Глава 54

Когда Эдвард надевает мне на палец кольцо, я неожиданно для себя разражаюсь потоком слез. Потоком, охарактеризовать силу которого можно словами "паводок" и "наводнение". Слезы бурными реками текут по щекам, но я не могу их остановить. Ничего не могу поделать. Только шмыгать носом и усиленно моргать. Ни то ни другое, ясное дело, не помогает. Я знаю, что кольцо – не символ любви, а очередная находка талантливого реквизитора для разыгрываемой пьески, но все равно сердце разрывается от нежности и чувств.

Мне бы возненавидеть Эдварда. Это из-за него у меня не было нормального первого сексуального опыта, по его вине я теперь становлюсь фальшивой невестой. Но правда такова, что ни будь его, то у меня, возможно, не было бы ни секса (даже такого, грязного и торопливого), ни шансов хоть с кем-то обручиться. Никто не подарит мне настоящего счастья, но мистер Садист хотя бы дает мне заменители и иллюзии.

В порыве чувств я обнимаю его за шею и целую. И мне нет дела до того, как отреагирует на столь вульгарное нарушение приличий королева-мать. До Элис, кстати, мне тоже нет дела.
Когда слезы немного отступают, я разглядываю кольцо. Очень простое с маленьким бриллиантом, оно при этом из тех вещей, стоимость которых определяется не каратами и граммами. Это вещь, имеющая достоинство. Я немного разбираюсь в вопросе. Навскидку цена кольца что-то около десяти штук, но оно явно стоит дороже. Я не знаю почему. Но, глядя на его простые строгие линии, я просто это знаю. И судя по всему, не я одна. Эсми и Элис, касаясь моей руки своими холодными пальцами, разглядывают кольцо со всех возможных ракурсов. Они буквально выкручивают мне руку. Их фальшиво-восхищенная болтовня перемежается треском моих выворачиваемых суставов. Едва они ослабляют хватку, я выдергиваю руку и, извинившись, убегаю. Наверняка ванная есть и на первом этаже, но бродить в моем состоянии по коридорам – идея не из лучших. Более простым решением мне кажется подняться на второй этаж и воспользоваться ванной рядом с нашей комнатой.

Захлопнув дверь, я открываю один из кранов, и когда набирается раковина, опускаю лицо в воду. Тут же вспоминаю, как Эдвард топил меня в озере. Отскакиваю от раковины, оставляя на кафеле лужи, медленно бреду в угол и сажусь на пол. Сбрасываю туфли. Следующие минут пять я пребываю в полнейшем небытии. Черные волны захлестывают мой разум. От воды и холодных плиток меня бьет дрожь, но у меня нет сил на то, чтобы даже шевельнуть рукой или поднять веки. Что-то невероятное, неправильное происходит с моей жизнью. Я, как путешественник, бредущий в джунглях и прорубающий дорогу наугад. На каждом шагу, за каждым поворотом меня ждут незнакомые виды растений и новые хищники. Но я не знаю, что мне делать. Я не знаю, почему игра уже не кажется игрой. Единственное, в чем я уверена – мне никто не протянет руку помощи. Что бы ни происходило вокруг, я должна полагаться только на себя. Я сама должна найти выход. А если выхода не будет, то прорубить дыру в стене, окружающей меня, прогрызть и пробить ее. Я должна выбраться. И еще я должна отомстить за каждую секунду своего унижения.

Выползая из ванной, ощущая, как капли тепловатой воды стекают по шее и спине, я добираюсь до кровати. Вытаскиваю из пачки, оставленной Эдвардом поверх смятого покрывала, сигарету. Зажигалки нет. В моем состоянии убить может даже такая малость, как эта, казалось бы, незначительная фигня. Но сейчас любая фигня вырастает до масштабов катастрофы. Мне было бы легче перенести землетрясение, чем остаться без вожделенной порции дурмана. Дрожь усиливается, теперь меня уже колотит всерьез. Отбросив бесполезную сигарету, я провожу взглядом по комнате, как будто на что-то еще надеюсь. Как будто ищу по углам то, чего не видела раньше и что, может быть, позволит мне накуриться. Кроме дорогой громоздкой мебели, претенциозных безделушек и мертвого вида из окна. И тут мой взгляд буквально спотыкается о черный пластиковый корпус стационарного телефона. Он такой блестящий, словно облит сладким сиропом, что становится ясно – аппаратом никто не пользуется.

В несколько рывков я оказываюсь рядом со столиком, на котором стоит телефон и, почти не задумываясь, набираю номер Джейкоба. Я вообще не представляю, что он может сказать мне, а, главное, что я сама могу или хочу сказать своему теперь наверняка уже бывшему парню. Возможно, я надеюсь, что Джейкоб все еще в тюрьме и мой звонок – это некая формальность. Чтобы потом не терзаться от мыслей о том, что я не пыталась. Вопреки ожиданиям спустя пару гудков Джейкоб снимает трубку. По линии до меня проносится его раскатистое "слушаю". Не оправившись от шока и не соображая, что делаю, я говорю ему "привет". Так, будто мы виделись вчера, и, главное, с тех пор ничего необычного не произошло. Как будто ему не пришлось торчать в участке, а я не стала невестой свихнувшегося расчетливого монстра. Меня саму удивляет спокойствие моего тона и то, как ровно звучит голос.

Джейкоб долго молчит. Его тяжелые, словно камни, выдохи и вдохи, пробивая тишину, нанизываются на тонкий телефонный провод, как бусины на леску. Трубка внезапно наливается свинцом. Мне хочется опустить ее и для надежности прижать сверху ладонью. Рука ползет вниз. Трубка скользит вдоль уха, как комок липкой грязи, стекающий по щеке. За мгновенье до того как моя кожа потеряет последнюю точку соприкосновения с пластиком, Джейк спрашивает, где я. Его слова звучат тихо, как будто он находится на космической орбите, и я поправляю трубку, поднимая ее выше.
- Неважно, - хотя на самом деле важно. - Это правда не имеет значения, - мой голос лишается гладкости и звучит, как зубья старой тупой пилы, скачущие по твердому дереву. Наверное, Джейкобу мой ответ кажется грубым, и я спешу добавить: - Мне просто хотелось с кем-нибудь поговорить.

- С кем-нибудь? Я для тебя уже кто-нибудь? Служба техподдержки?

- Ты не кто-нибудь. И уж точно не служба техподдержки.

Я знаю, что Джейк ждет от меня не жалкого отрицания, а пламенного подтверждения. Заверений в том, что он по-прежнему единственный и любимый. Он же, естественно, мне не поверит или сделает вид, что не верит, но именно этих слов он ждет.

Плюнув на растущее внутри сопротивление, я говорю, что люблю его. Ложь, конечно, но вся моя жизнь теперь сплошная ложь, так что нет особого смысла говорить правду.

- А как насчет того хмыря, что набил мне морду? Он тогда кто?

Я на секунду задумываюсь. Не так-то просто найти слова, способные охарактеризовать Эдварда и мои с ним отношения.

- Он ублюдок, – я судорожно выдыхаю. - Послушай, я не могу тебе сразу все объяснить. Но поверь мне, он никто, просто подонок, заставивший меня поступить так, как я поступила.

- Как-то это все звучит не очень достоверно. Расплывчато, – Джейкоб замолкает. Я тоже молчу. - И весьма мелодраматично. Прям, как в бабских романах.

- Говорю тебе, я не испытываю к нему чувств. Просто я должна сделать так, как он хочет, и тогда он, скорее всего, исчезнет из моей жизни.

Я и раньше не верила, что Эдвард оставит меня в покое, а после сообщения о помолвке последние надежды развеялись, как туман к полудню, но когда я говорю обо всем Джейкобу, я снова начинаю верить, поддаюсь на уговоры внутреннего голоса. Хотя в целом моя речь – это смесь лжи явной и скрытой, той, о которой я знаю и которую отвергаю с безнадежной яростью. Ложь и грезы. Я позвонила облегчить душу, а вместо этого заимела новый камень на шее.

- Что ты должна для него сделать?

Возникает новая заминка, я подбираю подходящие слова. Видимо, сейчас мне все же придется сказать часть правды. Но как Джейкоб на нее отреагирует?
- Кто он вообще такой?

- Говорю тебе, никто, подонок и убийца.

В этот момент на плечи мне ложатся чужие тяжелые ладони. Пару секунд я позволяю себе тешиться надеждой, что это снова Эмметт – специалист приходить куда и когда не нужно. Но мое тело, в отличие от моего мозга, знает правильный ответ. Знает, чьи ладони придавливают меня к земле.
- Белла? - зовет Джейкоб.

Левая ладонь лежит неподвижно, правая, как ядовитая лоза, ползет по руке, сжимается на моем запястье. Раздается грохот упавшей трубки. Легкий пластик почему-то гремит, как металл. Я вскрикиваю. Пальцы разжимаются, от того места, где они касались моей кожи, волнами расходится боль. Я вижу, как телефон отлетает на пол. Связь прерывается.

Как и всегда в подобных ситуациях, Эдвард действует безукоризненно быстро и четко. Он разворачивает меня лицом к себе и еще до того, как я успеваю что-либо сказать в свое оправдание, обматывает вокруг моей шеи телефонный шнур. Трубка в его руках разражается симфонией тревожного писка. Каждый гудок отдается в моей голове, наполняющейся кровью, ударами гонга. На меня смотрят холодные глаза убийцы.

- Я хочу, чтобы ты поняла всего две вещи. Первая – ты не в той ситуации, чтобы позволять себе глупости. Глупости не останутся без последствий. Вторая – я не наивный мальчик, которым ты сможешь вертеть и станешь обманывать. Впрочем, я тебе уже и то, и другое говорил. Какого черта ты заставляешь меня повторять?

Он выпускает трубку из рук, шнур мгновенно разматывается, заставляя разжаться острые зубы боли, впившиеся в мою плоть. Змея с тугими витыми кольцами ослабляет хватку. Я получаю возможность снова говорить, но молчу. Так как единственное, что я могу сказать – ты сам позволил себя обмануть. Неужели ты не услышал лжи в моих словах? Ты правда думаешь, что смог сохранить статус «никого» в моей жизни? Ты вообще никогда и не был «никем». Уж слишком многое ты сломал и чересчур много значишь.

Я позволяю этим словам умереть не родившись. Я создаю им могилки в своих мыслях, отвожу далекий тихий уголок и оставляю покоиться с миром. Если Эдвард столкнул меня в океан лжи, я не вижу причин не утащить его следом. Мы поплывем вместе. Или вместе утонем. Шансов на то, что мы пойдем ко дну, неизмеримо больше. Эдвард может этого и не знать, но на шее у меня болтаются камни, достаточно тяжелые для того, чтобы утопить целую флотилию.

- Не заставляй их ждать. Иди приведи себя в порядок, - он снова говорит спокойно. Голос, как лист бумаги – чистый, гладкий, а его пустота притягивает.

Видя, что я не делаю даже попыток встать, Эдвард рывком поднимает меня на ноги. Не глядя, тащит к двери в ванную и, швырнув внутрь, запирает на замок. Как марионетка с обрезанными нитями я, шатаясь и помогая себе руками не упасть, делаю несколько шагов вперед. В теле, как в амфоре, плещется боль, ее волны то поднимаются, захлестывая горло и не давая сделать вдоха, то резко стекают вниз, и тогда я, обессилев, почти падаю. Упершись руками в холодный камень столешницы, я поднимаю глаза и встречаюсь взглядом со своим отражением. В раковине все еще стоит озеро ледяной воды, а рядом блестят в искусственном свете ламп неряшливые лужи, потеки и похожие на осколки стекла мелкие капли. Меня передергивает. Лицо, схваченное тонкой стальной рамой, кривится. Слезы и вода доконали идеальный макияж. На одежде темнеют уродливые мокрые пятна. Относительно этих разрушений моя прическа выглядит практически не пострадавшей и нуждается в минимальной корректировке.

Отказавшись от попыток спасти (в буквальном смысле) лицо, я смываю остатки макияжа – на полках и в шкафчиках находятся целых три флакона со средствами для умывания. Промокнув воду полотенцем, поправляю прическу и феном сушу костюм. Без брони тонального крема и красной помады я выгляжу слишком уязвимой, даже неприлично обнаженной, но тут уж ничего не поделаешь.

Я стучу в дверь и прошу Эдварда меня выпустить. Когда я снова вижу его похожий на пустыню взгляд, у меня возникает желание оправдаться. Сказать, что он сам меня выбил из равновесия своей долбаной свадьбой. После такого неожиданного и из ниоткуда упавшего дерьма мне нужно было с кем-нибудь поговорить. Просто сказать о проблемах. Я устала держать все в себе. Но я понимаю, что Эдварду плевать на мои жалкие сопли, и поэтому лишь прошу дать зажигалку. Взяв с кровати пачку сигарет, я закуриваю. Есть в этом мире неизменные вещи. То, что никотин дарит облегчение, одна из них.
Несколько секунд мистер Садист молча за мной наблюдает, после уходит. Я не делаю попыток встать и пойти следом, он ничего такого не говорил. Так что с аномальной отрешенностью я, во-первых, продолжаю курить, а во-вторых, продолжаю игнорировать внешний мир.

Вернувшись, Эдвард швыряет мне косметичку. Может быть, он взял ее у Луизы или стащил из комнаты своей матери. А, возможно, она осталась от его жены. Затушив окурок, я возвращаюсь к зеркалу. В этот раз Эдвард не закрывает двери, а неподвижно стоит, опираясь на косяк, и наблюдает за тем, как под слоями пудры и туши постепенно исчезает мое настоящее лицо. Когда он начинает говорить, я вздрагиваю.

- Я понял, почему ты отказалась идти по стопам своего отца. Не потому, что его путь вызывал в тебе омерзение, наоборот, он тебя привлекал и это влечение тебя пугало. Ты думаешь, что убежала, но бегство от себя невозможно. Впрочем, Белла, это твои проблемы. По-настоящему плохо то, что сейчас история повторяется. Только теперь ты пытаешься убежать от меня.

- Если ты думаешь открыть мне глаза и сказать, что меня тянет к такому ублюдку, как ты, то ты опоздал. К тому же я не бегу от своих чувств, я с ними примирилась и приняла. Так что не стоит тебе заблуждаться на мой счет. Я не всегда бегу от чего-то, я могу рвануться навстречу.

- По-моему, ты бежишь на месте. Как на беговой дорожке. Много слез и пота и никакого перемещения в пространстве.

Автор: Bad_Day_48; бета: tatyana-gr