- Это нелепо, - прошипел Драко уже в который раз.
Рон закатил глаза, Джинни кинула на Гарри взгляд из серии «Пожалуйста-Стукни-Его-Чем-Нибудь-Тяжелым-По-Голове-Чтобы-Он-Наконец-Заткнулся». Гарри вздохнул:
- Расслабься, Малфой. Они всего лишь задают твоей матери вопросы…
- Нет, - раздраженно отозвался Драко. – Сейчас они допрашивают вдову Пожирателя Смерти, которая и так уже прошла через черт знает сколько министерских допросов.
- Она заслуживает такого обращения, ты согласен? – ядовито поинтересовался Рон.
Драко смерил рыжего нищего ледяным взглядом.

Как бы он ни ненавидел гриффиндорского Чудо-мальчика, он все же не мог не уважать его. Поттер был могущественным волшебником, потрясающим ловцом и отличным лидером. Хотя, помимо этого, он был самоуверенным, раздражающим, порывистым, неуравновешенным - все эти качества казались Драко отвратительными.

Так же дела обстояли и с Грейнджер. Она была раздражающей девчонкой с неудачным происхождением, но вряд ли кто-то смог бы отрицать ее блестящий ум, силу воли, которые Драко, будучи слизеринцем, мог оценить. Если быть честным, грязная кровь была единственным ее недостатком.

В отличие от Грейнджер и Поттера, Рональд Уизли был совершенно не достоин уважения. Даже если не брать во внимание его нищету и неопрятность, можно было найти другие отвратительные качества, как тупость, весьма посредственные магические способности, вспыльчивый характер, лицемерие, зависть к тем, кто был более талантлив, богат или успешен, чем он. Драко совершенно не мог понять, как его приняли в Золотое Трио. Уизли казался самым бездарным членом своей семьи, и для Драко это говорило о многом.

Драко хотел ответить - будучи в депрессии из-за видений Грейнджер, он чувствовал себя сейчас на редкость отвратительно. Уизли был идеальной мишенью для насмешек, но, опасаясь за мать, сидящую по ту сторону двери, Драко попытался сдержаться.
- Тебе лучше следить за своими словами, когда ты говоришь о моей матери, Уизли, - предупредил он.
- Почему это? Ты никогда не вспоминал о вежливости, когда разговаривал со мной. Мы все знаем, что причиной твоего присутствия является деловое соглашение. И это не значит, что мы должны поладить друг с другом. Я тебя ненавижу, Малфой. Тебе лишь приходится быть полезным для нас.
Драко усмехнулся:
- Я бы сказал про тебя то же самое, Вислый, но в твоем случае ничто не указывает на то, что ты можешь быть полезным кому-то. Именно поэтому ты всегда занимал второстепенное положение и в собственной семье, и в вашем Трио, не так ли?
Когда лицо Рона побагровело от злости, и он выхватил палочку, Гарри рявкнул:
- Хватит, угомонитесь. Оба.
Драко не успел ответить что-нибудь: дверь открылась и на пороге появилась красивая женщина с царственной осанкой – Нарцисса Малфой, урожденная Блек.
- Ну, наконец-то, - пробормотал слизеринец.
- Это вполне понятная мера предосторожности, Драко, - остановила сына Нарцисса, пожимая плечами. – Мы можем выпить чаю?
- Мне нужно добавить кое-что в соглашение, - отозвался он ожесточенно. – Может, только через пару часов.
Нарцисса кивнула и одарила сына одобрительной улыбкой, перед тем как он отвернулся и зашагал по лестнице. Мерлин, сколько же лет она не была в своем родовом имении?

- Мы собираемся играть в квиддич с близнецами, пока они здесь, - обратился Рон к другу.
- Ты идешь? – осведомилась Джинни у Гарри.
Гриффиндорец покачал головой, не переставая подозрительно смотреть на Нарциссу:
- Нет. Возможно, в следующий раз.
Женщина посмотрела на Мальчика-Который-Выжил, припоминая их неприятный разговор в магазине Мадам Малкин, в котором невоспитанный гриффиндорец осмелился высмеять ее арестованного мужа – и это на глазах у ее сына! Тем не менее, тогда она не решилась высказать все Поттеру. Нарцисса вздрогнула. Все-таки она всегда была беспричинно сурова к этим бедным детям. Упоминать смерть Сириуса в таком пренебрежительном тоне было жестоко… А ведь он был ее братом!
- Мистер Поттер.
- Миссис Малфой, - отозвался гриффиндорец с холодной вежливостью.
Она глубоко вздохнула, усмиряя собственную гордость:
- Мистер Поттер, прежде всего мне хотелось бы поблагодарить вас за ваше гостеприимство… ирония заключается в том, что именно это место являлось когда-то нашим родовым поместьем.
- Добро пожаловать, - ответил гриффиндорец все с той же холодностью.
- Я хочу также извиниться за вражду, которая сопровождала взаимоотношения моей семьи и вас в прошлом. Я прошу прощения за наш разговор в магазине Мадам Малкин, во время которого я неоправданно позволила себе непозволительные комментарии о моем безвременно ушедшем брате Сириусе…
- Безвременно ушедшем, - задумчиво повторил Гарри. - Даже если бы вы захотели, вы не смогли бы меньше озаботиться смертью Сириуса. – Он тяжело дышал, его ноздри раздувались. – Ваша сестра убила его.
- Да. Но, уверяю Вас, мистер Поттер, я была поражена, узнав о его смерти. Когда мы были детьми, мы были достаточно близки.
- В самом деле? – голос Гарри чуть смягчился помимо его воли.
Нарцисса кивнула:
- О да. Он и Беллатрикс никогда не ладили, это правда. В детстве я тянулась к моей сестре Андромеде, и мы часто играли с Сириусом, когда приезжали в этот дом к дяде Ориону и тете Вальбурге. Детям не известен смысл слова «отщепенец», мистер Поттер, и этот ярлык не был полностью приклеен к Сириусу до тех пор, пока он не начал учиться в Хогвартсе.
- И был распределен в Гриффиндор.
- Частично из-за этого. Большую роль сыграло и то, что он подружился с вашим отцом, мистер Поттер.
Руки Гарри невольно сжались в кулаки:
- Предатель крови, да?
Нарцисса снова слегка качнула головой.
- Я была тогда на четвертом курсе. Родители написали мне и сестрам, чтобы мы не общались с ним, «пока он не образумится». Насколько мне известно, тетя Вальбурга была в бешенстве, хотя, по правде говоря, она всегда не слишком хорошо обращалась с Сириусом и немыслимо баловала Регулуса. Для Беллы письмо стало разрешением испортить жизнь Сириуса настолько, насколько это было возможно. Она тогда была уже на седьмом курсе. Она начала подговаривать слизеринцев с младших курсов, чтобы те закидывали Сириуса и его друзей различными заклинаниями и так якобы могли доказать свою значимость. Если не ошибаюсь, именно так Северус Снейп попал в ее окружение.
- И вы присоединились к ней? – спросил Гарри, припоминая ненависть крестного к своей белокурой кузине.
- Я действительно безразлично относилась к Сириусу, - призналась Нарцисса. – Мне было четырнадцать лет, и я не была настолько сильна, чтобы противостоять одновременно семье и всему факультету. Хотя Андромеда… она всегда была сильнее меня. Она отказалась держаться в стороне от любимого брата и не позволяла слизеринцам слишком часто приставать к нему. Она даже послала записку магглорожденному префекту Гриффиндора, Тэду Тонксу, своему ровеснику, о том, что для Джеймса и Сириуса готовится засада. Кстати, это послужило причиной тому, что вскоре они начали тайно встречаться. Они сбежали на ее семнадцатый день Рождения.
- Остальные слизеринцы, должно быть, не общались с ней?
- Да, но Андромеда была и сейчас остается отличной волшебницей, к тому же, в тот год она была назначена Главной Старостой, так что никто не осмелился бы причинить ей вред. К тому времени Сириус знал, как защитить себя, хотя не без помощи Джеймса и Римуса, конечно. – Обладая врожденным тактом Блеков и хитростью слизеринки, Нарцисса не упомянула Питера Петтигрю.
- Вы?.. - Гарри сглотнул и замолчал. Было очень странно разговаривать с сестрой убийцы крестного, вдовой ублюдка Люциуса Малфоя, матерью соперника по школе. Но соблазн услышать что-нибудь о родителях был слишком силен, чтобы устоять. – Вы знали моих родителей?
- Я совсем не знала твою мать, но была знакома с твоим отцом. Поттеры принадлежали к богатой чистокровной элите. Так было до тех пор, пока они не изменили свои взгляды и не стали достаточно либеральны к тем, кто не относился к чистокровным. Между их семьей и влиятельными родовитыми семьями, такими, как моя, пролегла пропасть. Вальбурга с пренебрежением отзывалась о своей тете Дори с тех пор, как та вышла замуж за Чарлуса Поттера, который считался почти предателем крови. Но мой отец всегда хорошо относился к Дори, так что время от времени мы видели твоего отца, дедушку и бабушку. Я помню, Джеймс был очень умным мальчиком. Удивительно смышленым, но при этом очень озорным. Когда ему было девять, он сделал волосы моей матери ярко-красными, после того как она прямо при нем оскорбила Гриффиндор. Отцу пришлось полчаса ее успокаивать, да и мы с Андромедой были в истерике. Дори, конечно, отругала его, но было заметно, что поступок сына развеселил их с Чарлусом. Они обожали, души не чаяли в твоем отце, и это было очевидно.
Нарцисса покачала головой.
- После того как Сириус очень сильно поссорился с родителями и стал жить у Поттеров, моя семья начала крайне недружелюбно относиться к Дори и Чарлусу. Я удивлена, что Вальбурга не выжгла за это Дори с семейного древа, ведь она никогда не была разумной женщиной.
- Я знаю, - заметил Гарри, мрачно фыркнув. – Ее портрет регулярно кричит на кого-нибудь в этом доме.
- Правда? Возможно, я могла бы поговорить с ней об этом… она всегда любила меня.
- Мы были бы очень признательны вам за это, миссис Малфой.
Нарцисса улыбнулась ему.
- Мой мальчик, пожалуйста, зови меня Нарцисса. «Миссис Малфой» заставляет меня ощущать себя старой… и теперь, когда муж умер, кажется неправильным.
Заметив смущение на лице Гарри, она заверила его:
- Мне не нужно сочувствие, мистер Поттер. Мой муж сделал свой выбор и должен был расплатиться за это. - Было заметно, что она тщательно подбирает слова. – Я очень признательна, что Драко решил не следовать его примеру.
- Пожалуйста, зовите меня Гарри.

***

У Гермионы всегда были приятные сны. Правда, все они без исключения были странными – больше всего ей запомнились розовые, искрящиеся смерчи – но они никогда не беспокоили и не пугали ее. Даже потеря сестры или несколько смертей, которые произошли во время ее учебы в Хогвартсе, как правило, не беспокоили.

Поэтому она считала себя удачливой: у нее не было таких жутких сновидений, какие были у Гарри. Даже когда его разум еще был свободен от вторжения Волан-де-Морта, он все равно просыпался в холодном поту от мучавших его кошмаров. Рон вообще никогда не видел сны. Она часто объясняла другу, что это невозможно, что все люди видят сны, что вся причина заключается в том, что он попросту не помнит своих сновидений. Сны Джинни, как ни странно, всегда были без звука.

Гермиона могла припомнить немало ночей в Хогвартсе, когда они с Гарри не могли заснуть. Она не могла выяснить причины своей бессонницы. Она появлялась примерно раз в месяц, совершенно беспричинно и неожиданно, и так же исчезала. Бессонница Гарри была результатом кошмаров, которые пугали его, не давая спать. Он всегда расспрашивал Гермиону о ее снах, но редко рассказывал о своих. Гарри склонялся к мысли, что ее сны всегда были приятными потому, что она никогда не теряла надежды, веря, что они могут сделать и непременно сделают мир лучше.

Было неудивительно, что она сдалась, наконец, во власть снов, когда реальность стала кошмаром.

Поэтому она была раздражена, когда кто-то пытался разбудить ее.

Первым был Римус. Она узнала бы его добрый, мягкий, благороднейший дух везде. Он пытался добиться ее пробуждения, говоря, что все хорошо, что сейчас она в безопасности, ее друзья скучают по ней. Он просил ее вернуться…

Римус, без сомнений, был добрейшим из всех людей, которых она когда-либо встречала. Невилл однажды назвал ее так, но Гермиона знала, что не заслуживает таких слов. Она была сострадательной, да, но она также могла быть вспыльчивой и злопамятной. Сейчас она ощущала жгучий стыд за то, что зачастую резко говорила с теми людьми, которые были несогласны с ней или, по ее мнению, были глупыми или высокомерными. Иногда она разговаривала так и с друзьями. Она могла быть жестокой, когда была раздражена, что проявилось с Ритой Скитер, Мариэттой Эджкомб и Долорес Амбридж. Она не ощущала ни раскаяния, ни симпатии по отношению к ним. Все они из корыстных побуждений причинили ужасную боль дорогим ей людям. Гермиона могла бы, пожалуй, относиться с легкой приязнью к Мариэтте, не будь обстоятельства ее предательства столь ужасающими. Если бы Гарри исключили из Хогвартса, он бы никогда больше не обучался с Дамблдором, в чем он, к слову, очень нуждался, остался бы без друзей, и не получил бы защиту от Волан-де-Морта в лице Хогвартса…

Но Гермиона не поддалась. В конце концов, Римус прекратил попытки, оставив ее в уверенности, что они ее не покинут, что кто-то придет и поможет ей. Поможет. Она не нуждалась в «помощи», возвратившись, наконец, к мучительному существованию. Она полностью отдалась своим снам.

А потом появился он, обещанный «спаситель». Гермиона не узнавала его, что несказанно ее удивляло. Ведь она почти немедленно узнала Римуса. И тот человек, чей разум пытался проникнуть в ее, был… в чем-то их рассудки были похожи. Тот человек был высокообразованный, сложен, разумен, практичен, с развитой интуицией.

Но Гермиона также обнаружила и множество различий между ними. Он не был сострадательным, но не был и жестоким. Его разум был четко систематизирован, так, словно ему приходилось думать лишь на строго определенные темы, испытывать лишь определенные эмоции. И в то же время он был полон противоречий, противоречивых мыслей и чувств. У Гермионы зародилось смутное подозрение, что он не является ни незнакомцем, но и не хорошо знакомым ей человеком. Ее страшно нервировало осознание того, что кто-то находится в ее разуме, но еще хуже было думать, что она совершенно не узнает этого человека.
И она еще не упомянула о том, что вовсе не хочет просыпаться.

А, вот он вернулся. Она чувствовала, как он пробирается в глубочайшие уголки ее сознания. Он добрался до столь личных воспоминаний, что она начала ощущать себя крайне неудобно. Она была достаточно мягка, но это переполнило чашу ее терпения. Этот человек не был и наполовину осторожен и терпелив, как Римус, он был агрессивным, раздражающим, почти нетерпеливым. Ей захотелось преподать ему урок.

Гермиона хотела знать, кто это и откуда она могла его знать. Теперь он добрался до одного из самых болезненных ее воспоминаний, и она не чувствовала никакого угрызения совести за то, что собирается залезть в его воспоминания, так или иначе связанные с ней.

"В поезде, который везет его в Хогвартс, на первом курсе. Девчонка с ужасными волосами бросает на него уничтожающий взгляд, когда он начинает смеяться над неуклюжим Невиллом Лонгботтомом, который, спотыкаясь, бродит по купе в поисках чего-то. Он не может поверить, что девчонка может общаться с Лонгботтомом, что она ведет себя так, словно он недостаточно хорош, чтобы быть ее другом.

Он хвалится, что стал новым ловцом слизеринской команды. Лучшая подруга Поттера, гриффиндорка, которая постоянно опережает его, говорит всем, что его отец купил для него это место в команде. Он пристыжен и напуган, он заявляет о ее происхождении. Он видит, что ее глаза загораются гневом и болью, а в следующий миг Флинт закрывает его от гриффиндорцев, которые уже готовы на него броситься.

Обычный учебный день. Он идет с Креббом и Гойлом, которые утомляют его своей тупостью. Он видит Хагрида и раздражается, что этот олух так огорчен из-за своего животного – животного, которое посмело напасть на него! Придурок должен не рыдать, словно какая-нибудь первокурсница, а быть благодарным судьбе за то, что его оставили на работе, которую он даже не достоин иметь. Он не любит, когда люди плачут. В такие моменты он вспоминает мать, которая рыдает, когда думает, что никого рядом нет. Он делает язвительное замечание, а Грейнджер ударяет его. Он шокирован и разозлен: что, черт побери, она о себе возомнила? Но, помимо этого, он заинтригован и взволнован. И смущен.

Мировой кубок по квиддичу. Пожиратели смерти развлекаются с магглами. Достаточно забавно, но глупо. Он слышит, как приближается Золотое Трио. Идиоты. Они, очевидно, собираются навлечь на свои головы нешуточные проблемы. По непонятной причине он предупреждает Грейнджер держаться от этого места подальше. Видит Вислого, который почему-то печется о жалких магглах. Это его раздражает.

Он испытывает необъяснимую злость, подслушивая, как Уизли просит Грейнджер пойти с ним на Святочный бал и когда она идет туда с Крамом, впервые не выглядя лохматой заучкой.

Получив предложение вступить в Инспекционный отряд, он взволнован. Его отец впервые за долгое время гордится им, он опьянен властью и жаждет отыграться на Потере и его друзьях. Он объявляет о своем триумфе, но Грейнджер лишь вздергивает свой проклятый маленький подбородок и фыркает. Маленькая грязнокровная сучка. Она всегда все портит. Она даже умудряется заманить Амбридж на верную смерть, изобразив на лице горечь поражения. Не будь он настолько поражен актерскими способностями Грейнджер и переполнен отвращением к доверчивости Амбридж, он бы, возможно, вмешался.

Шестой курс – воплощение ада на земле. Первоначальный восторг и гордость от личного поручения Лорда в таком юном возрасте сменяются страхом. Страхом за родителей, чьи жизни зависят от него, страхом за себя в случае неудачи. Он удивлен, осознав, что боится за однокурсников – он видел кошмары, в которых Пожиратели мстят им за его провал.

«Они заслуживают этого», - говорит он себе. Особенно Поттер и его дружки, после всего, что они сделали с отцом. Но он все равно напуган. На одном из собраний Пожирателей, куда он был призван, он видит магглу, обреченную на смерть. Кровоподтеки по всему телу и кровь – на вид такая же, как и его собственная – ясно указывают на то, что ее пытали, и, возможно, насиловали. На миг он встречается с ней глазами и остро ощущает вспышку жалости и вины. Он знает, что с Грейнджер они поступят еще хуже, если такое вообще возможно, и это ему не нравится".

Малфой. Она поняла это мгновенно. Но почему именно он? Вот этого Гермиона понять не могла. С чего бы ему становиться ее спасителем? Он же всегда ненавидел ее. К тому же он Пожиратель Смерти.

И хотя его воспоминания давали возможность выдвинуть несколько версий произошедшему, это вовсе не давало ответа на вопрос.

Другое воспоминание, совсем недавнее. Он находится в спальне, в которой Гермиона с удивлением узнала свою собственную. Он внимательно смотрит на нее, неподвижно лежащую на кровати с широко открытыми глазами. Глядя прямо в ее пустые глаза, он чувствует тревогу. Сейчас к беспокойству примешивается еще и грусть – чувство, которого не было в предыдущих воспоминаниях. Стыд, вина и подавленность смешались и давят на него. Сейчас она понимает: его раздражающая надменность - лишь оболочка, не более.

Он видит ее одинокое детство. Родителей, встревоженных тем, что у нее нет друзей, ведь когда она злится, вокруг происходят странные вещи. На кухне разбивается посуда, загорается огонь, дети начинают плакать. Люди шепчутся о ней и избегают ее. Родители умоляют контролировать свои эмоции. Она прошла через череду различных докторов, большая часть которых – психиатры. Они в один голос утверждают, что девочка физически здорова и обладает не по годам развитым умом. И никто не может найти объяснения этим «случайностям».

Он чувствует ее смущение и стыд: она уверена, что с ней что-то не так и она мучается от того, что разочаровывает родителей. Особенно после смерти сестры. Иногда перед сном она давится беззвучными слезами в подушку, и каждую ночь она страстно желает стать нормальной.

Малфой продолжает смотреть ей в глаза… Дети резвятся за окном ее спальни. Она безумно хочет присоединиться к ним, но так и не решается сделать это: она уже много раз убеждалась, что они избегают ее. Сверстники смеются над ней, они тоже напуганы. Она принимается за очередную книгу.

Он читает письмо из Хогвартса. Клочок пергамента, который расставляет все точки над “i”. Она вне себя от радости, воодушевлена и взволнована, ведь с ней все нормально. Она уверена: есть люди, которые полюбят ее; она, наконец, попадет в мир, которому принадлежит, где у нее появятся друзья, где она не будет отличаться от других.

Смотря ее воспоминания, Драко чувствовал, как чувство вины охватывает его. Недавно он уже посочувствовал одиннадцатилетней Гермионе, потому что ее унижали люди, которые не понимали ее, но ей предстояло столкнуться с еще большей ненавистью в том мире, в котором она должна была жить нормально. А он станет одним из тех, кто попытается вытолкнуть ее из этого мира. Осознание этого сейчас точило его. Только сейчас он понял, что волшебный мир принадлежит ей в той же мере, что и ему. Он понял это только сейчас.

Он наблюдал за ее мучениями через ее же глаза. Он видел шесть лет учебы, неизменно сопровождаемых насмешками и потрясениями. Она была унижена и вымотана из-за бесчисленных оскорблений и заклинаний, бросаемых исподтишка. Она боялась, зная, что сделали бы с ней однокурсники, представься им такая возможность. Драко злился на себя, ощущая ее жгучий стыд и такую нежеланную боль. Он видел потоки слез, пролитые в спасительной тишине спальни. Он изнывал от стыда, зная, что именно он являлся их причиной и что еще месяц назад он обрадовался бы, увидев ее плачущей.

Ее боль несказанно удивила его. Он всегда считал ее чем-то вроде мелкого паразита – раздражающего, неприятного, недостойного и толики внимания. Драко издевался над ней, потому что это забавляло его, потому что она была единственной, кто мог бы посоперничать с ним в умных, язвительных комментариях. Она выглядела слишком сильной, слишком уверенной в себе, чтобы его колкости могли задеть ее. И сейчас он поражался, наблюдая за ее муками, видя, как много слез она пролила из-за его жестокости.

Его беспокоило, что он так мучил ее. Он знал, что виноват, и знал, что никогда не сможет загладить свою вину перед ней. У него в жизни было уже немало поступков, которые он уже никогда не сможет исправить.