- У нас проблема.

Я нахожу Эдварда на кухне, где он моет посуду, но выключает воду, едва услышав мой голос. У меня только что был телефонный разговор с мамой, и, обдумывая полученную информацию, я чувствую, что это хорошо, что мы научились даже под кайфом поддерживать порядок в квартире. В противном случае нам уже прямо сейчас можно было бы начинать уборку, чтобы в спокойном темпе и без суеты успеть закончить с ней до приезда моих родителей, о котором я и узнала несколько минут назад. Они прилетают, чтобы провести с нами рождественские праздники, и я не знаю, что из этого получится. Конечно, я хочу их увидеть, но мне страшно, что всё закончится полным провалом, если им станет известно, кем я стала и что делаю с собой. Кроме того, я боюсь неизбежных вопросов, на которые не знаю ответов. Что я скажу, если спросить меня про выставку, книгу Эдварда, планы на жизнь, работу и источники доходов? В том-то и дело, что нечего мне будет говорить.

- Что не так? - спрашивает он, когда я подхожу к нему и, чтобы отвлечь себя, открываю верхний шкаф, и начинаю убирать в него чистые тарелки. Но это, конечно, не помогает. Будто можно забыть про весьма вероятную катастрофу, надвигающуюся на нас оттуда, откуда мы её не ждали.

- Звонила мама. Они приедут двадцать второго числа.

- Ты не шутишь?

- Хотела бы, но нет.

- Но это же всего через два дня.

- Да, - тихо отвечаю я, ненавидя всю эту ситуацию, но ничего не поделать. Родители приезжали и прежде, не только в пору моей учебы, но и после того, как я встретила Эдварда, и мы через какое-то время стали жить вместе, и они знают его, и нет причин беспокоиться о далеко не первой встрече. Но впервые я бы предпочла, чтобы у них не оказалось возможности выбраться в гости. Сама я ни за что не решилась бы к ним ехать, даже возьмись они меня умолять.

Между тем, пока я обдумываю создавшееся положение, Эдвард подходит ко мне совсем близко и берёт меня за руку, я чувствую всё это, но не могу посмотреть на него, потому что понимаю, что проблема, которую я назвала нашей, прежде всего моя. Это мои родители решили нагрянуть почти неожиданно и, скорее всего, на неделю своего пребывания поселятся на нашем диване, а не в отеле. Теперь нам ещё и о подарках придётся задуматься и о том, где взять на всё деньги, и что продать, ведь мы по-прежнему не заинтересованы в поиске работы, но при этом хотим всё иметь. Хорошо ещё, что подарки родным Эдварда мы уже приобрели.

- Посмотри на меня, Белла. Пожалуйста, детка, - я слышу мольбу в его голосе, но не могу заставить себя сделать то, о чём он меня просит, и тогда Эдвард, нежно скользнув ладонью по моей щеке, поднимает мою голову вверх. Я пыталась избежать его взгляда, но теперь хочу, чтобы он всегда смотрел на меня так, как сейчас, чтобы оставался вечно влюблённым, но я почти уверена, что это чувство рано или поздно уйдёт, и потому в это мгновение не отворачиваюсь от ещё любящих меня глаз. - Да, нам придётся быть осторожными, и мы уже не сможем делать это, когда вздумается и где придётся, но всё будет хорошо. Ты и я... вместе мы справимся.

Я киваю, и в следующие два дня мы ни разу не возвращаемся к этой теме. Мы наводим идеальный порядок в квартире, вытирая пыль в труднодоступных местах, где она копилась много месяцев, и прячем всё, что может выдать нашу зависимость, в нашей спальне. Только туда мои родители не станут заходить. Как и было оговорено, мы встречаем их в аэропорту. Их вечерний рейс приземляется согласно расписанию и без задержек, но он довольно поздний, и обратно мы едем в полной темноте, освещаемой лишь автомобильными фарами и фонарями на обочинах дорог.

Родители сидят на заднем сидении, наверняка восхищаясь огнями ночного города на проплывающих за окнами автомобиля улицах, но я, пожалуй, впервые равнодушна ко всей этой красоте. Я слежу за Эдвардом, сидящим за рулем и смотрящим чётко перед собой, и думаю, что это, наверное, не вполне безопасно, управлять машиной в состоянии наркотического опьянения, но больше обдумываю свои чувства от встречи с родителями. Я обняла их, когда они получили багаж и вышли в зону для встречающих, но вот вопрос, я действительно рада тому, что мы проведём какое-то время вместе, или в тот момент за меня говорила эйфория, которая будет определять моё настроение, мои действия и мои реакции и дальше? Собственно, вот и он, первый вопрос, остающийся без ответа. К концу недели их число вполне может возрасти до небес, и, когда мы, наконец, поднимаемся в квартиру, я чувствую облегчение от слов мамы, что день был долгий, и что они сразу и лягут. Ранее днём мы с Эдвардом разложили диван, и я его застелила, поэтому, обменявшись пожеланиями спокойной ночи, мы оставляем моих родителей наедине с их чемоданом и уходим к себе.

- Ты в порядке? - спрашивает Эдвард, закрывая за собой дверь в спальню.

- Да. Я надеюсь, что они здесь только на одну ночь, а завтра, и правда, отправятся в отель. Кажется, они обсуждали это в машине. У них много планов, как я поняла. Посещение музеев, осмотр достопримечательностей.

Раздевшись до нижнего белья, я открываю шкаф и вешаю свои брюки и свитер на место, когда сзади ко мне подходит Эдвард, лишая меня всех возможностей к отступлению. Я оказываюсь в ловушке и чувствую, что он этим вечером в нужном настроении, которое в последнее время мне приходится чуть ли не выпытывать у него, но сейчас я ничего не хочу, и не потому, что в соседней комнате находятся мои родители, способные понять, чем мы занимаемся. Я могу быть тихой, если захочу, но сегодня не тот день. Единственное, чего я желаю, это переодеться в пижаму и лечь в кровать. Возможно, и примеру наших гостей последовать и просто сразу уснуть, но это вряд ли получится, пока действие наркотика ещё немного не спадёт. Тем не менее, Эдварду я отказываю, качая головой, когда он, вплотную прижав моё тело к своему, целует меня в шею.

- Прости, - шепчу я, смотря на его руки, на своём животе и чувствуя себя чуть ли не виноватой, и начинаю думать, что всё равно могу доставить Эдварду удовольствие, и без физического единения, но он будто обрёл способность читать мои мысли. Едва развернувшись в его руках и оказавшись с ним лицом к лицу, я всё понимаю по направленному на меня взгляду, но Эдвард всё равно счёл нужным всё объяснить:

- Не нужно ничего для меня делать, и тебе не за что извиняться. Всё хорошо. Ты устала, и я думаю, что нам тоже стоит лечь.

Я соглашаюсь и, закончив переодеваться, забираюсь в кровать, и чуть позже ко мне присоединяется Эдвард, тут же притягивая меня ближе к себе. Я поддаюсь, потому что хочу ощутить его тепло, и чтобы оно согрело меня, если ночью вдруг станет холоднее. Вопреки моим мыслям о том, что понадобится немало времени, чтобы уснуть, мои глаза вскоре начинают медленно закрываться, но перед тем, как я позволяю им это сделать, я неожиданно для себя самой говорю:

- Раз уж родители собираются в музеи и по известным местам, мы тоже можем куда-нибудь сходить.

- Имеешь в виду, вместе с ними?

- Да, хотя ты и не обязан с нами идти. Но на самом деле я больше думала о катке в Центральном парке.

- Я пойду туда, куда ты только захочешь. Тебе нужно лишь сказать. Я люблю тебя, Белла.

- Прости, что не всегда показываю это, но я тоже тебя люблю.

- Не думай ни о чём, просто засыпай.

Эдвард сильнее обнимает меня, а я нахожу его руки и переплетаю наши пальцы, думая о том, что уже достаточно давно мне не было так хорошо, и чувствуя необъяснимое предвкушение в ожидании завтрашнего дня.

На следующее утро я просыпаюсь от того, на что вообще-то перестала реагировать, но, возможно, запахи от еды, приготовленной мамой, способны пробудить аппетит даже тогда, когда он, казалось, утрачен навсегда. Эдварда рядом со мной нет, и это не по плану, ведь мы должны принять дозу, а без него я делать этого не хочу. Мне не остаётся ничего иного, как выбраться из кровати и встать. Я надеваю халат прямо поверх пижамы, выхожу из комнаты и, приведя себя в порядок в ванной, иду на кухню, откуда доносятся голоса. Эдвард, конечно же, здесь, он сидит за столом, как и папа, в то время как мама печет блины. Родители желают мне доброго утра, но я лишь киваю, ещё толком не пробудившись, и подхожу к Эдварду, и его руки притягивают меня к нему на колени.

- Привет, - шепчет он, и мне более чем уютно в его объятиях. Я люблю его и никогда в жизни ни на кого не променяю. - Хорошо спалось?

- Удивительно, но да. А тебе?

- И мне. Я лично голоден. А ты?

- Есть немного, но нам нужно... - тихо отвечаю я, зная, что он должен всё понять и обязательно поймёт, даже если я не закончу свою мысль. В этом нет абсолютно никакой необходимости. Эдвард прекрасно знает, о чём в первую очередь я думаю по утрам. Да, сегодня мамина еда пробудила во мне желание поесть, но я всё ещё хочу те ощущения, которые даже деликатес, приготовленный первоклассным шеф-поваром лучшего ресторана в мире, дать мне не в состоянии.

- Давай сначала позавтракаем, хорошо? Пожалуйста?

Мне приходится согласиться, потому что я чувствую на себе взгляды родителей, и без лишних слов я пересаживаюсь с колен Эдварда на соседний стул, чтобы поесть вместе со всеми. Блины сами по себе оказываются очень вкусными, но в сочетании с джемом и вареньем я не могу, перестать их есть и съедаю намного больше, чем ожидала от самой себя. Мой живот кажется мне раздутым, и я думаю, что мой организм вполне может не справиться, и вся еда попросится обратно, как уже случалось со мной прежде и не раз, но и через пару часов, когда родители всё же решают отправиться в гостиницу, я в порядке. Эдвард предлагает их отвезти, но они отказываются, говоря, что поймают такси и спокойно доедут на нем, но я не уверена, что им удастся быстро остановить машину, и вызываю автомобиль к подъезду. Перед тем, как они покидают квартиру, сообщая, что определённо пойдут по музеям, мы договариваемся созвониться позже.

- Вы двое ведь не собираетесь сидеть дома весь день, когда на улице такая хорошая погода? – подразумевая яркое, почти ослепляющее солнце, спрашивает мама уже в дверях, пропуская взявшего чемодан папу вперёд, чтобы он вызвал лифт. - Обязательно выйдите погулять.

- Мы так и собираемся поступить, мам, - говорю я. Удовлетворившись моим ответом, она, наконец, уходит.

Я даже не осознавала, что напряжена, пока мы с Эдвардом не остались вдвоём, и я не увидела, что он, в отличие от меня, вполне спокоен. Конечно, с ним всё в порядке, это я вечно создаю проблемы и сложности, и Эдвард, не тратя время на расспросы, берёт меня за руку и ведёт в комнату, где, согласно сложившейся у нас традиции, делает мне укол. Позже я делаю то же самое для него, испытывая желание спросить, так ли уж ему это необходимо прямо сейчас, но я не уверена, что ответ мне понравится, и потому ничего не спрашиваю. Если Эдвард вполне мог бы подождать и даёт мне свою руку лишь из-за наших планов и вызванной ими неясности относительно времени нашего возвращения домой, то пусть правда останется мне неизвестной. В таком случае я не хочу её знать. Собственных соответствующих предположений о том, что ему будет лучше без меня, мне вполне достаточно, но я отказываюсь продолжать думать об этом и направляюсь к шкафу, чтобы достать коньки.

В половине первого дня мы с Эдвардом, верным своему слову и с портфелем за спиной, чтобы наши руки оставались свободными, уже находимся в Центральном парке. Я сажусь на лавочку рядом с катком, чтобы переобуться и зашнуровать коньки, но Эдвард, присаживаясь передо мной на корточки, оказывается быстрее, и его руки энергично разбираются с тем, что я могла бы и сама сделать. Но мне приятна его забота, даже сильнее, чем я готова признать, и я, наклонившись вниз, к прекрасному и любимому лицу, целую Эдварда, на улице прохладно и немного ветрено, но его губы по-прежнему тёплые. Я прижимаюсь к нему, когда его руки сжимаются вокруг моей талии, и проходит ещё какое-то время прежде, чем мы отстраняемся друг от друга, но я продолжаю чувствовать его дыхание на своём лице и его ладони на моей спине. Думаю, что с ним даже в самый лютый холод мне замерзание не грозит. Вот только я больше не знаю, а будет ли Эдвард рядом всегда, и, катаясь, не позволяю себе надолго терять его из виду. Вновь и вновь я ищу его глазами, а в какой-то момент и вовсе останавливаюсь у бортика и остаюсь наблюдать за Эдвардом.

На льду он держится увереннее меня, и я невольно задумываюсь, что, может, и в жизни всё у него сложится благополучно, если меня в ней не будет. Он порвёт с наркотиками, если и со мной попрощается? Для него это был бы выход, но я ведь просто умру. Я не смогу, да и не захочу ничего забывать, и воспоминания просто поглотят меня прежде, чем убить. Но все эти мысли резко покидают мою голову, когда ко мне подъезжает Эдвард. Сейчас-то он рядом, и это всё, что имеет значение в данное мгновение.

Следующие пару часов мы катаемся вместе, не так быстро, как могли бы по отдельности, но я люблю то, как его рука крепко держит мою, и знаю, что не смогу сама лишить себя этого контакта, когда даже через две пары перчаток чувствую тепло ладони Эдварда. В любой момент он может выдернуть свою руку, но этого не происходит. Я утомляюсь раньше, несмотря на наркотик в крови, который обычно делает меня более энергичной, и то, что мы несколько раз отдыхали у бортика, и Эдвард тоже кажется немного уставшим. Будто по команде, у меня звонит телефон, и я отъезжаю в сторону от центральной части катка, чтобы никому не мешать, по звукам соприкосновения лезвий коньков и льда понимая, что Эдвард следует за мной, и лишь потом отвечаю:

- Да?

Мама говорит, что они ещё пока в музее, но до конца экскурсии остаётся час, и спрашивает о нашем местонахождении.

- Мы на катке в Центральном парке.

- Свежий воздух и движение это замечательно, но как долго вы ещё собираетесь там пробыть?

- Вообще-то мы уже подумываем отправиться домой, - отвечаю я, но начинаю терять концентрацию. Мне трудно оставаться сосредоточенной из-за Эдварда, из-за его, казалось бы, обычного прикосновения к моей спине, призванного поддержать, которое сейчас почему-то волнует меня, но, тем не менее, мне удаётся понять, что мама предлагает встретиться за ужином в ресторане. Нам с Эдвардом это определённо не по карману, и я открываю рот, чтобы отказаться, но она называет конкретное место, и я понимаю, что они, должно быть, заранее выбрали это заведение для посещения и просто хотят, чтобы мы пришли, и, скорее всего, оплатят счет. Договорившись о времени, я заканчиваю разговор и, посмотрев на часы на дисплее, вычисляю, что у нас есть ещё два часа до встречи. Этого времени вполне хватит, чтобы спокойно доехать на метро до ближайшей к ресторану станции и дойти до него.

- Родители пригласили нас на ужин.

- Я так и понял. Сколько у нас ещё времени?

- Это в трёх кварталах от их отеля. Мы должны быть там в пять.

- Мы ещё можем успеть сходить погреться в кофейню.

Не знаю, как Эдвард, но я не слишком охотно покидаю каток, и, наверное, это бросается в глаза из-за того, как медленно я переобуваюсь, потому что Эдвард говорит:

- Мы всегда можем вернуться сюда, как только ты захочешь.

От его слов мне становится лучше, и позже, во время ужина с родителями, я чувствую себя вполне счастливой, будто и не живу с риском умереть в любой момент. После, на улице у входа в ресторан, мы прощаемся до завтра и расходимся в разные стороны. Родители поворачивают направо, в сторону своего отеля, а мы с Эдвардом налево, направляясь к подземке. Он держит меня за руку, я, наверное, замедляю скорость нашего передвижения, когда прижимаюсь к нему, но мне всё равно. Во всём мире не найдётся другого места, где я хотела бы находиться сейчас. Я там, где и желаю и должна быть.

Накануне Рождества мама появляется очень рано, но это лишь по нашим меркам, учитывая тот факт, что мы с Эдвардом легли только в два часа ночи. Почему-то, несмотря на усталость, мне долго не хотелось спать, возможно, виной этому было то, что я развеселилась после просмотра сразу нескольких фильмов, немного драматичных, но закончившихся на позитивной ноте, и не позволяла Эдварду ложиться без меня. Это определённо было жестоко, но прежде, чем всё же лечь, я очень постаралась, чтобы загладить свою вину, и уснул он однозначно удовлетворённым.

Мы едва успеваем принять дозу и немного прийти в себя после к тому моменту, как в полдень раздаётся сигнал домофона, оповещающий, что родители внизу. Я снимаю трубку и, убедившись, что это они, нажимаю на кнопку, открывающую дверь подъезда, тем самым впуская их.

Мама входит в квартиру, должно быть, со списком всего, что необходимо купить к праздничному столу, в своей голове, потому что решает, что нам лучше немедленно отправиться в магазин, чтобы ей не пришлось снимать верхнюю одежду. В былые времена меня бы задело требование постараться как можно скорее собраться, но сейчас я остаюсь равнодушна к почти приказному тону маминого голоса, и всё благодаря наркотику, лишающему меня способности негативно относиться к обидам и расстраиваться. Я без всяких обсуждений одеваюсь и, уходя, волнуюсь лишь об Эдварде, остающемся дома наедине с моим отцом. Они ладят друг с другом, конечно, не настолько, чтобы Эдвард называл Чарли по имени, но всё же отношения между ними вполне доброжелательные, и всё равно я нервничаю. В основном из-за того, что папа даже дома остаётся полицейским, и его способности читать людей и всё, что они пытаются скрыть, никуда не исчезают лишь из-за того, что он сейчас в гражданской одежде, без значка и кобуры с оружием. Было на самом деле облегчением по возвращении домой, проходя с пакетами на кухню мимо гостиной, увидеть, что двое самых дорогих мне мужчин мирно сидят по соседству на диване, пьют пиво и смотрят спортивный канал. За время моего отсутствия ничего такого, что могло бы меня расстроить, между ними явно не произошло. Я немного наблюдаю за этой идиллией, а потом прохожу в комнату, чтобы переодеться в домашнюю одежду перед тем, как отправиться помогать маме с праздничным столом. Впрочем, уверенности в том, что мне это удастся, у меня нет. Я сегодня ещё ничего не ела и вроде не хочу, но кто знает, как отреагирует организм, когда я почувствую запахи готовящейся ароматной пищи. Может, я начну пробовать всё подряд, а может, мне только станет плохо, и я даже за рождественским ужином ничего не смогу съесть. За своими размышлениями я не сразу замечаю подошедшего ко мне Эдварда, а он тем временем смотрит на наши обнимающиеся отражения в зеркале, встроенном в шкаф.

- Всё хорошо?

- Теперь да, - отвечаю я. Что бы ни было, мне всегда становится лучше, стоит Эдварду хотя бы едва коснуться меня, и он знает про своё благоприятное влияние и, наверное, поэтому прижимает моё тело совсем близко к своему.

- Что я ещё могу сделать?

- Пока больше ничего, - я разворачиваюсь лицом к Эдварду и провожу рукой по его щеке, чувствуя под пальцами однодневную щетину, от которой он наверняка избавится позже, даже если не сегодня, то в ближайшие дня два. Я люблю, когда Эдвард слегка запускает своё лицо, но он всегда знает чувство меры. - Ты ведь тоже в порядке?

- Да.

- Мне нужно помочь маме на кухне.

- Хорошо.

Мы редко в последнее время говорим о чувствах, и это определённо из-за меня, но сейчас я чувствую острое желание выразить словами всё, что лежит у меня на сердце.

- Я люблю тебя, Эдвард.

- Я тоже тебя люблю, ты же знаешь, - просто отвечает он и целует меня в лоб, но мне этого мало, и прежде, чем уйти, я целую Эдварда в губы, едва касаясь, но стараясь донести свои чувства.

Мои предположения оказываются верными, и в процессе приготовления салатов я то и дело жую что-нибудь, и, как результат, когда мы все садимся за стол, я ем только индейку, вытащенную из духовки совсем недавно и потому еще горячую, но и в отношении птицы не могу похвастаться особым аппетитом. В основном я вожу её кусочки по тарелке и вместо того, чтобы во избежание подозрений постараться съесть всё, что сама себе и положила, в какой-то момент я совсем откладываю вилку в сторону. Мне успешно удаётся избегать участия в разговоре за столом до тех пор, пока мама не обращается ко мне:

- Ты побледнела, Белла, и почти ничего не ешь. Как ты себя чувствуешь?

- Всё в порядке, мам. Не о чем переживать.

- Но ты ведь моя дочь. Я не могу не беспокоиться. Когда-нибудь ты станешь матерью и поймёшь меня. Если только... Ты уже случайно не в положении?

- Не придумывай, мам, - я чувствую, что начинаю выходить из себя, но не могу винить её за то, что она более не в курсе моей жизни, того, как всё в ней изменилось, и что стало с моим здоровьем. Родители не знают, что я сотворила с собой, и что я, скорее всего, безвозвратно лишила себя возможности стать матерью. Я, конечно, не ходила к врачу, чтобы подтвердить свои догадки, но с моей репродуктивной системой определённо что-то не так. Задержка слишком большая, но я не могу быть беременной, ведь я регулярно принимаю противозачаточные. Всё сводится к тому, что матерью мне уже не быть, но это и к лучшему. Вряд ли в моём состоянии можно дать жизнь полностью здоровому малышу, но даже если и существует такая вероятность, о нём некому будет позаботиться. Его точно нельзя оставлять с родителями-наркоманами. - Я просто устала.

Я начинаю нервничать от того, какой оборот принимают события, и осознаю, что хочу, чтобы мама просто замолчала. Но этого, конечно, не происходит.

- А я считаю, что здесь недостаточно кислорода, и почти нечем дышать. Я тут вспомнила, Эдвард, что вы думали о переезде в квартиру больше. Эти планы ещё в силе, или что-то изменилось?

Мне вдруг становится плохо, мои руки трясутся, я опускаю их на колени, пряча под длинной скатертью, но даже в этой ситуации продолжаю слышать слова мамы и чувствовать желание заступиться за Эдварда и защитить его от почти нападок со стороны родителей.

- Мам, оставь Эдварда в покое, пожалуйста, - прошу я, и тут Эдвард берёт меня за руку, сжимая её. Конечно, он всё заметил, иначе быть и не могло. Мне нужно выбираться отсюда, но без его помощи я даже подняться со стула, скорее всего, не смогу.

- Всё верно, Рене. Мы планируем начать искать жильё летом. Извините нас, мы отойдём на минуту.

Ответив, Эдвард решительно встаёт и уводит меня в ванную, где сразу же бережно усаживает на крышку унитаза и, лишь убедившись, что я сохраняю контроль над своим телом и не собираюсь падать, отворачивается к раковине, чтобы намочить полотенце. Через пару мгновений вода выключается, становится тихо, и Эдвард прикладывает влажную ткань к моему лицу.

- Ты вспотела.

- Да. Почему мне так плохо, Эдвард?

- Не знаю.

- Мне нужно, чтобы ты увёл их. Я должна сделать себе укол.

- Ты спятила? Куда мне с ними идти, да и что я им скажу?

- Я сошла с ума, значит?

Эдвард вздыхает, и я понимаю, что ему уже жаль, если его слова обидели или оскорбили меня, но именно это они и сделали. Урон уже нанесён, но сейчас я не собираюсь принимать всё это близко к сердцу. Момент совсем неподходящий.

- Прости, детка, я не то имел в виду, но они не должны видеть нас в таком состоянии.

- Поэтому ты и должен увести их.

Эдвард продолжает проводить полотенцем по моему лицу до самой шеи, и мне становится чуть легче. Я упираюсь лбом в его плечо и шепчу слова извинения, я виновата перед ним больше, гораздо больше, чем он передо мной.

- Пойдём сейчас со мной. Я что-нибудь придумаю. Только, пожалуйста, потерпи ещё немного.

Я соглашаюсь, потому что осознаю, что хотя бы однажды должна пойти Эдварду навстречу, ведь он уже неоднократно это делал, и мы возвращаемся к столу, но за время нашего отсутствия ничего существенно не изменилось. Только теперь уже благодаря папе я ощущаю себя как на допросе, я такого не ожидала, и мне трудно сохранять спокойствие, но я понимаю, что если сорвусь на отца, то буду чувствовать себя гораздо хуже, чем, если бы не сдержалась из-за мамы. Он более ранимый, и почему-то он всегда был мне ближе, чем она, поэтому я и стараюсь с удвоенной силой погасить зародившуюся внутри злость.

- А что вы думаете по поводу свадьбы? - спрашивает папа, спустя примерно минуту после того, как я сажусь на своё место.

- К чему сейчас этот разговор?

- Необязательно так нервничать, родная. Это всего лишь вопрос, и ты не обязана на него отвечать. Просто вы давно встречаетесь и даже живёте вместе. Не думали оформить свои отношения официально?

Это более чем разумный и логичный вопрос, но я не знаю, что отвечать. Когда-то я, конечно, задумывалась о браке, о том, чтобы стать женой Эдварда и отдать ему всю себя навсегда, но эти мечты, возможно, давно устарели и стали несбыточными. Наверное, и Эдвард того же мнения, судя по его словам:

- Мы с Беллой обсуждали это. На данный момент у нас нет необходимости жениться.

- А мне кажется, что уже есть, - вмешивается мама, но я понятия не имею, что она пытается этим сказать. - Тебе стоит показаться врачу, Белла. О чём ты вообще думаешь?

- Что ты хочешь от меня услышать?

- Просто хочу понять, что ты собираешься делать со своей жизнью.

- А что с ней не так, мам?

- Да всё не так, Белла. Я не знаю, чем вы оба занимаетесь, и какие у вас планы на будущее, но давай будем честными, ты пожертвовала своей выставкой и, как следствие, своей мечтой, потому что у Эдварда ничего не сложилось с книгой.

- С чего ты так решила? Я этого не говорила.

- А тебе и не нужно было. Всё и так понятно, особенно мне, как матери.

- Ну, что я могу сказать? Я люблю его, и представься мне возможность изменить своё решение, я поступила бы так же. Не задумываясь, снова отказалась бы от своих целей.

- И как долго ты будешь так думать?

Я совсем не хочу взрываться, но я переполнена подавляющими меня негативными эмоциями и в следующее мгновение всё же не выдерживаю:

- Ну, хватит, мама! Зачем вы вообще приехали?! Я вас не звала, но подумала, что будет не так уж плохо провести немного времени вместе. Вы же здесь, похоже, исключительно для того, чтобы осуждать, но это наша жизнь, и мы можем сами решить, что с ней делать.

Эдвард обнимает меня, и я чувствую, он старается утешить меня, но я не успокоюсь, пока родители здесь. Это наверняка будет болезненно для них, но сейчас они должны уйти. Я хочу, чтобы они покинули наш дом, и так им и говорю:

- Я требую, чтобы вы ушли.

Они выглядят расстроенными, но, к счастью, не спорят и тут же встают, начиная собираться. Продолжения борьбы я определённо не выдержала бы, и в данный момент мне нисколько не жаль, что я выговорилась. Я не хочу смотреть, как они уходят, и ухожу в комнату, оставляя Эдварда провожать их. Да, завтра мне, возможно, придётся позвонить им и помириться, но сейчас я думаю лишь о том, что праздник с семьёй Эдварда точно прошел бы без скандалов и семейных ссор. Даже если бы его родителям что-то не понравилось, они никогда не стали бы портить вечер выяснением отношений, да и в любое другое время постарались бы избежать агрессивных слов, сохранив тем самым спокойную и доверительную атмосферу даже во время серьёзного разговора.

К тому моменту, как Эдвард приходит ко мне, на кровати вокруг меня лежит всё, что необходимо для того, чтобы он сделал мне укол. Сейчас мне уже не до традиций. Даже если я сильно захочу, я не смогу воткнуть шприц в правильное место и попасть в вену из-за дрожащей руки. Я сижу, прислонившись спиной к изголовью кровати, и откидываю голову назад, пока Эдвард делает для меня то, на что я при нынешних обстоятельствах просто неспособна. Я словно беспомощный ребенок, но, кажется, его любви ко мне это не уменьшает.

- Спасибо, родной. Не обижайся, но тебе придётся и себе самому сделать. Хорошо? Я просто не могу, любимый.

- Не переживай обо мне, но только это последняя доза, Белла. Возможно, это наш шанс бросить. Мы должны постараться.

Кажется, Эдвард говорит что-то о том, чтобы прекратить, но, если честно, я очень плохо его слышу и не уверена, что верно воспринимаю прозвучавшие слова. Наркотик определённо уже подействовал, мне не до чего сейчас нет дела, и я будто в раю, где и хочу остаться на долгое время. Надеюсь, что так и будет.

Вот и родители пожаловали... Фактически неожиданно и внезапно. И между Беллой и Эдвардом сразу что-то неуловимо, но ухудшилось. Всё и так довольно давно уже не гладко, а тут ещё и то, что ощущается ими, как истинная напасть. Неудивительно, что всё закончилось ссорой, ведь с самого начала родным Белла была не особо и рада. Увы, даже праздник не помешал раздору, вызванному тем, что она посчитала не иначе, как допросом, и, конечно, не поубавил желания принять очередную дозу. Но она была последней, а с деньгами туго, вот только гарантирует ли это становление на путь истинный?
Всем-всем всегда и в любой момент буду очень и очень рада на форуме! Приходите, поговорим!)

Предыдущая глава || Следующая глава