От Беллы

Все всегда говорили, что смерть - это покой. И что бы ни ожидало нас после нее, это будет прекрасно и не похоже на все остальное.

Оказалось, что они ошибались.

Смерть - точно как жизнь, если не хуже. Загробный мир похож на огромный город, усеянный пригородными таунхаусами, огромными особняками, высотными многоквартирными зданиями и, периодически, домами престарелых. Хотя почему кто-то решает провести вечность в виде хлипкого морщинистого мешка с костями, когда мог выбрать любой возраст, останется для меня загадкой.

Единственная разница между жизнью и Загробным миром в том, что тут никто не умирает. Никогда. Так что он лишь растет и растет, ежедневно становясь больше с каждым вновь прибывшим. Люди работают, существуют так, как не делали этого, будучи живыми, иногда с совершенно иными людьми. У них дети, которых не существовало на Земле, работа, о которой лишь мечтали, они делают все, что хотят.

Я? Мне не так повезло.

Видите ли, то, где вы окажетесь в Загробном мире, во многом зависит от того, как вы жили и умерли. Нет Ада, но плохие люди оказываются в менее привлекательных жилищных условиях, люди, погибшие в катастрофах или от болезни, получают дома получше. К низам общества относятся вампиры и самоубийцы, мы были на одном уровне в глазах того, кто тут все решает, кем бы он ни был.

Вы наверняка задаетесь вопросом, к какой категории отношусь я.

Моя смерть была случайностью. Именно так я всем говорю и это правда. Но могущественное создание, кем бы оно ни было, решило, что раз я нарочно прыгнула со скалы, то моя смерть приравнивается к самоубийству, даже если я не пыталась себя убить. Что крайне раздражает, потому что я вынуждена выполнять работу, которую никто добровольно делать не будет. Она существует только в Загробном мире, и она - судьба всех самоубийц.

Я работаю в Стойке регистрации.

Позвольте объяснить. Стойка регистрации - на самом деле, целое здание, заполненное столами с сидящими за ними людьми. Первое, что видят новоприбывшие в Загробный мир, это человека за столом, задающего вопросы о том, кто ты и откуда, и объясняющего, куда идти дальше. Кто вам попадется - совершеннейшая случайность. Тут работают люди из разных слоев обществ. Если повезет, вам достанется какой-нибудь весельчак, который объяснит все спокойно и радостно, представив позитивный взгляд на Загробный мир.

Если не повезет, то вы окажетесь с кем-нибудь вроде меня: сварливой, неприветливой, на грани депрессии или хуже, ненавидящей свою новую жизнь, которая заставит вас думать, что Загробный мир будет полной катастрофой. Что на самом деле не так, если честно. Большинство людей счастливы в этой жизни, даже если работают в Стойке регистрации и живут в мерзкой квартирке с вампирами в качестве соседей. Хотя это, в основном, из-за того, что большинство людей тут счастливы быть мертвыми. Они хотели умереть.

Я же не хотела.

Не смотря на все: на то, что мое сердце было разбито единственным человеком, которого я любила; на то, что потеряла лучшего друга в странной таинственной секте, а после его возвращения оказалось, что он перевоплощается в огромного волка на регулярной основе; не смотря на все это, я не желала смерти. Не хотела убивать себя, так что моего нового существования было достаточно, чтобы вогнать меня в уныние, даже если бы я уже не была там.

— Изабелла!

Вздыхаю. Это Дженна. Она вроде как мой босс. Все работники разделены на команды по четыре или пять человек, а Дженна - глава нашей группы. В ней я, она, дама средних лет по имени Бетти и Саймон, который где угодно выиграет приз за самого голубого человека.

Поворачиваюсь к Дженне.

— Я же тебе тысячу раз говорила, зови меня Белла.

— Да-да, я в курсе, — говорит Дженна, мельтеша в моем офисе в виде бежевого урагана порядка, поправляя все, что лежит не на местах. Есть у нее пунктик, чтобы все было четко на своих местах и не отклонялось от правил. Я видела, как она кого-то зарегистрировала, ни разу не сказав ничего лишнего: прошлась по необходимым к заполнению полям на компьютере и рассказала, что делать дальше, словно робот.

— К тебе прибудет еще одна душа примерно через десять минут, — сообщает она мне своим монотонным голосом, заправляя бесцветные волосы за ухо и теребя ворот водолазки. Она постоянно носит их (у нее их множество разных неописуемых цветов), пытаясь скрыть загубленную кожу на шее. Дженна повесилась.

Она продолжает говорить:

— После этого ты закончишь. Завтра тебе надо быть здесь точно в шесть часов…

Я перебиваю:

— Что! Это на два часа раньше моей смены!

— Я в курсе, — терпеливо говорит она, звуча немного скучающе. — Но нам надо съездить в Чистилище и забрать вампира, заканчивающего свой срок, в полседьмого.

Я вздыхаю и вновь опираюсь о стол.

— Это не моя работа, а Бенжи.

Бенжи отвечает за Чистилище, которое похоже на комнату ожидания, где ты проводишь определенное количество времени, чтобы искупить все плохие поступки, совершенные в жизни, и обычно он сам привозит вампиров. Они вынуждены провести в Чистилище как минимум полгода, а некоторые и несколько лет. Это их раздражает, так что существует отдельное транспортное средство усиленной защиты, на котором их привозят в Загробный мир, и Бенжи должен специально приезжать и доставлять их сюда.

— Бенжи завтра занят. Скоро в Таиланде наводнение, и ему придется иметь дело с большим наплывом новеньких, как и нам. У него не будет времени привезти вампира сюда, так что это сделаешь ты, — Дженна кивает сама себе, будто сказала что-то крайне толковое. — Так же ты его зарегистрируешь.

Теперь я беспокоюсь.

— Но я никогда не регистрировала вампира ранее. Что если он сердится?

Она пожимает плечами.

— Он все равно не сможет причинить тебе вреда.

— И мне от этого намного лучше, — саркастично замечаю я, пытаясь скрыть тот факт, что миллион нервных бабочек порхает в моем животе.

— Если тебя это утешит, после того как закончишь с вампиром, ты будешь свободна, так что нет необходимости жаловаться.

Я хмурюсь.

— Но у меня выходной только в пятницу.

Дженна снова пожимает плечами.

— Не спрашивай меня почему. Я следую инструкциям сверху.

Лампочка напротив стола загорается, сообщая о том, что мне надо зарегистрировать душу. Дженна принимает это как знак к уходу и с радостным: “Увидимся в шесть, Изабелла!” - юркает в дверь справа от меня.

Вздыхаю и поворачиваюсь к новоприбывшему. Это довольно растерянный молодой джентльмен, явно прибывший сразу с Земли. Побывавшие в Чистилище уже знают, что происходит, так что тебе не надо проходить через всю “Прости, но ты вроде как мертв” речь.

— Добрый день, золотце, — приветствую я, привлекая его внимание. — Добро пожаловать в Загробный мир. Давай поскорее с этим покончим, чтобы ты мог приступить к существованию мертвым, хорошо?



Я покидаю здание сразу, как отправляю несчастного болвана в путь. Везунчика ждет жена в милом домике в Пригороде. Повезло.

Сажусь на трамвай, проходящий мимо офисов, как и пять или шесть человек, направляющихся в ту же сторону. Можно прямо видеть жалость, витающую в воздухе. Большинство людей не переживают, но меня это раздражает. Почему нас надо жалеть? Почему мы вообще выделяемся? Никогда не пойму, с чего суицидники получают столько скорби от всех остальных, будто мы сделали что-то ужасное, убив себя.

Теперь я и себя к ним причисляю. Отлично.

Еще лучше: нет свободных мест во всем вагоне. Не так уж он и забит, и есть несколько пустых мест, но они все рядом с кем-то, а я не хочу испортить чей-то день своим присутствием. Вздыхаю и тянусь к поручню над головой, притворяясь, что предпочитаю стоять.

— Прости, душечка, — произносит доброжелательный голос слева. Я опускаю взгляд на милую женщину, улыбающуюся мне и хлопающую по сидению рядом с собой. У нее большие зеленые глаза с морщинками в уголках, волосы убраны в тугой пучок на макушке и спрятаны под шляпкой. Длинное платье касается земли, и я замечаю черные сапоги на шнуровке, выглядывающие из-под подола. Ходить по Загробному миру сродни визиту в исторический музей: все, как правило, одеваются в соответствии со временем, когда умерли, так что ее прошловековое одеяние не привлекает и половины тех взглядов, что были бы на Земле.

— Я не возражаю, если ты хочешь сесть рядом, — говорит она, продолжая улыбаться.

Если честно, я немного ошеломлена. Я не склонна разговаривать с людьми, лишь со знакомыми и сослуживцами. И со мной никогда не общались незнакомцы. К моему удивлению, я поддаюсь порыву и сажусь около нее.

— Спасибо, — бормочу я, стараясь не смотреть на нее. Она отчасти напоминает мне Эсми, а мне, правда, не нужно вспоминать это сейчас, особенно учитывая завтрашнее задание.

— Совершенно не за что, моя дорогая, — говорит она весело. Я завидую.

Надеюсь, что она на этом закончит, но как бы не так.

— Мы раньше встречались? Я уверена, что где-то тебя видела.

Я скептически посмотрела на ее одежду.

— Я так не думаю, мэм, — отвечаю я, задаваясь вопросом, а не путает ли она меня с кем-нибудь. Хотя это маловероятно: я не видела больше никого с синей кожей вокруг.

— Я уверена, что знаю тебя, — утверждает она. Изучает мое лицо и расплывается в улыбке, широко распахнув глаза.

— Вспомнила! — восклицает она, и я осматриваюсь вокруг, убеждаясь, что на нас никто не смотрит, хотя она очень громкая. От следующих слов резко поворачиваю к ней голову и пялюсь в шоке.

— Ты знала моего сына!

Растерянно хмурюсь, практически полностью уверенная, что эта женщина чокнутая.

— Знала? — переспрашиваю я. — Когда?

— В Форксе, помнишь? — настаивает она, выглядя крайне восторженно. — Ох, ты так ему помогла, голубушка. Он никогда не был прежним после встречи с тобой. Такой счастливый после стольких лет печали. А потом взял и все испортил, — ее выражение лица резко стало убийственным, от чего я пожалела ее сына, даже если ломала голову, кто он.

— Никогда не пойму, зачем он бросил тебя. Или заставил всех уйти с ним. Ему и впрямь надо научиться не реагировать столь остро, — она снова смотрела на меня с нежной улыбкой. — Но, с другой стороны, он всегда был драматичен, мой Эдвард. Ты не согласна, милая?

Замираю, и глаза расширяются.

— Э-Эдвард? Вы… Вы Элизабет? — я едва ли могу поверить в это: случайно столкнуться с ней - просто нереальное совпадение. Дыра в груди даже после смерти не исчезла и увеличилась, когда хлынули воспоминания.

Она совершенно удивлена.

— Ты знаешь обо мне? Не видела, чтобы он тебе рассказывал.

Я качаю головой.

— Карлайл рассказал. Во всяком случае, что знал, а это не особо много, но все же, — пожимаю плечами.

Колокольчик над головой звякает. Я смотрю в окно. Нет, еще не моя остановка.

Элизабет снова говорит:

— Словами не передать, как мне жаль, что Эдвард сделал с тобой. Я, правда, не знаю, о чем он думал, — она покачала головой с печалью на лице. — Он был сам не свой с тех пор.

Это вводит меня в замешательство.

— В смысле, был сам не свой? Он бросил меня. Сказал, что… — я сглатываю. — Сказал, что больше не любит меня…

— Он соврал, — говорит Элизабет практически сердито. — Думал, что тебе будет лучше, если его не будет рядом, что ты сможешь двигаться дальше, если решишь, что и он двинулся.
Я энергично трясу головой, пытаясь не слушать ее, не надеяться. Зачем мне надежда? Теперь это не имеет никакого значения.

Колокольчик звякает снова. Моя остановка.

— Простите, — говорю я, поспешно собирая вещи и вставая. — Мне пора.

Элизабет хватает меня за руку.

— Хоть имя скажи, — умоляет она.

— Белла, — отвечаю я. — Простите, мне, правда, надо идти. Это моя остановка.

Она кивает и отпускает.

— Найди меня, если когда-нибудь захочешь поговорить! — кричит она мне вслед, когда я спрыгиваю с трамвая как раз в момент, как он вновь трогается. Не думаю, что я воспользуюсь предложением. Сомневаюсь, что справлюсь. Это звучит глупо, ведь у меня было полтора года, чтобы смириться с произошедшим, но есть у меня подозрение, что потребуется куда больше времени, чтобы забыть его и жить дальше. Особенно когда напоминания о нем, кажется, выпрыгивают отовсюду, куда ни повернусь.

Кстати об этом…

Пока я поднимаюсь по лестнице в квартиру (тут нет лифта, не знаю, по какой причине, учитывая, что это тридцатипятиэтажное здание), уже могу слышать их, шумящих и делающих неизвестно что. Так и тянет пропустить свой этаж и подняться на один вверх, чтобы высказать все, что думаю, но знаю, что это не поможет. Я каждый день возмущаюсь, но ничего не меняется.

Так что останавливаюсь на своем этаже, тринадцатом, будто мне надо еще больше невезения, и открываю дверь, игнорируя шум сверху. Произвожу привычные действия: переодеваюсь из одежды, скрывающей как можно больше кожи, в топ и треники. Приходится включить обогреватель, мне нынче постоянно холодно.

Стук продолжается, я начинаю делать ужин, вскоре добавляются громкие стоны. Не обращаю внимания, останавливаю приготовление грибных равиоли (я сегодня в ностальгическом настроении), чтобы выкашлять очередное легкое, полное воды. Я умудряюсь поесть и помыть посуду прежде, чем начинаются крики и сил терпеть не остается.

— Ну все, — ворчу я себе под нос. Пора задать Ужасной Парочке перцу.

Топаю наверх, не то чтобы меня можно услышать через грохот, и стучу в дверь четырнадцатой квартиры. Она открывается, представляя проклятие моего существования в шелковом халате, ее огненные волосы спутались и торчат во все стороны. Она насмехается.

— Сложно, что ли, вести себя потише, Виктория? — зло интересуюсь я, уперев руки в бока. Конечно, стерва пыталась убить меня, но теперь-то она уже ничего не может сделать.

— Ну, возможно, если бы у тебя была жизнь, то тебя бы это не особо беспокоило, — ехидничает она, и ее высокий пронзительный голосок, как всегда, действует на нервы.

— Во-первых, это не имеет никакого смысла, — подчеркиваю я. — И, во-вторых, вы оба разве не достаточно времени провели, терроризируя меня, пока мы все были живы? Можете оставить меня теперь в покое?

Джеймс высовывает голову с темно-красными сверкающими глазами из-за угла, он без рубашки и громко ржет.

Я сердито смотрю на него, от чего они лишь сильнее смеются.

— Просто признай, девочка, — говорит Виктория, наклоняясь вперед и пытаясь выглядеть устрашающе. Но я не отступаю, хотя не могу ничего поделать и слегка боюсь этих красных глаз. — Больше у тебя нет дорогих возлюбленных, которые тебя спасут. И, может, мы не можем убить тебя, но мы все так же сильнее, так что злить нас не в твоих интересах.

Я вижу, что не выиграю, но не собираюсь доставлять им удовольствие думать, что они побили меня.

— Я не хочу и не нуждаюсь в спасении. Прекрасно могу и сама о себе позаботиться.

Разворачиваюсь, спокойно спускаюсь, не позволяя их хохоту повлиять на меня, и ложусь спать.



Следующим утром я в ужасном настроении. Практически полное отсутствие сна совместно с произошедшим вчера создало чрезвычайно злую Беллу. И то, что сейчас так рано, совсем не помогает делу.

Трамваи ездят круглосуточно за счет автоматизированной системы, и проходит всего десять минут, прежде чем подъезжает нужный мне. Меня манит идея вздремнуть во время поездки, но с моей удачей я, в итоге, пропущу остановку, чем Дженна будет крайне недовольна. Она ненавидит, если вещи идут не в соответствии с планом. Так что не даю себе уснуть и выхожу из трамвая перед зданием Стойки регистрации точно в пять пятьдесят семь.

Дженна ждет перед входом в наш отдел, притопывая ногой и поглядывая на часы каждую секунду. Задаюсь вопросом, сколько времени она уже здесь, я же пришла вовремя.

— Вот ты где, — возмущенно восклицает она, когда замечает меня. — Пойдем, тебе пора отправляться, если хочешь приехать туда в срок.

Я только ворчу в ответ, еще не до конца проснулась, чтобы внятно разговаривать. Зеваю несколько раз, пока Дженна ведет меня на три пролета вниз по лестнице в ту часть здания, где я никогда раньше не бывала. Защитное транспортное средство ожидает в чем-то, напоминающем участок доставки на фабрике. Оно серо-металлическое и выглядит как небольшой фургон для переезда, захваченный секретными службами.

— Он не распрекрасен, — говорит Дженна, кидая взгляд на фургон и гримасничая. — Старый, несовременный, громыхающий, нелепый и с механической коробкой передач, — она произносит это как ругательство. Я не могу не засмеяться.

— Это не будет проблемой, — уверяю я ее. — Я больше года ездила на грузовике Шеви 1953 года с заедающей коробкой передач. Думаю, я справлюсь.

Дженна чопорно кивает головой.

— Отлично. Тогда отправляйся, не хочешь же ты опоздать.

Дженна всегда прямолинейна и деловита. Может показаться некоторым недружелюбной, но при близком знакомстве она оказывается не такой уж и плохой.

Залезаю в кабину фургона, осматриваю приборную доску и рычаги. Не все так плохо: я вынуждена придвинуть сидение как можно ближе, чтобы дотянуться до педалей, но после этого все остальное оказывается удобно расположенным. Ключи уже в зажигании.

Опускаю стекло и высовываюсь.

— Эй, Дженна, а как я до Чистилища-то доберусь отсюда? — спрашиваю я.

Она указывает на поднимающиеся двери в задней стене.

— Выезжай оттуда и попадешь на дорогу, ведущую точно к Чистилищу. Полчаса туда, полчаса обратно. Когда вернешься, подъедешь задом к этому окну, — она показала на дыру в противоположной стене, — и кто-нибудь организует доставку вампира тебе в офис. Тебе надо будет подняться как можно быстрее, чтобы не заставлять его ждать.

Я киваю.

— Спасибо.

Она машет и возвращается через дверь, в которую мы зашли. Поднимающиеся двери открываются, и я поворачиваю ключи, ощущая себя странно уютно при рыке заводящегося мотора. Он и вправду напоминает мне грузовик.

К Чистилищу ведет извилистая дорога, но смотреть особо не на что. На удивление, в машине оказывается радио, которое я включаю и напеваю песню, раздающуюся из динамиков. Периодически зеваю и проклинаю Дженну за то, что заставила встать так рано.

Полчаса спустя дорога заканчивается, и я подъезжаю к зданию, похожему на Стойку регистрации. Нет бетонных плит, но есть дверь в стене на уровне с задней дверью фургона, так что подъезжаю к ней и выпрыгиваю. Рядом еще одна дверь нормальной высоты, я иду к ней и стучу. Бенжи высовывает голову - я узнаю его после двух дней, которые провела здесь после смерти.

— Привет, — говорю я, пытаясь улыбнуться, но не выходит. — Я приехала за вампиром? — Не знаю, почему я произношу это как вопрос, просто так кажется правильным.

Бенжи кивает и устало улыбается. Он уже выглядит изможденно, а, насколько мне известно, наводнение еще не произошло.

— Заходи, — приглашает он. — Я помогу тебе его устроить.

Я иду за ним по длинному коридору мимо унылого зала ожидания с несметным количеством обитателей к другому коридору, который заворачивает обратно в сторону, откуда мы пришли.

— Мы держим их здесь подальше от остальных, — объясняет Бенжи. — Эта дверь, — он показывает на железную дверь, частично приподнятую над землей, — та самая, к которой ты подъехала. Я помогу тебе его разместить, и можно ехать обратно.

Мы зашли в хранилище, похожее на то, что в Стойке регистрации: все в бетоне и с острыми углами. Но здесь нет большого свободного пространства. Тут все заполнено белыми блоками с дверями в них. На каждой по трафарету черным цветом выведен номер, они расположены рядами по порядку, расстояние между ними достаточно, чтобы проехать на небольшой машине - помещение и, вправду, огромно. Есть пустоты на некоторых местах, думаю, что блоки передвинут, когда прибудут новые ожидающие.

— 24601, 24601, где же ты, 24601? — бормочет Бенжи, двигаясь по рядам в поисках нужного блока. Я спешу за ним, не желая оставаться одна в комнате, полной вампиров. Он находит правильный ряд и идет к нужному месту. Числа в ряду гораздо больше 24601, вероятно, они прибыли позже. Есть у меня предчувствие, что этот вампир находится здесь уже какое-то время, судя по разнице в числах. Некоторые из них доходят почти до сорока тысяч.

— Вот он где! — восклицает Бенжи, дойдя до самого конца ряда и останавливаясь перед блоком с номером 24601. Вся поверхность покрыта пылью, а между верхним углом и стеной растянута паутина.

— Хочешь посмотреть на него? — предлагает Бенжи.

Я бешено трясу головой.

— Не выпускай!

— Мне и не надо, — возражает он и показывает крохотную заслонку в верхней части двери, которую я не заметила ранее.

Все равно трясу головой.

— Нет, спасибо. С меня хватит вампиров.

— Ой, правда, что ли? — Бенжи с любопытством смотрит на меня, подводя небольшую тележку и просовывая ее в проем под блоком.

— Ага, — отвечаю я, кивая. — Бывший парень был одним, еще несколько пытались убить меня, двое из них теперь мои соседи сверху и кажутся настроенными раздражать меня всю вечность.

Он свистит.

— Ух ты. Девушка вампира, а? Ты, должно быть, крепкий орешек.

Моя улыбка перекошена.

— Может быть. Но меня было недостаточно, чтобы удержать его. Он ушел.

Бенжи мудро не продолжает разговор, и мы идем в тишине, он катит блок назад, к основной части помещения.

— Предупреждаю, — говорит он, поднимая блок подъемником на уровень двери, — этот - дикарь. Он месяцами шумел, прежде чем сдаться, рычал во всю мощь. Не удивлюсь, если он начнет снова, когда окажется в грузовике.

Он машет рукой, чтобы я вышла через теперь открытую дверь, и я тут же бросаюсь к дверце фургона, надежнее паркуя его у двери. Звучит серия пневматических свистов, когда Бенжи герметизирует пространство между фургоном и блоком, затем раздается громкий удар открываемых пружин двери. Я жду знака, что можно продолжать.

Другая дверь в стене открывается, выходит Бенжи и подбегает к окну.

— Он внутри, — сообщает он. — Тебе надо только нажать на эту кнопку, — показывает, какую именно, — чтобы закрыть дверь, и можешь ехать.

— Спасибо, Бенжи, — благодарю я.

— Нет, спасибо тебе, милашка. Ты только что освободила меня от одного дела на сегодня, — он широко мне улыбается, и я выдавливаю самое близкое к тому, что походит на улыбку.

Бенжи отходит. Я нажимаю на кнопку, и дверь закрывается с удовлетворительным лязгом. Поворачиваю ключи и переключаю передачу, выезжаю на дорогу в сторону Загробного мира и отправляюсь в путь.

Как и предсказывал Бенжи, мой пассажир оказывается довольно буйным. Слышу удары кулаков по стенам фургона снова и снова, а через решетку рядом с головой доносится непонятное рычание и ворчание.

Спустя некоторое время у меня начинает болеть голова от шума.

— Эй! — кричу я, и шум прекращается.

— Можешь потише? — продолжаю я. — Ты скоро оттуда выберешься. Просто радуйся, что больше не сидишь в блоке.

Он не отвечает, но, к счастью, больше и звука не доносится до конца поездки.

Подъехав к Загробному миру, я даю задний ход к двери на участке. Человек помогает мне припарковаться у нужного места и говорит, когда открыть дверь.

— Увидимся через минуту, приятель, — кричу я через решетку и выпрыгиваю из кабины, направляясь в офис.

Лампочка над дверью уже горит, когда я подхожу к офису. Делаю глубокий вдох и залогиниваюсь в компьютере на столе, быстро включаю базу данных по умершим и открываю раздел по вампирам. Пробегаюсь глазами по полям, пытаясь выяснить, надо ли мне знать что-то, отличающееся от обычной информации по запросу, когда дверь открывается. Я не поднимаю взгляд, просто начинаю говорить:

— Ладно, вот как мы поступим. Я задаю вопросы, ты отвечаешь, мы заканчиваем с этим как можно скорее и оба уходим. Я вчера совсем не спала и пришла в такую рань, только чтобы забрать тебя, так что нахожусь не в лучшем расположении духа, понятно?

Тишина.

— Ты все клетки мозга растерял, сидя в этом блоке? — переспрашиваю я, отрываясь от экрана.

Замираю.

Белая кожа. Четкая линия скул. Подтянутая фигура, худая, но с намеком на мускулы. Золотые глаза. Растрепанные сумасшедшие бронзовые волосы.

Эдвард.

Мы пялимся друг на друга с широко открытыми ртами и глазами. Я задумываюсь, знала ли Дженна нашу историю и специально ли выбрала меня, чтобы послать за ним. Если так, мне, возможно, придется еще раз подумать, так уж ли она мне нравится, потому что от этого сердце точно будет разрываться.

— Ну, — произношу я, нарушая напряженную тишину, — это определенно ускоряет процесс.

Отворачиваюсь и начинаю вводить информацию в компьютер. Мне приходится напомнить себе, что надо ввести Мейсен вместо Каллен, нужный человек не найдется, пока я не использую фамилию при рождении. Я практически заканчиваю, когда он начинает говорить.

— Белла? — сдавленно произносит он, его голос хриплый, насколько он может быть таким у вампира.

Смотрю на него, по-настоящему смотрю и понимаю, что выглядит он черти как. Бешеные глаза, рваная одежда и совсем нет обуви. Во взгляде отражается чистая агония, столь сильная боль, что дыхание перехватывает. Не могу говорить.

— Это, правда, ты? — он спрашивает меня, сделав шаг ближе.

Я киваю и отворачиваюсь к компьютеру, печатая последние крохи информации и нажимая “Поиск”. Смотрю на экран, пока запрос обрабатывается.

— Ты собираешься говорить со мной? — шепчет он.

Я вздыхаю и поднимаю на него глаза.

— Что ты хочешь, чтобы я сказала?

Приподнимаю бровь, когда он не отвечает. Он закрывает глаза и опускает голову. Я снова вздыхаю и отворачиваюсь к экрану. Запрос окончен, вот и он. Имя, дата рождения, родители, создатель, дата и причина смерти. Это всегда интересно - узнать, как кто-то умер, но я практически не могу заставить себя прочитать про Эдварда. Но читаю, потому что надо.

Эдвард Энтони Мейсен Каллен
Родился 20 июня 1901 года в Чикаго, Иллинойс, США
Изменен 25 сентября 1918 года Карлайлом Калленом
Убит 20 марта 2006 года Аро Вольтури

Поднимаю на него удивленный взгляд. Он провел в блоке больше года. Был мертв почти столько же, сколько и я.

— Эдвард? — зову я. Почти больно от произнесения его имени.

Он смотрит на меня, глаза горят болью, но в них появляется надежда.

Я могу только шептать:

— Почему твоя дата смерти всего лишь через четыре дня после моей?

Он хмурится и наклоняет голову набок:

— Правда, так долго? Я прожил целых девяносто шесть часов в мире, где нет тебя?

Я тоже хмурюсь:

— Ладно, теперь ты вводишь меня в замешательство.

Эдвард пристально смотрит на меня, мне хочется отвернуться, но я не могу себя заставить сделать это.

— Ты не помнишь, что я говорил тебе? — спрашивает он.

Я киваю:

— Конечно, помню, — с болезненной ясностью, добавляю про себя. — Но я решила, ты передумал, когда понял, что больше не хочешь меня.

Его глаза расширяются, сужаются и опускаются от стыда. Он зарывается лицом в руки и дрожит, я же смотрю и волнуюсь все больше с каждой секундой. Даже после всего случившего я все еще люблю его, всегда любила и буду любить, и не могу не беспокоиться, что у него срыв.

Он поднимает на меня взор прежде, чем я могу распереживаться слишком сильно.

— Я соврал, — шепчет он. — Мне так жаль. Я солгал тебе.

— О чем? — уточняю я, боясь ответа.

— О том, что не хочу тебя. Что двигаюсь дальше. Все, сказанное в тот день, ложь, — он качает головой, выглядя печальнее, чем следует любому созданию. — Я понимаю, нет и шанса, что ты простишь меня, но я должен извиниться. «Прости» даже не покрывает этого. Я думал, что ты будешь жить дальше, будешь счастлива, думал…

Он задыхается, не в силах закончить. Я не могу говорить, слишком потрясена. Элизабет была права? Или мне все снится?

Эдвард собирается с силами и снова говорит:

— Но ты не двигалась дальше, — шепчет он. — Не была счастлива. Элис увидела, как ты спрыгнула со скалы, и Розали позвонила рассказать, что случилось. Я вернулся в Форкс и наблюдал за твоими похоронами, потом поехал в Италию и попросил Вольтури убить меня. Они отказались, так что я вышел на площадь в их городе, выставив себя перед людьми, собравшимися на праздник. Конечно, этого они не могли простить…

— Подожди, — перебиваю я. — Что именно ты пытаешься сказать? Ты попросил их о смерти… потому что я погибла?

Он кивает.

— Я люблю тебя, Белла. Это никогда не изменится, и я не мог жить, зная, что тебя больше нет.

Глаза Эдварда, полные дикого горя, прожигали мои.

— Скажи, что прощаешь меня, Белла. Мне не нужна твоя любовь. Я не ожидаю, что ты сможешь любить меня после всего, что я сделал. Но прошу, скажи, что прощаешь.

Я поднимаюсь и обхожу стол, вставая прямо перед ним. Мы все так же смотрим друг на друга, его взгляд умоляющий, мой - ищущий.

— Как ты можешь так говорить? — шепчу я. — Как ты можешь думать, что я не люблю тебя? Я люблю тебя, Эдвард, всем своим существом. Правда, я не умерла в тот день на Первом Пляже. Я умерла, когда ты бросил меня. В ту секунду, как мы расстались.

Он выглядит потрясенным.

— Ты любишь меня?

Я улыбаюсь.

— Конечно.

С опозданием я понимаю, что только что улыбнулась по-настоящему за… я даже не знаю, сколько времени. От этой мысли улыбка становится шире. Эдвард улыбается со мной, наклоняет голову, на момент зависая и прижимая свои губы к моим. Я удовлетворенно вздыхаю. Я так скучала по нему и сейчас чувствую, что это все может быть по-настоящему.



Мы выходим из здания Стойки регистрации вместе, держась за руки. Новый адрес Эдварда и инструкция, как туда добраться, распечатаны и зажаты в моей руке. У большинства новоприбывших есть Вечный, что-то вроде ангела, который отводит их до дома, но я не в силах выпустить его из поля зрения, так что решаю сама отвести его.

Садимся в трамвай, кажется, ему это безумно интересно. Осматривается вокруг, пытаясь все рассмотреть за раз, и я не могу не захихикать от его поведения, отчего он улыбается.

Выходим и оказываемся в милом квартале, с клумбами и пригородным великолепием. Дом Эдварда большой, что удивляет его.

— Я думал, что награды достаются людям, сделавшим хорошие поступки в жизни. Я к ним определенно не отношусь, — говорит он.

Я тоже удивляюсь, но не по той же причине.

— Тебе, правда, надо перестать думать об этом, как о Рае. Ты ходишь тут, где хочешь. Хотя должна заметить, что большинство вампиров оказываются в многоквартирных домах. Тот, кто тут все контролирует, не любит убийств, особенно убийств большого количества людей и себя. Вампиры и самоубийцы менее обеспечены из всех и имеют меньше свободы.

Он с любопытством смотрит на меня.

— Где ты живешь?

— В квартире, — отвечаю я. — С назойливыми соседями-вампирами сверху, которые никогда не затыкаются. Из-за них я и не спала прошлой ночью.

Эдвард только собирается заговорить, но звучит голос, перебивающий его.

— Эдвард!

Мы поворачиваемся в сторону голоса. Элизабет сбегает по ступенькам соседнего дома, она с распущенными волосами и улыбкой на лице.

— Мама? — произносит Эдвард изумленно. Я лишь улыбаюсь, когда она врезается в него, сокрушая в теплом приветственном объятии.

Стою в сторонке, не желая мешать, пока они здороваются друг с другом. Эдвард выглядит совершенно потрясенным и не уверенным в дальнейших действиях, видя ее снова после такого количества времени. Я практически убеждена, что он плачет.

— Ох, Эдвард, я скучала по тебе, — говорит Элизабет, проводя рукой по его волосам, отстранившись посмотреть на него. — Я наблюдала за тобой, конечно, но это не сравнится с тем, когда ты здесь передо мной. Ну надо же, каким ты стал приятным молодым человеком! — она широко улыбается, и он пожимает плечами, будто в этом нет ничего особенного.

Я понимаю, что им многое стоит наверстать, и не хочу вмешиваться. Я практически желаю, чтобы мне надо было вернуться на работу, просто, чтобы было чем заняться, кроме возвращения в квартиру. Поворачиваюсь, надеясь ускользнуть, пока они отвлечены.

Не тут-то было. Конечно, Эдвард замечает мою попытку незаметно исчезнуть.

— Куда это ты собралась? — спрашивает он, дразня, хватая за руку и крепко прижимая к себе. — Ты не скоро покинешь поле моего зрения, мисс Свон.

Я застенчиво улыбаюсь и опускаю голову, поглядывая на Элизабет. Она тепло мне улыбается.

— Будет ли невежливо сказать “А я же говорила”? — спрашивает она, и я смеюсь.

— Вы друг друга знаете? — Эдвард, кажется, удивлен.

— Не очень, — признается Элизабет. — Так случилось, что мы встретились вчера в трамвае. Должна сказать, дорогая, приятно видеть твою улыбку. Ты выглядела такой унылой вчера.

Я пожимаю плечами.

— Что могу сказать? Мои перспективы только что стали радужнее.

Они оба смеются, и Эдвард целует мою голову. Улыбка Элизабет показывает ее торжество и легкую знающую усмешку.

— Оставлю вас осмотреться, — говорит она и угрюмо смотрит на Эдварда. — А с тобой мы еще поговорим, мистер. Скоро, — улыбается и возвращается в дом, напоследок помахав рукой. Эдвард снисходительно качает головой, но я вижу, что он слегка нервничает.

Смеюсь:

— Пошли внутрь.

Он кивает, и я первой иду в дом.

Он большой, открытый и светлый. Похож на большой белый дом в Форксе, но декораций меньше. Из прихожей открывается вид на гостиную с несколькими удобными диванами, большим телевизором и стереосистемой. Еще тут фортепиано, конечно, и большие французские двери, ведущие на деревянную террасу и газон. Везде солнце, и кожа Эдварда сверкает, отчего все вокруг выглядит еще нереальнее.

Мы не говорим, обходя дом и изучая разные комнаты. Несколько спален наверху, библиотека, заполненная книгами, целая комната дисков и виниловых пластинок, что приводит Эдварда в восторг. Интересно, зачем одному человеку столько места. Это странно, тут ванные и кухня - то, что ему не нужно, и я недоумеваю, зачем все это.

В последней комнате, куда мы заходим, находится что-то похожее на небольшой пруд, встроенный в пол. Это тесное помещение, едва ли хватает места, чтобы мы оба могли тут стоять, стены выложены плиткой. Дыхание перехватывает. Я слышала об этих штуках от людей на работе, переехавших из квартир, когда их возлюбленные прибыли в Загробный мир. В каждом доме есть такое, но не в квартирах, самоубийцы должны ждать два года, прежде чем смогут воспользоваться общественным в центральном офисе. Их называют Омутами, и ими можно пользоваться, чтобы наблюдать за теми, кого оставили на Земле, убеждаясь, в порядке ли они. Также можно проходить через них и появляться во снах людей, чтобы помочь обрести им покой, убедив, что с вами все благополучно. Я ни разу не видела такого и тут же позавидовала Эдварду. Он может пользоваться им в любой момент. Я бы все отдала, чтобы увидеть Чарли и Рене, просто проверить их, хоть разочек.

— Что это? — любопытствует Эдвард.

Я объясняю. Он выглядит заинтересованным, наклонив голову набок. Опускается на пол с краю Омута и закрывает глаза. Я склоняюсь над ним, наблюдая за водой.

Она слегка закручивается, простой голубой перетекает во все цвета радуги, приобретая странные, искаженные формы. Через мгновение они складываются во что-то едва узнаваемое.

— Смотри, Эдвард, — шепчу я. Он открывает глаза, и мы оба наблюдаем за развернувшейся перед нами сценой.

Оставшиеся шесть Калленов идут вместе через ряды серых надгробий. День пасмурный и тоскливый, дождь готов пойти из плотных облаков в любой момент, но, кажется, их это не волнует. Они идут парами, все в черном, каждый цепляется за своего партнера, будто ничто иное не удержит их на Земле. Никто не улыбается, даже Эммет, который не мог быть серьезным и пару минут. Он крепко прижимает к своему боку Розали, убитую горем и с выражением вины на лице. В ее руках букет цветов. Карлайл выглядит стоически, пытается быть сильным, но в его глазах та же боль. Эсме жмется к нему, неконтролируемо рыдая (не, могут рыдать, только без слез, было в Рассвете). Элис и Джаспер замыкают процессию. Бедный Джаспер выглядит так, будто скорбь вот-вот сломит его, а Элис не кажется, как обычно, сказочной и мечтательной, потерянной в будущем. Она сконцентрирована на небольшой урне в руках, прижимая ее к груди. Одна из ее объемных сумок качается на руке, выглядя практически пустой.

Они останавливаются посреди кладбища у невзрачного камня, и Элис лезет в сумку, доставая небольшую лопатку и протягивая ее Эммету. Никто не говорит, когда он копает в изножье могилы, подальше от надгробия. Вырыв небольшую ямку, всего фут глубиной, он отходит, и Элис занимает его место, нежно целуя урну и опуская ее в яму.

— Прости, братик, — шепчет она. — Прости, что у нас ушло столько времени, чтобы принести тебя обратно к ней. Прости, что не смогла спасти тебя.

Джаспер опускается рядом с ней и обнимает ее крохотный стан.

— Это не твоя вина, Элис. Эдвард сделал выбор.

Она лишь качает головой и зарывается головой в его грудь, заглушая крик. Эсми тоже падает, не в силах больше стоять, сотрясаясь. Карлайл наклоняется и руками закидывает урну землей, Эммет склоняется помочь.

— Мы будем скучать, сын, — бормочет он, его голос срывается. Розали присоединяется. Подходит сбоку к надгробию, положив на него руку, и, шепча свои слова, бережно кладет цветы на траву, начавшую покрывать землю.

— Позаботься о нем ради нас, Белла, — шепчет она. — Мы знаем, он найдет тебя, где бы ты ни была.

Эдвард поднимает на меня глаза, его лицо снова в агонии.

— Я не понимаю, — хрипит он. — Что они делают?

Я возвращаю взгляд на Омут, изучая их лица, прежде чем ответить. Не могу смотреть на него, зная, что тоже сорвусь.

— Думаю… они хоронят твой прах в… в моей могиле. Кажется, они надеются, что это поможет нам найти друг друга, если… если наши тела будут ближе друг к другу.

Мы молчим, наблюдая за окончанием скромных похорон.

Как только урна полностью скрыта, Элис снова лезет в сумку и достает могильную плиту, точно подходящую к надгробию. Слова едва видны с этого расстояния.



Эдвард давится собственным криком. Я опускаюсь рядом и обнимаю, позволяя опереться на меня. В Омуте Каллены в схожих позициях, они поддерживают друг друга, все видимые признаки силы рассыпались в пыль.

— Я хочу попрощаться, — шепчет мне Эдвард через минуту. — Могу?

Я кусаю губу.

— Можешь попробовать. Я никогда этого не делала, только слышала от кого-то на работе.

Он кивает, глядя на воду. Двигается и садится на краю, едва касаясь ногами поверхности. Несмотря на пошедшую рябь, картинка не искажается.

— Пойдешь со мной? — спрашивает он, умоляюще глядя на меня. — Не знаю, смогу ли я сделать это один.

Я понятия не имею, могу ли, но все равно киваю и сажусь рядом, крепко держа за руку. Этого ему недостаточно, он притягивает меня на колени и обнимает, прижимая к себе, как спасательный круг.

— Как мы вернемся? — спрашивает он шепотом.

— Думаю, просто… решим вернуться, — так же тихо отвечаю я. — Я, правда, не знаю об этом много, Эдвард. Может, нам не стоит.

Он качает головой.

— Я должен сделать это. Для меня, для них. Я рискну, — в голосе и взгляде лишь решительность, и это придает и мне уверенности. Обнимаю за плечи и крепко держу.

— Пошли, — говорю я, зажмуриваясь и чувствуя его кивок.

Он слегка двигается вперед, и желудок переворачивается, когда мы падаем в Омут. Падение короткое, но такое чувство, что пролетаем большое расстояние. И так же неожиданно мы останавливаемся.

Я не двигаюсь, не уверенная, что хочу. Ноги стоят на… чем-то. Не на земле, но и не на пустоте. Открываю глаза и смотрю вниз. Вижу ноги, зависшие в двух футах над землей и выглядящие слегка прозрачными. Руки Эдварда все еще вокруг меня, крепко обнимают, и он тоже полупрозрачный. Я поднимаю на него взгляд, и он улыбается.

Тихий вздох привлекает внимание, и мы отрываемся друг от друга, оглядываясь. Мы на кладбище, я узнаю небольшую церквушку Форкса на одной стороне. Каллены все еще толпятся вокруг моей могилы, всего в паре футов от нас, и большинство из них повернуты к нам спиной. Это Розали ахнула, она смотрит прямо на нас.

— Ребят, — шепчет она, указывая на нас трясущимся пальцем. — Прошу, скажите, что тоже их видите.

— Что? — Эммет растерянно смотрит на нее. — Видим кого, Рози?

Элис поворачивается в сторону, куда показывает Розали, и удивленно вскрикивает. Все остальные тоже быстро разворачивают головы, чтобы увидеть, на что она смотрит, раздается несколько ахов и криков, когда нас замечают.

Я не могу не засмеяться от вида их лиц, и Эдвард присоединяется. Наши неземные голоса едва слышимы, практически теряются в легком ветерке, гуляющем на кладбище.

— Эдвард? — задыхается Эсми. — Белла?

— Привет, мам, — спокойно приветствует он. Я машу рукой.

— Что вы тут делаете? — спрашивает она ошеломленно.

— Мы пришли попрощаться, — говорит ей Эдвард.

— И поблагодарить, — добавляю я. — За все.

— Мы хотели сказать вам, что у нас все хорошо, — продолжает он. — Мы вместе и счастливы, нет никаких причин для вашей грусти.

Я вступаю.

— Я уже была там некоторое время, а Эдвард только прибыл, так что он захотел убедиться, что вы в порядке, — я улыбаюсь ему, гордясь, и он целует меня в лоб.

— Мы удерживали тебя, Эдвард? — спрашивает Элис обеспокоенно. — Урна стояла на каминной полке уже некоторое время. Это задержало тебя, не давало найти Беллу?

Эдвард качает головой.

— Не переживай, сестренка. Твоей вины нет ни в чем произошедшем. Не давай этому беспокоить тебя.

— Все хорошо, Элис, — говорю я, улыбаясь ей. — Я за ним прослежу.

Она улыбается в ответ. Они все улыбаются, и ощущение полноты от вызванных улыбок просто замечательное.

— Мы вас видим в последний раз? — интересуется Карлайл, выходя вперед. Я смотрю на Эдварда, в конце концов, это его выбор.

— Я не уверен, — уклоняется он. — Может, мы когда-нибудь вернемся, если почувствуем необходимость. Но даже если мы не покажемся перед вами, мы всегда будем наблюдать.

Я согласно киваю, крепко обнимая его и наслаждаясь тем, как он произносит “мы”, включая меня в свое будущее.

Чувствую, как что-то тянет за спину, и это не Эдвард. Смотрю на него и понимаю, что он тоже это чувствует.

— Нам пора, — печально шепчу я. Он покорно кивает. Поворачиваюсь к Калленам.

— Мы любим вас, — напоминаю я. — Всегда. Никогда не забывайте об этом.

Они все кивают, и мы машем им на прощанье, поднимаясь. Как раз перед тем, как мы должны были исчезнуть из виду, Эдвард наклоняется и целует меня, и Эммет громко свистит.

Вся наша восьмерка смеется, когда мы с Эдвардом проносимся мимо облаков и возвращаемся в Омут.



Я возвращаюсь в квартиру, пытаясь выжать по максимуму из неожиданного выходного, Эдвард настаивает на том, чтобы пойти со мной. Я бы не возражала так сильно, но мне, правда, не хочется, чтобы он узнал, где я живу. Мне кажется, что это разозлит его, и я не думаю, что смогу сдержать его, если он увидит моих соседей.

Я удивляюсь, встретив по прибытии Дженну, Бетти и Саймона в квартире, упаковывающих все мои вещи в коробки и чемоданы. Надо признать, что их немного, но все равно это кажется странным.

— Эй, детка! — кричит Саймон, когда я открываю дверь, помахав мне рукой с места на полу, где он засовывал книги в картонную коробку. — Мы беспокоились, когда ты появишься.

Он поднимается с пола и подходит ко мне, чтобы обнять. Эдвард тихо рычит, оповещая Саймона о своем присутствии.

— Ну привет, красавчик! — восклицает он. — Откуда ты такой взялся?

Он отталкивает меня, двигаясь к изумленному Эдварду. Я закатываю глаза и встаю между ними.

— Прости, Сай, — говорю я, обнимая Эдварда за талию, и, привстав, целую в скулу. — Он мой.

Саймон дуется, Бетти выходит с кухни, смеясь. Дженна прямо за ней, впервые улыбаясь, держит в руках планшет.

— Ребят, что вы тут делаете? — спрашиваю я, потому что совершенно растеряна.

— Ох, милая, мы помогаем тебе упаковаться, — отвечает Бетти, подпрыгивая, втягивается в квартиру и закрывает дверь. Бетти пухлая и бодрая, напоминает пляжный мяч, имеет склонность к пятнистым платьям и красной помаде. У нее бесконечно хорошее настроение, и от нее исходит материнское тепло.

— Упаковаться? — допытываюсь я, все еще нуждаясь в объяснении. — Зачем?

— Ты переезжаешь, — заявляет Дженна, как всегда, прямолинейно. — Раз Эдвард тут, ты переезжаешь к нему, как Бетти, когда прибыл ее муж.

Я широко улыбаюсь.

— Правда?

— Правда, — подтверждает она, выглядя скучающе. — Ну же, вы двое. Нам надо многое сделать, а времени недостаточно.

Мы все дружно занялись делом, и вскоре весь мой дом оказывается в различных коробках и ящиках, которые Дженна достала незнамо откуда. Бетти включила что-то из моей музыки, мы врубаем ее на полную мощность, глупо танцуя вокруг, пока работаем.

Мы почти закончили, когда кто-то стучит в дверь.

— Вам тяжело, что ли, вести себя потише? — раздается пронзительный голос Виктории.

— Ох, ё-моё, — бормочет Саймон, когда я прищуриваюсь и подлетаю к двери. — Стервозная Белла выходит поиграть.

Бетти хихикает, даже Дженна посмеивается. Только Эдвард озадачен.

— Это немного лицемерно, не находишь? — рявкаю я, открывая дверь.

— Да пофиг, — говорит Виктория скучающе. — Просто скажи, что происходит и когда закончится.

Я самодовольно улыбаюсь.

— Я переезжаю. Мы упаковываем вещи. Закончится, когда мы все сложим, и мне больше никогда не придется иметь с тобой дело. Так что можешь возвращаться наверх к своей жалкой жизни, потому что это, — я наклоняюсь, чтобы прошептать последние слова прямо ей в лицо, — месть.

— Кто это, Белла? — кричит Эдвард, и Виктория замирает. Он появляется за мной, когда я не отвечаю.

Замечая его, Виктория тут же срывается с места, убегая вверх по лестнице.

— Это была та, о ком я думаю? — спрашивает меня Эдвард.

Я киваю.

— Я же тебе говорила, что соседи сверху - надоедливые вампиры.

Он кивает головой.

— Теперь я действительно рад, что ты переезжаешь ко мне.

Я лишь смеюсь и закрываю дверь, желая поскорее вернуться к сбору вещей.



Позже мы сидим на диване, смотря слезливый фильм. Я устроилась у него под боком, подобрав ноги, он приобнял меня за плечи, крепко прижимая. Довольно вздыхаю от совершенного удобства.

— Я кое-что понял, — задумчиво, ни с того ни с сего, говорит Эдвард.

— Что ты понял? — интересуюсь я, все еще улыбаясь. Более года улыбки отказывались появляться, теперь же, кажется, не могу остановить их.

— Я потратил столько времени, думая, что не имею души, что меня не ждет ничего хорошего с другой стороны. Теперь не могу перестать спрашивать себя, если бы знал, что тут все так, — он неопределенно махнул рукой, — что бы я сделал с этим временем? Такое ощущение, что оно все потрачено зря.

Я не знаю, что сказать, но все равно пробую.

— Ты не мог знать. Теперь не стоит переживать о прошлом. Больше это не имеет значения.

— Я понимаю, — уверяет он, — я счастлив, уверяю тебя. Но не могу не чувствовать раздражения... — он замолкает.

— Все это беспокойство зазря, — произношу я, заканчивая за него.

Он согласно хмыкает, и мы погружаемся на мгновение в тишину.

— Я удержался от вопроса, не знал, обидишься ли ты… — он останавливается. Смотрю на него выжидающе, ожидая продолжения. Он делает глубокий вдох и выбалтывает:

— Почему ты голубая?

Я смеюсь, ничего не могу с собой поделать. И все еще улыбаюсь, отвечая:

— Гипотермия. Я замерзла прежде, чем утонула, — говорю я. Он кивает, словно это имеет смысл, пробегаясь пальцами по коже на моей руке.

— Тогда разве у меня не должно быть шрамов и подпалин? — интересуется он, ему явно любопытно.

— Нет, — отвечаю я, опуская взор. Не могу сдержать недовольства в голосе. — Только люди, совершившие самоубийство, имеют признаки своей смерти. Тебя же кто-то убил, так что ты сейчас как новенький.

— Почему ты говоришь таким тоном? Конечно… если ты убила себя, то не будешь возражать. Твои друзья, кажется, не против.

Я криво улыбаюсь и качаю головой:

— Это потому что они, правда, пытались убить себя. У них ничего не осталось на Земле, и они были готовы уйти, — я смотрю на него. — Я же не хотела умирать.

Эдвард кажется растерянным:

— Тогда зачем спрыгнула со скалы?

Я не могу смотреть на него, когда говорю. Лишь хрипло шепчу:

— Помнишь Джейкоба Блэка?

— Да…

— Ну после того как ты… ушел, мы, вроде как, начали сближаться. Я стала постоянно зависать с ним и… увидела ребят из резервации, ныряющих в воду со скалы. Мне показалось это забавным, так что Джейк сказал, что отведет меня туда. Только что-то случилось, и у него не получилось, но я все равно хотела пойти и отправилась одна. Не знала, насколько жутким было течение, пока не оказалась в воде, — теперь я смотрю на него, умоляя взглядом поверить. — Я, правда, не пыталась убиться. Это был несчастный случай. Но так как я прыгнула, они посчитали это самоубийством, и, — я указываю на себя, — вот она я.

Эдвард молчит. Он только пристально смотрит, ища что-то. Я не уверена, что именно.

— Тут что-то еще, — догадывается он. — Причина, почему ты изначально захотела пойти. Ты должна сказать мне, Белла.

Я мотаю головой.

— Не сейчас, позже. Я и так достаточно испортила настроение.

Он выглядит так, будто собирается спорить, но решает не делать этого и просто кивает.

— Ладно. Но ты расскажешь мне.

— Конечно, — соглашаюсь я. — Только не сегодня.

Кажется, он удовлетворен этим. Мы снова оказываемся в уютной тишине. Через какое-то время он начинает целовать меня вдоль шеи, губы щекочут кожу с каждым движением, и я хихикаю.

— Что ты делаешь? — интересуюсь я.

— Исследую, — отвечает он мне. — Ты кажешься другой, но в то же время такой же. — Он нежно лижет шею, от чего я дрожу. Никогда раньше он такого не делал.

— На вкус ты, как соленая вода, — замечает он.

Я хихикаю, и он смеется вместе со мной. Я вдруг понимаю, что больше не чувствую холода. Его тело рядом со мной, холодное как лед, но я не чувствую того, к чему привыкла. Постоянный озноб, с которым я жила с момента своего прибытия сюда, исчез.

Впервые за долгое время я чувствую… тепло.

Зеваю. Одним из широких, охватывающих зевков, от которых рот растягивается, и кажется, что он исходит прямо от пальцев на ногах. Эдвард усмехается:

— Думаю, пора в кроватку, — говорит он.

Берет меня на руки, от чего я удивленно взвизгиваю, и бежит наверх в хозяйскую спальню.

Я не знаю, что будет дальше с нами. Не знаю, что хочу, чтобы стало между нами. Уверена только, что я счастлива. Я любима и люблю его в ответ.

Когда завтра пойду на работу, моя улыбка будет искренней, я больше не буду неприветливой девушкой за стойкой регистрации. Я буду счастливой, улыбающейся и помогающей. С такой людям повезет оказаться зарегистрированными.

Я не могу дождаться этого.

Перевод ButterCup
Редактор tatyana-gr