Глава 23

Ей четырнадцать лет. Она отличница с непременными, задорными косичками, белоснежными гольфами и вечно хихикающей подружкой рядом. И у нее только-только начались летние каникулы.

Тогда Элис впервые в жизни отпустили на дискотеку в самый настоящий ночной клуб, и она с горящими от возбуждения глазами звала с собой лучшую подругу. Белле казалось, что никаких проблем с родителями не будет, ведь наступило лето, год она закончила на отлично, и пойдет она не одна, а с Элис, которую Рене и Чарли просто обожали. Да и к тому же в клуб должен был прийти Оуэн Джексон – мальчик из параллельного класса, у которого такая красивая улыбка…

Но все пошло не так как рассчитывали подруги – Чарли наотрез отказался отпускать дочь в этот «притон с наркоманами», а Рене, что было довольно удивительно, поддержала мужа. В доме разразился грандиозный скандал с реками пролитых слез, топаньем ногами и даже одной разбитой тарелкой. Белла была побеждена и в слезах позвонила Элис, которая, в знак солидарности, тоже решила не идти на дискотеку.

Это был первый раз в жизни Беллы, когда она сбежала из дома. Ночью, когда родители уснули, она потихоньку выбралась из дома и села на первый попавшийся автобус. Это был жест протеста подростка, который что-то хотел доказать своим родным…

Автобус высадил ее у въезда в один из небольших пригородов Лос-Анджелеса, где Белла всю ночь бродила по коротеньким, пустым улицам, давая волю своим эмоциям. После бессонной ночи на скамейке у церкви она успокоилась и признала, что родители, в общем-то, не были так уже неправы. Она села на первый утренний автобус и доехала до дома, где ее встретили не на шутку встревоженный отец, который уже успел обратиться во все инстанции, вплоть до ЦРУ, и бледная, растерянная Рене.
Это стало ее отдушиной. Ее убежищем, местом, где можно не скрывать своих эмоций, местом, где ты можешь побыть один, когда тебе плохо. Это место всегда было разным – она просто садилась на любой автобус и ехала до конечной, которая обычно находилась на окраине города или где-нибудь у моря. После первого «побега» Белла уходила еще несколько раз и не из-за ссор с родными, а из-за каких-то своих личных проблем или передряг, когда ей хотелось побыть наедине с сомой собой, подумать, найти какой-то выход, или просто прореветь всю ночь напролет. Она уходила ночью и всегда возвращалась к утру, потому что ей на всю жизнь запали в душу потерянные глаза Чарли и неподдельный ужас матери, когда она ушла впервые. С тех пор родители Беллы относились с пониманием к своеобразным побегам дочери, зная, что она обязательно вернется, живая и невредимая, что она никогда не сделает больно себе или другим.

Последний раз Белла ушла семь лет назад, когда получила письмо из Йеля, где сообщалось, что она не поступила на юридический факультет этого престижного университета, о чем всегда мечтала. Крушение надежд и неосуществимость собственной мечты вывели девушку из колеи, и она уехала из дома снова. Ночь она провела в одном из парков, где уже была однажды. Полностью успокоившись, Белла, сопровождаемая грустным взглядом и тихими причитаниями матери, отправила документы на филологический факультет Калифорнийского университета. Этот выбор определил ее будущее.

И вот она снова уезжает. Сейчас все было по-другому – она сама сидела за рулем и выбирала маршрут, что было невыносимо тяжело сделать, потому что в глазах мутной пеленой стояли слезы. Поспешно размазывая их по щекам, девушка ехала, в буквальном смысле, куда глядят глаза. Она хотела выехать из города, подальше от этого муравейника, на природу, которая, казалось, может выслушать и понять… Понять, потому что она была почти единственной, кто сможет это сделать.

Разрядившийся еще утром бесполезный мобильный телефон так и остался лежать дома на диване, и Белла искренне надеялась, что Элис догадается, почему и куда уехала ее подруга, и не будет переживать.

«Она все поймет. Это же Элис»

Шикарный, бордовый Линкольн – подарок Беллы отцу на шестидесятилетие – плавно ехал по темнеющим улицам Лос-Анджелеса, повинуясь каждому действию водителя, который находился в весьма расстроенных чувствах. Белла быстро пробиралась на север города, где находилось несколько пригородов с аккуратными газонами. Их жители, которые обычно в пятницу, после восьми, всей семьей смотрят бейсбол по телевизору, даже не обратят внимания на заплаканную девушку, которая, оставив дорогой автомобиль на парковке супермаркета, будет медленно бродить по улицам, тихо разговаривая сама с собой.

Больше всего ей хотелось разучиться думать. Хотелось, чтобы мысли стали бессвязным потоком образов, который не будет причинять боль, не будет сдавливать горло или заставлять глаза увлажниться от слез. Она хотела, чтобы в жизни все было просто, проще, чем дважды два. Чтобы любовь была сильнее всего на свете, даже самой страшной лжи. Чтобы можно было говорить другим обо всем на свете, не опасаясь последствий.

Чтобы ей не было сейчас так невыносимо больно оттого, что она разрушила свое собственное счастье своими собственными руками.

Но жизнь – это не настольная игра-бродилка, где нужно только передвигать фишки, огорчаясь, когда твою красную фишку обошла чья-то желтая. В жизни нет фишек. Нет игрального кубика, который определит «судьбу». В жизни ты не имеешь права на ошибку. В жизни за каждый свой поступок нужно платить. И в жизни никто никогда тебе не скажет: «Ой, что-то какая-то глупая игра. Давай в другую сыграем?».

Жизнь сложнее.

Жизнь ярче.

Поэтому Белла сейчас уезжала в свое «убежище». Поэтому она оставила дом своих родителей, где провела самые прекрасные, самые чудесные дни своей жизни. Она так сожалела, что все это подошло к концу, к концу, который был определен две недели назад, когда Белла Свон имела неосторожность переспать с красивым парнем, который, по-пьяни, ошибся дверью. Она так сожалела, что надежда испарилась, что рухнул замок и были выдраны с корнем только взошедшие ростки любви, которую она так и не отважилась назвать любовью.

А ведь она правда любила, хоть и отчаянно боялась в этом признаться самой себе. Теперь уже было поздно. Эдвард ушел, и громко хлопнувшая дверь будто бы заставила сердце треснуть, расколоться на крупные острые осколки, чьи края сейчас резали все внутри.

Длинная улица превратилась в широкое шоссе, которое вело в пригороды. Машин было совсем немного, и Белла вела Линкольн своего отца на предельной скорости, пока все еще не зная, куда же хочет приехать. От шоссе отходили множественные ответвления, предваряемые крупными указателями населенных пунктов. Солнце клонилось к закату, и его идеально ровный диск уже почти коснулся линии горизонта, за которой светилу предстояло скрыться до утра.

Нужно было найти свое «местечко».

Через несколько километров взгляд Беллы наткнулся на сворот направо, у которого не было указателя. Девушка снизила скорость и медленно съехала с шоссе на двухполосную трассу. Новая дорога, петляя, шла между выжженных палящим солнцем холмов, которые кое-где переходили в настоящие карликовые горы с крутыми склонами.

Белла проехала еще около трех километров, когда скорость Линкольна начала стремительно падать. Стрелка спидометра достигла отметки «0», и негромко, даже вежливо кашлянув, мотор заглох, и машина остановилась посреди дороги.

- Ээй, - неуверенно позвала Белла и легонько похлопала рукой по приборной панели.

Автомобиль хранил молчание.

Девушка несколько раз повернула ключ зажигания, но Линкольн не изъявлял никакого желания просыпаться.

- Черт, - пробормотала Белла, и устало опустила голову на руль.

Туманные глаза бессмысленно смотрели на панель, когда увидели, что не только стрелка спидометра показывает ноль.

Бензобак был пуст.

Девушка стиснула зубы, и ее маленькие ладошки инстинктивно сжались в кулаки. Она резко дернула дверную ручку и вышла из машины, запустив руки в волосы. Ноздри ее носа свирепо раздулись и Белла злобно, со всей силы, топнула ногой.

- Дура! Чертова идиотка! – громко кричала она на себя, понимая, что ее не может услышать никто, кроме холмов, постепенно застилаемых темнотой ночи. – Тупица! Только ты можешь не заправить машину! Дура, дура, дура! Ты вечно портишь сама себе жизнь! Ты жалкая, никчемная девка, которая никогда не знает, что ей делать и может только беспомощно наматывать сопли на кулак! Я ненавижу тебя Белла Свон! Я ненавижу тебя! Что б ты провалилась! Ты все испортила! Ты чертова лгунья, и грош тебе цена!

Слезы скатывались по щекам и крики девушки, захлебнувшись, превратились в несвязное бормотание, когда она села прямо на асфальт, прикоснувшись спиной к Линкольну. Руки Беллы обхватили ее дрожащее тело вокруг груди, будто она хотела удержать себя. А губы тихо бормотали: «Я ненавижу тебя, ненавижу тебя, ненавижу себя, себя, себя…Ненавижу…»

Ночь медленно и величаво схватила в свои руки поводья небесной колесницы и темнота, слегка перебиваемая тусклым светом луны и крошечных звезд, наконец, опустилась на город. По земле стелился рассеянный туман, и было прохладно, чуть прохладнее, чем обычно в это время суток в Лос-Анджелесе. Свежий, сильный ветер с моря пригнал причудливой формы иссиня-черные, грозовые тучи, которые низко повисли в небе, и первые капельки мягко упали на еще не остывший после дневного зноя асфальт.

Кап. Кап. Кап. Капли начавшегося дождя барабанили по крыше Линкольна, и Белла наконец-то подняла голову. Она как-то по-особенному посмотрела на небо, и ее губы дернулись в жалком подобии улыбки.

- Спасибо тебе, - прошептала она, забралась на заднее сидение автомобиля и уперлась взглядом в обитую черным крышу. – Спасибо за то, что это было.

Она потеряла счет времени, когда просто лежала на мягком сидении и, смотря в потолок, прислушивалась к дождю. А когда шум прекратился, она начала тихо напевать песни. Все знакомые ей меланхоличные, грустные, даже депрессивные песни. И она снова плакала, но уже без слез. Наверное, потому что слезные железы решили взять отпуск на неопределенный срок.

Завтра утром она выйдет пешком на трассу и как-нибудь доберется до города. Вызовет эвакуатор и любимую машину Чарли заберут со съезда, ведущего непонятно куда и, видимо, совсем заброшенного. Ее пригонят в гараж, где она будет стоять, темно-бордовая, прекрасная и безмолвная. У Линкольна не будет никаких воспоминаний от этой ночи в последний день июня две тысячи шестого года от Рождества Христова. Но у Беллы будут. Будут воспоминания, и она приложит все усилия, чтобы не забыть ничего, чтобы помнить каждую деталь каждого дня этих удивительных недель. Двух недель с Эдвардом Калленом. С живым Эдвардом Калленом, которого у нее не будет никогда.

Он вернется в Лондон, она точно это знает. Сейчас его ничего не держит в Америке, тайна его тезки теперь открыта, и он уезжает с этим знанием на далекий английский остров, где, как говорят, постоянно идут дожди. И может быть когда-нибудь, лет через двадцать, Белла приедет туда и узнает, что он стал прекрасным психологом с широкой практикой. Что дома его будет ждать красивая жена по имени Таня, а умные детки, мальчик и девочка, будут встречать своего отца у порога их большого дома с идеальной лужайкой и разноцветной клумбой, полной роз и тюльпанов...Только бы он был счастлив.

Теперь она понимала авторов благородных классических романов. Когда ты действительно любишь человека, твоё самое большое желание не быть с ним, а чтобы он был счастлив. И ради его счастья ты можешь отступиться, можешь пойти против своих принципов, лишь бы потом, через много лет увидеть счастливую улыбку на его лице…

И она отпустила.

- Я люблю тебя, Эдвард, - сказала она и медленная, светлая слеза запуталась в темных ресницах.

В этот момент в окно кто-то отрывисто постучал, и Белла резко села, автоматически прижав колени к груди. Темнота, царившая вокруг, стала гнетущей, даже жутковатой. Все потонуло в тишине и ночном мраке. Было так тихо, что Белла, борясь со страхом, пыталась хоть как-то успокоить заколотившееся сердце, будто его бешеный стук был слышен за несколько километров от Линкольна.

Снаружи кто-то зашевелился, и тусклый свет фар ворвался в автомобиль из заднего окна.

- Эй? Есть тут кто-нибудь? – постучавшись еще раз, спросил незнакомый голос с легким старческим кряхтением.

Белла попыталась всмотреться в слепое черное окно и с трудом различила неясный силуэт широкого мужского лица и темные глаза, сощурено разглядывающие неведомого им водителя шикарной машины, стоящей посреди трассы.

"Мдааааа, очевидно, этой дорогой все-таки пользуются.

Что ж, молодец, Беллз. Просто отлично. Ты загородила проезд какому-то дедушке. Просто шик!

Нет, в следующий раз «сбегать» надо традиционным способом – на автобусе."

- Аууу, - туманно позвал мужчина еще раз.

- Дедуля, ну что? Там кто-нибудь есть? – новый голос. Звонкий, детский…Мальчишеский?

- Томас, вернись в машину! – еще один. Женский. Строгий, но одновременно мягкий и певучий.

Там была семья.

Белла передвинулась на сидении к двери, что была с противоположной стороны от мужчины, и открыла ее, почти не чувствуя страха. Она выбралась наружу и быстро развернувшись, оценила обстановку.

Справа, на расстоянии примерно двадцати метров стоял большой семейный минивэн, сверкающий включенными фарами, которые весело подмигивали висящим на небе звездам. На переднем сидении находилась пожилая женщина с круглым добродушным лицом, а сзади мелькала кудрявая мальчишеская голова, и слышался тот же строгий голос, который тихо одергивал ребенка.

Напротив Беллы, по другую сторону Линкольна стоял пожилой мужчина. Почти полностью лысый, но с колючей щетиной на обвислых щеках, он выглядел лет на шестьдесят с небольшим. Широкие скулы и неглубокие морщинки от носа до уголков рта говорили о его привычке улыбаться, а глаза сверкали добротой и интересом.

- Эмм, - Белла слегка замялась под пристальным взглядом мужчины. – Я загородила вам дорогу, да?

- Вообще-то да, - подтвердил он, слеповато щурясь. Он кинул взгляд на свою машину, - Вы не могли бы отъехать?

- Я бы очень хотела это сделать, но у меня бензин закончился, - стыдясь собственной тупости, пробормотала она.

- О. Это проблема, - задумчиво произнес мужчина, снова сфокусировав взгляд на девушке.

- Может быть, у вас есть немного бензина? Я бы отлила чуток себе и отъехала бы, - быстро предложила Белла, прекрасно осознавая свою несостоятельность по вопросам заливки бензина чуть ли не в экстремальных условиях.

Да при условии, что она водила машину всего несколько раз в своей жизни, она вообще плохо помнила как открывать бензобак, что уж тут о такой ситуации говорить…

- У нас нет ни канистры, ни воронки, - покачал головой мужчина и потер лоб ладонью.

- Это…Это значит, что мы никак не сможем перелить бензин?

- Дедуляя! – с радостным визгом из машины выскочил и подбежал к деду мальчишка лет пяти в свободных детских шортиках и футболке с задорной мордочкой собаки Плуто. Дедушка ласково подхватил внука на руки, и тяжелые мелкие кудри мальчика закрыли ему лицо. Мальчишка быстро убрал их со лба маленькими ручками и в упор посмотрел на Беллу круглыми темными глазами, в которых горели веселые искорки. – Вы дедушкина подруга?

Белла не успела ответить на вопрос, когда к дедушке и внуку подошла высокая девушка с тяжелыми каштановыми волосами, которые волнами лежали на ее плечах. Она протянула свои руки, и мальчик безропотно перешел к ней, выскальзывая из объятий деда. Он ласково обнял девушку за шею, и их близкое родство стало очевидным – сын был уменьшенной копией матери, которая держала довольно крепенького пятилетнего мальчика на своих бледных, будто алебастровых руках.

- Ответьте, пожалуйста, ему, - вежливо попросила девушка, и ее сын согласно кивнул.

- Нет, я не подруга твоего дедушки, - улыбаясь, ответила Белла. – Я просто забыла покормить машину, и она остановилась.

Мальчик довольно рассмеялся, и мать одернула его.

- Том, так смеяться невежливо, – девушка перевела взгляд на Беллу, и ее нежная улыбка погасла, а глаза недоуменно распахнулись.

- Что у вас с лицом? – выдохнула она и тут же осеклась. – Ох, извините, я не хотела…

- Нет, ничего страшного.

Она, наверное, и правда выглядела просто отвратительно. Глаза, очевидно, опухли и покраснели от слез, а по щекам растеклись черные дорожки от туши. Да уж, малопривлекательное зрелище.

- У вас так прямо…все размазано, - неловко произнесла девушка и опустила сына на ноги.

- Как будто тетя очень долго плакала, - изрек Том.

Белла вдруг широко улыбнулась.

- А ты удивительно проницательный, малыш, - подмигнула она ему, и мальчишка наморщил от удовольствия носик.

- Том, иди к бабушке.

- Хорошо, мамочка, - мальчик, громко шлепая ботиночками, убежал в автомобиль.

- Нуу, эмм, нужно как-то убрать мою машину с дороги, чтобы вы могли проехать, - чувствуя себя ужасно неловко, попыталась как-то продолжить разговор Белла.

- Надо вызывать эвакуатор, - отозвался мужчина. – Но мы его прождем часа два.

- Нет, нет, нет. Томми уже давно пора спать, нужно срочно домой.

- Тогда поедем в обход. Есть дорога через Вереначо. Будем ехать гораздо дольше, конечно, но что поделаешь.

- Хорошо.

Мужчина улыбнулся напоследок Белле, вернулся за руль минивэна, и завел мотор.

Девушка же все еще стояла у Линкольна и смотрела на Беллу.

- А вы? Вы так и будете здесь всю ночь? Почему вы не вызвали эвакуатор?

Конечно, Белла могла бы попросить у нее телефон и позвонить в службу спасения. Она могла вернуться домой, выплакаться Элис в жилетку, бросить все вещи в чемодан и вылететь утренним рейсом до Нью-Йорка, убегая, спасаясь от страданий, которые одолевали ее здесь… Она могла, но не хотела. Она хотела остаться в ночи на ведущей черте-куда дороге в темном шикарном автомобиле, где никто не мешает ей просто подумать… Она была в своем «убежище», и она вернется домой только к утру. Белла сделала так в четырнадцать лет, она сделает так и сейчас

- Телефон разрядился, и я его дома оставила, - не погрешив против истины, ответила Белла.

- Давайте я вам свой дам? Позвоните и вас отсюда заберут.

- Спасибо, но… нет, - она чуть улыбнулась. – Я…Мне лучше остаться здесь.

Девушка непонимающе наморщила лоб.

- Вы…вы не хотите ехать домой? Или вам обязательно нужно в Санта-Клариту? Я понимаю, это не моё дело, извините, что я так настаиваю…

- Санта-Кларита? – перебила ее Белла. – Эта дорога ведет в какой-то поселок?

- Ну да, что-то вроде этого. Санта-Кларита - это городок из одной улицы на семь домов. Вот я поэтому и удивилась: мы, соседи, все друг друга знаем, а так как я никогда не видела там ни вас, ни вашу машину, да и дорога эта ведет только туда, то… просто стало любопытно к кому вы едете… Извините, наверное, это больной интерес, - девушка слегка покраснела, что было заметно даже при тусклом свете фар минивэна, а ее карие глаза теперь разглядывали пол.

- Нет, ничего страшного, - вновь повторила Белла, сжав руки на дверной ручке. – Я, в сущности, и не знала куда еду. Просто ехала…куда глаза глядят.

Что-то внутри заставляло ее продолжать этот разговор с совсем незнакомой девушкой, что-то толкало и будто шептало: «Говори, говори, говори». Она не могла этого объяснить.

Машина прогудела, и девушка на минуту повернулась к ней.

- Я сейчас, сейчас! – крикнула она и, снова посмотрев на Беллу, поджала губы будто в нерешительности. Через несколько секунд она вздохнула. – Может…вы захотите поехать к нам?

- У нас небольшой дом, но есть комната для гостей. Это все же лучше чем ночь на заднем сидении машины, пусть даже и такой шикарной как у вас, - быстро говорила она, помогая себе руками, словно старалась уговорить Беллу согласиться на ее предложение. – Честно, я не знаю, почему я это делаю. Просто у вас заплаканное лицо, и вы одна, в темноте, ночью…я подумала…что вам, может быть, нужна помощь… Но если вы не хотите, то я не буду настаивать!

Это было ее «убежище». Пусть и не такое, как всегда, пусть и не в парке на скамейке, а в Линкольне за городом, пусть это первый раз, когда она уезжает из дома из-за разбитого сердца. Это было убежище, и Белла помнила все его негласные правила, которые она возвела сама для себя. Она должна быть одна. Один на один. Тет-а-тет. Только она и ее душа. Это была заповедь, которую нельзя было нарушать. Но в прошлом никогда не было моментов, когда Белла могла бы ее нарушить. Ночью в пригородах Лос-Анджелеса всегда было пустынно, люди давно спали, и Белла была действительно одна. Но в этот раз все пошло наперекосяк.

Она могла сказать «нет». Она могла на все вопросы девушки ответить грубое «это не ваше дело». Она могла вежливо отказаться. Но что-то помешало ей это сделать. Что-то внутри подсказывало, что именно сегодня можно было нарушить свои правила. Зачем? Почему? Для чего?

А не все ли уже равно?

- Наверное, я все же приму ваше предложение, - слегка смущаясь, ответила Белла. – Но я не хочу вас стеснять…

- О, об этом не волнуйтесь.

- А машина?

- Эвакуатор заберет. Я сейчас позвоню.

Пока она набирала телефон, Белла нырнула в Линкольн и забрала свою небольшую сумочку.

- Извините? – негромко позвала ее девушка, и Белла снова выбралась из машины. – Куда им ее отвозить?

- Беверли-Хиллз, Роберт-лейн пятнадцать.

Девушка закончила разговор и улыбнулась Белле.

- Они через час ее увезут.

Белла захлопнула дверцу и закрыла Линкольн на ключ.

«И зачем я это делаю?» - снова пронеслось у нее в голове. Она могла через час быть уже на пути домой, где ее ждет Элис. Родная, любимая, понимающая Элис, которая всегда выслушает и подскажет как нужно быть…

Может, поэтому Белла убегала всегда одна, не ставя свою подругу в известность? Может, она просто хотела, чтобы никто ей не подсказывал, чтобы никто не мог посоветовать сделать то или другое… Может, именно поэтому Белла сейчас уезжала с приятной девушкой и ее семьей, потому что они – посторонние, чужие ей люди, которые не знаю ее и которым не интересна ее полная переживаний и лживых поступков жизнь…

- Кстати, - вывела ее из рассуждений девушка, когда они подошли к минивэну. – Я – Дженнифер.

- Белла, - искренне улыбнулась она незнакомке.

Они оказались небольшой семьей Бланкет, которая жила в маленьком коттедже, находившемся в крошечном пригороде с красивым испанским названием Санта-Кларита. Морис и Хелена, - приятная старушка с живыми голубыми глазами, - были женаты вот уже более тридцати лет, но до сих пор трепетно относились друг к другу. Они, их дочка и ее сын жили вместе, и сегодня родители забирали Дженнифер и Томми из аэропорта домой, поэтому они ехали так поздно.

С ними было так приятно и легко. От части, наверное, из-за того, что они не задавали ей вопросов. Нет, конечно, они спросили ее о работе, о родных; Морис, мучимый любопытством, закидывал Беллу вопросами о ее великолепнейшем Линкольне, и девушке пришлось на ходу выдумывать историю о том, откуда скромная библиотекарша, взяла средства на покупку машины класса люкс. Но кроме этих общих вопросов они не пытались узнать у нее ее что-нибудь. Не спрашивали о слезах, о черных дорожках на щеках, и Белла была им благодарна за это, потому что рассказать правду было невозможно, а лгать она уже не могла. Слишком болезненной, слишком ненавистной была эта ложь.

Дом этой семьи был и правда небольшим, но очень уютным. Везде чувствовалась рука пожилой женщины – цветные занавески, приятные мелочи на полках, пустые вазочки на столах, богатые, цветущие клумбы в маленьком дворике. Морис вынес на руках вялого, засыпавшего Тома, а Дженнифер показала Белле ее симпатично обставленную комнату с окнами во двор.

- Я чувствую себя ужасно неловко, - пробормотала Белла, когда Хелена насильно усадила ее на стул и сама начала готовить постель ко сну.

- Почему же? – простодушно спросила та.

- Мы знакомы с вами всего час с небольшим, а я уже в вашем доме и вы стелите мне постель. Это так… Я доставляю вам неудобства, хотя я вам никто…

Хелена отложила подушку, на которую надевала наволочку, и, присев на кровать, серьезно посмотрела на Беллу.

- Ты - гостья Дженнифер. А ради дочери мы готовы на все. У нее очень несладкая жизнь, и мы хотим, чтобы она стала хотя бы чуть-чуть лучше и радостнее. Дочь захотела пригласить тебя к нам, и мы не можем ей отказать, - ее губы растянулась в улыбку. – Ты очень хорошая девушка. Это читается в твоих глазах. Поэтому мы с Морисом только рады тебе.

- Общаетесь? – в комнату заглянула Дженнифер. Ее лицо сияло, когда она негромко сказала, обращаясь к матери. – Он уснул.

- Слава Богу, - Хелена набожно перекрестилась. Она встала с кровати и с негромким бормотанием снова принялась за постельное белье, а Белла снова густо покраснела.

- Может быть, я все-таки сама себе постелю?

- Ох, даже не пытайся! – усмехнулась девушка и села рядом с Беллой. – Во-первых, мама просто обожает возиться с бельем. Ее просто за уши от этого не оттянешь. А во-вторых, ты моя гостья, а гости должны просто сидеть и мило улыбаться.

- Я принесла тебе футболку и пижамные штаны, - Дженнифер протянула ей вещи.

Похоже, стыдливый румянец будет преследовать ее все время, пока она находится в этом доме.

- Но ты не должна была…

- Еще как должна! – подмигнула ей Дженнифер, и Белла сдалась.

Когда Хелена, пожелав спокойной ночи, ушла к себе, Белла вспомнила об Элис.

- Дженнифер…

- Просто Джен.

- Хорошо. Джен, можно от тебя позвонить домой?

- Да, конечно. Подожди минутку, я принесу телефон.

Девушка бесшумно вышла из комнаты, оставив Беллу одну. Она быстро переоделась в простую хлопковую футболку и короткие штаны свободного покроя, которые ей принесла Дженнифер. Аккуратно свернув свои вещи, Белла решила положить их на прикроватную тумбочку, заваленную книгами в ярких переплетах.

Это были ее романы.

Наверху лежал последний. Темно-синяя обложка с изображением дикой ярко-алой розы. Эдвард Каллен «Персидские Розы».

У нее затряслись руки, и Белла нервно перевернула книгу обложкой вниз.

Лишь бы не видеть этого имени.

- Вот держи, - так же бесшумно вернувшаяся Дженнифер протянула ей старенький черно-белый телефон.

Белла поспешно положила вещи рядом с книгами на тумбочку, и опустилась на кровать. Она по памяти набрала номер и приготовилась слушать гудки.

- Слушаю вас! – ответила Элис о’Донел бодрым голосом, как будто на улице был ясный полдень, а не полночь.

- Эл? – тихо произнесла Белла, не глядя на сидевшую напротив нее Дженнифер.

- О Господи, Беллз! – Элис почти кричала, и вопросы сыпались один за другим. - Ты сбежала? Ну, ты поняла в каком я смысле! Если сбежала, то на фига взяла машину Чарли? Где ты находишься? Ты вернешься к утру? Как ты себя чувствуешь? Ты ни во что не врезалась? Никого не сбила?

Она вдруг замолчала и уже другим голосом, тихим, надломленным задала свой главный вопрос:

- Как ты, Беллз?

- Все хорошо, Эл. Я в порядке.

- Точно?

- Конечно. Все хорошо и я в полном порядке. Я вернусь к утру, как всегда, - заверила она подругу.

- Беллз, я… - Элис замялась, что было ей совсем несвойственно. – Мы…в общем… Ты же не собиралась наделать глупостей?

Белла негромко засмеялась и тут же остановила свой неестественный, будто вымученный смех.

- Я не думаю, что хорошо тебя поняла, но…ты же знаешь, для таких глупостей я слишком труслива.

- Вот и я ему об этом гово… - уверенный голос Элис вдруг запнулся на полуслове.

- Ему? – автоматически спросила Белла. В ней внезапно проснулась безумная надежда. Надежда, что он был рядом с Элис, что он оказался настолько благородным и…любящим, что простил ей всю ложь и все тайны, что готов был принять ее обратно…

- Джасперу. Он очень волнуется за тебя, - спокойно ответила ей подруга. Сердце Беллы ухнуло вниз и замерло. Девушка почувствовала, что воздуха стало не хватать, что что-то давило на грудь и мешало делать вдох за вдохом.

- Эдвард… - спустя секундную паузу начала было Элис, но Белла остановила ее.

- Нет, Эл. Не надо, пожалуйста, - почти умоляюще прошептала она, и подруга отступила.

- Скоро эвакуатор должен привести машину домой, - сказала Белла, найдя менее опасную, менее болезненную тему.

- Что? Как это привезут? А ты на чем? Где ты, Белла?

- Я в убежище, Эл. Ты же знаешь. Все будет в порядке.

- Только возвращайся, Беллз. Пожалуйста.

Она никогда не слышала в голосе подруги столько мольбы, и внутри Беллы что-то оборвалось, а глаза снова начало предательски щипать.

- Я вернусь, - уверенно сказала она, стараясь, чтобы голос не дрожал.

Она нажала кнопку отбоя и вернула телефон Дженнифер, которая молча взяла его, не встретившись глазами со своей гостьей.

- Это моя лучшая подруга, она очень волнуется, - почему-то начала оправдываться Белла. Ее глаза беспорядочно оглядывали комнату, и взгляд снова упал на тумбочку книгами. Она с трудом сглотнула и не услышала ответа Дженнифер.

- Любишь эти книги? – хрипло спросила Белла, небрежно указав рукой на ровные корешки.

- Да, мне очень нравятся, - глаза Джен заблестели, будто она заговорила о чем-то безумно приятном. – Написаны отлично, и главный герой – просто душка. У меня на работе многие покупают эти книги из-за интереса к самому писателю: ну знаешь, разговоры типа «никому не известный Эдвард Каллен, предположительно сексуальный красавчик, пишет очень талантливые детективные романы» и все такое. Но я читаю, потому что в восторге от сюжета. Последняя книга так вообще просто замечательная. Я прочитала ее взахлеб за два дня! – она перевела дух и засмеялась – Прости, я вечно такая, если говорю о чем-то, что мне очень нравится. А тебе как эти книги? Или не читала?

Белла устало прикрыла глаза и прислонилась спиной к холодной ровной стенке, выкрашенной приятной салатовой краской.

У нее не было сил. Не было сил, чтобы придумывать новую ложь, сочинять новую историю. Говорить о том, что она в полнейшем восторге от книг Эдварда Каллена, когда она ненавидит их всем своим обожженным сердцем, на котором уже не оставалось живого места для нового обмана. Для обмана этой простой, бесхитростной девушки, примерно ее ровесницы с маленьким ребенком на руках.

Белла широко распахнула глаза и посмотрела на недоуменно поднявшую брови Дженнифер.

Она была так на нее похожа. Темные каштановые пряди, огромные карие глаза. Узкий подбородок и широковатые скулы. Но в этом было все сходство. Они были похожи лишь снаружи, но внутри… Белла знала Дженнифер меньше чем пару часов, но она уже успела понять какая добрая и открытая эта девушка. У нее были искренние глаза, в которых можно было прочесть все ее мысли. У Дженнифер была простая, нормальная жизнь, в окружении любящих людей, которым не нужно было лгать. У нее была счастливая жизнь. Такая, какую Белла не могла себе позволить.

- Я их ненавижу, - сказала она и с силой закусила нижнюю губу.

- Ненавидишь? – удивленно спросила Дженнифер, во все глаза смотря на Беллу. – Но почему?

- Я…я их написала. И они разрушили мою жизнь.

И тут ее словно прорвало. Слова вырывались наружу, сбивчивым, суетливым потоком, выплескивая что накопилось в душе за долгие три года. Белла рассказывала все, все о своей жизни, об Эдварде Каллене, псевдониме и живом, прекрасном, дорогом, любимом человеке. Об Элис, о предательстве Джейкоба и его шантаже, о сумасшедших и необычайно счастливых неделях в Лос-Анджелесе, которые останутся лишь яркими воспоминаниями…

Она говорила долго, проглатывая слова и рвущиеся наружу слезы, которые, наконец, закапали, когда Белла пересказала ее последний разговор с Эдвардом. Она будто снова пережила эти минуты, эти самые страшные мгновения ее жизни, когда он был рядом, так близко, когда она держала его руку, а через секунду он уже вылетел из дома, оставляя за собой только громкий звук захлопнувшейся двери. Как оставляя жирную черную точку в конце тетрадного листка, полного неровных клякс и почеркушек. Его нельзя переписать, его нельзя исправить. Останутся ошибки, останутся кляксы и останется точка, которая не изменится на запятую.

Последняя слезинка капнула на белую простыню, и последнее слово слетело с дрожащих губ Беллы, после чего в маленькой душной комнате воцарилось молчание.

Не было чувств. Не было эмоций. Она думала, что если выговорится, ей станет легче, что она сможет задышать нормально. Но Белла ошиблась. Внутри было пусто, будто кто-то выжег все каленым железом. Обугленные останки медленно тлели, и Белла непроизвольно прижала руки к груди.

Дженнифер медленно соскользнула со стула и присела рядом с Беллой. Она не смотрела на нее, взгляд ее темно-карих глаз был направлен в окно, где светила яркая полная луна. Девушка будто бы не замечала ничего вокруг – она смотрела в прошлое.

- Мне было двадцать, когда я устроилась младшим бухгалтером в небольшую фирму, которая занималась, и все еще занимается продажей медицинского оборудования. Я была молода, только закончила колледж, и эхо той веселой жизни все еще было со мной. Я одевалась смело, броско, носила огромные каблуки и вообще была довольно привлекательной. Конечно, когда я поступила на эту работу, мне пришлось забыть про словосочетание «молодежный стиль» и выучить слово «дресс код». Но все же, за первые несколько недель, пока я привыкала к новым правилам, я успела привлечь внимание многих своих сослуживцев, чего я совсем даже не пыталась добиться. Не знаю почему, но даже после того как я стала одеваться в строгие костюмы и белые блузки с глухими воротами, я все равно ловила на себе восхищенные взгляды коллег мужского пола. Одним из них оказался и мой начальник. Джон Рейнольдс.

Ее взгляд был застывшим, но губы тронула не симметричная горькая усмешка.

- Ему было тогда тридцать пять, но он выглядел на десять лет моложе. И он был красив. А что еще надо молоденькой девушке, для того чтобы влюбиться? Мне больше не надо было ничего. Прошло, наверное, месяца полтора после моего первого рабочего дня и мы…мы стали любовниками. Тайными, конечно же – ни он, ни я не хотели, чтобы на работе стало известно о нашей связи. Он был женат. И сразу же сказал мне, что семью не бросит, у него была маленькая дочка. Я приняла это. Я согласилась. Почему? Любила. И была согласна на все, чтобы быть с ним пусть даже в такой форме отношений. Мне казалось, что и он любил. И после стольких лет мне все еще кажется, что он любил, и, возможно, любит до сих пор… Мы были вместе полгода. Как в настоящем шпионском боевике, он говорил жене, что задерживается на работе, а на самом деле ехал на мою квартиру… и так было многие, многие месяцы. Знаешь, почему я его полюбила? Сначала да, за его восхищение мной и его красоту. Но потом…за его порядочность. За то что он не ушел из семьи. За то, что он очень многое сделал для меня и моих родителей. Помог расплатиться с долгами, помог купить и обставить этот дом. Он был очень добр. И остается таким до сих пор…

Через полгода я узнала, что беременна. Я была растеряна, не знала, что мне делать – это же был не только мой ребенок, но и его. Помню, как весь день после приема врача, я была будто обухом стукнутая по голове. Все думала, как сказать ему о ребенке? И что скажет он? Оставлять? Или делать аборт… И что должна я была ответить ему? Помню, как не могла уснуть всю ночь. А утром на работе он вызвал меня к себе в кабинет.

Дженнифер моргнула и, чуть дернув плечом, опустила голову. Ее руки смяли белый уголок простыни.

- Джон сказал, что его жена ждет ребенка. И что он не может больше так поступать с ней – обманывать, лгать. Он сказал, что должен быть с ней. А я, - ее губы скривились, - я сказала: «Хорошо». Он долго извинялся, говорил, что ему ужасно жаль, что все так получилось… Но в сущности, он был ни в чем не виноват. Он никогда не давал мне надежд, и я никогда их не питала. Он был всегда честен со мной. Я просто пожелала счастья ему, его семье и ушла. Я отступилась. Отступилась, потому что люблю, - она сделала короткую паузу, и впервые за свой длинный монолог подняла глаза на Беллу. Тоска, печаль и все невыплаканные слезы стояли в них. – Джон так и не знает, что Томми его сын. И он никогда не узнает. Я придумала мифического молодого человека, который якобы и был отцом ребенка. И все поверили. Даже Джон.

За пять лет я стала матерью-одиночкой, а он - отцом очаровательного мальчика и малютки девочки. Трое детей. Счастливая, образцовая семья. Он больше не пытался возобновить наши отношения. Но в первый год после расставания пытался как-то помочь. Обычно давал деньги разными способами и под разными предлогами. Мог выдать крупную сумму премией, или же просто оставить в почтовом ящике несколько тысяч долларов. Но я никогда не брала, потому что мне казалось, что я и так получила от него самый прекрасный подарок – Томми.

Джен мягко улыбнулась и повернулась к Белле, которая смотрела на нее широко раскрытыми глазами. Девушка положила свою руку поверх ее и коротко сжала.

- Не отступайся, Белла. Борись за любовь.

Она глупо захлопала глазами.

- Но Дженнифер, ты же…

- Я отпустила Джона, потому что у нас не могло быть по-другому. Потому что мы сразу же знали, что у наших отношений нет будущего. И я отпустила, потому что не могла удержать. Но у тебя…все в твоих руках. Ты должна бороться, потому что такая любовь, как твоя, стоит борьбы.

Белла грустно покачала головой.

- Нет, Джен. Я лгала ему. Я лгала ему, что это я, я тот самый писатель, который разрушил ему жизнь. И он не сможет меня простить. Все слишком сложно, слишком запутанно…

- А ты сама бы смогла? – Дженнифер заглянула Белле в глаза. – Смогла бы простить, если бы ты оказалась на его месте?

Ей вдруг вспомнился тот вечер в кинотеатре под открытым небом. Вспомнился великолепный сюрприз, который Эдвард сделал ей. Вспомнилась его улыбка в ответ на ее глупые сентиментальные слезы. Вспомнилось то, как он целовал ее ночью, при свете луны и фонаря…

Когда любишь, ты можешь не только отпустить.

Когда любишь, ты простишь.

- Да, - тихо прошептала Белла, и Дженнифер широко улыбнулась.

- Ну вот, видишь? Знаешь, - она деловито заправила прядь волос за ухо, - что-то мне подсказывает, что он никуда не улетел, а просто ждет твоего возвращения.

- Не знаю...

- Ээй, - подмигнула ей Джен, - не раскисай. Все будет хорошо, я уверена.

Она поднялась с кровати и открыла дверь в коридор.

- Спокойной ночи. И кстати. Я никому не скажу.

- О чем? – подняла брови Белла.

- О том, что ты – Эдвард Каллен.

Сон на удивление быстро подкрался к Белле, хотя она ожидала, что почти всю ночь будет ворочаться без сна. Она проснулась очень рано – казус, который случался с ней всегда, когда она «сбегала», ведь по своей натуре Белла была совой, которая любит спать до полудня. Но уже в полседьмого утра она поднялась с кровати и сладко зевнула.

Кинув взгляд на тумбочку, Белла вдруг соскочила с кровати. Порывшись в сумочке, достала оттуда обычную шариковую ручку и подписала каждую книгу. И только на единственной – «Персидских Розах» - она не только оставила свою подпись, но и написала несколько строк.

Дженнифер!

Спасибо тебе. Это глупые, стандартные слова, но я не знаю, как еще выразить тебе всю мою благодарность, за то, что ты и твоя семья приютили меня на эту ночь. Я не знаю, как выразить тебе благодарность за наш ночной разговор, который многое перевернул в моей душе. Я просто хочу сказать тебе спасибо. Спасибо. Спасибо. Спасибо.

Прости, что я уехала так рано и не могла попрощаться с тобой лично. Я обязана вернуться домой, как обычно, – я не могу заставлять волноваться Элис, ведь она так за меня переживает.

Если тебе когда-нибудь понадобится помощь, если тебе просто будет тяжело или у тебя будут какие-то проблемы… Да даже если тебе просто захочется поговорить, пожалуйста, позвони мне. Я всегда буду рада услышать, увидеть тебя и всю твою семью.

Еще раз огромнейшее тебе спасибо.

Белла.

Она переоделась в свою одежду, стараясь не шуметь, прошла в ванную и умылась. Заправив постель и собрав свои вещи, Белла на цыпочках спустилась вниз, где с удивлением обнаружила Мориса, который собирался на работу, и Хелену, хлопочущую у плиты. Отказавшись от завтрака, но, приняв любезное предложение мужчины подбросить ее до города, Белла подождала Мориса и, попрощавшись с матерью Дженнифер, которая крепко обняла ее, села в минивэн.

Через час с небольшим, Морис высадил Беллу на углу Роберт-лейн и Дрери-лейн. Он тепло ей улыбнулся, пожал на прощание руку и его автомобиль с негромким урчанием уехал прочь. Белла медленно побрела к своему дому, стараясь смотреть себе под ноги.

Утреннее молодое солнце ласково светило ей в лицо, не ослепляя, но как бы приветствуя, говоря ей, что наконец-то она вернулась домой, где ее ждет любимая подруга.

«Спит она еще, а не ждет», - подумала Белла, криво усмехаясь.

Что же будет делать сейчас она? Соберет вещи и уедет в Нью-Йорк. Ответ был прост, и его не смог изменить даже ночной разговор с Джен. Он только поселил в ней безумную, почти немыслимую надежду, что Эдвард действительно простил, что он сейчас сидит дома и ждет ее с бокалом шампанского, букетом цветов и словами: «Белла, все это не имеет значения. Я люблю тебя, и мне плевать на все!»

Счастливые концы бывают только в диснеевских сказках – красивых, романтичных, с неизменным «И жили они долго и счастливо». Но сказка не может стать реальностью. Это невозможно, даже если главный герой – прекрасный благородный принц.

Потому что принцесса в этой сказке оказалась второсортной.

Она вошла во внутренний двор, залитый солнечным светом. Прямо у дверей, сверкая, стоял безмолвный Линкольн, и девушка улыбнулась ему как старому знакомому. Легко поднявшись по низеньким ступенькам порога, она вставила ключ в гнездо, несколько раз повернула и, открыв дверь, вошла в темный, тихий дом.

Элис, если она ночевала здесь, а не у Джаспера, действительно спала.

Оставив сумку на тумбочке, Белла, не обратив внимания на то, что двери во все комнаты первого этажа были закрыты, неспешно поднялась в спальню родителей, где, сбросив с себя всю одежду, переоделась в приятный махровый халат матери. Чуть поразмыслив, она отправилась в ванную, где быстро ополоснулась, приняв решение помыть голову сегодня вечером уже дома, на Манхэттене.

Белла снова вернулась в комнату и легла на кровать прямо в халате. Волосы разметались по покрывалу, а лицо девушки застывшей маской смотрело прямо в снежно-белый потолок.

В душе все еще теплился крохотный огонечек надежды. Но он становился все более тусклым, пока голос рассудка не заставил его почти совсем погаснуть.

Принцу не нужна гнилая принцесса. В сказках такого не бывает. Принцесса должна быть красивой, умной, чистой, добродетельной. И уж точно не лгуньей. А это явно не про Беллу

Она горько усмехнулась потолку.

Вдруг где-то внизу она услышала какое-то копошение, как будто кто-то ходил по первому этажу. Все затихло на мгновение, а потом Белла услышала, как этот самый кто-то смачно выругался.

«Да что ж это за день-то такой, черт возьми!» - мелькнуло у нее в голове, когда она вставала с кровати и надевала на ноги тапочки.

В этот момент откуда-то со стороны террасы заиграла негромкая музыка, точнее просто какие-то отдельные непонятные звуки, которые никак не складывались в мелодию.

- Что за ерунда, ей Богу? – пробурчала Белла и, запахнув поглубже халат, быстро спустилась вниз.

Здесь звуки были громче, и было такое ощущение, что кто-то просто дергает за струны гитары и нажимает на клавиши фортепиано – звуки были абсолютно бессмысленными.

Наверное, сейчас было самое время испугаться, умереть от страха, потому что кто-то на террасе дома ее родителей явно устроил кошачий концерт. Но все это вызывало не ужас, а праведный гнев на Элис, которая почему-то решила за бабахать встречу музыкантов-любителей в девять утра.

Или это были «остатки» вечеринки, которую ее любимая подруга могла устроить, пока хозяйка ночует непонятно где?

Это было не похоже на Элис.

Как бы то ни было, Белла свободно прошла в затемненную из-за опущенных штор гостиную и встала в нерешительности у закрытой двери на террасу. Она еще раз перевязала пояс халата и уже заготовила резкие слова, которыми наградит маленькую девушку.

Белла широко распахнула белую бамбуковую дверь, и все ее слова вдруг застряли в горле, а рот и глаза одновременно раскрылись от неподдельного удивления.

В этот же момент музыка перестала быть набором звуков и обрела смысл.