♦ Глава 4. Сентенция ♦
«Ненависть всегда убивает, любовь никогда не умирает. Вот такая грандиозная разница существует между этими двумя чувствами. Что получено любовью, то будет сохранено временем. Что получено ненавистью, то становится тяжким грузом, который с каждым мгновением становится всё тяжелее».
Махатма Ганди
Воскресенье, 8 июля EPOV - Оказалось, что мисс Денали была беременна… ребенком вашего клиента.
Какого черта?
Слова детектива МакКарти прорубили себе путь в мозгу Эдварда, нападая на каждое его чувство вместе с горем, которое пыталось поглотить мужчину в течение прошлых двух дней. Но теперь все его оплоты пали и ему не оставалось ничего другого, как предаться полному отчаянию, которое навалилось на него со всех сторон. Таня была мертва… и теперь его ребенок тоже был… мертв. Каким же гребанным монстром он являлся?
Таня мечтала о ребенка уже долгое время, хотя говорить начала относительно недавно. Ее биологические часы не трезвонили так настойчиво, как у большинства ее сверстниц, и карьера всегда стояла у девушки на первом месте, детей же не было в ближайших планах. Но они начали тикать в прошлом году или около того, к большому огорчению Эдварда. Он сделал все, что мог, пытаясь избегать этой темы как можно дольше.
Черт, он пытался избегать почти каждой темы, которая всего лишь намекала на угрозу открытия подвала с его давно похороненной эмоциональностью. Если это являлось важным для Тани, Эдвард делал все возможное, чтобы перехитрить ее. Предотвращение было его самым желанным – и самым злоупотребляемым – навыком.
Но ребенок? Если Эдвард думал, что он ловко уворачивался от других тем, тогда от этой он бежал как от чумы. Его обычная защита состояла в разжигании гнева Тани: привести ее в такую ярость, чтобы она совершенно забыла о предмете разговора. Как мог он когда-либо вообще рассказать ей настоящую причину, почему он не хочет ребенка? Что он так облажался – и был невероятно закрыт эмоционально, – что это можно было бы рассматривать как преступление, если бы он привел ребенка в этот мир. Разве дети не должны иметь любящего отца, который устанавливает правила, но который любит их безоговорочно? Водить их на бейсбол и на рыбалку, помогать им с домашней работой, смотреть, как они растут, становясь приличными людьми, и в конечном итоге отпускать их? Не было ни шанса, что он когда-либо будет способен на это. Если он не мог даже сказать Тане, что любит ее, как, ради всего святого, должен был предоставить ребенку ту эмоциональную поддержку, которая необходима для его развития?
Эдвард убедил себя, что его пассивное желание иметь ребенка настолько глупое, что откровение о беременности Тани ударило по нему очень сильно. Если он считал, что горевал раньше, то это было ничем по сравнению с тем, что он чувствовал сейчас. Он не только убил Таню… прекрасную, идеальную, страстную Таню… но также убил своего нерожденного ребенка. Ребенка, желания иметь которого никогда не признавал, потребность иметь которого он никогда не осознавал… пока его не лишили этого.
Сколько времени она была беременна? Знала ли она вообще о том, что была беременна? Почему не сказала ему?
А затем его осенило. «Ровер». Таня не заказала своего обычного бокала вина. Он подумал, что это выглядело немного странным, но просто списал на ее настроение, ведь очевидно было, что она готовилась к охренительно фантастической ссоре. Ему даже никогда не приходило в голову, что у нее могла быть совершенно другая причина. Неужели она пыталась сказать ему?
Понимание обрушилось на него. Она определено светилась на протяжении нескольких недель, и он не заметил этого. Он просто посчитал, что она радуется своему предстоящему повышению, и не стал интересоваться. Он замечал эти небольшие детали – переход от изнурительных тренировок по кикбоксингу к йоге, перемену в гардеробе к рубашкам и свободным футболкам. И что было с тем мороженым? Таня обычно довольно жестко придерживалась своей диеты, не желая потерять стройную фигуру из-за бесконтрольного поедания сладкого. Но в холодильнике оказывалась новая пинта мороженого каждую неделю… снова и снова. Она заказала конфи из кролика, животного, которое обычно ассоциируется со здоровьем и молодостью, и салат с морковью и шпинатом, которые так полезны детям. Черт, она даже занялась вязанием в последнее время. Вязанием! Не говоря уже о той ужасной ссоре, что была у них, когда он подкатил к дому на своем только что купленном «Aston Martin». Она была так зла на него, а он определенно был смущен ее реакцией. Вот почему Таня предложила что-то более «практичное», как например, «Audi» или «Mercedes»?
Неужели она постоянно подкидывала ему подсказки? Была ли она разочарована его отчужденностью и неспособностью прочесть очевидные знаки, что наконец-то просто взорвалась? Поэтому ли она так настаивала на их браке? Поскольку хотела, чтобы их ребенок пришел в этот мир с родителями, которые состоят в браке?
Эдвард яростно потер лицо руками. Да. Таня определенно пыталась сказать ему, что беременна… его ребенком… а он игнорировал ее, раздражал ее, бесил ее… и разрушил все. Он предполагал, что материнство было одним из самых важных моментов в жизни любой женщины. И он эгоистично и снисходительно украл этот момент у нее. И каким же мужчиной он был? И был ли он вообще мужчиной?
Таня заставила его почувствовать себя мужчиной, по крайней мере. До того, как он встретил ее, Эдвард шел по миру как в тумане… от точки А к точке Б. Он делал то, что нужно было сделать, дабы гармонично жить в обществе. У него были друзья; работа; он выполнял все надлежащие социальные функции. Он просто существовал. Когда она вошла в его жизнь, однако, он наконец-то почувствовал, что же это значит на самом деле быть живым.
Он сразу же захотел испортить ее, и она никогда не сопротивлялась его усилиям. Выросшая в пустынной Аляске, у нее не было возможности пристраститься к роскоши, и она впитывала все, что Эдвард даровал ей, как губка. Ее благодарность за его подарки только подливала жару в его желание давать ей еще больше... показать Тане свою любовь единственным из способов, которые он знал.
Она путешествовала с ним в Северную Каролину в поисках материала для книги, и он сказал ей, что любит ее в первый раз во время прогулок по магазинам и посещений различных художественных галерей в Эшвилле. Эти слова просто вырвались, но ее невероятная реакция на это проникла в самую глубину его души. Она завизжала от восторга, обхватив его ногами за талию и беспрестанно целуя прямо посреди улицы.
Они арендовали кабриолет и поехали по живописной дороге через Голубой хребет, держась за руки и наслаждаясь оранжевыми и красными оттенками осенней листвы. Позже они занимались любовью в их номере в Билтморе, и он снова сказал ей, что любит ее, зная, что должен сделать это, прежде чем его эмоциональная защита вернется и заставит его вновь закрыться в себе.
Он пытался уже столько раз сказать ей эти слова, но понимал, что не может, его опасения эмоциональной уязвимости перевешивали его потребность сказать ей это. Он пытался, когда они вместе посещали Лондон в первый раз, ее энтузиазм по отношению к его любимому городу почти соответствовал его собственному, пока они гуляли по старым мощеным улицам и смотрели на древние кирпичные дома, которые служили убежищем столь многим величайшим в мире писателям. Эдвард пытался во время их романтического отдыха в Париже, и он пытался во время их отпуска на Сант-Мартене. Он отчаянно хотел сказать ей, когда попросил отказаться от аренды ее квартиры и переехать к нему, но не мог облачить свои чувства в слова. Так или иначе, однако, она всегда понимала. Таня знала, что он пытался сказать, даже когда сам не мог произнести эти слова про себя.
За исключением Джаспера, она была единственным человеком, который знал о его детстве, а Джаспер узнал о нем только благодаря ночи пьянки в «Hilltop Ale House». Таня являлась первым человеком, которому он когда-либо захотел рассказать о боли своей юности и о потери родителей. Она поняла его эмоциональные ограничения, приняла его и то, что он может дать ей. Хотя они регулярно не соглашались и часто ссорились, Эдвард знал в глубине души, что это было всего лишь результатом их неспособности обуздать ту страсть, что наблюдалась между ними. Она влияла на каждый аспект их жизней, но все же они нашли способ справляться с ней.
Эдвард бился головой об стену. Как, черт возьми, он вообще смог убедить себя, что то, что он показывал ей, было любовью? Это являлось всем, на что он был способен? Родители Эдварда любили его с той же непреклонностью, как они любили друг друга. Не похоже, что он никогда не был окружен любовью или не знал, что значит «любить». Его сестра пришла в себя и последовала примеру их родителей.
Но он нет… просто не мог. Какой человек будет так угрожать человеку, которого любит? Он мог демонстрировать ей свою любовь хоть целыми днями напролет, но глубоко в душе знал, что каждому нужно слышать эти слова… убеждать их, что они знают, это правда, действительно… правда.
Как он мог быть таким слепым, таким глупым, что даже не мог услышать предположительно любовь-всей-своей-жизни и попытаться понять, в чем она действительно нуждалась? Вряд ли. Он мгновенно влюбился в Таню, и теперь у него никогда не будет шанса дать ей понять это.
Эдвард потянул свои волосы в отчаянии и позволил слезам наконец-то пролиться. Все было кончено. Именно сейчас его сердце наконец-то разбилось на миллионы маленьких осколков и больше никогда не исцелится. Он чувствовал, как волны горя омывают его, и повалился на бок на жесткую койку, свернувшись в позе эмбриона. Он знал, что должен горевать и предаваться отчаянию. Он никогда не сможет пережить этого, если не будет.
Какими были этапы гнева и вся та психологическая фигня, которую психологи один за другим повторяли ему много лет назад?
О да. Отрицание… гнев… что-то там… что-то там… принятие.
Эдвард горько рассмеялся сквозь слезы, когда понял, что почти прошел стадию отрицания. И ему понадобилось… сколько? Пять гребанных часов, чтобы позвонить в чертову полицию? Да, это определенно было отрицанием.
И гнев… Господи, как же он злился. Он был зол на Таню, что просто попросила его сделать нечто настолько глупое. Он злился на Таню, что она оставила его… что умерла, когда должна была все еще быть с ним. Он злился на Господа… если Господь вообще существовал, в чем он серьезно сомневался в данный момент. Какой Бог допустил бы чтобы кто-то чувствовал нечто подобное? Не раз, не два, а целых три раза? Если Бог существует, тогда он играет с ним в жестокую, больную игру, и Эдвард быстро решил, что не хочет больше быть частью этого. Но больше всего он злился на себя. Злился на свою неспособность любить Таню так, как она заслуживала этого; злился на уже потерянного ребенка, которого, до этого момента, он не понимал, что желает так отчаянно; и злился на себя за то, что убил любовь всей своей жизни.
Даже хуже, он уже осквернил память Тани. Его первоначальная реакция на Изабеллу Свон шокировала его, это уж точно. Когда она, пританцовывая, появилась в этой Богом забытой комнате для задержанных, как Леди Гвиневера на своей белой лошади, он был повержен. Не из-за ее очевидной молодости или ее совершенно восхитительного запаха. Эдвард знал, что отпустил какой-то подлый комментарий об этом, но не ее запах настолько смутил его разум. Дело было в ней. Он шагал по этому миру тридцать два года, почти тридцать три, со сшитым неряшливыми стежками сердцем, пытаясь сохранить его целым, пытаясь выглядеть нормальным, насколько это возможно.
Он провел почти четыре года своей жизни, стараясь заставить свое сердце биться для другого человека… трепетать и сбиваться с ритма, глухо биться в груди в его присутствии. И к черту все, это произошло в то же мгновение, когда стерва Свон вошла в ту дверь. Эдвард ждал всю свою жизнь, когда его эмоциональные стены обрушатся, чтобы наконец-то иметь возможность любить, как все другие в этом мире, и все, что для этого потребовалось – маленькая миниатюрная брюнетка в дизайнерских джинсах, которая – буквально – вошла в его жизнь. Она заставила его сердце почти выпрыгнуть из груди, и, черт, она заставила его член затвердеть… а его мертвая девушка даже еще полностью не остыла. Именно по этой причине Эдвард ненавидел Изабеллу Свон и все, что она представляла. Она находилась здесь, чтобы вытащить его отсюда, спасти его от пресловутого электрического стула, а он, черт возьми, не заслуживал этого.
BPOV - Эдвард. В последний раз… вы должны рассказать мне все, что помните. Я не детектив. Я ваш адвокат. Как вы можете ожидать, что я спасу вашу задницу, не говоря мне ничего. Я не телепат.
- И слава Богу, что так.
- Да, слава Богу, что так. Уверена, ваши мысли касательно меня довольно красочны, но я могу заверить вас, что это взаимно. Теперь, вы собираетесь сотрудничать или нет? Потому что если нет, тогда я буду рада выйти из этой тюрьмы и никогда не оглядываться назад. Все зависит от вас.
Первое, что Изабелла сделала в воскресенье утром - приехала в тюрьму графства, чтобы поговорить с Эдвардом один на один, но ее усилия оказались очень даже неплодотворными. Они были заперты в удручающе тесной камере, по крайней мере, уже час. Если она и была уверена в чем-то, так это в том, что Эдвард Каллен был помпезным, самодовольным и совершенно ненавидящей самого себя задницей. И это справедливо. Будь она им, тоже бы ненавидела себя.
- Хорошо. Что вы хотите знать, советник? Мою любимую позу? Как мне нравилось трахать моих девушек, прежде чем я убивал их?
- Именно. Давайте начнем с этого. Как вы любили «трахать» Таню?
Эдвард вздохнул, и давление Изабеллы упало на ступень. Может быть, он наконец-то сдастся и откроется к чертям. В противном случае, она не была уверена, что вообще здесь делает.
- Любым способом, как ей нравилось, как я полагаю.
- Как вам нравилось заниматься любовью с ней? Эдвард, это ваша защита, не ее.
- Фак. Я не знаю. Я парень. Я занимался этим в любой позе, в которой мог заполучить ее. Ладно? Я имею в виду… Думаю, что собачья поза для парня это как… как будто вы наблюдаете за гребанным рассветом.
- Прекрасно, Эдвард. Спасибо вам за сравнение задницы с горизонтом. Хотя это не совсем то, что мне нужно. Вам нравилось душить Таню регулярно?
- Думаю, мы разобрались с этим еще с гребанным детективом.
- Возможно, да. Но я ваш адвокат, Эдвард. Мне нужно, чтобы вы были совершенно честны со мной. Если удушение партнерши заводило вас, тогда признайтесь, мне нужно знать это. Мне не важно, даже если вас заводило, когда вам в задницу запихивали банан и называли Сьюзи. Просто расскажите мне правду.
- Нет. Нет, мне не нравится душить мою девушку постоянно.
- Спасибо. А что тогда вы делаете постоянно?
- Почему? Вы хотите трахнуть меня? – Он зарычал на нее, а Изабелла просто смотрела на Эдварда. – Мы были очень предприимчивыми, сказал бы я. Пытались смешивать. Разные комнаты, разные комнаты, разные вещи. Фак, я не знаю. Мы не всегда предпочитали миссионерскую позу, если это то, о чем вы спрашиваете.
- Ладно. Хорошо. Итак, вам нравилось исследовать разные сексуальные… проходы?
- Да.
- Постоянно?
- Да.
- Спасибо. Видите… было не так уж сложно, да?
- Просто хватит этого дерьма, давайте покончим с этим. Я вроде как чертовски устал от болтовни.
Темперамент Изабеллы снова вспыхнул, когда она вскочила со своего места напротив мужчины, будучи не в силах больше выносить его словесных нападок на себя ни минутой больше.
- Знаете, вы правы. Я вроде как тоже чертовски устала от этой болтовни. – Она схватила сумку и свой портфель, захлопывая его и смотря на Эдварда. – Когда будете готовы сохранить свою излишне драгоценную задницу, дайте мне знать. До тех пор я не могу ни черта сделать для вас. Ох, и, кстати, ваше слушание состоится завтра утром в девять часов. Думаю, вам нужно хорошенько подготовиться. Аро Де Лука справедливый судья, но у него нет ни времени, ни терпения для вашего помпезного дерьма. Чао.
С этим Изабелла повернулась на своих каблуках и вылетела за дверь так быстро, как могла, прежде чем Эдвард смог еще что-то сказать ей вслед. Заставив дверь открыться сильным толчком, девушка полезла в свою сумочку, чтобы достать телефон, и яростно набрала номер Джаспера.
- Джаспер Уитлок.
- Джаспер. Ты сказал мне, что твой друг сложный. Но ты не сказал, что он напыщенный, самодовольный дьявол и ненавидящий женщин сукин сын.
- Ох. Я предполагаю, что воздержался от нескольких прилагательных. Мне жаль, Из. Что он сделал?
- Скорее дело в том, чего он не сделал. Он отказывается говорить со мной или относиться как к человеку. Получить информацию у него невозможно. Как он может быть таким… невозможным?
- Он просто… такой. Я не знаю, как объяснить это. Он просто очень сложный человек со многими слоями. Он груб на первый взгляд, но у него действительно есть сердце. Обещаю.
- Да, а Папа Римский – представитель мусульманского джихада.
- Ты хочешь, чтобы я поговорил с ним? – Вторая линия запищала, когда Джаспер выступил с предложением стать парламентером мирного процесса между Эдвардом и Изабеллой.
- Нет. Слушай, Роуз на другой линии, и мне нужно ответить. Подумай, какую бутылку скотча ты купишь мне за то, что я не убила твоего лучшего друга. Ничего менее «Johnny Walker Blue» или «Glenlivet» не принимается.
- Понял. Пока, Из. И… спасибо тебе. – Изабелла вздохнула и переключилась. – Какие-то бары работают в одиннадцать утра в воскресенье?
- Что ж, думаю, это ответ на мой первый вопрос. Все прошло настолько хорошо, да?
- Ох, он фантастичен. Если ты называешь шовинистическую, самодовольную свинью фантастикой, тогда да.
- Что, черт возьми, мой кузен сделал с тобой на этот раз? – вздохнула Розали.
Она и ее кузен, Джаспер, последовали по стопам своих родителей, которые были успешными адвокатами в их родном штате Техас. Джаспер и Розали окончили колледж в один год и отправились в Аризону в юридическую школу вместе. Джаспер первым подружился с Изабеллой, но Розали тоже нашла подход к пылкой, находчивой брюнетке, и они стали неразлучными подругами. Настолько, что даже осмелились сразу после окончания юридической школы начать собственную практику, прежде чем где-либо отточили свои зубки. Это было напористым, чтобы не сказать больше, и большинство их сверстников смеялись над ними, но девушки доказали, что все эти скептики ошибались. Если грозную блондинку по имени Розали Хейл можно было использовать в качестве индикатора, «Свон & Хейл» выступали силой, с которой приходилось считаться.
- Ты знаешь Джаспера. Доброе сердце, считает, что у всех есть душа. По крайней мере, так подсказывает ему интуиция. Грустно, я думаю, что он очень сильно заблуждается в случае с этим неуправляемым мужчиной, которого они называют Эдвардом Калленом.
- Он, по крайней мере, такой же горячий, как и на снимках?
- Господи, Роуз. Ты всегда думаешь о мужчинах? – Изабелла вздохнула. – Я бы даже не поняла, что это горячий мужчина, даже если бы он ударил меня по лицу своим членом. Серьезно. Это было слишком давно.
- Может быть он такой мудак, потому что сексуально неудовлетворен.
- Я едва бы назвала Эдварда Каллена сексуально неудовлетворенным, Роуз. Господи, что мне делать? Он просто такой… так… бесит.
- Ладно. Перво-наперво. Предъявление обвинений завтра утром, да?
- Да. Судья Де Лука.
- Это дает тебе еще несколько часов, так что, давай подумаем. Почему он выводит тебя из себя? Кроме того факта, что он… как ты там говорила? Шевинистическая, самодовольная свинья?
- Что ж, он такой и есть! Он думает, что его дерьмо пахнет розами. Мне почти хочется попросить у него образец. Ты должна была видеть, как он отреагировал на меня, когда я вошла в комнату, прежде чем детективы стали допрашивать его. Он вел себя так, будто я пахла гниющей плотью или еще чем-то столь же отвратительным. Он даже откомментировал мои узкие дизайнерские джинсы и сказал, что я пахну клубникой или еще каким-то дерьмом. Как он там назвал меня? О да. Клубничкой, чертовой Клубничкой. А у меня создалось ощущение, что он был скорее фанатом «Трансформеров» в молодости.
- Ты ему понравилась.
- Прости? Я бы вряд ли назвала его оскорбления моего интеллекта, моего вкуса в моде, моего аромата и моего пола проявлением его внимания.
- У меня такое чувство, что Эдвард Каллен не тот, кто станет проявлять хоть что-то. Подумай об этом, Из. Как мудаки ведут себя на площадке? Они выбирают, они дразнят… они пытаются возвыситься над тобой любым из возможных способов, чтобы замаскировать тот факт, что тайно хотят оказаться у тебя в трусиках. Эдвард Каллен это тридцатидвухлетний мужчина, застрявший в теле двенадцатилетнего. Его скудные эмоциональные способности, очевидно, служат доказательством моей гениальной теории.
- Ты смешна. Если именно так этот мужчина показывает, что я ему нравлюсь, тогда я не хочу знать, как он вел бы себя, если бы ненавидел. С меня хватит.
- Изабелла Мари Свон! Сейчас не время для пессимизма.
- Господи, только не надо этого твоего бесконечного дерьма, ты же какой-то Ричард Симмонс положительного мышления. Мило.
- Ты знаешь это. Ладно, серьезно. Забудь, что Эдвард хочет трахнуть тебя десятью способами ко вторнику. Давай посмотрим на него как на свидетеля. Почему ты думаешь, он отреагировал так яростно?
- Потому что ему будут предъявлены обвинения в серьезном преступлении и в нескольких довольно значительных, но вы-не-лишитесь-своей-головы.
- И как, ты думаешь, он чувствует себя?
- Вероятно, он напуган до смерти.
- Бинго! Он напуган, Из. Кроме того, он скорбит. Я имею в виду, его девушка действительно умерла довольно ужасной смертью. Он как раненый зверь. И он набросится на любого, кто попытается помочь ему… включая тебя.
Изабелла вздохнула. Розали была права.
- Так или иначе, я должна попытаться понять этого придурка?
- Да, тебе нужно понять своего клиента, Изабелла. Он напуган до смерти, как ты и сказала. Он нуждается, чтобы ты помогла ему пройти через все это. Он может быть шевинистской свиньей, но внутри просто испуганный маленький мальчик.
- Ладно. Хорошо. Что ж, если ты не против, я собираюсь пересилить себя и отправиться к моему клиенту. Я определенно ожидаю несколько кувшинов сильной Маргариты, которые будут ожидать моего приезда сегодня поздно вечером.
- А еще лучше встретимся в «Миссии», когда закончишь. Маргарита и расплавленный шоколадный торт просто взывают к нам.
- Буэно [хорошо]. Увидимся тогда.
*~*
- Эдвард, я обязана перед вами извиниться. Я не должна была выбегать отсюда вот так. Это было непрофессионально и не поможет никому из нас. Я действительно надеюсь, что вы сумеете принять мои извинения, и мы сможем попытаться двигаться дальше. – Изабелла закусила нижнюю губу. Хотя она действительно сожалела о своих предыдущих действиях, девушка знала, что должна приложить все усилия с Эдвардом Калленом. Его глаза сузились, когда он изучал ее с беспокойством прикушенные губы, прежде чем его плечи расслабились, а зеленые глаза встретились с ее шоколадно-карими.
- Извинения приняты. – Ведет себя как гребанный обаяшка.
- Хорошо. Думаю, лучше всего вы будете готовы к завтрашнему дню, если узнаете, что будет происходить. Мне нужно будет задать вам позже много вопросов, но прямо сейчас нам нужно побеспокоиться о более важных проблемах. Хорошо?
Эдвард кивнул. Что ж, уже прогресс.
- Вы когда-либо были на слушании, где предъявляли обвинения?
Скептический взгляд Эдварда испугал ее ненадолго, прежде чем она вспомнила совет Розали.
- Я знаю, глупый вопрос. Я просто не хочу говорить вам ничего из того, что вы уже знаете. Я уже поняла, что вы достаточно умный человек.
- Нет. Я никогда не был на предварительных слушаниях.
- Ладно. Что ж, я встречу вас здесь за несколько минут до начала слушания. Судья – Аро Де Лука. Он честный судья, и я работала с ним уже несколько раз. Окружной прокурор будет там, представляя людей штата Вашингтон, и он станет зачитывать обвинительное заключение, чтобы вы полностью осознали обвинения, которые будут вынесены против вас. Вы помните, какие они?
- Я знаю, что оказался в полном дерьме и даже без весла. Это все, что мне нужно знать, мисс Свон.
- Я – ваше весло, Эдвард. Нравлюсь я вам, или вы меня ненавидите, я это ваше весло. И я заверяю вас, что вы не в полном дерьме. Я буду все время рядом с вами. Против вас выносят несколько обвинений, и если признают виновным, тогда вас ждут тяжелые последствия. Следующие несколько месяцев будут ничуть не легче. Но я собираюсь сделать все от меня зависящее, чтобы убедиться, что этого не произойдет. Вы верите мне?
Эдвард внимательно изучал ее в течение минуты, прежде чем ответил.
- Тогда я признаю свои ошибки. Однако вы должны знать, что у меня мало веры, мисс Свон. Я «верю» в вашу уверенность, что вы можете сделать это, но как насчет моих личных убеждений? Я не так уверен. Я вообще циник.
- Я беру то, что могу получить. Самое тяжелое обвинение, выдвигаемое против вас сейчас – убийство первой степени с отягощающими обстоятельствами. Если вас признают виновным, прокурор будет настаивать на смертном приговоре. – Изабелла остановилась на мгновение, чтобы позволить Эдварду осмыслить эту информацию. – В противном случае, вас ждет пожизненное заключение без возможности условно-досрочного освобождения за убийство второй степени и гораздо меньше времени по трем другим обвинениям.
Эдвард сглотнул, но кивнул.
- Вы решили, что будете признавать себя виновным?
- Простите?
- Я предположила, что вы не станете признавать свою вину, иначе вы не нуждались бы во мне.
- Я м-м… - Эдвард сглотнул. – Я… я… я чувствую себя виновным. Я м-м…
- Эдвард, послушайте. Вам нужно многое обдумать. Я понимаю. Но чувство вины из-за смерти Тани – это не то же самое, что настоящее чувство вины человека, который окончил жизнь своей девушки. Эдвард, послушайте внимательно меня. Вы знаете на самом деле без всяких разумных сомнений, что убили Таню Денали?
- Что ж, нет, но…
- Тогда это все, что мне нужно знать. Не виновен, таким будет ваше признание.
Воскресенье, 8 июня - Ладно, мы собираемся встретиться с офицером, который отвечает за ваше досудебное освобождение из-под стражи. Досудебное освобождение из-под стражи это практически причудливый термин для выхода под поруки. Похоже, в высших инстанциях посчитали, что нужно придумать какое-то более шикарное определение. – Изабелла улыбнулась Эдварду и была удивлена, когда увидела намек на улыбку, обращенную в ее сторону. – Это действительно просто еще одно интервью, Эдвард. Она поинтересуется подробностями вашего дела. В основном она захочет узнать вашу историю, насколько вы социально ответственны и ваше финансовое положение. Она захочет убедиться, что вы являетесь порядочным гражданином штата Вашингтон, которого можно отпустить на свободу, пока он будет дожидаться суда.
Эдвард кивнул.
- Итак, она нанята судом?
- Да. Она нейтральная сторона. На самом деле, я знакома конкретно с этим офицером. Ее зовут Джессика Стэнли. Она нашего возраста, и я бы назвала ее довольно впечатлительной.
- В смысле?
- Ведите себя как можно лучше, Эдвард. Впечатлите ее. Я уже было поверила, что вы порядочный человек; в противном случае Джаспер не стал бы дружить с вами. По крайней мере, я надеюсь, что не стал бы. Но мисс Стэнли не знает этого. Вы просто еще один файл, попавший к ней на стол. Только вы можете доказать ей, что заслуживаете находиться дома в ожидании суда, а не сидеть в этой холодной тюремной камере.
- Ладно. Итак, быть милым с ней. Верно?
- Верно. – Изабелла еще раз слегка улыбнулась ему, постучав в дверь кабинета в коридоре. Она была удивлена, увидев еще одну улыбку, обращенную к ней, на этот раз еще большую.
- Мистер Каллен, да? Приятно познакомится с вами, - маленькая кудрявая брюнетка поздоровалась с ним, когда открыла дверь. – Мое имя Джессика Стэнли. Я офицер, который будет принимать решение о досудовом освобождении, что значит, я сейчас ваш лучший друг.
Эдвард посмотрел на нее, заставив себя улыбнуться, быть любезным, насколько это было возможно, следуя благоразумному совету Изабеллы.
- Я собираюсь задать вам много вопросов сегодня, мистер Каллен, и буду делать записи. Пожалуйста, присаживайтесь. – Она кивнула на два кресла, которые ютились в ее небольшом кабинете. – Я нейтральная сторона, и у меня нет верности ни защите, ни офису окружного прокурора. Я здесь только для того, чтобы получить информацию, которую вы дадите мне, и принять хорошо проинформированное и обоснованное решение о вашем праве выйти под залог. Важно, чтобы вы рассказали мне как можно больше, чтобы я могла принять правильное решение.
- Да, мэм.
- Спасибо. Как вы зарабатываете на жизнь, мистер Каллен?
- Я профессор английского языка в Университете Вашингтона в Сиэтле.
- Вы работаете в штате университета?
- Нет, пока нет.
- Как долго вы были профессором университета?
- Пять лет.
- Хорошо. У вас есть другие источники дохода?
- Я писатель. Я, м-м, пишу книги, несколько из них были изданы.
- Что-то, что я могу знать? Я заядлый читатель.
- М-м, - Эдвард заерзал. – Может быть. М-м. Моя последняя книга «MPenumbra» была довольно популярна?
- Довольно популярна? Да она продержалась в списке бестселлеров «New York Times» двадцать недель. Я бы сказала, что она была невероятно популярна.
- Вы фанат моей работы?
Джессика Стэнли покраснела.
- Да, на самом деле, да.
- Что ж, тогда мне приятно познакомиться с вами. – Эдвард на этот раз одарил ее легкой улыбкой, и Изабелла поняла, что этот мужчина легко мог бы понравиться вам, если бы был милым. Теперь она могла видеть это.
- Думаю, безопасней будет сказать, что вы состоявшийся автор.
- Да. Моя первая книга была опубликована, когда мне исполнилось двадцать два, теперь же я нахожусь в процессе написания своей следующей работы.
- Могу я узнать ваш валовый доход, указанный в последней налоговой декларации?
- Мой бухгалтер может предоставить вам точные цифры, мисс Стэнли, но… м-м, думаю, где-то два миллиона двести тысяч долларов… плюс-минус.
- Два миллиона двести тысяч долларов? – Собственный шок Изабеллы, казалось, был отражением шока мисс Стэнли.
- Вы участвуете в качестве филантропа в жизни общества?
- Да. Я состою в совете художественного музея Сиэтла и молодежного симфонического оркестра города, и я жертвую процент от продажи моей книги в парковый фонд Сиэтла
- У вас есть какое-то хобби помимо писательства?
- Мне нравится бегать, и иногда я участвую в марафонах или полумарафонах ради веселья. Я читаю, конечно же, и недавно начал учиться готовить. Ох, и я играю.
- На каком инструменте?
- По большей части на фортепиано. Но я пробовал и гитару. Хотя не так хорошо обращаюсь с ней.
- Кто ваши родители?
- Меня усыновили, когда мне было двенадцать, доктор Карлайл Каллен и его жена, Эсми.
- Они живут в Сиэтле?
- Жили. Мой отец предпочитает небольшие городки мегаполисам, поэтому они перебрались в Форкс несколько лет назад.
- И ваш отец… доктор в Форксе?
- Да, мэм. В местной больнице.
- Ваша мать работает?
- Когда у нее есть желание, да. Иногда она работает внештатным дизайнером интерьеров, но по большей части она домохозяйка. Не думаю, что она против.
- Вы родом из Сиэтла?
- Нет. Мы жили в пригороде Чикаго первоначально. Мы переехали в Сиэтл вскоре после моего усыновления, когда мой отец был переведен в новую больницу.
- У вас есть братья или сестры?
- Есть. Сестра, Элис. Ее также удочерили.
- И где живет она?
- Она живет здесь, в Сиэтле. Элис немного свободолюбивый человек. Сейчас она изучает текстиль и моду в Художественном институте Сиэтла, но также посещает кулинарную школу и изучает антропологию в Техасе.
- Она тоже из Чикаго?
- Думаю, да. Она воспитывалась в штате Иллинойс, как и я, но не знает, откуда ее биологические родители.
- Вы говорите, что вас усыновили, когда вам было двенадцать. Вы знаете ваших биологических родителей?
- Да. Они скончались, когда мне исполнилось двенадцать, и меня усыновили вскоре после этого.
- Простите.
Изабелла не могла не заметить боль в глазах Эдварда, когда он говорил о них. Джаспер был прав… в нем было слишком много слоев.
- Все хорошо. Это было давно. Я едва ли помню это.
- Ладно. Эдвард, у вас есть судимости?
- Нет, мэм.
- Никаких проступков или уголовных преступлений?
- Нет. Хотя у меня было несколько штрафов за превышение скорости. У меня слабость к быстрым машинам.
- Никаких бытовых споров в ваших записях?
Эдвард посмотрел на Изабеллу, которая кивнула головой.
- В моем деле нет ничего такого, мэм. Но была парочка случаев, когда полицию вызывали в мой дом во время особо жарких ссор с моей девушкой.
- Пара случаев?
- Да. Дважды, если быть точным.
- Физическое насилие?
- Нет, мэм. Совсем нет. Просто два слишком жарких спора, которые были излишне громкими и беспокоили соседей.
- Вас заключали под стражу?
- Думаю, это стандартная процедура; но я не уверен. Они допрашивали меня, но я был освобожден и мог вернуться домой.
- Как давно это было?
- Последний раз полтора года назад, кажется. Может, два. Это было уже давно.
- Хорошо. Эдвард, думаю, у меня есть вся нужная мне информация. Я рассмотрю эту информацию и свяжусь с вашим адвокатом, когда приму решение, а также проинформирую суд. Удачи вам, мистер Каллен.
- Спасибо вам, мисс Стэнли. – Эдвард подарил ей обезоруживающую, кривоватую улыбку, которая непроизвольно заставила девушку покраснеть. – Если это не будет противоречить протоколу, я бы хотел отправить вам копию моей новой книги, когда закончу ее, конечно.
- Ох, я… м-м… что ж, я не думаю, что это противоречит правилам, мистер Каллен. Просто знайте, что ваш подарок не будет иметь никакого влияния на мое решение.
- Конечно, нет. Я просто хочу сделать вам подарок, учитывая, что вы мой фанат. Вот и все.
- Что ж. Хорошо. Спасибо вам.
- Спасибо вам, мисс Стэнли.
Служащий ждал Эдварда за пределами кабинета, чтобы отвести его обратно в камеру, где тот будет дожидаться суда.
- Я увижусь с вами завтра, Эдвард. Хорошо?
Эдвард кивнул и начал поворачиваться, когда остановился и повернулся лицом к Изабелле снова.
- Изабелла?
- Да.
- Спасибо вам. Действительно. – Он вновь сверкнул той самой кривоватой улыбкой, которую использовал на Джессике Стэнли, прежде чем повернулся и пошел по коридору вместе со служащим.
Что ж, будь я проклята, подумала Изабелла. Может быть, у него и есть сердце, в конце концов.
♦ Конец 4 главы ♦
Перевод: Teo
Редактура: LanaLuna11
Почтовый голубь: Mari:)