Großer Tiergarten — парк в центре Берлина площадью 210 га, расположен в одноименном районе города.

У нас есть план. В лучших немецких традициях и, наконец, весьма полноценный – впервые за долгое время.
Эдвард вылетает в Портленд двадцать девятого января. А уже третьего февраля они вместе с детьми приземлятся в Берлин-Бранденбург. С детьми и бесчисленным багажом, как пошутил Сокол. Но полгода – не такой маленький срок, я мальчиков более чем понимаю. Эдвард и мне постоянно предлагал оставить старые вещи и уже на месте обзавестись новыми. Не всегда это работает – наши вещи хранят нашу историю, без некоторых просто не обойтись да и психологически, я уверена, Фабиану и Гийому нужно чувство дома. Все же, дом у них в Портленде.
Эдвард предлагал мне лететь с ним, более того – даже настаивал. Но я уже затянула обещанные Эммету обзоры, а список посещений не сказать, чтобы особенно поредел за эти недели. С приездом детей, думаю, особого прогресса в работе ждать не стоит. Эти четыре дня планирую использовать на максимум, чтобы подогнать хоть какую-то часть февральского номера к нужным срокам. Немаловажный плюс – дать мальчикам побыть с папой наедине. Это важно перед таким масштабным переездом.
- Писать статьи можно и в аэропортах, Sonne, - пробовал переубедить меня Эдвард, когда мы обсуждали этот вопрос. – Бизнес-лаунж, тишина, кофе в белых чашках. Идиллическая рабочая среда.
- Онлайн-посещений у нас пока не придумали, - мягко уговариваю его, погладив по тыльной стороне ладони. Эдвард напряжен и недоволен, это так и витает в воздухе, вытесняет аромат спешелти-кофе в одной из любимых наших кофеен.
- Ох уж эти пекарни...
- Я тоже не люблю расставаться, - подмечаю главное в нашем споре, коснувшись Каллена нежнее. – Но ведь это ненадолго.
Он не отводит взгляда, пусть и не слишком удовлетворенного. Вздыхает, переворачивая свою ладонь. Теперь и сам меня гладит.
- Я могу как-то повлиять на твое решение?
Falke не сдается до последнего. Я знаю его от и до, мне кажется порой, что знаю лучше, чем себя. И от этого люблю также сильно. Все – от этих собственнических замашек до нелюбви к вынужденному одиночеству. Его же словами, мы еще не жили вместе достаточно, чтобы так просто разъезжаться – даже на пару дней.
Забираю его руку поближе к себе, бережно целую костяшки пальцев, тонкую линию проведя вдоль запястья. Хочет или нет, а Эдвард тает.
- Встречу вас в аэропорту и все подготовлю к приезду. И в следующий раз уже поедем вместе.
- Следующий раз – уже Венеция. Италия – не Мэн, да уж, Schönheit?
- Еще бы!
Мы исчерпываем тему этого спора. За эти две с половиной недели, в принципе, надо отдать Эдварду должное, куда больше обсуждаем, чем спорим. Мы учимся жить вместе и быть вместе – во всех смыслах этого слова. Все-таки, едва ли месяц, как мы съехались. Удивительно, сколько всего уже произошло.
Я особенно ясно чувствую это в понедельник, сразу после нашего возвращения. Когда просыпаюсь раньше Эдварда после бурной ночи и прихожу на кухню за черным кофе. Как впервые смотрю на темное дерево, ящики-невидимки, наши синие кружки на полке. И Шарлоттенбург, серый и снежный, что высится за закрытыми окнами. Кухня не слишком большая, но и не маленькая. Чистота идеальная, в духе лучших отелей. На столе – ваза с фруктами, в холодильнике есть все продукты. Стеклянный Сан-Пелегрино уложен в резной ящик для вина. И даже багет, тот самый багет, что так люблю за особый молочный вкус, но который продают лишь в одной пекарне Берлина, этот свежий багет в крафтовом пакете лежит на кухонной тумбе. Каспиан и правда знает свое дело – не без капли магии, стало быть.
Я обхожу всю нашу квартиру тем утром. Заглядываю в каждую комнату, присматриваюсь к каждой детали. Знакомплюсь заново. Привыкаю. Немного странно, что мы так и не жили здесь вдвоем полноценно – а в течении двух недель состоится переезд. Но в этих апартаментах я как следует узнала Сокола, я любила его, я нашла его – и себя, чего уж таить. Та суббота никогда не забудется, но воспоминание уже выцвело, уже излечилось – скорее дуновение чего-то, чем страх. Я больше Эдварда не боюсь. Я ему верю.
Наливаю кофе в одну из наших разноцветных чашек, когда Эдвард появляется на кухне. Хмурый и явно не слишком выспавшийся, мрачно оглядывает все вокруг. Ищет меня. И улыбается, успокоенно и облегченно, пусть и не слишком явно пока, когда подаю ему кофе.
- Доброе утро.
- Доброе, Schönheit, - осторожно придержав чашку левой рукой, правой притягивает меня к себе. – Твой черед оставлять меня в пустой постели?
- Я учусь у лучших, мистер Каллен.
Он смешливо выдыхает в мои волосы, ощутимо их затем поцеловав. Эдвард пахнет собой, сном и этим странным кондиционером для белья. Я сегодня же его поменяю.
- Как ты себя чувствуешь, Белл?
Касается губами моего лба, не дав пока отстраниться. Кофеварка услужливо попискивает, предлагает мне тоже взять свой кофе.
- Все в порядке.
- А если честно?
- Честно, Эдвард, - глажу ворот его пижамной кофты, подняв голову и заглянув в глаза. Эдвард смотрит на меня сверху-вниз, не слишком-то доверительно пока. Прищуривается. Еще не до конца проснувшийся, выглядит до безумного домашним. Даже не переоделся, так спешил ко мне на кухню! Я смеюсь и Falke невольно, но смеется тоже.
- Что?..
- Ты бы еще поспать не отказался, м-м?
- Мечта, если с тобой, - вздыхает он. - Но в десять у нас брифинг на офисе. Придется мне тайно мечтать до вечера.
- Я уже и забыла, что такое джетлаг. В Портленде сейчас час ночи.
- Основное правило: не спать берлинским днем. Мы справимся.
- Кофе поможет, - тянусь за своей чашкой, не желая так быстро отпускать Эдварда хоть на какое-то расстояние. Мне нравится, что мысли у нас схожи. Он уютно обнимает меня, когда становлюсь рядом уже с кофе. Первое наше утро в Берлине начинается весьма неплохо.
- Во сколько ты планируешь быть дома?
- Пока – в начале восьмого, - он делает большой глоток своего кофе. – Мы сдвинули сроки из-за того, что пришлось остаться в Мэне на неделю... эти дни будем нагонять. Но мы поужинаем вместе?
- Конечно. Я закончу до семи, можем встретиться в городе.
- Вот мы и встречаемся в Берлине, Белл, - посмеивается, широко улыбнувшись, мистер Каллен. – У Чек-Поинта что ли?
- Можно и там. Тебе как раз будет где припарковаться.
Эдвард опускает полупустую чашку на тумбочку, удивленно посмотрев на меня с высоты своего роста.
- Только мне?
Вот мы и здесь.
- Те пару пекарен на сегодня, они в самом центре. Я подумала, не слишком рационально с «Порше», м-м? Да и домой ехать на двух машинах я бы не хотела, успею по тебе соскучиться.
Эдвард не ведется на мое объяснение, методично, но вполне себе ощутимо массируя мою спину.
- Парковки есть везде, от центра до окраин. У тебя годовой абонемент на все паркинги Берлина, просто заезжай и ни о чем не думай. Каспиан заберет твое авто, когда пойдем ужинать, поедем домой вместе. Никаких больше метро, Изабелла. Это точка.
- Ты снова звучишь покровительственно, знаешь?
- Большой и невыносимый босс, - фыркает Эдвард, двумя пальцами, очень легко, но заставляя меня поднять голову, посмотреть на него. – Я серьезно, Белла.
- Гулять мне тоже запретишь?
- До центра отсюда пять километров неспешной прогулки. Мы как-нибудь попробуем с тобой весной, но сейчас не стоит. Прошу, давай закроем эту тему.
Во мне нет особого духа противодействия. Эдвард настойчив, но тут его настойчивость я могу простить. Упрямство и сосредоточенность на своей идее. Есть у него слабость, есть эта тревога, что что-то со мной обязательно случится без авто. Ладно. На «Порше» и вправду удобнее, быстрее и теплее, что в снежном Берлине совсем немаловажно. Только вот...
- Эдвард.
- Да?
- Страховка у меня тоже на год? На твой «Cayenne». Я плохо паркуюсь.
Он тронуто улыбается моему скомканному, напряженному признанию. Оттаивает. Наклоняет голову, целует мою щеку, касается ее своей. Вокруг нас все теперь пахнет кофе.
- Твой «Cayenne», - мирно поправляет, отведя прядь с моего лица. - Там двадцать семь встроенных камер, солнышко. Помощь на паркинге, машина сама подстроится под разметку. Ни о чем не переживай. Но да, страховка, само собой, в наличии.
Ну что же, с этим можно жить.
- Спасибо, Эдвард.
Он улыбается шире, расслабляясь окончательно. Допивает свой кофе.
- Еще чего, Schönheit!
Я и правда выезжаю из дома на автомобиле этим утром. Немного нервничаю на первом паркинге, но в командной работе с искусственным интеллектом авто мы справляемся на отлично. Я успеваю даже на одну пекарню больше, чем планировала, ведь трачу меньше времени на дорогу. Делаю себе заметки, отправляю Эммету план статей. Удивительно продуктивный понедельник. Вопреки собственным прогнозам, чувствую прилив сил, а не апатию и сонливость. Смотрю на Берлин широко раскрытыми, изумленными глазами. Заново встраиваюсь в его повседневную жизнь. Оказывается, я уже привязалась к этому городу. Все в нем – Эдвард. И мы. Хорошая история.
С Эдвардом мы снова встречаемся у Потсдамер-платц, на паркинге. Он приходит к моему месту, хотя понятия не имел, где я парковалась – не видела его так точно. Ослепительно и довольно улыбается, когда выхожу к нему навстречу. Придерживает мне дверь.
- Привет!
Эдвард не ожидает, когда так быстро, так крепко его обнимаю. Ловит меня, усмехнувшись. Закрывает водительскую дверь, отведя нас на безопасное расстояние. Целует мои волосы.
- Привет, mein Schatz.
На Эдвард черное пальто, идеальный темно-серый костюм, белая рубашка и даже галстук. Что-то невообразимое он творит со мной своим чувством стиля. И одеколон с цитрусами. И волосы, в которых запутались снежинки. И эти горящие, пылающие синие глаза – не глядя на усталость в их уголках, смотрится мистер Каллен более чем бодрым. И довольным жизнью.
Вот он, мой Берлин.
- Хороший был день?
- Будет еще лучший вечер.
Эдвард потрясенно усмехается, наклонившись ближе и, наконец, полноценно меня поцеловав. Его губы мягкие, но требовательные. Эдвард, как и я, пахнет кофе. Наш стандартный набор ароматов.
- Вот теперь – точно, - отстранившись и коснувшись губ языком, загадочно произносит Falke.
Мы ужинаем в том самом испанском ресторанчике, где состоялось первое полноценное свидание. «Маленькая Севилья», гаспачо, patatas Bravas и крохотные чуррас. Моя жизнь явно становится слаще с их густым горячим шоколадом. Особенно при наличии Эдварда, сидящего напротив.
Мы мало говорим о работе этим вечером. Больше – на отвлеченные темы. Я заново познаю Берлин, чему Эдвард смешливо удивляется. Расспрашивает, как я нахожу город теперь. Признаюсь, что теперь он мне нравится больше. Да и много хорошего я помню про Берлин, благодаря мистеру Каллену.
- Это лишь начало, Изз.
- И я про тоже, - деловито сообщаю ему, потянувшись за своим апельсиновым соком.
Еще мы говорим про детей. Я расспрашиваю Эдварда, который созванивался с ними сегодня дважды, как дела у мальчиков. Как минимум, узнаю, что судебный процесс Фабиана был запущен, Габриэль настроен оптимистично. В остальном Сокол отвечает уклончиво, говорит, все сносно... но мрачнеет. Расставания никому не даются легко да и душа у Falke не на месте. Но скоро эти расставания поставят на паузу. На полгода точно.
- Представляешь, через две недели они уже будут здесь.
Эдвард прикладывает кредитку к счету, мечтательно вздохнув. Улыбается моей попытке разрядить обстановку.
- Да уж, Sonne. Мне пока не верится.
- У тебя еще есть время привыкнуть к этой мысли.
Насыщенный понедельник заканчивается в девять сорок, когда по единогласно принятому решению добираемся до нашей постели. Через совместный душ, разумеется. Я снова говорю Эдварду, что хочу нормальную постель в Портленде – как эту. Он играет с моими влажными волосами, спрятав нас обоих под этим огромным одеялом. Щекочет меня, но обещает подумать. Ему-то низкие кровати нравятся!
В какой-то момент он останавливается, сводя на нет всю шутливость. Очень бережно, бархатно касается моей щеки, огладив ее по контуру.
- Ich liebe dich.
- И я, - тихонько отвечаю, обняв его покрепче.
Но Эдвард кажется излишне серьезным для такого теплого признания.
- С тобой больше не случится ни холода, ни странных личностей, ни сумасшедших женщин. Никого. Я обещаю.
Он помнит о моем кошмаре больше, чем я думала. Да и о всей сумбурной ночи после прилета – тоже.
Обвиваю вокруг Фалке, касаюсь его всем телом. Целую у шею, а потом у ключиц. Сокол вздыхает.
- Ты и есть гарантия моего спокойствия, Эдвард. Мне с тобой не страшно.
- Скоро это станет данностью.
- Уже, - улыбаюсь в его грудь, когда так надежно меня обнимает. – Доброй ночи, geliebt.
Во вторник Эдвард уезжает из дома раньше, чем я встаю я. В полусне помню, как целует меня ранним утром, пожелав хорошего дня. Но это все.
Просыпаюсь в восемь, завтракаю и еду в город. Пора заняться обещанными Эммету брецелями, хотя я искренне недоумеваю, как их оценивать. Брецели я не люблю.
Делаю себе обеденный перерыв в итальянском уголке Pizza al taglio с кусочками «Четыре сыра» и «Пеперонни». Наблюдаю за жизнью делового центра Берлина через большое чистое окно. Снег больше не выпадает, но мороз становится крепче. Январь. Задумываюсь, что ничего не знаю о берлинском офисе «Порше». Интересно, где он? И что сейчас делает Сокол.
Немного подумав, делаю фотографию своего уютного столика у окна с этой пиццей (истинно итальянской, из дровяной печи, не чета пышному пан-тесту Америки), отправляю главному контакту своего списка.

Вторник, 12 января. Моя история сообщений.
Я, 13. 28:
«Mittagessen. Надеюсь, у тебя тоже есть время пообедать. Где находится штаб-квартира «Порше» в Берлине, Эдвард? Люблю тебя»

Мне приносят капучино. Не успеваю даже его попробовать, а телефон уже вибрирует.

Моя история сообщений.
The Falcon, 13. 29:
«У нас деловой ланч, если можно так выразиться. Пишу тебе под скатертью, пока большие боссы выбирают вино Надеюсь, пицца будет вкусной, выглядит неплохо (насколько может выглядеть пицца :) :)). Hauptquartier у нас в Штутгарде, а вот главный офис Берлина – Hermann-Dorner-Allee 98. Я тебе однажды покажу. Liebe dich, meine Begeisterung. До вечера».

Улыбаюсь в экран телефона, бережно погладив каждый из смайликов. Эдвард использует их в нашей переписке второй раз в жизни. В принципе смайлы от него – это что-то особенное. Ну и Falke. Не стану отвлекать его. Посылаю сердечко, откладываю мобильный. Капучино тоже в итальянском стиле – обжарка черная, почти до гари, характерный горький вкус. Но сладость молока его нивелирует. Закрываю глаза и чувствую себя в Милане. Хорошо.
Телефон оживает тихим уведомлением снова. Эдварду понравилось переписываться под скатертью? Забираю мобильный себе и снимаю блокировку с экрана.
Нет, на этот раз – не Эдвард. Изумленно смотрю на имя отправителя. И еще более изумленно – на краткий текст.

Моя история сообщений.
Элис, 13. 37:
«Белла, ты знаешь, что Эддер встречался с Эмметом? У него папина визитка, я видела сегодня. Прилетаю в Берлин завтра утром, в четверг можем выпить кофе. Что скажешь?»

Ошарашенно выдыхаю, не имея ни малейшего представления, как мне на это реагировать. Перечитываю снова. Может Элис ошибаться? А Сокола может что-то от желаемого удержать? Вот и Эммет попал в обойму. Просто им в отношениях точно не будет...
НУ, Эдвард!

Моя история сообщений.
Элис, 13. 39:
«С удовольствием встречусь на кофе, Элис. «Сияние», в три дня? Бедный Эммет».

Я решаю не обсуждать все это с Соколом до встречи с Элис, то есть – до вечера четверга. Пока не знаю всех подробностей.
Мы снова встречаемся на ужин в городе, снова Каспиану приходится отгонять домой мою машину. Но он делает это так быстро и незаметно, так уверенно, что мне кажется, ему не привыкать. Каспиан и правда лучшая для Эдварда подстраховка. А вот Виттории эти дни нигде не видно. Она сама спрашивает, не нужна ли мне помощь с чем-то, но мне искренне не с чем помогать. Она принимает такой ответ. Повторяет, что остается на связи. В любое время. Боже мой.
Ужинаем с Эдвардом в итальянской траттории «L'angolo». Он шутит, что моя пицца вдохновила его на выбор места. Но как же можно есть пиццу, боги? Если есть паста. Я улыбаюсь – меня устраивают оба варианта. Грожу Эдварду, что с приездом Гийома нас будет двое любителей пиццы против одного ее ненавистника.
- Ты же собираешься ехать в Неаполь, Эдвард. Вот где культ пиццы.
- Это единственное место на свете, где мне она нравится, - хмыкает он, наливая мне воды в прозрачный бокал. – Как паста? Я читал в одном хорошем издании, что ее здесь делают вручную по рецепту бабушки хозяина, кажется, она родом из Салерно. И сыр! Только Grana Padano трехлетней выдержки – это дает характерный вкус и заставляет гостей за ним вернуться.
Я откладываю вилку, пронято глядя на Эдварда со своего места. Он выжидает мой ответ.
- Ты читал мою статью?..
- Я многие твои статьи теперь читаю, малыш.
Протягиваю ему руку и Эдвард сразу же, не заставляя и секунды ждать, бережно ее касается. Пожимает мои пальцы – мы сидим рядом, на столике белая скатерть и негромко играет вокруг итальянская музыка. Потрясающее место.
- Спасибо.
- Ну что ты, - улыбается, услышав, как вздрагивает мой голос. Выглядит очень польщенным.
Он и правда безумно для меня старается.
- Люблю тебя.
- Я сильнее, Schönheit, - прищуривается, бархатно поцеловав мое плечо. – Я – сильнее.
Этой ночью мы ложимся спать на полчаса позже, чем планировали. Эдвард, шутит, сбито дыша, когда мы валимся на простыни:
- Это можно считать приятным бонусом постоянному читателю?
Поворачиваюсь к нему, совершенно обнаженному и невероятно счастливому. Целую губы, уже опухшие от поцелуев. Массирую мочку уха. Falke мечтательно прикрывает глаза.
- Бонус моему лучшему читателю, мистер Каллен.
В среду снова просыпаюсь в одиночестве, в девять утра. Опозданием по всем фронтам – чересчур расслабляющая ночь вчера вышла. Постепенно отходит на задний план джетлаг, нет его больше. Небо над Берлином прорезает солнце – пусть и на пару часов, а все же.
Эдвард приезжает домой чуть раньше сегодня, привозит ужин c собой – пеппер-стейки с овощами и гранатовый сок. Рассказывает мне за ужином, что Виттория с Каспианом присмотрели несколько квартир. В пятницу нам тоже следует их увидеть.
- Они все в Берлине?..
- В центре, - Эдвард отрезает себе небольшой кусочек говядины medium-rare, обмакнув ее в сливочно-перечный соус рядом со спаржей. Картофель он не ест, но привозит для меня – на отдельном блюде. Я одинаково люблю и спаржу, и картофель.
- Три спальни?
- Четыре. Два балкона. Две с половиной ванные. Два паркинг-места. Это стандарт, Изз.
- Я боюсь даже спрашивать, сколько стоит такой «стандарт» в центре Берлина.
Эдвард смотрит на меня довольно снисходительно. Спокойно, терпеливо объясняет, что это не имеет значения. Комфортом не торгуются.
Это, конечно, правда. Но особую актуальность приобретает мой старый вопрос. Если таковы расходы, то какие же... доходы. Не знаю, как лучше это спрашивать. Но Эдвард ведь уверял меня, что спрашивать могу все, что угодно. Послушаться?
- Эдвард.
- М-м?
- Время неудобных вопросов.
Он удивленно усмехается моему объявлению, удобнее устроившись на своем стуле. Откладывает приборы, положив руки на стол.
- Я в предвкушении.
- Мне странно это спрашивать, но лишь для факта... не имеет значения, просто интереса ради. В разрезе этой квартиры и того, что мы планируем дальше... извини меня.
- Это все еще не вопрос, Schönheit.
И правда, хватит ходить вокруг да около. Ничего криминального я не делаю.
- Сколько... сколько ты зарабатываешь?
Он не кажется изумленным. Наоборот, на удивление расслабленным. Протягивает мне руку и улыбается, когда аккуратно, но подаю ему свою.
- У тебя слишком виноватый вид, Белла. Это более чем правильный интерес. И напрямую с тобой связанный, все очень логично.
- Да уж...
Ему не нравится, что я смущаюсь. Гладит мои ладони, но не тянет больше время.
Отвечает.
Мне удивления скрыть не удается. При всей готовности к определенному диапазону сумм, эта... черт. Она явно не в ходу на европейском рынке, эта сумма.
- Это с налогами?..
- Да, Белла.
Боги.
Эдвард поднимается со своего стула, присаживается рядом с моим. Уже обе мои ладони в своих гладит. Призывает на себя посмотреть.
- Это только выглядит непривычно, Изза. Это меридиана по рынку на этой должности. В «Ауди», говорят, даже чуть больше. Зря я ушел из «Ауди» тогда?
Пытается разрядить обстановку, в этом весь Эдвард. Да уж. Я и правда реагирую слишком остро, наверное. Что меняет сумма? Эдвард остается Эдвардом, все у нас было бы точно также и без этих нулей. Разве нет?..
- Ты любишь «Порше»...
- И еще кого-то, - он улыбается, на щеках очаровательные ямочки. Невозможно.
Я сама пожимаю его ладони в своих. Очень крепко. Эдвард удивляется.
- Это праздный интерес. Скажи мне, что ты веришь, Эдвард, пожалуйста. Это просто глупый праздный интерес. Мне непривычно, что апартаменты в центре и авто... это так просто. Пожалуйста, скажи, что ты веришь, что мне это просто непривычно.
Он останавливает мою тираду, медленно качает головой. Гладит по спине, у талии, у волос. Успокаивает. Я все бормочу эту ерунду, а он успокаивает. Куда терпеливее, чем можно было представить.
- Я верю, Белла, ну конечно, - говорит, когда выхожу на третий круг своих причитаний. – Тише. Если бы я знал, что это такая животрепещущая тема.
- Я понимаю, как это выглядит...
- Как выглядит? Ты скоро станешь моей женой. Тебе по закону положено знать сумму нашего счета. Тише. Все более чем правильно, я сам должен был тебе сказать.
- Я люблю тебя.
- Я знаю, солнце. Меня, моих мальчиков. Это чудо.
Обнимаю его крепче, бормочу в плечо, ненадолго зажмурившись. Не уверена, что как следует меня слышит.
- Ты обещал, что я привыкну.
- Уже скоро, - мирно кивает, путаясь пальцами в моих прядях. – Быстрее, чем думаешь.
Я глажу ворот его рубашки, задумчиво придержавшись за верхнюю пуговичку.
- Как же ты переедешь в Портленд, Эдвард? Там на сто миль не будет ничего подобного. Если вообще такая должность будет.
- Будем решать проблемы по мере их поступления. Пока нам бы переехать в Берлин.
И то правда. Эдвард все так же гладит меня, сводя на нет эту встрепенувшуюся полу-истерику. Я в который раз реагирую куда эмоциональнее, чем хотела бы – и чем среагировала бы раньше, думаю. Странно. В конце концов, есть вопросы куда серьезнее, чем уровень заработной платы. Если Эдвард верит, что я с ним не ради цифр на кредитке, меня это не должно волновать. Его же словами: он рад, что может обеспечить все потребности своей семьи. Не это ли высшая цель работы для любого мужчины? А он ее еще и любит. Как и нас. Всех нас.
Правда, поздним вечером, когда ложимся в постель и Эдвард сам гасит прикроватную лампу, я решаюсь сказать еще кое-что. Думала об этом часть вечера.
- Нам надо будет заключить брачный контракт.
В темноте мой голос звучит тихо, но резко. Эдвард на мгновенье застывает на своей стороне постели. Останавливаются его пальцы, которыми гладит мою спину – всегда так делает, засыпая.
- Что это еще за «надо», Белла?
- Это твоя гарантия. Я не стану лишать тебя гарантий.
Эдвард отворачивается обратно к прикроватной тумбе. Зажигает чертову лампочку.
- Тут мне никакие гарантии не нужны. Не в нашем случае.
- Это глупо и недальновидно, - выдыхаю, скрестив руки на груди. Смотрю на него из-под ресниц, чуть опустив голову, и Эдвард заметно хмурится. – Тебе любой адвокат скажет.
- Ты планируешь разводиться?
- Никто этого не планирует, Эдвард. Я еще и безумно этого... боюсь. Но мы не о том. Такие контракты – самый цивилизованный способ все предусмотреть.
Он садится на постели, откинув покрывало. Горбится, уперевшись локтями в колени. Мрачно смотрит на меня, помолчав пару секунд.
- Если мы разведемся, Изабелла, ты получишь все, что захочешь. Тебе не нужен будет контракт, дабы отстоять свои права.
- Я не о своих правах беспокоюсь.
Он пожимает плечами, размяв шею. Теперь выглядит излишне серьезным, даже скорбно-серьезным.
- Все будет просто: назовешь сумму – заберешь ее. Если примешь такое решение.
- Тебе правда стоит об этом подумать.
- Это уже давно обдумано, Белл, спасибо.
Он потирает пальцами переносицу, совсем невесело усмехнувшись. Мне щемит сердце от такого, каким позабытым кажется по центру нашей общей постели.
Я сегодня явно веду по нестандартным разговорам. Еще и на ночь глядя.
Откидываю и свою часть покрывала, сажусь рядом с мужчиной, огладив его плечи. Эдвард чуть запрокидывает голову.
- Я беспокоюсь о тебе, - тихо признаюсь, коснувшись щекой его шеи, погладив у ворота этой свободной футболки. – Эдвард, я люблю тебя. Я тоже хочу тебя защитить.
- От себя, Schatz?
- И от себя тоже. Ты сам так делал.
Эдвард вздыхает, обернувшись в мою сторону. Много он за эти дни вздыхает, мне не нравится. И как грустно смотрит сейчас, убрав прядку с лица, не нравится тоже. Я накрываю его щеки обеими ладонями. Касаюсь скул, обвожу контур челюсти. Не могу насмотреться, не хочу отпускать. Пусть бы он мне поверил.
- Белла, если у нас все кончится, мне уже мало что будет нужно.
- Ты так сейчас...
- Нет, - он и грустно, и мудро улыбается уголками губ, чуть наклонив голову к моей руке. Боже. – Это все очень незрело, я знаю. Но настоящая любовь случается всего однажды, у меня уже случилась. Конечно я буду жить дальше ради мальчиков, никаких подростковых драм. Но уже без половины сердца. Это будет совсем другая жизнь.
Мое откровение.
Бережно, со всей лаской, которую не знаю, как выразить, глажу его лицо. Каждую черту. Наклоняю голову и нежно, как лишь пару раз прежде, Эдварда целую. Вся моя душа у него, не только сердце. О чем вообще мы здесь говорим, о каких расставаниях? Оставившие свою половину обречены на вечные страдания. Такое не излечивается.
- Твое сердце в целости и сохранности, - обещаю ему, погладив у виска, когда чуть отстраняется. – Извини меня.
Эдвард оглядывается на нашу разоренную постель, позабытую прикроватную лампу, покрывало, дымчато-розовое, что так и лежит у его коленей. Сглатывает. Целует меня снова, уже – сам. Чуть морщится.
- Давай больше не будем поднимать эту тему. Брачный контракт я не подпишу.
- Falke...
- Это точно, Изз.
Он смотрит на меня прямо и искренне, очень внимательно. Бережно касается моих губ, обводит их контур, тронув нижнюю большим пальцем. Не могу удержаться, не хочу больше. Смущенно ему улыбаюсь.
- Я рада, что мы об этом поговорили.
- Иди ко мне. Больше этой ночью ни о чем не хочу слышать.
- Решительно...
- Считаешь, я могу быть другим? – он комично изгибает бровь, отпуская ситуацию окончательно.
Обнимает меня, утягивает к себе, валит нас на простыни. Скованно, слабо, но посмеивается, когда стараюсь выбраться из-под его рук.
- Куда это ты, Изза?
- У меня здесь тоже есть подушка... и сторона кровати.
- Моя сторона кровати, - прищуривается, подтянув ко мне нашу общую подушку и демонстративно устроившись на самом ее краешке. – Все мое – твое. Раз и навсегда запомни.
Мягко смотрю на него, так по-напускному решительного, но все же растревоженного нашим разговором. Не самым легким, конечно... но кончился он достойно. Нам и правда надо было это выяснить. Поправляю подушку, даю Эдварду лечь как следует, не свернуть ночью шею. Накрываю его одеялом.
- Тогда и ты мой, Эдвард, - журю, погладив у виска.
Сокол довольно выдыхает, выключив многострадальную лампу справа от нас. Обнимает меня как следует и рад, что я не против. С ним не просто тепло, с ним очень безопасно и спокойно. Не с кем прежде так ясно я это не чувствовала.
- Целиком и полностью, Белла, - соглашается, накрыв подбородком мою макушку. – Целиком и полностью.
Ну что же, с этим можно жить.
В четверг мы встречаемся с Элис в «Сиянии», будто не было тех долгих месяцев поздней осени и мрачного декабря. Она бронирует столик у нашего окна и ждет меня за ним, так и не заказав пока кофе. Я крепче перехватываю сумку, когда захожу – неосознанный жест, скорее машинальный. Огромная и блестящая кофемашина «Marzocco» возвышается на специальном постаменте. Вокруг нее баррикады из чашек и блюдечек, струйки пара вырываются вверх, когда варят кофе. От этой машины Дамиано спас мое лицо два месяца назад. За ней же он столько раз делал мне флэт-уйат, перед тем как позвать на свидание. Тут я едва не поцеловала Дама в ту субботу... И Фабиан был тут... и Эдвард после того вечера... боже мой. «Сияние» знает обо мне больше, чем любое иное место Берлина. Как будто все случалось здесь.
На смене сегодня Дама нет. И никого из тех, кого я помню, нет тоже. Незнакомые белобрысые парни в светлых фартуках варят посетителям шоты эспрессо. Шипит стимер, взбивая молоко. Да уж.
Не стою у входа, не заставляю Элис ждать, а себя – вспоминать больше. Хватит. И так и запах, и вид, и сама атмосфера этого заведения крепко запечатлены у меня в памяти. Одно из немногих мест города, по которому я искренне буду скучать однажды. Как шкатулка воспоминаний.
Элис выглядит не просто хорошо, а отлично. Ее волосы сейчас длиннее, но все такие же роскошно густые и темные, теперь я знаю, что в Террен. Миндалевидные карие глаза в ярко-черной подводке, неброская помада цвета меланж. Розовая блузка с неглубоким вырезом и серые джинсы. На руках парочку светлых браслетов, а на шее – подвеска. Да это же серебристый крошечный профитроль! Эммет хорошо запоминает детали.
- Белла! – Элис поднимается мне навстречу, отложив свой телефон. У нее теперь не шоппер с собой, а небольшая темно-розовая сумочка. Темное пальто осталось неизменным, курток Элис не любит.
- Hallo, Элис, - улыбаюсь ей. Я искренне рада Элис видеть – особенно здесь.
- Твой немецкий набирает обороты? Вот она, жизнь с носителем.
- Я безнадежнее, чем ты думаешь, - посмеиваюсь, занимая одно из свободных кожаных кресел рядом. Элис кладет руку на подлокотник и я, недолго думая, осторожно ее касаюсь, – очень здорово, что ты предложила встретиться.
Глаза у Элис сегодня искрятся доброй. Такой тихой, спокойной, в чем-то даже нереальной, дымчатой. Наверное, это спокойствие.
- Я говорила, что хотела бы продолжить наше общение, Белл. В конце концов, не мне судить влюбленных. Но ни папу, ни тебя терять бы не хотелось. Как бы странно все это не казалось.
- По-моему, мы неплохо научились совмещать, м-м?
Элис складывает руки на груди, ухмыльнувшись мне уголком губ. Смотрит будто бы немного свысока, но на самом деле прячет в этой позе свое смущение. И удивление.
- Парки от тебя в восторге, только и говорит о ваших совместных поездках. Тревор стал куда более открытым и спокойным... чудо какое-то. Я в жизни бы не поверила, что с ними так быстро можно подружиться.
- Они дали мне шанс.
- Скорее, ты им, - хмыкает, нервозно спрятав мобильный в сумочку. Оглядывается на барную стойку. – Закажем кофе? Ты же еще пьешь кофе?
- Конечно, Элис.
Мы идем к бариста вместе. Пропускаю Элис вперед, но она не спешит, сокращает между нами расстояние. Делает заказ за обеих, на немецком. И платит тоже за обеих, постфактум сообщив, что намерена меня угостить.
- Спасибо.
- Я скучала их флэт-уайту, - мечтательно протягивает, улыбнувшись парню, что дает ей сдачу. – Будет сильно не хватать его после окончания учебы.
- Полтора года еще?..
- Можно считать, что год. Уже январь, Белла.
Мы садимся обратно за свой стол. Кофейный бар расположен в полукруглом холле здания, бывшего научного института, и вид открывается на всю Александерплатц. Здесь всегда царит оживленная атмосфера, много людей, станция пересадок, кафе и бары. Я скучала по этой площади. Еще одно особое берлинское место.
- Мама сказала мне, мальчики переезжают к вам?
Отрываюсь от окна, возвращаюсь к Элис. Она задумчиво обводит кончиком пальца ободок своего стакана с водой. Смотрит на меня с внимательным, хоть и скованным интересом.
- Да. В конце месяца.
Подруга изумленно моргает, сделав глоток воды.
- Быстро.
- Немного...
- Ты смелая, Белла.
- Мы с ними хорошо поладили, Элис. И Тревор, и Парки позволили нам попробовать. Да и побыть с папой подольше – их общая мечта.
- Я тоже рада, что будем больше видеться. Но Белла, ты ведь... с ума сойти.
Я помню слова Эсми. Я помню ее реакцию. Элис меня не удивить, я уже достаточно философски на это реагирую.
- Не справлюсь?
- Справишься! – так убежденно, так быстро отвечает Элис, что я даже теряюсь. – Я больше переживаю за папу. Он вряд ли помнит, как жить с детьми. Или вообще... с кем-то. Постоянно.
- Он счастлив, что они приедут.
- Конечно, - Элис обрубает эту тему сама, потерев переносицу. Так делает сам Falke, когда нервничает. - Эддер в принципе в последнее время перешел к решительным действиям. Эммет, вот... представляешь?
Если честно, Элис, с трудом.
- Он что-то рассказал тебе?
- Если бы – из него ничего так просто не вытянешь. Но папа ждал нас у кондитерской, где у Эммета было собеседование. Наверное, подкараулил его после.
Эдвард и правда идет ва-банк, едва ли не как в частном детективном бюро. Он без труда может найти все, что угодно на Эммета. Я знаю Сокола и знаю возможности Каспиана. Но чтобы лично встречаться... еще и в Портленде, так скоро. Это даже на него не похоже.
- Он за тебя переживает.
Элис закатывает глаза, нервно усмехнувшись.
- За нас, скорее, Белла.
Да. Ревность мистера Каллена со счетов сбрасывать не стоит. Но к Эммету, господи! Не помогло, судя по всему, что мы много лет работаем вместе. И что Эммет не испытывает ко мне ровным счетом ничего с самого начала. И что я вряд ли представила бы себя с кем-то вроде босса, каким бы прекрасным человеком он не был. Эммет не в моем вкусе, а я сто тысяч раз не во вкусе Эммета. Только кто убедит в этом Каллена, правда?
- Ты теперь ездишь по Берлину, говорят?
- Да. Эдварду это было очень важно.
- Вряд ли имеется в контроле золотая середина – мама так говорит. Но я рада, что у тебя есть авто. Ты любишь водить, если я правильно помню.
- Да, Элис. Спасибо. Подвезти тебя сегодня?
- Корпус в двух шагах, но я запомню на будущее. Прежде у меня такое спрашивали лишь мужчины.
Приносят наш кофе. Элис забирает себе тот флэт, на котором нарисована сложная трехступенчатая розетта с вензелями. Прежде такие умел делать лишь Дам – это его фирменный рисунок.
- Спасибо.
- Да, спасибо, - протягиваю официанту, что переставляет напитки на наш стол. Невольно, а оглядываюсь на барную стойку. Не может быть. Я его не видела.
Элис наблюдает за тем, как я пробую свой напиток. И как смотрю на розетту из молока. Облизывает губы.
- Его здесь нет.
- М-м?
- Дамиано. Я спросила. Еще до Рождества уволился.
Исчерпывающая информация. Я снова отпиваю свой кофе.
Элис излишне сегодня приметливая – впрочем, как всегда. Но говорит осторожно, тихо, дабы не спугнуть меня.
- У вас с ним что-то... было?
Я оборачиваюсь к ней и Элис поспешно качает головой, положив правую руку на грудь.
- Я не скажу Эддеру, ни в жизни. Но он был полон намерений...
- Я встретила его в другом баре той ночью, когда... ты знаешь. Он уже был в курсе, что я с Эдвардом, Элис.
Она пожимает плечами, смятенно посмотрев в сторону.
- Я ему сказала. Но он сам меня много раз спрашивал, где ты, Изз.
- Дамиано очень хороший. Я надеюсь, ему повезет.
Она вздыхает, удобнее сев на своем кресле. Кладет ногу на ногу, отпивает кофе.
- Считай, уже повезло, - философски замечает, - что сумел избежать нашей семейки. Эммет был впечатлен встречей.
- Эдвард умеет впечатлять.
Элис смотрит на меня с долю секунды, крепко сжав стакан с флэтом пальцами. А потом мы вдруг смеемся, понимающе и потрясенно одновременно. Вместе. Как в старые-добрые времена.
- Это точно, Белла... точно. Он сам тебе что-то говорил?
- Про Эммета? Ни слова.
- В его репертуаре. Ты очень... терпеливая. К нему.
- Давай считать, что мы нашли точки соприкосновения, - улыбаюсь я.
- Да уж. Но знаешь, я очень надеюсь, знаешь, что Эмм не передумает... не пошлет меня с моим контролирующим отцом на... имеет право.
Она искренне переживает за тот исход, о котором говорит. Старается перевести все в шутку, но на самом деле я знаю Элис, я вижу, что ее это тревожит. Но если бы Эммета можно было так просто взять. Он журналист, в конце концов. Теперь – выпускающий редактор. И по упрямству, быть может, потягается с самим Соколом.
- Вы хорошо провели время? – доверительно зову ее, легко коснувшись у колена. – В Портленде.
Улыбается, не сумев спрятать этот особый, счастливый блеск в глазах. Я сразу его подмечаю.
- Чудесно. И Эмм чудесный.
- Ты ему очень нравишься, Элис.
- Я делаю на это ставку, - она салютует мне полупустым стаканом кофе и я вспоминаю, что свой отпила лишь немного. Надо исправлять.
У нас получается мирный, и, стало быть, интересный разговор. Напоминающий чем-то прежнюю жизнь, Берлин и те встречи, что он сулил по пятницам. Элис долгое время была моим единственным другом... у нас по-прежнему много общего и, если все сложится, будущее тоже будет неразрывно связано. Я бы хотела, чтобы у нас получилось вернуться туда, откуда начали. И мне кажется, тепреь, после встречи с Эмметом... Элис хотела бы того же.
Расстаемся у входа в «Сияние» в начале шестого. У Элис семинар в университете в пять сорок, а у меня еще один киоск с брецелями неподалеку. Подруга, немного замявшись, все же обнимает меня на прощание.
- Я правда надеюсь, что мы продолжим общаться, - признается.
- Я тоже, Элис. Я только за.
Она улыбается, и смущенно, и довольно. Отступает на полшага, сжимает свою сумку обеими руками. Но не торопится пока уходить.
- Белла?
- Да?
- Извини меня.
Пожимает плечами, смятенно улыбнувшись снова. Это та Элис, которую я знала прошлой осенью.
- Мне не за что, Эл.
Хороший ответ. Она его принимает. Машет мне на прощанье, разворачиваясь к Александерплатц. Довольно быстро сливается с толпой на площади.
Эдвард ждет меня у входа в «Lemke» в семь вечера. Настаивает, что раз большую часть недели ужинали вне дома, надо сохранить эту традицию – в выходные, обещает мне, станет моим личным поваром. Шучу, что такие жертвы – уже чересчур, хотя я и безумно люблю, когда Falke готовит. Есть что-то волнующее, безумно сексуальное в его образе на этой черной кухне. В белой рубашке, например. Или когда отмеряет нужную порцию орешков для соуса, вливает в пасту сливки, помешивает овощи. Или жарит ростбиф. Отдельная, самая темная моя фантазия.
Но сейчас мы здесь. В немецком ресторане, где подают ту знаменитую говяжью печень с яблочными дольками и картофелем (в прочтении Эдварда: овощным гратеном). Место, что назвала ему в нашу первую встречу в «Старбаксе», место, куда уже приводил меня однажды... наше возвращение в Берлин знаменуется туром по значимым точкам. Вот уже и «Lemke» в их числе. Хорошо, что сегодня четверг – пивное настроение еще не достигло своего апогея. Да и для таких трезвенников, как мы, шутит Каллен, есть специальная часть зала с уютными столиками и не слишком ярким светом ламп. Очень камерно.
Я глажу его руку, тонкие и затейливые линии ведя от запястья до костяшек пальцев. Моя ладонь в три раза меньше, чем у Эдварда, это особенно приятно, когда он ее пожимает. Пышущий теплом и каким-то мирным, добродушным настроением сегодня, Эдвард – просто загляденье. Наблюдает за мной со спокойным интересом. Как будто бы насквозь видит.
- Как у нас дела, Schönheit?
- У нас?
- У нас всех. И у тебя – особенно, - обводит взглядом нашу небольшую часть зала, где сидят еще несколько таких же пар. Все мы ожидаем еду, но в немецких ресторанах это лишь условное время. Все очень быстро, отточено и отлично. Многим заведениям стоило бы поучиться их сервису.
- Я начала дегустировать берлинские брецели.
Эдвард удивленно моргает, мило улыбнувшись.
- Что начала?..
- Брецели. Как одну из важнейших составляющих немецкой кухни, столь популярную в туристической среде. И они тут на каждом шагу, да, но есть особые места, самые лучшие. Их и ищем.
- Гайд по брецелям – это сильная идея.
- Не смейтесь, мистер Каллен. Между прочим, первым из немецкой кухни я попробовала именно брецели.
- С солью? В баре?
- Да. На Brezelmacher. В лучших традициях.
Эдвард переворачивает ладонь, сумев перехватить мои пальцы. Не успеваю испугаться его резкому движению, лишь потрясенно улыбаюсь. Сокол может быть неуловимым, когда захочет.
- Armes Ding. Ты была в Backer wiedemann?
- Нет.
- У них великолепные брецели. Не с солью и не на подставках, но определенно стоят того, чтобы их попробовать. Позавтракаем там? Завтра, как раз перед началом смотра квартир.
- Ими завтракают?..
Эдвард мило посмеивается моей реакции, погладив вдоль мелких синих венок у запястья. Кивает.
- Тебе понравится, обещаю.
- Я не знала, что ты специалист по брецелям, Эдвард.
- Скорее, по черному кофе. Он там отменный. И вид на Бранденбуры – стоящее место.
- Я заинтригована.
- Значит, решено!
Мне нравится, как уверенно, победно он это говорит. И как ласково при этом улыбается. Эдвард в отличном расположении духа сегодня и мне несколько неловко заводить разговор про их встречу с Эмметом. Лучше подождать до конца ужина.
Еду подают через пять минут. Эдвард рассказывает мне о последних новостях «Порше», польщенный моим любопытством. Но это правда так, его работа, как и он сам, всегда будет одной из сфер моих интересов. Пробую наше основное блюдо, поданное на огромных бело-голубых тарелках с изображением сцен охотничьей жизни. Выше всяких похвал, ну конечно же. «Lemke» держит марку.
Эдвард немного расспрашивает меня о журнальных статьях. Какая из пекарен и кофеен за эту неделю понравилась мне больше всего, куда бы отвела его? Я настаиваю, что «Five Elephant» не затмит ничто, пойдем туда. Да и сертификат на каппинг никто не отменял, нужно использовать его до апреля.
Мы делим яблочный штрудель с ванильным кремом на двоих. Эдвард ворует поджаристые кусочки яблока с моей половины. Наигранно возмущаюсь такому поведению средь бела дня. Falke смеется, что уже вечер. А в Портленде вот-вот кончится у детей школа. Я спрашиваю Эдварда, как мальчики. Он снова отвечает немного уклончиво.
- Гийома тревожит мысль о смене школы. Мы с Террен как раз это сегодня обсуждали.
- Ты говорил, что найдешь им международную.
- Да, Berlin Brandenburg International School – самое интернациональное учебное заведение в интернациональном Берлине. В пригороде, правда, но зато американская система и то же количество предметов за год. Они готовы их взять без предварительного собеседования.
- У Тревора с Парки, должно быть, высокий средний балл.
- Или у меня высокая должность. Но Паркеру от этого не легче.
- У него обязательно появятся друзья здесь, Эдвард. Это лишь вопрос времени.
- Я тоже так думаю, Изз. Некоторые моменты надо просто пережить.
- А Кэтрин?..
- Пропала с радаров, - лицо его чуть багровеет, глаза совсем темные. – Но я ее достану откуда угодно. Дело уже получило ход.
- Главное, чтобы Фабиан был в порядке, Эдвард.
- Будет. У него теперь есть все шансы.
Эдвард закрывает счет, оставив двадцатку чаевых. Мы выходим на свежий морозный воздух. Центральный собор высится над городом. Скоро начнут реставрировать его купол – не будет больше такого отличного вида.
Приникаю к Falke, когда предлагает мне свой локоть – и прогуляться. С удовольствием касаюсь материи его пальто, теплой ладони, длинных пальцев. Эдвард расслабленно улыбается, подставив лицо мелким снежинкам, летящим с неба. Но кажется мне слегка задумчивым.
- Я правда рада, что они приедут. Подумать только, уже так скоро.
- Полторы недели. Не передумала, не поедешь со мной?
- Мы уже обсудили Эдвард, мне правда нужно немного поработать. Зато я подготовлю все к вашему приезду.
- Станешь хозяйкой большого дома, - хмыкает мужчина, поцеловав мои волосы. – Я хотел бы на это посмотреть.
- У тебя будет такая возможность.
Сворачиваем на одну из больших улиц, что ведет к опере и, далеко впереди, Бранденбурам. Снег расчистили, больше он не выпадал – но эти маленькие снежинки вполне могут стать полноценным снегопадом к ночи. Где-то вдалеке, слева, мерцает сигнальный огонек Александерплатц.
- Знаешь, мы сегодня пили кофе с Элис.
Эдвард покрепче перехватывает мою руку, несколько насторожившись. Нелюбимые мной морщинки хмурости касаются его лба. В глазах – удивление.
- Даже так?
- Она прилетела вчера и предложила... мы хорошо провели время.
Он дает мне еще немного времени, если решу сказать что-то еще. Но я молчу – и Сокол медленно кивает.
- Здорово, что вы снова стали общаться. Было бы нечестно рушить дружбу по моей вине.
- Это больше похоже на конфликт интересов, - вздыхаю, кратко глянув на луну, проглядывающую из-за облаков. – Как у тебя с Эмметом.
Я удивляю Эдварда во второй раз за последнюю минуту. Он больше не держит меня, отпускает на полшага вперед. Останавливается возле изгороди моста, поворачиваясь ко мне всем корпусом. Больше никуда не идем.
- И к чему это, Изабелла? – несколько строго спрашивает.
- Не знаю. Элис сказала, вы встречались в Портленде. Ты ни разу не упоминал.
- Эммет обсуждал с Элоиз нашу с ним встречу?
- Вряд ли. Но она нашла у него твою визитку.
Эдвард хмыкает, закатив глаза. Нетипичный для него жест, еще и на этом широком мосту. Немного наклоняет голову, смотрит на меня с вниманием. Ждет реакции.
- И что ты думаешь?
- Странное чувство. Я считала, мы закрыли этот вопрос еще в США.
- Schönheit, этот парень намерен спать с моей дочерью – в самом ближайшем будущем. Он подвозит ее, целует ее и водит на романтические встречи. Более того, успевает еще и с тобой проводить рабочие вечерние брифинги. Я не мог остаться безучастным.
- Ты будто на телешоу выступаешь.
- Пытаюсь донести свою точку зрения, - мрачно хмыкает мужчина, опираясь правой рукой о поручень моста. – Вполне здравый поступок с моей стороны.
- Не поспешный?
- Кто знает, когда я поймаю его в следующий раз, вашего Эммета. Надо было пользоваться возможностью.
- Вы хорошо пообщались? Не зря воспользовался?
- Очень даже. Он не самый плохой экземпляр. Пока.
- Эдвард, ты ведь не предусмотришь все варианты, не проконтролируешь каждое событие. Может быть, следует немного отпустить контроль? Как с Сибель.
- Мы мило поговорили, ничего больше, Белла. Ты зря так тревожишься.
Я уже слышала это заключение. И такой вид Эдварда – убежденного в своей правоте, но несколько растерянного – видела тоже. История повторяется по ленте Мебиуса. Единственный камень преткновения – это ревность. Не хочу, чтобы она между нами встала.
- Falke, - зову его, коснувшись плеча. Подступаю ближе, заглядываю в глаза. Прошу того же.
Синий взгляд весь мой. Он и напряженный, и собранный, и глубокий, и мерцающий. Словно бы все и сразу. Эдвард не был готов, что я узнаю об их встрече, но старается свести все к дружелюбному консенсусу, не злится и не настаивает пока. Но мне важно, чтобы он знал.
- Скажи, ты мне веришь?
Хмурится, красивые брови сходятся на переносице. Блестят от влаги снежинок темные волосы.
- Абсурдно, Белла. Конечно.
- Тогда услышь меня и поверь еще раз: я люблю тебя и никого другого мне не нужно. Ты можешь меня не ревновать.
Он молчит пару секунд, будто бы вслушиваясь в эти слова. Пожимает мою руку, когда касаюсь его собственной.
- Спасибо. Но это не всегда так просто.
- Будем стараться каждый день? Мне тоже есть чему поучиться.
Он прищуривается, встретив ухмылкой мой ответ. Наклоняется, дав проследить за каждым своим движением. Улыбается. Целует.
- Ладно, Schönheit. Твоя взяла.
Целую его в ответ, приподнявшись на цыпочках. Эдвард обвивает мою талию, чуть выше поднимает, прижав к себе. Отвечает на поцелуй.
Эту тему мы исчерпали.
В пятницу, следуя вчерашнему договору, выбираемся на завтрак в город. Пекарня, о которой говорил Эдвард, располагается в двух шагах от Бранденбургских ворот, на Унтер-ден-Линден. Она совсем небольшая, метров двадцать. Длинная стойка из темного дерева, темно-алые стены, десять столиков с забавными старомодными стульями. Вокруг них – картины в тяжелых, старых рамках. Все черно-белые, все о прежней жизни Берлина – еще довоенного. Играет негромкая классическая музыка, подают черный кофе в больших белых чашках и, как визитную карточку, двенадцать разных видов брецелей. И это не считая другой выпечки (Эдвард советует попробовать Käsekuchen, вариацию чизкейка). Мы садимся на барных стульях у дальней стены, у отдельного столика на двоих. Эдвард заказывает два разных брецеля: с сыром эдамер и тыквенными семечками и с медом, марципаном и миндальными хлопьями. Горячий черный кофе пахнет на ползаведения.
- Выглядит сказочно!
Ему льстит мой восторг.
- Я рад, что тебе нравится, малыш.
- Я в Берлине два года, Эдвард. Я понятия не имела об этой пекарне.
- Ты просто не дегустировала правильные брецели, - мудро подмечает он, надламывая для меня первый, сырный вариант. – Да и не слишком оно приметное.
- Тем ценнее. Спасибо, что показал мне!
- Alles für meine Königin.
Это официально один из самых жизнерадостных, самых приятных моих завтраков – и не только в Берлине, не только с Эдвардом, за все годы – в принципе. Особая аура царит в этом маленьком заведении, а может близость Сокола играет основополагающую роль... но мне хорошо. Просто и хорошо. Это и есть настоящая жизнь, правда? Наполненная любовью.
После завтрака мы встречаемся с Каспианом и Витторией у «Адлона». Едем на двух машинах, Эдвард за рулем своего авто, Каспиан на темно-синем «Porsche Macan» позади. Он назначил смотры в трех квартирах на сегодня, самых лучших из списка (всего их пятнадцать, если Эдвард захочет продолжить).
Мы начинаем с конца. Третьи апартаменты в списке располагаются чуть дальше от центра, в районе Штеглиц-Целендорф. Невысокий белый дом, один из шести на закрытой территории. Здесь есть теннисный корт, крытый бассейн и зеленые лужайки, где летом пасутся кролики. Дети, по словам риэлтора, это зрелище просто обожают.
Апартаменты располагаются на первом этаже. Четыре спальни, гостиная, совмещенная с кухней, две ванные комнаты и отдельной стоящий санузел. В отделке – светлое дерево и паркет. В детской – обои с забавными каракулями. Большая терраса с живой изгородью. Полная меблировка. Подземный паркинг. Терраса для жильцов на крыше, с видом на Берлин. Сто шестьдесят жилых квадратных метров.
- Комнаты совсем небольшие, - думает вслух Эдвард, проходя вместе со мной от гостиной к хозяйской спальне. Окна здесь не в пол, скорее в полстены. Вместо отопления – теплый пол.
- Но светлые, судя по всему.
- Не знаю. Направление северное.
Что-то не так в этой квартире. Мы сходимся в этом единогласно. Переезжаем на другой адрес.
Вторые апартаменты из списка Каспиана находятся в Prenzlauer Berg. Тут один дом, высокий, в двадцать с лишним этажей. Недавно отстроенный, еще с легким запахом краски. Окна в пол, как и у нас, восемнадцатый этаж. Внизу паркинг, магазины и кофейня. Территории у дома, как таковой, нет, но есть огороженная детская площадка на пятьдесят метров. Комнаты огромные, если не сказать больше, поистине светлые. На полу – ламинат, стены белые. В детских к окнам подведена LED-проводка, можно менять цвет освещения. Вся мебель тоже на месте. Те же четыре спальни. И даже пятая, совсем крохотная – можно отдать под офис. Не то.
Первые в списке и последние на сегодня апартаменты находятся в районе Тиргартена. Эдвард с самого начала хотел вид на парк и Каспиан, изучив рынок, отыскал такую квартиру. Почти все ее окна выходят на огромный зеленый парк, так полюбившийся мне с первого взгляда. Установленная Соколом планировка, высокие потолки – под пять метров. Старое здание, но максимально центрально. Паркинг. Небольшая, но зеленая придомовая территория. Круглосуточное видеонаблюдение и высокие бежевые ворота на вход. За живой изгородью первых этажей дома не видно. Квартира располагается на двенадцатом.
- Что скажешь, Белла?
- Вид потрясающий.
- Это да, - глянув на высокие деревья Тиргартена, соглашается Falke, - все, кроме офиса и прачечной выходит на парк. Но проспект тут же.
- Зато центральнее некуда.
Эта квартира, бесменно, наш фаворит. Эдвард берет время на раздумья до понедельника. Риэлтор регистрирует его заявку, подтверждая, что будет готов услышать ответ в понедельник. За квартиру нужно будет внести залог в размере трети срока аренды. Эдвард намеревается взять апартаменты на семь месяцев – предварительно. Коммунальные услуги, консьерж-сервис и уход за садом включены в стоимость. Задумываюсь, что нам стоит навестить Размуса.
На выходные Эдвард увозит нас на Мюггельзе. Я до последнего не верю, что не шутит, когда будит меня ранним утром с таким заманчивым предложением. Раз уж так соскучилась по нашему тихому, бестревожному озерному краю. Да и клининг будет здесь в эти выходные – теперь я знаю, что целая команда из трех человек раз в две недли наводит в апартаментах Сокола кристальную чистоту. Для другой квартиры, думается, понадобится человек пять.
Эдвард сам ведет автомобиль до озерного поселка. Любуюсь им, никак этого не скрывая. Falke мне подмигивает.
- Я уже загородился.
- Да? Ну наконец-то!
В нашем домике ничего не изменилось. Потолки с сосновыми балками, большая постель с белыми простынями, столик на пирсе и огромные окна с видом на темное озеро. Здесь все так же правит балом запах дерева, слегка – корицы, немного – роз. Пионовидные, бледно-розовые, они стоят на журнальном столике в большой вазе. Эдвард удивительный.
Мы проводим выходные потрясающе, но не слишком эффективно. Сочетаем хайкинг по лесу с занятиями любовью, сытными завтраками и кофе на пирсе. Дурачимся на старом диване, греемся у камина в вечернее время, вместе читаем что-то из старого собрания книг на полках. Забавно, что я отыскиваю среди них биографию Баха.
Вечером субботы, когда Эдвард лежит на моих коленях на этом милом старом диванчике, бархатно глажу обе его щеки. Этим утром Falke не брился – интересные ощущения.
- Продуктивная выдалась неделя, м-м?
- Так и не скажешь, что первая по возвращению, - улыбается Эдвард, подстроившись под мои касания. – Ты пахнешь лавандой, Liebe.
- У нас такой сегодня гель для душа.
- Мне нравится.
- И мне, - щурюсь, наклонившись ближе и потеревшись своим носом о его. Эдвард смеется.
Догорает в камине последнее из крупных бревен. За темными окнами негромко стучит дождь – снег неотвратимо тает. По глади озера разбегаются мелкие круги. В этом небольшом домике, вместившем в себя все лучшее, пахнет нами. И есть только мы.
Чувствую жгучую благодарность внутри. Влюбленно смотрю на Каллена.
- Спасибо тебе.
- За что именно, солнышко?
- За все, что у нас здесь было. И за то что нас сюда привез.
Он улыбается, вытягиваясь мне навстречу, привлекая к себе. Массирует кожу головы, легко потягивает волосы. Требовательно целует.
- Тебе спасибо, моя красота.
Ярко мерцают его синие глаза. Особо нежными, трепетными становятся прикосновения. Ниспадает тонкая кофта с моего плеча – поцелуй неотвратимо перерастает в нечто большее. И это до безумия прекрасно.
Мы возвращаемся в Берлин в воскресенье вечером, а в понедельник начинается вторая неделя. Последняя полноценная неделя перед приездом детей.
Проходящие дни выходят чуть более загруженными и насыщенными, ведь дел еще остается много. Но Эдвард обещает мне, в пятницу снова съездим на Мюггельзе. Отыщем время для нас двоих.
Falke все-таки одобряет ту, последнюю квартиру, внося залог. Мы перевозим туда часть вещей с помощью Каспиана, как только клининг заканчивает с ее генеральной уборкой. Виттория помогает мне расставить посуду и разложить хозяйственные принадлежности, пока Эдвард на работе. А вечером, уже вместе, мы разбираемся с одеждой и личными вещами. Гардеробная здесь больше, чем в его нынешней квартире. У меня не так много вещей и они смотрятся сиротливо среди больших полок. Эдвард как бы между прочим предлагает пройтись по магазинам. Напоминаю, что так и не одела еще ни разу то, что он уже мне подарил – впервые вижу эту одежду, развесив в шкафу. Мужчина уверен, что нам удастся найти компромисс.
Правда, в новых апартаментах мы не ночуем до последнего. Не слишком верится, что переезжаем, что мальчики действительно приедут совсем скоро. Особенно неуютно вдруг становится мне от мысли, что жизнь изменится кардинально и бесповоротно, стоит детям лишь приземлиться в Берлине. В ночь перед отъездом Эдварда рефлексирую, ворочаясь в постели, никак не в силах поймать ускользающий сон.
- Что такое, Sonne? – приметливого Сокола не проведешь.
Приходится рассказать, пусть и скомканно, но честно.
Эдвард бархатно гладит меня, утешая самим фактом этих прикосновений. И словами, конечно же. Только Эдвард умеет подбирать такие правильные, своевременные слова.
- Ты у меня такая смелая, Schwalbe. Так искренне умеешь любить, так самозабвенно заботишься. Нам с тобой очень повезло.
- Я боюсь цены ошибки, Эдвард... я не хочу сделать им больно.
- Детям будет лучше здесь. Они уже очень к тебе привязаны. Это будет нашим большим и чудесным приключением, малыш. Впервые – как настоящая семья.
- Доверие...
- И я, и мальчики тебе абсолютно доверяем. Все будет хорошо.
- Я очень надеюсь, что они будут счастливы здесь. И они, и ты, Эдвард.
Он поворачивается на бок, притягивает меня к себе, не давая отвести взгляд. Кончиками пальцев гладит вдоль щеки. Очень бережно.
- Я уже счастлив, любимая. Бесконечно.
Обнимаю его, прижавшись к груди так крепко, как только могу. Судорожно выдыхаю.
- Доберись туда и обратно в целости и сохранности, Эдвард. И держи меня в курсе.
- Обещаю, мое солнце.
Он держит слово. Трижды за эти дни звонит мне по видеосвязи, два из них – вместе с Паркером. Тот хвастается мне, что им с Фабианом удалось вместиться в четыре чемодана и небольшую сумку. Эдвард ерошит волосы сына, высказывая сомнение, не забрали ли они с собой пол-Мэна. Ненадолго показавшись в гостиной, Фабиан машет мне в камеру. Вид у него довольно спокойный.
Последнюю ночь перед приездом Эдварда и детей я все так же плохо сплю. Долго ворочаюсь в постели, рассматриваю карту Берлина на стене в нашей старой квартире. Обнимаю подушку Сокола, глубоко вдохнув ее запах. На прикроватной тумбочке стоит фоторамка, что подарила ему на Рождество. Нажимаю на экран, отыскав нашу с ним первую, общую фотографию – у дворца Шарлоттенбург. А потом семейную, с мальчиками, из океанариума. И новую, недавно загруженную – с Рождества. Долго, долго смотрю на нее, не давая экрану погаснуть.
Пока наконец не засыпаю.



Я выезжаю в направлении Берлин-Бранденбург в четыре сорок вечера. Над городом уже сгустились сумерки, мрачными тенями оседает ночь на верхушках небоскребов у Зоосада. Ветер не сравнится с североатлантическим, но этим вечером расходится на на шутку – чувствую, как его порывы ударяют о крыло машины на трассе.
Вечер темный и безрадостный. Сегодня среда, третье февраля. Длинная вереница машин тянется к пригородам с центральных улиц. Снег в городе почти растаял, но по краям автобана высятся настоящие сугробы. На завтра обещали минус четырнадцать – не лучший подарок детям.
Я делаю музыка в салоне чуть громче. Giusy Ferreri, Le cose che canto. В моем Spotify теперь целый плейлист посвящен ее творчеству, песни часто выражают мое настроение. Задумываюсь над тем, не начать ли учить итальянский, раз не вышло с немецким. Сама себе усмехаюсь. Отпиваю горячего капучино из традиционного в этом «Порше» стаканчика «Старбакс». Лучше.

La senti la brezza e il passo delle biciclette
Apri la porta e fai entrare le stelle
Dove hai messo la testa
Stai sognando da ore
È così bello vederti
Sotto l'Orsa Maggiore

Обгоняю «Volkswagen Polo», встроившись в левый ряд. Такая машина была у Керра когда-то. Будто в прошлой жизни, ну ей богу. Берлин с Керром и Берлин с Эдвардом – два совершенно разных города, две непересекающиеся для меня реальности. Не верится, будто могла не представлять жизни без Керра. А сегодня еду в аэропорт встречать Сокола с детьми. Судьба зачастую совершенно непредсказуема.
Впереди небольшой затор, похоже, ремонт дороги. Прокручиваю навигатор – недлинная пробка, минут на десять. Успеваю.
Останавливаюсь невдалеке от серебристой «Toyota Corolla», спокойно посмотрев на ряд стоп-сигналов других авто. Впереди их штук двадцать, не меньше, дорога закруглением уходит влево. Высится над ней ярко-зеленый знак с белыми буквами. «Flughafen Berlin Brandenburg «Willy Brandt»». Это мне знакомо.
Я веду себя на удивление спокойно. Даже слишком спокойно, если учесть, что никак не могла уснуть ночью. Но утром, когда серая дымка заново повисла над большим городом и электронный будильник Falke поднял меня с постели, всю нервозность как рукой сняло.
Сегодня приезжает моя семья. Сегодня мальчики, по которым я уже успела соскучиться, мальчики, которых искренне полюбила, пусть даже за столь короткий срок, наконец-то будут дома. И ни Кэтрин, ни прочие нежелательные личности, ни даже тревожащие меня правила Террен касательно Гийомки до них не доберутся. Хватит мне рефлексировать.
Фабиана и Гийома ждет время с папой, новая школа, новые друзья и новые, давно обещанные приключения. Это их новая жизнь, частью которой мне посчастливилось стать. Если уж и быть тут волнению, то только от радости, предвкушения. Я ведь и правда их люблю. К черту всех, кого такое положение дел не устраивает.
Пробка двигается. Вот уже проезжают первые десять машин. Наша очередь.
Отпиваю еще кофе, делаю музыку погромче. Нажимаю на газ.
Мне уже привычно водить большой «Порше». Он не просто удобный, он едва ли не идеальный автомобиль – особенно на мой малоопытный взгляд. Уверенность на дороге, безопасность, расчетливость – все это идет к авто Falke в комплекте. Как и полное руководство от разработчика. Как и полезные маленькие функции, наверняка встроенные Эдвардом. Мне очень спокойно в его авто. Моем авто. И в нем, кстати, теперь тоже есть бустер для Гийомки – как ознаменование нового начала.
До аэропорта семь километров. Несколько машин и я перестраиваемся в правую полосу. Впереди уже виднеется указатель на съезд. К Берлин-Бранденбург ведет огромная развязка... думала ли я однажды, что в темное время суток на таком большом автомобиле рискну ей воспользоваться? Но опять же, мне теперь. Да и желание поскорее увидеть Сокола того стоит, хочу сама их встретить. Интересно, влезут ли в багажник все их чемоданы?
Паркуюсь в зоне А, следуя совету Эдварда. На цену за час парковки стараюсь не смотреть, ничего страшного. В конце концов, сюда удобнее довести багаж – близко. Кажется, что «Порше» будет видно даже из зоны прилета.
Стою на крыльце перед входом, засмотревшись, как садится один из самолетов. Аэропорт огромный, здесь это происходит каждые пару минут. На этот раз – «Turkish Airlines», Стамбул. Мне с трудом верится, что когда-то и мы с Эдвардом улетали в Istanbul отсюда. Будто пару лет прошло с октября, а не пару месяцев.
В зале прилета довольно многолюдно. Он большой, обзор хороший, повсюду экраны с ожидающимися рейсами. Амстердам-Берлин планирует сесть через десять минут. Прямого самолета для Калленов в этот день не нашлось, но все равно было решено лететь сегодня. В понедельник детей уже ждут в школе. До этого момента надо успеть разобраться с документами – и привыкнуть к новому времени, само собой.
Я допиваю капучино. Улыбаюсь русалке на эмблеме, прежде чем отправить стаканчик в ближайшую мусорку. Становлюсь поближе к воротам выхода. На табло прилетов самолет Калленов отмечен зеленым цветом. Приземлился.
Через полторы минуты вибрирует мой мобильный.

Среда, 3 февраля. Моя история сообщений.
The Falcon, 18.28:
«Сели в своем порту, Liebe».

Милая традиция. Бережно провожу пальцами по экрану телефона.

Моя история сообщений.
Я, 18.28:
«Жду вас у выхода, Reisende».

Эдвард отвечает мне маленьким, но горячим красным сердечком. Я смеюсь: он снова использует смайлики.
Это занимает какое-то время. И посадка, и ожидание багажа, и путь по коридорам аэропорта к выходу. Люди вокруг постепенно меняются, встречая тех, кого ждали. Мне достается место в первых рядах, возле самых автоматических ворот, за серебристым поручнем, когда кто-то еще уходит. Обзор теперь лучше некуда.
Каллены выходят в зал ожидания через двадцать семь минут после посадки самолета. Первым я вижу Фабиана, что везет два больших черных чемодана за матово-серые ручки. Он и сам весь в черном, не изменяя своему стилю, но волосы, мне кажется, стали чуть короче. Темные глаза юноши высматривают меня в толпе. Фаби по-детски вдохновленно улыбается, когда все же меня видит.
- Сюда, пап!
Эдвард с Гийомом идут чуть позади. У Сокола тоже два чемодана, тоже черных, кажется, они из одной коллекции. Samsonite, само собой – Эдвард сохраняет верность одному бренду в каждой области жизни. Гийом тащит за собой небольшую кожаную сумку – пшеничную, в цвет своих волос. Гийомка, в отличие от брата, за эти недели точно не стригся.
- Guten Abend, Белла, - зовет меня Фабиан, выкатывая чемоданы за линию серебристого поручня. Немного стесняется, но пересиливает себя. Подается вперед и крепко меня обнимает. Бережно придерживает за спину обеими руками. От него пахнет каким-то древесным одеколоном и свежим дезодорантом.
- Ох, Фабиан, с возвращением, - улыбаюсь в его плечо, погладив у лопаток. На Треворе нет ни куртки, ни пальто, верхняя одежда лежит на его чемодане. На юноше лишь иссиня-черная байка с красными шнурками и массивным капюшоном. На запястье вулканические браслеты. Кожа белая, но не критично. В глазах и усталость, и радость. Тревор доволен, что они все-таки до Берлина добрались.
- Не лучшее место встречи, но что поделаешь...
- Берлин тебя еще удивит, - обещаю ему с неожиданным позитивом, потрепав по волосам. Тревор, как и Эдвард, выше меня на полторы головы – не так-то просто это сделать. Но Фабиан чуть наклоняется, облегчая мне задачу. Он чудо.
- Дам ему шанс, так и быть.
- Белла! – Паркер, так и не отпуская сумку, спешит ко мне с ней наперевес. Он выглядит куда веселее, чем на том нашем видеозвонке. На нем тоже байка, но светло-голубая, с какими-то персонажами из мультиков на груди. Шнурки белые, на бледных щеках чуть-чуть проступают веснушки. И эти синие, бездонные, такие знакомые мне глаза. Боже, Парки!
- Привет, солнышко!
Я приседаю, раскрывая ему объятья, поддавшись этому быстро и спонтанному желанию так поступить. Парки притормаживает у чемоданов, на мгновенье замешкавшись. Но потом, видимо, идет на поводу своих желаний – как и я. Быстро подходит ближе, обнимает, потянувшись вперед. Он такой теплый, мой Парки, весь в отца. Но, в отличие от брата, волосы Паркера отдают лишь ароматом желатинок. Haribo, если не ошибаюсь.
- Ты пахнешь кофе, - выдает он.
- Я только что его допила, малыш.
Парки довольно прищуривается, легко-легко погладив мои волосы у кончиков.
- Ты как папа, Белла.
- Учусь у него, - заговорщицки шепчу Парки на ухо и тот хихикает.
Эдвард, оставив чемоданы в негласной зоне парковки, терпеливо ждет своей очереди. Наблюдает за нами, чуть наклонив голову. Вид у него очень вдохновленный.
- Дайте и мне обнять Беллу, мальчишки, - шутливо журит детей, подавая мне руку и помогая подняться. – Ух, Schönheit!
Прикасаюсь к нему первой, обвив за талию. Черное пальто Эдварда, не изменяя прежнему стилю, сидит просто отлично. Волосы кажутся чуть растрепанными после длинного перелета. Глаза горят. Мы не виделись едва ли четыре дня, а я невозможно по нему скучала. Он прав, не будем больше расставаться.
- Ну привет, моя девочка, - шепчет на ухо, когда приникаю к его плечу.
- Willkommen zurück.
- Белла определенно подучила немецкий, пока нас не было.
- Она у нас очень целеустремленная, Фаби, - не спорит с сыном Эдвард. – Успела доделать все свои дела, Sonne?
- Большую их часть.
- Теперь мы с чистой совестью можем тебя отвлекать?
- Попробовать можете точно, - смеюсь я.
Эдвард жестом чистой заботы приглаживает мои волосы. Так и не отпускает от себя пока, огладив спину через пальто.
- А ведь это и правда здорово – вернуться домой.
- Разобраться бы, где дом... – бурчит Тревор.
- Никто не запрещает нам иметь несколько таких мест, сынок.
- Но мы же не будем ночевать в аэропорту, папа? – подает голос Гийом, прижав к себе ручку сумки. Тревожно смотрит на автоматические двери на улицу.
- Ну что ты, Hase. Не зря же Белла проделала весь этот путь, чтобы нас встретить. Поедем домой.
- Ты уже видела новую квартиру, Белла?
- Была пару раз, Гийомка. Но ночевать там буду впервые.
Мальчик вздыхает, отступив к папе, утомленно приникнув к его бедру. Слабо улыбается, когда Эдвард гладит его плечи.
- Устал, малыш?
- Мне нравится идея поспать в новой квартире.
Фабиан, подняв ручки чемоданов, решительно оглядывается вокруг. Переставляет на один из них сумку Гийома.
- Хорошая идея, Паркер. Давайте уже отсюда выбираться.
Эдвард, оставив Гийомку со мной, отыскивает в одном из углов тележку для багажа. Они с Фабианом резво укладывают на нее все четыре чемодана.
- Давай я, пап, - вызывается Тревор, перехватив управление над тележкой.
Эдвард забирает сумку в правую руку, левую отдав Гийому. Тот смотрит на аэропорт вокруг уже несколько осоловевшими глазами.
- Помочь тебе, Тревор?
- Не тяжело, Изз, спасибо.
Всей небольшой процессией выдвигаемся к зоне паркинга. Миновав стеклянные двери, поворачиваем на неяркой дороге согласно указателю. Зона А. Вот и «Порше».
- Близко... – удивляется Фабиан.
- Я старалась.
Гийом сразу забирается внутрь авто, я включаю печку и подогрев сидений. Эдвард с Тревором разбираются с багажом. Потом юноша садится рядом с Гийомом, а Сокол открывает себе водительскую дверь.
Мне нравится, когда он за рулем. Это такое безбрежное, безмятежное спокойствие... я люблю водить, но наблюдать, как водит Эдвард, люблю не меньше. И он, наконец, дома. Все они наконец дома. Ну слава богу.
- Ну что, с официальным прибытием в liebe Berlin, дети! – победно объявляет Эдвард, активируя зажигание.
Парки с Тревором устало поглядывают на нас в зеркало заднего вида, запрокинув голову на подголовники. Вид у них немного потрепанный, но спокойный. Мне греет сердце, что им хорошо. Это то, чего дети по-настоящему заслуживают.
- Наконец-то, - бормочет Тревор.
- Поехали домой, папа, - просит Гийом.
Эдвард не имеет ничего против. «Порше», мигнув фарами, резво выезжает с ограниченной зоны паркинга. Шлагбаум на выезд поднимается автоматически.
Мы возвращаемся в Берлин.

Вот все и вернулось на круги своя. Добро пожаловать в Берлин! Спасибо всем, кто терпеливо ждал. Буду рада услышать отзывы, мнение, предложения и все, что захочется, под главой или на форуме. С 8 марта!
Danke!

- Форум -