_____________________________________________________________________________________



И, хотя Элис печатала что-то на компьютере, пока я разговаривала с мамой по телефону, я и не ждала, что она не станет подслушивать наш разговор.

– Что может быть ещё хуже?

– Возможно, – говорит она, – не искушай судьбу.

– Я хочу сказать… ммм, – простонав, я плюхаюсь на кровать.

– Они заставляют тебя сделать выбор?

– Мама хочет, что бы я приехала и посмотрела, как она устроилась на новом месте в Аризоне. Отец хочет, чтобы я вернулась обратно в Форкс. И я не хочу метаться между ними, понимаешь? И в таком случае, мне сначала нужно навестить одного, а потом другого. Но я не хочу этого делать, не хочу ждать, выбирать, я могу попробовать сделать так на ближайшие праздники, но я не могу позволить себе превращать это в привычку. Ещё когда я только приехала сюда, то сразу решила, что, пока не устроюсь на полставки куда-нибудь работать, не буду слишком часто приезжать домой, и ещё, я пока, на самом деле, не очень хочу работать.

– Если твои родители хотят, чтобы ты прилетала к ним на все праздники, пускай покупают тебе билеты.

– Это всё правильно, только, к сожалению, у них нет столько денег, зато бесконечное умение давить на чувство вины, – произношу я, пожимая плечами, – они всегда так себя вели.

– Тогда ты не должна чувствовать себя виноватой. Эдвард, например, никогда подобного не испытывал. Когда он учился в Гарварде, то никогда не приезжал домой на Рождество, вместо этого он ездил кататься на лыжах с семьёй своей девушки.

– Девушки?– выдыхаю я.

Конечно, я прекрасно понимала, что у него были девушки до меня, это было настолько очевидно, даже если бы он никогда не говорил мне об этом. Тем не менее, всё равно, как-то странно думать о них, и хотя одна часть меня ничего об этом знать не хочет, другая просто умирает от желания узнать как можно больше.

– Не вздыхай так, теперь она уже бывшая девушка, но, – да.

– Он ездил с её семьей кататься на лыжах?

– Они были вместе четыре года. Думаю, её родители ожидали, что он сделает ей предложения после окончания учебы. Но, вместо этого, он порвал с ней.

И, хотя мне немного страшно от того, что я могу услышать, всё равно сгораю от нетерпения узнать побольше подробностей. Но Элис замолкает и возвращается к работе на компьютере.

– Почему? – спрашиваю я.

– Почему они расстались?

Как будто бы её интересовало что-нибудь другое, будь она на моём месте.

– Да.

– Он не говорит со мной о таких вещах.

– Но ты же видела её…

– Да.

– Таким образом, ты можешь предположить.

– Не знаю, но думаю, что он просто не мог до конца довериться ей.

Элис снова возвращается к работе на компьютере, и я больше не давлю на неё, пытаясь разузнать больше.



– Я никогда не делала этого, – говорю я, изучая свое отражение в зеркале, – в моём возрасте это уже довольно смешное зрелище.

– Не делала чего?

– Не возвращалась утром домой с помятой репутацией. Ну, ты знаешь, когда идёшь, а на тебе помятая вчерашняя одежда, волосы растрёпаны, как после секса, макияж весь растёкся, и любой, кто посмотрит на тебя, всё тут же понимает.

Он прислоняется к мраморному столу и скрещивает руки на груди:

– Как у тебя могут быть волосы растрёпаны, как после секса, если у тебя не было секса?

– Не обязательно должен быть секс, чтобы волосы были в таком состоянии. Они могут стать такими и по другим причинам, например, страстные поцелуи или ласки через одежду.

– Такие выводы ты вытянула из своих грязных мыслишек?

– Ха, верно.

– Серьезно, Белла. Ты стыдишься ночи, проведённой со мной?

Если уж на то пошло, то мне действительно стыдно, пускай мы не делали ничего такого, чего можно было стыдиться. Даже не смотря на то, что он был очень настойчивым, у меня было ощущение, что его просьба не была реальной, что это был очередной плод моего воображения, также как и та сексуальная фантазия, которая заставила меня скользнуть рукой в свои трусики. Если это так, то я, скорей всего, упустила последнюю возможность заняться любовью. Нет, секс у меня может быть, как только я этого захочу, но не те моменты, когда ты даришь своё тело тому человеку, который владеет твоей душой.

Я слегка улыбаюсь ему.

– Не так сильно, как если бы этой ночи не было.

Я смотрю на него, изучаю: он всё такой же, и совершенно другой. Десять лет назад я бы до последнего стояла, утверждая, что невозможно быть более красивым, чем он был тогда, но вот теперь он передо мной, ещё более привлекательный, чем был. Правда, под его утренней щетиною скрывается более резко очерченный подбородок, который я приметила, пока он не успел побриться, нежели тот, который я помню. Его волосы, как всегда с утра, взъерошены, и как будто грязные, и мне так хочется запустить в них пальцы и сделать их ещё более растрёпанными, только сейчас можно рассмотреть серебристые ниточки, которые смешиваются с тёмно-рыжими прядями. И мне вдруг становится интересно, а волосы вокруг его пупка такие же, как я помню, или там тоже уже всё по-другому? Тут я понимаю, что также одержима идеей изучить его тело, как и тогда, когда мне было восемнадцать, провести сравнение, узнать ‒ что появилось нового, а что осталось прежним. Как бы я не любила его тело раньше, мне бы очень хотелось, чтобы оно изменилось. Мне просто необходимо верить, что года повлияли на него так же, как и на меня, что его физическое старение ‒ проявление эмоционального взросления. Мне просто необходимо, чтобы он был другой, а иначе мы снова будем там, где всё закончилось.

– О чём ты думаешь? – спрашивает он.

– У тебя седина появилась.

Эдвард закатывает глаза:

– Прошлой ночью ты разглядела у меня морщины. Сегодня ‒ седые волосы. Ты пытаешься вызвать у меня комплексы?

– Нет, – говорю я, смеясь.

– Тогда что? – он снимает свою футболку через голову, после чего наступает черёд его пижамных штанов.

Я не поднимаю взгляда, но отражение его обнажённых ягодиц в зеркале, как бы указывает мне на то, что он там голый. Мысленно я отношу эту его склонность к подобным выходкам к категории ‒ «вещи, которые не изменились».

– Как видишь, за это время я ничуть не износился, – произносит он, смеясь.

И также сильно, как я хочу посмотреть, я не должна этого делать. Если я посмотрю, то захочу коснуться. Если я прикоснусь, то захочу попробовать. Если я попробую, то захочу его целиком. Если я получу его целиком, то мне никогда не будет этого достаточно.

Это и так уже слишком много.

– Ты не мог бы избавить меня от этого.

– Я уже думал, ты никогда не попросишь, – говорит он, хватаясь за подол моей футболки.

Я бью его по руке.

– За что? – спрашивает он. – Ты же сама сказала избавить тебя от этого. И ты так же, как и я, прекрасно знаешь, что это означает.

– Можно подумать, ты – озабоченный подросток.

– Ну, совсем недавно, ты указала мне на седину и морщины, так что можно совершенно спокойно предположить, что последняя часть твоей фразы ошибочна.

– И предшествующая тоже?

– Здесь затрудняюсь ответить, – говорит он, пожимая плечами.

Он заходит в душ и включает воду.

– Я бы пригласил тебя присоединиться ко мне, но не думаю, что тебе придётся по вкусу температура воды.

– До сих пор принимаешь настолько горячий душ, что пар идёт от твоего тела? – пересекая комнату, я ставлю руку под воду, – вот чёрт, какая холодная.

– Я привык уже.

– Конечно. Потому что независимый, богатый, да, к тому же, неженатый сенатор Соединённых штатов, который был признан одним из самых сексуальных из ныне живущих, мужчин, очевидно, имеет некоторые трудности с проявлением активности, – вздыхая, я качаю головой, – почему ты это делаешь?

– Почему я принимаю холодный душ?

– Нет, это я, как раз, понимаю, но мне интересно, почему ты считаешь нужным сказать мне об этом. Ты пытаешь заставить меня чувствовать себя виноватой?

– На самом деле я пытался заставить тебя чувствовать себя лучше. Ты без конца оставляешь комментарии о том, что ты думаешь о том, как я провёл последние десять лет, а когда я пытаюсь что-то прояснить тебе, ты либо меняешь тему, либо говоришь, что не хочешь об этом знать.

– Потому что я не хочу знать!

– Но, вот в чём проблема ‒ я хочу. И мало того, что я хочу знать, я ещё хочу, чтобы и ты знала обо мне.

– Ты хочешь, что бы я знала, насколько велик твой сексуальный аппетит? Да это я и так знаю.

– Нет, Белла. Мужчине моего статуса и положения очень тяжело завести отношения, поэтому я обычно этого не делаю. Ты должна иметь представление о том человеке, которым я стал, и, поверь мне, это не такая уж и приятная сторона. Я не знаю, может быть, тебе стоит увидеть меня таким. Возможно, после этого ты не будешь больше переживать из-за тех решений, принятых ранее. Но, если ты, действительно, серьёзно говорила о том, что готова попробовать ещё раз, то ты должна увидеть меня таким, какой я на самом деле.

– Я вижу мужчину, который наслаждается огромной властью, и который мог бы заполучить кого и что угодно, стоит ему только захотеть.

– И как ты можешь всё это видеть? Ты даже не смотришь на меня. А я стою тут перед тобой.

– И ты ‒ голый.

– Во всех смыслах этого слова, а ты совершенно не замечаешь этого.

– Поверь мне, я очень даже замечаю, что ты голый.

– Тогда посмотри на меня! Посмотри на меня, Белла.

И тогда я поворачиваюсь. Его тело мускулистое и подтянутое, и, хотя он не полностью стоит под душем, всё его лицо в каплях воды.

– Я хочу тебя. Я потратил десятилетие, желая то, чего я не мог иметь, с той, которая уехала от меня на другой конец страны, лишь бы никогда не видеть меня. Я привык обходиться без этого. Именно это и я хотел, чтобы ты знала.

Я с такой силой бросаюсь ему в объятия, что он теряет равновесие, и, спотыкаясь, мы оба падаем под струи душа.
Ледяная вода пропитывает мою футболку, и, пусть я ужасно замёрзла, я не делаю ни одного движения. Хотя, я и не смогла, даже если бы и захотела; и это не потому, что он слишком крепко держит меня в своих объятиях, хотя это так и есть. Это потому, что он прав. Мне необходимо знать, как он себя чувствует, чем он занимался и кем он стал. Если испытание холодной водой было тем, через что он проходил, то и я должна вытерпеть это.

Он отстраняется, кладя ладони на мои щёки. Я думаю, что он поцелует меня, но вместо этого он смотрит на меня и качает головой.

– У тебя губы посинели, – произносит он.

– Мне всё равно.

– А мне нет.

Постепенно он повышает температуру воды, давая нашим телам время привыкнуть. Моя футболка прилипла к коже и стала полностью прозрачной, его взгляд бродит по моему телу, и он не перестает улыбаться. Я жду, когда он скажет что-нибудь, но он не делает этого ‒ молчит.

– Повернись, – шепчет он.

Думаю, что он хочет сделать что-то интимное ‒ я подчиняюсь. Но следующее, что я понимаю, это как он втирает шампунь мне в волосы, кончиками пальцев массируя кожу моей головы.

– Я скучал по этому, – произносит он.

Когда день подходит к концу, мы оба делаем вид, что нет ничего знаменательного в том, что мы провели его в компании друг друга. Хотя, на самом деле, мы оба прекрасно понимаем, что всё как раз наоборот.



Когда Эдвард привозит меня обратно в квартиру Элис, она открывает нам дверь в шляпе, которую обычно носят добрые феи в детских мультфильмах.

– Вы как раз вовремя, – говорит она, – пой вместе со мной, Старший Брат!

– Ты начала добавлять «Бейлис» в кофе, причём, видимо, равными частями, – половину кофе, половину ликёра? – спрашивает он, – потому что, я просто не узнаю тебя.

Он не прав. Сейчас передо мной та самая Элис, которую знаю я, та Элис, которая четыре года делила со мной комнату в общежитии. Элис, которая любит все эти глупые и плаксивые рождественские песенки, с той же силой и страстью, которая приравнивается к моей любви к сыру и вину.

Но, также, я знаю, что Элис не делала ничего такого уже десять лет, потому что Эдвард ненавидит Рождество, а ненавидит он Рождество из-за меня.

– Я решила, что нет оснований ждать окончания Дня Благодарения, чтобы прочувствовать атмосферу праздника, – объясняет она, – если я хочу слушать рождественскую музыку, то она будет играть. И так уж случилось, что WASH-FM солидарен со мной. Единственное, чего мне не хватало, так это вас.

– Прости, Элис, – говорит Эдвард, – видимо, письмо с текстом «Karen Carpenter Christmas Karaoke» попало в папку со спамом. И у меня не было ни времени, ни возможности поискать текс в гугле, поэтому извини, но в этот раз тебе не повезло.

–Как ты можешь не знать слов песни, которую мы распевали в детстве?

– Я не знаю, про чьё детство ты сейчас говоришь, но, явно, не про наше, – Эдвард поворачивается ко мне, – наш отец слушал только классическую музыку, и, даже не смотря на то, что наша мама родила Элис, вкус у неё был намного лучше, чем это.

Элис закатывает глаза:

– Это просто мы, здесь только наша семья. Тебе не нужно волноваться, что твой рейтинг упадёт только потому, что ты надел на себя рога северного оленя и пел вместе с Wham.

– Я понятия не имею, о чём она говорит, – говорит он мне, – я никогда не ‒

– Ох, даже не начинай, – она качает головой, и серебристые колокольчики на её шляпе заливаются звоном, – я могу предоставить фото-доказательство рогов на твоей голове.

– слушал Wham, – он говорит так, будто ужасно взбешён, но когда Эдвард смотрит на свою сестру, его лицо озаряется, – подожди, возможно, я что-то припоминаю, – он щёлкает пальцами в момент притворного озарения, – это же саудтрек к фильму «Кунг-фу: Киноверсия».

Они продолжают дразнить друг друга, и видно, что они стали близки, гораздо ближе, чем были когда-то. Хотя, я знаю, что их детству было далеко до идеального, всё равно, немного завидую. Они всегда были друг с другом. И всегда будут, чтобы ни случилось.
_______________________________________

от Лисбет: Девочки, извиняюсь за задержку, простите, что не ответила на комментарии, как-то все свалилось сразу после отпуска, а после отпуска в Турции сами понимаете нужен еще один отпуск))) Вот такая глава, надеюсь вам есть, что сказать, жду на форуме.
Нt забываем благодарить BAST и Tanger. С Любовью, ваша Таня