Мы с Эдвардом провели вместе уже целый час, и, хотя всё это было не так неловко как я представляла, всё же, я пока не могла расслабиться. Он смущал меня: и не только тем, что был безумно красив, – наблюдение за ним стало моим последним непреодолимым увлечением.
Когда я рядом с ним, то чувствую такое, что не могу объяснить; знаю только что они очень волнующие, разные, и мне слишком хорошо, чтобы считать это неправильным. Какая-то часть меня хочет бороться с этими чувствами, но я не собираюсь этого делать. Мне нравится наблюдать, как его глаза меняют цвет на всевозможные оттенки зелёного в зависимости от того, что на нём надето; меня привлекает его волевой подбородок и то, как его волосы практически воспламеняются на солнце. Одно то, что я рядом с ним, вызывает бабочек у меня в животе, и я не могу сосредоточиться на чём-то другом, даже на обыкновенных, повседневных вещах, таких, как ходьба, например.
Волнующий идеальный пузырь лопается, как только я падаю вниз лицом на асфальт возле подъезда его дома.
– Чёрт, – бормочу я, встряхивая руку, на которую упала.
Эдвард помогает мне подняться на ноги, прежде тщательно осмотрев мою ладонь на предмет повреждений. Это первый раз, когда он касается меня, и я понимаю, что мне трудно дышать. Он спрашивает меня о чём-то, но я не в состоянии разобрать слова: всё, что меня заботит ‒ это ощущения от прикосновения его рук. Кожа у него не грубая, но и не нежная. От него исходит тепло и такая уверенность, которой, я сомневаюсь, что когда-нибудь смогу обладать. Я поднимаю глаза к его лицу, и мне кажется, что он ждёт от меня каких-то слов, и я говорю первое, что приходит мне в голову.
Пропуская внутренний фильтр.
– У тебя длинные пальцы.
Он слегка прищуривается, уголки его губ чуть поднимаются вверх. И я понимаю, что он борется с желанием улыбнуться.
– У меня не только пальцы длинные.
Прежде, чем я успеваю подумать, я уже смотрю на его промежность. Понимание этого не останавливает мой взгляд, скользящий ниже по его бёдрам в поисках доказательств, что ему нужна дополнительная штанина для члена. Когда я останавливаю взгляд на его ширинке, он начинает смеяться. И, хотя я точно знаю, что он не осмелиться продемонстрировать мне своё белье, чтобы я поверила в его чушь, но, всё же, я почти также сильно смущена, как когда в девятом классе на уроке физкультуры из моего бюстгальтера выпал поролон. Не в силах больше смотреть ему в лицо, я закрываю глаза, пытаясь игнорировать тот факт, что моё лицо пылает.
– Прости. Я не должен был так шутить с тобой.
– Если ты извиняешься, то почему ты смеёшься? – спрашиваю я.
– Потому что я солгал.
– Что сожалеешь или?.. – я не могу себя заставить произнести это, глаза у меня всё ещё закрыты, и я наклоняю голову в сторону его обмундирования.
– Я не извиняюсь. Давай уже войдём.
Поднимаясь за ним по лестнице, я мечтаю хотя бы об одной или двух минутах, чтобы прийти в себя. Но вскоре Эдвард открывает дверь, и я понимаю, что моим мечтам не суждено сбыться. Заходя внутрь, он кладёт ключи на столик в кухне и ставит сумку на кровать. И эта кровать ‒ единственное место в его квартире, где можно спать.
– Давай я покажу тебе, где тут всё.
Немного странное заявление, учитывая, что его квартира немного больше моей комнаты в общежитии, и всё здесь на виду. Но я всё равно иду за ним, потому что это Эдвард.
– Это было бы великолепно.
– Ванная комната находится вон там, – говорит он, указывая на дверь с другой стороны от кухни. – Полотенца под умывальником. Не стесняйся, чувствуй себя как дома. Ешь, пей, делай что хочешь; телефон, компьютер ‒ всё в твоём распоряжении.
Мы застываем в дверях, и я киваю словно собачка в машине. Он вздыхает и открывает рот, но вместо того, чтобы что-то сказать, он выдыхает и пожимает плечами.
– Ты не ушиблась при падении, всё хорошо?
– Эмм… нет, – я качаю головой.
– Что-то болит?
Я не знаю, как сказать ему, что я не испытываю никаких неудобств, даже совсем наоборот. Поэтому молчу. Ни за что в жизни я не скажу ему, как рада остаться с ним наедине в этой крошечной квартире, пусть даже я здесь исключительно из-за того, что он выполняет просьбу Элис. Ни при каких условиях я не признаюсь, что сама идея спать с ним в одной кровати пугает меня, но далеко не так, как возможность того, что он не захочет меня в ней.
Я уже не говорю о том, что я так сильно боюсь его отказа, если вдруг решусь признаться ему в любви. Сейчас я ужасно сожалею, что не взяла с собой миленькую привлекательную ночнушку. И в этот момент я понимаю, что у меня и нет никакой мало-мальски достойной пижамы, и мне так резко захотелось купить что-нибудь сексуальное, что заставит чувствовать себя красавицей, если я надену его.
Я не говорю ему это, потому что сама не понимаю, чего я хочу. Мне нужно некоторое время в одиночестве, без него, для того чтобы разобраться, что я чувствую, когда он рядом, но учитывая габариты его квартиры, я понимаю, что это невозможно. Хотя…
– Мне нужно в туалет!
Второй раз за несколько минут он указывает на ванную.
– Вон там.
Я киваю, но остаюсь на месте.
– Тебе нужна помощь?
Мои глаза в ужасе расширяются, и я бегу в ванную. С криком.
– Нет. – Я захлопываю за собой дверь.
Прижавшись к двери, я наконец-то могу выдохнуть. Как только я щелкаю выключатель, сразу начинает работать вентилятор, и хоть я не слышу ничего, кроме шума, раздающегося от стационарного прибора, я уверена, что Эдвард смеётся надо мной.
Когда я выхожу из ванной, он лежит на кровати и читает потрепанный экземпляр «Profilesin Courage» (Profilesincourage (Биографии мужественных людей).— NY-Evanston: Harper&Raw, 1957. В книге даются краткие биографии людей, которых Кеннеди считал образцами мужества в политике. В 1957 году Кеннеди получил за эту книгу премию Пулитцера — высшую премию в области журналистики. В 1964 году книга была переиздана.)
– Ты не против, если я… – Жестом я указываю на пустое место рядом с ним. – Я хочу сказать, я знаю, можно подумать…
– Не тогда, когда нет другого места, чтобы сесть, – говорит он.
– Верно.
Я сажусь на край постели и расшнуровываю свои ботинки. Я стесняюсь и всячески отталкиваю от себя фразы, которые подразумевают под собой значение разделения с ним кровати. Не придумав ничего лучше, я произношу первое, что приходит мне в голову.
– Ты на первом курсе юридического факультета? – это глупый вопрос, ведь я не только знаю, что это так, но и он знает, что я знаю это; но раньше я никогда не лежала в одной постели с парнем, и пускай мы полностью одеты и я прекрасно понимаю, что точно ничего не будет, я всё равно не знаю, как себя вести.
– Да.
– Ты всегда хотел быть юристом? – Я ложусь на постель рядом с ним, и пускай между нами расстояние примерно около фунта, моё тело все равно реагирует на его близость.
Я чувствую себя так, словно делаю что-то запрещенное. Бабочки порхают в моем животе, подобное я не чувствовала с двенадцати лет, когда один из моих давнишних парней убедил меня прокатиться на аттракционе "Gravitron" и центробежные силы прижимали моё тело к спинке. В тот момент я не была уверена, нравится мне это чувство или нет, сейчас же я не сомневаюсь.
Я, чёрт побери, люблю это.
– Не совсем. Я всегда хотел стать президентом. – Убирая книгу, он кладёт её обложкой вверх на кровать. – Юридическая школа – это логическая стартовая площадка.
– Ты серьёзно?
– Да.
– Эм, – и я не знаю, что сказать.
– Ты удивлена.
– Ну да, – признаюсь я. – Я никогда ещё не встречала взрослого человека, который хотел бы стать президентом.
Он улыбается.
– Ну, это значит, что у меня меньше конкурентов. Я понимаю, что это бредовая мечта, и я готов принять неудачу, но только если осознаю, что сделал всё, что мог и не мог.
– Элис была права, у тебя огромные амбиции.
– Теперь твоя очередь, Изабелла, – он поворачивается на бок и кладёт голову на руку, – расскажи, кем ты хочешь стать, когда вырастешь?
– Ты намекаешь, что я ещё не повзрослела? – Меня особо не волновало, как Эдвард видит меня, лишь бы не считал меня малолеткой.
– Ну, так…
– Мои родители не захотели, чтобы я приезжала домой на День Благодарения. И я думаю, что с уверенностью могу сказать, что я хотела бы самостоятельности. Относительно моих карьерных планов ‒ я не знаю. Я в состоянии оплачивать все свои счета, полагаю.
– Печально. Я не о том, что ты не можешь поехать домой к родителям, – это происходит со многими людьми, но, в конце концов, всё сводится к тому, что тебе необходим их совет, прежде чем сделать выбор. Есть и другие варианты. Иногда нужно находить компромиссы, но ты не должна переставать мечтать.
– Поверь мне, я мечтаю до сих пор.
– О чём?
Все мои мечты – о нём, но я в жизни не признаюсь ему в этом.
– Ничего такого, чтобы могло на самом деле произойти.
– Забудь о реальности. Забудь о чувстве ответственности. Что ты хочешь?
Слова слетают с моих губ, прежде чем я успеваю подумать.
– Я хочу, чтобы ты поцеловал меня.
– Серьёзно?
– Да, я говорила серьезно; а теперь я на самом деле хочу умереть. Забудь, давай сделаем вид, что я ничего не говорила.
Вот только он не делает этого. Он кладёт ладони на моё лицо, будто это самая естественная вещь в мире, и сокращает расстояние между нами. Даже чувствуя, как его губы прижимаются к моим, я всё равно не могу поверить, что это происходит. Это стало неожиданностью для меня, и, с одной стороны, это хорошо, так как мой шок перевешивает моё беспокойство. Я слишком занята, пытаясь убедить себя, что Эдвард действительно целует меня, чтобы волноваться о том, делаю ли я всё правильно. И к тому моменту, когда я наконец-то осознаю, что сейчас переживаю свой первый поцелуй, всё уже заканчивается.
И я хочу, чтобы он поцеловал меня снова.

– Мне казалось, что мы планировали лёгкий ужин.
– Так и есть,– отвечаю я, улыбаясь Элис и раскладывая кростины на тарелке. – Только немного сыра, хлеба, ну и, конечно, вина.
– Но почему ты тогда готовишь начинку для яблочного пирога?
– Это для «Brie en croute». Я поставила в холодильник несколько бутылок рислинга.Это белое сухое немецкое вино шпатлезе. Я думаю, тебе понравится.
– Что касается вина, то я полностью доверяю вашему выбору, эксперт. – Элис замолкает, как только мы слышим шум открывающейся входной двери. – Это, должно быть, Джаз, я сейчас вернусь.
Улыбаясь, я возвращаюсь к своему занятию. Когда я готовлю, то чувствую связь с природой и человечеством; я люблю готовить для кого-либо, это заставляет меня чувствовать связь с ними. У меня не так часто получается этим заняться, но когда я это делаю, то попадаю в какое-то безумное место, где больше ничего не делаю, и просто наслаждаюсь. Я режу хлеб, когда его голос вырывает меня из моего пузыря.
– Здравствуй, Изабелла.
Нож выскальзывает из моих рук, и я режу себе палец.
– Ой, – вскрикиваю я.
Я бросаю нож, пару раз встряхиваю рукой, прежде чем набраться смелости и посмотреть на рану. Хотя порез несильный, кровь течёт ручьём. Поднимая руку вверх, я аккуратненько касаюсь пальца кухонным полотенцем.
– Я знаю, где Элис хранит аптечку, – говорит он. – Позволь мне промыть рану и перевязать её.
Прежде чем я успеваю возразить, он уже направляется в подсобку. Вернувшись, он держит в руках небольшую белую коробку.
– Я ценю этот жест, Сенатор Каллен, но думаю, что мне необходим доктор, а не политик.
– Здравоохранение ‒ один из самых важных пунктов в моей программе.
Я закатываю глаза, но он игнорирует меня. Вместо этого он берёт мою руку в свою и начинает медленно очищать порез.
– Что ты здесь делаешь? – спрашиваю я.
– Моя сестра здесь живет, помнишь?
Он не сводит глаз с моей раны, а я смотрю на его лицо. Вздохнув, я прижимаю здоровую руку к груди и жду когда он закончит обматывать палец бинтом: так мне немного легче переносить его присутствие.
– Ох, почему я здесь, несмотря на то, что моя сестра попросила меня сделать себе несколько выходных на этой неделе? Ты должна знать меня лучше, Изабелла, прежде чем задавать такой вопрос. – Он завязывает бинт, и его глаза встречаются с моими. – Я готов принять неудачу, но только если осознаю, что сделал всё, что мог и не мог.
– Ты уже сделал это, – напоминаю я ему. – Ты много чего рассказал мне в тот день, когда я уходила.
– Я солгал.
Улыбаясь, он исчезает из кухни так же быстро, как и появился.

---

от Лисбет: Всем привет, очень рада видеть вас. Ну как?! Как вам начало первого и нынешнего дня «Благодарения»? Поздравляю всех, кто ждал Эдварда. Надеюсь, вам есть что сказать, жду вас на форуме. Не забываем благодарить моих Наташ (BAST и Tanger) плюсиками в репутацию. Всех люблю, ваша Таня.