Выдержка из расшифровки стенограммы полицейского допроса подозреваемого Каллена #23-45-32
Подозреваемый демонстрирует признаки утомления. Он курит, его руки дрожат. Под глазами темные круги – очевидно, от недосыпа.
- Мистер Каллен, возможно, будет лучше начать сначала?
Подозреваемый кивает. Гасит сигарету.
- Где вы впервые встретились с миссис Свон?
- У озера.
- Можете уточнить, какое именно озеро вы имеете в виду?
- Дельфийское.
- На что вы обратили внимание?
Подозреваемый медлит, трет лоб и кивает.
- На ней было красное платье.

Я наматываю на руку поводок Арчи, рванув его на себя, дабы усмирить его восторг, с коим он царапает когтями недавно выкрашенную дверь. «Белоснежная яблоня» довольно умиротворяющий цвет – поднимающий настроение, если верить описанию на банке краски. С каждым мазком кисти стойкий запах краски затмевал аромат одиночества, вторгнувшегося в наше пустое жилище. От возможности внести в свою жизнь какие-то изменения я получала несомненное удовольствие, даже если просто замазывала поверхность проблем более глубоких, чем можно было исправить.
- Эй, ну хватит, - с улыбкой попрекаю я Арчи. Торчащий из пасти розовый язык выглядит довольно комично, как и его тело, ерзающее от волнения.
Арчи попал к нам в картонной коробке, с синим бантом вокруг коричневой шеи, с большими карими глазами и мягкой, словно шелк, шерстью. Подарок от моего мужа. Ему суждено было стать моим товарищем, верным другом. В то время я не понимала, что он мог бы заполнить рваную дыру в моей жизни. Возможно, такова и была задумка.
Без его искренней любви меня захватило бы отчаяние, кружащее вокруг меня будто туман. Я чувствую, как его холодные завитки тянутся ко мне в безысходной тишине ночи. Краем глаза я вижу, как оно нависает надо мной, готовясь опуститься полностью, если я решу с ним смириться. Но нет. Я улыбаюсь. Я смотрю только вперед. Вынуждаю себя заниматься какой-нибудь деятельностью. Обманчивое ощущение.
Я снимаю с двери цепочку, и Арчи тянет меня вниз по узкой деревянной лестнице; его когти цокают по древесине, выводя меня на солнечный свет. Летний бриз колышет возле моих коленей платье, пока мы бредем к воде.
- Арчи, фу. – Я еле поспеваю за ним, не обращающим внимания на мои крики и несущимся по дорожке прямиком к мужчине, который сидит под тенистой изогнутой сиренью. Ее сладкий цветочный аромат своим присутствием украшает озеро и воздух.
- Не волнуйтесь, с ним все хорошо. Правда, парень? – Незнакомец наклоняется, поглаживая мою обычно опасливую собаку, которая сейчас повержено лежит на траве животом вверх. Удивленная поведением Арчи, я округляю глаза.
- Извините, ради бога. Обычно он меня слушается. Не понимаю, что на него нашло. – Я приглаживаю непослушные волосы, чувствуя, как заливает мои щеки румянец.
Мужчина переводит взгляд на меня, улыбаясь так же нервно, как и я, и тем самым пробудив у меня в груди какое-то дремлющее чувство.
- Честное слово, все нормально. Я люблю собак.
Он одет в шорты и кроссовки. Бегун. Волосы влажные, небрежно зачесанные назад, на кончиках прядей висят капельки пота, а возле ног лежит бутылка воды.
Эмоции, рвущиеся из глубин души и трепещущие у меня внутри, находят на меня вместе с пониманием, что в действительности я благодарна этому незнакомцу за его добрую улыбку, отчего чувствую себя никчемной и жалкой.
- Он тот еще проказник, - шучу я, взяв ошейник Арчи и пощекотав ему макушку. – Похоже, вы тоже ему понравились.
- У меня талант. – Его улыбка становится шире, а глаза полны озорства. Их цвет такой же зеленый, как лес, что нас окружает. – Как его зовут?
- Арчи.
- Привет, Арчи. – Он наклоняется, подняв теннисный мяч, лежащий у его ног, и кидает его намного дальше, чем смогла бы бросить я. Арчи в неимоверном восхищении.
К своему же собственному удивлению, я смеюсь, пока он отворачивает лицо и вытирает покрытую слюнями руку о шорты.
- Я как-то не продумал.
- Неизбежные неприятности для владельцев собак. – Я показываю на следы, любезно оставленные Арчи на юбке моего красного платья. Мужчина смеется, взглядом задерживаясь на моих обнаженных ногах, после чего возвращает свое внимание к только что вернувшемуся мячу и сидящей по стойке смирно у его ног собаке.
Я понимаю, что пора пробормотать извинения и уйти, но знаю, что дома не с кем разделить улыбки и смех, поэтому тонкая золотая полоска вокруг пальца кажется мне совсем невесомой.
Я нарочито заставляю себя забыть эти мысли, вспоминая о сне в одиночестве, холодных ужинах и лжи.
- Выходит, отныне вы его новый лучший друг. Придется и мне представиться. Я Белла. Белла Свон.
Его улыбка меркнет на секунду, но так быстро, что моргни я, и вовсе этого бы не заметила. Так что когда он пожимает мою протянутую руку, я решаю, что мне, должно быть, показалось.
Его ладонь прижата к моей, пальцы окутывают мои, и кажется, что я переступаю черту. Невзирая на это, не могу найти в себе силы уйти. Мать всегда просила меня не играть с огнем, предупреждая, что я могу обжечься.
Однако я сомневаюсь, что в силах выдерживать медленное замерзание до смерти.
- Привет, Белла. Я Эдвард Каллен.

Подозреваемый просит стакан воды. Допрос возобновляется с возвращением детектива Маркема.
- Это была ваша первая встреча?
- Да.
- Но вы видели ее там не в первый раз.
Подозреваемый качает головой.
- Нет.
- В тот день вы знали, кто она?
- Да. Я еще до встречи знал, кто она.
- То была ваша первая встреча из многих?
- Да.
- Можете сообщить, когда ваша жена узнала о ваших отношениях с миссис Свон?

Сладковатый аромат выпечки кружит вокруг нас, пока мы сообща трудимся на кухне. Время ужина уже дважды было отложено, и мы ждали, когда наши мужья вернутся с работы.
- Мам, тебе еще нужна моя помощь? – спрашиваю я, прижимая край сдобного теста к краю блюда и спрятав под ним яблоки с корицей.
Она не отвечает, как это часто бывает. Я оглядываюсь через плечо и вижу, что ее руки старательно вытирают бокал. Она неоднократно повторяет процесс, устремив взгляд в окно. Если я не прерву ее, то, стекло, скорее, обратится в песок, рассыпавшись сквозь ее пальцы.
- Мам.
Она ставит стакан и идет ко мне, перекинув через мое плечо волосы и рассматривая мою работу.
- Прекрасно. Не хочешь налить себе бокал вина и присесть? Я закончу. – Нежные переливы ее голоса знакомы так же, как идущий от нее аромат роз. – Мне нужно вытащить из духовки еду, иначе она сгорит.
- Они не задержатся. – Моя ложь отражается в улыбке, виднеющейся на ее лице.
- Давай. И кыш отсюда. – Она протягивает мне бокал игристого вина и подталкивает меня прочь.
Она не всегда была тенью. На старых цветных кинопленках я видела ее живой, когда ее карие глаза искрились на солнце. Она говорит, что это светилась я, спрятанная под ее кремовым кружевным платьем и кофтой из тафты. Вокруг ее талии лежала рука моего отца, а друзья приветствовали счастливую пару.
Но это не мои воспоминания.
Когда в замочной скважине раздается скрежет ключей, мы обе уже выпили по два бокала белого вина. В воздухе не проливается ни одно извинение, но к моей щеке на миг прикасаются холодные губы.
Я пытаюсь не сравнивать этот поцелуй с тем, который ощутила на своей щеке под сиренью. Чувства, такие же разные как времена года: резкий мороз зимы и теплый весенний бриз.
- Как дела на работе? – пытаюсь я оживить обстановку вопросом, задаваемым мною изо дня в день. Когда в ответ я стала получать односложные ответы, мой энтузиазм угас. На пальцах одной руки я могу посчитать дни, когда за последние несколько месяцев мы вели настоящие беседы.
Райли стаскивает с шеи галстук и аккуратно наматывает его на руку. До боли знакомый жест. Под зоркими взглядами моих родителей он пытается в ответ произнести импровизированную фразу, но отец перебивает его до того, как начнутся рассказы о спекулянтах, инвесторах и числовых показателях.
- Давайте не будем разговаривать о работе за столом. Ешьте в свое удовольствие.
С губ Райли не срывается ни словечка, и хотя он отлично скрывает, но я вижу в его пожатых плечах и вежливой улыбке смущение. Он старается оправдать ожидания Чарли с той самой минуты, как получил работу своей мечты – младшего биржевого брокера в том же самом инвестиционном банке, на том же самом уровне, по которому мой отец вышагивает словно Бог. Райли работал как проклятый, выполняя любой приказ отца. Он даже согласился взять мою фамилию, когда мы поженились. Все, чтобы подпитывать бредовые идеи моего отца о потомках нашей династии.
Я пыталась объяснить ему, что его старания напрасны. Однако какие бы усилия вы ни прилагали, сколько потов и крови ни теряли, нельзя достигнуть недосягаемых высот. Даже женившись на дочери босса.

- Как отреагировала ваша жена, узнав об интрижке?
Подозреваемый кажется взволнованным вопросом, спрашивая разрешение покурить.
- Вам действительно нужно задавать этот вопрос?
- Пожалуйста, отвечайте на вопрос, мистер Каллен.
Подозреваемый наклоняет голову, проводя дрожащей свободной рукой по взлохмаченным волосам.
Его ответ неслышен.
- Пожалуйста, повторите ответ, чтобы мы все услышали его.
- Ужасно.

Знания моей матери о цветах проиндексированы у нее в сознании как в библиотечном каталоге. Ее сад – то, что приносит ей капельку счастья, пока она не парит невидимым ураганом по дому, занимаясь кухней, убирая и организуя.
За несколько недель до моей свадьбы она сорвала стебли лаванды с фиолетовыми цветами и украсила ими кухню. Пальцами лаская фиолетовые бутоны, чтобы выпустить их опьяняющий аромат, она объяснила, что эта лаванда – признак подозрения.
Я видела их всюду – выпадающими из цветочных горшков, спутанными с сорняками в клумбе, свисающими и засушенными с потолка, чтобы избавиться от моли.
Теперь я вижу Эдварда.
Каждый день, во время ланча, он проходит мимо моего цветочного магазина. Темные очки скрывают его глаза, пока он мчится к цели своего назначения, одетый во множество костюмов, облегающих его тело словно перчатка. Он в парке, отдыхающий под тенистой пестротой деревьев, или виден вдалеке, шагающий по тротуару. Каждый раз, когда мой пульс чуть ускоряется, я запоминаю еще какую-нибудь деталь. Ширину его плеч, форму подбородка. Когда я вижу его, разговаривающим по телефону, хочу знать, с кем он разговаривает. Кто поправляет галстук утром, а ночью прижимается к его телу?
Каждый раз, когда его взгляд падает в мою сторону, я хочу спрятаться, чтобы он нашел меня. Минуты и часы, проведенные ночью в одиночестве, утром в пустой постели, я трачу на мысли о мужчине с глазами цвета леса, задаваясь вопросом, а что бы я нашла в них, заблудилась ли?
Потом я вижу его в своем любимом китайском ресторанчике. Его кожа сияет под красноватым освещением, подчеркивая резкую линию челюсти, кривоватую ухмылку, направленную на меня. Под его влиянием я останавливаюсь возле окна. Я вижу, что он узнал меня, и мои щеки, незащищенные от ветра, теплеют, пока он заказывает мне вино, когда я подсаживаюсь к нему.
- Я и не знала, что ты живешь здесь. – Мои пальцы нервно вращаются по хрупкой оправе бокала, не замечаемые мужчиной. Он обязательно заметит, насколько я невзрачная среди этих блестящих драконов и цветных фонариков, украшающих стены.
- Я только переехал. Арендую квартиру за углом. Она маленькая, но мне хватает.
Он небрит, и мне становится интересно, был ли он слишком занят работой, сменой места жительства, и как эти золотистые волоски чувствовались бы на моей коже. Я усмиряю эту мысль прежде, чем она успеет стать желанием.
- Лучшего места для обеда, чем этот ресторан, не найти. Обожаю лапшу, только все никак не получалось выбраться сюда.
- Почему? – Он наклоняет голову вбок, как будто не может понять, почему кто-то не может сделать то, что ему хочется.
- Не все настолько храбры, что обедать в одиночестве. – Я улыбаюсь ему поверх бокала, надеясь, что красная жидкость исказит, как мои губы горестно поджимаются под гнетом правды.
- Тебе никогда не придется обедать в одиночестве. – В его ответе я слышу больше обычной доброты.
То, как он смотрит на меня, ни на секунду не отводя взгляда от моего лица, заставляет меня покраснеть. Я убеждаю себя, что мне привиделось искушение, которое он так легко предлагает. Что его голос, задающие тихие вопросы, не соблазняет меня наклониться ближе и ловить каждое слово. Что мои пальцы не жаждут пройтись по контурам его лица, по тонкому белому шраму над бровью. Что я не хочу узнать, как он появился и есть ли у него другие. Что я не хочу его.
Мгновение переполняется перспективами. Я едва могу дышать, пока не приходит официант, чтобы забрать тарелки, и разгоняет тишину, полную неуверенности, предположений и желания. Мы возобновляем разговор на нейтральные темы.
Он интересуется, чем я занимаюсь, и внимает каждому моему слову. Я и забыла, каково это – говорить с тем, кто тебя слушает. Спрятавшиеся в самый дальний уголок ресторана, обычно резервуемый парочками, часы для нас летят как в старых кинолентах, обрисовывающих начало любовного романа, хотя, возможно, мне это просто пригрезилось.
Той ночью я засыпаю рядом с холодной пустующей половиной, из кабинета раздается щелканье компьютерной клавиатуры. Я до сих пор чувствую на своей щеке губы Эдварда, его царапающую щетину, оставившую на моей коже розоватый узор. Я краснею, вспоминая искушение, вспыхнувшее, как птица расправляет в полете крылья. Вспоминая, как он заправил своенравный локон мне за ухо, и чувствую роспуск вины, обвивающей меня словно плющ, скручивающий и сжимающий мои внутренности.
Но как отчаянный мотылек, я приближаюсь к его яркому пламени. Думаю, он тоже горит ярче из-за меня.
Он неминуемо становится моим тайным утешением.

Однажды в ветреный день мы сидим напротив друг друга. Кофе остыл, а руки отчаянно жаждут коснуться его, но не двигаются.
- Белла, ты правда счастлива?
- Какой странный вопрос. – Я вижу, как задерживается его взгляд на моем кольце, и смех становится неуверенным из-за боязни, что он видит меня насквозь. Видит нежную безвредную грусть, которую я взращиваю в своем сердце.
- Это всего лишь вопрос. – Его губы кривятся, а взгляд настаивает. Он хочет, чтобы я открылась ему. Стряхнула оболочки, явив то, что прячется под ними.
Я хочу, чтобы он забрался мне под кожу.
Признание того, что я счастлива, станет самой печальной ложью, поэтому я принимаю решение выдать ему правду, желая увидеть, примет ее он или отпустит.
- Я не была счастлива до встречи с тобой.

- Мистер Каллен, как ваша жена узнала об интрижке?
- Она увидела меня.
- Увидела вас где?
- Я должен был быть на работе. Она следила за мной до того места, где я обычно встречался с миссис Свон.
- Она разговаривала с миссис Свон?
- Нет. У нее не было возможности.

Несложно спрятать что-то, когда вы стали невидимой.
Райли вряд ли слышал объяснения моих опозданий или забывчивости. Он был рад, что я не слишком ему досаждала.
Я пыталась влюбиться в мужчину, бывшему противоположностью моему отцу. Сначала Райли был всем, чего я хотела, но вскоре я обернулась вокруг собственной оси и встала на место своей матери. С каждым проходящим днем я чувствовала, как стекают с меня краски на землю, пока Эдвард не разрисовал меня в яркие цвета своими словами, шепотом и нежными прикосновениями.
Я не задаюсь вопросами касаемо своего поведения, не обдумываю последствия переезда Эдварда в его новый дом. Потребность быть рядом с ним перевешивает мое безрассудство.
- Эту стену я хочу покрасить в светло-серый, а остальные оставить белыми. Тогда там я поставлю диван, чтобы из окна открывался вид на парк. – Он поднимает вверх скрипящую заслонку на окне, и в душную комнату врывается свежий аромат распустившихся деревьев.
- Не знаю. А мне нравится, как ты обустроил коробки и газеты.
Он смеется, и взгляд его ложится на мое лицо, каждое ежесекундное сердцебиение теряется в нем. Его смех – то, чем я хочу владеть, хочу слышать в оглушающей тишине собственного дома.
Вместо этого я включаю старое радио, стоящее на книжной полке, вмещающей коллекцию ветхих книг. Комната заполняется музыкой, смешанной с опьяняющим молчанием, окружающим нас. Я чувствую исходящий от его тела жар. Он ближе дозволенного. Но недостаточно близко.
Подняв экземпляр «Цветы для Элджернона» с загнутыми уголками страниц, я улыбаюсь знакомым словам, напечатанным на пожелтевших страницах.
- Одна из моих любимых книг.
- Я знаю.
На затылке волоски встают дыбом от его ответа, и я закрываю глаза, чувствуя пробегающие по спине мурашки.
- Правда? – Я ставлю потрепанную обложку своего старинного друга назад на пустующее место на полке, проводя пальцами по красочным форзацам других любимых изданий и опасаясь того, что будет, если я повернусь, но уже отчаянно желая узнать.
Его пальцы переплетаются с моими. Нежность, первая из туманных граней нашей зародившейся дружбы, полна чувств, вытекающих в опасные воды.
- Потанцуй со мной, Белла.
Я без промедления поворачиваюсь в его руках, его ладонь уверенно ложится мне на спину. Его губы легко касаются моего виска, даруя обещания, которое мы оба не сдержим.
Он притягивает меня ближе, и я кладу щеку на мягкий хлопок его футболки. Мы танцуем. Моя и его грудь вздымаются и опадают в едином ритме, стук его сердца, столкновение наших тел – песня, которую я никогда не забуду. Я поворачиваю лицо к теплой коже его шеи. Он пахнет летним дождем и подстриженной травой.
Мы замедляем неразличимые покачивания, на радио вкрадчивый тембр диктора переходит на прогноз погоды. А мы все не переступаем через весенние ливневые осадки и западные бризы. Его руки не торопятся освободить меня. Да даже если бы и освободили, я положила бы их туда, где им следует быть.
Движение тел сосредотачивается на наших преступных мыслях. Я вижу их в его глазах, приоткрытых губах и сжимающихся пальцах, которые притягивают меня невозможно ближе.
- Мы должны остановиться, - полный сомнений шепот. – Я просто не знаю как.
Я ощущаю, как врывается прохладный воздух в щели между нашими телами - туда, где нашу кожу разделяет одежда, и я знаю, что он собирается отстраниться. От страха колени у меня подгибаются, и я встаю на цыпочки. Обхватываю пальцами его шею, мягкие короткие волосы на затылке. Я приоткрываю губы, пока мое дыхание не смешивается с его.
- Пожалуйста, не проси меня остановиться.
- Белла, я…
Он сокращает образовавшееся расстояние и, мешкая, нежно льнет к моим губам, в то время как его руки скользят по моему телу, а ладони обхватывают мое лицо.
Я балансировала на краю утеса с той же минуты, как встретила Эдварда. Чувствуя на кончике его языка кофе и чувствуя, как его пальцы путаются в моих волосах, позволяю ему столкнуть меня с этого края. Его губы мягче и настойчивее возможного, руки уверенно и сильно властвуют надо мной. Я падаю ниже, и мне все равно, что я никогда уже не смогу подняться.
Он больше не тянет, не отпускает, но когда мы расходимся с припухшими губами и рваными дыханиями, я знаю, что снова почувствую приятное возбуждение от схода с утеса.
И я чувствую. Снова и снова, пока не оказываюсь в состоянии свободного падения.

- Можете вы дать объяснения событиям, приведшим к ночи пятого июля?
- Всем?
- Мистер Каллен, мы должны понять, как так случилось, что вас обвиняют в смерти жены. Пожалуйста, расскажите нам свою версию, а мы зададим вопросы, если посчитаем необходимым.

Арчи бежит, песок взлетает под его лапами, пока он преследует чаек, неустанно кружа и не успевая за ними.
Мне удавалось избегать Райли. Его нагрузка и рассеянность делали его таким же занятым, как и всегда. А я тем временем виделась с Эдвардом как можно чаще. Тот жгучий поцелуй, с которым он оставил меня в последнюю встречу, заклеймил мою совесть, страсть и затапливающую вину.
Отчуждение между мной и Райли шире пропасти, а я всегда была той, кто пытался заделать брешь. Но он, должно быть, чувствовал, как широко стало расстояние между нами, раз предложил прогуляться по пляжу недалеко от нашего дома.
Мы идем в неловкой тишине, изредка вставляя ремарки незнакомцев. Его недовольство бурным поведением Арчи заставляет моего быстрого друга прижаться ко мне. Наши слова резкие и отрывистые.
- Неужели нельзя оставить его в покое? Он ничего плохого не делает.
- Он сводит меня с ума, нарезая вокруг круги. Нацепи на него поводок. – Райли свистит ему, чтобы пес возвращался, но остается проигнорированным. – Он вообще необучаемый. Черт возьми, во что ты его превратила?
- Он отлично обучен, просто ему не нравятся незнакомцы. – Я не могу сдержать ответного выпада, а то, как Райли закатывает глаза, подначивает меня еще сильнее. – Ему не нужны команды. Он весело проводит время. Тебе тоже следует попробовать.
Райли фыркает и прищуривается.
- Что ты имеешь в виду? Со мной скучно?
- Забудь.
- Нет, продолжай. Скажи, что ты имела в виду. Ты такая остроумная, всегда найдешь ответ на вопрос, так что я хочу знать, на что ты намекаешь.
- Забудь и наслаждайся прогулкой, Райли. – Вдали скучиваются темные свинцовые облака, затемняя небо, а наше настроение, как и море, становится хуже, волны выше. Морской рев поглощает наш гнев.
- Не любит незнакомцев, - язвит Райли, когда Арчи, раскачивая хвостом, бежит к одинокой фигуре, виднеющейся вдалеке. Я приглядываюсь к бегуну и узнаю Эдварда. Невозможно не узнать его высокую фигуру и быстрый шаг. Я пытаюсь подавить панику, веревкой сдавливающую мне горло, когда он приближается к нам. Я не смею смотреть на него из страха, что окажусь не в силах скрыть свои чувства.
Я подзываю Арчи к себе и вижу, как замирает Эдвард, видя, что я не одна. Он замедляет бег, приближаясь к нам с улыбкой, прочно обосновавшейся у него на лице и направленной в сторону Райли.
- Ваш пес? – Эдвард вытирает пот со лба, на его руках бугрятся мышцы, пока он опирается обеими кистями о бедра. На секунду его взгляд метнется в мою сторону, и моя кровь разожжётся от влечения к нему. Это чувство несравнимо с холодным безразличием Райли, и я пользуюсь каждым мгновением.
- Уж точно не мой.
Поведение Райли заставляет меня ощетиниться, как и Арчи, который садится возле Эдварда.
- Спасибо. Он ни за что не вернулся бы, продолжи вы бежать с ним. – Как и я. Я скрежещу зубами, страшась проговориться.
- Пожалуйста. Прекрасный пес. Вам повезло, что я не украл его. – Эдвард подмигивает, и я краснею как школьница, когда он машет рукой и отбегает от нас.
Он удаляется вдоль береговой линии, и я чувствую побуждение следовать за ним, как бывает, когда вы плывете по течению реки.
- Твою мать, и что это было? – Голос Райли режет как лезвие ножа, и хотя я пытаюсь сменить тему, он не позволяет мне это сделать, пока мы оба не выходим из себя, споря о тех проблемах, что ни один из нас решать не собирается.
Погода портится прежде, чем мы успеваем вернуться домой, и я рада, что дождь скрывает слезы, текущие по моему лицу. Я думала, встреча Эдварда и Райли станет худшим из моих кошмаров, однако из-за нее мне только сильнее захотелось покончить с нашим браком.
Райли несется мимо меня к дому и с хлопком закрывает за собой дверь, оставляя меня на крыльце. Вместо того, чтобы следовать за ним, я спускаюсь на скользкий тротуар и ухожу, не задаваясь определенной целью. Я бреду под косым ослепляющим дождем, ветер воет, заглушая мои мысли, пока я не оказываюсь возле квартиры Эдварда.
Он открывает дверь, и на его лице видно потрясение, которое быстро сменяется беспокойством. Он утягивает меня в квартиру, притягивает меня в свои объятия. Дождевая вода пропитывает его джинсы, и на деревянном полу остаются лужи.
- Белла, что произошло?
Даже исходящее от него тепло не может остановить дрожь. Дождь слишком глубоко просочился в мои кости.
От мороза мои вены покрываются инеем. Зубы стучат. Я облизываю губы, жар языка огнем проходится по моей посиневшей коже.
- Поговори со мной. Он что-то тебе сделал? – Его глаза – бурлящее море. Пальцами он обхватывает мои руки и трясет их, отчего мои глаза открываются.
- Мне холодно.
- Я принесу полотенце. Тебе нужно раздеться. – Он хочет уйти, но я хватаюсь за его рубашку, и он оборачивается.
- Эдвард, ты нужен мне.
Моя мольба повисает в воздухе.
На его лице мелькает множество эмоций: волнение, желание, неуверенность.
- Белла…
Я стою на острие ножа его нерешительности. Испуганная отказом.
- Ты нужен мне.
Он отвечает резким стоном и ведет меня назад, пока я не оказываюсь прижатой к стене.
Каждым рваным вздохом притягиваю его ближе.
Он стаскивает с меня влажную рубашку через голову и берет в плен мои губы, отчего к коже приливает кровь. Снимает с меня джинсы, откинув их к груде одежды, валяющейся на полу.
Я вижу, как врезается в него осознание того, что мы собираемся сделать. Он кладет ладони на голую стену, удерживая меня в клетке, кладет свой лоб на мой, бормочет слова, которые я не могу разобрать из-за шума в ушах.
Я тянусь к нему, пытаясь побороть сомнение, спрятавшееся под его кожей. Решимость, разрывающая сила правильного и неправильного неизменны, но страсть и вожделение окрашивают все вокруг нас в красный, и моя вина меркнет благодаря Эдварду.
Я веду рукой по линиям его тела, чувствуя под кончиками пальцев тугой шелк кожи. Каждое его прикосновение и ласка потихоньку вытягивают из меня клеточку за клеточкой, устремляющиеся к нему.
Я охотно сдаюсь на его милость.
Прохлада оставляет мою кожу, когда его пальцы, его губы прокладывают себе путь по моему телу словно комета.
- Не здесь. Позволь мне взять тебя в своей постели. – Я иду за ним по холлу, переступая через одежду, от которой отказалась так же быстро, как и от брачных обетов.
Он укладывает меня на кровать, испещряя поцелуями мою грудь. Посасывая и прикусывая, когда я запускаю руки в мягкую длину его волос. Мои пальцы напрягаются от каждой искры, что разжигается в моем теле.
Мы льнем друг к другу, кожа к коже. Между бедрами – языки пламени, когда он стягивает по моим ногам последний, разделяющий нас барьер из тонкого кружева. Пути назад нет. Он нужен мне как свет солнца и дуновение бриза.
Эдвард касается моих ног и выше легкими, как перышки, прикосновениями, пока я не начинаю дрожать, лежа под ним.
- Ты красива. Невообразимо красива. – Его дыхание опаляет мою шею, там же где его зубы царапают, а губы целуют мою плоть. Я хватаюсь за его спину, мышцы его плеч напрягаются от сдерживающих усилий.
- Я так долго ждал тебя, Белла Свон.
Я задыхаюсь от каждого желанного касания его пальцев, чувствуя разгорающееся лишь для него одного пламя.
- После я не смогу вернуться к прошлому, Эдвард. Не смогу.
Клятвенными обещаниями провести со мной остаток жизни он заставляет меня замолчать.
Я раскрываюсь ему, вжимаюсь в него, укутываюсь в него.
Ногтями помечаю его кожу. Ставлю свое клеймо.
Кожа плавится, когда он своим весом вдавливает меня в кровать. Я чувствую, как он, разгоряченный и готовый, медлит, побуждая меня раскрыться еще шире.
Начиная движения, он обнажает мою душу, заставляя меня взвиться ввысь, пока я не выкрикиваю его имя. Мой приоткрытый рот прижат к гладкой коже его груди. Его же пик удовольствия потерян в проклятиях, произнесенных мне в волосы. Он повторяет мое имя словно молитву.
Я не осознавала, насколько опустошенной была, пока Эдвард не показал мне, каково быть цельной.
Потом мы, прижавшись друг к дружке, лежим, храня нашу тайну. Я вижу через окно, как восходит солнце. Его сияние ловят лепестки желтых роз, стоящих в вазе. Мысленно слышу голос матери. Желтые розы. Измена.

- Когда вы вернулись домой?
- Я вернулся около шести вечера. Когда я зашел, она уже кричала на меня. Я не мог ее успокоить. Она сказала, что видела меня. Мы поссорились, и она… я не ожидал, что она так отреагирует.
- Как она отреагировала?
Подозреваемый касается царапин на лице.
- Она была очень разгневана.
- Судмедэксперты подтверждают ваши слова. Они нашли у нее под ногтями кровь. Когда вернутся результаты исследований, следует нам ожидать, что она принадлежит вам?
- Да.
- А как отреагировали вы?
Подозреваемый выглядит огорченным и просит минуту, дабы собраться с мыслями.
…
- Я ушел от нее.

- Райли, с меня довольно. – Слова, сорвавшиеся с губ, падают с грохотом на пол, будто галька. Он словно не понимает их значения. Его лицо остается безучастным, а лоб в недоумении хмурится.
- Что ты сказала?
Я сажусь рядом с ним на нашей кухне. Деревянный стол, купленный, когда мы только начали жить вместе, весь покрыт рубцами от реальности нашей жизни. Он продержится дольше нас. Боль, которую мы причиняем друг другу, невозможно отшлифовать и отполировать, вернув идеальный облик.
- Я не могу продолжать так жить. Мы несчастны.
- Черт возьми, что ты несешь? – От его гнева я вздрагиваю. Но встретившись с ним взглядом, понимаю, что он боится. Не настолько, чтобы я передумала, но он, по меньшей мере, заслуживает объяснений.
Я рассказываю ему о своем одиночестве. Рассказываю, что видела чеки у него в кармане и ощущала аромат духов, бывший намного слаще моего. Затем рассказываю о своей измене.
Райли повторяет имя Эдварда как проклятие, вкладывая в него всю ненависть. Первым моим побуждением становится стремление защитить мужчину, которого я люблю каждой частичкой своего сердца.
- Он хороший человек, Райли. Он любит меня.
- Он знал, что ты замужем, и забрал тебя у меня. – Его ярость – безмолвный шторм.
- Он не забирал меня. Я ушла сама.
- Ты совершаешь ошибку.
Я качаю головой, смахнув готовые пролиться слезы, и пережидаю, когда шторм утихнет. Он кидает оскорбления и угрозы как молнии, пока наши слезы не превращаются в дождь, смывающий все, что от нас осталось.

- Куда вы направлялись, когда вас арестовала полиция?
- Я возвращался домой на Хоторн-Драйв.
- Можете подтвердить, что Хоторн-Драйв – то место, где вы часто встречались с миссис Свон?
- Да, верно.
- Звонок касаемо вашей жены поступил в полицию в 18:55.
Подозреваемый закрывает лицо руками.
- Да. Когда я оставил ее, она была жива.
- Именно это мы и пытаемся прояснить.

Я сижу в парке на скамейке в ожидании Эдварда, который должен встретить меня. Новости для него кружатся у меня в голове, выныривая из тьмы к свету. Прах моего брака грузом осел на моих плечах, но надежда не уничтожена. На ней я и сосредотачиваюсь. И на Эдварде.
Цикады поют свою сумеречную песню, пока за домом заходит солнце, отбрасывая тени, медленно подползающие ко мне, такие же темные и холодные, как волнение, сковывающее мое сердце. От страха сжимается горло.
Он должен был прийти сюда еще два часа назад.
Когда в темноте я не могу разобрать цвет собственного платья, а холод просачивается под кожу, когда начинаю дрожать в тщетной попытке сохранить тепло, то поднимаю небольшую сумку, в которой хранится вся моя жизнь, и взмахиваю рукой, останавливая такси, чтобы поехать домой к Эдварду.
Здание полностью покрыто мраком. Я стучу в дверь, и раздавшееся в ответ эхо пустоты пронзает мой пульс. Схватившись за ручку и открывая дверь, я чувствую, как отбивается в ладони ритм моего сердца.
При виде пустой комнаты вся циркулирующая в моем теле кровь сливается в бассейн возле моих ног.
Я призрак.
Мои звонки остаются без ответа. Голос телефонного оператора – отрывистый дребезжащий звук, отскакивающий от голых стен.
«Телефон абонента недоступен».
Я резко падаю на колени на деревянный пол, прижимая к груди телефон.
Я не понимаю.
Диван, на котором мы, свернувшись калачиком, проводили украденные дни, исчез. Царапины на полу – единственное доказательство его существования. Радио, под звуки которого мы танцевали, пока не упали уставшие на пол, смех, смененный отчаянными руками, губами и вздохами, тоже пропало. Единственное, что осталось, - ваза на подоконнике, где стоит увядшая роза, чьи хилые лепестки падают на пол. Вода в вазе стала коричневой и почти испарилась.
- Белла… Белла… - Безумный голос моей матери доносится с извитой лестницы туда, где я по-прежнему сижу на полу. Мои слезы приземляются в пятна на половицах, там же лежит моя жизнь, разлетевшаяся на осколки вокруг меня.
- Я здесь. – Горло охрипло после выкрикивания бесплотных молитв Эдварду. Они остались без ответа, рассекли концы, которые я никак не могу связать воедино. Никогда.
- Что случилось? Мне Райли позвонил. Сказал, что ты его бросила. – Она притягивает меня в свои объятия, и глаза начинает жечь. Вот только слез больше не осталось.
- Он уехал. – Осознание пускает изморозь в легких, сжимая сердце и превратив мое дыхание в ледяной туман, который уже никогда не рассеется.
- Кто, милая? Ты меня пугаешь.
На мгновение выброс адреналина развеивает туман, и в момент ясности я выдавливаю из себя вопрос:
- Откуда ты узнала, что я здесь?
- Мужчина позвонил к нам домой. Он не сказал, кто он такой, но сообщил, где тебя найти. – В ее быстро произнесенных словах и бегающим по квартире взгляде видна паника. – Пойдем отсюда. Это место не кажется безопасным.
- Это был Эдвард. – Я едва могу пошевелить языком, выводя шесть букв его имени. Каждый слог причиняет боль.
- Что за Эдвард, Белла? Он что-то тебе сделал? – Она помогает мне встать на ноги и обнимает мое лицо руками, стирая размазанную под глазами тушь.
- Я бросила ради него Райли, а он уехал.
- Кто этот Эдвард? – Тон ее отточен дрожью, пальцы впиваются мне в руки, оставляя быстро проходящие от ногтей полумесяцы.
- Эдвард Каллен.
Ее лицо искажается маской ужаса, и она издает сдавленный крик, накрыв лицо руками, когда тихие слезы проливаются на ее щеки.

- Вы свободны, мистер Каллен.
- Правда?
- Да. Нашелся свидетель, подтверждающий, что в предполагаемое время смерти вашей жены видел вас на углу Хоторн-Драйв и Деламер.
- Обвинения сняты?
- Да, но, пожалуйста, оставайтесь на территории страны, пока судебный процесс не будет закончен, а дело закрыто.
- Дело пока еще открыто?
- Мы запротоколировали заключение о самоубийстве, но у нас остается один свидетель, которого допрашивают в настоящее время.
- Есть еще один свидетель?
- Да, мистер Каллен. Ваш сын, Эдвард, который и вызвал к вам домой полицию.

Я сижу с матерью под веткой жасмина. Его запах настолько сильный, что кажется осязаемым облаком, душащим меня воспоминаниями о детстве, которое, кажется, больше мне не принадлежит.
Она – мое отражение в отполированном зеркале. Очертания померкли, а цвета потускнели, но когда она говорит, я ясно ее вижу. Вижу, как она идет по жизни с грацией и недолговечностью листа, парящего на ветру. В плавности ее голоса я слышу горе, а в чертах лица и полумраке глаз вижу вину. Раскаяние окружает нас сплетением малинового куста, золотые и медные лепестки бархатцев накрывают ее грани.
- Мы думали только о себе. Не об Эсми, Эдварде, тебе или твоем отце. Меня затянула страсть, меня поглотило наслаждение от того, что я кому-то нужна. Я была эгоистична и наивна, Белла. Познакомилась с ним у озера на летнем празднике. Эсме в тот день осталась дома с головной болью, а твой отец, разумеется, работал.
- Кажется, я припоминаю тот день. Припоминаю плавающие на озере игрушечные парусники.
- Да. Ты и с Эдвардом познакомилась. Он поделился с тобой сахарной ватой. Под конец вы оба были покрыты ею. Липкая сахарная фея. Ты была слишком юной, чтобы запомнить его. Ты вспомнишь по фотографиям.
Ее рука накрывает мою, и я позволяю. Мой гнев направлен не на нее. Я не знаю его предназначения. Я гневаюсь на себя или на Эдварда. Неимение его в моей жизни породило темноту, из которой я не могу найти выхода без искры, указывающей мне путь. Все вокруг кажется мертвым.
- Когда Эсми покончила с собой, Карлайл был со мной. – Я чувствую, как на наши переплетенные руки капают слезы моей матери.
- Он не должен был там находиться, но бейсбольная тренировка рано закончилась. Эдвард… - Ее голос надламывается, слова разбиваются на острые осколки, впивающиеся слишком глубоко мне в грудь. – Он никогда не должен был этого видеть.

- Эдвард, ты готов поговорить?
На теле ребенка нет никаких повреждений, однако он пока не разговаривал с детективами и социальным работником. Кажется, что он, сжимая в руке бейсбольную биту, не слышит вопроса, сосредоточившись на магнитофоне, стоявшем посреди стола.
- Эдвард, мы хотели бы задать тебе несколько вопросов касаемо того вечера. Если почувствуешь, что не можешь ответить, качни головой. А если захочешь остановиться по какой-нибудь причине, сообщи нам. Хорошо?
- С мамой все будет хорошо?

Белла, я не собирался писать тебе, однако понял, что месть не так сладка, как нас убеждают.
Теперь ты уже знаешь, что я уехал.
Пожалуйста, не пытайся меня найти. Тебе не понравится найденное.
Я ненавижу тебя, Белла Свон.
Я ненавидел тебя с того самого дня, когда в машине сел рядом с тобой. Мне было восемь. Ты не вспомнишь, потому что ты не запомнила меня. Тебе было четыре года, и ты пролила сок на мою новую бейсболку. С той минуты я начал ненавидеть тебя еще сильнее.
В то время я не понимал, что делает мой папа с женщиной с темными волосами и красивыми карими глазами. Но теперь знаю. Я выяснил это спустя несколько лет после того, как нашел свою мать, свисающую с яблони, растущей в нашем саду.
Уверен, ты шокирована, узнав об этом. Я никогда не рассказывал тебе о своих родителях. Я не мог произнести ее имя в твоем присутствии так, чтобы ты не заметила мое отвращение к тебе и твоей семье.
Ты понимаешь, чего стоили мне скупость моего отца и безнравственность твоей матери. Всего. Они отняли у меня все. Я вырос без матери и отца. Он так и не оправился от своего предательства. Они оба заплатили слишком дорогую цену. Он начал забывать мое имя, когда мне исполнилось пятнадцать, ну а когда мне стало двадцать, он и вовсе перестал меня узнавать.
Только твоя семья не ответила за содеянное.
У тебя было счастливое детство. Твоя мать сохранила свой брак. Твой отец ничего не узнал.
Я узнал твою фамилию из объявления о твоей свадьбе. Я следил за тобой и решил уничтожить. Одно разбитое сердце за другое. Око за око. Возможно, это не совсем справедливо, когда один слепой, а другой все видит.
Соблазнить тебя оказалось легко. Уверен, склонность к распутству ты переняла у матери. Ты даже не задавалась вопросом, откуда я так много про тебя знаю. Где ты была. Какой кофе пьешь. Какие читаешь книги. Твоя любимая музыка. Цветы.
Я сделал тебя своей, а ты так легко подарила мне свое сердце.
Я действительно собирался лишь разрушить твой брак, разбить тебе сердце на мелкие осколки. Я полагал, это будет легко. Но я ошибся.
Я ненавижу тебя, Белла Свон.
Ненавижу, насколько не прав оказался насчет тебя.
Ненавижу, как ты опускаешь голову и прячешь улыбку, чтобы я ее не заметил.
Ненавижу, что твой голос обладает способностью заставить меня забыть о своих намерениях.
И я ненавижу, что полюбил тебя.
Я люблю тебя так сильно, что мне больно. Только одной любви недостаточно.
Я мог бы не скрывать от тебя правду. Твоя мать узнала бы мои глаза в ту же секунду, как увидела бы их.
Ты никогда меня не простишь. Я никогда не смогу простить себя.
Ты заслуживаешь того, кто будет любить тебя всем сердцем.
Я потерял свое в тот день, когда умерла моя мать.
Говорят, кровь гуще воды, вот только это ложь. Ты смыла с моих вен горечь и ненависть, даровала мне жизнь, когда все, чего я хотел - это забрать твою. Вот только это не будет длиться вечность. Ты просочишься сквозь мою ложь и оставишь меня полым.
Я того и заслуживаю.
Пожалуйста, прости меня.
Эдвард.

Под ногами шуршат темно-оранжевые листья, и я обматываю шею шарфом, чтобы отразить холод, проникающий до мозга костей. От зажатого в руке бумажного пакета пальцы леденеют, но я иду вперед, пробегая взглядом по письму, пока не нахожу нужные слова.
Я нахожу их, но сквозь пелену слез, они расплывчаты, искажены. И я на минуту позволяю себе поверить, что они не правда.
Упав на колени, я счищаю лесные останки в поисках земли. Трава придавлена дождем и влажным ковром из листьев дуба и платана. Мои руки становятся холоднее.
Я поднимаю обломанную ветку, надеясь, что она треснула, потому что сюда кто-то приходил. Однако никаких других признаков людского присутствия здесь не наблюдается. Если и можно разбить уже разрушенное сердце, то эта мысль обращает мое в пыль.
Я получила письмо Эдварда из офиса окружного прокурора. Все, что я полагала, что знала, унеслось с ветром каждым взмахом чернил на одиноком листе бумаги.
Я месяцами не могла ни прийти в себя, ни обдумать произошедшее.
Я смахиваю сосновые иглы с вершины гранитной плиты и прижимаю ладонь к холодному камню, который так отличается от обжигающего тепла его кожи.
Они сказали, что он умер мгновенно. Асфальт был слишком скользким из-за штормового дождя. Слишком резкий угол. Слишком высокая скорость.
Я едва могу дышать, вспоминая те времена, когда сидела подле него, положившего ладонь на мое колено. Его осторожная манера вождения.
Они сообщили, что он возвращался в город.
Я предпочитаю думать, что он возвращался, намереваясь объяснить. Даже если собирался лишь вручить лично письмо, которое они обнаружили у него в вещах.
Это заняло бы время. Возможно, месяцы или годы. Но, думаю, я выслушала бы его горе и разделила бы с ним бремя.
Я зарываюсь в утрамбованную землю вышеупомянутой палкой и пальцами, ни на одном из которых нет кольца, и проделываю небольшие отверстия. Заполняю их луковицами, которые вскоре зацветут с легкой руки солнечных лучей и дождя, коими Эдвард равномерно оценил мою жизнь.
Я позволяю его обману упасть с моих плеч, как будто это был плащ, слишком тяжелый, чтобы носить его. Я храню его в своем сердце. Горечь потери не покидает меня, но с каждым прожитым днем становится легче. Даже когда я, в ночной темноте, до наступления нового дня, принимаю решение взвесить полностью его ложь.
Я встаю и, проливая слезы, стираю с коленей грязь.
Эдвард подарил мне шанс начать с нуля, и я благодарна ему за это. Пусть он даже не знает об этом.
Я предпочитаю вспоминать его как мужчину, приведшего меня в чувство, поэтому не стану возвращаться к его могиле. Но уходя с кладбища той же дорогой, знаю, что наступит весна и с проклюнувшимися из земли белыми тюльпанами Эдвард обретет то, что хотел.
Прощение.

---

Вот такой историей я хотела с вами поделиться. Верю, что каждый найдет в ней что-то свое, то, что волнует его сильнее всего. Ну а сообщить мне, что именно, можно на форуме

ФОРУМ