– Я не понимаю, Иззи, – Элис прислонилась спиной к стенду и скрестила руки на груди. – Что такого сложного в выборе специальности?
Я делаю глоток своей диетической Колы, чтобы потянуть время и придумать ответ, который звучал бы лучше, чем правда. Когда я ставлю напиток перед собой на стол, то подготовлена не более, чем до этого.
– Я хотела бы специализироваться на французском, – говорю я ей.
– Тогда почему ты просто не подашь заявку? Покончи с этим, и станет на одну проблему меньше.
Вот только она ошибается – как только я приму это решение, на его место придут другие. Бессмысленно выбирать специальность, если я понятия не имею, чем хочу заниматься после колледжа. Я не уверена, что наличие специализации поможет мне с жизненными планами, хоть это и не так. Однако, этого нельзя исключать. Я не знаю, чем хочу заниматься после выпуска, но знаю, чего делать не хочу, когда приду домой: посмотреть Эдварду в глаза и сказать, что сейчас я не ближе к пониманию своего будущего, чем в тот день, когда сказала ему, что цель моей жизни – в его поцелуе. По крайней мере, вот как это будет выглядеть для него. На самом же деле, с тех пор я поняла только одно: я хочу провести с ним вечность.



– Полагаю, ты встречалась с ним?
– С кем?
– С моим… – он останавливается, качая головой. – Я даже не знаю, как к нему обращаться. Уильям? Мистер Каллен? Тот лживый ублюдок?
Когда я рассмеялась, Карлайл одарил меня смертоносным взглядом.
– Прости.
Каждый раз, когда он делает глоток «Джека», я отпиваю «Арманьяк», надеясь, что опьянение сделает разговор менее болезненным. Сейчас я понимаю, что это пустая трата алкоголя – сомневаюсь, что на свете есть хоть что-то, способное сделать его менее мучительным.
– Как к нему обращается сенатор Каллен?
– Сэр.
– Серьезно?
Я утвердительно киваю.
– Лживый ублюдок – это, как правило, ласковое обращение, зарезервированное для особых случаев.
– Так, если сенатор Каллен…
– Его зовут Эдвард.
– Мне об этом хорошо известно.
– Тогда почему ты не говоришь этого?
– Использование его имени подразумевает, что у нас с ним личные отношения.
Я перевожу взгляд с одного предмета на другой.
– Ну, они как бы у вас есть.
– У нас их нет.
– Вы родственники.
– Это еще не значит, что я собираюсь иметь с ним какие бы то ни было отношения.
Я соскальзываю со своего стула и опускаюсь перед ним на колени. Когда он отворачивается, я знаю, что он пытается сделать. А еще я знаю, что это ничего не изменит – хочет он быть свидетелем или нет, но мои слова менее правдивыми от этого не станут.
– Я люблю его, Карлайл, – я опираюсь руками на его колени. – Пожалуйста, посмотри на меня.
Его глаза встречаются с моими, и он вздыхает.
– Я люблю его, но и тебя я тоже люблю. И мне все равно, будут между вами братские чувства или нет – это касается только вас двоих. Ты мой самый лучший друг в целом мире, и я не знаю, что буду делать, если ты не захочешь признать место Эдварда в моей жизни. Он никуда не денется.
– Это он так говорит.
– Это я от него ушла, помнишь?
– Помню, Из. Но еще я помню, почему, – он подносит бутылку «Джека» к губам и допивает содержимое. Прежде, чем опустить, он сжимает ее так крепко, что белеют костяшки пальцев.
Я задираю голову, глядя на бутылку.
– Ты же знаешь, что уже можешь опустить ее.
– Легче сказать, чем сделать, – горько смеется он.
– Почему? Там ничего не осталось. Не только потому, что на самом деле это не помогает, но если ты перенаправишь эту энергию на что-то позитивное… – я пожимаю плечами. – То есть, я знаю, что для тебя это шок, но ты не можешь изменить этого. И Эдвард тут ни при чем.
– Это тот момент, когда ты говоришь мне, что, улыбаясь, я использую меньше мышц, чем когда хмурюсь?
– Если я так скажу, это поможет? – я игнорирую тот факт, что он насмехается надо мной.
– Нет. Мы оба знаем, что показать кому-то фак требует меньше усилий.
Я улыбаюсь и показываю ему средний палец. На этот раз он смеется искренне.
– Я бы тебя обняла, но…
– Обстоятельства не располагают?
– Ты должен отпустить это.
Вздохнув, он ставит бутылку на пол. Я сижу рядом с ним и обнимаю. Он дрожит в моих объятьях; и я знаю, что он заплакал.
У меня нет для него слов утешения, поэтому я делаю то, что он делал для меня последние десять лет. Я обнимаю Карлайла, пока он всхлипывает, надеясь, что он поймет, как сильно я люблю его.



– Что они заказали?
Я недоуменно уставилась на Алека. Среди нашего персонала он – один из наиболее опытных официантов; он знает процедуру.
– Шато Лафит урожая 1995¹.
– Почему ты не позвал меня к столику?
– Я предлагал. Он сказал, что в этом нет необходимости – он знает, чего хочет.
Я со вздохом надеваю на шею свою дегустационную чашу и поднимаюсь со стула.
– Тьфу. А вечер так хорошо начинался.
Смеясь, он покидает винный погреб вслед за мной.
– Дай угадаю. Один из этих? – говорю я, поднимая мизинец, пока мы поднимаемся по ступенькам в зал.
Мужчина, которого я увижу за столиком, относится к одному из двух типов: он заказывает одну из самых дорогостоящих бутылок, имеющихся у нас в наличии, не из-за прекрасного вина, а чтобы обратить внимание на размер того, что у него в штанах. Можно с уверенностью предположить, что если бы его член был хотя бы приблизительно такого же размера, что и кошелек, то мужчина сделал бы другой выбор. С другой стороны, может он ценитель вина, но тогда он еще и придурок-сексист, который не может пережить, что сомелье – женщина. Я всегда надеваю свою дегустационную чашу, когда обслуживаю ему подобных. По какой-то причине шовинисты испытывают к дегустационной чаше столько же уважения, сколько и к яичкам.
Войдя в зал, я застегнула пиджак и глянула в одно из зеркал на свой внешний вид. Чаша – не единственный предмет, отличающий меня от официантов. Они одеваются одинаково, независимо от пола, в то время как мне предоставлено больше свободы в выборе наряда. Как правило, я ношу юбки-карандаш до колен из стрейчевой ткани. Они отличают меня от остального обслуживающего персонала, не мешая выполнять мою работу. Довольная своим внешним видом, я последовала за Алеком к столику, о котором шла речь.
– Месье, это Изабелла, наш сомелье, – Алек сделал шаг в сторону, указывая на меня.
В момент, когда я вижу сидящего за данным столиком заказчика, моя улыбка становится настоящей.
– Спасибо, – говорю я, кивком отпуская Алека. Получив возможность приступить к другим своим обязанностям, он спешит прочь, оставляя прислуживать меня. Видение передо мной даже более потрясающее, чем я помню: рыжие волосы, ямочка на подбородке, сшитый на заказ костюм, который я хочу видеть смятым на полу моей спальни. К черту Лафит; я хочу его на моем языке.
Говорю себе сосредоточиться. Сколько раз я мечтала об этом моменте? Это мой шанс поразить его.
– Сенатор Каллен! Добрый вечер и bienvenue a Un Souvenir Lèger². Полагаю, до сих пор ваш опыт ужинов у нас был приятен?
– Очень. Благодарю.
– Алек передал мне, что вы заказали Шато Лафит-Ротшильд урожая 1995.
– Да.
– Вы хорошо разбираетесь в винах, сенатор.
– Я в этом деле не специалист, но припоминаю, что 1995 был хорошим годом для Лафит, – он даже не пытается скрыть того, что оценивает мое тело. – К этому времени, могу себе представить, – помимо всего прочего, – возраст должен был придать совершенства.
Бог ты мой. Мне тридцать два, а я чувствую себя восемнадцатилетней. Больше всего мне хочется сесть к нему на колени и облизать его. Затем я вспоминаю, что мы находимся на людях, и каким-то образом мне удается сдерживать себя. Сохранять профессиональное поведение во время обсуждения меню практически невозможно, но каким-то чудом мне это все же удается. А затем он делает это.
– Как вы относитесь к петушку?
– Петушку? – переспрашиваю я, определенно ослышавшись.
– Да, петушку.
Пока-пока, фильтр «мозги-рот»! Хоть наш роман и был краток, приятно было познакомиться.
– Чьему петушку?
– Местному… – он кивает на свои колени. – Очевидно.
О, мой Бог. Он пришел, чтобы мучить меня.
– Хотя прошло уже порядочно времени с тех пор, как я пробовала конкретно этот, я помню его очень хорошо.
– А что на счет мяса на кости? Оно так и тает во рту?
– Да, как и прежде.
Мое лицо пылает, а он выглядит все так же непринужденно.
– В таком случае, я буду петушка.
– Вы уверены, сенатор? – спрашиваю я, полагая, что ослышалась. – Если память мне не изменяет, то, насколько я знаю, петушок никогда не был в вашем вкусе.
– Верно. Однако, мне говорили, что здесь подают лучшего в Чикаго coq au vin³, – и, подавшись вперед, он добавляет шепотом: – Вы думаете, что я имел в виду что-то другое?
– Конечно, нет, – солгала я. – Этого никогда не было у нас в меню. Как вы знаете, у этого вида петушков вряд ли такая беззаботная память. Если с ним случиться что-то… существенное.
– Вам нравится это есть?
О-о, в эту игру могут играть двое.
– Да. Я осмеливаюсь сказать, что это мой любимый источник белка. Есть ли у вас какие-то другие вопросы ко мне, сенатор?
– Да, на самом деле. Всегда ли вы носите юбки и каблуки на работе?
– Я имела в виду, по части меню, – смеясь, говорю я. В конечном счете, я отвечу на его вопрос, но только после того, как раздену догола.
– Нет. Благодарю, Изабелла. Консультация была исчерпывающей.
Он улыбается хорошо знакомой улыбкой, когда я отхожу на шаг от стола; но кое-что в его взгляде ново для меня. Когда я осознаю, что это, то забываю, как дышать.
Он гордится мной.


Когда Эсми открывала «Un Souvenir Lèger» одной из частей ее видения атмосферы заведения было сделать вино неотъемлемой частью трапезы. Когда клиент заказывал особенную бутылку вина, Эсми присоединялась ко мне у столика, который я обслуживаю. Это победа для всех вовлеченных сторон: клиент, заказавший вино, наслаждается персональным вниманием от шеф-повара, а Эсми влияет на вкус.
Сложно описать степень моего восторга, когда я иду на кухню, чтобы найти Эсми. На секунду кажется, что «идти» – не подходяще слово. Мои ноги несут меня вперед едва ли не в припрыжку. Я бы сказала, что просто плыву, хотя меня охватывает чувство невесомости, не имеющее ничего общего с моей бескостностью. Когда Эсми видит, что я делаю, то смотрит так, будто у меня две головы.
– Ты подпрыгиваешь?
– Полагаю, что да, – я не могу сдержаться и хихикаю.
– Почему ты подпрыгиваешь?
– Я собираюсь открыть нашу единственную и неповторимую бутылку Шато Лафит-Ротшильд урожая 1995.
– Открывание бутылок, достойных сравнения, никогда раньше так не влияло на тебя, – прищуривается она.
– Подожди, пока не узнаешь, кто ее заказал.
– У нас ВИП-посетитель? – ее глаза сверкают от возбуждения. – Боже мой, кто?
И вот тут я понимаю, что облажалась. Я открываю рот, чтобы сказать Эсми, что ей не нужно присоединяться ко мне у столика, когда я презентую бутылку; что Эдвард поймет, как это неудобно, учитывая тот факт, что она замужем за его незаконнорожденным сводным братом. Потом я вспоминаю, что он не знает.
Эдвард не знает, потому что я не хотела сообщать об этом по телефону.
– Еб твою содомитскую бабку, – бормочу я себе под нос.
– Так кто же заказал Лафит? – смеясь, спрашивает она. – Твоя гомосексуальная бабушка, ведущая беспорядочную половую жизнь?
– Нет. Это был мой парень. И я чувствую себя пустоголовой ослицей, потому что абсолютно забыла, что они с Карлайлом… ты знаешь… потому что его появление заставило меня выпрыгнуть из штанов от радости. Если ты не хочешь этого делать, я придумаю что-нибудь…
– Дай мне пару минут, чтобы освежиться, и я встречусь с тобой в винном погребе.
– Ты уверена? В смысле, ты ведь не должна…
– Да, я уверена. Я не собираюсь лгать, Из. Я беспокоюсь о том, что он причинит тебе боль. Но если он так много для тебя значит…
– Да, много.
Она протягивает руку и сжимает мою.
– Ты познакомила меня с любовью всей моей жизни. Самое малое, что я могу сделать, это позволить тебе познакомить меня с твоим любимым.
Если бы это было так просто.
– Тебе не…
– Тс-с! Еще один протест от тебя, и я подожгу твой зад.
Я знаю, что лучше с ней не спорить. Я возвращаюсь в винный погреб, задаваясь вопросом, как же мне отделаться малой кровью.

---

¹Шато Лафит-Ротшильд – вино из хозяйства Шато Лафит-Ротшильд (Chateau Lafite-Rothschild). Относится к классу Премьер гранд крю (Premier Grand Cru Classe). Апелласьон (контролируемое наименование по происхождению): Пойяк (Pauillac).
²Bienvenue a Un Souvenir Lèger – (фр.) Добро пожаловать в «Un Souvenir Lèger».
³Coq au vin – Петух в вине. Классическое блюдо французской кухни из курятины. Во Франции существует большое количество рецептов тушения куриного мяса в вине, в каждом винодельческом регионе имеется как минимум один собственный рецепт.