Глава 24. Происхождение



Иногда в жизни случается нечто, чего никогда не ожидаешь. Порой это хорошее, иногда плохое, временами – нечто среднее, вызывающее неуверенность, в каком направлении это пойдет, так что приходится готовиться к удару, но все одинаково неожиданное.

И когда попадаешь в самый центр вихря неизвестности, у тебя словно сжимаются легкие. Ты ожидаешь возможности облегченно вздохнуть, или же ощущаешь сокрушительный удар, направленный прямо в сердце. Неизвестность может оказаться волнующей, страшной или томящей.

А может стать сочетанием всего сразу: именно это я и обнаружила, стоя с фотографией в руке. Это тайна, которой я не понимала.

Женщина, чье лицо не просто красиво, но казалось и добрым, улыбалась человеку за объективом, ее зеленые глаза были полны надежды. Снимок выполнен крупным планом, из-за чего очень легко просматривались черты. Она была молода, вероятно, лет восемнадцати. Ладонь прижималась к щеке, на ветру развевались волосы – почти того же цвета, что и у Эдварда, за один палец зацепилась прядь.

На заднем плане находился какой-то луг. Там оказалось много деревьев, полевых цветов, тянувших головки ввысь, хотя камера и отсекла большую их часть.

Я держала это фото, чьи края были немного потрепаны, мое тело не шевелилось, пытаясь обнаружить хоть что-то, чтобы развенчать вывод, к которому пришел кричавший разум, но всегда возвращалась к первой мысли. Эта женщина выглядела настолько похожей на Эдварда, что становилось жутко. Осознание пробуждало немало вопросов, словно череда работавших в мозгу поршней, но все это приводило к величайшему из них... Как это вообще возможно?

– Что там у тебя? – Я не слышала, как ко мне приблизилась Элис... и даже не почувствовала, как заглянула мне из-за плеча.

Отвечая, я не узнала голоса, а взгляд не отрывался от снимка, практически приклеившегося к моей руке: – Кто... кто это?

Подруга выхватила фотографию, не без усилия: я и не понимала, что так сжимала. Она взглянула на нее, и улыбка сменилась угрюмостью.

– Это была моя тетя Элизабет, младшая мамина сестра.

Даже сквозь потрясение я уловила очевидный подтекст, но в любом случае задала вопрос: – Что ты имеешь в виду под «была»?

Элис ссутулилась, ее слова несли оттенок печали.

– Она умерла... еще до моего рождения.

У меня сжалось в груди. Я ощутила потерю этой женщины, которой даже никогда не встречала, и все потому, что она выглядела похожей на человека, ставшего частью моей души.

– Как... как она умерла?

Подруга прислонилась к коробкам с фотографиями:
– На самом деле мне неизвестны все подробности. Мама редко об этом говорит.

– Так ты даже не знаешь, что с ней случилось? – спросила я.

– Кажется, мне было лет семь, и мы с мамой сидели в том старом кресле, на котором она постоянно меняла обивку, пока папа два года назад не уговорил от него избавиться. Помнишь, о каком я говорю, да? – Я кивнула. – Она показывала мне семейные фотографии. Большинство из них я раньше не видела. Мы дошли до снимков тети Элизабет. Я спросила, кто она, и мама начала о ней рассказывать. Мне стало любопытно, потому что она не так уж много говорила, так что я принялась расспрашивать. Ты ж меня знаешь.
Единственное, что сообщила: они поссорились, когда были моложе, и в результате перестали общаться. Мама никогда не объясняла, из-за чего вышла размолвка. По-моему, после Элизабет уехала. Помню, как во время рассказа почувствовала на своей руке мамины слезы. Она считала, что у них больше времени, чтобы снова стать сестрами, но, по-видимому, у Бога оказались на Элизабет другие планы.

– А она говорила, как сестра умерла?

Я понимала агрессивность расспроса, и мне следовало извиниться перед Элис позже, но не могла избавиться от ощущения, что детали представлялись важными.

Подруга недоуменно на меня глянула:
– Тебе на самом деле она интересна, да?

– Я просто... ну, я рассматривала эти фотографии, и каждый снимок имеет свою историю. Она меня заинтересовала, а здесь выглядит счастливой.

Нельзя говорить правду, не давая знать, что именно я пыталась выяснить.

– Это имеет смысл, – ответила она, пожимая плечами. – Фотографии Элизабет – все, что осталось у мамы после их разрыва. Но, отвечая на твой вопрос, по разговорам, она умерла от разбитого сердца.

– Разбитого сердца?

Она кивнула:
– Да.

Страх впился во внутренности миллионами крошечных осколков стекла. Я не могла объяснить, даже понять, почему чувствовала себя таким образом, но, разглядывая на снимке лицо, принадлежавшее Элизабет, не могла избавиться от зловещего чувства. Что-то в этой женщине казалось важным.

– И что же ей разбило сердце? – Мой голос был хриплым, звуча столь же неприятно, сколь я себя чувствовала.

Элис выдохнув, шепотом ответила: – Ребенок.

– Ребенок разбил ей сердце? – недоверчиво спросила я.

Она покачала головой:
– Нет, она потеряла ребенка. Кажется, его украли вскоре после рождения. Год спустя его все еще не нашли, и тетя просто отказалась от всего, даже от собственной жизни.

Пришлось прислониться к коробке, поскольку у меня чуть не подкосились колени.

– Она покончила с собой?..

– Нет, я имею в виду: не в том смысле, что совершила передозировку или что-нибудь в этом духе. Просто не боролась за жизнь, потому что не желала.

– О боже, – выдавила я. – Это просто... это... – Я даже не смогла закончить.

– Знаю, – угрюмо ответила подруга.

– Как узнала твоя мама?

Элис положила снимок обратно в коробку.

– Не знаю, как это выяснилось, потому что однажды вечером подслушала разговор родителей в кабинете отца, но только с середины, однако не думаю, что до смерти Элизабет мама знала, что та родила ребенка. Это весьма грустно, учитывая, что они были сестрами, но ссора оказалась достаточно серьезной, раз они понятия не имели о жизни друг друга после случившегося. В итоге о ребенке и смерти сестры стало известно от мужа Элизабет, а это произошло уже после похорон.

– Им не удалось найти малыша?

Подруга покачала головой:
– Я так не думаю, по крайней мере, родители не в курсе. Если муж Элизабет и знал, то никогда им не говорил.

– Боже, я, конечно же, надеюсь, что он с достаточным уважением относился к сестре жены, чтобы сообщить об обнаружении.

– Я тоже, – согласилась она.

– Почему я никогда не слышала об этом раньше? – поинтересовалась я. – Мы знакомы вечность, а я понятия не имела о подобном.

Элис выгнула бровь:
– Хочешь честно сказать, что ты мне рассказала о своей семье все?

В этом она права.

– Ну нет, но я…

– Я не знала ее, Белла, – прервала она. – У меня не было возможности узнать эту часть жизни моей мамы. А из-за того, на какой ноте между ними все закончилось, постоянное обсуждение этого заставляло ее чувствовать себя виноватой.

– Именно поэтому она никогда ее не упоминает?

Подруга опечалилась сильнее.

– Упоминает, но редко. Не так давно я спросила, почему она едва говорит об Элизабет, решив, что это поможет, как лекарство или что-то подобное, но она сказала, что в качестве сестры не состоялась: слишком легко сдалась. Мама не пожелала или продолжать разговор, или беспокоить меня по этому поводу. Она заявила, что я слишком юна, чтобы переживать из-за того, что нельзя изменить, и отказалась взваливать на меня эту ношу.
Я не знала свою тетю, ведь между нами не было связи, но до сих пор расстроена из-за ее смерти, потому что это причиняет боль маме. В молодости мы совершаем глупые поступки, нам обеим это известно, но иногда просто не существует способа вернуться и исправить те промахи. Иногда просто не хватает времени, чтобы сделать все правильно. Люди не задумываются перед тем, как что-то совершить. Мы всегда считаем, у нас есть время. Мне кажется, это ее способ преодоления: постараться не повторить подобных ошибок с теми, кого любит.

– Я это понимаю.

– Я тоже. – И вот так просто она готова двигаться дальше. Элис не из тех, кто унывает. Она встала, тряхнула головой, отчего взметнулись ее короткие волосы. – И вообще, мне кажется, что найдено достаточно фотографий. Как насчет того, чтобы закрыть все это и отправиться вниз?

Складывая в коробку лежавшие на кровати снимки, я не стала прятать фото Элизабет, не в силах отвести от нее глаз. Знала, что мой поступок неправильный, но потребность оказалась сильнее. Это словно зуд, который не проходит, сколько бы ты ни расчесывал.

Я схватила снимок, сунула за пояс джинсов и, запечатав коробку, последовала за Элис в ее комнату, слушая болтовню об идеях для последнего альбома.

Неизвестно, какую информацию я собиралась извлечь из фотографии, или почему ввязалась в это, но понимала, что должна, по крайней мере, показать ее Маркусу.

Он единственный, к кому я могла отправиться прямо сейчас, что было, вероятно, совершенным безумием. Как бы ни оказались надуманными мои размышления, я не могла поделиться ими с Элис, пока не могла. Я не собиралась ни у кого взращивать надежды только для того, чтобы позднее их разрушить, особенно из-за простой блажи.

Раздумья над снимком будут записаны в качестве еще одной из многочисленных тайн, которые в последнее время я скрывала.



Часом позже я оставила дом Элис. Она все еще воодушевленно взвизгивала из-за встречи с Эдвардом. Конечно, эта беседа приятно отвлекала от длительных раздумий об Элизабет. Я заставила себя использовать восторженность подруги в качестве оружия, чтобы предотвратить некоторый облом по поводу того, что должно быть счастливым моментом: Эдвард зашел уже так далеко, и встреча с кем-то помимо меня была для него огромным шагом.

Приехав домой, заметила припаркованную за автомобилем Эммета машину Розали. Застонав, я выключила двигатель: совсем сглазила себя в деле обломов. Розали – точно не самый мой любимый человек, впрочем, как и я для нее. Девушку едва ли можно назвать «хорошей».

Я бы скорее провела вечер с Майком Ньютоном, пускающим на меня слюни, участвуя в глупом разговоре, где большую часть времени разглядывала бы застрявшую у него в зубах еду, пока он беспрестанно болтал. Приятное времяпрепровождение, не так ли?

Я не сомневалась, что с Розали чувство было взаимным. По крайней мере, мы знали, что испытывали друг к другу.

Когда я вошла домой, Чарли сидел в кресле-качалке.

– Беллз, это ты?

– Нет, папа, – поддразнивая, откликнулась я. – Это почтальон.

– Что? – Я услышала приближавшиеся шаги. – Почтальон так поздно не приходит.

– Она издевается, Эммет.

Брат выглянул из-за угла, словно на самом деле существовала возможность, что я оказалась почтальоном.

– О, это всего лишь ты.

Смеясь, я покачала головой:
– Э-э, да, всего лишь я. Полагаю, меня выдал голос, но мы говорили о тебе.

Он показал мне неприличный жест. Какой любящий братец.

– Розали с Эмметом купили на ужин пиццу. Она на столе.

– Хорошо, спасибо, – поблагодарила я.

– Бери себе и присоединяйся, мы смотрим фильм.

Я отнесла наверх сумку, убрала фотографию в ящик прикроватной тумбочки, затем направилась на кухню, где взяла два ломтика пиццы и положила их на тарелку. Пришла в гостиную, решив сесть в двухместное кресло, потому что на диване устроились Розали с Эмметом.

– Что смотрим? – спросила я, ни к кому не обращаясь.

Розали решила мне кратко ответить: – «Время убивать». Выбор Эммета.

Я глянула на нее:
– И тебе это нравится?

Слова не планировались столь язвительными, как получились. Это просто между нами. Я не собиралась позволять ей вытирать об меня ноги. Но меня обоснованно заинтересовало, почему она смотрит подобный фильм. Вряд ли бы он привлек ее внимание.

– Ну, да. Эй, в фильме снимается Мэттью МакКонахи. Он страстный. – Выражение лица, то, как она это сказала, делали ее рассуждения очевидными для всех.

– Детка? – заскулил Эммет.

Она наклонилась, поцеловала и обольстительно прошептала: – Но не такой страстный, как ты.

Излишне говорить, что их публичное проявление чувств испортило аппетит. Передышки мне так и не дали. Они обнимались весь фильм, иногда даже целовались, после тихо ласково перешептывались. Мы с Розали не были друзьями, но я видела, как из-за нее сияли глаза Эммета: именно поэтому ее и терпела. Не вызывало сомнений: он производил на нее тот же эффект.

Я им завидовала.

Чувства, что они испытывали друг к другу, были открытыми, без угрозы отнять выбор, который сделали самостоятельно.

Именно этого я желала и для нас с Эдвардом.

Как только появились титры, я отправилась к себе.

После душа лежала в постели и до тех пор держала фото Элизабет, изучая ее лицо, отмечая сходство между ней и Эдвардом, пока не сморил сон.



Несколько дней прошли без особых изменений. Каждое утро я просыпалась, проводила день с Эдвардом, а потом уезжала домой. Эдвард даже разговаривал с Маркусом по рации. Это, безусловно, лучшая совершенная мной покупка.

С течением времени необходимость поделиться с Маркусом обнаруженным фото возрастала. Я считала все это случайностью, а свои чувства в отношении снимка – проистекавшими из-за напряжения и непоколебимой нужды помочь Эдварду. Существовали люди, выглядевшие как возможные родственники. Подобное случалось постоянно. В том смысле, что мне говорили: где-то в мире имеется мой близнец. Я не совсем уверена в правильности подобного утверждения, но случайности бывали.

Задумавшись над этим, я пожала плечами, не обращая внимание на ощущение, убеждая, что чересчур анализировала то, что в этом не нуждалось, но чем дольше сидела за столом, не выпуская снимка, видя схожие с Эдвардом черты, тем больше понимала: в этом что-то было. Субботним вечером зуд необходимости выяснить стал нестерпимым.

Я хотела поискать в интернете информацию об Элизабет, но, к сожалению, не знала ее фамилии.

Проснувшись ранним воскресным утром, я решила ускользнуть из дома, пока никто не встал. К счастью, мне это удалось.

Перед поездкой в больницу заскочила в закусочную и взяла кофе и пончики для нас с Маркусом и Эдвардом. Я бродила по коридорам и искала его. Мужчина находился на третьем этаже в комнате, примыкавшей к общей ванной.

Он чистил душевую кабину, которой пользовался Эдвард.

– Знаешь, – начала я. Он повернулся и, встретившись со мной взглядом, улыбнулся. – Бьюсь об заклад, люди удивляются, почему ты никогда никого не нанимаешь, чтобы привести это место в порядок.

– Тебе точно известна причина, – ответил он.

– Конечно, – кивнула я и, подойдя, протянула кофе.

– Спасибо, – сказал он, взял напиток, но отказался от пончика.

– Вообще-то я думаю, что как только мы вытащим отсюда Эдварда, нужно воспользоваться помощью, чтобы довести здесь все до ума, как тебе хочется.

Он оглянулся и отхлебнул кофе:
– Да, согласен.

Я стояла рядом с ним, мои глаза изучали комнату, нас обволакивала тишина. Чем гуще она становилась, тем сильнее я тревожилась. Маркус не из тех, кто осуждает, но мысль, что он посчитает меня сумасшедшей, ранила сердце. Не удивлена, что он заметил мое смятение.

– С тобой все в порядке? – спросил он, напугав меня. – Ты, кажется, нервничаешь.

Я закусила губу:
– Да... Я просто... Можем ли мы поговорить?

– Конечно.

Я полезла в сумку и вытащила фотографию Элизабет. Глубоко вдохнув, бросила на изображение быстрый взгляд и передала ему.

– Что это? – спросил он.

– Просто посмотри на нее, – попросила я.

Он опустил глаза на фото, словно невзначай, но чем дольше смотрел, тем выше у него приподнимались брови.

Я чувствовала, что должна что-то сказать на случай, если он не разглядел, но надеялась на обратное.

– Мне известно, что ты довольно давно не видел Эдварда, но я просто... Ты заметил то же, что и я? Или же я просто хватаюсь за соломинку? Пожалуйста, скажи, что я не схожу с ума или что-то в этом роде.

– Господи, боже мой, – потрясенно ответил он. – У нее глаза и волосы мальчика.

– Ты их помнишь?

Его внимание теперь сосредоточилось на мне, но во взгляде не было обычной доброты, да и не походило, что он на самом деле смотрел на меня: складывалось впечатление, что просто потерялся в воспоминаниях.

– Ты никогда не забудешь глаза, такие зеленые и испуганные, как были у мальца. А эти волосы? Я никогда раньше не видел подобного цвета. – Он моргнул, затем посмотрел на снимок, после – снова на меня. – Кто она? Как ты обнаружила эту фотографию?

– Слепая удача, если честно. На самом деле мне мало о ней известно... ну, кроме того, что она сестра матери Элис, ее зовут Элизабет, и она родила ребенка, которого забрали вскоре после рождения. Маркус, у нее похитили малыша.

У мужчины распахнулся рот. Надежда в его глазах заставила колотиться сердце.

– И все-таки это ничего не значит. Мы должны сохранять объективность, Белла. Это может оказаться пустышкой. Встреча с людьми с похожей внешностью – обычное явление.

Кажется, он больше пытался убедить себя, чем меня.

– Знаю, – согласилась я. – Понимаю, что это, вероятно, случайность, и повторяю себе это, но просто... Ради Эдварда я должна быть уверена. Если существует шанс, что он связан с Элис, мы должны выяснить, верно? Это все для него изменит.

– Мы не можем предполагать, что она имеет к нему какое-либо отношение, но и не имеем права просто так отмахнуться от подобного сходства. Возможность, что эти двое родственники – большая натяжка. И нам с тобой это известно. Вероятность, что этот снимок никуда не приведет, высока, но проверить стоит. А ты... тебе известно, где она сейчас?

По какой-то причине я не могла вымолвить ни слова, но мне и не пришлось. Когда я промолчала, Маркус все понял и нахмурился.

– Она мертва, да?

Я кивнула:
– Элис сказала, что она умерла через год после рождения ребенка. Из-за разбитого сердца.

– А что насчет отца? О нем известно?

– Они не знают, где он находится. Предполагаю, они не общались с похорон Элизабет. И у меня нет никакой возможности с ним связаться. Я даже не знаю фамилию и не могу спросить, не озвучив причину любопытства.

– Что ж, это проблема. – Он прислонился к кабинке, почесывая голову. – Снимок нельзя использовать в качестве какого-либо доказательства. – Я начала говорить, но он поднял руку. – Я не оспариваю факт, что ты, возможно, на что-то наткнулась, и у нас не появилась бы такая зацепка, потому что сходство, безусловно, странное, но единственное, что прояснит ситуацию – это ДНК. Без отца с матерью... – Он покачал головой.

– Да, но если они кровные родственники, у ДНК Элис окажутся те же генетические маркеры. В том смысле, что Эсме с Элизабет – сестры, Элис – дочь Эсме, так что ДНК у них должна быть похожа.

– Безусловно. Вопрос, однако, в том, как ты получишь эту ДНК? Сами мы добыть не сможем, да если и удастся, то у нас нет способа, чтобы ее проверить. В любом случае мы даже не знаем, что искать.

Я терла виски, пытаясь умерить стук в голове.

– Без Элис нам не удастся выяснить наверняка, но я боюсь нанести травму, которую может вызвать эта информация. Не только для ее семьи, но и для Эдварда. Я знаю Элис, и в этом случае она увидит ситуацию либо в черном свете, либо в белом. Либо поверит, что они родственники, либо нет. Я никого не хочу обидеть, Маркус, и боюсь того, что может произойти. И подумай об Эдварде. Сказанное оставит его беззащитным. Я действительно понятия не имею, что делать.

Он повернулся ко мне и положил руку на плечо:
– Нет, имеешь. Потому что ты знаешь, как поступить правильно, будь то простое решение или же нет. У нас отсутствует выбор. Если бы был, мы бы его сделали. Какими бы ни оказались результаты, ты не можешь игнорировать найденное, не выяснив все наверняка. Ты права, сказав, что все изменилось. Он заслуживает знать: есть ли у него семья, которая будет его любить.

– Он уже имеет семью, которая его любит.

– Да, но мы ему не родственники, Белла.

– Не кровь создает семью, Маркус.

– Ты права, – согласился он. – Но как бы верно это ни было, он по-прежнему имеет право знать правду. Поиск настоящей семьи, возможно, вызовет у мальчика улучшение. Когда-то его у них забрали, и мне известно, что ты не пожелаешь взять на себя ответственность за его укрывательство. Я тоже.

– Ты прав, но ему уже становится лучше. Они должны узнать, это я понимаю, но думаю…

– Тебе известно, о чем я. Да, ему становится лучше, но они, в отличие от нас, могут заполнить для него недостающие кусочки.

– Не то, чтобы я не желала им говорить, но отсутствие точной информации делает это рискованным.

– Он стоит риска. А с нежелательными последствиями мы справимся, верно? Мы его не потеряем.

Я вздохнула:
– Мне придется рассказать Элис, да?

Он улыбнулся:
– Тебе придется рассказать Элис.

– Мы действительно рассматриваем эту возможность? Мы настолько безумны?

На этот раз он рассмеялся:
– Кажется, да. Ты могла бы открыть ящик Пандоры, если повод достаточно хороший. А я не вижу причины, лучше этой. Кроме того, люди поступают по-сумасшедшему. Посмотри шоу Джерри Спрингера и поймешь, что имею в виду. Я все это уже там видел.

– Ты смотришь Джерри Спрингера? – усмехнулась я.

Он кивнул:
– Почему бы и нет? Тебе всегда гарантировано хоть какое-то развлечение.

Я перестала улыбаться:
– Маркус, было бы неправильно с моей стороны дождаться встречи с ним Элис? У меня такое чувство, что до тех пор стоит подождать. Даже не знаю, почему. Мне бы хотелось сначала увидеть, как они взаимодействуют друг с другом.

– Тебе об этом говорит нутро?

– Да.

– Тогда делай то, что оно тебе велит. Несмотря ни на что, я знаю: ты поступишь правильно.

Я подавила страх:
– Да. Обещаю, так и будет. Но если это не получится, я просто... Я боюсь за него, Маркус.

Он обнял меня:
– Я тоже, малышка. Я тоже.



Эдвард лежал ничком на матрасе, читая один из учебников, что ему купил Маркус, и записывая что-то в блокнот, который накануне дала я. Справа от него лежал раскрытый пакетик «Reese's pieces», слева – Ланселот. Едва увидев меня, парень, улыбаясь, сел.

– Я и не знал, что ты сегодня придешь.

– И именно поэтому ты все еще в пижаме? – поддразнила я.

Он, смеясь, глянул на свою одежду. Клянусь, никогда не привыкну к этому звуку, всегда отправлявшему по моей спине восхитительную дрожь. Мне хотелось поместить этот звук в бутылку и повсюду носить с собой.

– С головой погрузился в занятие.

Я прислонилась к двери:
– Понятно. Нравится книга, да?

Он кивнул:
– Да. Я не понимал, что мне еще столь многому нужно учиться, я так отстал…

– Ты наверстаешь, – сказала я. – Посмотри, как далеко уже продвинулся.

– Знаю. – Он протянул мне руку. – Иди сюда.

Я подошла и вложила свою ладонь в его. Он притянул меня так, что я села у него между бедер, спиной к груди. Вокруг меня обвились руки, прижимая к его телу, а сам он зарылся лицом в сгиб моей шеи и вдохнул.

– Ты была слишком далеко, – прошептал он. Я вздрогнула от тепла его дыхания и тона голоса.

Вздохнула, прижавшись головой к его плечу, закрывая глаза и наслаждаясь тем, как ощущались его объятия. – Ты прав.

Его губы коснулись моей щеки.

– Eu senti falta de ter você em meus braços, meu anjo¹.

Я усмехнулась:
– Понятия не имею, что ты говоришь, но делаешь это нарочно.

Он улыбнулся, не отрывая губ от кожи:
– Я всего лишь сказал, что скучал по тебе.

– Я тоже по тебе скучала. – Я повернула голову и нежно прижалась к нему губами. Он довольно хмыкнул, притянул меня еще ближе, и его язык коснулся моего.

– Ты проведешь день со мной, или тебе придется уйти раньше? – спросил он, закончив поцелуй.

– На сегодня никаких других важных планов, кроме тебя, так что мне хочется провести день с тобой.

Его губы растянулись в прекрасной улыбке:
– С удовольствием.

– Тебе понравились конфеты? – я указала на «Reese's».

– Определенно. – У меня возникла уверенность, что он говорил не о леденцах.

Я потянулась за Ланселотом и усадила его себе на колени:
– Как дела у Ланселота? Он тебе помогает?

Эдвард расхохотался:
– Можно сказать и так.

– Это меня не удивляет. Я всегда знала, что он умный медведь.

Парень уткнулся мне шею и поцеловал ниже уха.

– Это довольно отвлекающе.

– Хорошо, – ответил он.

Как бы мне это ни нравилось, требовалось побеседовать с ним об Элис. Но если я продолжу позволять ему делать это со мной, то забуду собственное имя, не говоря уже о необходимом разговоре.

Я переместилась так, чтобы сесть к нему лицом и положила свои ноги на одну его.

– Прошлым вечером мы с Элис обсуждали предстоящую встречу с тобой.

Его пальцы двигались по моей щеке, а глаза следили за движением. Он избегал моего взгляда.

– Что она сказала?

– Согласилась, конечно. – Он улыбнулся. – Уверен, что хочешь это сделать?

Он кивнул, его глаза, наконец, встретились с моими:
– Я в этом уверен. Не буду лгать и говорить, что не нервничаю, но не настолько сильно, как при разговоре с Маркусом. Знаю, что справлюсь.

Я обняла его за шею:
– Я тоже это знаю.

– Когда она придет?

– Мы договорились на вторник. Я понимаю, что уведомление за пару дней облегчит ситуацию.

Он заправил выбившийся локон мне за ухо.

– Тебя, кажется, что-то беспокоит. – Ну вот, он слишком хорошо меня знал.

Я опустила взгляд на колени, но не хотела ему лгать:
– Мне нужно кое о чем подумать.

– Хочешь поговорить?

– Да. Мы это обсудим, обещаю, просто сначала мне требуется кое-что сделать. Не возражаешь?

– Нет. Нужно, чтобы ты знала: мне так же хочется помогать тебе, как ты желаешь помогать мне. Хочу быть рядом с тобой.

Я обхватила его лицо ладонями.
– Ты уже помогаешь, и очень сильно. Не думай, что я не желаю говорить. Не хочу ничего от тебя скрывать. Ладно?

– Ладно.

– Мы обсудим это, обещаю.

Он целомудренно поцеловал меня в губы:
– Чем желаешь сегодня заняться?

Я улыбнулась, безмолвно благодаря за смену темы.

– Чем угодно... пока это с тобой.

– Ты предоставляешь мужчине много вариантов, Белла, – поддразнил он.

– Наверное, во мне говорит оппортунист.

Он засмеялся:
– Да что ты говоришь?

Я кивнула:
– Безусловно.

Парень понизил голос:
– Тебе, наверное, не следовало этого говорить.

Озорной взгляд в глазах, когда он меня поцеловал, сказал, что Эдвард был прав. Излишне пояснять, что наши кофе и пончики остались нетронутыми.



Мы провели день, читая, занимаясь с его учебниками, просматривая фильмы, гуляя по больнице, потому что Маркус уехал, даже обсуждая различные места, куда бы хотели вместе отправиться, как только Эдвард покинет это здание.

Он немного попрактиковался в письме, намечая на листке бумаги места, куда мы поедем. Он сказал, что нам потребуются длительные каникулы, чтобы посетить все одно за другим. Теоретически я знала, что этого не произойдет подобным образом, но было приятно наблюдать, как он планировал будущее, особенно то, которое его так волновало.

Мы только начали карточную игру – я учила его играть в «Пики» – когда он положил на постель карты рубашкой вверх и потянулся за моей рукой.

– Помнишь, о чем мы говорили несколько дней назад?

– О чем именно? – спросила я.

– О выходе наружу.

Я положила и свои карты:
– Помню. Ты... Ты хочешь выйти прямо сейчас?

– Мы планируем посетить все эти места. Фотографии великолепные, даже прекрасные, но это не то же самое, что испытать все на самом деле. Я хочу разделить это с тобой, побывать везде, но не смогу, если не в силах даже выйти за пределы этого здания.

– Знаю, и я, конечно же, не желаю говорить, что ты не готов, но хочешь ли ты идти? Ты даже не ужинал.

– Ужин может и подождать, – многозначительно заявил он. – Я знаю, что ты безумно обо мне беспокоишься, но однажды я уже сделал это с дверью, не так ли? И это случилось даже до того, как мне было комфортно ходить по больнице.

– Это не то, что я…

Он глянул мимо меня на дверной проем:
– Я тебя не виню, потому что знаю, как действовал прежде.

– Эй, посмотри мне в глаза, – попросила я, он послушался. – Я верю в тебя. Верю в то, что ты можешь и сделаешь это. Я беспокоюсь о тебе, да, но не потому, что считаю слабым и не способным самостоятельно справиться. Ты продемонстрировал, каким сильным и независимым можешь быть. Сначала меня немного выбило из колеи, но мой вопрос касался только лишь ужина. – Я встала и протянула ему руку. – Если хочешь, мы пойдем.

Он поднялся с матраса, совершенно убежденный в своем решении, затем взял меня за руку, мы пересекли порог двери и двинулись по коридору. Войдя в котельную, я взглянула на часы, чтобы узнать время.

– Я и понятия не имела, что уже восьмой час. Должна взойти луна. Ты снова сможешь ее увидеть, но на этот раз без фейерверка.

К тому времени, как мы поднялись на второй этаж, Эдвард по-прежнему шел рядом со мной. Он молчал, но его шаги не давали сбоя. В конце концов, мы оказались на поворотном этапе, парень очень сильно дрожал, но заставил себя подойти к двери. Теперь он нервничал, но все еще держал себя в руках.

– Все будет, как и в прошлый раз, – объяснила я. – Я открою дверь, и мы можем либо постоять в проеме, либо выйти наружу так далеко, как пожелаешь.

Он выпрямился настолько, насколько позволили его нервы.

– Я хочу попытаться выйти туда.

Мы медленно двинулись к двери. Его дыхание участилось, но не так, чтобы уж очень сильно. После того, как мы постояли перед створкой, я открыла ее так же медленно, как мы к ней подходили. Мне не хотелось делать резких движений и рисковать его испугом.

Я знала, что именно это Эдвард и желал сделать, решение принял сам, но по сути, несмотря на, как он утверждал, готовность, его действия были непредсказуемыми. Ситуация его тревожила, а я предпочитала, чтобы ему было максимально комфортно.

Когда дверь полностью открылась, я вышла первой: небольшими шагами, чтобы его поддержать.

Он делал один шаг за раз, двигаясь осторожно, следуя за мной на изломанный тротуар за пределами здания. Я по большей части не спускала с Эдварда глаз, наблюдая за любыми признаками напряжения, оглядываясь лишь для того, чтобы убедиться, что не споткнусь обо что-нибудь на дорожке. Он не перестал двигаться со мной, тревожно окидывая взглядом окрестности.

Казалось, несмотря на нервозность, он в восторге от всего, пытаясь впитать все сразу. То, как его взгляд перескакивал с одного объекта на другой, напомнил мне маленького ребенка, который впервые увидел Рождественские гирлянды и испытывал очарованность разноцветными огоньками.

Мы остановились на стыке цемента и травы. Если Эдвард пожелает двигаться дальше, так тому и быть.

– Ты в порядке? – спросила я. Нужда в его благополучии пересилила радость от его достижения.

Он огляделся, и мы сделали несколько шагов от здания.

– Я... я в порядке. – Он покачал головой. – Я никогда...

– Ты никогда что?

Он встретился со мной взглядом: в уголках глаз стояли слезы.

– Боже, Белла, – выдохнул он. – Я... Это так красиво.

Я широко улыбнулась, подходя к нему и обнимая за талию. – Это точно.

Я прижалась ухом к его груди, слушая быстрый стук сердца. Он опустил голову, упершись подбородком мне в макушку и положив ладони на плечи.

– Я чувствую на лице ветерок, – прошептал он.

Это единственное предложение, то, как его произнес, словно отдельное действо оказалось самым необычным, что он когда-либо испытывал, заставили слезы покатиться по моим щекам. Ощущение ветра на лице – я об этом особо и не задумывалась, потому что привыкла. В каком-то смысле принимала как должное, но для Эдварда это оказалось чем-то весьма проникновенным. Он оценил то, что большинство людей считали само собой разумеющимся.

– А вон там мой грузовик, – указала я в ту сторону, где стояла машина.

Его взгляд выстрелил в указанном мной направлении, но парень очень долго молчал.

– Спасибо. – Он поднял руки, обхватил ладонями мое лицо, запрокинул вверх, чтобы взглянуть в глаза. – Eu não sei como lhe agradecer pelo que você me deu, e eu não tenho muito para dar em troca, mas eu lhe dou meu amor, Bella. Por quanto tempo quiser, é seu².

Я понятия не имела, что он сказал, но это и неважно. В тот момент единственное, что имело значение: я любила его, он любил меня, я в его объятиях, и будущее, которое, казалось, несколько месяцев назад было для него невозможным, несмотря на тяжелые препятствия, с которыми мы столкнулись, оказалось очень вероятным.

Именно тогда я решила поверить, что все будет в порядке.

---

¹ Eu senti falta de ter você em meus braços, meu anjo – (португ.) Я скучал по ощущению тебя в моих объятиях, мой ангел (здесь и далее – примечание переводчика).
² Eu não sei como lhe agradecer pelo que você me deu, e eu não tenho muito para dar em troca, mas eu lhe dou meu amor, Bella. Por quanto tempo quiser, é seu – Не знаю, как благодарить за то, что ты мне дала, у меня не так много, что можно дать взамен, но я вручаю тебе свою любовь, Белла. Пока ты этого желаешь, она твоя.

---

Огромное спасибо за проверку и редактирование главы amberit.

Поделиться своими впечатлениями вы можете на ФОРУМЕ.