Глава 20. Это закончилось с привета

Одна минута.

Многое может случиться за одну минуту. Статистика показывает, что за это время рождается трое младенцев. С другой стороны, умирают три человека... или больше... За шестьдесят секунд у людей сердце совершает семьдесят ударов... и они делают шестнадцать вдохов... за столько же автогонщик может преодолеть более десяти кругов... баскетболист в состоянии получить в среднем двадцать очков... правый нападающий все еще способен забить гол... ударом достигнуть хоум-рана... заработать тачдаун...

Лишь минута понадобится, чтобы одержать победу или потерпеть поражение.

Только шестьдесят секунд нужно твоему миру, чтобы сделать полный оборот по часовой стрелке или же против...

Но моя минута была заполнена воспоминаниями.

Я переживал воспоминания...

Вот. Так. Просто... Обрушились на меня жгучей болью, как от внезапных ударов.



Пожатие моей руки и ободряющая улыбка Беллы в кабинете доктора Тёрнера... Она была настолько серьезной тогда, а я – очень взволнованным. Девушка скинула маску, улыбнулась, чтобы успокоить меня, и одними губами сказала: – Я тебя люблю.



Белла обозвала меня засранцем за то, что принял сторону Роуз и остальных в вопросе оплаты счетов за лечение... Я должен был добиваться ее расположения с десятком роз с длинными стеблями, доставленных через час после того, как она обругала меня...



Белла показала Джасперу язык, была язвительной и смешной в тот день, словно он ничем не отличался от других...



Белла так соблазнительно блестяще играет на своем белом рояле...



Насколько теплым было ее тело, как она пахла клубникой, какой шелковистой и гладкой ощущалась ее кожа, мягкими и сладкими казались губы, когда мы долго, крепко и отчаянно целовались перед тем, как я наконец-то развернулся и улетел...



Белла улыбалась со слезами на глазах, одними губами говоря: – Я тоже тебя люблю, – и махала на прощанье в аэропорту...

Вцепившись в телефон и дрожа от этого грандиозного прилива чувств, я вдруг подумал о недавних воспоминаниях о Белле. Они нахлынули настолько быстро и пронзительно, что я изо всех сил старался не упустить их. Окружающие начали паниковать из-за моей реакции, но я просто не мог ничего с собой поделать.

Воспоминания начали смещаться дальше... глубже...



Я видел, как Белла беззвучно смеется с моей семьей во время Дня благодарения. Карлайл и Эсме сразу же полюбили ее.



Обнаружение Беллы в парке во время надвигающейся бури... промокшей, испуганной и одинокой... Как на самый краткий миг я заметил облегчение, когда она увидела меня... Потом, наконец, «заговорила» со мной... открыла свое сердце и сказала все, что хотела и чувствовала... и как я велел ей замолчать, и с тех пор мы были неразлучны...



Я попросил Беллу выйти за меня замуж, после чего она прикоснулась губами к моему уху, я почувствовал три горячих выдоха и лишь догадался, что это «я люблю тебя»... она сказала эти слова первой... как она выглядела такой ликующей в одну минуту, но пришедшей в ужас в следующую... Только позже я понял, что она сбежала, думая, что недостаточно хороша для меня...



Время, когда Джаспер продолжал прерывать наши почти поцелуи... Я постоянно хотел надрать ему задницу.



Как мы с Элис узнали, где живет Белла, и как я ревновал к Джасперу... как и любой пылкий мужчина, когда увидел бы, как они выглядели: словно провели вместе ночь... как далеко от истины это было...



Как случайно наткнулся на Беллу в книжном магазине, последовав намеку Джаспера... Она слушала меня терпеливо и с интересом... мы танцевали в центре парка... нашего парка...



Центральный парк. Я искал место, чтобы посидеть, когда заметил, как показалось, пустую скамейку, а на самом деле занятую самым замечательным человеком в мире. Это первый раз, когда я увидел ее. Великолепные темно-каштановые волосы... кожа цвета слоновой кости... глубокие карие глаза... розовые пухлые улыбающиеся губы... ее лицо в форме сердца... и красивый густой румянец на щеках... Помню, как был очарован... как думал, что меня отшили, когда я представился, а она нет… как виновато попрощалась... только чтобы прибежать обратно и дать мне листок бумаги, теряя зеленый шарф, который и привел нас к ней...

Я вспомнил, что в тот раз не сказал ей «привет», а начал с «простите…» – как глупо. Ни «привет», ни «здравствуйте»…

Привет...

Привет.

Я моргнул, полностью восстанавливая самообладание.

– Эдвард, да что происходит? – отчаянно спросила Эсме, потирая мне спину. От паники она начинала плакать, как и Элис.

Элис с Джаспером смотрели на меня с испугом и тревогой в глазах. Ради нас всех Джуд пытался сохранять спокойствие, но тоже был обеспокоен.

– Эдвард? – тихо и осторожно окликнула Анжела из-за занавеса, публика все еще звала меня.

– Эдвард, черт побери, да говори же! – потребовала Элис.

Я сглотнул, встал, все еще прижимая телефон к уху и глядя на них всех, позволил течь слезам, а затем широко улыбнулся.

– О-она с-сказала, о-она сказала... – бормотал я.

– Что? Что Роуз сказала? Ты нас тут убиваешь, Эдвард! – почти закричал Джаспер.

Я покачала головой:

– Нет. Не Роуз.

Они замолчали и выжидающе смотрели на меня.

– Она с-сказала: «Привет, Эдвард», – заявил я, прикрывая глаза ладонью и тряся головой от внезапного порыва ощущаемых мной эйфории и облегчения. – О-она сказала «Привет»... Она сказала «Привет»! – повторял я, распахивая глаза и громко смеясь от счастья.

Я наблюдал, как выражения их лиц сменились на облегченные и обрадованные, и все плакали и смеялись вместе со мной. Мы с Эсме крепко обнялись. Джуд хлопнул меня по спине, а Джаспер ударил по плечу. Когда посмотрел на Элис, та прыгнула на меня, и я ее подхватил. Когда опустил сестру на землю, та заколотила меня в грудь.

– Никогда. Никогда. Не. Пугай. Нас так снова! – кричала она, а затем зарыдала, прижавшись ко мне.

– Я-я прошу прощения, – извинился я, обняв ее одной рукой, сам все еще смеясь и плача.

– Подождите, она все еще на линии? – спросил Джуд, и я, хохотнув, ударил себя по лбу. Идиот.

– И тебе тоже привет, Белла, – сдавленно сказал я. – Прошу прощения за долгую паузу, любимая, – я попытался сдержать смех.

– Я... о-обе... щала... ведь... так? – ответила она очень тихим голосом, почти шепотом, но это был самый красивый звук в мире.

– Да, да, обещала. Спасибо, Белла, я люблю тебя и скоро приеду.

– ... Я... люблю... тебя... Эдвард…

– Я тоже тебя люблю, солнышко, – сказал я, смеясь так громко, что потекло еще больше слез. Я не мог поверить, что это происходило на самом деле. Это действительно случилось. Белла могла говорить! И она сказала, что любит меня... своим голосом...

– Играй...

– Что, любимая? – снова спросил я, а потом услышал шорох и другой голос на том конце телефонной линии.

– Прости, Эдвард, сейчас связки Беллы нуждаются в отдыхе, – сказал Карлайл. – Это всего лишь проба, так как она... проснулась раньше, чем планировалось. А сейчас ей нужно поспать. Ты увидишь ее в ближайшее время. Теперь же это все слова, что мы позволяем ей произнести – не хотим повредить ее мышцы и нервы. Ох, она надула губки. В любом случае, она дает знать, что лучше бы тебе сыграть свое произведение прямо сейчас, ей слышен вызов на бис, и, причем исполнить его хорошо, ибо угрожает слушать. А еще заявляет, что без колебаний выскажет тебе пару ласковых, если провалишься, – усмехнулся Карлайл. – А, нет, это был я. Она же передает: «Сломай ногу», что любит тебя и увидит утром. Так что лучше иди, сынок, а трубку передай Эсме.

Я усмехнулся: – Хорошо. Спасибо, папа. Спасибо за это. Я не могу... ах... просто нет слов.

– Нет слов? – с ложной тревогой сказал Карлайл. – Боже мой, не говори, что теперь замолчал ты.

Я сморщил нос:

– Мило. Очень мило. Если бы ты не был одним из людей, ответственных за голос Беллы, ты бы услышал…

– Бежал бы ты, сынок. Белле нужно поспать, но она хочет послушать, как ты сыграешь, поэтому предлагаю тебе начать немедленно, – прервал меня он.

– Ладно, ладно. Вот твоя жена. Мама? – я передал трубку Эсме, а затем столкнулся с Анжелой.

– Итак, а сейчас ты готов играть? – с наносным скептицизмом спросила та.

– Вполне, – с энтузиазмом ответил я.

– Хорошо, ступай туда…подожди... – она посмотрела меня и вздохнула: – Ты собираешься выступить с речью... да?

Я усмехнулся: – Просто очень короткое посвящение. А теперь, если ты меня извинишь...

– Ну, конечно. Теперь-то он торопится, – пробормотала она, а я засмеялся.

Затем я вышел на сцену, и публика снова зааплодировала. Я улыбнулся и приблизился к дирижерскому пульту:

– Дамы и господа, благодарю вас за предоставленную возможность сыграть еще раз. Произведение, что мы исполним, написано мной для особенного человека, который, как я только что узнал, сейчас слушает. Спасибо, и надеюсь, вам понравится «Колыбельная Беллы».

Я подошел к роялю и установил зрительный контакт с маэстро, который приподнял бровь и понимающе ухмыльнулся. Кивнул ему, тот улыбнулся, еще раз поднял палочку. А затем мы заиграли. Мое сердце воспарило от успокоения, что с Беллой все в порядке, и она заговорила. Мысленно хлопнул себя по лбу. Конечно же, с ней все хорошо, и она говорит. Это же не то, что она, возможно, умерла или что-то еще. Мы были уверены, что риск при операции невысок, и Белла находилась в хороших руках. Я почувствовал себя идиотом за мысль о том, что что-то пошло не так. Конечно же, все нормально. Она говорила! И я не мог бы быть счастливее. Теперь же, играя мелодию Беллы, я так широко улыбался, что щекам стало больно.

Между тем в Сиэтле...

Беллу перевели в палату, где все могли наблюдать за выступлением Эдварда в прямом эфире. Девушка выглядела уставшей и вялой, лежала с немного приподнятой головой, ее шея была в марлевых салфетках и бинтах, закрывающих операционную рану. Карлайл находился там же и все еще разговаривал по телефону с Эсме. Пришедшая медсестра произвела обычную проверку основных жизненных показателей и сразу же вышла. Появилась Розали, держа две кружки, наполненные заваренным кофе: одну передала Карлайлу, который, взяв ее, улыбнулся и коротко поблагодарил, а сама присела в кресло справа от Беллы.

– Ох, Эдвард уже начал! – взволнованно сказала она.

Белла коснулась ее руки, заставляя повернуться. Розали увидела растерянное выражение лица подруги:

– Что случилось, милая?

Поскольку ту попросили сейчас не говорить, она вернулась к языку жестов:

– Это выступление на бис, да? Почему же Эдвард снова играет свое произведение?

– Ах, да. Ну, так как ты была под наркозом, у него не хватило духу исполнить его перед всеми. Это было очень мило. Он сказал, что ты заслужила находиться там, и это прямая цитата: «в тысячи раз» больше его, так что сыграл твое, – усмехнулась Розали, рассказывая это.

Белла покраснела, но затем сморщила нос и заявила: – Это мило... но глупо. А что, если ему не дали бы шанса выступить на бис? Когда люди услышали бы его композицию? Это глупо. Позже надеру ему уши.

Розали хихикнула: – Бьюсь об заклад. Но было мило, и Элис записала это.

Белла улыбнулась, все еще не сводя глаз с Эдварда на экране.

– Ох, Белла... Он не знает... о... произошедшем...

Та нахмурилась.

– Мы вроде как ждали тебя... что скажешь?

На некоторое время девушка задумалась, а затем сказала: – Решай сама. Он захотел бы узнать обо всем и расстроился бы, выяснив это через кого-то. Хотя лично я предпочла бы, чтобы не знал. Не хочу, чтобы он беспокоился о случившемся. Но, так или иначе, ему станет известно. Так что, думаю... да. Скажи ему.

Розали кивнула: – Принято.

Белла улыбнулась и, закрыв глаза, продолжила слушать игру Эдварда, наслаждаясь музыкой, но сражаясь со сном. В какой-то момент она не выдержала и, наконец, сдалась и уснула.

Роуз улыбнулась и погладила ту по голове. Карлайл выключил телефон, подошел к пациентке и задумчиво посмотрел:

– Наконец-то она спит.

Розали кивнула: – Ну, недаром же он называл это «Колыбельная Беллы».

Карлайл усмехнулся: – Думаю, да. – После чего они продолжили наблюдать за выступлением.

– Чарли с Рене отправились покупать всем нам еду, – заговорила Розали. – Это же Сочельник.

– Как мило с их стороны, – прокомментировал мужчина.

– Да... – согласилась девушка, а затем серьезно посмотрела на него. – Знают ли... Эсме и все остальные?

Тот вздохнул:

– Да.

Розали подтянула одеяло Беллы повыше, а затем спросила, глядя на подругу: – Должны ли мы сказать ему?

– Как реагировали Чарли с Рене? – вместо ответа поинтересовался Карлайл.

Та пожала плечами:

– Ну, потрясены, конечно. Но, зная, что сейчас с ней все хорошо, они в порядке.

– Тогда мы должны сказать и ему. Он имеет право знать.

– Знаю, знаю... но... это отличается... Ее родители были здесь. А Эдвард находился там... принимал аплодисменты... за исполнение композиции Беллы... Не станет ли он казнить себя? – Розали посмотрела на Карлайла.

Тот немного поразмышлял над ответом:

– Наверное, станет... но не думаю, что это не имеет смысла. После того, как он увидит Беллу, только она и будет иметь для него значение.

Розали кивнула:

– Понятно.

– Конечно, он станет волноваться и немного сильнее оберегать ее… – он поправился: – Ладно, немного гиперопекать, но будет просто счастлив, что с ней все в порядке.

Роуз снова кивнула и улыбнулась:

– Сейчас Белла может говорить.

Карлайл ухмыльнулся:

– Конечно, может.

– Хо! Хо! Хо! Прииивееет, больничные люди! – заорал кто-то.

– Шшшш! Эммет! Тише! – Розали сначала шикнула на вошедшего Эммета, который выглядел теперь как олень, попавший в свет фар, пытаясь удержать горшок с цветами и гигантского плюшевого мишку, а затем уставилась на медведя. – Ей что, семь?

Парень фыркнул и закатил глаза, поставил горшок на стол возле окна, а игрушку – в ногах на постель.

– Она полюбит его. Он будет напоминать ей обо мне, – гордо заявил тот. – Привет, папа-доктор! Очень веселого Сочельника всем!

– Здравствуй, сынок, – поздоровался Карлайл, – и в самом деле замечательный канун Рождества.

Розали вздохнула, покачала головой и пробормотала: – Почему я вообще напрягаюсь?

Эммет подошел к невесте, поцеловал ее в макушку, а потом посмотрел на Беллу:

– Так, карапуз спит?

Розали улыбнулась:

– Да. У нее была бурная ночь.

– Да, но она может говорить. Это хорошо, – прокомментировал Эммет.

– Дети, почему бы вам не пойти домой? Я дождусь приезда остальных. Они вылетают после того, как Эдвард доиграет, – предложил Карлайл.

– Но ты и сам очень устал, Карлайл, мы не против подождать, – ответила Розали.

– Вы, ребята, тоже нуждаетесь в отдыхе. Не волнуйтесь, я немного посплю здесь и, кроме того, в любое время вернутся родители Беллы.

– Хорошо, мы поедим и уйдем. Я умираю от голода! Они скоро должны быть здесь, – сказала девушка.

– Еда? – оживился Эммет. – Детка, ради жратвы я остаюсь тоже. Да, милая, Карлайл прав. Давай вернемся утром и навестим Беллу. Тут будет слишком тесно, а она нуждается во сне. Да и Эдвард собирается оккупировать ее, как только попадет сюда.

В Нью-Йорке...

Я встал, в последний раз поклонился и пожал руку маэстро, после чего покинул сцену. Миновал Анжелу, которая показала мне большой палец и помахала. Улыбнувшись ей, прошел за кулисы, где меня ждали Элис, Эсме, Джаспер и его отец.

– Ты был великолепен, брат мой! – воскликнула Элис.

Я засмеялся: – Спасибо, – а потом что-то увидел в ее глазах. Она заметила это и поежилась. Я посмотрел на Джаспера и остальных. Они выглядели так же. – Что происходит? – настороженно спросил я.

Ко мне подошла Эсме, коснулась руки и улыбнулась:

– Ничего, Эдвард. Абсолютно не о чем волноваться. Просто снова позвонил Карлайл и сказал, что Белла стабильна и сейчас спит.

– Ладно, это хорошо...

– Да, да, так и есть. Мы кое-что должны рассказать тебе, дорогой, но нет никакой необходимости для паники и беспокойства, потому что все уже благополучно закончилось, – продолжила она.

Мне стало не по себе:

– Тогда говори.

Она взяла меня под руку:

– Я расскажу в самолете.



Я был потрясен.

Ошарашен. Просто по-настоящему неподдельно ошеломлен этими словами.

Я сидел рядом с мамой в самолете по пути в Сиэтл. Она только что сообщила, что случилось сразу же после операции Беллы, а теперь обеспокоенно смотрела на меня и держала за руку.

– Как только будешь готов, дорогой. Просто дыши. Давай.

Я во все глаза посмотрел на нее и едва слышно сказал:

– Ты хочешь сказать, что я почти потерял Беллу? – недоуменно спросил я.

Она нахмурилась и успокаивающе мне улыбнулась.

– Подожди… ты сказала, что... я чуть не потерял Беллу? Иными словами, я почти потерял Беллу? Потерял Беллу навсегда? – уточнил я, мой голос становился все громче, и росло напряжение. У меня начиналась гипервентиляция.

– Ах, мисс? Можете принести ему немного воды? Спасибо, – сказала она ближайшей стюардессе, а потом посмотрела на меня: – Так, у тебя развивается паническая атака, успокойся, Эдвард…

– Успокойся? – я закрыл глаза и потер виски, делая глубокие вдохи и считая.

Мать гладила меня по спине:

– Вот так, вот так, дорогой. Важно, что сейчас с ней все в порядке, и она ждет тебя.

Я откинулся на кресле и сжал переносицу большим и указательным пальцами, отмахнулся от вернувшейся с водой стюардессы.

– Нет, спасибо, – сквозь зубы сказал я.

– Эдвард, – упрекнула Эсме, взяла воду и поблагодарила бортпроводницу.

Я последний раз глубоко вдохнул и открыл глаза.

– Теперь ты успокоился?

– Едва ли, – ответил я, покосился, затем вздохнул и повернулся к Эсме. – Понимаю, что не должен выходить из себя, мама, потому что не из-за чего волноваться, ведь с Беллой все прекрасно и... она жива, но, видишь ли, это трудно. Знать, что ты чуть не потерял любимую, и даже не был там... даже не сказал... сказал... до свидания, – прошептал я.

Эсме погладила меня по руке.

– Нет, Эдвард. Ты вправе волноваться. Это ожидалось. И я могу себе представить, как ты себя чувствуешь. Я беспокоюсь об этом каждый раз, когда Карлайл мотается взад-вперед между Сиэтлом и Чикаго ради работы... когда Эммет берется за дело в Сиэтле... всякий раз, когда Элис путешествует... когда ты находишься в Нью-Йорке... – она замолчала.

Я сочувственно улыбнулся. Не знал, что мы так влияли на нее с нашими длительными отсутствиями.

– Прости, мама. Мы постараемся приезжать домой чаще...

Она покачала головой:

– Нет, дорогой. Да, одиноко. Да, становится страшно, и я все время волнуюсь, но это моя работа. Я – мать, Эдвард. Постоянное беспокойство – это материнская обязанность. Но матери, как я, должны понимать, что мы сделаем все, чтобы воспитать и заботиться, но, в конце концов, должны научиться отпускать вас, чтобы вы стали тем, кем должны... позволить уйти и учиться... Теперь же, когда смотрю на всех вас, и вижу, как вы выросли, считаю, что могу спокойно умереть, зная, что все счастливы. Так что, когда вы разъезжаетесь, я волнуюсь, но, по крайней мере, что бы ни случилось, вы все знаете, что я люблю вас, и этого для меня достаточно.

Я поцеловал руку матери:

– И ты знаешь, что мы все тоже любим тебя, мама. Спасибо.

Она улыбнулась и поцеловала меня в щеку, а затем замахала руками, «разгоняя воздух».

– Ну и как мы дошли до такого? – засмеялась она. – В любом случае, мы решили рассказать тебе сейчас, потому что не хотели, чтобы ты сошел с ума на глазах Беллы.

– А... она знает?

Эсме кивнула:

– Ну, у них не было выбора.

Я склонил голову:

– Что ты имеешь в виду?

– Вот что произошло... Карлайл рассказал мне по телефону.

Я внимательно слушал, как Эсме пересказывала историю, переданную отцом.

Воспоминание Карлайла накануне того, как он в третий раз дефибриллировал Беллу

«Белла, нет, ты не можешь умереть. Я не могу позволить тебе умереть. Эдвард рассчитывает, что ты будешь жива и здорова, когда он вернется, и я не нарушу слова, особенно данного своему сыну», – думал я. Она не может умереть. Я чертовски хороший врач, и никоим образом не позволю это кому-то, имеющему столь много, ради чего жить.

Уже дважды я дефибриллировал ее, и до сих пор пульса нет. Это плохо, но я должен попробовать еще раз, поэтому снова зарядил прибор и крикнул: – Давайте еще разряд, и все готовьтесь. Чисто!

После удара все молчали и качали головами, когда единственный звук заполнял воздух.

Бип.

Импульс. Никто не сказал ни слова, когда мы нетерпеливо ожидали, чтобы увидеть, не была ли это ложная тревога. Давай, Белла...

Затем...

Бип.

Бип. Бип. Бип...

И тут уже все разразились аплодисментами, когда сердце Беллы забилось в устойчивом ритме, как регистрировал монитор. От облегчения я не мог двигаться и, думаю, почувствовал, как под маску скатилось несколько слезинок. Ощутил, как кто-то забрал у меня электроды – забыл, что все еще держал их, а затем крепкие объятия, опустил взгляд и увидел плачущую на моей груди Розали. Я погладил ее по спине, снял маску и усмехнулся.

– Мы почти потеряли ее, она… она была мертва в течение минуты, мы почти потеряли Беллу... мы... она...! – раздался приглушенный голос молодого хирурга-стажера.

– Сейчас она жива. С ней все в порядке, – сказал я успокаивающе для обоих: себя и нее.

Доктор Алекс Тёрнер улыбнулся мне и кивнул:

– Поздравляю, доктор Каллен. Вы вернули ее к жизни.

– Без вас этого бы не произошло, всех вас. Мы все спасли ее.

– Прошу прощения, что ее дыхательные пути оказались заблокированными, вынуждая пройти через дефибрилляцию и всю эту драму. Я должен был быть более осторожным, – сказал он.

Я высвободил одну руку и поднял ее, другой все еще потирая спину Розали:

– Мы все знали, что существовала возможность осложнения. Нет необходимости в поисках виноватых. Важно то, что с ней все в порядке.

Доктор Тёрнер вздохнул и кивнул:

– Правда, – а затем осмотрел зашевелившуюся Беллу. – Ох, кажется, она приходит в себя. Это редкость. Я бы ожидал, что она проснется через день или два после подобного.

– Может быть, это от электрического разряда. Вскоре она уснет.

Розали вскинула взгляд, отпустила меня, сразу же отправилась к девушке, взяла ту за руку, другой ладонью стирая свои слезы.

Подошел и увидел, как Белла пошевелилась, а затем сонно открыла глаза, попыталась двинуться, но я мягко удержал ее. Она по-прежнему станет ощущать онемение от анестетиков, но когда это пройдет, то почувствует... жуткий дискомфорт в горле и умеренную боль.

Она посмотрела на нас слабыми, вялыми, полуоткрытыми и вопрошающими карими глазами. Доктор Тёрнер шагнул к ней, проверил зрение, статистику и выполнил весь стандартный порядок действий.

Я улыбнулся, все еще обрадованный, что она жива:

– Здравствуй, дорогая. Как себя чувствуешь?

Она моргнула, а затем попыталась фыркнуть в ответ.

Я усмехнулся:

– Ну, по крайней мере, ты снова заснешь. Так или иначе.

– Ты очнулась немного раньше, чем планировалось, Белла, – сказал доктор Тёрнер. – Но сначала мы должны провести небольшой тест... можешь ли ты говорить. Нормально, если сейчас не получится, некоторые пациенты заговаривают после нескольких дней терапии, но давай посмотрим, как справишься ты. Пожалуйста, можешь сказать слово? Если можно, два. Любое.

Девушка пару раз моргнула.

Я взял ее за руку и сжал:

– Не торопись, дорогая. Нет никакой спешки. Если не хочешь – это нормально.

Она посмотрела на меня, затем убрала руку и неожиданно начала жестикулировать... медленно... слабо, но тем не менее:

– Прости, я могу попробовать сейчас, но... хотела... если это возможно... чтобы мои первые слова услышал он... это эгоистично... но... даже если не смогу этого сделать... только пока... или когда-нибудь... хочу, чтобы моя первая попытка была с ним...

Под «ним» она имела в виду Эдварда.

Мы с Розали переглянулись, и я улыбнулся. Доктор Тёрнер терпеливо позволил нам общаться.

– У Беллы есть необычная просьба: она попытается, но в присутствии кое-кого особого, – передал я.

– Ах, молодой джентльмен – ваш сын, предполагаю? Все в порядке. Как только захотите. Хотя, чем раньше мы узнаем, тем лучше, – сказал доктор Тёрнер.

– Тогда почему бы нам не позвонить ему? – предложила Розали.

Я посмотрел на хирурга.

Тот кивнул:

– Почему бы и нет? Но сначала давай переведем тебя в палату.

Белла кивнула, потом посмотрела на меня и поинтересовалась: – А что со мной случилось? У меня такое ощущение, словно что-то произошло... не мог бы ты мне сказать?

Розали озабоченно посмотрела на меня, но я вздохнул и легонько улыбнулся Белле:

– От тебя ничего не ускользает, правильно, Белла? Ну, с чего же начать?

Вот так по пути к палате, я посвятил ее в произошедшее. Она терпеливо слушала и не комментировала. Когда мы оказались в ее комнате, поинтересовалась, закончился ли уже концерт.

Мы включили телевизор с плоским экраном и поискали живой эфир концерта. Транслировалась аплодирующая публика, когда Эдвард последний раз поклонился и покинул сцену.

– Пропустила! – сказала Белла.

Я улыбнулся:

– Не волнуйся, это записано. Теперь, когда все закончилось, мы можем ему позвонить.

– Подождите! Они вызывают на бис! – сообщила Розали.

– Ох, нам нужно лишь три минуты. Они могут потерпеть, – заметил я.

– Телефон Эдварда у Элис, так что я позвоню Джасперу – он переписывался с ними за кулисами, – заявила девушка.

Веки Беллы затрепетали и закрылись: вот-вот уснет.

Через несколько секунд:

– Джаспер? – сказала Розали.

– Роуз, прости, но нам надо спешить. Белла отключится в любую минуту... – поспешно сказал я.

Удивленно и взволнованно: – Ой, ой, верно. Слушай, Джаз, Эдвард там? Здорово. Это важно. Дай ему телефон. Сейчас же, – сказала она и перевела мобильник в режим громкой связи.

Белла моргнула, слегка зевнула и вздрогнула. Предполагаю, что анестезия проходит.

Розали протянула телефон подруге, которая слабо его приняла. А потом мы услышали его: голос Эдварда.

– Ал-алло? – Он нервничал. Как он мог узнать?

Белла улыбнулась и начала: – …П...п...

– Продолжай, – сказал я одними губами, когда та посмотрела на меня.

– П... При... вет... Эд... вард...

Я улыбнулся. И улыбался, когда Эсме закончила передавать историю Карлайла: я вспомнил последнюю часть, потому что это было то, как я услышал голос Беллы, здоровающейся со мной... как она и обещала.

– Ты улыбаешься... – удивленно сказала Эсме.

Я засмеялся:

– Да, да, я улыбаюсь.

– Я рада за тебя, Эдвард, на самом деле – за вас обоих.

Я усмехнулся:

– Спасибо, мама.

– Ох, и Эдвард?

Я повернулся к ней:

– Да, дорогая мама?

Она улыбнулась, являя ямочки на щеках: – Счастливого Рождества, сынок.

Я моргнул и взглянул на часы. Уже далеко за полночь, и мы приближались к Сиэтлу. Я забыл о Рождестве. Не мог в это поверить. Даже если везде, куда ни кинь взгляд, мы видели гирлянды, омелы, елки, подарки, чулки и все подобное – я забыл о Рождестве.

Так что я улыбнулся маме, ответил: – Счастливого Рождества, – сказал, что голос Беллы – самый лучший подарок в моей жизни, и шлепнул себя по лбу.

Глупец, глупец, глупец.

Я забыл купить Белле подарок! Или что-то еще в этом роде!

Я облажался – несомненно.

Эсме весело расхохоталась:

– У меня такое ощущение, что ты забыл сделать рождественские покупки?

Я съежился:

– Ох. Чувствую себя ужасно. Просто совершенно ужасно!

– Ну, знаешь... даже при том, что именно твой отец одевался Сантой, когда ты был моложе, еще не значит, что я не могу прийти и принести подарки, – сказала она.

– Ладно.

Затем она сунула мне что-то в руку – крошечную черную коробочку. Я знал, что это такое. Абсолютно растроганный, посмотрел на мать.

– Мама, я не могу – это слишком ценное... отдай Эммету... – я попытался вернуть ей подарок.

Эсме оттолкнула и покачала головой:

– Нет. У Эммета есть свой. Кроме того, я отдала ему одну треть набора. Он планировал подарить роскошное золотое колье с каплевидным бриллиантом размером с крышечку бутылки в окружении рубинов своей Розали... Я отдала браслет подобного дизайна твоей сестре. Помолчи. И я даю это кольцо тебе: воспользуйся им, как посчитаешь нужным, – подмигнула она.

Я усмехнулся:

– Ты лучшая мать в мире.

– Что? Я не до конца это расслышала.

Я улыбнулся, затем обнял маму и поцеловал ее в макушку:

– Я люблю тебя, мама.

– Я тоже тебя люблю, сынок, а теперь поспи немного. У нас есть еще полтора часа.

Я кивнул, но уснуть не мог: слишком уж был озабочен и взволнован, но следующее, что понял – люди уже вставали с кресел. Я даже не ощутил толчка, когда мы приземлились. Должно быть, устал.

Из аэропорта нас забрали Эммет с Розали: Элис, Джаспер и мистер Хейл решили отправиться к Эммету, а затем в старую квартиру Розали, которую та придержала на этот случай, после чего завезти нас с матерью в больницу. Они собирались навестить Беллу утром, так как сейчас уже поздно, и в любом случае девушка спала, а народу было бы слишком много.

Когда мы приехали в стационар, от страха я продолжал суетиться и переминаться с ноги на ногу. Эсме только посмеивались надо мной. В вестибюле нас встретил отец.

– С Рождеством, сынок, и, конечно же, с Рождеством, миссис Каллен, – Карлайл задорно улыбнулся моей матери, наклонился и поцеловал. Мама обняла его:

– Счастливого Рождества и вам тоже, доктор Каллен.

– Тебя тоже, папа, с Рождеством Христовым. Как сейчас Белла? – нетерпеливо спросил я.

Карлайл ухмыльнулся, но я чувствовал его усталость.

– С ней все замечательно, сын. Утомлена, держу пари, что спит. У нее родители.

Я кивнул, мы поднялись на лифте на ее этаж, и Карлайл встал у двери:

– Мы с Эсме остановимся в специальном отеле при больнице, так как дома у Эммета слишком тесно. Я договорился, что родителям Беллы предоставят комнату ожидания, и ты тоже можешь получить одну.

Я покачал головой:

– Спасибо, но я предпочел бы... остаться здесь с Беллой...

Родители улыбнулись.

– Я так и думал. Что ж, счастливого Рождества, и увидимся утром. Попробуй тоже отдохнуть, сынок.

Я обнял отца:

– Еще раз спасибо, папа. Я не смогу тебя отблагодарить.

Он лишь усмехнулся:

– Будь счастлив.

Я обнял и на прощание поцеловал мать:

– Пока, мама, увидимся позже.

Та прикоснулась губами к моей щеке:

– Отдохни.

А потом они ушли.

Я сглотнул комок в горле, глубоко вздохнул и направился к палате Беллы. Свет в ней был приглушен.

Заглянув, я поздоровался с Рене, которая выглядела так, словно вообще не спала.

Мы обнялись.

– Веселого Рождества, Рене, – прошептал я.

Она улыбнулась: – Самого веселого, дорогой! Входи.

Я последовал за ней и сразу же заметил храпящего в кресле Чарли, потом увидел ее. Я смотрел на Беллу... мою Беллу...

Она спала как ангел... выглядела такой умиротворенной... среди капельниц, бинтов и проводов от монитора... она все еще оставалась моей идеальной прекрасной Беллой. Я кинулся к ней и взял за руку. Протянул другую ладонь, погладил девушку по щеке и еще раз подивился шелковистой мягкости ее кожи. Я потерял дар речи: слишком уж эмоции переполняли меня: очень рад, что находился здесь... она здесь... мы снова вместе. Мне и в самом деле не по силам переносить разлуку с ней... хотя бы раз... Ох, Белла... моя Белла...

Находясь на грани слез, я открыл рот, чтобы сказать что-то, когда…

Храп.

– Боже мой, ну, кажется, мне придется растолкать Чарли, и сказать, чтобы шел в комнату, любезно устроенную твоим отцом, благослови его бог. Благослови всех вас за то, что сделали для нашей единственной дочери, – вздохнула Рене.

Я улыбнулся и засмеялся:

– Ну, мы ее очень любим.

Та кивнула:

– Не могу с этим поспорить.

– Ну и как она? – спросил я.

– Стабильна. Давай-ка я перетащу Чарли, и мы дадим вам, ребята, минуту.

– Почему бы вам не уйти? Я присмотрю за ней, – предложил я.

– Но ты только что прилетел, тебе тоже нужно отдохнуть, Эдвард, – обеспокоенно сказала Рене.

– Не могу себе представить, что был бы сейчас где-нибудь в другом месте, – признался я.

Она засмеялась:

– Хорошо.

И тут я ощутил вину:

– Пожалуйста, не подумай, что я пытаюсь выгнать вас... Просто хочу побыть с ней...

Та покачала головой:

– Ох, не стоит объяснять. Мы понимаем, – усмехнулась она. – А теперь разбудим-ка бедолагу старину Чарли... – Я наблюдал, как она потерла его руку, потормошила, и мужчина начал просыпаться.

– Ч-что? – заморгал он.

Рене страдальчески вздохнула:

– Давай, Чарльз, отведем тебя в постель. Эдвард подменит.

– Эдвард? – отпрянул он, затем обнаружил меня и моргнул.

Я улыбнулся:

– Привет, Чарли. Рад снова тебя видеть, и с Рождеством Христовым!

Он слегка улыбнулся, но все еще выглядел сонным:

– И тебе того же. Уверен, что не возражаешь?

– Не возражаю.

Кивнув, он встал, погладил дочь по голове и поцеловал ее в макушку.

– Спокойных снов, детка. Увидимся утром. Счастливого Рождества... – и затем он вышел.

Рене сжала руку Беллы и поцеловала в щеку:

– Люблю тебя, Белла, – она улыбнулась мне и последовала за мужем.

И вот остались вдвоем.

Мы с Беллой наконец-то одни.

Я улыбнулся, чмокнул ее в губы, устроился рядом с кроватью, положил голову на локоть, взял девушку за руку, протянул другую и погладил по волосам.

– Привет, любимая. Знаю, что они дали тебе что-то, чтобы могла поспать спокойно и подольше, и, вероятно, ты не услышишь меня, но в любом случае я продолжу говорить. Я скучал по тебе, Белла. Так сильно скучал, любимая. Мне редко удается сейчас видеть тебя наедине. Так что расскажу большую часть, прежде чем завтра утром ты окажешься в центре внимания, когда все придут.
Ну, концерт удался, и все испытывали благоговение от твоего произведения. Я же тебе говорил. Хотя не уверен, воздал ли я ему должное, но люди, казалось, получили удовольствие. Так или иначе, позволю судить тебе. Ох, и мне известно, что ты слышала, как я играл свою композицию, но, предполагаю, что не смогла дослушать, заснув. Хорошо. Значит, моя колыбельная сработала, – я слабо улыбнулся. – Я сыграю ее тебе снова в следующий раз, когда у нас появится шанс.

Я улыбнулся:

– Находился вдали от тебя всего лишь день, а кажется, что прошла вечность. Пожалуйста, не позволяй мне больше быть так далеко от тебя. Я не смогу вынести... Я не в силах разлучаться с тобой... ни на час, ни на минуту, ни на секунду... я должен быть с тобой, здесь... я хочу быть с тобой, здесь...

Я потянулся, нежно ее обнял, расположив голову чуть ниже ее плеча, закрыл глаза и прошептал:

– Они сказали, что я чуть не потерял тебя, любимая... они заявили, что ты почти оставила меня... я сам почти умер. Я не могу... просто не могу представить себе мир, в котором не существует тебя... Ты нужна мне в жизни, Белла... ради тебя я живу...

Я поцеловал ее в макушку, убрал несколько прядей и усмехнулся:

– Знаешь, ну и фокус ты отколола. Когда я взял у Джаспера трубку, то нервничал. Подумал, прости, если я параноик, но мне показалось, что, боже мой, случилось худшее! А затем услышал самый драгоценный звук в мире. Услышал тебя. Ты поздоровалась. Произнесла мое имя.

Я засмеялся:

– А я не понимал, как реагировать на это. Мой мир просто остановился. Думал, что сплю. Знаешь что? На самом деле на меня с бешеной скоростью накинулись воспоминания! У меня кружилась голова от мыслей о тебе и всем, чего я когда-либо желал – что мы хотели бы, чтобы сбылось. Мы через столько прошли, и по-прежнему остается много чего испытать, но, несмотря ни на что, хочу быть во всех проявлениях твоей жизни, как сейчас ты – в моей.
Забавно, ты, вероятно, пожелаешь, чтобы я повторил тебе все, что происходило, что я сделал или просто сказал, но даже если и не попросишь, то, когда проснешься, наверное, снова расскажу все, в том числе и только что произнесенное. И не волнует, если снова повторюсь. Не волнует, если мне придется пересказывать все дважды, трижды, десять раз, если тебе понравится.
Все, что хочу сказать: я никогда не устану говорить, как много ты для меня значишь, насколько я забочусь о тебе, как сильно люблю... и многое другое. Когда же ты проснешься, Изабелла Мари Свон? Я снова попрошу выйти за меня замуж. На этот раз с настоящим кольцом, – усмехнулся я.

Я приблизил лицо к Белле и легонько прижался лбом к ее, потом поцеловал в нос, чуть прикоснулся к губам.

– Я люблю тебя, Белла, и я здесь. Я здесь ради тебя. Я здесь и ради тебя, и ради себя, потому что мне необходимо быть там, где находишься ты. А теперь поспи хорошенько, любовь моя, и когда проснешься, я буду здесь.

После своей бессвязной речи я, напевая ее колыбельную, просто наблюдал, как она спит. Зевнул, поморгал, положил голову на кровать Беллы и закрыл глаза, позволяя им немного отдохнуть. После беспокойного дня, эйфории и эмоциональной травмы я, наконец, почувствовал умиротворение.

Бип. Бип. Бип.

Эдвард? Я что-то слышала? Эдварда? Или я все еще сплю?

Нахмурилась, почувствовав прикосновение к своей руке и разбудивший меня ритмичный пищащий звук. Я не могла двигаться. Тело казалось свинцовым, а на веках словно лежало по мешку с песком. Горло саднило, в нем першило, а в шее ощущалась пульсирующая боль. Я изо всех сил пыталась хоть немного приоткрыть глаза. Когда мне это удалось, заметила тусклое освещение. Моргнула. Как долго я была в отключке? Посмотрела налево и поежилась чуть-чуть, поняв, что пока не могу шевелить шеей. Ощутила тепло... и тяжесть... Вдохнула немного... и мои глаза полностью распахнулись, когда я узнала запах: глянула направо и увидела своего греческого бога, во всей его чеканной красоте. Так это была реальность. Я не могла вспомнить, что он сказал, но знала, что говорил со мной. Мне казалось, что снился сон, но теперь-то ясно, что нет.

Я наблюдала за своим спящим Адонисом. Его бронзовые волосы были растрепаннее, чем когда-либо, но мне понравилось. Губы слегка приоткрыты, равномерно вздымалась грудь. Он устал. Я взглянула на часы и увидела светящиеся стрелки, показывающие три двадцать три... это должно быть раннее утро. Наверное, Эдвард не так давно прилетел из Нью-Йорка. Я нахмурилась. Он спал, расположившись наполовину на кровати, наполовину на стуле. Если бы я только могла двинуться и заставить его устроиться рядом со мной, но не получится: слишком больно шее. Так что я успокоилась, накинула на него одеяло и сжала его ладонь.

Он здесь. Со мной. Я так сильно скучала в нашей разлуке, едва терпела ее, но не хотела, чтобы он упустил свой шанс. Надеюсь, нам никогда не придется снова расставаться. Не думаю, что выдержу это.

Они сказали, что я на минуту умерла. Я ничего не помнила, но если и могла бы, то уверена, что боролась. Сражалась, чтобы остаться в живых. Билась, чтобы снова увидеть его. Сопротивлялась, потому что обещала. Воевала, потому что знала, что по-прежнему существует слишком многое, что хотела сказать ему – действительно сказать. Испытывала желание задавать ему вопросы, узнать его больше – всего... но сильнее хотела сказать, что люблю его – собственным голосом.

И снова угрожали пролиться слезы, но горло болело от плача, так что я закусила губу. Во всяком случае, я позволила им течь, когда, очнувшись, пыталась говорить, кажется, несколько часов назад... и я говорю... Я могу говорить. Я могу говорить!

Я улыбнулась Эдварду и закрыла глаза.

Наконец-то могу сказать, действительно сказать, что люблю тебя, Эдвард.

Должно быть, я слишком много двигалась, потому что внезапно он зашевелился, посмотрел на меня, и мои губы растянулись в улыбке. Его веки снова закрылись, а через миг распахнулись, и поразительные зеленые глаза встретились с моими.

Я улыбнулась шире даже в моем горгулеподобном состоянии и наблюдала, как он приподнялся, чтобы лучше меня видеть.

– Привет, любимая, – прошептал он и усмехнулся своей ослепительной кривоватой улыбкой, сражая меня, но на этот раз я не зависела от своего безмолвного ответа.

На этот раз у меня был голос.

Так что я потянулась, прикоснулась к его лицу, улыбнулась, а затем медленно открыла рот, чтобы прошептать два слова, которые обещала сказать ему, когда мы встретимся в следующий раз. После столь долгого ожидания, компромисса, осложнений и других тонкостей, я, наконец, свободна от своих оков. И более того – счастлива. Я там, где и должна быть. Где хочу быть. Где мне нужно быть. Я с Эдвардом, которого люблю больше всего на свете. Теперь же я могу сказать ему всё это в любое время, а после надлежащей терапии и всем. И теперь у меня был голос. Я могу говорить. Я могу сказать ему все, каждую мелочь, каждое чертово слово...

Видя его улыбающееся красивое лицо, я глубоко вздохнула и, наконец, сказал два слова, которые с самого начала, с момента нашей первой встречи не могла произнести, даже когда он представлялся. Теперь-то мы можем начать снова и отважиться на новую главу нашей жизни лишь с двумя этими словами.

– П-привет, Эдвард.

---

Огромное спасибо за проверку и редактирование главы amberit

Поделиться своими впечатлениями вы можете на ФОРУМЕ.