Глава 5. Лили. Не Лилс.

Моя мама выросла с шестью старшими братьями.
Она говорит мне, что два – это ерунда, и раз она выжила с шестью, то двух я точно выдержу. Еще она рассказывает, какими бедными они были и как им всем приходилось носить что-то самодельное или поношенное (хотя, не думаю, чтобы ей приходилось, потому что она выглядела бы несколько тупо в вещах своих братьев). Она всегда говорит:
– Лили, у тебя всего так много, а в мире столько людей, которые могут только надеяться иметь хотя бы часть того, что у тебя есть. Ты не должна быть такой эгоистичной.
Я считаю, что это полнейшее дерьмо, конечно, потому что у меня не так уж много всего есть.
Я имею в виду, конечно, у меня много одежды, и мы живем в симпатичном домике, и еды у нас достаточно, и все такое... Но нельзя сказать, что у меня есть все, что я хочу, как у Триши Панабекер, у нее туфель больше, чем дней в месяце, и у нее всегда новая сумочка каждую неделю. И это нечестно, потому что я знаю, у нас много денег, и они всегда могут позволить себе купить мне новую сумку. Просто мои родители не хотят нас "портить".
Я лично считаю, что это полное дерьмо.
Джеймс со мной согласен. Во всяком случае, в этом. Он всегда говорит маме и папе, что, если бы они о нас действительно заботились, они позволили бы нам иметь то или это, но мама отвечает, что доказательство того, что она о нем заботится, это то, что он до сих пор жив, потому что любой, кто о нем бы не волновался, уже давно прибил бы его лет шестнадцать тому назад.

Наверное, она права. Джеймс – самый невозможный придурок, которого я когда-либо в жизни встречала. Я не убила его до сих пор только потому, что меня заперли бы под домашний арест на месяц или что-то вроде того, а я действительно, действительно ненавижу, когда меня запирают. Не то, чтобы это часто случалось, конечно, потому что я всегда стараюсь не попадать в беду. Одно из преимуществ того, что ты самая младшая и единственная дочка, полагаю. Забавно, потому что это мама почти изобрела эту жалостливую историю. Ну, время от времени худшее случается, и иногда мне не удается отболтаться. Обычно мне больше достается от мамы, чем от папы, потому что он до сих пор меня любит, потому что я его маленькая девочка и все такое.
Я рада, что я в школе, потому что уверена, будь я дома, мне бы не удалось избежать проблем. Конечно, будь я дома, я бы ни за что не сказала маме, что она "бесчувственная, бессердечная, ужасная мать, которая обо мне совсем не думает!", что я написала в ответе на письмо, где она сообщила, что не собирается прислать мне еще денег, на туфли еще дороже, чем те, что Триша Панабекер только что приобрела. Понимаете, будь я дома, я бы просто побоялась и заперлась в своей комнате. Но я в школе и вне маминой досягаемости, поэтому я чувствовала себя увереннее, когда давала ей знать, что я чувствую. Худшее, что она может сделать – прислать мне вопиллер, но я знаю, что она, скорее всего, и этого не сделает. Скорее всего, напишет мне и пообещает поколотить, когда я приеду домой, но я не приеду до самого Рождества, а она к тому времени уже забудет. Так что я отправила вечером Мародера, сову, которую родители подарили мне на день рождения, с письмом и перестала об этом беспокоиться.
Я выскочила из совятни подальше от запаха помета и грязных птиц как можно скорее. Я быстро вернулась в башню Гриффиндора и осмотрела общую гостиную в поисках того, с кем можно было бы поболтать. Но меня отвлек вид Луи, в одиночестве сидящего за столом для домашних заданий. Он смотрел в открытый учебник истории и казался нервным.
– Привет, – сказала я, падая на стул напротив него. Он посмотрел на меня и выглядел совершенно несчастным.
– Что не так? – он пожал плечами и опустил голову.
– Тебе помочь? – спросила я, указывая на домашнее задание. Он покачал головой и ничего не ответил. – Луи, ты в порядке?
Он пробормотал что-то, что я не расслышала, поэтому я наклонилась к нему и попросила повторить.
Он, наконец, поднял голову, и я испугалась, увидев в его глазах слезы. О, черт. Он собирается реветь. Общая гостиная Гриффиндора – не то место, где я хотела бы быть, если б мне случилось разреветься, и я могу только представить, что скажут люди, если он расплачется. Я пожалела его, а потому встала и притянула его к себе. Я провела его по гостиной, стараясь не привлекать ничьего внимания, и, наконец, вывела в безопасный коридор. Вокруг никого, к счастью, не было, и он разрыдался почти тут же.
– Луи, – ласково сказала я, не зная, что делать, – что не так?
– Я ненавижу это место, – наконец пискнул он, и слезы полились пуще прежнего. – Я хочу домой!
Я всегда опекала Луи. Всегда была к нему привязана, потому что он в той же ситуации, что и я. Мы оба младшие из троих детей, я единственная дочь, он единственный сын. Конечно, он намного младше своих сестер, чем я – младше своих братьев, но, в принципе, основа одна. К тому же, Луи – один из только трех кузенов, которые младше меня, поэтому я всегда хотела о нем заботиться.
Он все еще плакал, и я не знала, что еще делать, поэтому я его обняла. Он выглядел благодарным, потому что он не пытался отодвинуться, он даже спрятал свое лицо в моем джемпере и залил его весь слезами. Я погладила его по голове и пригладила волосы, такие же светлые и шелковистые, как всегда. Жаль, что Луи не родился девочкой, у него просто прекрасные волосы, не говоря уже о красивых чертах лица. Он на самом деле очень красивый мальчик.
– Все будет в порядке, – пообещала я. – Ты просто скучаешь по дому, потому что тут все такое новое.
– У меня совсем нет друзей!
Я почувствовала себя виноватой, потому что вспомнила, что ни разу даже не проверила, как Луи, с тех пор, как мы сюда приехали. Я не искала его, не удостоверилась, что он общается с людьми и заводит себе друзей, и все такое. А я должна была, потому что это моя обязанность, как старшей, умудренной опытом кузины, присмотреть за ним.
Не то чтобы за мной кто присматривал, конечно… Но я не собираюсь быть такой, как они.
– Ну, у тебя будут друзья, – ободряюще сказала я. – Просто нужно немного времени, чтобы узнать людей, ты ведь знаешь?
– Я хочу домой.
– Почему? – я отодвинулась и посмотрела на него вниз. Он очень маленький. – Тебе не хочется домой, – благоразумно сказала я. – Виктуар скоро родит, и тогда все с ума посходят! И тебе постоянно придется возиться с ребенком, помнишь, как ты терпеть не мог, когда Лэндон все время ревел и пачкал подгузники?
Судя по взгляду Луи, он понял, о чем я. Да, я хотела немного пошутить, но в то же время, я была серьезна. Он действительно ненавидел то время, когда родился Лэндон, не так сильно, как Рокси, конечно, но он определенно не был в восторге. А все будет куда как кошмарнее, когда родит его собственная сестра.
– Ну, понимаешь? – продолжила я, с надеждой улыбаясь ему. – Тебе лучше быть здесь, чем дома, когда твоя мать совершенно спятит при виде своего первого внука.
Луи засопел, но я рада, что он хотя бы перестал плакать. Он явно не знает, что сказать, ну и ладно, потому что ему и не нужно ничего говорить.
– Ну, давай, – сказала я, взъерошивая его волосы. – Я помогу тебе с историей. Уверена, Биннс не научил тебя ничему полезному.

Час спустя я установила в гостиной стол для плюй-камней и позвала нескольких первогодок сыграть с нами. Луи очень стеснительный и не слишком много с ними общался, но я как следует постаралась их всех разговорить. Наконец, он немного приободрился и даже посмеялся над парой шуточек других ребят.
Вошли Хьюго и Аманда, и я оглянулась на них и улыбнулась. Аманда приподняла брови, и я уверенна, она удивлена, с чего я вдруг играю в плюй-камни с первогодками. Хьюго тоже казался ошеломленным, но думаю, он понял, когда увидел Луи, который, наконец, развеселился. Я тут же оставила игру и пошла поболтать с друзьями.
– Луи нужна была помощь с друзьями, – как можно тише объяснила я, хотя все первогодки были полностью поглощены игрой и не обращали на нас никакого внимания.
Аманда посмотрела на играющих поверх моего плеча и кивнула:
– Похоже, теперь он взбодрился, – решила она, и я заметила, что Хьюго очень странно на нее посмотрел. Он так часто в последнее время делает, и мне интересно, он в нее влюбился, или что? Аманда – дочка Невилла, поэтому мы знаем ее тысячу лет. Но они с Хьюго никогда особо не ладили. Ну, они не ругались или что-то в этом роде, они просто друг друга раздражали, а я постоянно должна была это выслушивать. С тех пор, как мы пошли в школу, впрочем, все изменилось, и теперь мы лучшие друзья. Но вот в этом году Хьюго ведет себя с ней странно, и иногда я замечаю, что он смотрит на нее, будто он чего-то не понимает или что-то вроде.
– Вы уже закончили эссе по трансфигурации? – спросила я, не желая, чтобы он на нее так смотрел. Это ненормально, и я не хочу, чтобы это происходило. Они оба кивнули, и я поняла, что они, скорее всего, делали его вместе, пока я нянчилась с Луи. – Можно списать? – спросила я, вопросительно приподняв брови.
Аманда кивнула и поставила сумку на стол, прежде чем вытянуть из нее свиток с эссе. Мы довольно часто это делаем – списываем друг у друга. Я знаю, что это, скорее всего, не самая честная вещь на планете, но ведь не в том дело, что мы не можем сделать задание, если захотим. Мы просто не хотим. Мы не мошенничаем только на Гербологии, потому что ее преподает папа Аманды, и мы не хотим заходить так далеко.
– Слышали, что Роуз вышвырнули с Зелий? – спросил Хьюго, и я посмотрела на него с видом «а как я могла не слышать?». Похоже, это единственная вещь, о которой все говорят.
– Мама ее убьет, – серьезно сказал он.
Он не преувеличивает. Тетя Гермиона была зла как никогда на свете, когда она приехала сюда в прошлом году из-за проблемы с Монтагю. Она угрожала Роуз чуть ли не смертью, если такое случится еще хоть раз, поэтому я не сомневаюсь, что на этот раз она ее все-таки прикончит.
Не то что бы Роуз этого не заслуживала, конечно. Она с каждым днем все кошмарнее, и я бы с удовольствием посмотрела, как ее накажут за то, что она такая психованная стерва.
Конечно, я знаю, что мне не разрешается называть ее психованной стервой. Я могу назвать ее стервой, и за это получу окрик «Лили!» и осуждающий взгляд. Но я никогда не смогу назвать ее психованной стервой и остаться в живых. Если бы Роуз услышала это, она бы меня отколотила, а потом побежала бы жаловаться моим родителям, и они поколотили бы меня тоже. Если бы услышали мои родители, они бы меня побили, ну, или часа четыре бы читали мне нотацию о том, какая я бесчувственная. Ну, или и то, и другое. «Психованная» – не то слово, которое разрешается использовать при описании Роуз.
Хотя это и самое правильное прилагательное для ее описания.
Она полностью и нафиг к черту сумасшедшая!
Она такая уже много лет, с тех пор, как ее похитили, когда ей было двенадцать*, и два месяца держали в заложниках. Она вернулась просто с дырой в башке, и три года терапии ни капельки не помогли. На самом деле, я клянусь, она с каждым днем все психованнее. Она становится все противнее. Хуже всего то, что она теперь использует это как оправдание, она теперь может говорить такое, что никому из нас не позволяется. Как будто теперь у нее есть законное право быть мерзкой стервой, психованной мерзкой стервой, и она может не бояться последствий.
Поэтому да, я надеюсь, на этот раз ее мама выдаст ей по полной.
Хьюго не выглядит слишком довольным ожиданием того, что Роуз получит причитающееся. Он выглядит обеспокоенным, как будто он боится, что мама ее в прямом смысле убьет. Не убьет, конечно, но я чертовски надеюсь, что она хорошенько пострадает, когда мать все узнает. Хьюго иногда такой странный. Роуз ужасно к нему отностится, но он недолго на нее злится. Они часто ругаются, но он всегда ее сразу прощает, в то время, как она может беситься на него месяцами! Он не любит, когда люди называют ее психованной или говорят, что она сумасшедшая, и он всегда ее защищает, даже если люди просто шутят об этом. Мои братья часто меня достают, но если бы они вели себя со мной так, как Роуз с Хьюго, я никогда бы их не простила.
– Может они не узнают, – тихо сказал он, и я почти услышала отголосок надежды в его тоне. – Я имею в виду, может, ты уговоришь отца не говорить им? – обратился он к Аманде, и на ее лице было честно написано, что она об этом думает.
– Я никогда не могла уговорить отца. И ты знаешь, что он расскажет, – она снова выразительно посмотрела на него.
– Ну, может он скажет только папе, – продолжил Хьюго, и я рассмеялась.
– Ага, как будто твой отец ей ничего не расскажет! – я покачала головой. – Тетя Гермиона узнает, и Роза тогда очень сильно попадет.
Вот помяни только черта (в прямом смысле). Открылась дверь портрета, и вошла Роуз с моим братом. Они были погружены в беседу и никого вокруг не замечали. Роуз махала руками, а Ал смотрел и кивал. Не знаю о чем (или о ком) они говорят, но это должно быть серьезно. Я оглянулась на Луи и убедилась, что он в полном порядке, болтает и смеется вместе со всеми. Моя работа здесь закончена, по крайней мере.
Я перебила Роуз и Ала, когда они проходили мимо:
– О, ты еще жива, – ехидно заметила я, ухмыляясь Роуз. – Наверное, совы сегодня медлительны.
Она уставилась на меня, сузив глаза, а Ал взглянул так, словно хочет ударить. Не ударит, конечно, но я вижу, что это они так просто оставлять не собираются.
– Заткнись, Лили, – выплюнула Роуз.
– Или что? – с вызовом спросила я и краем глаза заметила, что Хьюго закатил глаза, повернувшись к Аманде.
– Или я тебя заткну, – выпалила Роуз. Она выпрямилась во весь рост и попыталась выглядеть устрашающе. Она на самом деле довольно высокая, выше Ала, почти такая же высокая как Джеймс. Она возвышается надо мной, но тяжело выглядеть устрашающей, когда ты такая тощая. В ней где-то полтора с лишним метра ног и сантиметров двадцать всего остального, и она такая худая. Ей даже не приходится для этого стараться, в отличие от других девчонок, она ест все подряд постоянно, но никогда не набирает веса… Только становится все выше.
– Ой, как я испугалась, – язвительно ответила я. Хотя она и не выглядит страшной, я не сомневаюсь, что она меня сейчас ударит. Она и так в дерьме, и ей грозит смерть от рук собственной матери, поэтому она наверняка захочет натворить еще побольше злых дел перед своим концом.
Ал взял ее за руку, расстреляв меня взглядом:
– Хватит, Лили, – серьезно сказал он, пытаясь увести Роуз с собой.
Он всегда становится на ее сторону, с кем бы она не ссорилась. Я его сестра, а он говорит мне «хватит», мне, а не Роуз, которая готова разбить стул о мою голову в любую секунду. Идиот.
После этого они ушли. Роуз горда собой, потому что все на этом свете на ее стороне, а не на моей. Даже Хьюго смотрит на меня, как будто немного сердит. Я выжидающе уставилась на него, и он нервно поежился.
– Что?! – потребовала я.
Он выглядел так, словно хочет что–то сказать, но вместо этого покачал головой и пробормотал:
– Ничего.
– Слушайте, давайте сыграем в карты? – с фальшивым энтузиазмом предложила Аманда. Пытается снять напряжение, она всегда так делает. Думаю, для нее иногда странно, что она почти выросла вместе с нами, мы ведь даже не семья. Она всегда старается сохранить мир между нами, о чем бы мы не спорили, думаю, она считает это своей обязанностью.
И это странно.

Следующим утром я проспала. Все уже ушли, и только Аманда пыталась меня растолкать. Она была уже полностью одета и готова уйти.
– Уже девятый час! – воскликнула она, швыряя мне мою одежду, пока я села и пыталась сориентироваться. – Я думала ты в душе!
Понимаю, что когда полог опущен, тяжело сказать, в кровати я или нет, но не могу поверить, что она считала, что я в душе, раз уж она сама там большую часть утра провела. Уже девятый час, так что мне придется идти не помывшись. У меня едва осталось время одеться и почистить зубы.
Когда я выбралась из ночнушки и начала переодеваться в форму, я посмотрела на Аманду, которая решила в последнюю минуту перечитать конспекты к тесту по Защите, который нам сегодня обещали. Я оделась, но обнаружила, что вижу только одну туфлю. Я заглянула под кровать и начала копаться там в поисках туфли. Не понимаю, как все это дерьмо оказывается под моей кроватью, как будто все старается сбежаться туда и спрятаться.
– Что ты ищешь? – спросила Аманда, и я ответила, что потеряла туфлю. Не уверена, что она меня слышит, потому что моя голова под кроватью, среди кучи мусора.
– Симпатичные трусики, – заметила она и захихикала. Я вытащила руку из-под кровати и одернула юбку, но в моей позе это бессмысленно. Этой чертовой туфли там нет.
– И что мне теперь делать? – спросила я, с паникой поглядев на часы и увидев, что уже полдевятого. Уроки начнутся через четверть часа.
Аманда отбросила учебник и пришла на помощь. Она начала искать под всеми кроватями, а я открыла сундук и стала копаться там, хоть и знала, что я не клала туда туфлю.
– Надень кроссовки, – в итоге предложила Аманда.
– С меня за это баллы снимут, – запротестовала я, зная, что несоблюдение школьной формы – это по десять баллов за каждый раз.
– У тебя нет другого выбора, – ответила она, указывая на часы. Знаю, что она права, поэтому я тяжело вздыхаю и достаю кроссовки. Они совершенно глупо выглядят с гольфами и всем остальным, но что делать. Я запаниковала, когда поняла, что если я не найду туфлю, то мне придется писать маме, чтобы она прислала новые, и она решит, что я специально их потеряла, потому что я уже говорила, что хочу новые дизайнерские туфли.
Наконец я обулась, и начала быстро запихивать в сумку учебники. Мы опоздаем, знаю. Когда я собралась, я повернулась к Аманде, которая стояла рядом со мной.
– Готово, – спокойно сказала я.
Аманда передернулась и покачала головой:
– О господи, зубы почисть!
Черт!
Я схватила зубную щетку и буквально помчалась в ванную. Я точно не слишком хорошо прочистила зубы, просто хотела, чтобы изо рта не пахло. После того, как я прополоскала рот, я посмотрела в зеркало и скривилась при виде моих волос. Схватила расческу (не знаю чью, рядом лежала, если у меня заведутся вши, то буду знать, откуда) и пробежалась ею по волосам. Они легко распутались, и я счастлива, что у меня чудесные, послушные прямые волосы, за которыми так легко следить.
Мы опоздали на урок, и когда мы вбежали в класс Защиты, было уже 8:49. Мы обе глубоко дышали, пока профессор Ленгли разглядывал нас, раздавая всем тестовые задания. Он указал на часы, и мы обе согласно кивнули и с извинениями скользнули за последнюю парту. Я едва дышу и ужасно хочу есть, и я знаю, что Аманда тоже, поэтому я чувствую себя виноватой, ведь не она проспала. Наконец, профессор Ленгли подошел к нам, положил нам на стол задание и произнес:
– Десять баллов с Гриффиндора за опоздание.
Я попыталась спрятать от него ноги, но только обратила на них его внимание, потому что он тут же посмотрел вниз и поправил самого себя:
– Двадцать.
Я была в плохом настроении все утро, потому что я не только умудрилась потерять столько очков, но и потому что была голодна до смерти. Не говоря уже о том, что я уверена, что провалила тест по Защите. Когда, наконец, пришло время обеда, мы с Амандой первыми прибежали в Большой Зал и набрали в наши тарелки куда больше, чем мы обычно едим. Это даже и не слишком вкусный обед – сэндвич и фруктовый салат – но я так голодна, что мне все равно.
Кто–то дернул меня за волосы, и я поняла, что это Джеймс, даже не оборачиваясь. Он всегда дергает меня за волосы, и я это терпеть не могу.
– Как дела, Лилс? – вызывающе спросил он, и он знает, что я ненавижу, когда меня зовут Лилс, поэтому он делает это специально. Он присел рядом со мной и стянул кусок моего сэндвича. Понятия не имею, почему он не может взять себе свой.
Он в кои–то веки один, и мне интересно, где все его приятели. Они обычно ходят толпой, и если он не с этими парнями, то вокруг него всегда вьются девки. Он довольно популярен, мой брат, и это ужасно раздражает. Даже девчонки с моего курса по нему сохнут, и они всегда пристают ко мне с «Джеймс такой симпатичный, как тебе повезло, что он твой брат». Как будто симпатичность делает его хорошим братом. Ага, как же.
И не такой уж он и симпатичный.
– Чего тебе надо, Джеймс? – спросила я, отодвигая свою тарелку, чтобы он не стащил оттуда еще что-нибудь.
– Разве я не могу просто посидеть с моей малюткой-сестренкой? – спросил он с фальшивой невинностью в голосе.
– Не можешь.
– Что с твоими туфлями? – спросил он, глядя под стол. Боже, почему сегодня все смотрят на мои ноги?
– Не смогла найти одну сегодня утром, – раздраженно ответила я.
– Ну, если мы проиграем Кубок Школы, то я знаю, кто будет виноват. Большое тебе спасибо.
Он такое дерьмо. Расхохотался над моим гневным выражением лица, стянул мой сэндвич и сбежал прежде, чем я это заметила. Я проследила за ним взглядом и увидела, как он упал на стул рядом с Джеммой Патерсон и обнял ее за талию. Я с отвращением отвернулась к Аманде, закатила глаза и протянула руку за другим сэндвичем.
Стол начал заполняться, и в Зале становилось все шумнее и шумнее. К нам присоединился Хьюго, и мы начали планировать, что будем делать, когда послеобеденные уроки закончатся. Я даже не заметила, что почта пришла, пока Мародер не бросил письмо мне прямо в тарелку перед тем, как с выжидающим видом усесться на спинку стула Хьюго.
Черт, мама долго ждать не стала. По крайней мере, это хоть не вопиллер, судя по конверту. Но я все равно нервно посмотрела на Хьюго и Аманду, прежде чем сорвать печать и открыть письмо.
О, просто прекрасно. Все было так плохо, что мама заставила папу мне написать.

Дорогая Лили,
Мы с твоей матерью получили твое письмо, и я должен признаться, я потрясен тем, что ты там написала. Никто из нас не в восторге от твоих намеков на то, что мы плохо тебя содержим, особенно, учитывая, что у тебя есть то, о чем многие люди не могут и мечтать. Нас очень разочаровал тон твоего письма, как и грубые и неуважительные слова, которые ты в нем использовала.
Если ты надеялась, что тем самым убедишь нас, что ты достойна обновок, то могу заверить, твой план жестоко провалился. Мы не будем покупать тебе ничего нового еще очень долго, и ты можешь винить в этом только себя. Я предлагаю тебе написать своей матери письмо с извинениями и объяснить, почему ты сочла допустимым говорить такие вещи. Ты даже не понимаешь, сколь многим мы пожертвовали, чтобы ты могла иметь все то, что имеешь. Ты не можешь быть такой самовлюбленной и считать себя вправе иметь все на свете.
Я надеюсь, что к тому времени, как к тебе придет это письмо, ты уже обдумала все то, что ты сказала, и пожалела о своих словах. Ты очень расстроила нас с мамой, и я даже не могу объяснить, насколько я разочарован, что ты выросла такой эгоистичной. Я желаю тебе всего самого лучшего, и я хочу, чтобы ты стала человеком, которого ценят и уважают другие люди. Ты должна научиться скромности и благодарности. Тогда ты станешь лучшим человеком, я обещаю.
Я люблю тебя и надеюсь, что ты хорошо учишься.
С любовью,
Папа.
О, ну спасибо, мистер Я-Спас-Вселенную. Фу. Иногда просто ненавижу своих родителей.
Я повернулась к Аманде и Хьюго, которые ждали, пока я закончу читать письмо. Я не потрудилась объяснить, а просто сказала им:
– Мы должны найти мою туфлю.