Весенние каникулы ‒ это только красивое название. И, хотя моя семья распалась задолго до этого времени, реальность обрушилась на меня, когда я посетила отца в этот раз. Возможно, это и город, в котором я выросла, но я не чувствую себя здесь как дома. Даже несмотря на то, что отец постоянно повторяет, как он скучал без меня, как хочет, чтобы я вернулась домой, как, буквально, на цыпочках ходит вокруг меня. Я понимаю, что он очень старается, но, возможно, в этом и проблема ‒ он слишком пытается угодить.

Когда мы подъезжаем к дому, в котором он теперь живёт вместе со своей новой подругой, она открывает нам дверь.

– Здравствуйте, миссис Клируотер, – я выдавливаю улыбку, – спасибо, что согласились принять меня.

– Иззи, мы одна семья. Теперь, когда я и твой отец собираемся пожениться, не кажется ли тебе, что ты должна обращаться ко мне по имени – Сью.

Слёзы тут же собираются в уголках моих глаз. Мы несколько часов проехали с отцом в одной машине. Как он мог не сказать мне об этом?!

Я поворачиваюсь к отцу и тихо говорю:

– Я не думала, что всё так.

– Поначалу и не было, однако, сейчас так и есть.

Я изо всех сил пытаюсь сохранить беспристрастное выражение лица:

– Ясно.

У меня недостаточно денег, чтобы летать домой регулярно. Семейное положение отца не должно так сильно влиять на мою жизнь, но влияет. Это заставляет меня задуматься, насколько реальными были отношениями между моими родителями, и как я могла верить в то, что было совсем не очевидным. Теперь я понимаю, что имел в виду Эдвард, когда говорил, что терпеть не может находиться в одной комнате со своим отцом, в этот момент я предпочла бы находиться где угодно, но только не рядом со своим.

Они оба смотрят на меня, ожидая моего ответа. Проблема лишь в том, что я не знаю, что сказать. То есть, я знаю, что нужно говорить в подобных случаях с точки зрения хороших манер. В этот момент я слышу голос мамы, цитирующий Эмили Пост. «Оскорбительно поздравлять невесту как бы намекая ей, что она нуждается в удаче, в защите своего семейного очага». И, пусть, в данной ситуации это было бы именно то, что ей необходимо, это будет больше похоже на ложь и манипулирование.

– Поздравляю, миссис Клируотер. Это на самом деле… – я изо всех сил стараюсь выдавить из себя что-нибудь вежливое, но ничего не приходит на ум, – …эмм … так…

– Давай, я покажу тебе, где ты будешь спать, – произносит папа.

– Здорово!

Некоторое время побыть одной ‒ это то, что мне так необходимо прямо сейчас.

– Ты не возражаешь пока поспать на полу в комнате Леа, так ведь? – спрашивает она. – Это только на несколько дней. Твой отец ещё прошлым летом начал перестраивать чердак под твою комнату, но всё это время у него было очень много работы в полиции, поэтому комната ещё не готова.

– Откуда вы ещё прошлым летом знали, что мне понадобится комната в вашем доме? – спрашиваю я, глядя на отца, – тогда ты ещё жил с мамой и со мной.

Когда он не отвечает, я перевожу взгляд на миссис Клируотер. Она смотрит в пол, теребя ремешок своих часов.
Я набираю как можно больше воздуха в лёгкие и считаю до десяти:

– Переночевать на полу в комнате Леа? Без проблем. Благодарю за гостеприимство.

Я смогу выдержать это несколько дней. А вот лето – это уже другой вопрос.



Когда все засыпают, я тихонько пробираюсь вниз, чтобы позвонить Эдварду. Он отвечает, когда я уже собиралась положить трубку, ‒ его голос хрипит и речь невнятная. И теперь я чувствую себя ещё хуже.

– Извини, – говорю я, – я не хотела будить тебя. Мне нужно было подумать, прежде чем звонить тебе так поздно.

Совсем забыла о разнице во времени, и знаю, как ты не любишь, когда тебя беспокоят среди недели.

– Ты можешь звонить мне, когда захочешь.

– Правда?

– Конечно.

– Спасибо… Я просто… – в этот раз я не могу сдержать слёзы, – всё изменилось. Он изменился. Они женятся и… – я не могу больше говорить, – я чувствую себя такой эгоисткой из-за того, что расстроена этой новостью, это не потому, что я не хочу, чтобы он был счастлив. Я хочу. Просто меня бесит, что всё это происходит за счёт моей мамы. Представляешь, он собирался бросить её за несколько месяцев до того, как всё-таки сделал это… он… он начал переделывать чердак под мою комнату в этом доме ещё прошлым летом. И, хотя мои родители не выглядели особо счастливыми, всё же, они ещё были женаты. Я хочу сказать, они всё ещё были… ну, ты понимаешь…

– Ты не знаешь этого.

– Ох, но я знаю. Очищать чердак от мусора было моей работой, и, ты знаешь… – я качаю головой, желая, чтобы воспоминания стирались из моей памяти также легко, как и надписи на моём стареньком "волшебном экране" – Скажем так, некоторые вещи, которые я там находила, весьма травмировали мою душу. Я имею в виду, что на собственной шкуре узнала, что есть вещи помимо шоколадных конфет, которые упаковывают в блестящую золотую упаковку.

– Понятно, – говорит он, – хотя…

– Что?

– Ничего, забудь.

– Нет, говори.

– Я не хочу расстраивать тебя, но ты не можешь знать, что привело твоего отца к такому положению с твоей мамой.

Он прав, но это, всё равно, не заставляет меня чувствовать себя лучше.

– Даже не знаю, какой из этих двух вариантов больше раздражает меня. Я имею в виду, что с мамой, конечно, не просто ужиться, но, тем не менее, я не вижу, чем она могла заслужить такое.

– Хорошо.

– В том, что он сделал, нет ничего хорошего.

– Согласен с тобой. Я хотел сказать, что всё будет хорошо. Ты больше не живёшь с ними. Впредь твои родители смогут как-то повлиять на тебя, только когда ты сама им это позволишь.

– До лета, – напоминаю я ему, – тут у меня нет другого выбора. Мама собирается в очередную миссионерскую поездку, поэтому я не могу остаться с ней в Аризоне. И мне придётся вернуться сюда, где я живу на полу в комнате своей сводной сестры, что, на самом деле, просто замечательно, если принять во внимание то, так мило она относилась ко мне в старшей школе. Я ненавижу её. Именно Леа в девятом классе при всех на уроке физкультуры дёрнула меня за лифчик.

Он зевает:

– Разве не всем девчонкам делают такие вещи в школьные годы? Я хочу сказать, что у Элис тоже есть подобные истории.

– Держу пари, у Элис никогда не выпадали подплечники из лифчика во время того самого урока.

– Ты носила на физкультуру лифчик с подплечниками?

– Нет, у меня был лифчик с накладками.

– Лифчик с накладками?

– Ты не так понял, эти накладки специально вшивают в чашку бюстгальтера.

– Извини, – сквозь смех произносит он.

– Это не смешно.

Он не может остановиться.

– Это был один из самых унизительных моментов в моей жизни, – плачу я, – я могу представить, что она будет вытворять теперь, когда мы живём под одной крышей. Она может… ну, допустим, ... сбрить мне брови, пока я сплю или перелить в мой шампунь средство для удаления волос «Nair». Как бы ты себя чувствовал, если бы я вернулась с летних каникул лысой?

– Если тебя это волнует, оставайся здесь.

– Я не могу себе это позволить. У меня и так очень большие школьные расходы. А моя стипендия не позволяет мне снимать квартиру.

– Кто говорит о том, чтобы снимать квартиру? Мне нравится, когда ты рядом со мной, и, в отличие от твоей семьи, я никогда не предложу тебе спать на полу.

В моей голове тут же проносятся мысли, как это – провести лето вместе с Эдвардом, и я уже вижу нас смеющимися, как мы вместе готовим и занимаемся любовью. Это – то самое, о чём я всегда так мечтаю, и то, что просто не представляется реальным.

– Ты на самом деле хочешь, чтобы я осталась с тобой?

– Ты на самом деле клала себе в лифчик подплечники?

В его голосе нет даже намёка на издёвку. Наоборот, кажется, ему, на самом деле, интересно.

– Ответ вопросом на вопрос называется тактикой уклонения от ответа, – напоминаю я ему.

– Ох, согласен.

Даже несмотря на то, что он находится на другом конце страны, я краснею. Будь он проклят.

– Да, – признаюсь я.

– Я тоже.

– Ты тоже подкладывал подплечники в лифчик?

– Нет, – отвечает он, смеясь, – мой опыт общения с этой частью женского белья довольно ограничен. Я, как правило, снимаю его, ну, и ещё, иногда спотыкаюсь об него утром по пути в ванную.

– Ха-ха, – без эмоций произношу я.

На другом конце трубки становится так тихо, что я даже задаюсь вопросом, не прервалась ли связь. И когда Эдвард наконец говорит, голос его звучит очень серьёзно.

– Я хочу, чтобы ты была здесь, со мной.

Мне даже не нужно думать, прежде чем ответить.

– Да.

Возможно, пол в комнате Леа жесткий и холодный, но я этого не замечаю. Всю ночь меня согревает чувство тепла и уюта.





Элис не сводит с меня глаз, когда мы с Эдвардом выходим из комнаты, но она молчит. У неё и нет возможности, Эдвард начинает говорить тут же, как только замечает её.

– Ты не возражаешь, если я поживу у тебя несколько дней? – спрашивает он. – Я не буду мешать, думаю, что размещусь в одной комнате с Изабеллой.

Элис, прищурив глаза, перебегает взглядом от меня к Эдварду, затем снова на меня. Не говоря ни слова, она хватает меня за руку и тянет в комнату, закрывая за собой дверь.

– Давай, выкладывай всё, Иззи.

– Я сама не в курсе того, что там сейчас произошло! Тебе нужно спрашивать у него.

– Что произошло здесь? – она указывает на кровать позади меня.

– Ниче... – я останавливаюсь на полуслове, понимая, что это не совсем так, – ничего такого.

– Вчера, ты даже не разговаривала с ним.

– Я знаю, так ведь? – я падаю на кровать, хватая подушку и прижимая её к животу. – Я даже не понимаю, как это всё произошло. В одну минуту я стою, готовлю на кухне, а потом следующее, что я осознаю ‒ это Эдвард, и я плачу у него на плече. Затем он обнимает меня, и я чувствую его, чувствую его запах. И ощущаю себя такой, какой всегда была рядом с ним, и запах его такой же, как я и запомнила. Это заставило меня плакать сильнее, а он обнял меня крепче и предложил поехать к нему. А потом и он плакал, мы без конца ругались, а потом он вдруг заявляет, никогда не оставит меня снова, если я дам ему эту неделю, дам ему шанс доказать, что он изменился, – простонав, я прячу лицо в подушку, – я говорю, как сумасшедшая.

– Нет, ты говоришь, как влюбленная девушка.

– Я никогда не переставала ею быть.

– Я знаю, – матрас рядом со мной чуть прогибается, когда она садится на край кровати, – и он не переставал.

– Когда я здесь переодевалась, я позвонила ему. Эдвард ещё в самолете сказал, что все эти годы не менял номер телефона, на случай если я позвоню. Я была уверена, что он лжёт. Но потом я услышал приветствие на его голосовой почте, и поняла, что оно была записано давно: его голос был таким, каким я запомнила. И на мгновенье я подумала… Я даже не знаю, о чём я думала.

– Давай. Ты точно знаешь, о чём ты подумала.

– Если я скажу тебе, обещай, что не будешь бить меня за мои идиотские мысли.

– Я в любом случае побью тебя, если ты и дальше будешь тянуть кота за яйца.

– Я думала, что это был его единственный номер, а затем, когда он объяснил мне, что сейчас у него другой номер, а этот дополнительный…

– О боже, Иззи. Серьёзно?

– Я знаю, так ведь? Я понимаю, что было глупо так думать, но это просто… я думала, что это такой огромный жест с его стороны, который сказал мне, что он не просто говорит мне о своих истинных эмоциях, а чувствует ко мне тоже, что и я к нему. Иначе, я просто не понимаю, зачем ему понадобилось это делать.
Элис вздыхает, но ничего не говорит. Я хочу спросить её, ненавидит ли она меня теперь, но не успеваю, так как получаю от неё удар по плечу.

– Ауч, – я выставляю перед собой подушку, защищаясь. – Не бей меня, я предупреждала, что у меня идиотские мысли.

– Подвинься. Мне нужно многое тебе рассказать, а это, скорей всего, займёт много времени, и я хочу, чтобы мне было комфортно.

Я перемещаюсь к центру кровати, освобождая для неё место.

– Я чувствую себя так, словно снова учусь в колледже, – говорит она, укладываясь рядом со мной.

– Имеешь в виду все эти разговоры о мальчиках в постели?

– Нет, ты снова тупишь по-страшному.

– Ты знаешь, каким он был, Элис.

– Знаю, и в отличие от тебя, я всегда была рядом с ним. Он мой брат, и я люблю его больше жизни, несмотря на все его недостатки.

– Поверь мне, я тоже.

– Не сомневаюсь, – она взбивает подушку, после чего кладёт на неё голову, когда она продолжает, её взгляд устремлён в потолок, – девятнадцатое июня двухтысячного года.

– К чему это относится?

– В этот день Эдвард записал сообщение для тебя. Он был уверен, что если ты всё же когда-нибудь решишься позвонить ему, то сделаешь это в день его рождения.

Закрывая глаза, я вдыхаю больше воздуха:

– Я почти сделала это. Я набрала его номер наполовину и положила трубку.

– Ага, то, что не смогла сделать ты, получилось у остальных, а тогда это был единственный номер. Вся наша семья, его коллеги, все они слышали это сообщение. И это обернулось для него адом. Друзья считали его жалким. Папа решил, что он сошел с ума. Так или иначе, номер, который у него сейчас, он приобрёл, когда вернулся в Иллинойс устраиваться на работу в законодательное собрание штата. Иззи… – Элис проглатывает комок в горле, по-прежнему не смотря на меня, – я знаю, что он сделал с тобой. Я видела это, ты помнишь, я говорила тебе об этом? Но также я видела, как страдал он, потеряв тебя.

– Почему он принимает успокоительные?

Она резко поворачивает голову в мою сторону:

– Принимает успокоительные?

– Я не знаю, принимает он их или нет, но я видела рецепт на них у него в аптечке.

Её глаза чуть прищуриваются, и я знаю, о чём она думает.

– Да, прошлой ночью я занималась исследованием его квартиры, – признаюсь я. – Знаешь, не у всех есть третий глаз и шестое чувство, некоторым из нас приходится собирать информацию по-старинке.

Элис снова смотрит в потолок:

– Я не знала об этом.

– Извини.

– Всё в порядке.

– Я понимаю, что думать, что у него только один номер, было довольно глупо, и я также полностью осознаю, что моя первая реакция была чертовски наивной и немного эгоистичной.

Элис фыркает:

– Только немного?

– Возможно, и много. В свою защиту могу сказать, что это была моя первая реакция. Необдуманная. Я понимаю, какое значение имеет этот поступок. То, что Эдвард сделал это тогда, а не вчера.

– Что я должна ответить ему? – спрашивает она. – Ты нормально отнесёшься к тому, что он проведет здесь всю неделю? Потому что, если ты не согласна, я откажу ему. Он обещал.

– Я хочу, чтобы он был здесь, – говорю я, но потом мне приходит в голову мысль, что, возможно, ей будет неудобно, – я хочу сказать, что если ты не против. Ты ‒ та, с кем я приехала увидеться.

– Ты шутишь? – Она бросается меня обнимать, прижимаясь крепко-крепко. – Мой брат и сестра снова под одной крышей со мной. Что ещё нужно для счастья?



По пути на кухню я заглядываю в гостиную. Эдвард сидит на диване, уткнувшись в свой BlackBerry.

– Тебе, наверное, стоит поехать за вещами, – говорю я ему, – я как раз успею приготовить ужин к твоему возвращению.

Он подскакивает и бежит через всю комнату, останавливать передо мной.

– Ты уверена?

Я киваю, улыбаясь.

– Не радуйся так, – кричит Элис позади меня, – я постелю тебе на полу в гостиной. Я не хочу потом сжигать матрасы и простыни после вашего отъезда.

– Это просто великолепно, младшая сестрёнка. Не беспокойся обо мне. Я хочу сказать, что не могу уснуть, если полностью не разденусь, и, если кого-то, может, и смущает голый холодный пол, то я ни капельки не возражаю. Мы ведь все здесь ‒ одна семья.

– Фу… гадость! – скулит Элис, сморщив нос. – Отлично, располагайся в комнате Иззи. Но, если я услышу хоть малейший скрип кровати, ты будешь должен мне новый комплект «Божественных простыней». А теперь извините, меня сейчас вырвет.

Она бежит к себе в комнату, закрывая за собой дверь.

Эдвард смотрит на меня, улыбаясь.

– Я слышу ложь в ваших словах, Сенатор Каллен.

– Не имею никакого представления, о чём ты.

– Пижама вызывает у тебя бессонницу? Это звучит смешно даже для тебя.

– Откуда ты знаешь? Твоя информация немного устарела.

– Я, может быть, и пью много вина, но ещё не уничтожила такое количества клеток в мозгу, чтобы полностью потерять память.

– О чём ты говоришь? – спрашивает он, улыбаясь, – я не спал с тобой с тех пор, когда ещё администрация Клинтона заседала в Вашингтоне.

– Ты сделал это прошлой ночью, и ты был одет в футболку и пижамные штаны.

– Ну, смотри, вот факты, которые ты восприняла неверно. Я разделил с тобой постель прошлой ночью, но я на самом деле не спал, я не мог. На мне была одежда. И на этой ноте мне пора ехать домой, собирать сумку, в которой не будет пижамы, – он разворачивается на каблуках и не спеша идёт к двери, останавливаясь, чтобы снять своё пальто с вешалки.

Я всё ещё улыбаюсь, когда он закрывает за собой дверь. Насколько я могу судить, я только выиграю, в любом случае.