Белле 20 лет, Эдварду 22 года

– Я больше не могу, – вздохнул Эмметт, грустно глядя на разноцветные конфеты, лежащие на ладони. Терзания «есть – не есть» длились у парня так долго, что сейчас его руки походили на радугу.

– Боже, Эмм, – закатила глаза Роуз, не переставая улыбаться; как бы порой Эмметт не бесил ее, она, не зависимо ни от чего, все равно считала его милым.

– Почему же? – спросила я. В последние несколько месяцев он периодически оставался с нами и, как правило, съедал M&M’s в количестве, равным его собственному весу, каждую неделю.

Роуз вздохнула:

– С того самого момента, как он увидел рекламу, где они могли разговаривать и сидеть рядом друг с другом, у него начались некоторые проблемы.

Эмм промолчал, скидывая наполовину растаявший шоколад на салфетку и вытирая ладони о джинсы.

– У них есть лица, Рози. Лица. Они словно маленькая конфеточная семья.

– И ты ешь зеленых представителей, – поддразнила она, подмигивая с этой своей озорной-Розали-Хейл улыбкой на губах.

Эмметт поднес ладонь Роуз к своим губам и поцеловал каждую костяшку, одну за другой. Смотреть на них было так приятно и тошнотворно, что я задалась вопросом: в такие моменты, как этот, считал ли Эмметт свой уход из группы стоящим? И, судя по тому, как он смотрел на Роуз, я была уверена – да.

– Ага, – хмыкнул он, закидывая зеленые конфеты в свой рот. – С этими у меня проблем нет.

Роуз захихикала, и в этот момент я поняла, что с меня хватит.

– Кстати, – начала я, отталкиваясь от стола, чтобы выдвинуть стул. – Я тут вспомнила, что папа попросил меня сделать… что-нибудь. – Да, слабое оправдание, но порой общение с Роуз и Эммом становилось слишком трудным. Я любила их обоих, но есть вещи, о которых лучше было не слышать.

Я прошла сквозь обеденный зал, мимо папы и Вик, строящих друг другу глазки, мимо мойки и разделочной стойки, - всю закусочную, вплоть до кладовой. Я решила взять пару банок оливок и чего-то такого, так, на случай, чтобы папе не пришлось самому совершать этот поход, когда еду стоило бы обновить. Если уж мне надо было сбежать от друзей, то можно было сделать что-то продуктивное.

Схватив оливки, маринованные огурчики и крекеры в размере еды для маленькой армии, я взмолилась, чтобы этого было достаточно: ведь Эмметт был рядом. Обхватив банки, я немного отклонилась назад, чтобы плотно прижать их к груди, и поставила подбородок на верх всего этого, чтобы не случилось никакого казуса.

Когда все было сделано, я повернулась, нелепо двигая руками, чтобы освободить хотя бы два пальца – отец ненавидел, когда я оставляла дверь открытой, поэтому ее стоило закрыть. Медленно и осторожно я почти добилась того, чего хотела, когда услышала:

– Эй, давай помогу тебе.

Сильно удивленная, я подняла взгляд и увидела лицо, принадлежащее знакомому голосу, который я бы узнала везде. Эдвард улыбался мне – на голове, как всегда, был беспорядок – с ярким румянцем на щеках от холода за окном.

– Я возьму это, – сказал он, кивком указывая на еду в моих руках.

Он поднес руку к моему подбородку и нежно поднял его, высвобождая верхнюю банку. От прикосновения его большого пальца к моей коже я прикрыла глаза, и какими бы отдаленными мы не были, я, о черт, хотела, чтобы он продолжил свои прикосновения. По щеке, сквозь волосы, вниз по шее – везде. К счастью, мне удалось опомниться быстро, и Эдвард улыбнулся мне беглой улыбкой, начав ловко забирать банки из рук.

– Я и сама могу сделать это, знаешь, – сказала я, пытаясь звучать дружелюбно, хотя и ощущала совсем другое.

Эдвард тихонько рассмеялся, и я могла сказать, что это скорее было от нервов, нежели от веселья:

– Знаю, но я хочу помочь. Просто покажи, куда все поставить.

Я пожала плечами, понимая, что спор с ним будет лишь тратой времени, и вывела его из кухни, через бар, к шведскому столу, не говоря ни слова. Стук алюминиевых и стеклянных банок был единственным звуком, сопровождающим нас.

Я наблюдала, как Эдвард выставлял все на стол в идеальную линию совершенно не спеша, чтобы убедиться, что все этикетки были направлены в зал. Мне стало интересно: это потому что он хотел быть чрезмерно аккуратным или просто пытался потянуть время. Мне хотелось и уйти, и остаться, и накричать, и обнять его; я была сбила с толку – ничто не было в порядке, когда Эдвард был рядом.

– Почему ты здесь? – тихим, немного дрожащим голосом, поинтересовалась я.

Поразительно, как он вообще услышал, но по тому, как напряглось все его тело, я могла сказать, что моя фраза достигла его ушей.

– Хочешь, что бы я ушел? – вопросом на вопрос ответил Эдвард, глядя на меня. Его брови были приподняты, и я каким-то образом знала, что он хочет, что бы я попросила его остаться.

Я вздохнула. Все, чего я хотела: что бы он перестал сбивать с толку меня; прекратил давать дневники о путешествиях, телефонные карточки и милые слова и затем избегать меня, когда я пыталась связаться с ним. Я ненавидела, что говорила с менеджером Эдварда за весь прошлый год куда чаще, чем с ним самим. Но закусочная отца не была правильным местом для этого разговора; стоило дождаться того момента, когда мы останемся одни. Поэтому – лишь на сейчас – я сказала ему правду:

– Нет, хочу, что бы ты остался.

– Извините, – прервал нас детский голос. Я взглянула вниз и увидела внучку миссис Коуп, Джейн, теребящую футболку Эдварда.

– Привет, – ответил он с улыбкой; все напряжение вмиг ушло с лица.

– Можно мне ваш автограф? – Джейн протянула Эдварду ручку и чистую салфетку, и я улыбнулась, видя, как дрожит ее рука. Как правило, она была дьяволенком, партнером Джеймса по всем преступлениям, и последний раз я имела удовольствия лицезреть ее личико, когда вычищала всю грязь, которую они оба подкинули в мой ящик с бельем этим летом. Приятно было видеть ее в новой для нее колее.

– Конечно, – ответил Эдвард, присаживаясь на корточки, чтобы быть с ней примерно одного роста. – Как тебя зовут?

– Джейн, – застенчиво ответила она, заправляя прядь волос за ухо.

Расписываясь, Эдвард улыбнулся, прижав салфетку к колену. Закончив, он отдал ей все назад:

– Было приятно познакомиться, Джейн.

– Спасибо вам, – сказала она милейшим голоском, и я не смогла не усмехнуться над этой переменой.

– Да без проблем.

Когда Джейн отошла, я заметила маленькую очередь, сформировавшуюся за ней. Казалось, стоило одному набраться смелости украсть немного его времени, и все вокруг считали, что стоит сделать так же.

– Останься, – прошептал Эдвард, и я сделала, как он просил, стоя в стороне, пока все жители Форкса наслаждались тем, что, возможно, в первый и последний раз, столкнулись со знаменитостью.

Ушло около двадцати минут, и все это время Эдвард не прекращал улыбаться и быть самим очарованием. Это было так странно – видеть результат его славы воочию. Если так много людей было лишь в Форксе, то насколько плохо это было в других городах?

Раздав последний автограф, Эдвард развернулся к шведскому столу и наколол на зубочистку несколько оливок.

– Ты один? – с опаской спросила я, не в силах держать любопытство в узде.

Я почти видела, как вздрогнул Эдвард, но когда он повернулся ко мне, то на лица была маска:

– Да, – тихо произнес он так, словно ему было стыдно. – Ты ожидала, что я привезу кого-то с собой?

Ожидала ли я? Я видела их фотографии с Таней Денали на обложках желтой прессы абсолютно везде как в Форксе, так и в Сиэтле. Они начали проводить время вместе летом, и Эдвард даже взял ее на несколько церемоний; они никогда не подтверждали, что были парой, но как и все в этом мире я сделала вывод, что были. Я ненавидела свои мысли о личной жизни Эдварда, но лишь одно его присутствие – и все бесполезные чувства к нему накрывали мое сердце – то место, где они не должны были быть.

– Не знаю, ожидала или нет, но хотя бы была готова, – слова были острее ножа, и пусть я не хотела причинить ему боль, я знала, что сделала это.

– Я один, – сказал Эдвард настолько безжизненным голосом, что мое сердце почти разлетелось вдребезги.

От его ответа не было и малейшей толики радости – только не тогда, когда его голос был вот таким. Я слабо улыбнулась ему и кивнула, когда мы направились обратно в зал, где Роуз и Эмметт все так же сидели за нашим столом.

– Эдди! – воскликнул Эмметт, отодвигая свой стул с протяжным скрипом. Он встал, притянул Эдварда в медвежьи объятия и начал похлопывать его по спине так сильно, что я слышала это, несмотря на шум голосов людей вокруг.

Смотря на них двоих, я улыбнулась. Парни всегда были близки, и несмотря на то, что они провели Рождество в Рочестере в доме их бабушки, они были все равно чертовски рады видеть друг друга. Эдвард обнимал Эмма чуть больше, чем это происходило обычно, и от этого мое сердце сжалось. Я не говорила с Эдвардом с тех пор, как Эмметт ушел из группы, но было очевидно, насколько это было тяжело для него.

Когда парни все-таки закончили, я скользнула на стул рядом с Роуз, а Эдвард обогнул стол и сел прямо напротив меня.

– Где же твой щенок? – спросила Розали, и я почувствовала, как она шутливо пнула Эдварда под столом. – Что, забыл животное, пока прогуливался по пляжу под полной луной?

Эдвард рассмеялся, покачивая головой:

– Это был первый и последний раз, когда я разрешил менеджеру сказать «да» «Tiger Beat» (П. переводчика: журнал с последними новостями о звездах, их жизни, событиях и так далее). Я так и знал, что мне это не забудут.

– И на тот вопрос ты дал самый стандартный ответ. Самое популярное клише в мире, – пожаловалась Роуз.

– Знаю, – ответил он, закидывая в рот еще одну оливку. – Я стащил чей-то ответ.

Губы Розали изогнулись в хитрой улыбке:

– Вот черт, теперь не смогу подкалывать тебя на этот счет.

– Мне не очень хочется говорить на весь мир о своих любимых вещах. – Эдвард глянул вниз на руки, сцепленные в замок и лежащие на столе. – Те, кто важны для меня, и так это знают.

– Так, ладно, – вклинился Эмметт, отбивая пальцами какой-то ритм. – Мы с Роуз купили около двухсот журналов из всех магазинов, какие только нашли, и повесили твои плакаты с щенком по всей комнате Беллы, – и он рассмеялся почти так же сильно, как в тот самый день, когда я впервые увидела это. – Это было чертовски весело, чувак. Ты должен был видеть ее лицо.

Эдвард перевел взгляд на меня, пытаясь удержаться от смеха, но безрезультатно.

Было безумно трудно злиться на него, когда я видела его так редко; мне казалось, что стоит брать максимум из всех моментов, которые мы проводили вместе, пускай я была единственной, кого это волновало.

– Это правда. Моя спальня словно погрязла в коллекционном выпуске «Dog Fancy» (П. переводчика: популярный журнал про собак). – Призналась я, смеясь вместе со всеми. – Они обклеили даже потолок.

– Серьезно? – воскликнул Эдвард, звуча почти так же, как старый он.

– Ага. Я почти обмочилась от страха, когда огромный постер свалился с потолка прямо посередине ночи, – объяснила я. – Не самый приятный способ проснуться.

– Ты сохранила их? – тихо спросил Эдвард, вновь смотря на руки.

– Постеры-то? Да, на пару дней, – пожала плечами я, надеясь, что никто не раздует из этого целую историю.

– Так, Э, – перебила Роуз, глядя на меня краем глаза и наклоняясь вперед, размещая локти на столе. – Что нового?

Эдвард знал ее достаточно хорошо, чтобы сказать, что она что-то задумала, поэтому сел в кресле прямо, готовясь к атаке. Его глаза стрельнули в сторону моих, и я могла сказать, что он был смущен. Ему всегда было не совсем легко в компании Роуз, но с другой стороны – многие испытывали то же самое. Это было одной из вещей, почему я любила ее: она не всех подпускала к себе достаточно близко и сразу могла увидеть все дерьмо, скрывающееся в человеке.

– Да ничего такого, – все-таки ответил Эдвард, ломая зубочистку. – Лишь записывал песни и ездил с туром. В данный момент моя жизнь не особо интересна.

– А я бы сказала, что тусовки с Таней Денали – это довольно-таки интересная вещь, правда, Белла? – поддразнила Роуз, ударяя меня плечом. – Она страшненькая, – прошептала подруга, – но макияж отлично справляется с этим. Однако к сожалению, ее голос звучит так, словно она та маленькая девчонка из «Нас пятеро» (П. переводчика: американский драматический сериал, выходивший на канале «Fox» с 12 сентября 1994 по 3 мая 2000 года).

– Роуз, – мне совершенно не нравилось, куда она вела.

И, конечно же, она проигнорировала меня.

– Что случилось с тем парнем, похожим на Фореста Гампа, с которым она встречалась?

– Без понятия, – ответил Эдвард. – Ее личная жизнь меня не касается, – и, отвечая, он смотрел не на Роуз, а на меня.

- Интересно, - протянула она, постукивая кроваво-красными ногтями по скатерти после чего повернулась ко мне.

Я сделала глубокий вдох, готовясь к тому, что должно было последовать за этим, зная Роуз слишком хорошо, чтобы надеяться, что она закончит на этом. Я кинула ей молящий взгляд, просящий не говорить то, что она вот-вот готова была сказать, но…

– Алек придет сегодня? – с улыбкой задала вопрос она.

Знаете, люди могли говорить, что им угодно о Розали Хейл, но она никогда не разочаровывала.

– Рози, – вклинился Эмметт, хватая ее за руку.

По ее мнению, Алек был больным местом. Она думала, что он хреново со мной обращался, но я никогда не строила никаких замков. Было легко что-то почувствовать к нему в Италии – знаете, такие незнакомцы, встретившиеся на не родной им земле, но стоило нам перелететь через Атлантический океан, и наши отношения были на грани разрыва. Спустя две недели после возвращения мы расстались.

– Кто-то особенный? – спросил Эдвард. Его брови нахмурились, а зеленые глаза впились в мои.

– Больше нет, – объяснила я, надеясь положить конец этой беседе. – И мне кажется, что он на озере Тахо со своей девушкой, – повернув голову вправо, я хмуро взглянула на Роуз.

Она медленно закусила губу – знак ее победы. Не уверена, чего она достигла, поставив нас с Эдвардом в такое положение, заставив чувствовать себя чертовски некомфортно, но, тем не менее, она выглядела безумно довольной собой.

– Хей! – воскликнула Элис, нарушая своим звонким голоском тишину за столом. Она влетела в комнату, как всегда: словно владела этим местом. Джаспер быстро следовал за ней, ведь куда бы ни шла она, шел и он.

Элис плюхнулась на стул рядом со мной, закидывая огромную сумку на стол, отчего ее содержимое слегка высыпалось

– Ну как, ребят, понравилась поездка? – поинтересовалась я, зная, как они оба ожидали эту маленькую вылазку в Портленд между Рождеством и Новым годом.

– Безумно, – ответила Элис, с любовью глядя на Джаспера, который подмигнул ей в ответ. Что ж, я всегда ощущала себя странно в компании Роуз, Эмма и их двоих. – Мы чуть ли не опоздали. Типа… проблемы с машиной.

– Ну конечно, – пожурила я, радуясь, что из-за присутствия ее братьев мы обошлись без подробностей.

– Кстати, Белла, – Элис порылась во всем своем мусоре и достала журнал «Star». – Думаю, тебя заинтересует статья на двадцать шестой странице.

– Что, ты читаешь это дерьмо, Эл? – с отвращением воскликнул Эдвард.

Открыв нужную страницу, я задохнулась, увидев фото. Заголовок был написан огромными буквами в красном цвете, в таком же кричащем стиле, какой и обещала быть сама статья. Эдвард Каллен: Пойманный в ловушку.

– Мы c Джазом остановились на заправке в каком-то захолустье, – объяснила Элис, вертя бутылку Snapple (П. переводчика: компания, выпускающая чаи и соки различных вкусов) в руках. – Мне было скучно и надо было прочитать что-то во время обратной поездки. На самом деле, это типа… умно использовать название твоей же песни в качестве заголовка.

Мои глаза бегали по тексту, вырывая какие-то отдельные фразы: любовный треугольник… восходящая звезда и девчонка по соседству… я вижу его покидающим ее квартиру на Парк Авеню все время… Таня говорит, это серьезно…

Помимо текста здесь были фотографии, преимущественно Тани и Эдварда: ланч, прогулка, красная дорожка – везде вместе. Но прямо посередине всей это лжи и сплетен были две фотографии, которые я никогда не ожидала увидеть в подобном журнале. Первая фотография – мое фото из выпускного альбома – была наложена поверх второй, и когда я осознала, какое конкретно фото это было, я ощутила слезы в уголках глаз.

В этой статье, описывающей любовь Эдварда к другой, была та фотография, которая дала мне понять, насколько долго я любила его: та самая, которую Эсми дала мне год назад; та самая, которая стояла на моей тумбочке пока не исчезла после вечеринки, которую закатили Эмметт и Роуз, пока меня не было дома.

(П. переводчика: для тех, кто не помнит, о каком фото идет речь: Мы остановились, чтобы передохнуть, это-то и было темой фото. Эдвард поймал крошечную лягушку, которую нашел чуть ранее, и держал ее в сцепленных руках. Он чуть-чуть отодвинул большие пальцы, чтобы я смогла посмотреть, и, когда он сделал это, лягушка выпрыгнула и ударилась прямо об мое лицо.
Эдвард потянулся, чтобы стереть влажный след с моей щеки, и именно тогда Эсме сделала фото. Теперь я смогла увидеть это задним числом, то, как мои глаза сияли, когда я смотрела на него. Как долго я любила его, прежде чем поняла это? Как я могла не заметить?).

Фото не было четким, но пока я смотрела на него почти спустя целый месяц, я ощущала так, будто меня пнули в живот. Оно было точно таким же, каким я помнила: мы двое на камне, рука Эдварда на моем лице, и я, смотрящая на него с такой любовью, что почти было трудно дышать. Но сейчас вместо того, что бы быть в моей комнате – ровно там, где ей и было место – она находилась в этом журнале по всей стране. Это была моя фотография, мой момент, мой Эдвард, и все это было окружено статьей, выставляющей меня стервой-разлучницей.

– Вот дерьмо, – прошептала Роуз голосом полным злости и стыда. Я посмотрела на нее неясным взглядом и не увидела ничего, кроме сочувствия. – Мне так жаль, малышка, – выдохнула она, поднося ладонь к моему лицу, чтобы стереть слезы, которые вот-вот готовы были политься из глаз.

Я ощутила, как бумага порезала мой палец, когда журнал был вырван из рук, и я взглянула на Эдварда; злость на его лице была такой сильной, что, казалось, он разорвет журнал на кусочки за одну секунду. Ладони смяли листы, пальцы покрывали все слова, всю ложь, а большой и указательный были расположены прямо вокруг двух фотографий со мной.

– Где они взяли это? – спросил он, и его голос был настолько… сломленным, что я ощутила, что мое сердце готово было разорваться прямо на месте. – Мама… у мамы были эти фото. Она бы ни за что…

Его отчаяние на секунду вырвало меня из реальности, и я с ужасом подумала, как это было бы подозревать – пусть даже на один миг – что моя мать так предала бы меня.

– Это моя вина, – отвела Роуз, все еще глядя на меня. – Несколько недель назад мы с Эммом устроили вечеринку, когда Белла уехала навестить Чарли, и все немного вышло из под контроля: пара вещей пропала и…

– Твоя мама подарила эту фотографию мне, Эдвард. Она была у меня в комнате, – вмешалась я, надеясь успокоить его, потому что боялась, что он ударит кулаком по стене.

– Кто-то украл это у тебя и продал ее, – закончил он, оборачивая пальцы вокруг бумаги так, чтобы разорвать ее.

– Подожди! – вскрикнула я в тот самый момент, когда появился разрыв.

Эдвард посмотрел на меня, ошарашенный. Я перегнулась через стол и аккуратно взяла журнал после чего продолжила рвать бумагу, избегая нашей с ним фотографии – той самой, которую уже никогда нельзя было вернуть. Прикрывая края фото пальцами, я рвала дальше, смотря, чтобы разрыв никак не задел ее, и когда все было сделано, я расправила помятый уголок.

Подняв взгляд вверх, я увидела Эдварда, смотрящего на меня с огромной нежностью на лице; оно было таким спокойным, что я ни за что бы не сказала, что злость затапливала его еще пару секунд назад.

– Просто… я хотела убедиться, что у меня есть оно, – слабым голосом защитилась я. Затем толкнула журнал в его сторону, улыбнувшись, мол, все в порядке. – Порви его, – сказала я, желая, чтобы он смог порвать их всех лишь одним касанием своей руки.

Эдвард измельчил его в секунды, сжал в кулак все кусочки и встал так быстро, что стул отлетел к стене. В ярости он направился к двери, выкидывая мусор в металлическое ведро с такой силой, что оно почти опрокинулось навзничь, и вылетел из закусочной.

Было так странно – чувствовать себя выставленной на всеобщее обозрение. Я ожидала, что такое должно случиться в конце концов, и мне казалось, что я была готова. Я думала, что произойди такая вещь – и я готова буду принять это все с юмором. Но я совершенно не ожидала почувствовать себя так, словно меня… поимели.

– Поздравляю, Элис, – отрезал Эмметт, поднимаясь.

Роуз сидела прямо, выглядя так, словно ее ударили в лицо.

– Что? – спросила Эл невинно. – Мне показалось, они должны знать.

Я быстро встала, чтобы поймать Эмметта прежде, чем он выйдет на улицу, и коснулась его руки.

– Я схожу, – сказала я, выдавливая из себя лучшую улыбку, и он нежно сжал мой локоть, когда я двинулась к двери.

Около гардероба я остановилась, чтобы схватить куртку, не уверенная, насколько далеко Эдвард мог уйти за минуту, что прошла с его ухода. Все, что я знала: он мог уже сесть в машину и уехать отсюда подальше, но я надеялась, что он просто вышел подышать свежим воздухом.

Я медленно открыла дверь закусочный, и мне не пришлось смотреть вдаль, чтобы найти Эдварда. Он был здесь, стоя прямо передо мной, схватив ограду так, что побелели костяшки.

– Эдвард? – спросила я, и тишина ночи лишь усиливала скрип каждой половицы, пока я подходила к нему. Он не ответил, и я остановилась неподалеку от него, наблюдая за резкими подниманиями и опусканиями его спины, пока он пытался совладать со злостью.

Я вытянула руку вперед и прикоснулась к его плечу; кожа была горячей, даже несмотря на хлопок рубашки. Я медленно стала поглаживать его спину: вниз, вверх, вниз – и только тогда его дыхание наконец выровнялось.

– Все в порядке, – прошептала я, сокращая дистанцию, что была между нами и кладя голову на его плечо. Провела рукой по его руке, по всем выступающим мышцам, полученным годами тренировок игры на гитаре, пока мои пальцы не нашли его. – Все будет хорошо.

– Все так вышло из-под контроля, – выдохнул Эдвард, и в момент, когда он произнес это, я отчаянно захотела забрать его подальше от всего этого беспорядка, чтобы были лишь мы вдвоем, заново узнать друг друга и стать теми же людьми, кем мы были, пока он не уехал.

Мне нечего было сказать ему, я просто повернула голову и прижала губы к ткани, покрывающей его плечо, и, закрыв глаза, представила, что мы были где угодно, но не здесь.

– Кто-то продал твою фотографию из выпускного альбома, Би! И та, где мы на камне… это был наш камень. Это была наша память. А сейчас это принадлежит целому сраному миру.

– Мне стоило спрятать ее, а не держать на виду, когда каждый мог увидеть ее.

Эдвард коротко горько выдохнул:

– Это то, что делают нормальные люди, Би. Не прячут фото со своими друзьями. Не смей даже извиняться за это.

Казалось странным, как быстро все изменилось. Совсем недавно я была зла на Эдварда, а сейчас… сейчас хотела сделать ситуацию хоть несколько лучше. Было трудно поверить, что выставление нашего личного момента на показ заставило меня ощутить себя ближе к нему, чем я чувствовала в последние несколько лет.

– Я привык видеть все это дерьмо о себе, Би. Но это никогда не должно было коснуться тебя. Я никогда не хотел этого, – сказал он и повернул голову, целуя меня в волосы.

Спустя миг Эдвард отстранился, и инстинктивно я позволила ему. Прежде, чем уйти, он посмотрел на меня, его лицо было полно горечи, когда он замер на нижней ступеньке. – Мне надо идти, – сказал он, глядя вниз. – Мне нужно время подумать.

Он не собирался остаться до полуночи. Я кивнула, сглатывая ком в горле.

– Можно я приду к тебе попозже? – спросила я, настолько желая поговорить с ним, как не желала никогда, чтобы решить все наши проблемы.

Эдвард сделал шаг вниз, и его сапоги захрустели на гравии.

– Да, – был его ответ. Засунув руки карманы, он все так же не смотрел на меня.

Я развернулась, чтобы пойти внутрь, вся ссутулившись. Такое развитие событий было не тем, чего я желала от сегодняшней ночи.

– Би? – позвал Эдвард, когда я обхватила дверную ручку.

- Да? – я взглянула на него через плечо; уличный фонарь около закусочной отбрасывал волнистые блики на его лоб.

– Мне правда очень жаль, – он задержался на мне взглядом, а потом повернулся в сторону машины. Даже не дождался моего ответа.

Ноги сами отнесли меня к перилам, около которых мы только что стояли, и дерево все еще было теплым от его рук.

– Эдвард?

Он остановился, услышав мой голос, но так и не повернулся, выбрав смотреть на землю.

– Я выросла, понимаешь? Я больше не та хрупкая девочка, которую ты нашел на лугу в тот день. Теперь я женщина, и я сильная, Эдвард. – Я сделала паузу, когда он повернулся ко мне, и глубоко вдохнула, когда наши глаза встретились. – Мы больше не близки с тобой, и я скучаю по тебе. Но неважно, как долго мы не общались, как много километров между нами, просто то, что случается с тобой, случается и со мной. Когда жизнь преподносит неприятные сюрпризы, я прогибаюсь, но не ломаюсь. Ты не можешь сломиться тоже. Эти сплетни – ничто, Эдвард, ты не можешь этому позволить сломить себя, – сказала я, тяжело дыша. – Так, пожалуйста, не сломайся.

Эдвард смотрел на меня возможно минуты, а, может, и часы, не говоря ничего. В конце концов, он влез в машину и уехал, как и планировал, а я вернулась к нашему столику и провела остаток ночи в каком-то оцепенении.

Когда часы пробили полночь, я пожелала всем спокойной ночи и побежала домой, чтобы сменить одежду, прежде чем отправиться к Калленам. Когда я открыла дверь и увидела мать Виктории, растянувшуюся на папином кресле, с орущим перед ней телевизором, я невольно улыбнулась. Накрыв женщину пледом, я поразилась, как Джеймс мог вообще спать, когда было так громко.

Я поднялась по лестнице, держа вырванную из журнала картинку с большой осторожностью. Включив свет и закрыв дверь, я подошла к верхнему ящику комода и вынула оттуда маленькую коробочку, спрятанную под одеждой. Сняв крышку, я положила фотографию поверх мешочка с мамиными часами и закрыла коробку, вернув ее на место.

Я натянула спортивные штаны и футболку, собрала волосы в хвост, выключила свет и вышла в коридор, где нашла Джеймса в пижаме с «Историей игрушек», пока он сонно тер глаза.

– Возвращайся в постель, дружок, – попросила я, потрепав его по голове, когда он зевнул.

– Можно мне попить? – прошептал он; казалось, он боялся быть пойманным неспящим так поздно.

– Иди в постель, а я принесу воды, договорились?

Я слышала шум его ножек, который вскоре затих – он забрался в кровать. Через минуту я вернулась с бумажным стаканчиком, кучу которых папа держал около раковины, и Джеймс сидел на кровати, свесив ноги.

– Засыпай, – сказала я, используя свой лучший родительский тон. – И, кстати, тебе бы лучше убрать фальшивого паука из туалета прежде, чем твоя мама найдет его. Она убьет тебя.

– Знаю, – хихикнул он и поднес стакан к губам, выпив все в два больших глотка.

– Ты ужасный ребенок. А теперь – спи.

Джеймс подобрал ноги, и я укрыла его так, как он любил, две подушки под головой, одна под правой рукой, и другая с человеком пауком под левой. Он вздохнул, прикрыв глаза, и я направилась в двери, желая поехать к Эдварду.

– Белла? – окликнул Джеймс тихим голосом.

– Да?

– Моя мама собирается выйти за твоего папу? – спросил он, широко распахнув глаза в ожидании ответа, который, мне казалось, не следовало давать ему.

– Думаю, да, – честно ответила я.

– И тогда ты будешь моей сестрой, правильно?

Мне совсем не хотелось вдаваться в детали.

– Да, – я схватила ручку и почти закрыла дверь, когда:

– Белла?

– Что?

– Просто хотел сказать, что это было бы очень круто, будь ты моей сестрой.

– Я тоже так считаю, – улыбнулась я.

– Белла? – снова прошептал Джеймс.

– Ну что? – ответила я, хихикнув.

– С Новым годом.

– С Новым годом.

После того, как я, наконец, избавилась от вопросов Джеймса, я помчалась к машине и доехала до Калленов в рекордные сроки. Даже не дождавшись окончательной остановки машины, я вытащила ключ из зажигания, побежала по подъездной дорожке и перепрыгнула через две ступени на крыльце.

Не стуча, я открыла дверь и увидела Эмма, Роуз, Элис и Джаспера, играющих в плейстейшн. Эдварда не было с ними, как я и ожидала. Я кашлянула, и Элис обернулась, даря мне нерешительную улыбку.

– Прости, – беззвучно прошептала она с полным раскаянием в глазах.

– Все в порядке, – так же ответила я, улыбаясь лучшей улыбкой.

Она кивнула в сторону маленькой комнатки, и прежде чем я успела подумать об этом, я уже оказалась там.

Остановившись в дверном проеме, я посмотрела на Эдварда, сидящего в одиночестве со скрещенными ногами в середине огромного иранского ковра: локти стояли на коленях, и голова покоилась на правой руке. Он сидел спиной ко мне, но тем не менее выглядел грустным; сделав пару шагов, я подошла к нему. Облокотилась на спинку бежевого диванчика для двоих и взяла гитару, лежащую на мягких подушках. Она принадлежала маме – так было написано на ней. На сердце потеплело оттого, что он все еще хранил ее после стольких лет.

Я сидела позади Эдварда и мне было удобно облокотиться на него. Его тело встретило мое, и все его напряжение ушло, стоило мне положить голову на его плечо. Я положила гитару под руку и поставила пальцы на струны так, как училась. В этом году это была я, кто должен был возродить нашу традицию. Эта комнатка не была нашим лугом, и я больше не была сломлена, но однажды Эдвард спас меня, когда я нуждалась в нем, и сейчас был мой черед сделать это.

Начав играть на знакомых струнах, я сделала нервный вдох, производя не очень связанную мелодию, которая была узнаваемой, но далекой от идеала. Играя, я улыбалась от того, насколько нелепым это было, и вскоре я ощутила, как Эдвард стал трястись от смеха.

Он прервал меня; либо потому, что хотел поговорить, либо от того, что хотел остановить, конкретной причины я не знала, да и честно говоря, меня это не волновало.

– Ты играешь Янки Дудл? – спросил он, и по звуку его голоса, я могла сказать, что он улыбался. (П. переводчика: Янки Дудл – песня времен войны за независимость)

– Пытаюсь, – рассмеялась я. – Но ты мне мешаешь.

– Почему она?

– Это единственная песня, которую я помню из учебника для новичков.

– И разве в ней нет слов?

– Ну, я еще не разобралась, как петь и играть в одно и тоже время. Кроме того, я не знаю их, выдумала лишь парочку строк.

– Так дай мне услышать их, – игриво сказал он.

– Нет, они глупые.

– Спой же, Свон.

Я зажмурилась прежде, чем открыть рот и выставить себя идиоткой.

– Эдвард Каллен приехал в город на Вольво матери своей…

Эдвард рассмеялся, действительно рассмеялся, и звук эхом прошелся по комнате. Однако этот момент был слишком коротким, и тишина наполнила помещение, давя на нас, как только смех стих.

– Я даже не знал, что ты училась играть на гитаре, – прошептал Эдвард; в голосе сквозило сожаление.

– Да это ерунда, – пожав плечами, ответила я. По сравнению со всем тем, что творилось в его жизни, это действительно было так.

– Нет, не ерунда, Би.

– Почему? – мягко спросила я, не до конца понимая его.

– Потому что… это ты.

Эдвард медленно поднялся, смотря, чтобы я не упала назад, и затем сел передо мной, скрестив ноги. Он пододвинулся вперед, так, что бы наши колени соприкоснулись, и я положила гитару рядом, ощущая, как бьется сердце.

Эдвард вздохнул и запустил руку в волосы. Он внимательно изучал мое лицо, после чего дотянулся и смахнул прядь волос, спавшую на лоб.

– Я больше не знаю тебя так, как знал раньше, Би. Я все еще вижу проблески моей Беллы в тебе, но… как ты и сказала, ты теперь другая, а я пропустил все то, что сделало той, кем ты являешься сейчас, из-за моего долгого отсутствия. Ты мне знакома, но в то же время – нет, и когда я увидел сегодня эту незнакомую прекрасную женщину… Боже, как бы мне хотелось знать ее.

Были части меня, которые Эдвард не знал, но лишь потому, что сам выбрал это. Я звонила ему, когда была в Италии, пыталась сохранить общение, но иногда ощущала, словно он избегал меня, использовал свое расписание как способ держать между нами дистанцию. Это причиняло боль, и я никогда не говорила ему об этом, но сейчас настало время. Он был моим другом и заслуживал честности. Именно ее я и собиралась дать ему.

– Эдвард, – начала я, потирая ладонь о бедро. – Если ты не знаешь меня, то… это не потому, что я так хотела. Когда я звонила тебе, ты либо не перезванивал мне, либо звонил, когда меня не было дома. Я чувствовала… чувствую… словно ты пытаешь сохранить нашу связь, не говоря со мной. Я не знаю, что могу сделать еще, Эдвард. С моей стороны было сделано все. Ты либо хочешь моего присутствия в своей жизни, либо нет. Ты не можешь выбирать, какую часть получить в какой момент. Тут или все или ничего.

– Это моя вина, – прошептал он, смотря на пальцы, лежащие на коленях.

Прежде чем ответить я заколебалась: на его лице было столько боли, что мне не хотелось добавлять еще немного. Но я хотела его назад в свою жизнь, и ложь лишь дала бы ему поверить, что это в порядке вещей – продолжать в таком же духе. Мы бы никогда не решили это.

– Да, – выдохнула я, вздрогнув, когда увидела боль в его глазах. – Это твоя вина.

– Я думал, что так будет лучше для тебя – создать некую дистанцию между нами, Би. Я думал, что могу… не знаю… Я не хотел, чтобы тебе было больно или ты была затянута во все безумие моей жизни. Я хотел, что бы ты оставалась такой же, делала все то, что хотела. Мне казалось, что если бы я был вдалеке от тебя, то все было бы легче и менее запутанным…

Я видела, как он нервничал, но понимала, что он пытался мне сказать; пожалуй, стоило положить конец этим мыслям.

– Моя жизнь лучше, когда ты есть в ней, Эдвард… по крайней мере, тот Эдвард, которого я знала. Тебе надо понять, что мне становится больно, когда ты отталкиваешь меня без всяких объяснений. Пытаясь удержать меня от боли, ты делаешь мне больно. Так ничего не получится. Так ничего уже не вышло.

– Я так хочу вернуться в прошлое и изменить все, – пробормотал он. – Я просто хотел защитить тебя, Би. Я не знаю…

– Эдвард, поговори со мной, – взмолилась я, подаваясь на коленях вперед к нему.

Я видела, как дернулся его кадык, когда он сглотнул. Эдвард прикрыл глаза и выдохнул; длинный медленный звук слетел с его губ, а потом он заговорил:

– Я создал такую неразбериху и позволил тебе стать незнакомкой для меня. Дерьмо… я больше не знаю, кто я сам такой; порой, глядя в зеркало, я даже не узнаю человека, смотрящего на меня.

Он открыл глаза, такие темные и изнуренные. Эдвард выглядел гораздо старше своих двадцати двух лет; он видел так много, но, по сути, не жил, лишь проживал. Я не знала человека, которым он стал, а должна была. Но лицо, которое я видела прямо сейчас, было подарком из прошлого.

– Я узнаю человека, на которого смотрю. Твои глаза, – выдохнула я, медленно ведя по бровям, нижу к носу, нежно вокруг скул. – Помню, как увидела их в первый раз.

– Правда? – удивился он, внимательно смотря на меня, пока я касалась его лица. Я с легкостью ощущала его дыхание около запястья.

– Да, – улыбнулась я. – В первый учебный день. Мы ехали на автобусе домой, и Тайлер украл мою розовую сумку с Хелло Китти, не желая возвращать мне ее. Ты пнул его в живот, а потом он сдался, помнишь?

– Да, – рассмеялся Эдвард.

– И потом ты сел со мной, – продолжила я, позволяя пальцам путешествовать по его щекам, линии подбородка. – И сказал: «Меня зовут Эдвард Энтони Каллен. Приятно познакомиться с тобой», улыбнувшись своей изогнутой улыбкой; той самой, где приподнимается лишь один краешек губ, – прошептала я, касаясь пальцами его рта, задевая тот самый краешек. – Когда ты по-настоящему счастлив, то изгибаются обе стороны, - пояснила я, лаская другой рукой его щеку, – а все лицо озаряется.

– Я знала твое лицо с тех пор, как мне было одиннадцать, – сказала я, ведя пальцами по местам ниже висков. – И узнаю каждую маленькую деталь.

Эдвард поднял руку и прикоснулся к моему запястью, начав нежно водить по коже от локтя и обратно. Ощущение от его прикосновение послало дрожь по всему телу, вплоть до пальцев на ногах.

– Я помню тот день, – усмехнулся он. – Вы с Элис шли домой от автобусной остановки, махая сумками с ланчем и поя песни во весь голос. Замок на твоей сумке сломался, и вылетел термос…

– Который ты подхватил и починил на следующий день, – улыбаясь воспоминаниям, закончила я. – Мне казалось, что ты самой крутой парень из всех, кого я встречала.

– В те выходные ты впервые осталась у нас на ночь, помнишь? – спросил Эдвард, обхватывая мое запястье. Я отвела руку от его лица, и он перепел наши пальцы.

– У нас с Элис была пижамная вечеринка в вашей гостиной, а твой папа построил нам палатку из подушек и старых простыней Эсми. Это было так весело. – Эдвард и Эмметт спали в своих спальнях с открытыми двери, и мы всю ночь обменивались сообщениями с помощью наших фонариков и азбуки Морза.

– Вы тогда устроили для нас шоу талантов, - припомнил Эдвард, легонько сжимая мою ладонь. – Эмметт притворялся Эдом МакМахоном из «Star Search» (П.переводчика: «SS» - ТВ-шоу, проводимое с 1983 по 2004 год; «Поиск звезды» - шоу талантов, позволяющих молодым людям выступить на публике и показать то, на что они способны. Эд МакМахон – известный актер, комедиант, ведущий различных шоу, включая «SS»).

– Господи, точно! – я не вспоминала об этом много лет.

Я нахмурилась, когда Эдвард выпустил мою ладонь и взял гитару, и восхитилась, с каким изяществом он делал это.

– У вас двоих был целый танец под эту песню, – сказал он, играя знакомую мелодию, которая не очень правильно звучала из-за гитары, но меня это не особо волновало.

Я рассмеялась, вспоминая хвостики на одну сторону, гетры и балетное трико, надетые на нас в ту ночь. Элис размалевала наши веки голубыми тенями, и мы шествовали по дому, гордые из-за полосок румян на щеках и явно-очень-большого количества блеска на губах.

– Ты не будешь петь эту песню, – хихикнула я, зная прекрасно, что Эдвард ни за что не сможет вытянуть такие ноты; ну, разве после того, как кто-то пнет его по яйцам.

– Я попытаюсь, – усмехаясь, ответил он.

– Тогда тебе лучше использовать голос Мэрайи Кэри, – предупредила я, веселясь. – И надеяться, что ты не разобьешь все окна.

Эдвард прикрыл глаза и начал петь ужасно фальшивым и недостаточно высоким для фальцета голосом, который звучал просто отвратительно:

Как ты узнал, ведь я молчала,
Как ты выяснил, что я запала
На тебя-я-я… (П.переводчика: песня Nero – Crash on you)

Эдвард выглядел так, словно действительно веселился, и я не могла не подпевать ему. Уверена, со стороны мы звучали словно кошки, подвергаемые пытке, но это было самым веселым, что было у меня с Эдвардом в последние в года. Это было тем, что я помнила о нас, и тем, чего я от него хотела. Я могла сделать что угодно лишь бы вернуть это.

Мы спели лишь один куплет прежде, чем я начала хохотать, как сумасшедшая. Эдвард продержался чуть дольше, но вскоре и он не смог играть из-за того, как сильно дрожал от смеха.

– Думаю, судьи бы дали нам полторы звезды, - умудрилась выдавить я, пытаясь восстановить дыхание. После того, как мы успокоились, Эдвард пододвинулся и облокотился на спинку дивана, и я последовала за ним; грудь все так же подымалась и опускалась из-за сильного смеха.

– Это было весело, – сказал он.

– Ты поешь все время. Разве это не весело? – спросила я.

Эдвард помолчал, обдумывая ответ.

– Не так, как было раньше, – признался он. – Но петь тебе – это всегда ощущалось по-другому.

– В каком смысле? – я подтянула ноги так, что колени коснулись груди, и положила на них щеку.

Эдвард посмотрел вниз на ковер, обводя сложный узор на нем пальцем.

– Не могу объяснить, – сказал он, – просто по-другому.

– В хорошем смысле?

– В лучшем смысле, – улыбнулся он.

– Ну, как бы это не чувствовалось, уверена, это не относилось к Star Search, – поддразнила я.

– Да уж, – тихонько рассмеялся Эдвард, и внезапно выражение его лица стало серьезным. – В ту ночь, Би… я уже знал, что никогда не найду никого, похожего на тебя, – признался он, дотягиваясь до моей щеки и гладя ее.

– Тебе было тринадцать, – пошутила я, прижимаясь к его руке.

– Не важно, – настоял он с улыбкой, лаская область под глазами. – О, ресничка, – сказал он, опуская руку, и доказательство его слов лежало на его указательном пальце. – Сдуй ее и загадай желание.

Мне потребовалась секунда, чтобы понять, чего я хотела. Я прикрыла глаза, загадывая это, и сдула ресницу.

– Что ты пожелала? – спросил Эдвард, кладя руку на ковер между нами, прямо рядом с моей.

– Еще чего. Если скажу, оно не сбудется, – с ухмылкой ответила я. – А я очень хочу, что бы оно сбылось.

– Я тоже, – прошептал Эдвард. Он передвинул руку, и его мизинец потер мой большой палец. – Я не хочу потерять тебя еще больше, Би.

– Тогда не отпускай меня, – ответила я, накрывая его руку своей. Я закрыла глаза, думая о том, как далеко мы продвинулись лишь за пару этих часов, проведя так много лет по раздельности. Я отчаянно надеялась, что он действительно имел в виду то, что сказал; я не хотела терять его снова.

Мы сидели так, касаясь руками, но не переплетая их, пока я не стала засыпать, зависая на границе сна и бодрствования. Громкий крик из гостиной обрушился на меня, и я поднялась, потирая глаза, осознав, что не хотела проспать все оставшееся время, что мне осталось с Эдвардом.

– Пойдем, – сказала я, хватая его за руку, и мы встали. Он последовал за мной, и мы пошли на кухню.

– У твоей матери есть смесь для горячего шоколада? – спросила я, открывая шкафчик и вставая на мысочки.

– На второй полке, – ответил Эдвард, подходя ко мне, пока его грудь не коснулась моей спины; стало так тепло. Он потянулся через мое плечо и схватил коробку, ставя на стойку передо мной. Он провел пальцами по моей руке, а потом отстранился и достал из соседнего шкафчика две огромные белые кружки.

Я достала два пакетика смеси и молоко из холодильника, быстро проверяя срок годности. Наполнив кружки на три четверти, я поставила их в микроволновку на минуту и решила убить время, задав вопрос, который мучал меня последний год.

– Эдвард?

Он подошел к кухонному столу и по привычке закрыл все окна; деревянные перекладины стукнулись друг о друга, когда он с силой потянул за веревку.

– Да?

– Та песня, которую ты отправил мне в том году, – начала я, изучая его плечо, когда он замер на месте. – Она звучала незаконченной, так ведь?

– Да, – ответил он, поворачивая голову в моем направлении, и я смогла увидеть его профиль; линия челюсти была напряжена, а брови нахмурены в ожидании продолжения.

– Ты собираешься закончить ее? – спросила я, вытягивая из ящичка ложку. Звук удара металла о стойку эхом отозвался в комнате.

Эдвард медленно вытянул стул и расслабился, сев.

– Как только пойму, как она должна кончиться. Пока я этого не вижу, но уже иду в правильном направлении, – с улыбкой ответил он.

– Могу я ее услышать, когда ты закончишь? Ты ведь не даешь мне слушать свои новые песни…

Эдвард вздохнул, потирая шею.

– Я не готов, что бы ты услышала большинство из них.

Мне хотелось узнать почему, но я передумала и отвернулась. Звук работающей микроволновки хоть как-то разряжал неудобную тишину между нами.

Когда время вышло, я достала кружки и высыпала в каждую по пакетику шоколада. Потом потянулась и достала из холодильника взбитые сливки, которые видела там до этого. Это не было каким-то супер рецептом, но именно так мы с Эдвардом пили горячий шоколад с тех пор, как были детьми.

Я кинула ложку в раковину, взяла кружки и медленно подошла к столу, боясь пролить жидкость на пол Эсми.

Эдвард улыбнулся, когда я поставила напиток перед ним.

– Твоя мама делала так же, – сказал он и, поднеся кружку к губам, подул на шоколад в ней.

Он помнил.

Мы сидели в тишине, пока пили, наслаждаясь компанией друг друга совсем как в детстве.

– Ты даешь себе новогодние обещания? – спросил Эдвард, смотря на меня и выводя на кружке медленные круги.

– Мне двадцать, – тупо ответила я, словно возраст имел что-то общего с этим вопросом.

Эдвард широко улыбнулся – так, как я не видела очень долгое время.

– И как это связано?

– Никак, полагаю, – со смехом ответила я. – Я никогда не делала ничего такого раньше. А почему ты спрашиваешь?

– Я хочу пообещать кое-что сейчас, – внезапно он стал очень серьезным, с нежностью смотря на меня. Уголок его рта изогнулся, когда губы немного приоткрылись, и казалось, он собирался что-то сказать, но передумал. Он перевел взгляд вниз на салфетку, а затем взглянул мне в глаза.

– Ладно, – сказала я, нарушая тишину. То, как он смотрел на меня, перевернуло все внутри меня, и я сделала глубокий вдох, надеясь успокоиться. Я задумалась, наступит ли когда-то такое время, когда я перестану реагировать на него подобным образом; когда бы я ни попыталась двинуться вперед, мое тело всегда лишало меня этой возможности.

– Есть одна загвоздка, – начал Эдвард, наклоняясь ближе ко мне.

Я подалась вперед тоже; не уверена, инстинктивно ли или из-за потребности быть ближе к нему, но все внутри меня знало: это было правильно.

– Какая? – мягко спросила я.

– Это… оно зависит от себя.

– Ладно, – с улыбкой отозвалась я.

– Хорошо, – усмехнулся Эдвард. – Я действительно имел в виду то, что сказал раньше: я не хочу потерять тебя.

– И как это все… ну, соотносится? – спросила я, делая маленький глоток из кружки.

– Я обещаю… нет, это не достаточно сильное слово. Я клянусь, что этот год будет другим. Я хочу узнать тебя снова, Би. Мне необходимо это. Ты нужна мне в моей жизни. Ты словно удерживаешь меня, не даешь сойти с ума.

– Ладно, – сказала я, боясь в глубине души поверить в его слова, но так отчаянно желая, что бы они были правдой.

– В следующие несколько недель я буду приезжать домой, но после этого мое расписание действительно забито, – сказал он, и по выражению его лица я могла сказать, что он жалеет об этом так же, как и я.

– Ох, – вздохнула я, пытаясь скрыть разочарование. – Ладно.

– Мы придумаем что-нибудь, Би. Как минимум дважды в неделю в течение следующего года я буду звонить тебе, пусть и на несколько минут. Черт, да я куплю тебе компьютер, и мы будем общаться с помощью чата, если потребуется.

Я рассмеялась, но не встретилась с ним взглядом: не хотела, что бы он видел сомнения, написанные на лице.

– Эй, – выдохнул Эдвард, – посмотри на меня.

Я неуверенно подняла глаза, встречаясь с его, пронзительно зелеными и полными настойчивости.

– Когда я войду в закусочную твоего отца ровно через год, – пообещал он, двигая руку так, что его пальцы скользнули меж моих, – все будет по-другому.

По-другому. Впервые за все время мне действительно понравилось, как это звучало.

– Я верю тебе, – сказала я и улыбнулась, увидев, как облегчение появилось на его лице.

– Думаешь, мы сможем это сделать?

– Начнем сегодня, – предложила я, убирая выбившуюся прядь волос. – И думаю, что сможем.

Вот так, в середине ночи, где наш почти-поцелуй разрушил все несколько лет назад, мы с Эдвардом разговаривали за кружкой горячего шоколада, пока не взошло солнце, и все стало налаживаться.

Парам-пам-пам, очень надеюсь, что после такого долгого перерыва вам было приятно вернуться к этой милой истории.
Очень интересно, что думаете и по поводу событий, случившихся в главе, и по поводу перевода.
Всех жду на форуме ;)