Глава 17. Понимание



– Я что? – переспросила я.

Она улыбнулась:

– Ты влюблена в него. Ты знаешь это, как и я.

– Нет, Элис, – я яростно затрясла головой. – Я не могу быть в него влюблена.

– Ну, тем не менее, – заявила она так, словно на самом деле это самое очевидное в мире.

Может, так и было... для нее. Вероятно, в глубине души понимала и я, но пыталась отрицать. Неприятие казалось более легким, управляемым. Когда я концентрировалась исключительно на отказе, а не боролась с собой, то могла и притвориться, что кое-чего определенно не существовало. Полагаю, подсознательно я чувствовала, что должна была так поступать, чтобы иметь возможность приходить к нему, не выглядя иначе. Сейчас Эдварду, конечно же, меньше всего нужна моя влюбленность. Он уже достаточно натерпелся, и вряд ли ему требовалось, чтобы мои чувства вносили осложнения.

Мы с Элис продолжали беседовать об Эдварде до тех пор, пока мне больше нечего было рассказывать. К моменту окончания моя одежда оказалась залитой слезами, подруга узнала все, а я оказалась эмоционально вымотанной. Никогда не была я настолько откровенной.

– Не знаю, что и делать, – выпалила я, катившиеся по моим щекам слезы явно оставили на коже потеки туши. Впервые открыто призналась в неуверенности, что же делать дальше, и довольно ли помогло Эдварду то, что я уже совершила в целом. Понятия не имела, достаточно ли было меня. Я вопрошала себя о способности помочь ему, но, после столь долгого скрывания всего этого, разговор с Элис заставил меня действительно увидеть, что моих попыток маловато. Эдвард нуждался в большем.

Мне хотелось верить, что каким-то образом я исцелила его, даже если всего лишь небольшую часть. Наверное, так и было, но, по существу, внутри него пряталась столь глубокая боль, что, казалось, я едва царапнула поверхность. Чувства не позволяли быть объективной в отношении него, потому что мне хотелось надеяться, что могла сделать это и самостоятельно. Я осознала, какой наивной и эгоистичной была в этом желании.

Подруга взяла меня за руку и тепло улыбнулась.

– Белла, ты потянулась к нему, и он тебе ответил. Из рассказанного о нем можно сделать вывод, что это большое дело. Ты это совершила. Из-за тебя это случилось. И лично мне кажется, что твоя влюбленность послужила катализатором для того, что он уже преодолел.

– Да, но достаточно ли любить его? – спросила я. – И я переживаю, что мои чувства к нему могут нанести больше вреда, чем пользы. Особенно сейчас.

Она недоверчиво на меня уставилась.

– Почему ты так говоришь? Почему думаешь, что любовь причинит ему вред? Посмотри, что она уже сделала с ним. Может, если бы он узнал или…

– Нет, – качая головой, перебила я. – Я не могу сказать ему о своих чувствах.

– Почему нет? Может, именно это ему и требуется: уцепиться за что-то прочное.

– Вот именно, – подчеркнула я. – Ты не знаешь Эдварда, как я. Если он выяснит, что я в него влюбилась, то почувствует себя обязанным поступить так, как, по его мнению, хотела бы я, может быть, даже ответить взаимностью. А если он не чувствует подобного, поскольку душа у него исковеркана, но взвалит это на себя? Еще одно, в чем обвинит себя? Еще один свой провал? А этого я не хочу. Не желаю, чтобы он считал, словно что-либо мне должен, потому что я испытываю эти чувства. Мне очень страшно, что если он слишком настойчиво будет добиваться улучшения, взвалит все на свои плечи, то глубже уйдет в себя, а потом я его потеряю. Я не настолько глупа, чтобы не понимать: его восстановление займет время, много времени, и он не нуждается в том, чтобы моя влюбленность нависала над ним дамокловым мечом. А так и будет. Я не могу так давить на него, Элис. Желаю, чтобы он хотел лучшего не ради меня, а лишь из-за себя. Это только для него, а не меня. И всегда так было.

– Я понимаю, о чем ты говоришь, милая, но мне кажется, что ты заблуждаешься. – Я обернулась, чтобы посмотреть на нее, и вытерла слезы, которые затуманивали взгляд. – Понимаю и могу ошибаться, потому что, как ты заметила, не знаю его. Это правда, но подозреваю, что он одинок. Даже если ты с ним там, в душе он все еще одинок, Белла. Вероятно, его состояние еще хуже, чем мы с тобой осознаем, и оно вызывает в нем ощущение внутренней пустоты. Он очень долго пробыл в этом месте, но сумел сохранить достаточно здравомыслия для существования, и даже оказался в состоянии развиваться, как он и делает. И именно то, что он может это, показывает, насколько он сильный. По твоим словам, он многое преодолел. Но, пока все это происходило, о нем никогда и никто не заботился, не любил его... ну, до сих пор. Ты говорила, что о парне заботится Маркус, но он никогда и ничего не делал один на один с Эдвардом. Неужели ты считаешь, что ему не захочется узнать, не захочется почувствовать это? Ты сказала, что он умолял тебя остаться. Как думаешь, почему он так поступил, Белла? – она замолчала, возможно, ожидая, что я ей отвечу. Я же пожала плечами и всхлипнула. – Хочешь знать, что я думаю?

Я кивнула, потому что и в самом желе желала этого. Мне требовалось, чтобы кто-то прояснил ситуацию, помог понять, что мне делать дальше, потому что я, честно говоря, не имела представления.

– Это только мое мнение, и я могу совершенно ошибаться в основе, но базируюсь на том, что сказала мне ты. Хорошо? – Я снова кивнула, беззвучно согласившись. – Ты – первый человек в его жизни, который не пытался причинить боль, охотно и специально заботился. Когда кто-то пострадал, получил много эмоциональной боли и шрамов, ему страшно это чувствовать, потому что он не знает тепла. Изменения пугают. Изменение же такого уровня может привести к надежде, а она вызывает чувство уязвимости, но если это забрать… ладно, уверена, по его истории ты можешь себе представить, что это с ним сотворило бы? Мы не знаем всех подробностей, но уже известное – ужасает. Мне кажется, что ты, Белла, даешь ему надежду, и, как бы его ни пугало, он понял, что все еще нуждается в этом, в тебе, ты ему нужна, и, если бы он знал о твоих чувствах к нему, возможно, не ощущал бы себя таким одиноким. Это связывает вас на одном уровне.

– Это не то же самое, – покачала головой я. – Потому что он меня не любит, Элис.

– Откуда ты знаешь? – спросила она.

– Просто знаю.

– Нет, ты только предполагаешь. А еще мне кажется, что ты недостаточно в него веришь, – фыркнув, она встала с кровати, резко повернулась и положила руку на бедро. – Я знаю тебя, Белла, и понимаю, что это больше, чем просто твои чувства станут висеть над ним дамокловым мечом. Это также связано и с тем, что, если ты сообщишь, как относишься к нему, это сделает уязвимой и тебя тоже. Скажешь ему или нет – не изменит того, что ты чувствуешь, факт, что ты его любишь. Мне кажется: ты полностью ошибаешься в обеих причинах, но кто я такая, чтобы говорить тебе, что делать? Ты сама сказала, что он никогда не испытывал любви. Говорила, что вы это обсуждали. Но, может быть, он хочет любви, Белла, и, возможно, от тебя. Ты его тепло, помнишь? Если он ничего не чувствует вообще, то почему испытывает к тебе подобное?

Я надеялась, что ее слова дадут мне больше понимания, но все еще оставалась сбитой с толку как никогда.

– Не знаю, – сказала я.

– В самом деле? Так ты считаешь, он не способен понять или полюбить тебя?

– Не в этом дело, – сразу же ответила я жестче, чем предполагала. – Он не инвалид, Элис. Я верю, что что-нибудь он и сможет. Верю. Мое беспокойство не имеет ничего общего с его возможностями, потому что знаю: он такой же способный, как ты или я. Он умный, но ему требуется время. Я волнуюсь, что подавляю его и подталкиваю слишком далеко и слишком быстро. Мне хочется, чтобы он присоединился к остальному миру, функционировал, как может, но это произойдет не в одночасье. Просто не считаю, что именно сейчас правильно говорить ему, что я влюблена, особенно, чтобы облегчить свою совесть. Я была достаточно эгоистичной, когда заинтересовала его.

– Ты себя слышишь? – она на самом деле, казалось, разозлилась на меня. – Ты понимаешь, что несешь? Я не думаю, что ты поступила в отношении его эгоистично. Сколько людей нашего возраста стали бы возиться с ним, Белла? Я знаю. Ни одного. Они не взглянули бы на него во второй раз, разве только как на выродка или того хуже. Но ты. После всего произошедшего ты вернулась в то место и подружилась с ним. Ты заботилась о нем достаточно, черт, да гораздо больше, чем кто-либо когда-либо делал. Говоришь, что он способный, так почему считаешь, что он не поймет этого? Он знает, что ты другая, и, кажется, доверяет тебе, Белла. Боже мой, как же это должно было быть трудно для него, но ты это совершила.
А еще ты чересчур анализируешь все, разбираешь на части: что сделано так, что этак, а что вообще не так. Ты забираешь у него то, что сама дала: возможность. Господи, Белла, гордись собой за это и не бойся слушать сердце, потому что любовь – более мощное чувство, чем ты думаешь.

Я засмеялась, утирая скатывающиеся слезы:

– Откуда ты взялась такая умная?

Подруга, хихикая, пожала плечами:

– Ну, наверное, у дочери врача имеются свои привилегии. Ты многое узнаешь.

– Да уж, – согласилась я. – Ты такая умная и философствующая. Мне вот только интересно: кто ты и куда спрятала мою лучшую подругу?

Она подпрыгнула на месте, отчего ее короткие черные волосы затрепыхались, и перевела на меня совершенно бесхитростный взгляд, абсолютно в духе Элис:

– Я произвела впечатление весьма умной, не так ли? Иногда я настолько хороша.

Подруга похлопала саму себя по плечу, в результате чего мы обе расхохотались. Спустя несколько секунд она снова села рядом со мной:

– Но я согласна, что ты не справишься с этим в одиночку. Возможно... возможно, если мы поговорим с моим папой и…

Я прервала ее, среагировав острее, чем собиралась: – Нет!

Ее глаза распахнулись, на лице появилось озадаченное выражение:

– Но ты сказала…

– Я не отказываюсь окончательно, Элис, – объяснила я. – Вовсе нет. Просто... в первую очередь мне требуется кое-что сделать. Я знаю, как нужно поступить, но не могу просто вывалить все это на него наобум. Понимаешь? Нужно, чтобы он осознал, что имеет такую возможность, и, кажется, для него так будет лучше.

– Белла, на основании того, что ты о нем рассказывала, действительно думаешь, что он сейчас с этим согласится?

– Да, – заверила я. – Мне просто требуется некоторое время, чтобы объяснить ему, но еще сколько-то, чтобы подготовить его.

Она насмешливо посмотрела на меня:

– Что ты имеешь в виду под «подготовить его»?

– Я понимаю, что ему нужно... э-э... встретиться с кем-то, но мне не хочется просто сдать его с рук на руки. Никому не позволю положить его в психиатрическую больницу. Он не сумасшедший и не опасен, а просто интроверт или как ты там называешь это. Но он меняется, открывается, и мне хочется, чтобы ему стало немного более комфортно. У меня будет условие, когда я стану говорить с твоим отцом, но если он не согласится, не позволю приблизиться к Эдварду. Ни в коем случае не допущу, чтобы его куда-нибудь упрятали.

– Не думаю, что папа так поступит, Белла.

– Я не могу рисковать, Эл. Так что, пока он не дает мне такую гарантию, я не скажу, где находится Эдвард, и ты не смей. – Подруга нахмурилась и уставилась на меня, будто я ее обидела. – Я серьезно, Элис. Не утверждаю, что ты так сделаешь, но сказанное должно остаться между нами. Просто нужно подождать. Я не собираюсь менять свое мнение о беседе с твоим отцом, но мне просто требуется немного больше времени, а также – поговорить об этом с Маркусом. Он имеет такое же право быть частью этого, как и я. Несмотря на то, что Эдвард не открылся ему лично, последние семь лет Маркус присутствовал в его жизни и любит его. На самом деле. И знаю: он сделает все, что угодно, поэтому неправильно его отстранить. Так с ним я не поступлю.

– Понимаю и ничего не скажу, обещаю. – Я глубоко вздохнула, чувствуя небольшое облегчение, так как, наконец-то, поговорила с кем-то. Можно было побеседовать и с Маркусом, но это не то же самое. Элис моя лучшая подруга с момента, как я себя помнила, и для меня много значила возможность рассказать ей об Эдварде. Я могла сообщить то, чем не могла поделиться с Маркусом, и, честно говоря, действительно просто нуждалась в ней.

– Белла?

– Да?

– Спасибо, что доверилась мне достаточно, чтобы рассказать об Эдварде, – она затеребила подол рубашки. – Меня расстроило, что мы нечасто разговаривали, но сейчас я понимаю и считаю, что ты поступаешь хорошо. С Эдвардом все будет в порядке, и все получится. Я просто знаю это.

– Надеюсь на это, Элис. В самом деле надеюсь.



После того как все покинули дом Калленов, и Эсме с Карлайлом отправились спать, подруга помогла мне улизнуть. Она быстро меня обняла, пожелала удачи, а затем я отправилась на грузовике обратно в больницу. Если бы Эсме или Карлайл знали, что я точно остаюсь, пришлось бы отправиться пешком. Технически не было заявления, что я проведу ночь у Элис, это просто предполагалось.

Когда я вошла в котельную, Маркус, согнувшись, сидел на стуле, голова покоилась на деревянной столешнице. Казалось, он спал. Я подошла сзади и слегка похлопала по спине.

– Маркус, привет, ты не спишь?

Он зашевелился, а потом выпрямился. Безусловно, он спал.

– Привет, Белла, должно быть, я задремал и даже не понял этого, – он вдруг посмотрел в сторону закрытой одеялом двери, ведущей к Эдварду. – Он в порядке? Что-то случилось?

– Я только что вернулась, – сказал я. – Но уверена, что с ним все хорошо. – Мужчина еще немного смотрел на дверь, а затем, наконец, перевел взгляд на меня. Его лицо немного побледнело, и он производил впечатление очень уставшего. Очевидно, что он все еще порядком болен. – Я планирую остаться здесь на всю ночь, так что ты можешь пойти домой.

Он отвернулся и откашлялся.

– Ты уверена, что... – кашляя, сказал он.

Ужасно видеть Маркуса в таком плохом состоянии. Мне хотелось сделать все возможное, чтобы ему стало лучше.

– Ты в порядке?

– Да, – ответил он.

– Я имею в виду, ты действительно в порядке?

Он закрыл рот и повернулся ко мне, давясь от кашля:

– Это просто грипп, Белла. Честно. Обещаю.

– Ты же скажешь мне, верно? – я переступила с ноги на ногу, пытаясь скрыть беспокойство и в лице, и в голосе. – Я имею в виду, если что-то в самом деле не так? Ты же скажешь мне, да?

Глядя на меня, он нахмурился, что-то обдумывая.

– Знаю, ты обо мне беспокоишься, но не стоит. Я ценю это, хотя и не привык к подобному. И уверяю тебя: это не более чем грипп. Если я действительно заболею, то скажу тебе. Сделаю это из-за парня вон там. Если что-то со мной случится, хочу, чтобы он получил все мне принадлежащее. И не доверяю сделать это никому, кроме тебя.

Я благоговейно уставилась на мужчину. Он заметил мое выражение и, потупившись, на мгновение замолчал.

– Знаешь, мне некому оставить наследство. И, кажется, если даже и было бы, я по-прежнему оставил бы все мальчику. В ближайшее время я не планирую помирать, но кто знает, когда придет время, однако если со мной что-нибудь случится, хотя ничего плохого и не должно произойти, на всякий случай ты мне нужна, чтобы убедиться, что о нем позаботятся, и к нему перейдет все, чем я владею.

– Ты знаешь, я бы сделала, но как…

– Об этом уже позаботились, – вставил он. – Я составил завещание, назвав тебя поручителем. Нельзя сразу же оставить ему, не зная информации о нем, но ты сделаешь все, что нужно.

– Как ты…

Он усмехнулся и закашлялся.

– Я находчивый, когда это требуется, Белла, – выражение его лица изменилось, став серьезным, а глаза – умоляющими. – Но это важно для меня. Обещай, что если со мной что-нибудь случится, ты об этом позаботишься.

– Я позабочусь, – пообещала я. В этом не было никаких сомнений.

Его черты смягчились, но теперь ему явно стало не по себе:

– Спасибо.

– А ты обещаешь, что с тобой ничего не случится? – я должна была спросить еще раз, чтобы быть уверенной. Маркус тоже стал частью моей жизни, и не хотелось думать, что с ним что-то произойдет.

Он кивнул, глядя мне прямо в глаза.

– Боюсь, ты застряла со мной надолго. Это просто грипп. Не стану я тебе врать, Белла. Ты... ты тоже важна, – его взгляд снова опустился к полу. – Вы с парнем единственные люди в моей жизни. Я никогда не солгу тебе. В прошлом я совершал ошибки, и это стоило людей, имеющих для меня значения. Этого просто... не повторится.

Я отвернулась, вытирая катящиеся по щекам слезы.

– Я знаю, Маркус.

– Эй. Никаких слез, ладно? – он улыбнулся, но улыбку прервал кашель. – Иди... иди сейчас, – он указал на дверь и, кашляя, сказал, что уже приготовил Эдварду ужин, который поставил в дверной проем, и что пойдет домой, чтобы вернуться в постель. Мне не нравилось, что он оставался в одиночестве, но я, конечно же, не могла находиться в двух местах одновременно, и, независимо от эмоциональных или физических ощущений, мы с Маркусом всегда соглашались, что интересы Эдварда стояли на первом месте. Но я позаботилась поблагодарить мужчину и сказать, чтобы он отдыхал, потому что ожидала его возвращения как можно скорее и в полном здравии. Тот засмеялся и отмахнулся.

Я отправилась в коридор, ведущий в нужную мне комнату, и заметила, что подноса с едой не было, так что Эдвард, очевидно, пришел и забрал его. Я улыбнулась, довольная, что он не стал дожидаться меня, чтобы поесть. Становилось поздно, и мне не нравилась мысль, что он сидит там встревоженный и голодный.

Когда я оказалась в дверях, сердце у меня затрепетало, а в глазах встали непролитые слезы. Я так привыкла, что Эдвард сидел в углу комнаты, своем углу, но сейчас он лежал на кровати, закинув руки за голову, и смотрел в потолок. Невозможно описать словами, насколько меня тронул этот образ. Ему по-прежнему требовалось многое преодолеть, я это знала, но он уже столько превозмог в прошлом месяце. Значительно повзрослел, и, боже мой, из-за этого сердце просто трепетало от радости. Как только я прошла в комнату, он сел и сразу сосредоточился на мне.

– Привет тебе, – сказала я. Слова получились грубоватыми, так что я откашлялась, чтобы избавиться от присутствующих в них эмоций. – Уже поздно. Удивлена, что ты еще не спишь.

– Тебя ждал, – прошептал он.

Я улыбнулась.

– Неужели?

Он кивнул.

– Ты не должен…

– Мне хотелось, – быстро добавил он.

До сегодняшнего дня я была в состоянии закрываться, отрицать, что было большее в моих чувствах, чем просто забота, достаточная для помощи ему, но, позволив признаться себе в том, что именно он для меня значил, я полностью открылась этим чувствам, и они оказались всепоглощающими. Простой факт, что он меня ждал, что хотел этого, наполнил мое сердце любовью. Ощущение было настолько сильным, что у меня почти подогнулись колени. Как же мне удалось скрывать это до сих пор?

Боже, бодрствование в ожидании кого-то – такое обыденное явление, но это значило для меня больше, чем что-либо еще. Они заявляли, что мелочи имеют значение, и до сих пор я не понимала абсолютной истины этих слов. Полагала, что это из-за того, что люди склонны забывать или принимать как должное, но эти пустяки говорили о столь многом.

Тем не менее, хоть я и знала, что любила его, чувствовала его каждым пульсирующим нервом, костями, мышцами тела, насыщая душу, но не имела представления, могла ли сказать ему. Мне казалось, что я шла по стеклам и должна была по собственному выбору двигаться осторожно. Мне неизвестно, принесло бы пользу Эдварду это знание, и хотелось поступить правильно.

Захочет ли он знать? Напугает ли это его до ухода в себя? Отстранится ли он от меня? Станет ли спрашивать себя: жду ли я чего-нибудь взамен? Будет ли чувствовать себя обязанным мне? Действительно ли хочет, чтобы я его любила, как предложила Элис? Все эти мысли роились в мозгу, когда я стояла и смотрела на него.

Он нахмурился, озадаченный моей неподвижностью:

– Белла?

Я моргнула, услышав свое имя, сбиваясь и с мысли, и с эмоции. Может, для его же блага я и в состоянии сохранять достаточную стабильность своих чувств, но вероятность спрятать любовь к нему стремительно уменьшалась. Она присутствовала, открывала меня, оставляя обнаженной, а он даже не знал. Но как бы я его ни любила, не могла позволить этому мешать его потребностям или тому, кем я была для него.

– Я в порядке, – сказал я. – Просто... просто задумалась.

– О чем? – спросил он, полностью усаживаясь.

– Ох, как же приятно увидеть, что ты лежишь на постели, когда я сюда вошла, – улыбнулась я. – Я была права: постель тебе пригодилась.

Разглядывая свои колени, он улыбнулся:

– Это удобно.

– И все-таки это здорово, – я подошла к кровати и села рядом с ним. – Тебе всегда должно быть удобно.

– Мне никогда не было... – он помолчал, покачал головой и прошептал окончание предложения: – ... до сих пор.

Я устраивалась на матрасе, но остановилась и встретилась с ним взглядом. Даже при тусклом освещении увидела его ярко блестевшие глаза. Мне пришлось отвернуться, прежде чем я совершила что-то, чего не следовало: например, вздохнула или уставилась на него так, что ему стало бы неудобно, особенно, когда мы сидели рядышком.

– Ты в порядке? – поинтересовался он. Господи, он, должно быть, видел, как я резко от него отвернулась. Заявляла себе, что не позволила бы чувствам изменить отношение к нему, но я уже сделала это. Я ошибалась: либо показывала слишком много, либо слишком далеко отстранялась, дистанцируясь из-за страха, что настолько легко читаема. Правда в том, что я и понятия не имела, как провести границу между этим, но мне требовалось как можно скорее это выяснить. Несмотря ни на что, знала: он мог подумать, что сделал что-то неправильно, а это, конечно же, не так.

– Со мной все в порядке. Я просто... меня беспокоит осознание, что до этого момента ты никогда не спал на кровати, – я заставила себя посмотреть на него.

– У меня было то, что, по его мнению, мне требовалось.

– И что это было? Тухлая еда, ежедневные побои, ужасные обзывательства? По его мнению, именно в этом ты нуждался? – Он вздрогнул из-за моих слов, вызывая во мне приступ вины. Мой гнев предназначался не ему. – Эдвард, прошу прощения. Я не имела в виду... просто очень сильно злюсь на Аро за то, что он с тобой сотворил. У тебя такая нежная душа, и то, что кто-то делал с тобой подобное, просто... это...

– Ранит твое сердце? – предположил он.

Я кивнула.

– Так и есть, – я взяла его за руку и сжала. Покалывающее тепло переместилось с его ладони на мою, струясь по телу.

Он сжал в ответ:

– Seu coração é quente demais para ser machucado¹.

– Наверное, ты не скажешь, что только что произнес, да? – засмеялась я. Он только улыбнулся. – Я не поняла. Знаешь, мне кажется, что ты делаешь это нарочно, потому что уверен, что я не понимаю, о чем ты говоришь.

Он усмехнулся, звук скользнул по коже и отправил по телу дрожь.

– Это не плохое.

– Знаю, – прошептала я. И это на самом деле было так. – Это красиво.

Он кивнул, и его улыбка увеличилась:

– Muito belo².

– Да, ты нарочно так делаешь, – поддразнила я.

В комнате раздался его смех, от чего у меня почти выступили слезы. Если бы я могла выбрать единственный звук в мире, под который засыпать и просыпаться, это был бы смех Эдварда.

Сейчас парень казался таким беззаботным, и хотя я знала, что нам нужно продолжить раннюю дискуссию, и мне следовало поговорить с ним о встрече с Карлайлом, не могла отнять радость, которую, казалось, он испытывал. Подожду до утра. Он так мало улыбался и так долго не делал этого, что заслужил каждую крупицу.

– Итак, чем ты занимался, когда я ушла?

Он пожал плечами:

– Просто сидел здесь.

– Знаешь, я как раз думала кое о чем. – Его взгляд, казалось, оживился. Эдвард полностью сосредоточился на моих словах. – Даже если мне и не нравится это, я не всегда могу быть здесь. Я должна ходить домой, поэтому и подумала…

Улыбка исчезла, его тело, казалось, напряглось, а на лице появилось выражение отчаяния:

– Ты... ты уходишь?

– Нет, – сразу же ответила я. – Сегодня ночью я остаюсь здесь, с тобой, как и обещала. – Напряжение спало, и он облегченно выдохнул. – Но ты же знаешь, что я не могу оставаться каждую ночь. Как бы я ни хотела, мне нельзя, и мы оба должны быть готовы к этому. Ладно?

Он вздохнул, ощутимо разочарованный:

– Хорошо.

– Ты же знаешь, что я всегда буду возвращаться, верно? Даже если и не останусь на ночь.

– Да... просто это… – он оглядел комнату, словно где-то в стенах спрятались слова, которые пытался произнести.

– Просто, что?

Его хватка на моей руке еще усилилась.

– В твоем присутствии я чувствую себя лучше. – Я собиралась сказать ему, что понимала, что он имел в виду, потому что и сама ощущала то же самое, когда он снова шепотом заговорил: – Я не одинок.

Вот и оно, то слово, которое я ненавидела в одном предложении с именем Эдварда, не говоря уж о произнесении им самим. Это, а также мои чувства к нему, стали причиной, почему столь трудно оставлять его в любое время суток. Я не желала, чтобы он испытывал одиночество.

– Знаю, что не имеет смысла говорить, что ты не одинок, когда сидишь в этой комнате сам по себе, но это не так. Несмотря ни на что, ты не будешь снова изолирован. Хочу, чтобы ты это знал. Я всегда буду здесь, и ничто и никогда этого не изменит. Это просто невозможно.

– Почему? – спросил он.

– Почему что?

– Почему это невозможно?

Это очень провокационный вопрос. Я-то знала, почему не могла держаться в стороне от него. Слова были там, в моем разуме, но я не могла позволить губам произнести их. Я опустила взгляд на наши руки и ответила: – Невозможно и все.

– Белла? – он так сказал мое имя, словно умолял меня поделиться с ним. Он прерывисто вздохнул, и слова вышли дрожащими: – Ты... ты не должна... жалеть меня.

Я вскинула голову, чтобы встретиться с ним взглядом.

– О боже, Эдвард, я здесь не из-за этого. Это не так. И никогда не было. Это ты. Ты понимаешь, о чем я говорю? – он покачал головой. – Не уверена, смогу ли правильно это объяснить, чтобы имело смысл.

– Попробуй, – ну вот, он снова взмолился, и я понимала, что не в силах отказать.

Я прикусила губу, нервно проводя по волосам свободной рукой.

– Я... возвращаюсь каждый день, остаюсь здесь на ночь только из-за тебя. Даже если... э-э... все в твоей жизни было бы иначе, ты никогда не столкнулся бы с тем, как поступал с тобой Аро, мне по-прежнему хотелось бы быть здесь, с тобой. Это то, что внутри тебя, твоя личность. Вот почему я здесь. Вот почему не могу держаться в стороне.

Он передвинулся на матрасе, но не отпустил мою руку, хотя сейчас его взгляд был направлен прямо перед ним.

– Ты захотела бы быть здесь, со мной, даже если я был бы правильным?

– Что ты имеешь в виду? Что значит «был бы правильным»?

– Я не цельный, Белла. Я... есть то, чего во мне не хватает.

Я развернулась к нему, протянула руку и заставила посмотреть на меня.

– Но ты можешь быть цельным. И в тебе всего хватает. Ты прошел через травматический опыт, видел и испытал то, что не должен никто, и неважно, кто ты и как на тебя это повлияло. Но это не значит, что с тобой, Эдвард, не произошло ничего плохого. Люди по-разному справляются с подобными переживаниями, и ты испытал гораздо больше, чем большинство. И то, что, перейдя от этого к столь долгой жизни одному в заброшенной больнице, ты до сих пор остался в здравом уме, только доказывает, насколько ты силен, Эдвард. Но ты этого не видишь. И ты уже так далеко продвинулся. Это один из твоих талантов, понимаешь? У тебя крепость, которой я не видела ни у кого другого. Ты вызываешь у меня трепет.

Его глаза распахнулись от удивления:

– У тебя?

Я, улыбаясь, кивнула.

– Да.

И в этот момент я заметила искру в его глазах, ту, которая появилась вскоре после моего появления в комнате. Улыбка снова подняла уголки его губ. Я бы что угодно сделала ради этой улыбки.

– Я подумала, – начала я, – что тебе нужно чем-то заниматься, когда меня здесь нет. Знаю, что ты читаешь, так что принесу тебе кое-какие книги, даже карты. И покажу, как играть в некоторые известные мне карточные игры. Они действительно забавные. И, конечно же, мы будем загружать твой iPod музыкой и заряжать его. Мы не оставим тебя без нее.

– Спасибо, – прошептал он, и я в глубине души поняла, что это больше, чем просто за мое предложение.

– Пожалуйста.

Эдвард принялся расспрашивать меня о карточных играх, и я не могла сдерживать смех по поводу его энтузиазма к обучению. Пообещала, что захвачу карты в следующий раз, когда пойду домой. Я даже упомянула настольные игры, которые мы могли бы попробовать. Он поинтересовался тем, куда я уезжала, и хотя я опустила нашу с Элис дискуссию о нем, сообщила, что ездила повидаться с подругой, объяснила про вечеринки для всех желающих, и почему люди их устраивают. Он всегда был любопытным, цеплялся за каждое слово, даже расспрашивал о моей вечеринке. Конечно же, я еще устрою собственную, но не жду с нетерпением ее или внимания, но это имело значение для Чарли, так что я справилась бы.

Мы говорили, по крайней мере, час, может быть, два, когда Эдвард начал зевать. Он с удобством лег на матрас, вновь закинув руки за голову. Я устроилась рядом, практически на Ланселоте.

– Ой, – засмеялась я, запустила под себя правую руку и вытащила игрушку. – Ну, привет тебе, Ланселот. – Конечно же, он не ответил. Я внутренне усмехнулась при одной только мысли об этом. Взглянув на Эдварда, заметила, что он пристально смотрел на меня и улыбался.

Я повернулась к мишке и продолжила наш односторонний разговор.

– Я весьма расстроена тем, что в последнее время не проводила с тобой много времени, особенно потому, что бывала здесь чаще обычного. Надеюсь, ты простишь меня, – я поднесла его мордочку к своему правому уху. – Что такое? – я подождала, делая вид, что он разговаривал со мной. – Ох, в самом деле? Ты простишь, только если я принесу тебе шоколадное печенье с арахисовым маслом, которое готовила Эдварду? Что ж, думаю, я…

Слова прервал раздавшийся рядом со мной смех. Это оказалось столь близко, что я почувствовала тепло дыхания на коже, а звук и ощущение вызвали мурашки, нещадно атаковавшие мое тело. Инстинктивно я начала поворачивать голову, и, заканчивая движение, почувствовала, как что-то теплое и влажное коснулось моей шеи, а потом и губ.

Это был Эдвард.

Во время моего общения с Ланселотом Эдвард стремительно приблизился и теперь слегка задевал меня.

Мы сидели лицом друг к другу, глаза широко распахнуты, губы соприкасаются. У нас обоих сбилось дыхание, а потом я увидела его взгляд и ощутила, как дрожит его тело, как шевелятся губы, шепча в мои: – Так тепло.

Я понимала, что нужно отстраниться, хотя хотелось двинуться вперед. Его губы касались моих, и мне действительно хотелось большего. Было неправильно желать этого, и я говорила себе это, но не могла оторваться. Соприкосновение получилось нечаянным. Знала, что он не намеревался, но не могла сосредоточиться на чем-нибудь, кроме его теплого дыхания, мягкости кожи и того факта, что, вдыхая, я очень ясно ощущала запах, такой эдвардовский, поскольку мы находились очень близко. И между нами текла такая восхитительная энергия, что я почти застонала. И прежде, чем мне удалось рационально помыслить и на самом теле отодвинуться, ведь любой звук мог его напугать, он подался вперед.

Эдвард меня поцеловал.

---

¹ Seu coração é quente demais para ser machucado – (португ.) Твое сердце слишком горячее, чтобы ранить его (здесь и далее – примечание переводчика).
² Muito belo – (португ.) Очень красиво.

---

Огромное спасибо за проверку и редактирование главы amberit.

Поделиться своими впечатлениями вы можете на ФОРУМЕ.