— О нет, — бормочет Эдвард, когда наша машина останавливается. — Нет-нет-нет.

— Что? — поставив на телефоне игрушку “Растения против зомби” на паузу, интересуюсь я и поворачиваюсь к нему.

Его ноздри раздуваются и, не дав мне ответа, он отстегивает ремень, выходит из машины и шагает по подъездной дорожке к дому… точнее, к стройке.

Я неторопливо вылезаю из машины и, дойдя до него, кладу ладонь на его напряженную спину.

— Все не так.

Его челюсти так сжаты, даже мышцы на лице подрагивают.

Мне хочется укусить его.

Потирая по кругу его спину, зная, что это помогает ему успокоиться, я прижимаюсь щекой к его плечу.

— Что не так, милый?

— Каркас, — поясняет он, махнув рукой в сторону дома. — Они сделали место только для обычной двери. Мне всегда хотелось, чтобы у тебя были застекленные створчатые двери.

Прячу улыбку в рукаве его серого свитера.

— Ну… а исправить можно?

— Не знаю. Надо позвонить строителям.

Качая головой, Эдвард ожесточенно жмет на экран телефона, набирая нужный номер. Я несколько мгновений наблюдаю, как он расхаживает по дорожке, а потом прикрываю глаза от солнца, чтобы осмотреть огромное строение перед собой.

Мы регулярно приезжаем сюда, следя за строительством дома, который он спроектировал для нас еще в школе. Со временем были внесены некоторые изменения, но в целом он все тот же. Пять спален, три с половиной ванных комнаты (п.п.: три полноценных ванных и одна небольшая комната с раковиной и унитазом), игровая, гостиная, куда надо спускаться по ступенькам, и кухня, за которую убило бы большинство шеф-поваров.

С готовкой у меня все еще плохо, но Эдварду это будет в радость.

На самом деле мне никогда не хотелось иметь такой большой дом, но Эдвард был непоколебим насчет него все эти годы. Он хочет растить нашу семью здесь и никогда не переезжать.

Пока мне не придется заниматься уборкой всей этой махины, я согласна. И он действительно выйдет превосходным. Эдвард заставляет строителей использовать только лучшие материалы. Никакой дешевки для дома нашей мечты. Нет-с.

Я до сих пор не могу поверить, что набросок, который тогда увидела на миллиметровке в его спальне, наконец-то оживает. Хотя, когда у Эдварда есть план, то немногое способно его остановить.

Благодаря решимости и дотошности он стал довольно успешным архитектором. Ничего удивительного, ну, во всяком случае, для меня. Я всегда верила в него, даже когда он провалил один из экзаменов в колледже и заявил, что мне стоит с ним расстаться, так как он “полный неудачник”.

За что получил самое эпичное из эпичных закатываний глаз.

У меня ушел почти год, чтобы выбрать свой путь, но в итоге я остановилась на изучении физиотерапии и получила докторскую степень, так что не один Эдвард приносит в дом кучу денег. Мама с папой жутко гордятся, что в семье есть врач. Конечно же, Эммет зовет меня доктор Рыгожоп – просто, чтобы я не забывалась.

Эдвард разносит невезунчика, который снял трубку, но затем резко замолкает, глубоко вздыхает и поворачивается ко мне с кривоватой улыбкой, показывающей ямочку на щеке, и мне всегда мало этого вида.

Проблема решена.

Меня устроит любая дверь, способная открываться, но я рада, что он получит свою мечту, которую представлял для нас. Для меня.

— Выглядит отлично, — замечаю я, когда он заканчивает разговор.

Больше не сосредотачиваясь на проблеме с дверью, он осматривает весь фасад.

— Да. В большинстве своем.

Его острый глаз цепляется за что-то на втором этаже, что я вряд ли замечу, и губы дергаются.

Когда его рука двигается в направлении волос, я останавливаю его, положив ладонь на предплечье.

— Ты облысеешь до того, как дом будет закончен. Не нервничай так, прошу. Все будет превосходно.

— Ну он не может быть настолько превосходен, насколько мне хочется.

— Для нас и нашей семьи он будет безупречен. Я влюблюсь в него несмотря ни на что, ведь ты создал его для нас. Так что хватит нервничать, черт возьми!

Эдвард разворачивается и притягивает меня к себе в объятия.

— Я постараюсь. Не хочу беспокоить тебя, особенно сейчас.

Мы оба опускаем глаза на мой огромный живот между нами, я улыбаюсь и кладу ладонь сверху, чтобы погладить его… нашего сына.

Когда мы узнали, что у нас будет мальчик, Эдвард расстроился.

— Что, если он будет как я? — спросил он, когда мы вернулись домой после УЗИ. Сидя на краю нашей кровати, он ударил себя кулаком по бедру, но только раз.

Я присела рядом и накрыла его руку своей.

— Ты так говоришь, будто это плохо.

На секунду Эдвард взглянул на меня.

— А нет?

— Ну давай посмотрим, — я начала перечислять, загибая пальцы. — Ты умный, забавный, милый, любящий, сострадательный, трудолюбивый и, не будем забывать, невероятно красивый. — Я смахнула прядь волос с его лба. — Что тут не любить?

— Но я не…

— Нормальный? — я вздохнула. — Эдвард, а кто нормальный? — мы и раньше уже обсуждали эту тему, но ему нужны напоминания. — Что вообще значит это слово.

— В соответствии с…

Я поцеловала его. Ничего не могла поделать. Между его бровями пролегла морщинка, а его губы находились прямо передо мной, очаровательно надутые. К тому же мне хотелось его заткнуть. Понятно, что он выдал бы мне определение из учебника, но я хотела не этого.

И… На пятом месяце беременности я жаждала секса.

Со стоном рухнув на спину, он оказался подо мной.

— Эдвард, — прошептала я ему в губы. — Я люблю тебя больше кого или чего-либо в этом мире. — Сев, провела ладонями по его груди и остановилась на ребрах. — Я буду любить этого малыша так же сильно, потому что он это мы, милый. Мы создали его вместе. При одной мысли, что он будет как ты, мое сердце готово взорваться в груди. Я буду любить его, несмотря ни на что… будет ли он сумасшедшим пошляком вроде меня или милым и робким, как ты. Ты лучшее, что ког…

В этот раз он перебил меня, сев и обхватив мое лицо большими ладонями, а затем поцеловал до полусмерти.

Потеряв равновесие, я чуть не упала назад, но он оказался шустрее и подхватил меня под поясницу. Я обняла его за шею, желая удержать его губы у своих, но при этом не расшибить голову.

Отпустив меня с последним мягким поцелуем, он прижал меня к груди.

— Как ты постоянно это делаешь? — пробормотал он мне в волосы.

— Что делаю? — уточнила я, целуя шею, от которой исходило приятное тепло.

— Заставляешь меня чувствовать себя так, будто я десяти футов ростом, хотя такое невозможно.

С тихим смешком я плотнее прижалась к нему и обняла крепче.

— Ты все для меня. Как и наш сын. И я радуюсь, если могу вызывать такие чувства хоть раз в день. Ты заслуживаешь этого, потому что являешься замечательным человеком и чудесным мужем, и я буду напоминать об этом каждый божий день.

— Уже, — наклонившись, Эдвард поцеловал меня под скулой, и я задрожала. — Сложно понять мою любовь к тебе, так как в ней нет логики и рациональности, но я сделаю ради тебя что угодно, Белла. Пройду через огонь, кинусь на оружие или приближающуюся машину, если это обеспечит твою безопасность. Твою и… — замолчав, он шумно сглотнул. — Нашего сына.

На мои глаза выступили слезы, а губы растянулись в широченной улыбке. Мой муж часто показывал свою любовь, но ему не всегда удавалось передать ее словами, как сейчас. Я понимала это, но именно такие мгновения, когда ему все же удавалось сложить в слова то, сколько я значу для него, навсегда оставались в моей памяти.

— Не плачь, — шепнул он, когда мне больше не удалось сдерживать всхлипы.

— Я в порядке, — смеясь, возразила я, отстраняясь, чтобы он увидел мою улыбку. — Не волнуйся.

Эдвард не выносил моих слез. Меня сложно назвать плаксой в целом, но как минимум раз в месяц я плачу: когда судороги становятся невыносимы, у нас кончается шоколад или при просмотре рекламы американского общества по предотвращению жестокого обращения с животными и прочего дерьма. А если плачу, когда мы ругаемся? Ох, черт. Вообще-то, я стараюсь не плакать, даже когда зла на Эдварда, потому что если он думает, будто стал причиной моих слез, то это практически убивает его.

Мы съехались летом перед предпоследним курсом колледжа, прожив в общежитии первые два года. К совместному быту пришлось привыкать. Он перфекционист, а я… нет. Но мы научились уживаться с “тараканами” и привычками друг друга за прошедшие годы и, к счастью, уже нечасто ругаемся.

В наших отношениях было много и слез радости. В день нашей свадьбы я рыдала, так как все никак не могла поверить, что Эдвард Каллен стал моим чертовым мужем.

Когда мы заложили первый кирпич нашего дома: есть.

Когда я узнала о беременности: море слез.

Ладно, может, я и плакса. Ха.



— Пожалуйста, Белла. Ну не плачь.

— Так больно, Эдвард, — его имя срывается стоном с губ вместе с усиливающейся болью. — За что ты так со мной поступил?

Его глаза ошарашено округляются, но я не могу найти в себе сил на переживания, когда на моей матке сидит этот слон.

— Я… думал, ты хотела этого, — запинается он. — Мне…

— Сынок, — перебивает Эсми, сжимая его плечо, а я зажмуриваюсь и пытаюсь вспомнить эту фигню про дыхание, которой меня учили. — Ей сейчас очень больно.

— Мягко сказано, — цежу сквозь зубы.

— И она может говорить то, что на самом деле не имеет в виду, — продолжает она. — Просто будь снисходительней к ней и постарайся успокаивать, насколько сможешь. Вспомни, что вы оба выучили на курсах. Но только… не говори ей, что делать. Ладно?

Приоткрыв один глаз, я поглядываю на Эдварда, взгляд которого прикован к моему животу.

— Ладно. Хм. Что мне делать?

Похоже, все его выверенные планы помощи в родах вылетели в окно, когда я сорвалась на него.

Схватка, к счастью, подходит к концу, так что я протягиваю к нему руку, и он чуть не падает вперед от облегчения.

— Прости, малыш, — извиняюсь я, переплетая наши пальцы. — Я просто не знала, что такая боль вообще существует. Пожалуй, такое не поймешь, пока не испытаешь.

Я думала, что справлюсь без обезболивающих, но если это еще не самое плохое…

Свободная ладонь Эдварда ложится на мое огромное пузо в тихом извинении.

— Ты не злишься на меня… за то, что сделал это с тобой?

— Нет, конечно, нет, — ухмыляюсь, глядя на него. — Мне определенно понравился процесс.

Он смеется, но у него за спиной прыскает Эсми, вызывая у сына румянец до корней волос. Она уже привыкла к моей прямоте, но Эдвард до сих пор иногда теряется.

Начинается новая схватка, и я сдавливаю его руку, когда все тело вытягивается в струну, челюсть сжимается, а лоб морщится в подготовке к новой волне мук.

— Эм. Белла, — Эдвард откашливается и вяло пытается вытащить ладонь из тисков моей хватки. — Вспомни, что нам говорил инструктор. Главное – расслабиться. Такое напряжение лишь сделает хуже.

Под моим убийственным взглядом он отшатывается.

— Хочешь попробовать? Хочешь попытаться расслабиться, когда чертов человек прорывает себе путь через тебя? А?

— Ну… Такое невозможно.

— Я в курсе, что невозможно, черт возьми!

И снова слезы.

— Еще не поздно для эпидуральной анестезии, — замечает медсестра, которая зашла в зал во время моей тирады. Засовывает руку в место, где не светит солнце. — У вас раскрытие пять сантиметром.

— И все? — хнычу я. — Я рожаю уже вечность.

Эдвард поднимает руку и смотрит на часы.

— Вообще-то, прошло всего…

— Эдвард, дорогой, — перебивает Эсми. — Я бы не стала, — предупреждает она с легким качанием головы.

И в это время влетает моя мама, взволнованная и красивая. Она сидела с моими двумя племянницами, пока Эммет с Роуз на работе в мастерской. Решив, что пробуду здесь долго, я ей сказала прийти, когда ребята закроются, но сейчас всего около половины третьего дня.

— Мы закрылись пораньше, — отвечает она на мой не озвученный вопрос. — Я не могла такое пропустить, — подходя ко мне, она убирает волосы с лица ласковым жестом, который помогает мне немного успокоиться. — Я отвела девочек в мастерскую и сказала закрыться. Работа никуда не убежит. Как ты, милая?

— Нормально, мам, — вяло улыбаюсь я. — Хорошо, что ты пришла.

— Ты не выглядишь нормально, — влезает Эдвард, тряся ноющей рукой.

Собрав все оставшееся терпение, разворачиваюсь к нему.

— Я имела в виду, нормально настолько, насколько возможно, пока пытаешься протолкнуть пришельца с дыней на месте головы через дырку размером с грецкий орех. Понял?

— Стенки вагины тянутся, Белла.

Четыре женщины в палате, повернувшись, недобро смотрят на Эдварда, и он встает со стула, который придвинул к моей кровати.

— Схожу-ка я за чашечкой кофе или… еще куда.

— Чарли в зоне ожидания, — подсказывает мама. — Бедный парень, — со смешком замечает она, когда дверь закрывается за Эдвардом. — Совсем не в своей тарелке.

— Не то слово, — соглашаюсь я. — Я обожаю мужа, но если он продолжит выдавать факты из энциклопедии по гинекологии, я его прибью.

Эсми смеется.

— Ты отлично справляешься, Белла. Рожая Джаспера, я думала, что Карлайл меня бросит, настолько ужасной я была с ним. Обозвала его всеми возможными словами и даже залепила в него книгой.

— Да ладно? — поражаюсь я, мы все смеемся. Бедный Карлайл.

— Джаспер шел лицом вверх, — добавляет она, скорчив рожицу.

Бедная Эсми.

— Ауч, — произносим мы с мамой одновременно.

— Ага.

Эсми передергивает от фантомной боли.

Четыре часа спустя я наконец-то тужусь. Мне сделали наркоз, но он по какой-то причине сработал не полностью.

— Помнится, на курсах говорили об этом, — держа меня за левую руку, Эдвард продолжает: — С выходом головки ты будешь ощущать жжение.

— Думаешь? — огрызаюсь я, потому что упомянутое жжение уже началось.

Горячей меня сейчас никого не найти. Я вся хмурюсь, словно до этого у меня и так не было синдрома стервозного лица. Теперь по моему виду кажется, будто я злюсь на весь мир. Я вся мокрая, как шлюха в церкви. И все мои прелести выставлены на всеобщее обозрение.

Роды – это прекрасно…

Мама держит мою правую ногу. Эсми пришлось уйти, потому что тут разрешают присутствовать на родах только двум близким людям.

— У тебя все отлично получается, солнышко.

— Спасибо, мам, — отвечаю, скрипя зубами, из горла вырывается хриплый крик с новой потугой.

— Все хорошо, Белла. Все будет хорошо.

Это стало мантрой Эдварда с момента, как он вернулся после кофе и, возможно, кучи молитв, в которых просил не дать умереть от рук чокнутой женушки. Я знаю, что ему непросто успокаивать других, но он старается, и я безумно ценю это.

Голосовые связки заняты очередным тихим стоном, так что я лишь единожды провожу по его пальцам своими в благодарность.

— Сомневаюсь, что смог бы сделать это, даже имейся такая возможность, — признается он. — Ты меня восхищаешь.

— Я люблю тебя, — стону я.

Еще целый час потуг и на свет в итоге появляется Эван Энтони Каллен, разрываясь криком.

Я смотрю на него, ерзающего у меня на груди, но слезы затуманивают зрение.

— О боже, — голос дрожит. — Привет, мой мальчик.

Мне все говорили, что как только я увижу своего ребенка, то сразу забуду про боль. Скажу сразу, это все брехня, но мне действительно кажется, что каждая наполненная страданиями минута того стоила. И вот я смотрю, как он размахивает своими ручками, в то время как медсестра вытирает его. Темные волосики украшают головку, крошечные, но длинные пальчики вытягиваются, и он до сих пор всем дает понять, что совсем не рад оказаться на свету. Мне даже не описать словами ту волну любви, которая накатывает на меня.

Эдвард стоит как вкопанный, его взгляд устремлен на нашего сына. Секунду я внимательно наблюдаю за ним, а затем узел, который образовался в груди и я даже не осознавала как, распутывается, когда его лицо озаряет улыбка.

— Смотри, кто у нас получился, Эдвард. Он безупречен.

Его глаза цвета сочной зелени встречаются с моими, и он кивает.

— Да.

Щеки болят от собственной улыбки, и я беру его за руку. Его заявление для большинства людей не будет значить ничего особенного. Но для таких, как Эдвард, кто воспринимает все буквально, это значительно. Сердце практически готово вырваться из груди при виде безграничной гордости в его глазах.

Он папочка.



Хихикая, делаю еще шаг вперед, чувствуя себя немного сбитой с толку, когда спотыкаюсь из-за чуть не ушедшей из-под ног земли.

— Действительно необходимо закрывать мне глаза?

— Да.

— Эх, ну ладно. Это должно быть что-то классное, — говорю Эдварду игриво, и он смеется.

— Так и есть.

Мы идем, а я не отпускаю его плеча. Кажется, проходит целая вечность, хотя я знаю, что мы до сих пор в лесной зоне за нашим недавно достроенным домом, и вот мы останавливаемся.

Эдвард тяжело вздыхает и с тихим “хорошо” убирает руку от моих глаз.

— Да ты серьезно?! — восклицаю я, подпрыгивая на цыпочках.

— Да, — отвечает он с широкой улыбкой.

Передо мной стоит огромное дерево, на котором он построил затейливый домик. Он не похож на тот, где мы проводили кучу времени, будучи подростками, но все равно невероятен: из темного дерева с серовато-зелеными ставнями.

Мне даже хочется обновить его, но это будет странно и гадко, потому что он для наших детей, когда те подрастут.

Мы оба хотим как минимум еще одного ребенка, но посмотрим.

— Неудивительно, что ты всегда находил причину уйти, как только я пыталась выйти на задний двор. Он потрясающий!

— Значит, классный сюрприз?

— Лучший, — признаю я, улыбаясь ему.

— Отлично. Я сделаю что угодно, только бы ты всегда так улыбалась, Белла.

Он проводит костяшками пальцев по моей щеке, и от любви в его глазах, прожигающих меня, подкашиваются колени.

Наверняка моя улыбка ослепляет. Обхватив его за шею, я обрушиваю свои губы на его, отчего он отшатывается назад.

После пары минут блаженства, в течение которых мои руки путаются в его непослушных волосах, а его пальцы находят свое убежище в задних карманах моих джинсов, до нас доносится далекий плач, и мы неохотно отпускаем друг друга, оставляя на губах последние поцелуи. Взявшись за руки, мы шагаем к дому, где наши семьи веселятся с новым членом, после того, как помогли перевезти сегодня все вещи в дом.

Войдя через заднюю дверь, мы встречаемся с шумом и гамом, так резко отличающимся от тишины, которой мы только что наслаждались. Но при виде наших семей вместе в груди разливается тепло. Папа держит Эвана на руках, тихо беседуя с ним. Эдвард подходит к ним и целует нашего мальчика в макушку, и мое сердце тает.

Наши две племянницы носятся вокруг, как всегда, безумные.

— Эй, говножуйка! — приветствует меня Эммет.

— Говнуйка! Говнуйка! — повторяет Мэдди, гоняясь за сестрой Мак.

МакКензи и Мэдисон оказались сюрпризом, доставляя кучу хлопот в три года… как и Эммет.

Роуз сердито смотрит на Эма, и он вскидывает руки извиняясь.

— Прости, детка. Это все она виновата.

Направляясь забрать раскапризничавшегося ангела от отца, я щелкаю брата по уху.

— А-а-ай, су… э-э, в смысле, сестренка.

— Отлично спасся, — говорю я с ухмылкой.

Через створчатые двери заходит Карлайл с ужином в руках, и все обступают его, забирая пакеты и открывая контейнеры.

Раскачивая сынишку, я наблюдаю за разворачивающимся хаосом в нашей новой кухне, и в голове возникает вопрос: как мне так повезло с такой жизнью?

— Ты выглядишь счастливой, — замечает Эдвард, подходя ко мне и обнимая за талию. Сегодня с моего лица не сходит улыбка, и я киваю, а он берет ручку Эвана. Ротик малыша распахивается в зевке, а пальчики обхватывают длинные пальцы Эдварда. — Это еще одна любовь, которую никогда не думал, что испытаю, — признается муж тихо, чтобы слышала только я. — Она словно усиливается с каждым днем, но такое кажется невозможным, — глянув на меня, он целует сына в лоб.

Признание застает меня врасплох, и на глазах тут же выступают слезы.

Чертовы гормоны.

Тянусь к нему и целую под колючей челюстью.

— Я так сильно тебя люблю.

Его лучистые глаза встречаются с моими, и дыхание перехватывает. До сих пор он оказывает на меня такое воздействие, даже спустя все эти годы.

— Я тебя тоже люблю. Всегда буду любить. И сделаю все возможное, чтобы быть хорошим мужем и отцом.

— Я знаю, Эдвард. У тебя уже превосходно получается.

С застенчивой улыбкой он возвращает любящий взгляд к сыну.

— Вы готовы к ужину?

— Я да. Он наверняка тоже скоро проголодается, так что лучше мне взять тарелку, пока что-то еще осталось.

— Хорошая идея, — с тихим смешком соглашается Эдвард и берет Эвана на руки.

Радость на его лице при взгляде на нашего сына и морщинки в уголках глаз просто сбивают меня с ног.

— Ты тоже выглядишь радостным, милый, — говорю ему. — Счастлив?

И хотя он практически излучает счастье, мне все же надо услышать от него слова и знать наверняка, что он доволен происходящей суматохой в доме и наших жизнях.

Продолжая мягко улыбаться, он встает передо мной и прижимается к моему лбу своим – они идеально подходят друг к другу, как кусочки пазла. Эван гулит между нами, а Эдвард, оставив на моих губах сладкий поцелуй, чуть кивает, задевая мой нос своим.

— Да.

---

Перевод: ButterCup
Редакция: tatyana-gr

Вот такой приятный сюрприз приготовил автор своим читателям, ну а я не смогла его не перевести для вас. Кому было любопытно, как сложится жизнь наших школьников, надеюсь, вы порадуетесь.