«24 октября 1918 года

Моя дорогая Белла,
Посреди ночи меня разбудил дикий кашель Чарли. Я побежал в его комнату, у мальчика был жар. Всего пару часов назад он блистал здоровьем. Я поспешил в госпиталь, но все кровати были заняты, и мне пришлось провести всю ночь у кровати его отца, держа Чарли на коленях. Его маленькое тело было таким горячим; у меня возникло чувство, словно я обнимаю руками угли. Я хотел спать, но не мог. Я ужасно устал, а все тело болело. К счастью, Чарли проспал почти всю ночь, и доктор Каллен нашел одеяло, на которое я его положил. Я ушел, как только его отец проснулся. Мой дядя был ужасно расстроен, когда увидел, что заболел его сын. Думаю, это не испортит его собственного восстановления. Чарли самый милый мальчик в мире. Я даже представить не могу, как он страдает от гриппа.

До конца октября осталась всего неделя. Я еще никогда в жизни так отчаянно не желал, чтобы эта неделя поскорее закончилась. Знаю, что совсем все не закончится, но молюсь, чтобы количество заболевших пошло на спад, и в госпитале появятся свободные места. Мне казалось, что я застрял в ночном кошмаре, и утро никогда не наступит.

Моя дорогая Белла, мой дорогой друг, я кое-что скрывал от тебя, но думаю, что пришло время это рассказать. Я часто говорил, что благодарен тебе за то чудо, которое позволило нам стать друзьями, но это чудо привело к нечто большему, чем просто дружба. По крайне мере с моей стороны. Я говорил тебе, как сильно жду твоих писем, и как много сил они мне придают.

Говорил, что ты так много значишь для меня, но никогда не рассказывал, насколько много. И сделаю это сейчас. Я люблю тебя, Белла. Не знаю, когда именно это произошло, и как сказал Мистер Дарси, я уже любил, когда начал в тебя влюбляться. Но я люблю тебя… по-настоящему, невероятно, и любовь эта с каждым днем растёт все сильнее. Знаю, что несправедливо надеяться на то, что и ты испытываешь то же самое, а точнее надеюсь, что ты не испытываешь то же самое ко мне. Любить кого-то так сильно и не иметь возможности прикоснуться к нему, никогда не обнять его руками – это самая сильная боль, которую я бы не хотел, чтобы ты когда-либо испытала. Но я все равно не жалею, что влюбился в тебя. Если то счастье, испытываемое мной от твоих писем эти несколько месяцев – все, на что я могу рассчитывать, то я уже невероятно рад.

Всегда твой, Эдвард».



Он тоже любит меня. Он тоже меня любит. Он ЛЮБИТ меня. Боже, он меня любит!
Белла нашла письмо от Эдварда около двадцати минут назад, но все никак не могла оторвать от него глаза. Первые десять раз, пока девушка перечитывала ту часть, где было написано, что он ее любит, она просто забыла как дышать. Следующие десять раз Белла отчаянно хватала ртом воздух. После того, как смогла восстановить свое дыхание, она обхватила лицо руками и завизжала. Девушка все еще была за столом, но никак не могла усидеть ровно. Ее ноги нервно дрожали, а сердце бешено билось в груди. В этот момент она была самым счастливым человеком на свете. Белла вскочила и упала спиной на кровать, болтая ногами в воздухе, а улыбка была такой широкой, что болело лицо. Перекатившись на живот, она стала перечитывать ту часть, где говорилось, что он любит ее, еще несколько сотен раз.

Девушка находилась дома одна, поэтому могла кричать и смеяться так громко, как только хотела. Что она и делала. Белла была так счастлива, ей казалось, что она начнет петь. В голове у нее, словно строчки романтических поэм, стали крутиться самые радостные и трогательные песни о любви. Ей хотелось прокричать всему миру, что Эдвард ее любит.

Она позволила себе еще немного повитать в счастливых мыслях о том, что Эдвард ее любит, прежде чем села за стол и написала парню, что тоже его любит. Также она сказала, что полностью во всем с ним согласна. Она тоже понимает, как тяжело любить человека, которого никогда не увидишь, но если это все, что у них может быть, то она согласна и на это.
Написав письмо, Белла закрыла глаза и улыбнулась. Это словно сцена из черно-белого кино – нет, даже сцена из немого кино, – но Белла улыбнулась и поцеловала письмо, адресуя его Эдварду. Она закатила глаза, удивляясь собственному поведению, но как только отправила письмо, то ей пришла в голову идея, что можно было сбрызнуть его духами, и ей захотелось, чтобы она красила губы красной помадой, а не бесцветным блеском.

Девушка вела себя как влюбленная дурочка. И знала это, но совершенно не волновалась об этом. С тех пор, как она узнала об эпидемии, то не могла ни есть, у нее ни на что не было сил, но сейчас она была дико голодна, и казалось, что может пробежать не один километр.
Еще было раннее утро, поэтому Белла решила испечь блинчики и удивить маму и Фила.
А позже она позвонит отцу.

После этого сходит поздороваться с Руйзами. И Кенни. Она обещала взять его на игру и устроить экскурсию по стадиону. Может они даже смогут сделать это сегодня. Почему бы и нет? Ей казалось, что она может сделать совершенно все.

Потому что Эдвард тоже любит ее.

Белле даже казалось, что если бы она попробовала, то смогла бы полететь. От этой мысли она засмеялась, вспоминая реакцию Эдварда на то, как он узнал, что она полетит к отцу в Вашингтон. «Полететь, это на самом деле полететь? На аэроплане?»

Прямо сейчас Белла сомневалась, что ей бы понадобился самолет.
Она хозяйничала на кухне, подготавливая все необходимое для приготовления блинов, напевая себе под нос и улыбаясь словно сумасшедшая. Фил был на тренировке с командой, а мама на йоге. Это было ее последнее хобби. Фитнес для души. Но Белла никогда не думала, что ее родитель увлечется подобным.

Иногда ей казалось, что разница в возрасте между Филом и Рене действительно никогда их не волновала. Казалось, что они не замечают странных взглядов, которые иногда бросали на них люди. Но правда заключалась в том, что между ними была разница в тринадцать лет, и хоть они сами этого не замечали, окружающие все равно это видели.

И даже не помогало то, что Фил всегда был красавцем. Станет он ее отчимом или нет, но мужчина выглядел горячо. Он был высоким, светловолосым, загорелым, накачанным и голубоглазым. Он являлся истинным спортсменом, словно ожившая кукла Кен. Но в то же время был умным и добрым человеком, и все видели, как он любит Рене.

Две недели назад на одной игре произошел инцидент с группой любительниц бейсбола. Зона, через которую спортсмены выходили из раздевалки на поле, была закрыта для зрителей; там позволялось сидеть только семьям. Каким-то образом, и Белла могла только вообразить как именно, туда смогли пробраться и эти девушки. Прошли недели с тех пор, как Белла стала добровольно выходить из комнаты для чего-то большего, чем принять самый быстрый в мире душ. Ее мать была сыта этим по горло и настояла, чтобы дочь пошла с ними на игру Фила и хоть на время покинула дом. Они с Рене разговаривали с семьей другого игрока, когда команда стала выходить, и Фил как обычно направился к ним. Несколько этих девушек перехватили его и стали громко выкрикивать, какой он, по их мнению, классный. И в то же время всем им хотелось доказать, насколько, по их мнению, он классный.

Мгновение спустя, отойдя от шока, Фил неловко откашлялся и выбрался так быстро, как только мог, подойдя к Рене, чтобы обнять ее.

Обычно мать Беллы не была ревнивой особой, но являлась женщиной, и, посмотрев на этих девушек, наградила Фила поцелуем, граничащим с публичной непристойностью. Со стороны товарищей по комнате послышался свист, а Беллу практически стошнило в собственный рот, прежде чем эти двое оторвались друг от друга.

Девушки ушли, бросая за спину сердитые ругательства. Белла отчетливо слышала, как одна из них сказала:
– Это было просто отвратительно. Да она ему в матери годится. Меня чуть не стошнило.
Она помнила, как еле удержала себя, чтобы не помчаться за ними вслед, но, посмотрев на мать и Фила, поняла, что даже если они и слышали это, то просто не стали заострять внимание. Они просто потерялись друг в друге.

Белла так и не поняла, слышала ли ее мама их слова или нет, но с тех пор она каждый день стала посещать занятия по фитнесу.

Пока Белла разрывалась между шоколадной крошкой и черникой, через заднюю дверь, тяжело дыша, вошла мокрая Рене.

– Мам, шоколадная крошка или черника?
– Белла! Ты… готовишь… блинчики? Ох… Это… чу… дес… но.
Ее мама была просто насквозь мокрая, и, когда решила обнять дочь, Белла завизжала и отскочила в сторону.

– Фу! Мама! Отвратительно! Ты вся мокрая! Сначала сходи в душ, а потом обнимать будешь.
Рене взяла бутылку воды из холодильника и осушила ее так быстро, словно провела несколько часов в пустыне.

– А разве тебе можно так быстро пить после занятий? – спросила Белла.
– Я так… рада… видеть тебя вне… твоей комнаты… детка.
На Беллу накатило чувство вины, но это не смогло заглушить ее возникшее с утра счастье.
– Мам… Прости. Я знаю, что вела себя… странно.

Фу, фу, фу, фу, фу! Мать снова обняла ее, и Белла поежилась. Фу, теперь мне тоже нужен душ.

Она очень хотела оттолкнуть Рене, пока та не посетила душ, но чувствовала себя слишком виноватой. Опасаясь сейчас за Эдварда, Белла понимала, через что, должно быть, прошли Фил и Рене, пока она вела себя подобным образом.

– О, детка. Все в порядке. Ты ведь подросток. Иногда у всех бывает плохое настроение.
Ее мама тряхнула волосами.

– Это вполне ожидаемо. Я просто рада, что все закончилось. Ты снова похожа на себя. – Мама сузила глаза и приподняла брови. – Вообще-то, ты выглядишь даже больше, чем просто нормально. Если бы я не знала, что ты не покидала комнату с тех пор, как вернулась от отца, то решила бы, что в этом замешан парень.

При упоминании о парне Белла инстинктивно улыбнулась и покраснела, но в этот момент она уже не смотрела на маму, так что та ничего не заметила.

Когда Рене упомянула, что все закончилось, окружающий мир снова нанес удар ее маленькому пузырю счастья, но этого было еще не достаточно, чтобы разрушить его. Еще не все закончилось, но осталась всего одна неделя. Ему осталось продержаться все лишь одну неделю, и самое ужасное будет позади. Тогда я смогу немного расслабиться.

– Прости, мам. Я не знаю, что на меня нашло. Думаю, что сделаю блинчики после того, как ты выйдешь из душа. Ты хочешь с черникой или шоколадной крошкой?
Рене не ответила, продолжая странно смотреть на дочь.
– Ты сошла с ума?

Белла заулыбалась.
– Точно. Немного есть. А теперь в душ.
Видимо с отцом у нее больше общего, чем с матерью, но в то же время они прекрасно друг друга понимали.

Вскоре вернулся Фил со своей утренней тренировки и был удивлен, но в то же время стал счастливее, что видит Беллу улыбающейся и покинувшей свою комнату.

И когда после ее слов о том, что Рене в душе, он ретировался, Белла была уверена, что он просто пошел проверять давление в трубах или что-то в этом роде. Девушка снова и снова продолжала повторять себе, что это самая хорошая отмазка.

После того, как мама закончила свои водные процедуры, а Фил проверил давление в трубах, они приступили к поеданию блинов.

– Я бы хотела сходить сегодня на игру. Можно? – поинтересовалась Белла.
Рене с Филом обменялись одобрительными взглядами, радуясь тому, что дочь предложила занятие, которое выходит за пределы ее комнаты. По правде сказать, она была готова занять себя чем угодно, ожидая письма от Эдварда.

Написание письма занимает слишком много времени. У них ведь есть электричество в тысяча девятьсот восемнадцатом году? Может мне послать ему телефон?
– Конечно, дорогая. Это будет здорово.

Черт. Это не сработает. У них же нет сотовых вышек.

Белла доела последний кусочек блина.
– Вообще-то, вы не знаете, есть ли какие-нибудь экскурсии на стадион? Я обещала Кенни Руйзу, что возьму его на игру и покажу стадион.

Рене заулыбалась еще шире, а Фил подхватил ее настрой, пока они складывали посуду в посудомоечную машину.
– Думаю, что смогу это утроить.



– Мамочка! Папочка! Это было просто отлично! Я ходил по траве, бегал от одной базы к другой и видел раздевалку, а еще видел, где они едят и занимаются. Аа… и видел место, где по радио объявляют счет. А еще у них есть ОГРОМНЫЙ ШКАФ, В КОТОРОМ ХРАНЯТСЯ МИЛЛИАРДЫ МЯЧЕЙ!
– Миллиарды? Это должно быть очень большой шкаф.

– Так и есть, мам. Он очень большой! – Кенни развел руками как можно шире, чтобы показать матери, насколько огромным должен быть этот шкаф, в котором находились миллиарды мячей.
– И смотри! Смотри! Они разрешили мне забрать мяч, который я бросал, и даже подписали его!
Кенни открыл свой рюкзак и с гордостью достал оттуда свой самый ценный сувенир.
– Ух ты! Кенни, это просто чудесно.

Кенни передал мяч отцу, а Соня приподняла бровь, смотря на Беллу.
– Это, наверняка, была особенная экскурсия.
Белла пожала плечами.
– У меня есть связи.
– Кенни, ты поблагодарил мисс Беллу за это?
Кенни повернулся и обхватил Беллу за колени так, что та практически упала на пол.
– Спасибо, мисс Белли! Спасибо! Спасибо!

Белла сняла его бейсбольную кепку и потрепала по волосам.
– Всегда пожалуйста, приятель.
Отец Кенни еще раз поблагодарил Беллу за то, что та отвела его сына на стадион, и забрал малыша в дом.

– И мы победили, пап! А еще я ел хот-дог и мороженое….
Под пристальным взглядом Сони Руйз Белла подняла вверх руки, сдаваясь.
– А еще леденцы. И это все. Ход-дог, леденцы и мороженое. Точно, как вы и сказали.
Соня улыбнулась и покачала головой.
– Было очень мило, что ты решила взять его с собой, Белла. Он просто обожает тебя.
– О, это так мило. Я тоже его обожаю.

Улыбка покинула лицо Сони, и Белла поняла, что та хочет задать ей какой-то вопрос. Хотя мать и Фил особо не давили на нее с вопросами, почему она на некоторое время заперла себя в комнате, и Белла испугалась, что они могли связаться с отцом, поскольку он по службе имел дело с трудными подростками, но сейчас девушку пугало, что они могли втянуть в это и Соню.
– Белла, дорогая, может, пройдемся немного?

О! Мой! Бог! Они попросили Соню сыграть в плохого копа!
– Да… конечно.
Белла бросила спасительный взгляд в сторону своего дома… Она все еще не придумала никакого объяснения.
– Я не кусаюсь, Белла. Серьезно. Просто пройдемся. Мне нужно купить… кое-что… в аптеке на Маффетт-стрит.

– В аптеке? Хорошо.
Соня улыбнулась и посмотрела на Беллу, после чего они двинулись в сторону аптеки в тишине.
– Белла, мы с Карлосом очень любим тебя, - наконец-то заговорила Соня. - Надеюсь, что ты это знаешь.
О боже. Началось.
– Я тоже вас очень люблю.
– Ты не просто девушка, которая сидит с Кенни. Ты наш друг. Я знаю, насколько тяжело может быть в старшей школе. Девушки могут быть очень злыми.
В ответ Белла только протянула «м-м-м».

– А парни могут быть… – Соня прокашлялась. – Ну, парни могут быть совершенно тупыми.
Это удивило Беллу, и она не смогла сдержать смешок.
– Но… иногда девушки могут быть более злыми, а мальчики могут быть еще более тупыми.
Мысли Беллы были в этот момент далеко, но она все равно не могла придумать хорошее оправдание своей неожиданной депрессии. Она пыталась не смотреть на Соню, и это заставляло ее выглядеть так, словно она что-то ищет. Хотя, по сути, так оно и было.
– Белла, дорогая, в школе все в порядке?

– В школе? – В школе? Они думают, что у меня что-то произошло в школе? Ее это удивило. До этого школа не приходила ей на ум, но теперь девушке казалось, что это одно из первых предположений. Кроме того, родители ведь думали, что кроме школы у нее в жизни ничего нет. – Нет. То есть да. Все в полном порядке. Ничего не произошло.

– Ты уверена? Я знаю, что вы с мамой близки, и у вас прекрасные взаимоотношения, но иногда есть вещи, которые девушка не хочет рассказывать даже своей матери.

Они уже подошли к аптеке, и Белла последовала за Соней, не обращая внимания на ряды, по которым они проходили. О МОЙ БОГ! Когда она увидела, что Соня взяла с полки пачку презервативов, то покраснела, как помидор. Но это было несравнимо с тем, как стыдно ей стало, когда Соня положила это в свою корзинку и, посмотрев на нее, многозначительно предложила Белле взять что-нибудь и для себя. Если бы земля сейчас могла разверзнуться, Белла бы с удовольствием провалилась бы в нее.

Соня взяла еще несколько вещей, но Белла даже не смотрела, что именно. Ей казалось, что все в аптеке смотрят только на нее, и даже не могла оторвать глаз от своих ботинок, пока они не вышли на улицу. Соня сжалилась над ней, и на обратном пути к дому они разговаривали про поход Кенни на стадион.

Но, даже несмотря на стеснение, Белла не могла перестать думать об Эдварде, желая, чтобы когда-нибудь ей тоже понадобились презервативы.

Когда она вернулась домой, Рене с Филом что-то шёпотом обсуждали. Их разговор оборвался на полуслове, когда девушка переступила порог, и они с подозрением переглянулись.

– Все в порядке?
– Что? Конечно, детка. Все в полном порядке. А почему должно быть иначе?
– Ну… нет, ничего. Так что произошло?
– Ничего не произошло. Почему что-то должно было произойти? Ты говорила с отцом? Как он?
– Папа в порядке.
– А Тара? Как дела у Тары?
– Таня. И у нее тоже все хорошо.

Мама вела себя очень странно. Она поправляла подушки на спинке диване и не смотрела на Беллу, а Фил бегал взглядом по комнате, отчаянно пытаясь найти себе занятие.
О! МОЙ! БОГ!

Белла поняла, что мама попросила Соню не просто поговорить с ней, но и поход в аптеку тоже оказался ее идеей. А что еще хуже, Фил об этом тоже знал. Она была ужасно смущена и чувствовала себя преданной. Девушка посмотрела на мать. Должно быть, она издала какой-то звук, потому что Рене подняла на нее глаза.
– Так, детка, прошу тебя. Дорогая, все в порядке. Прошу, не сердись.

Белла больше не слушала, что говорила мать, потому что побежала в свою комнату и громко хлопнула дверью. Она оперлась на дверь с внутренней стороны и сползла вниз, опустив голову на руки. Все ли в порядке? Все определенно НЕ В ПОРЯДКЕ! О боже. Мне так стыдно. Как я смогу посмотреть Соне в глаза? А Филу? Как я смогу снова посмотреть Филу в лицо?

Белла стерла слезы ярости и подошла к столу. Она хотела написать Эдварду. У нее было много мыслей, но что она ему напишет? Моя мама попросила нашу соседку купить со мной презервативы, если они мне нужны. Жаль, что нам они никогда не понадобятся, верно?

Она убрала листок и в отчаянии положила руки на зеленую кожу стола. Взгляд ее переместился на верхний ящик, и девушка помедлила лишь мгновение, прежде чем открыть его. До похода в аптеку с Соней Белла могла думать только об Эдварде. Она надеялась, что ее письмо сделает его хоть наполовину таким же счастливым, как сделало ее его письмо. Весь день она смотрела на часы и уверяла себя, что еще слишком рано; он мог еще не написать. С учетом того, как парень устал, Белла надеялась, что он нашел время поспать хотя бы пару часов. Они с его матерью брали на себя слишком много. А теперь еще и его младший брат оказался в больнице. Эдварду пришлось пройти через многое, но худшее уже позади. Думая об Эдварде, Белла практически забыла свою злость и раздражение на мать и, смеясь, стала открывать ящик.
Но нашла не то письмо, которое надеялась там обнаружить.

Но… я не… я не… понимаю. Почему мое письмо все еще здесь? Почему он не получил его? Почему оно все еще здесь? Озадачившись, Белла взяла письмо, которое утром написала Эдварду, и снова посмотрела на него. Она перевела взор на ящик и вновь на письмо, не понимая, почему оно все еще здесь. Девушка положила послание обратно, закрыла ящик и, подождав пару минут, снова открыла. Письмо все еще находилось там. Белла опять повторила процедуру, встала, села на кровать и с хмурым видом уставилась на письменный стол. Такого раньше не было, и она не понимала, почему это происходит сейчас. Всегда отправленное ею письмо исчезало в одно мгновение. Почему теперь это занимает столько времени?

Медленно ее подсознание стало перестраиваться. Мысли погружались все глубже, обретая форму и формируя ответ, помимо ее воли. Ответ, который она не хотела принимать. Ответ, которого она боялась с тех пор, как впервые услышала слово «испанка». Но чем сильнее девушка противилась этой мысли, тем глубже она оседала у нее в мозгу.
Белла упала на кровать и стала покачиваться вперёд и назад.

– Нет… нет… нет… нет… нет… нет… нет… нет… нет… – она произносила эти слова, как молитву, отгоняя от себя страшные мысли.

Хоть Белла и старалась не думать, но три вещи знала наверняка. Три постоянные. Это была она, это был их стол, и это был Эдвард. С ней ничего не случилось. Ничего не произошло со столом. Остается только Эдвард…

НЕТ! НЕТ! НЕТ! НЕТ! НЕТ! НЕТ! НЕТ! НЕТ! НЕТ! НЕТ! НЕТ! НЕТ! Оно пропало. Письмо… оно пропало. Оно должно было пропасть. Он… он… Он же…

Белла скатилась с кровати и встала на трясущиеся ноги. Не в состоянии сделать и шагу, она позволила себе упасть на стул, стоящий перед столом. Девушка снова открыла ящик, но письмо все еще находилось там. В горле застрял болезненный крик, но она пыталась его сдержать. Заплакать – это означает смириться… А она не хотела этого признавать.

Белла захлопнула ящик и стала в панике ходить по комнате кругами. В голове блуждало столько мыслей, что ничего не имело смысла. Бормоча себе под нос, не желая признавать очевидного, девушка села на край кровати и сжала кулаки так сильно, что на ладонях остались отпечатки ногтей. Но чем яростней она пыталась придумать другое объяснение, тем больше в ее памяти всплывали слова из последнего письма Эдварда. И она вспоминала все больше информации об «испанке», которую прочла на всевозможных веб-сайтах, пока, в конечном итоге, все ее мысли не заполнились только этим.

«Посреди ночи меня разбудил дикий кашель Чарли…
… у него был жар…
Всего пару часов назад он блистал здоровьем…»
… начиналось так внезапно и текло так стремительно, что многие умирали через пару часов после начала симптомов…
… большинство жертв были совершенно здоровые и молодые люди, которые умерли за пару часов…
… вирус свободно перемещался по воздуху от одного к другому, пока они умирали…
«… все кровати были заняты, и мне пришлось провести всю ночь у постели его отца, держа Чарли на коленях…»
... невероятно высокий уровень инфицированных…
… высокозаразный…
… легко передается по воздуху при помощи кашля…
… уровень заразности более пятидесяти процентов...
… «Я так сильно устал, у меня все болит…»
… первым симптомом является немотивированная слабость…
… боли в спине….
… боль и отрешенность…
… чувство сильной усталости…
… температура может достигать сорока одного градуса по Цельсию…
… болезнь затуманивает сознание…
… одышка по типу «кислородного голодания»….
… пациенты кашляют с такой силой, что надрывают мышцы брюшного пресса…
… другие становятся бесконтактными…
… кровь пеной вытекает из их ртов и носов…
… у некоторых кровь идет из ушей…
… кровь вытекает из носа и даже ушей…
… болезнь убила миллионы молодых людей в расцвете их сил…
… высокая температура и носовое кровотечение, легкие заполняются кровью, а лица становятся синего цвета…
… жидкость так быстро заполняет легкие, что пациенты могут захлебнуться собственной кровью…
... смерть приходила с кровавым оттенком мокроты изо рта и ноздрей…
… они страдают…
… лиловый цианоз означает, что пациент захлебнулся от скопившейся в легких жидкости…
… вопрос пары часов, прежде чем придет смерть…
… чаще умирали молодые…
… неконтролируемое кровотечение, наполняющее легкие, и пациенты тонут в жидкости собственного организма…
… борются за воздух, пока не умрут…
… чаще умирали молодые…
… пока они не умрут…
… чаще умирали молодые…
… кислородное голодание…
… потеря трудоспособности…
… борьба за воздух…
… до тех пор, пока они не задохнутся…
… до тех пор, пока они не задохнутся…
… до тех пор, пока он не задохнется…

– ПРЕКРАТИ! ПРЕКРАТИ! ПРЕКРАТИ! – Крик Беллы разрывал тишину комнаты.
– Белла? Детка? Прошу, дорогая, впусти меня. Детка, прости меня.
– Мам? – Белла сжалась в комок, обхватив себя руками и пытаясь заблокировать мысли, но все было бесполезно. Она не могла остановить их поток, но голос матери прорывался сквозь них.

Девушка оторвала голову от матраса и попыталась сфокусировать затуманенный слезами взгляд. Она понятия не имела, как долго находилась в своей комнате или который сейчас час. Все, что Белла знала, это то, что Эдвард заболел. В тот момент, когда она призналась в этом самой себе, то почти слетела с кровати и открыла матери дверь в комнату.

– Белла, детка, что произошло? Дорогая, что случилось?
– Белла, что не так? Прошу, скажи нам, что с тобой произошло?
Белла слышала страх в голосах матери и Фила, но не могла им ответить. Все, что она могла сделать, это прильнуть к Рене, как испуганный ребенок, и плакать. Она плакала так сильно, что не могла дышать, и ей казалось, что ее стошнит.
– Детка, ты пугаешь меня. Прошу, скажи, что произошло?

Ее голова тряслась, а ноги не держали. Белла понимала, что у нее началась истерика, и чувствовала, что может начаться гипервентиляция. Ее сердце отчаянно колотилось, причиняя боль при каждом ударе. Голоса матери и Фила становились все более напуганными. Рене практически билась в истерике. Белла рыдала навзрыд, кашляла и издавала булькающие звуки, но не могла остановиться. Словно заноза в груди, боль становилась такой сильной, что практически не давала дышать. Белле делалось все хуже и хуже. И, наконец, отойдя от матери, она побежала в ванну, прикрывая рот рукой. Девушка отправила в туалет все, что съела за день.

Она слышала, как плачет мать, а Фил умоляет ее рассказать им, что случилось, но они говорили что-то неправильное и искаженное. Кто-то поднес к ее губам стакан с водой, и она автоматически сделала глоток, но закашлялась и вырвалась снова.
Белла все еще стояла на коленях и попыталась вернуться в комнату, когда услышала, как кто-то нажал на слив.

Голоса мамы и Фила становились такими далекими, что она практически не могла их различить. Комната начала вращаться, а руки и ноги превратились в желе. Волосы упали на лицо, и прядь попала в рот, от чего ее снова чуть не стошнило. Белла попыталась отбросить ее, но руки так ослабли, что подняв одну дрожащую, другая тут же подломилась, и девушка просто упала на пол. Комната казалась такой же неразличимой, как и голос матери. Все вокруг становилось тише и темнее, пока не наступила тьма, и она не слышала ничего, кроме собственных мыслей.

Последним ее размышлением оказалось то, что хорошо бы тьма забрала и голоса родителей. Ей больше не было больно.
– … нам стоит сделать…
– Если она не… 911…
– Белла?
– Очнись…
– … мне кажется…
– … прошу, детка…

Белла пыталась уснуть, но голоса отвлекали ее. Кто-то пытался разбудить ее, но она хотела спать. Она хотела, чтобы голоса ушли и оставили ее в покое. Она не хотела просыпаться.

Девушка была абсолютно уверена, что не хочет этого, но не знала почему. Хотя голосам, похоже, было все равно, что она хотела. Они становились все громче и настойчивее. Наконец, Белла подумала, что если она ненадолго проснется, то голоса уйдут и оставят ее в покое. И тогда она снова сможет заснуть.

Очень неохотно девушка открыла один глаз, но в комнате оказалось слишком ярко, и ей стало больно. Она застонала и зажмурилась, отворачиваясь и зарываясь головой в подушку.
– Белла!
Слишком громко. Даже слишком громко. Все было слишком громким и слишком ярким, поэтому она застонала и закрыла уши руками.

– Белла, детка, открой глаза. Прошу тебя. Открой глаза.
– Слишком ярко.
– Что?
Белла услышала тихий щелчок, и комната погрузилась в темноту.
– Вот. Я выключил свет. Так лучше?

Мужской голос. Низкий, заботящийся. Голос Фила. И моей мамы. Но почему они такие грустные? Что случилось?

Девушка медленно открыла один глаз за другим. Села и оглядела комнату, не понимая, что вызвало такую грусть в их голосах. Мама и Фил смотрели на нее так, словно она привидение. Рене была такой бледной, что сама походила на призрак.

– Мам? Что произошло?
– Что произошло? Что произошло? Белла… Детка, ты… у тебя… случился… какой-то срыв… или вроде того.

Мама больше не могла говорить. Она начала плакать и притянула Беллу в крепкие объятья.
Затем заговорил Фил, его голос дрожал. Казалось, что он только что вернулся с войны.

– Белла, что только что произошло?
Она не понимала мужчину… о чем он говорил ей? Ничего не произошло. У нее не было никакого срыва. Да, она расстроилась из-за случая с презервативами, но срыва из-за этого не было.
– Ничего не произошло.

Рене ослабила свои объятия, чтобы можно было посмотреть Белле в глаза.
– Изабелла Мари Свон. Не надо говорить мне, что «ничего не произошло». Я знаю, что такое «ничего не произошло». Ты билась в истерике, тебя вырвало, а после ты упала в обморок. Что-то явно произошло.

Упала в обморок? О чем она говорит? Я не падала в обморок. Почему они так на меня смотрят?

Белла переводила взгляд с матери на Фила, а когда последний облокотился на ее стол, то автоматически посмотрела на ящик с потайным отделением. На губах появилась улыбка.
Он тоже меня любит.

Вспомнив об Эдварде, Белла поняла, что произошло, и все ее тело окаменело. Улыбка мигом покинула лицо, и ей пришлось несколько раз сглотнуть, чтобы снова не побежать в туалет. Девушка хотела побыть одна. Она желала завернуться в одеяло и больше никогда не вставать. Белла мечтала, чтобы мама и Фил ушли, оставив ее в покое.

– Думаю… я не знаю, что произошло. Наверное, мне приснился кошмар. Но я его не помню. Мне все еще плохо. Может… я что-то съела на стадионе. Я просто очень устала.
Рене убрала волосы Беллы за ухо, провела рукой по ее лицу, разочарованно вздохнула, покачав головой, и отвела взгляд.

– Надеюсь, ты поговоришь со мной. Ты всегда мне все рассказывала. – Мама явно не поверила, но давить не стала. – Поспи. Мы поговорим завтра.
Когда мать и Фил оставили Беллу в покое, она свернулась калачиком в своей постели и тихо плакала до тех пор, пока не заснула.



– Белла.
– Эдвард?
– Белла… помоги мне.
– Эдвард!

Белла бежала изо всех сил, следуя за голосом Эдварда, но каждый раз, когда поворачивала в коридор, казалось, что его голос звучит с совсем другой стороны. Девушка находилась в больнице, но та не была похожа на ту, в которой Белла бывала прежде. Тут везде сновали люди, одетые в одежду прошлого века. Они стояли у нее на пути и, казалось, не видели Беллу. Эти люди тормозили девушку, ведь ей нужно было добраться до Эдварда. Ей необходимо его найти. Он болен, а у нее есть лекарство, которое спасет его. Она должна была добраться до парня, но не могла его отыскать.

– Белла… помоги мне.
– Эдвард! Я иду, любовь моя. Я люблю тебя, Эдвард! Держись! Прошу, держись!
Его голос становился все слабее и звучал все дальше и дальше. Белла пыталась бежать быстрее, но толпа вокруг нее становилась все плотнее, мешая. Она должна его найти и дать ему лекарство. Если она доберётся до него, все будет в порядке. Если она только до него доберётся…

Еще один коридор, и его голос стал звучать в другом направлении. Теперь толпа вокруг девушки стала такой густой, так сжимала ее, что она совсем не могла пройти сквозь нее.
– Белла… я люблю тебя…
– Эдвард! Держись! Не сдавайся! Я тоже тебя люблю, Эдвард! Я уже иду! Просто, прошу тебя, держись!

Во время бега слезы застилали ей глаза, поэтому она споткнулась и упала. Когда Белла подняла голову, то находилась в коридоре еще с двумя людьми. Мужчина с женщиной сидели и плакали, прижимая к себе небольшой деревянный ящичек с надписью «макароны». Мужчина поднял глаза и посмотрел на Беллу, пока женщина продолжала плакать у него на плече.

Белла заставила себя медленно подняться; теперь, когда толпа рассеялась, по какой-то причине ей стало еще страшнее.
– Вы меня видите? Я пытаюсь найти друга. Я должна найти его. У меня есть… кое-что… для него. Я должна отдать ему это.

Мужчина опустил глаза. Он посмотрел на маленький деревянный ящик у себя на коленях и медленно покачал головой. Даже не глядя на Беллу, мужчина заговорил, и давящая боль в его голосе заставила колени девушки подкоситься.
– Мы не смогли спасти его. Мы старались. Мы перепробовали все. Наш маленький мальчик. Мы не смогли спасти его.

Плач женщины стал еще громче.
– Мне очень жаль. Мне очень жаль… но мой друг… я должна его найти.
Белла поняла, что больше не слышит голос Эдварда, и в этот момент мужчина посмотрел прямо на нее.

Он повторил:
– Мы ничего не смогли сделать. Мы не смогли его спасти. Мы не смогли его спасти, и даже ты не смогла бы.
Женщина закричала.



– Белла! Белла! Проснись!
Белла проснулась от собственного крика и резко перегнулась через край кровати. Фил, стоящий в дверном проеме, подскочил, схватил корзину для бумаг и поставил ее рядом с Беллой, но в ее желудке уже ничего не было. Пока она приходила в себя, то поняла, что это не женщина в ее сне кричала. Это была она сама. Она не могла заставить себя посмотреть на маму и Фила.
– Простите, что я разбудила вас. Это был просто кошмар.

Она услышала от матери стон беспокойства и раздражения, умоляющий Беллу поговорить с ней и рассказать, что произошло. Но после этого сна страх за Эдварда стал причинять ей физическую боль такой силы, что она больше не могла говорить. Наконец, мать с Филом сдались и вернулись в свою комнату, а Белла снова осталась одна. В эту ночь она больше не заснула.
На следующий день парализующий страх превратился в невероятное беспокойство, поэтому девушка не могла сидеть на месте. Ее мысли летали с бешеной скоростью, а сердце сильно колотилось. Если она вставала, то ей надо было бежать. Если она сидела, то ее руки постоянно с дикой скоростью стучали по коленям. Но, несмотря на то, что тело ее устало, мысли оставались совершенно ясными. В ее голове продолжали крутиться статистические данные. Болезнь забирала самых сильных и молодых в расцвете их сил.

Другими словами, таких как Эдвард.

Сидя на краешке кровати и раскачиваясь взад и вперед, Белла крепко обхватила себя руками, подсознательно уговаривая не развалиться на части. Единственная мысль, которая хоть как-то ее успокаивала, что, несмотря на ужасное количество умерших, подавляющее большинство заболевших выздоравливало. Джо стало лучше. Анна и Лилиан тоже поправились. Эдварду обязательно станет лучше. Ему должно было стать лучше.

На большинстве веб-сайтов говорилось, что заболело четверть населения США. В то время оно составляло около ста миллионов человек, и двадцать пять из них забелело. Из тех, кто заразился, около шестисот семидесяти пяти тысяч умерли. Было естественно фокусироваться на тех, кто умер, а не на тех, кто остался в живых. Но из тех, кто заболел, умерло примерно три процента. Более девяноста семи поправилось. Белла продолжала подсчеты у себя в голове. Она понимала, что счет явно в пользу Эдварда.

Как бы то ни было, девушка также знала, что письмо все еще лежит в ящике.
Даже несмотря на то, что мысли о выживших подбадривали ее, Белла прекрасно понимала, что он будет страдать, и просто умирала от желания узнать, что происходило. Она знала, что госпиталь переполнен, Эдвард сам несколько раз говорил об этом. Есть ли у него койка? Или он лежит на холодном и грязном полу? Больно ли ему? Насколько сильный у него жар? Как много пройдет времени, прежде чем ему станет лучше? Остались ли для него хоть какие-то лекарства или уже ничего нет?

Вот об этом он никогда не упоминал, а она никогда и не спрашивала. Он говорил, что они использовали морфий, да даже если бы это был простой аспирин – это лучше, чем ничего.
Белла читала, что уход являлся жизненно важным для полного восстановления. Персонал госпиталя был так измучен, что практически мог упасть замертво от усталости. Имелся ли там кто-нибудь, кто был в состоянии позаботиться об Эдварде? Как она может вот так сидеть здесь, пока он там мучается от того, что о нем некому позаботиться?

Вспоминая рассказы Эдварда о девушке, Бьянке, которая умерла в луже собственной крови, потому что некому было вымыть ее, Белла поняла, что ее снова тошнит. Ее успокаивала мысль о том, что в госпитале есть хотя бы один доктор, который не бросит его, и что они с матерью провели там так много времени, помогая персоналу, что, наверняка, есть еще кто-то, кто сможет помочь. Это было неправильно, но если у тебя есть несколько страдающих людей, а один из них твой друг, ты пойдешь к другу, такова человеческая природа – помогать ближнему. Это было неправильно, но это была правда, и эта мысль успокаивала ее. Девушку не волновало, что правильно, а что нет, или что было честно или не честно. Сейчас ее волновал только Эдвард.
Белла обхватила голову руками и потянула за волосы. Незнание того, что там происходит, сводило ее с ума, но она не узнает, что происходит, пока он не поправится и не напишет ей. И она понятия не имела, сколько это может занять времени.

Она сделала глубокий вдох и проверила, есть ли в ящике письмо. Оно все еще было там.
Девушка сидела за столом и пыталась бороться с подступившими слезами. Даже после того, как он поправится, кто знает, сколько времени пройдет прежде, чем он окрепнет настолько, что сможет написать ей?

В отчаянном стремлении держаться за него так крепко, как только может, Белла достала последнее присланное письмо Эдварда, чтобы перечитать его вновь, но замерла, когда нащупала рядом с ним небольшой листок бумаги. Номер телефона Майкла Мейсена. У нее имелся его номер телефона, а она забыла. Казалось, время остановилась, пока девушка рассматривала листок с номером телефона, который записала два месяца назад. Он должен был бы знать. Она постоянно напоминала себе, сколько людей поправлялось, но Майкл должен был знать наверняка, что с Эдвардом все будет в порядке… Чувство облегчения! Белла даже представить не могла, на что похоже чувство облегчения.

Девушка была слишком напугана, чтобы сделать звонок, но у нее не было выбора. Белле потребовалась секунда или две, чтобы попытаться успокоиться, прежде чем дрожащей рукой она набрала номер на своем сотовом. Пока шел дозвон, ее желудок скрутился в тугой узел, а сердце заколотилось со страшной силой. Спустя целую вечность, а вернее всего три гудка, кто-то на том конце поднял трубку.

– Алло?
Белла открыла было рот, чтобы заговорить, но не могла издать ни звука.
– Алло?
– Мистер Мейсен?
Ну вот. Ее голос дрогнул, и она сумела произнести хотя бы это.
– Это Майкл Мейсен. Кто это?

Девушка не могла это сделать. Казалось, что что-то сжимало ее горло, и все, что она оказалась в состоянии сделать, это разрыдаться.
– Алло? Кто это?
Белла со злостью стерла слезы и сделала глубокий вдох. Она должна это сделать. Она должна знать, что с Эдвардом все в порядке.
– Мистер Мейсен?
– Да, это Майкл Мейсен.
– Мистер Мейсен… это… Белла Свон.
– Белла Свон! Ребята! Это Белла Свон!

Белла услышала, по меньшей мере, дюжину голосов. Они обращались друг к другу и повторяли ее имя.
– Белла, ты не представляешь, как мы рады тебя слышать. Мы все надеялись, что ты нам позвонишь. Как ты? Расскажи нам, а то мы просто умираем от любопытства. Ты нашла в столе что-нибудь интересное?

Кто-то выхватил у него трубку, и женский голос выпалил следующее:
– Белла, привет! Это Сьюзан, сестра Мика (Майкла). Я не могу поверить, что это ты. Я думала, что мой брат все это выдумал!
Потом кто-то еще:
– Привет, Белла! Это Рич, я брат Мика.
И еще:
– Белла! Привет. Я Дженни, жена Рича.
Что они делают? Передают телефон по кругу?

– Белла? Я Эндрю, муж Сью. Это просто невероятно. Я не поверил, когда они рассказывали мне эту историю.
– Белла? Ты и в правду Белла Свон? Я не могу в это поверить, это так круто! Я Лекси. Помню, как папа рассказывал о тебе. Он говорил, что его тетя и дядя клялись, что эта история – правда, но никогда не верила. Я не могла поверить, когда дядя Мик сказал, что встретил тебя на самом деле. Это так романтично!

Сколько их там? Белла все еще слышала на заднем фоне людей, выкрикивающих ее имя. Это было просто невероятно.
– Хорошо, хорошо, ребята. Дайте бедной девочке сказать то, зачем она позвонила.
Слава Богу, Майкл забрал телефон назад. Они все были такими счастливыми. Слишком счастливыми. Она не могла долго такое выносить.

– Прости их. Мы все немного взволнованы, если можно это так назвать. Тебе удалось поймать нас, когда мы все собрались вместе. Считай, что повезло. У моей племянницы, Ханны, сегодня первая игра, и мы все пришли поддержать ее.
Белла услышала крик маленькой девочки.

– Моя команда победила, и я сделала хоум ран, Белла!
– Да, сделала, Ханна. Ты наша маленькая Луис Стрит Слаггер, верно?
Это семья Эдварда. Эти люди… они его семья.

Белла не могла отделаться от чувства утешения, что просто слышит их голоса, и знания о том, что его семья по-прежнему находилась рядом, и что они были счастливы. Кем бы они ни были, внуками, правнуками или кузенами – поколения продолжают двигаться дальше, он был бы рад это слышать. Эдвард спрашивал, знает ли она что-нибудь о его семье, и теперь Белла может узнать все о них для него. Думая о том, как он рассказывал ей, что в его время девушки только начинали заниматься спортом и о том, как сильно он любит бейсбол, Белла знала, что он получил бы удовольствие от маленькой девочки, может быть, его правнучки, играющей в бейсбол для маленьких детей. Он, наверняка, прислал бы для нее указания. Может, может они смогут прислать ей фотографию их семьи, чтобы она смогла отправить ее Эдварду. Он бы этого хотел, она была уверена. Как только Майкл скажет ей, что с Эдвардом все будет в порядке, она сможет разузнать о них для него все. Как только она сможет заставить себя задать этот вопрос.

– Белла? Ты еще там? Мы тебя не напугали?
– Нет… нет… Я… Я еще здесь.
– Эй, что случилось? Ты нашла потайное отделение? Я думал, что ты будешь взволнована.
Белла попыталась заговорить, но не смогла.
Последовала пауза, прежде чем Майкл заговорил снова.
– Белла?
– Грипп… он…

Она едва могла расслышать собственный голос, но это оказалось всем, на что девушка была способна. Белла слышала, как Майкл удивленно вздохнул, но прошло лишь несколько мгновений, прежде чем он снова заговорил.
– Ох.
Затем была еще одна пауза. Пауза – это плохо. Пауза – это очень плохо. Люди никогда не делают паузу перед тем, как сказать хорошую новость.

– Я не… я не думал… Прошло всего несколько месяцев. Я не думал, что это случится так скоро. Должно быть, ты нашла письмо от Эдварда дяде Мику в тот же день.
Эдвард… Не дедушка. Эдвард. Дядя Мик. Его дедушкой был Томми. Не Эдвард. Томми. О боже, нет. Пожалуйста, не надо.

Еще одна пауза. Сердце Беллы билось так сильно, что она чувствовала его пульсацию даже в кончиках пальцев.
– Белла, мне очень жаль. Прошу, знай, мои дедушка и тетя Лаура рассказывали, что Эдвард очень сильно тебя любил.

Белла почувствовала, как сердце забилось учащенно, сильно, а затем остановилось, прежде чем разорвалось на сотни острых, как бритва, осколков и упало к ее ногам, полосуя ее на ленты, пока падало. Эдварду не стало лучше. Он попал не в девяносто семь процентов. Он попал в три. Он не выберется навестить своих кузенов в Нью-Йорк следующим летом. Он не поступит в университет Иллинойса в следующем году. Он даже не станет выпускником старшей школы. Он не собирался быть свидетелем на свадьбе Клары. Он не собирался взять маленького Чарли на бейсбольную игру следующим летом. Он не собирался поступать в медицинский колледж. Он не собирался стать доктором или жениться, или завести детей. Он даже больше не напишет ей.

Он никогда не узнает, как сильно она его любит.
Белла ждала, что заплачет, но слезы никак не шли. Она ничего не чувствовала. После первоначальной жгучей боли она полностью онемела.

Девушка слышала голос Майкла, но понятия не имела, о чем он говорил, и заставила себя прислушаться к его словам. Это была семья двоюродного брата Эдварда. Поколения сменялись, да, но его больше не было. Ей пришлось прислушаться к тому, что он говорил.

– Мой дедушка со своими братьями и сестрами пытались писать тебе в течение нескольких месяцев, но ничего не получалось. Когда Эдварда… не стало, возможность переписки тоже пропала.

Повисла пауза, но Белла не могла ничего сказать, поэтому он продолжил:
– Он был очень красивым. Они сохранили пару его фотографий для тебя и все письма, которые пытались тебе отправить, но… Мне очень жаль, Белла, большинство из них сгорели во время пожара в нашем доме в восьмидесятых годах. Моя бабушка рассказывала, что у него были волосы бронзового цвета и зеленые глаза. Она говорила, что когда была маленькой девочкой, он был ее первой любовью.

Майкл замолчал, но потом стал рассказывать о том, как сильно Эдвард ее любил, и как всем им жаль.

Белла кивала головой и заставила себя проговорить сквозь сжимающую горло боль:
– Я тоже его любила.
Она закрыла глаза и повесила трубку, давая той выскользнуть из пальцев и упасть на пол, прежде чем поползла к себе в постель и укрылась одеялом с головой.
Ей было все равно, встанет ли она когда-нибудь снова.

Историческая справка:

Вот мы и увидели. Увидели реакцию Беллы на смерть Эдварда (по ее мнению). Очень скоро вы встретите Эдварда-вампира. У меня было несколько вариантов того, как Белла отреагирует на то, что письма Эдварда перестанут приходить, и многие спрашивали, что будет, когда ее письма перестанут отправляться. Как это вижу я, то это не какой-то телепортатор для писем, это их связь, которая позволяла им делать это. Их связь так сильна, что не подвластна даже времени. Они существуют, и их связь существует, даже если они еще и не встретились. Они были предназначены друг другу, если можно так назвать. Поскольку между ними была сильная духовная связь, она смогла перерасти в некую невидимую нить. В столе никогда не было никакой магии, это просто была их связь, которая использовала стол, как почтовый ящик.




Автор: Momatu
Переводчики: лебедь & Deruddy
Бета: LanaLuna11
Почтовый голубь: ♥Sweet_Caramel♥