моей пояснице, едва касаясь ткани моего платья, оказывается мужская рука. Это Райан, и он подталкивает меня вперёд, а я просто следую за ним. Мы оказываемся в баре, и здесь так же роскошно, как и в холле отеля. Разумеется, я не вписываюсь в окружающую обстановку и никогда не почувствую себя в ней, как рыба в воде, но немного уверенности мне придаёт то, что рядом Райан. Мы совершенно не знаем друг друга, но он-то наверняка точно частый гость в подобных заведениях и местах, и я твёрдо убеждена, что в его присутствии никто меня не обидит. Но я всё ещё думаю, что вообще здесь делаю, и ради чего я действительно пришла, когда Райан уже заказывает мне выпить, и передо мной появляется стакан с явно алкогольным коктейлем. По запаху это Мохито, и раньше я его любила, и, возможно, сейчас лишь по этой причине и делаю первый глоток, но в то же время надеюсь, что от него и всех последующих непременно расслаблюсь. Наверное, и Райан прежде всего остального хочет лишь этого, но, когда мой стакан становится наполовину пустым, именно по его инициативе и начинается разговор.

- Так что случилось?

Я пью на пустой желудок, и, наверное, именно этим и объясняется то, что у меня совершенно и довольно резко развязывается язык, и я говорю то, что является совсем личным, то, в чём, будучи трезвой, никогда не призналась бы почти незнакомому человеку.

- Я была беременна, и я знаю, что не особо и хотела этого ребёнка, но теперь чувствую себя убийцей... - слова льются из меня непрерывным потоком, и из-за того, что я не помню точно, говорила ли именно об этом Эдварду, сейчас я чувствую фактически облегчение от того, что начинаю выговариваться. Даже если Райан устанет слушать, или ему срочно потребуется уехать, я уже благодарна, что он выкроил для меня немного своего, несомненно, бесценного времени. В принципе, начав с главного, я уже поделилась с ним тем, что больше всего меня терзает, и теперь он вполне может перестать изображать сочувствие и уйти на все четыре стороны, но я вижу лишь неподдельные и искренние эмоции. Райан, и правда, сопереживает мне, и чувство, преобладающее на его лице, это совсем не жалость, а скорее желание помочь, хотя и сопряжённое с боязнью сделать мою жизнь лишь хуже, как будто такое действительно возможно, но это всё ерунда. В душе мне и так уже запредельно плохо, и что бы он ни сказал и ни сделал, это не окажет на меня сильно отрицательного воздействия.

- Почему ты так говоришь? - Райан касается моего обнажённого из-за конструкции платья плеча, и, хотя прежде меня касался лишь Эдвард, я не отшатываюсь от незнакомого до этой минуты ощущения. Я вижу обручальное кольцо на другой руке своего спутника на сегодняшний вечер, и я знаю, что Райан по заложенной в институт брака идее вообще не имеет права дотрагиваться ни до меня, ни до какой-либо другой женщины в интимном смысле, но сейчас за его кажущимся невинным прикосновением скрывается нечто особенное. Я чувствую это в тепле, которое разливается по моему телу от того места, где кожей я продолжаю ощущать прикосновение почти горячей мужской ладони. Может быть, я обманываю саму себя, и во мне просто заговорил алкоголь после трёх стаканов коктейля, но, тем не менее, мне нравится исходящий от Райна почти жар, и он лишь подталкивает меня отвечать.

- Потому что это правда.

- Но ты ни в чём не виновата. Ты же не желала ему зла.

- Это была девочка, а ты многого обо мне не знаешь...

- Пусть так, но... - Райан чуть сдвигается на своём барном стуле, и я вдруг осознаю, что прямо передо мной оказывается красивое мужское лицо. Оно так близко, что я вижу мельчайшие вкрапления зелёного цвета в коричневых глазах, едва различимые веснушки на носу и то, что Райан смотрит на меня так, как Эдвард уже давно не смотрел. Я чувствую витающее в воздухе желание, и мне не забыть, что излучающий его человек женат, и что я сама собиралась связать себя узами брака, но угрызения совести, которые, как мне казалось, должны непременно возникать в подобной ситуации, обходят меня стороной. Может быть, это из-за слов, которые я никогда не думала услышать от мужчины из фактически другого мира. У Райана есть всё, в том числе и жена, и, если ориентироваться на фотографию, которой я и руководствовалась при написании портрета, она довольно красива и знает, как выглядеть так, чтобы вслед тебе оборачивались, но сейчас совсем не мой мужчина находится рядом со мной. Наверное, это что-то да значит, и ощущение этого лишь усиливается, когда Райан, наконец, завершает свою мысль: - Но ты прекрасна. Даже сейчас, с грустными и кажущимися пустыми глазами и в этом платье, которое тебе немного великовато, - конечно, он заметил то, что лежит на поверхности, но я не чувствую подступающего из-за этого расстройства. Меня охватывает лишь некий трепет, ведь уже долгое время никто не говорил мне таких красивых слов.

Единственный человек, который мог бы сказать что-нибудь подобное в мой адрес, наверное, уже и не любит меня больше, раз за два часа, прошедших с тех пор, как я ушла из дома, даже сообщения не написал. Поэтому, когда правая рука Райана покидает моё плечо, но только для того, чтобы занять место на моей шее, я хочу, чтобы он меня поцеловал. Он женат, и, наверное, всё это более чем неправильно и не должно так быть, но, не обращая внимания на тех, кто может увидеть его и узнать, Райан наклоняется ко мне, расстояние между нашими лицами сокращается, и уже через одно короткое мгновение его губы касаются моих. Внутри меня происходит будто замыкание, и я вдруг понимаю, что, возможно, всё это время на самом деле просто хотела его, а разговор был лишь предлогом. Раньше я никогда и никого, кроме Эдварда, не желала, но ему я теперь не особо и нужна, словно во мне появился какой-то дефект только из-за того, что я не уберегла нашего ребёнка, и у меня возникает почти потребность узнать, каково это, быть с кем-то другим. Возможно, и Райан чувствует что-то подобное, но даже если для него всё и заключается лишь в сексе, хотя лично для меня не всё так однозначно, я слышу странную неуверенность в мужском голосе, когда человек, вероятность новой встречи с которым вообще-то была нулевой, размыкает наш поцелуй и немного отстраняется от меня. Но всё это только лишь для того, чтобы задать вопрос, от моего ответа на который напрямую зависит то, будет ли между нами что-то или нет:

- Хочешь подняться наверх?

- Да, - говорю я, потому что, и правда, жажду продолжения, и даже если мною руководят неправильные причины, то сейчас мне просто плевать.

Райан снимает номер, и вскоре мы уже поднимаемся на лифте на нужный нам этаж. Я немного нервничаю из-за того, что, как только мы войдём внутрь, и за ними закроется дверь, Райан, возможно, не захочет медлить и попытается сделать что-то, к чему я не привыкла, но он просто поворачивает защёлку, тем самым запирая номер изнутри. Я понимаю, что, скорее всего, всё будет так, как я того пожелаю, и, чувствуя, что вполне могу успокоиться, прохожу в единственную комнату. Райан может позволить себе и гораздо большее, но очевидно, что он не дурак, чтобы, несмотря на своё богатство, без особой на то причины сорить деньгами направо и налево ради совершенно недостойной этого меня. В конце концов, я не его жена, чтобы получать от него всё самое лучшее, да я и не жду королевского обращения и исполнения любых моих пожеланий. Но когда Райан включает лампу на прикроватной тумбочке, а после пытается дотронуться до меня, я пугаюсь того, что в ярком и почти ослепляющем свете он определённо увидит, кем я являюсь на самом деле. Наверное, в следующее мгновение мой голос больше похож на крик, настолько мне важно, чтобы Райан сделал всё так, как я прошу.

- Погаси свет.

- Но зачем? Я хочу видеть тебя, - говорит он, и эти его слова тоже звучат красиво, но, к сожалению, для меня они ничего не меняют.

- Выключи!

- Ну, хорошо, Белла, хорошо. Только успокойся. Я выключаю свет. Всё... ложись.

Райан, и правда, щёлкает выключателем, и комната погружается в темноту. Я знаю, что Райан и сам может раздеть меня, всё, что мне нужно, это просто подпустить его к себе ближе, позволить ему расстегнуть молнию на моём платье, но я не готова к этому и потому справляюсь сама. Он в деловом костюме, но к тому моменту, когда я оказываюсь лежащей в центре кровати, на Райане уже нет ни пиджака, ни ботинок. Но, присоединяясь ко мне, он по-прежнему в рубашке и брюках, и я чувствую себя так, будто рада этому. Это не совсем правильно, но я и без этого ощущаю себя не в своей тарелке. Подушки и покрывало кажутся мне холодными, неуютными и жёсткими, и я никак не могу заставить себя лежать спокойно. Райан нежно касается моей кожи везде, где я уже обнажена, и постепенно спускается всё ниже. Он будто любит меня, настолько ласковы его руки, но, когда его ладонь оказывается на моём животе, я уже вся дрожу и чувствую, что пытаюсь отстраниться. Возможно, дело не в Райане, а в воспоминаниях о тех днях, когда внутри меня было что-то, что придавало моей жизни хоть какой-то смысл, но факт остаётся фактом.

- Ну, в чём дело, Белла? Ты ведёшь себя, как маленькая девочка. Я тебе неприятен?

- Совсем нет... Просто эта кровать кажется мне неудобной. Пожалуйста, просто дай мне одну минуту.

Я начинаю приподниматься, чтобы сесть, и Райан, отодвигаясь в сторону, позволяет мне это. Он мог бы не быть таким добрым и просто продолжить то, что начал, но он хороший, и, возможно, именно из-за осознания этого факта мне и не удаётся, несмотря на все старания, сдержать слёзы, подступившие к глазам. Я не могу остановить рыданий, вырывающихся из моего рта, и я знаю, что сейчас, вероятно, выгляжу ужасно, и Райан больше не считает меня красивой. Но, тем не менее, в том, как он целует моё плечо и позже гладит мою руку, мне видится обещание того, что он никогда не подумает обо мне плохо. Спустя какое-то время я успокаиваюсь и, снова опускаясь на покрывало, даже притягиваю Райана ближе к себе. Мне кажется, что теперь-то я смогу ответить ему взаимностью, что бы он ни захотел сделать со мной и с моим телом, но, когда он начинает целовать одну мою грудь и ласкать другую, я ничего не могу поделать со своей реакцией на это. Будто сами по себе мои глаза зажмуриваются, чтобы не видеть того, что будет дальше. Я никогда не была ни с кем, кроме Эдварда, но, несмотря на это, я всё равно думала, что всё будет ощущаться так же, как и с ним, но правда в том, что Райан не Эдвард и никогда им не станет. Разумеется, он отстраняется от меня, и это происходит даже прежде, чем я успела подумать о том, что хочу, чтобы его тело перестало нависать над моим.

- Зачем ты это делаешь, Белла? Внизу мне показалось, что ты хочешь этого, но это же не так, верно?

- Мне просто нужно было рассказать кому-то о том, что со мной произошло.

- И, тем не менее, ты рассказала далеко не всё... По крайней мере, мне так кажется.

- А знаешь, ты ведь прав. Я больше не знаю, кто я, и твоя картина… Она была первой за долгое время. Вся моя жизнь летит к чертям, и мне просто очень нужны деньги.

- И что теперь?

- Я сейчас успокоюсь, и мы начнём сначала. Я смогу.

Я не знаю точно, злится ли он, или ему даже больно от того, как всё складывается, но я абсолютно уверена лишь в том, что мне не нравится то, как он чувствует себя из-за меня. Райан выглядит чуть ли не несчастным, и я понимаю, что тянусь к нему, чтобы обнять и, наверное, даже поцеловать, ведь для начала и это неплохо, но он качает головой и перехватывает мою руку на полпути, не давая прикоснуться к себе.

- Нет, Белла. Знаешь, что? Лучше просто бери деньги и собирайся.

- Ты меня выгоняешь? Хочешь, чтобы я ушла?

- Нет, я просто хочу, чтобы у тебя всё было хорошо, но рядом со мной тебе плохо. Поэтому, быть может, тебе лучше одеться и пойти домой. Я могу отвезти тебя, - почти тут же отвечает он, но для его объяснений уже всё равно слишком поздно, потому что я уже снова плачу. Райан обнимает меня, и я заливаю своими чёрными из-за туши и подводки слезами его белоснежную рубашку, но, кажется, ему всё равно, хотя из-за выключенного света он и не подозревает, какой урон я наношу его одежде.

- Вряд ли меня там кто-то ждёт... - выговариваю я между всхлипами, твёрдо убеждённая в том, о чём говорю, но Райан качает головой.

- Я уверен, что это не так. Что бы ни происходило, я бы ждал. Но если хочешь, можешь остаться здесь, а утром я приеду и отвезу тебя, куда скажешь.

Я думаю над его предложением, но совсем недолго, потому что, отстранившись, вижу по его глазам, что со мной он оставаться не собирается, а всё это имело бы хоть какой-то смысл, если бы Райан вместо того, чтобы уехать, провёл всю ночь, просто обнимая меня, но этого не будет. А чувствовать себя одинокой и никому не нужной я могу и дома, хотя, возможно, больше и не отношусь так к нашей с Эдвардом квартире. Поэтому я надеваю на себя платье, и, кажется, лишь теперь, осознав, что у нас всё кончилось, не успев и начаться, я чувствую, что могу впустить Райана в свою душу, но прежде всего в своё личное пространство. Стоя посреди ванной комнаты и смотря на себя в зеркало, я зову его, и спустя всего одно мгновение он появляется в дверях. Входя, я включила оба светильника, но теперь я вроде бы и не боюсь, даже если он и увидит, что я делала и продолжаю делать с собой, и для чего именно мне нужны деньги, которые я уже убрала в свою сумку.

- Не застегнёшь мне платье?

- Да, конечно.

После Райан прижимает меня к своей груди, и, наверное, мне всё ещё хочется ощутить хоть что-то, но я смотрю на наши отражения в зеркале и думаю лишь о том, что, скорее всего, это наша последняя встреча. Его следующие слова только подтверждают это:

- Может быть, я и не должен чувствовать этого, но больше всего на свете я хочу знать, что с тобой происходит, и зачем тебе столько денег, но, если я и спрошу, ты всё равно не ответишь. Просто... если они снова понадобятся, конечно, звони, но не жди, что я приеду. Я найду другой способ их передать, но встречаться нам больше не нужно, - конечно, он не особо и показывает свои чувства в данный момент времени, но я слышу печаль и грусть в мужском голосе. Наверное, со мной, и правда, что-то не так, раз я снова и снова обижаю мужчин в своей жизни, хотя и каждого по-разному, но суть от этого не меняется. И Эдвард, и Джейк, и вот теперь Райан...

Все они страдают из-за меня, а я лишь использую их, особенного того, кто сейчас находится рядом. Он снова заставил меня увидеть то, что я красива, но какой от этого толк, если чуть позже, когда мы расстанемся уже навсегда, я продолжу ломать свою жизнь и довольно быстро забуду, как он почти раздевал меня одним лишь взглядом, будто в жизни не видел никого сексуальнее? Я снова буду думать о себе исключительно плохо, и все прекрасные слова, которые мне довелось услышать за последние часы, не выдержав гнёта реальности, мгновенно сотрутся из памяти, как будто Райан и не говорил их мне, а мы и вовсе не встречались сегодня. Но, быть может, мне будет легче справиться с разочарованием в себе самой, если прибегнуть к ставшему единственным способу, справляться с болью, и, несмотря на поздний час и то, что Райан всё ещё готов меня подвезти, я отказываюсь с ним ехать. Да, мы покидаем номер вместе, и я жду, когда он заплатит за него, но, выйдя на улицу, за ним к машине я не следую. Я не в порядке и, быть может, уже никогда не стану прежней, той женщиной, которую он разглядел глубоко внутри меня, и даже если Райан будет думать обо мне и грустить, это не продлится долго. У него просто нет времени переживать о девушке, которую он видел всего дважды в своей жизни, и это нормально. Но мне всё равно больно, что в какой-то степени я унизила его, и это чувство лишь усиливается, когда он заговаривает о вещах, в которые я больше не верю.

- Помни, что ты красива, Белла. Красива и талантлива.

- Райан, я...

- Нет, не смей. Я не прощаюсь, и ты этого тоже не делай.

Мысленно я всё равно произношу это слово, но наяву просто смотрю за тем, как он подходит к уже открытой перед ним двери, садится в машину, и та отъезжает от тротуара, вливаясь в плотный поток автомобилей на дороге. Чуть позже я чувствую, что мои глаза покрасневшие, влажные и заплаканные, с разводами от размазавшейся туши вокруг них, а на щеках чёрные потеки от обильных слёз, которые я позволила себе в ванной гостиничного номера. Я видела себя в зеркале, но не стала приводить в порядок своё лицо, умываться и восстанавливать макияж, потому что знала, что, покидая отель и направляясь, домой, в какой-то момент позволю себе расплакаться снова, возможно, даже не раз. Так и получается, но на самом деле мне скорее всё равно, чем важно, как я выгляжу. Одна доза, и я уже счастлива, и я эгоистична, потому что не могла ждать и вдохнула всю дозу порошка целиком в каком-то переулке рядом с отелем, едва расплатившись с дилером и дождавшись его ухода. Я под кайфом, наполнена наркотиком до краёв, а он всегда делает меня безразличной ко всему, и сегодняшний день не исключение. Всё это значит, что вернусь я домой только с незначительной суммой денег, а Эдвард не получит ничего, хотя я и знаю, что ему тоже необходима доза. Но я даже не подумала о том, чтобы сохранить немного для него, поделиться с ним. Мне, правда, всё равно. Всё равно, если, когда через минуту я войду в квартиру, он, едва увидев, в каком состоянии я нахожусь, поймёт, что собственные потребности я поставила выше его. Всё равно, если он разозлится или возненавидит меня, или уйдёт, или загнётся без дозы, или всё это вместе. Я теперь не боюсь ничего из этого. Я любила его, но, кажется, разлюбила и уже какое-то время равнодушна.

Ключ легко поворачивается в замке, и моя рука толкает дверь. Я вхожу в квартиру, оказываясь в коридоре, и замираю, когда вижу Эдварда тут же, почти доставшего куртку из шкафа, но оставившего её в покое при взгляде на меня. Я каким-то образом оживаю и закрываю дверь, и, сняв туфли, прохожу к пуфику, на который мы всегда кладём ключи. Наверное, глупо было рассчитывать, что Эдвард ни о чём меня не спросит, но именно на это я и надеялась. Зря, конечно же, зря. Мне хочется пить, в горле будто пустыня, и я прохожу на кухню, а он, разумеется, следует за мной и, в то время как я наливаю воду в стакан, пока ещё спокойным и беззлобным голосом говорит:

- Я собирался тебя искать. Где ты была?

Бедный, он столько натерпелся от меня не только за два-три часа, в течение которых меня не было, но и за все эти месяцы, и мне почти его жаль, но не жаль. Похоже, я навсегда утратила способность сопереживать, сочувствовать, сожалеть о чём-либо. Не в отношении Эдварда, а в целом. Но сейчас здесь только он, и именно с ним мне совершенно не хочется говорить, именно на его вопросы нет желания отвечать. Я бы предпочла вообще не слышать звук его голоса, и поэтому я молчу и всё ещё стою у раковины спиной к нему, когда сначала чувствую движение воздуха, а уже через мгновение мужскую руку на своём левом локте, разворачивающую меня.

Я не помню её такой сильной и причиняющей боль, но сейчас она именно такая. Я не ожидала, что Эдвард так реагирует, и уже пустой стакан выскальзывает из пальцев моей правой руки и падает на пол, разбиваясь на мелкие осколки. Может быть, и мы с Эдвардом вскоре повторим его судьбу? Возможно, с нами уже случилось то же самое, что и с этим стаканом? Да, скорее всего, так всё и обстоит. Мы разбиты на кусочки, и даже если склеить все трещины в наших отношениях и в нас самих, они всё равно могут остаться заметными даже на расстоянии, не говоря уже о близком рассмотрении.

- Отвечай мне, когда я спрашиваю! - кричит на меня Эдвард, и теперь-то он зол, и, может быть, ему даже чуточку или не чуточку больно. Всё, как я и предполагала, но мне не страшно. Скорее смешно от того, что он, видимо, всё ещё считает, что у него есть надо мной власть, раз уж когда-то я была готова на всё ради его счастья, и что он может приказывать мне. Что я вся такая покорная и подчинюсь ему, и сделаю всё, что он скажет.

Но я больше не та Белла, которую он случайно увидел на улице среди других художников и в которой нашел своё вдохновение, хотя искал его не в людях перед мольбертами, а в архитектуре и зданиях вокруг. Я больше не обязана отчитываться перед ним. Он мне не начальник, а я не его рабыня, не его собственность, чтобы он мог распоряжаться мною по своему усмотрению, решать, что и когда мне делать или говорить. Он был моим наркотиком, но больше не является им, и всё уже давно кончено. Теперь у меня есть героин, а в Эдварде я больше не нуждаюсь. Он мне не нужен. Я хочу, чтобы он ушёл из моей жизни. Я уже давно терплю его присутствие, и, бывшее мне просто в тягость, теперь оно сделалось совершенно невыносимым. Я больше не хочу его рядом с собой, не хочу ни его душу, ни его тело. Думаю, и он того же мнения, и потому я просто не понимаю, почему наши дороги ещё не разошлись окончательно. Пожалуй, это единственный вопрос, который меня заботит, да и то только потому, что когда-то мы решили жить вместе и всё ещё делим эту квартиру, а его присутствие меня душит. Я не знаю, что хорошего видела когда-то в нём. Мне больше не хорошо с ним, не хорошо от того, что мы вместе. Нужно с этим что-то решать и как можно скорее, и я даже думаю, почему бы не заговорить об этом прямо сейчас, но не успеваю и слова сказать, потому что больше не могу сдерживаться и начинаю смеяться.

- Ты, и правда, ждёшь, что я тебе отвечу? - немного успокоившись, спрашиваю я и по глазам Эдварда замечаю, что злость была только началом. Я всем телом ощущаю исходящую от него ярость, излучаемый им гнев, и, хотя теперь мужчина передо мной кажется опасным, будто хищник, избравший себе жертву и готовый в любой момент наброситься на неё, я спокойна и не боюсь за себя.

Ну, что он может мне сделать? Причинить физическую боль? Пусть попробует, пусть поступит так, всё равно я буду ощущать лишь эйфорию, а он, даже зная это, вскоре сломается под гнётом вины и ненависти к себе. Потому что в нём ещё теплится любовь ко мне, потому что внутри него ещё живёт прежний Эдвард, а он бы умышленно никогда не нанёс мне физических травм и увечий. Ранить меня душевно он тоже больше не сможет, потому что для этого нужно, чтобы моё сердце болело за него, любило и не представляло себе другой жизни, другого человека рядом, но я-то знаю, что этих чувств, этих эмоций уже не существует. Мне ничего не угрожает, и моя душа, и моё тело в безопасности.

- Тебе весело, да? Приняла дозу и рада?

Я приближаю своё лицо к его, и, может быть, это жестоко, то, что я собираюсь сказать, то, как планирую донести до него информацию, но он задал вопрос, а значит, должен быть готов услышать любой мой ответ. Мои губы оказываются прямо с его ухом, и я ясно демонстрирую, что мне плевать на его чувства, что его внутреннее состояние меня не заботит, что его физическое самочувствие больше не повод для моих переживаний и тревоги, когда откровенно признаюсь:

- Знаешь, да, я очень рада, - вот такая у нас теперь честность, честность с привкусом мести, каждый из нас хочет ударить другого больнее, и это работает. Пусть я больше невосприимчива к подобного рода вещам, я всё же знаю, что именно так всё и обстоит между нами.

- Должно быть, тебе было хорошо, и он определённо доставил тебе удовольствие, такое, что от счастья слёзы полились. Я уже и не нужен, ведь ты такая независимая теперь. И деньги можешь заработать, и удовлетворение получить. Я увидел отметину на твоей шее, едва ты вошла, и не надо мне лгать. Не смей отрицать! - прокричал он мне в лицо, но я и не собираюсь оправдываться и пытаться воздействовать на него. О чём мне с ним говорить, учитывая то, что он уже всё для себя решил, и то, что он и без наркотиков не в себе, благодаря выпитому алкоголю, слабый запах которого я вдохнула? Даже лучше, что он, наконец, составил окончательное мнение обо мне и о том, кто я есть, пусть прямо, глядя в мои глаза, так ничего и не сказал. Может быть, теперь-то Эдвард уйдёт. Я хочу, чтобы он ушёл. Из этой квартиры, из моей жизни. Раз и навсегда. И даже не думал о том, чтобы вернуться.

- И что ты сделаешь? Ударишь меня? Но мы оба знаем, что на это ты не способен. Ты будешь терпеть все мои выходки, мириться с моим отношением к тебе, но никогда мне не навредишь, - я сказала всё, что хотела, и, освободив руку от почти железной хватки Эдварда, переступила через осколки, чтобы покинуть место решающей битвы и выйти из этого противостояния, этой затянувшейся войны победительницей. Я стала человеком, за которым осталось последнее слово, ведь Эдварду, судя по всему, нечем мне ответить и нечем меня сразить. Всё его оружие уже давно летит мимо цели, но...

Но он хватает меня снова, на этот раз со спины, грубо и крепко вцепившись в мои руки, и я не понимаю, что ему ещё от меня нужно, что он делает и на что может пойти. Я слышу его шумное дыхание и осознаю, что он разъярён, будто животное, уже схватившее добычу, но по нелепой случайности или собственной глупости упустившее её, и я пытаюсь не нервничать, но все мои усилия тщетны. Толика страха прокрадывается в мои мысли, и это чувство поселяется в животе, оседает неприятным грузом в нижней его части, когда Эдвард толкает меня к небольшому столу, совсем маленькому кухонному островку и прижимает к нему.

Я понимаю, что могу, сколько душе своей угодно, думать, что вытираю об этого мужчину свои ноги, и считать его тряпкой из-за того, что он принимает моё ужасное отношение к самому себе и не пытается поставить меня на место, но начинаю осознавать, что была глупа. Что Эдвард всё ещё мужчина. Я пытаюсь вырваться из ловушки, в которой очутилась, но он гораздо сильнее меня, и я задумываюсь, что он вполне может сделать со мной всё, что угодно.

Я ошибалась в своих суждениях, я довела его до точки кипения, и я знаю, он полностью вышел из себя и, возможно, задвинул подальше чувства ко мне, временно выкинул их из своей головы и сердца, чтобы сделать со мной что-то ужасное. Если в эту самую минуту он меня не любит, и я ему глубоко безразлична, то, быть может, я всё же в опасности. Это из-за его чувств я думала, что он никогда не обидит меня, но если сейчас их нет, то мне не на что надеяться. То, что могло меня спасти, не сработает. Но я не сдаюсь, я дёргаюсь и пытаюсь добиться того, чтобы Эдвард отступил, оставил меня в покое, убрал свои руки с моего тела и больше никогда не прикасался ко мне, но он лишь сильнее сдавливает мои бёдра своими и наваливается на меня.

- Я любил тебя, и я никогда не думал, что буду ненавидеть, и не хотел этого, но теперь это всё, что я чувствую к тебе, - холодный и лишённый эмоций голос прозвучал рядом с моим ухом. Волею судьбы или случая на мне сейчас то же самое платье, в котором я ходила на оказавшуюся злополучной вечеринку Джейка. Против воли я вспомнила тот далекий день в конце сентября, обстоятельства, при которых мы чуть не опоздали на день рождения, то, как Эдвард нежно и с любовью избавил меня от платья в тот вечер, нашу близость и то, что после нам, возможно, стоило остаться дома.

Но мы не остались, и потому сейчас Эдвард такой бесчувственный, поэтому у нас обоих ненависть в сердце. Поэтому он грубо задирает моё платье и срывает мои трусики с такой силой, что ткань трещит, и сразу же следом я слышу звук расстёгиваемой молнии и понимаю, что он снимает свои джинсы. Я жду, что начну сопротивляться тому, что может произойти и, скорее всего, произойдёт, с удвоенной силой, ещё яростнее, но тут у меня начинает кружиться голова, и перед глазами всё становится расплывчатым, будто мир внезапно стал вращаться. Я знаю только то, что на Эдварда надежды никакой. Он не поймет и даже не захочет понимать, что со мной что-то не так, что я могу упасть в обморок в любой момент, и поэтому я, пока ещё чувствуя связь со своим телом и реальностью, как можно крепче цепляюсь обеими руками за крышку стола. О сопротивлении благополучно позабыто.

Я пытаюсь сконцентрироваться и не отключиться, но понимаю, что и без особых усилий с моей стороны останусь в реальности. Эдвард становится грубее, и сознание в полной мере возвращается ко мне. Подо мной раскачивается стол, его ножки с неприятным звуком царапают пол. У меня нет сил, чтобы бороться, и мне противна сама мысль о том, что придётся умолять, но это всё, что я могу сейчас сделать. Попросить и надеяться на то, что когда-то любимый человек лучше меня, что ещё может проявить сочувствие, сострадание, милосердие и жалость, все те чувства, на которые я более не способна.

- Эдвард, слезь с меня… Мне больно!

- Думаешь, что мне приятно?! Знать, с кем ты была? Со мной тебе уже не нравится?

Я чувствую его жестокость и осознаю, что и он вслед за мной зачерствел сердцем и душой. Это ожидаемо, но почему же мне так больно от этого, от его слов, даже больнее, чем от его действий? Я хочу скинуть его с себя, но Эдвард слишком крепко держит меня. От беспомощности и бессилия я начинаю вскрикивать, но он будто не слышит. Он никогда не был таким безразличным.

Эдвард рычит, толкается в меня ещё раз, и всё, наконец, заканчивается, и он просто отходит. А мне все ещё больно. И к тому же плохо от того, что он не разворачивает меня к себе и не целует. Раньше Эдвард всегда целовал меня после. Даже в своём нынешнем состоянии я это помню и осознаю. Мои глаза застилает пелена, но слёз нет. Я просто хочу смыть с себя все его прикосновения и перестать думать о случившемся. Мне всё равно, что делает Эдвард, я не знаю, где он, да и не хочу знать на самом деле. Иногда, как сейчас, в эти минуты, незнание – это благо. Иногда полезно, безопасно и совсем не плохо ничего не чувствовать. Жаль, что я всё же не достигла такого состояния.

Вот теперь, пожалуй, всё действительно очень и очень скверно... Как вы считаете, совершив насилие, Эдвард перешёл черту... или же всё-таки нет? Конкретно загуляв и пустившись во вся тяжкие, Белла сама нарвалась и потому виновата, что он потерял контроль, или, что бы ни происходило между ними, она в любом случае не заслуживала того, что произошло?

Предыдущая глава || Следующая глава