Я обхожу своих пациентов, когда обнаруживаю, что больная миссис Берес встала с кровати без чьей-либо помощи. Она просто «не могла больше сдерживаться» и «не смогла найти свой пульт с кнопкой вызова». Он находится с ней в постели, но она плохо видит, и поэтому решила взять дело в свои руки.

Ее капельница растянута через всю палату, ее большие трусы стянуты вниз к лодыжкам, когда она еле стоит в луже собственной мочи. Я возвращаю ее на кровать, обмываю ее, меняю ей памперс и вручаю ей в руки пульт. Она благодарит меня и извиняется, а я выхожу в коридор в поисках полотенец и чистящих средств. Я могла бы вызвать уборщиков, но иногда мне проще сделать все самой.

Я не слышу ни звука, пока не становится слишком поздно.

Останавливаясь у кладовой уборочного инвентаря, я не раздумывая распахиваю дверь, встретившись с бледной, голой задницей и парой широко раздвинутых ног. Я в ужасе замираю на пять секунд – достаточно надолго для того, чтобы Эммет смог обернуться и посмотреть на меня, и для того, чтобы увидеть лицо доктора Хейл за его плечом, оба выражения их лиц встревоженные. Затем я хлопаю дверью и бегу как ошпаренная по коридору, с волнением пытаясь найти телефон в кармане, чтобы я смогла рассказать Эдварду.

Потому что я была так права об этом дерьме.

Тревога! – Я только что поймала медбрата Э и доктора Ха, танцующими вертикальное танго рядом с бутылками аммиака, пишу ему я. Не знаю, почему я не использую их настоящие имена и просто не говорю «секс» – может, я пытаюсь защитить их честь, если вдруг система обеспечения безопасности больницы может прочесть наши сообщения. В любом случае, ты никогда не можешь быть слишком осторожен.

Он не отвечает некоторое время, и я нетерпелива и чрезмерно взволнованна из-за своего открытия. Я очищаю мочу, пока жду, и вызываю уборщицу, чтобы та пришла со шваброй.

Я скрываюсь в ванной, когда чувствую, как вибрирует мой телефон.

Как бы я ни хотел сейчас прокомментировать подбор твоих слов, но… ты, черт возьми, серьезно?

Медведь срет в лесу?

Белла…

ДА, Я СЕРЬЕЗНО.

Что случилось?

Ничего, я убежала.

Ты убежала?

Как ошпаренная. Это было ужасно.

Могла хотя бы сделать фото…

Ужасно классно. Я не хочу фото волосатой задницы Эммета у себя в телефоне.

Им бы можно было хорошо шантажировать его.

Черт. Он прав. Но у меня не было времени. Эммет точно бы прихлопнул меня, увидев, что я щелкаю по кнопкам своего телефона. Я знаю наверняка, что он не стоял бы там и не позировал.

Просто зная это, уже хороший шантаж, отвечаю я.

Это точно. Жаль, что тебе пришлось увидеть это.

Не тебе одному.



Неудивительно, что Эммет приходит на медсестринский пост, как будто ничего не произошло. Он ведет себя естественно за исключением того, что он не встречается со мной взглядом. И совсем со мной не разговаривает.

Я жажду вытащить у него всю информацию, но чувствую, что лучше обсудить это лично, даже притом что само действие не получилось скрыть. Я ощущаю, как изображение его задницы выжигается на моих веках. Каждый раз, когда я закрываю глаза, я вижу только это.

Прошло почти четыре дня, с тех пор как я видела Эдварда. С того нашего вечера в парке. Мы сидели там еще около часа, просто разговаривая, целуясь и наслаждаясь великолепным видом. С каждым сладким касанием, с каждой совместно используемой деталью я чувствовала, что привязывалась к нему все сильнее.

И это испугало меня.

Я не целеустремленно старалась держаться от него на расстоянии. Я провела большую часть воскресенья, заканчивая распаковывать вещи, а затем в понедельник я получала свои вашингтонские водительские права и номерной знак. Вечером же я помогала Элис вешать картины, которые она купила. Мы выпили немного вина и съели сырные начо, а потом пришла Ирина, и мы трепались о ее жгучей небольшой подставе с Питером. Элис признала, что уловила смысл того, что планировала Ирина, и именно поэтому она прекратила приводить доводы против свидания, что не удивило меня. После того как мне стало совсем хорошо от выпитого алкоголя, они даже заставили меня признаться, что я целовалась с Эдвардом в тот же вечер ужасного свидания. Затем они начали делиться историями плохих свиданий, на которых они побывали, и наконец я призналась, что прошла уйма лет с тех пор, как у меня был действительно хороший секс.

Именно тогда реально начался наш вечер.

Ирина настояла, чтобы я последовала за ней к ее машине, и достала оттуда свой небольшой чемодан, заполненный доверху фаллоимитаторами. Ну, не фаллоимитаторами по сути; у нее были вибраторы, анальные цепочки, анальные пробки, ароматизированные лосьоны и съедобные сливки. Как будто она ездила повсюду с небольшим секс-шопом в машине, и я была изумлена.

– Конечно, это не так приятно как секс, – сказала Ирина, когда вручила мне одну из своих игрушек, – но это чертовски хорошая альтернатива.

Элис заохала и заахала, когда все увидела. Столь же подвыпившая, я все же соблюла приличие и покраснела, держа в ладони гигантский фиолетовый фаллоимитатор посреди автостоянки у дома Элис

– Что именно ты делаешь со всем этим? – спросила ее я, возвращая игрушку.

– Я продаю их, – просто сказала она.

–- Ты продаешь фаллоимитаторы?

– Ну не только фаллоимитаторы, – поправила она меня. – Но да. Я организовываю вечеринки страсти. – Увидев мой сомнительный взгляд, она добавила: – Это весело! И у меня скидки на все, что я покупаю. Так что я могу продать тебе что-нибудь по сниженной цене.

– А можешь продать мне что-нибудь по сниженной цене? – с надеждой спросила Элис.

– Конечно, детка. Что ты хочешь?

– Может, нам стоит занести это в квартиру, – осторожно произнесла я.

– Рядом никого нет, Белла, – спорила Элис. – Черт, тут моя квартира, и даже я не смущена. А теперь прекращай быть скромницей и выбирай фаллоимитатор.

Я посмотрела на нее с отвращением.

– Вообще-то у меня нет с собой фаллоимитаторов, – исправила ее Ирина. – Это вибраторы. Видишь? – Она подвинула вверх кнопочку на одном их них, и он начал жужжать в ее ладони. Элис наблюдала с увлеченным восхищением. – А этот даже светится, – сказала она, когда погрузила эту секс-игрушку в кучу других, чтобы достать другую. Она включила вибратор и он начал светиться как патрульная машина всеми цветами радуги.

– О-о-о, он мне нравится, – сказала Элис, забирая его у нее из рук.

– Серьезно, девчонки. Мы должны занести это внутрь, – попыталась я снова, нервно оглядываясь.

– Вот, попробуй этот, – сказала Ирина, игнорируя мои протесты, пихая мне в лицо одну из игрушек. Я мгновенно отскочила назад, когда она попыталась запихнуть мне ее в рот. Она почти коснулась кончиком моих губ.

– Эй, эй, эй! Я не засуну себе в рот одну из твоих таинственных секс-игрушек, пока мы не зайдем внутрь, – громко сказала я, заставляя Элис вздохнуть и кинуть свою игрушку в чемоданчик. Я посмотрела на Ирину. – И чтоб ты знала, сейчас ты ведешь себе почти так же ужасно как Питер.

Ирина выглядела обиженной. Она захлопнула свою обитель секс-игрушек и уставилась на меня.
– Возьми свои слова обратно, – угрожающе произнесла она.

– Нет.

– Возьми свои слова обратно или я дам твой номер Питеру.

– Ты серьезно? Я просто… ладно! Агх! Беру свои слова обратно, – раздраженно сказала я.

Но я добилась своего. Она вытащила свой чемоданчик из машины, и мы направились назад в квартиру, где она разложила каждую игрушку на кухонном столе Элис и рассказала о применении каждой. В итоге я попробовала немного какой-то гадости, чтобы проверить, что это съедобная примочка, и как только она оказывается в твоей глотке, тебе не хочется блевать, когда твой рот занят. Когда я спросила, нахрена мне эта штука может понадобиться – или что более важно, для кого она мне может понадобиться – они с Элис просто обменялись знающими взглядами.

Не буду лгать, что Эдвард не пришел мне на ум. Думая о своем онемевшем горле, чтобы я смогла глубоко принять кого-то, естественно привело меня к мыслям, насколько у Эдварда там все хорошо и вообще понадобится ли мне эта гадость. Если честно… он красив, у него прекрасный характер, и он доктор. Прекрасный улов для тех, кому обычно нравятся доктора, так что с ним точно должно быть что-то не так. Правильно?

Несмотря на то, что он, конечно, не чувствовался крошечным, когда прижимался к моему бедру… но сейчас не время для моего разума позволять моим мыслям блуждать в этом направлении.

– Вот, – сказала Ирина, вручая мне большой вибратор. – Это Рэббит. Классика. Тебе понравится, Белла, обещаю. О, подожди! – Она вытаскивает немного более широкий, более длинный вибратор. – Попробуй этот. Волшебный Монарх – то, что нужно. Имей успех или вали домой, – сказала она, включая его. Небольшие цепочки на кончике «члена» начали вращаться, и весь он начал шевелиться как какой-то червяк. Это был своего рода отталкивающий вид, и все же странный, так что я все еще не совсем отошла от этого.

Наверное, это был самый дурацкий разговор. И меня пришлось убеждать сравнительно недолго, прежде чем я стала гордым владельцем своего самого первого вибратора в форме члена. Я еще не использовала его, но Ирина клялась мне, что это ответ на мечту каждой одинокой женщины. Сейчас он спрятан в шкафчике, где лежат мои трусики, выглядывая на меня каждый раз, когда я открываю его, чтобы взять чистое белье.

Эдвард вернулся на работу во вторник, и, к моему удивлению, он должен был работать в ночную смену. Он объяснил это мне позже, когда мы кратко разговаривали по телефону.

– Никто не хочет работать в ночную смену, – сказал он. – Так что нам приходится меняться. В больнице всегда должен быть стационарный врач.

– Кто работал в прошлый раз? – спросила я.

– Доктор Мартин. Он уже работает вторую смену.

– Так если там всегда есть доктор, тогда тебя не вызывают в выходные?

Я вспомнила, что его никогда не вызывали во время наших свиданий или любого другого времени, которое мы проводили вместе. Тогда я не очень задумывалась об этом, но это кажется немного странным, учитывая, какая у него профессия.

– Не-а, – счастливо сказал он. – Меня вызывают только, когда я в больнице. У работы стационарным врачом есть свои недостатки, но позволь мне сказать тебе кое-что… я определенно не сожалею о том, что меня не вызывают прямо посреди ночи.

Но это действительно означало, что он должен работать в ночные смены, что означает, что я не увижу его несколько дней. Но мы восполняем это, часто присылая друг другу эсэмэски. Это началось случайно – одно сообщение, другое – пока мы не флиртовали друг с другом посредством сообщений весь день. Он пишет мне перед сном каждый вечер и желает спокойной ночи – даже если я уже сплю – и бабочки в моем животе шевелятся каждый раз.

В конце смены Эммет убегает прежде, чем у меня есть возможность поговорить с ним. И неудивительно. Он обычно спрашивает меня, нужна ли мне с чем-нибудь помощь, но очевидно небольшой скандал, которому я была свидетелем, все изменил. Я пыталась позвонить ему, но он не отвечает. Раз за разом, что опять же совсем не удивляет.

Я смотрю на свои часы на выходе. Семь тридцать. Эдварда здесь не будет еще два с половиной часа, а его смена закончится прямо перед тем, как я приду на работу.

Четыре дня, и я уже скучаю по нему.

Это нехорошо.



Неделя еле тянется. Я наконец вижу доктора Эллис вблизи, когда она заскакивает к нам на этаж, чтобы проверить одного из пациентов. Она высокая с длинными волнистыми рыжими волосами и безупречной кожей. Она даже носит каблуки. Отчасти она совершенна – высокая, красивая и женственная – и я ненавижу ее за это.

Странно, что я так себя чувствую. Я не хочу ненавидеть ее, но это абсолютно неумышленное чувство. Я просто не могу не ненавидеть ее. Но затем я замечаю, как она улыбается Аро, и, ага, она милая, и я ненавижу ее.

Понятия не имею, знает ли она, что я разговаривала с Эдвардом. Она не показывает, что знает меня, но я тоже делаю вид, что не замечаю ее. Но все-таки всегда есть возможность, что она обо всем знает и ей просто плевать.

Она ушла, прежде чем я смогла что-либо понять.

Во вторник утром – спустя больше недели после нашего с Эдвардом вечера – меня отправляют на другой этаж. Это стандартное действие для больницы, медсестер гоняют по этажам, если не хватает медперсонала. Никто никогда не хочет делать этого, но ни у кого не бывает особого выбора. Сегодня моя очередь.

Если не учитывать обычные сообщения, я не разговаривала с Эдвардом несколько дней. Но я узнаю, что он работает сегодня, когда слышу разговор одних медсестер, говорящих, что его вызывали. Просто услышав его имя, я уже на взводе, и знание того, что он здесь, внезапно делает мою работу намного приятнее.

Я выжидаю подходящего момента, ведя себя тихо и занимая себя работой. И затем я вижу его. Выходя из палаты пациента, я шпионю за ним, находящимся на медсестринском посту, медкарта открыта перед ним, когда он разговаривает с другим доктором. Я не совсем близко, поэтому не слышу, что он говорит, но потом я понимаю, что это не имеет значения, пока у доктора нет длинных ног, блестящих волос и блядских манер.

Я медленно иду по коридору, не уверенная, хочу ли я быть замеченной. Прошло больше недели, с тех пор как я видела его, и на мгновение я просто хочу наблюдать. На нем синие штаны, поверх которых лабораторный халат, и тут меня осеняет, как это сексуально, что он всегда выбирает комфорт вместо претенциозности костюма или любой другой одежды. Также он снова в очках, но они не заставляют его выглядеть как ботаник.

Ну, может, совсем немного. Но они милые. Привлекательные. И чертовски сексуальные.

Наверное, со мной что-то не так. Я никогда не думала, что буду такой девчонкой, которую так будет заводить парень в очках. Я сломалась и использовала своего Монарха – что привело к забавной, захватывающей ночи в одиночестве – но просто наблюдая за Эдвардом, я снова чувствую себя девственницей, и я неловко переступаю с ноги на ногу, когда задумываюсь еще раз, насколько там у Эдварда все хорошо.

Боже, я такая неадекватная. Сейчас точно не время и не место для мечтаний о достоинствах моего коллеги.

В конечном счете, он прекращает разговаривать с другим доктором и начинает просматривать медкарту. Решив немного позабавиться, я направляюсь к медсестринскому посту, пока не встаю прямо перед ним – между нами только конторка. Он не видит меня, по крайней мере, добрых тридцать секунд, и я просто стою там, терпеливо ожидая и возможно выглядя как ненормальная, просто пялящаяся на него.

Когда я вижу, как какая-то медсестра приподнимает бровь, смотря на меня, я решаю откашляться и немного ускорить действия.
– Гм.

Эдвард поднимает взгляд, опускает, а потом вновь смотрит на меня. Затем его лицо озаряется одной из самых дух сводящих улыбок, и все внутри меня превращается в желе.

Я чертовски невозможна.

– Привет, – говорит он. – Что ты здесь делаешь?

– Работаю, – отвечаю я. – Видимо, меня сослали с четвертого этажа на весь день.

– Изгнана на второй этаж?

– Что-то типа того. – Он улыбается, и я смотрю на его очки, задумываясь, должна ли я что-нибудь сказать. В прошлый раз он застеснялся и снял их, что немного глупо.

Но, кажется, я не могу с собой справиться.
– Твои очки такие милые.

Он гримасничает, прежде чем дотянуться до них и снять, так же как я и представляла, он сделает.
– Ага, ненавижу носить их.

– Почему?

– Для начала, я выгляжу глупо в очках.

Я хмурюсь.
– Я только что сказала, что ты выглядишь мило, не глупо.

– Что, мило в стиле малыша из «Рождественской истории»? – скептически спрашивает он.

Я драматично закатываю глаза и обхожу конторку, чтобы встать рядом с ним.
– Это просто очки, Эдвард. Сейчас все крутые детишки их носят. Ну, крутые, умные детишки.

Он фыркает.

– Можешь видеть без них? – спрашиваю я.

– Я могу ходить без них, – отвечает он. – Просто я не могу ничего прочитать в медкартах. И я не должен водить без них, – застенчиво говорит он.

– Разве ты не носишь контактные линзы? – спрашиваю я с улыбкой.

– Обычно.

– И..?

– И… мне нужно заказать их, – признает он. – Рабочие ночные смены превратили меня в лентяя.

– Хочешь сказать в большего чем обычно?

Скрывая улыбку, он поворачивает ко мне первую страничку медкарты, которую он просматривал, чтобы показать имя.
– Каковы шансы, что ты присматриваешь за мистером Лауэри? – спрашивает он, возвращая назад свои очки.

– Сегодня у тебя удачный день, – самодовольно говорю я. – Потому что прямо сейчас у мистера Лауэри самая лучшая медсестра во всем мире.

– Так ли? – удивленно произносит он и опускает медкарту на стол, вставая. – Лучшая медсестра во всем мире, не хочешь пройтись со мной по пациентам?

– Лучшая медсестра во всем мире была бы рада пройтись с тобой.

Я встаю и следую за ним по коридору, быстро заворачивая в палату мистера Лауэри. Я немного удивлена, когда Эдвард с энтузиазмом здоровается с пациентом, называя его по имени, Джаред, и затем лицо пациента освещается, и он сам взволнованно приветствует своего доктора.

Мистер Лауэри – добродушный пациент, постоянно отпускает шутки, всегда очень добр к персоналу и никогда не жалуется. Он ветеран войны во Вьетнаме, который подвергся взрыву реактива «эйджент орандж» и теперь в результате имеет почечную недостаточность, и был на гемодиализе¹ в течение прошлых четырех месяцев. В то время как обычно пациентов диализа размещают на этаже, где я обычно работаю – вследствие того, что гемодиализ делают прямо по коридору – у мистера Лаэури пульсирует боль в груди, и поэтому его разместили в кардиоваскулярное отделение.

– А вот и мой приятель! – восклицает мистер Лауэри. – Вижу, решил присоединиться к остальной части мира. Понежился немного на солнечном свете?

– Маловато солнца в Сиэтле, – отмечает Эдвард. – Как ты себя чувствовал?

– Просто изумительно! Трудно чувствовать себя плохо, когда за тобой ухаживает самая красивая медсестра во всей больнице, – говорит мистер Лауэри, подмигивая мне, и Эдвард улыбается.

– Что я говорил тебе о выборе любимиц?

– Пф. – Пренебрежительно машет рукой мистер Лауэри.

– Мне нужно, чтобы ты немного наклонился вперед, тогда я смогу послушать тебя, – говорит Эдвард, стягивая стетоскоп со своей шеи. Он помещает его на спину мистера Лауэри и дает ему команду глубоко дышать, и я тихо отступаю назад, просто наблюдая.

Когда Эдвард заканчивает, он снова возвращает стетоскоп на шею.
– Никакой боли в груди?

– Не-а. Все намного лучше, – говорит мистер Лауэри с улыбкой. – Думаешь, я могу сегодня уйти домой?

– Нашел себе уже основного доктора?

– Ты уже открыл свою частную практику?

– Нет.

– Тогда, думаю, мы оба знаем ответ на это, Эдвард.

– Я не планирую открывать врачебную практику в ближайшее время, Джаред, – серьезно говорит Эдвард. – А тебе регулярно нужно видеться с доктором.

– Я итак регулярно вижусь с доктором.

– Приходы в больницу не считаются. Это как раз то, что мы пытаемся избежать.

– Пытаетесь избавиться от меня? – Мистер Лауэри склоняется, смотря на меня. – Белле нравится, что я тут. Так ведь, Белла?

– Конечно, мистер Лауэри, – улыбаюсь я. – Но нам также нравится, когда вы здоровы.

– Я здоров! Я не ел ни куска бекона уже несколько месяцев. Знаете, каково это?

– Уверена, это ужасно, – говорю я, хихикая, затем застенчиво опускаю глаза, когда понимаю, что Эдвард смотрит на меня. Мгновение спустя он снова возвращает свое внимание к мистеру Лауэри.

– Я должен буду просмотреть остальные твои тесты, но думаю, это уже будет завтра до твоего ухода, – говорит он. – Попытайся не испугать Беллу своим флиртом.

– Ах, она просто молодчина, – говорит мистер Лауэри, и Эдвард улыбается прежде, чем развернуться и уйти. Я собираюсь последовать за ним, когда мистер Лауэри обращается ко мне: – Белла, как думаешь, сможешь отцепить меня, чтобы я смог быстренько сходить в уборную? Думаю, сегодня у меня удачный день!

Эдвард смотрит на меня в последний раз, а затем выходит из палаты, я же возвращаюсь к капельнице мистера Лауэри, стоящей у стены.
– Вы же знаете, что должны толкать ее до ванной, – говорю я, слегка ругая его. – Я все еще не собираюсь отцеплять вас от капельницы.

– Эх, ну, стоило попытаться, – говорит мистер Лауэри, когда медленно встает с постели. Как только он оказывается у края, то замирает на мгновение.

– Так что происходит между вами с Эдвардом? – наконец спрашивает он, удивляя меня.

– О чем вы?

– Я заметил, как вы смотрите друг на друга.

Я качаю головой, протягивая руку, чтобы помочь ему встать.
– Не знаю, о чем вы.

– Когда ты начала смеяться, я подумал, что мне нужно сделать кульбит голым, чтобы снова привлечь к себе его внимание, – говорит он, медленно вставая. – Не то, чтобы он охотно смотрел бы на это, конечно. Но не помешала бы хорошая железнодорожная авария, чтобы привлечь внимание кое-кого. – Он хватает капельницу и начинает толкать ее вперед.

– Вы ревнуете, мистер Лауэри? – дразню я.

Он медленно двигается к уборной, старые колесики на штативе капельницы шумно стучат по полу.
– Безусловно, – отвечает он.



Утро среды, и я снова на своем этаже. Эммет работает, и я делаю очередной выпад в его сторону, пытаясь вытащить из него информацию, но он не поддается. Сейчас он типа притворяется, как будто не знает, о чем я – как будто мне все это приснилось. Как будто, если он будет игнорировать это еще дольше, то все это просто исчезнет.

Отрицание, отрицание, отрицание.

Парение мозгов Эммету еще не исчезло из списка моих дел и не потеряло свое очарование, но я решаю пока позволить ему забыть об этом. Все это работает лучше в малых дозах. Я стою у стойки медсестринского поста, роясь в медкарте в поисках указаний, когда кто-то подходит ко мне.

Я поворачиваюсь и вижу высокого мужчину с короткими взъерошенными каштановыми волосами и парой серых глаз. Он хорошо сложен, но не слишком, на нем красные форменные штаны, а в руках замотанные лентой ходунки, которые он прислоняет к стойке. И он улыбается мне.

– Привет. Белла? – спрашивает он.

Он красив. Не буду лгать. Но, должно быть, он не мой тип, потому что я не чувствую себя так, когда смотрю на Эдварда.

Несколько локонов моих волос выбиваются из резинки, которой завязаны волосы, и я убираю их за ухо.
– Ага, – отвечаю я.

– Я Гаррет из физиотерапевтического отделения. Я собирался прогуляться вместе с миссис Грин, – говорит он. – Она в порядке? Сможет встать с постели?

– Ох… эм, да. С ней все хорошо. – Мой ответ звучит неловко. Он усмехается мне.

– Наверное, ты новенькая, – говорит он.

– Ну, я тут почти месяц, – указываю я. – Но да, я все еще новенькая.

– Ясно. Ну, я работаю в реабилитационном отделении. Иногда заполняю здесь свой неполный рабочий график.

– О, хорошо, – отвечаю я, слегка улыбаясь ему в ответ. Я начинаю возвращаться к медкарте, которую я просматривала, но его голос снова привлекает мое внимание.

– Тебе уже нравится тут?

Я смотрю на него.
– Да, тут мило.

– Честно? – Он приподнимает бровь, и я смеюсь.

– Да, честно. Почему мне не должно тут нравиться?

– Просто так, – говорит он с усмешкой. – Где ты работала до этого?

Наш разговор продолжается в такой же манере, он задает мне простые вопросы, а я отвечаю. Он милый. Даже кокетливый. Я не сбегаю от него, потому что на него легко смотреть, и иногда невинный флирт хорош для души. По крайней мере, моей души; это безопасно.

В итоге он забирает ходунки и направляется в другой конец коридора. Я все еще слегка улыбаюсь, когда возвращаюсь к своей медкарте, а затем поднимаю взгляд и вижу Эдварда, сидящего за столом. Он не смотрит на меня. Его рука в волосах, почесывает голову, и он выглядит устало. И он не смотрит на меня.

Должно быть, это нарочно. Я стою на видном месте, поэтому, конечно, он видел меня, когда пришел на медсестринский пост. Обычно он бы заговорил со мной – он бы сказал мне что-нибудь, когда пришел, или бы попытался словить мой взгляд, когда подумал, что я могу смотреть на него. Это кажется не свойственно ему, поэтому не могу с собой справиться и подозреваю, что это имеет некоторое отношение к симпатичному физиотерапевту, который только что болтал со мной.

Я хмурюсь, раздумывая, что я сделала не так, но не вижу ничего особенного. Это был просто разговор. Необходимость быть дружелюбной. Парень был милым, но ведь это не делает все хуже, правильно? Мужчина, он и в Африке мужчина. И я не чувствовала никакого к нему притяжения, и его внешний вид не имеет значения. И все же мы с Эдвардом даже не встречаемся, так что я не уверена, почему бы это имело значение. И возможно, что и не имеет. Может, я просто параноик.

Я беру медкарту и обхожу стойку, шлепаясь на место напротив Эдварда. Он поднимает взгляд и напряженно улыбается, но это все. Никаких захватывающих дух улыбок на сегодня.

– Привет, – быстро говорю я. – Как дела?
Это словно универсальный вопрос, но я правда не знаю, как еще начать разговор. Теперь между нами какое-то напряжение.
– Хорошо, – отвечает он, потирая ладонью под глазом, и сразу же возвращает свое внимание на медкарту.

И на этом все.

Я мгновение просто смотрю на него, задумываясь, имею ли я какое-то отношение к этому внезапному изменению его поведения. Все же не все должно крутиться вокруг меня. Может, дело в чем-то другом.

– Ты в порядке? – нажимаю я.

– Почему нет? – Его тон немного язвителен и резок, а ответ краток. Я расстроено вздыхаю. Если бы я хотела иметь дело с таким видом неуверенности в себе, то давно бы уже переспала с ним. Возможно, секс стоил бы того.

– Потому что ты явно игнорируешь меня, – указываю я.

Эдвард поднимает взгляд, хмурясь.
– Почему? Потому что я сейчас не окружаю тебя всем своим вниманием? Я разговариваю с тобой, разве нет?

– Ты злишься на меня? – спрашиваю я, не веря своим ушам.

– А есть причина моей злости?

– Нет. Но ты ведешь себя как ребенок.

Эдвард просто вздыхает и встает.
– Я должен работать, Белла, – пренебрежительно говорит он, уходя. Я чувствую, как во мне вскипает гнев, когда вижу, как он уходит по коридору, потому что у него нет права злиться на меня. Все это время я была честна с ним, и я четко отметила, что мы не встречаемся. И даже если бы мы встречались, означало ли бы это, что мне нельзя разговаривать с другими мужчинами? Может, я немного и посмеялась, но, черт, разве девушка не может смеяться, не получив «третью степень»²?

Я начинаю вспоминать наши с Алеком отношения, и, знаете, это неприятный опыт.

Я раздумываю последовать за Эдвардом, чтобы я смогла противостоять ему в коридоре, но мне не дают на это шанса. Худой, лысеющий доктор с большим носом заходит на медсестринский пост и едко зовет:
– Мне нужна медсестра. В палате миссис Остин.
Его голос претенциозный, и он не ожидает, пока ему кто-нибудь ответит или даже подтвердит, что его слышали.

Миссис Остин – моя пациентка. Я закатываю глаза и поворачиваюсь к Эммету, который сидит за компьютером в нескольких футах от меня.
– Кто это? – шепчу я ему.

– Доктор Байерс, – отвечает Эммет, стреляя в меня взглядом. – Он придурок, так что не плачь и пускай сопли, если он заставит тебя чувствовать себя тупицей. Знаю, какими вы, женщины, можете быть.

– Заткнись, засранец, – шиплю я, вставая, чтобы последовать за доктором в коридор.

– Я тоже люблю тебя, Кармашек. – Я слышу голос Эммета и качаю головой, игнорируя его, когда исчезаю в палате пациентки. Доктор Байерс уже разговаривает с ней, полностью игнорируя меня, когда я вхожу.

– Нам нужно сделать компьютерную томографию ее головы, – заключает он, даже не смотря на меня. – Результаты нужны мне как можно скорее.

– Хорошо, – отвечаю я, и он оживленно выходит из комнаты. Я закатываю глаза, когда задумываюсь, почему мне вообще нужно было приходить сюда с ним, и затем возвращаюсь на медсестринский пост. Эдвард все еще не вернулся, и Джессики нигде нет. Она уже где-то пропадает около двадцати минут. Я сажусь на ее место, чтобы прописать томографию.

Доктор Байерс начинает рявкать по поводу лабораторных указаний, сканирует, что ему нужно, и требует что-то, чего, как он говорит, нет в медкарте. Я знаю, что все там есть, потому что я только недавно читала ее, так что я распечатываю, даже не пытаясь спорить. Затем он начинает жаловаться, что вписка и выписка записаны неправильно, и кровяное давление было низким посреди ночи и почему его не вызвали? Я объясняю ему – спокойно, как могу – что это была не моя смена, и соглашаюсь написать отчет об инциденте, подав жалобу на бедняжку медсестру, которая передала мне смену сегодня утром.

Вскоре после этого мне звонит техник компьютерной томографии и спрашивает, будут ли миссис Остин вскоре делать гемодиализ, потому что уровень ее креатинина³ слишком высок, чтобы проявить контрастное вещество. Но она не пациентка гемодиализа. Я неохотно передаю сообщение доктору Байерсу.

– Разве вы только что не ходили со мной? – спрашивает он, очевидно раздраженный. Эдвард снова откидывается на спинку стула в противоположной стороне медсестринского поста, и я отчасти просто хочу растаять и умереть. Ненавижу, когда меня унижают, особенно прямо перед ним.

– Не помню, чтобы вы что-нибудь говорили про креатинин, сэр.

– Я сказал, что в курсе ее уровня креатинина, и мы все же собираемся сделать томографию.

– Хорошо, тогда можете объяснить это радиологу, потому что он отказывается делать томографию. Хотите, чтобы я позвонила ему? – Я пытаюсь не повышать голос, но судя по смертельному взгляду доктора Байерса, не уверена, что у меня это получилось.

– Какого черта я должен объяснять ему это? Я прописал тест, а диализ у нее завтра.

Я просто стою там мгновение, задумываясь, может, я что-то пропустила. Я чувствую взгляд Эдварда на себе и ненавижу это.
Наконец я говорю: – Но у нее даже нет доступа на диализ…

Все происходит так быстро, что я едва замечаю. Доктор Байерс сердито разворачивается ко мне, кидая медкарту в воздух со скоростью молнии. Она вращается и попадет мне в ногу – не так сильно, чтобы было больно, но достаточно, чтобы чертовски меня напугать – прежде чем врезается в полку медкарт и разваливается на миллион бумажек.

Черт, хреново будет собирать все обратно.

Доктор Байерс стоит передо мной прежде, чем я успеваю среагировать, его лицо переливается всеми оттенками красного, когда он кричит на меня. Он высокий, и слишком близко, и я честно чувствую себя немного напуганной, когда пячусь назад и вслепую пытаюсь сделать между нами хоть какое-то расстояние. Он болтает о том, что он доктор, а я медсестра, и что это его пациент, не мой, и внезапно Эдвард оказывается между нами, создавая защитную стену между мной и лысеющим комком гнева, который только что и делает, как угрожает моей жизни прямо сейчас. Эдвард говорит доктору Байерсу, что тот не может продолжать так со мной разговаривать, и доктор Байерс все еще сердито ругается, его неуместный гнев теперь направлен на Эдварда.

Настал хаос. Кейт, старшая медсестра, примчалась на медсестринский пост, чтобы узнать, что происходит. Эммет подлетел и обнял меня, оттягивая меня прочь от потенциальной сцены насилия. Гаррет стоит вместе с миссис Грин, которая сгорбилась, держась за свои ходунки, и пристально наблюдает за происходящим. Джессика открыла рот, и, кажется, у нее даже течет слюна, а мне хочется выцарапать ее глупые глаза-бусинки.

Как только Эдвард понимает, что я вне зоны возможного вреда, он отходит от доктора Байерса, явно не желая с ним ругаться. Доктор Байерс выглядит так, словно одержал небольшую победу. Когда Эдвард уходит, его неприятное лицо медленно возвращает свой нормальный цвет.

Кейт пытается успокоить доктора Байерса, но с ним разговаривать бесполезно. Он выходит из медсестринского поста, требуя, чтобы мы вызвали его, как только медкарта будет собрана назад.

Придурок.

Кейт звонит медсестринскому супервизору и жалуется ему несколько минут, затем кладет трубку и смотрит на меня.
– Мы доложим на него, – сердито говорит она, и все, что я могу сделать, это кивнуть.

Эдвард сидит на своем месте, все еще не смотря на меня, и они начинают разговаривать с Эмметом. Он, должно быть, все еще расстроен из-за меня. Он бы сделал это для кого угодно.

Унижение, гнев и печаль нападают на меня, когда я вылетаю в коридор, ища тихое место, чтобы очистить разум. Я исчезаю в бельевой, обнимая себя руками, и моргаю, пытаясь избавиться от внезапного напора слез. Я вздыхаю от раздражения, когда слышу, как двигается ручка двери, и затем несколько секунд спустя заходит Эдвард.

Его лицо залито беспокойством.
– Ты в порядке? – спрашивает он, быстро подходя ко мне. Я качаю головой и отворачиваюсь от него, пытаясь скрыть мои предательские, слезящиеся глаза. – Медкарта ударила тебя? Тебе больно?

– Нет, – бросаю я. – Мне не больно.

– Боже, Белла, прости. Он переступил черту. Ты же доложишь на него, да?

Я просто пожимаю плечами. Я правда планирую доложить на него; я просто не хочу, чтобы Эдвард знал об этом. Я стерва. Но я сердита, даже если это так абсурдно. Я чертовски ненавижу докторов. Даже зеленоглазых, которые чувствуют себя неуверенно в своих гребанно милых блядских очках.

– Белла, посмотри на меня. – Эдвард касается моих щек ладонями, поворачивая мое лицо к себе. Его тело близко к моему, его рука теплая. – Поговори со мной, – говорит он.

– Нет. – Я пытаюсь отвернуться от него, но он не дает мне сделать это.

– Я никуда не уйду, пока мы не поговорим.

Я вздыхаю и затем совсем не фильтрую все, что говорю:
– Какого черта ты злишься на меня, просто потому что я поговорила с другим парнем? – спрашиваю я. – Мне теперь нельзя ни с кем разговаривать? Я была абсолютно честна с тобой. Я сказала, что я чувствую, к чему я готова. А теперь ты не честен со мной.

– Я не честен? – недоверчиво говорит Эдвард. – Черт, Белла. Я был с тобой только честен. Только терпелив. Я рассказал тебе обо всем, что я хочу, но ты все еще убегаешь, пытаясь сопротивляться всему, что на самом деле правильно, и ты это знаешь. Я абсолютно ничего не требую от тебя, потому что ты не позволишь мне. Тебе ничто не мешает сбежать с другим парнем.

– Я не убегаю, – спорю я. – И я не заставляю тебя ждать меня. Тебе не нужно быть несчастным, просто потому что мне нужно немного времени, чтобы разобраться со своими проблемами.

Мои собственные слова потрошат меня, но это правда. Я не хочу, чтобы он был несчастен. Но взглянув на все иначе, я могу четко представить себя в его объятиях, отказавшуюся от всех своих решений, лишь бы не потерять его.

Ясность моих открытий отвратительна. Вся власть в руках Эдварда. Если он отойдет, я последую. Если он ждет меня, я вылечусь. Я смогу пережить свои неудачные отношения с ясным разумом и началом с нуля. Никогда не будет сомнений, будто Эдвард просто восстановление, обычный парень, которого я использую, чтобы справиться с прошлым. Это не так, я чувствую это. Но могу ли я знать наверняка? Все так быстро. Мои чувства к нему такие глубокие, и я даже не могу кинуть жребий, чтобы понять, что все это значит.

В любом случае, я его.

– Что? – саркастично спрашивает он, вытягивая меня из моих мыслей. – Потому что ничего не значащий трах намного важнее?

Я удивленно смотрю на него, в моих глазах стоит вопрос.

– Боже, Белла. – Его губы прижимаются к моему лбу. Он так близко, такой теплый. Я двигаюсь чуть ближе к нему. – Ты думаешь, я настолько глупый?

Прежде, чем я могу ответить, он грубо притягивает мое лицо к своему, и его губы обрушаются на мои. Как только мои губы раскрываются, его язык проскальзывает мимо, вторгаясь в мой рот. Я обхватываю его шею руками и притягиваю ближе, его пальцы вплетаются в мои волосы, крепко прижимая к себе.
Поцелуй не сладкий или нежный. Он мощный, голодный, мы поглощены друг другом.

И я его.

От автора:
¹Гемодиализ – когда у человека полная почечная недостаточность. Короче говоря, медсестра диализа (медсестра должна быть обучена и квалифицирована) сцепляет пациента с машиной, которая из его крови удаляет нежелательные метаболиты и токсичные побочные эффекты, такие, как мочевина и креатин. Без диализа человек с полной почечной недостаточностью умер бы. Быстро.
² – интенсивный допрос с применением активного психологического воздействия, психического или физического насилия.
³Креатинин – лабораторный результат, наличие его определяет почечную недостаточность. Когда его уровень высокий, то ваши почки определенно работают не так, как должны. Контрастное вещество вовремя компьютерной томографии выделяется с помощью почек. Если ваши почки не работают должным образом, а вы увеличиваете их рабочую нагрузку, то велика возможность, что они могут полностью перестать работать или станет еще хуже. Снимки компьютерной томографии могут быть сделаны без контрастного вещества, но изображение будет заметно хуже.

Перевод: Rob♥Sten